Но Лизонька-то родилась на свет не для несчастий. Она-то праздники любила: то Рождество и чистый снег, то теплое и солнечное лето, ну, а теперь дождаться не могла своих именин! Уж сколько раз пересчитывала Лизонька оставшиеся длинные денечки. И листочки на календаре переворачивала, и пальчики загибала: и свои, а потом еще и мамины, и папины пальчики тоже, да только и рук в семье не хватало, и терпение у Лизоньки почти совсем уже кончилось, но до дня рождения было очень-очень далеко. А родители готовили для доченьки сюрпризы. Раньше вместе готовили, а теперь - каждый по отдельности. По вечерам мама вышивала для Лизоньки волшебную картинку из новой сказки. Полотно у мамы было тонкое, но крепкое, и ниточки все на подбор, все как одна волшебные. "Да про кого же эта сказка?" - распрашивала дочка. И мама обещала непременно рассказать. Тогда-то Лизонька бросалась к матери на шею, целовала, умоляла разрешить хотя б разочек поглядеть на вышивку, и мама всякий раз соглашалась, но тут же убирала рукоделие в глубокую корзину.

Папа готовил для Лизоньки красивый сундучок для несметных сокровищ; крышка его будет расписана узорами невиданной красоты, по стенкам побегут волшебные картинки из новой сказки, которую она еще ни разу не слышала. "Так про кого же эта сказка?" - спрашивала Лиза, и каждый день родители придумывали отговорки. А однажды вечером работала мама над подарком для девочки и только наклонилась к своей корзинке, чтобы выбрать ниточки поярче, как Лизонька подкралась к ней сзади и потихоньку заглянула через мамино плечо. Рукоделие лежало у матери на коленях, но вместо незаконченной пестрой картинки увидела Лизонька пустое полотно - такое чистое и светлое, что девочка не удержалась и зажмурилась от света. "А не спеши, еще успеешь," - прошептала мать и спрятала работу в старую корзину.

А ведь сказок не бывает без намека, и не бывает сказок без обмана, и в каждую из них закрадывается волшебная беда. И только в Лизочкиной сказке горе было настоящим: день за днем то мать бранила отца, то отец придирался к матери. А однажды пришло огромное несчастье, и маленькой Лизоньке стало очень страшно, когда подозвали ее мама с папой и объяснили, что вот-вот сбудется предсказание горбатой колдуньи, и что скоро потеряют родители друг друга, и не будет больше у Лизы мамы с папой, а будет только каждый из них, по одиночке. Такова была цена выпрошенного счастья, когда много лет назад уговорили они свою судьбу и вымолили себе дочурку, и вот за счастье свое родительское пришлось им потерять и красоту свою, и легкость, и друг друга. И Лизонька в свое владение получит белую, так и незаконченную матерью вышивку, а от отца - глубокий, так и ненаполненный сокровищами сундучок!

Когда растаял тяжелый день и поднималась уже над Лизиной сказкою полночь, а за окном стемнело, стихло, и Лизонька, укутанная в теплое одеяло, лежала в мягкой маленькой кровати, то показалось ей, что идет она по белому и чистому, как снег, полотну. Оглянулась: сзади растянулась длинная цепочка ее следов, красивых, ровных, будто вышитых - один к другому. И видно было: шла она давно, но и пройти ей предстояло еще больше: далеко впереди виднелся полный опасностей заколдованный лес, и Лизоньку вели туда ее босые ножки. И хоть шла она по полотну, подошвы ее щекотало травкой, дорога под ногами ее была устлана мамиными шелковыми ниточками, а со стороны леса уже тянуло чистым и волшебным сквознячком. Лизонька вступала в мир загадочный и незнакомый. И вот уже идет она по дну глубокого оврага, а по правую ее руку и по левую поднимаются вверх крутые склоны. Здесь, на дне оврага, окружили Лизоньку огромные, столетние деревья. То тут, то там из высоких земляных стен вылезали их толстые корни, рисовали в полумраке закорючки, заворачивались сложными узлами и врастали опять в землю, да и выбирались вдруг наружу снова, но уже в каком-нибудь другом, неожиданном месте. Наверху, средид вершин, проглядывало кое-где горячее небо, но было оно так высоко, так далёко, что в глубину оврага не долетало ни одного даже слабого лучика. На дне оврага царила незнакомая, невспугнутая правда; в тихом сумраке журчал ручей холодный, чистый, и где-то далеко гулко бухало, пугало Лизоньку таинственное болото. Покрытые мохом, корявые корни тут и там пересекали узкую тропинку, завязывались в крендели у Лизы прямо под ногами. Долго могла бы идти по оврагу Лизонька, петлять могла бы и искать дорогу к дому, а ведь могла бы и заплакать! Но только не за тем пришла, и не за тем ей этот чудный сон приснился, чтоб заплутаться или испугаться. Не стала Лизонька ни плакать, ни искать дорогу к дому, а села под огромным деревом и осмотрелась, ее окружали незнакомые растения: тут и травы с огромными листьями, и мелкие цветочки, и красивые, но горькие на вкус ягоды. И все вокруг дышало неиспытанной, необъяснимой глубиной. Долго сидела девочка на удобной моховой подушке, осматривалась, все искала ответа на вопрос, который и задать-то еще не успела. А потом протянула руку и потрогала ладошкой мягкую поверхность зеленого моха. Утонула рука ее в пушистой зелени, как в перине. А под слоем моха скрывались огромные корни с потрескавшейся, толстою корою. И вдруг откололась кора кусочек за кусочком, слой за слоем, и Лиза ощутила золотистую сердцевину. И такой мягкой была эта сердцевинка, такой живой и такой чуткой, что показалось Лизоньке, будто прикоснулась она не к корешку, не к деревяшке, а к живому и тайному чуткому сердцу. И принадлежало оно чему-то огромному, неописуемому, что гораздо больше и ее самой, и мамы с папой, и больше сAмого дремучего леса.

Ни звука, ни шороха не раздавалось теперь в овраге. Лизонька сидела под корнями старого дерева, тихо слушала. Через ладошку, ощупью принимала в себя тайну такую, которую и ушами не услышишь, и словами и не перескажешь...