Аннотация: Прочла я тут у одного автора стёбную статью посвященную проблемам читательской критики на примере фанфика по Колобку и загорелась. Встречайте, фанфик по сказке Баба Яга и ягоды :))))
За большой деревней, возле речки Древней темный лес стоял...
Но не ходили в тот лес ни бабы ни девочки, потому как жила в нём Баба Яга, злая да жадная. Мужики за дровами ходили, конечно, но не за просто так. Несли мясо, пироги, овощи, варенье. Сунувшихся в лес без подарков либо леший кружил, либо Баба Яга околдовывала, либо и вовсе никто боле не видел.
Так и жили...
Пока не встретил староста на большой Ярмарке молодую девушку снимавшую со всех желающих сглаз, порчу и даже родовые проклятия за денежку малую. Но не это поразило старосту, мало ли таких по базарам да ярмаркам? Нет, поразило его объявление растянутое на опорных шестах - "Снимаю сглаз, порчу, родовые проклятия, изгоняю злых духов, нежить и нечисть, а так же зловредных чародеев и чароведов".
Такой набор для балаганной чаровницы был слишком самонадеянным, а ну как придется по каждому пункту ответить. Хоть перед тем же злым чародеем, пришедшим на ярмарку.
С такими мыслями встал староста Никодим в небольшую очередь и дождавшись, когда выйдет худющая девка с глазами на выкате, вышла она, кстати, с широченной улыбкой, вошел.
В палатке было светло. Под холщёвым пологом был натянут еще один, из зачарованной ткани, а может и не ткани. Словно кусочек ярко-теплого летнего неба укрылся в палатке от серой хмари Паденя. Наискось от входа сидит на коленях девушка. Загорелая, с толстой косой цвета свежей древесной стружки, лоб охватывает плетеная тесьма, одета в беленую рубаху с шитым воротом и наручами, и синий сарафан без обережной каймы по переду.
Пока Никодим неспешно усаживался на покрытый маленькой плоской подушечкой чурбачок и оглаживал начавшую седеть бороду, девушка молча разглядывала утоптанную землю перед своими коленками.
- Здрава будь. - Он пришел, ему и первым кланяться, пусть девица моложе, незачем спесью меряться.
- Долгих лет. - Откликнулась мягким грудным голосом чаровница. - Порчи, сглаза, проклятия на тебе нет, здоровье тоже радует. Страхом от тебя не веет. Так с чем же пожаловал?
- Ведьма замучила, Баба Яга.
- Видала я жителей тех деревень, коих ведьма замучила. - Жестко и чуть насмешливо отчеканила девица. - Они за твою руку упрячутся, за ногою жить смогут.
- Твоя правда, - склонил голову староста, - так, она нас не мучает. Да только и житья нет. Вот, список наших покупок. Не сочти за труд.
Чаровница взяла пробежала глазами по строчкам:
- Варенье малиновое, варенье земляничное, брусничный узвар, сушеная голубика, грибы сушеные всех видов, мох голубой... вино заморское десять лет выдержки. Никак свадьбу господарьскую справлять вздумали? Только чью?
- Вино Яге за дрова, а остальное и за вино не даст.
- Странно. - Закусила губку чаровница. - Когда назад собираетесь?
- Да завтра с рассветом, чего тянуть-то? Ужо всё закуплено
- С вами поеду, погляжу что и как, там и о цене поговорим.
Первое, что встретилось им после дня пути по холмам да перелескам - три ветряные мельницы на высоком холме, а ниже их одна водяная. Пусть на мелком ручье, но с запрудой течение получилось достаточным, во всяком разе именно об этом свидетельствовал бодрый перестук колес. Между холмом и двумя дорогами, на мельницы и прямоезжей, примостились добротные дома с огородами. Чаровница приподняла бровь, как-то привычней, когда мельник живет прямо на мельнице.
За холмом начались поля, заиграли пастушьи рожки и возницы подстегнули волов и кобылок. Ехать за стадом по пыли да свежим коровьим лепешкам удовольствие - "подари врагу". За пастбищами рощица, чистая, светлая да ухоженая. За нею хлебные поля отделенные друг от друга такими же рощицами-перелесками. Сразу видно, хозяева в деревне живут справные, да и деревня далеко не маленькая. На околице дорога раздваивалась.
- Там маслобойня и сыроварня. - Махнул кнутовищем конопатый возница с которым ехала вровень девушка. - Мы сейчас по домам, а ты езжай к старосте, у него дом справный, ночлегом никак не обидит.
Чаровница тронула бока лошадки и нагнала первый обоз. Старший сын старосты, Пантелей, даже глаз не скосил, уверенно правя к центру деревни. Позади один за другим отставали обозы. Проехали повороты на соседние улицы, пересекли мощеную камнем площадь. Никодим перестал метаться верхами вдоль обоза нагнал девушку. Мой дом на том краю деревни, на самом берегу реки.
- Как она называется? - Осведомилась усталая путница.
- Деревня-то? Масловка на Древней.
- Как? - Изумление, кажется усталость прогнало.
- Масловка на Древней.
- Это речку у вас Древней кличут, что ли?
- Да. - Староста в недоумении, его сын всё так же правит лошадьми и кажется, совершенно не интересуется разговором.
- А остальные реки новые что ль. - Фыркает чаровница.
- Причём здесь новые, - Теперь уже Никодим изумлен, а Пантелей безуспешно давит улыбку, - она же Древняя, а не Старая.
- Древний, - втолковывает, словно малому, девушка, - это такой старый, что никто и не помнит, когда новым был, или молодым.
- А-а, не-ет. - Улыбается. - Наша речка прозвана за леса дремучие к самой воде спускающиеся, за кучу деревень, деревенек и деревушек на её берегах. Там вниз по течению их шибко густо, поля одной с полями соседней здороваются. За сплав деревьев до Плотницкой, что вон за Титьками. Ну, теми двумя вершинами. Видишь?
Горы хоть и высились над деревней, но совершенно не подавляли. Да и горы ли это? Скорее высокие холмы, лишь хвастающие формой схожей с горами. Солнце садилось за спиной, освещая последними лучами подозрительно ярко зарозовевшие вершины. Девушка привстала в стременах. На мел не похоже.
- Сосны?
Объяснять не потребовалось. Пантелей и еще два оставшихся пока с ними возницы захрюкали в рукава, а Никодим издал довольный смешок.
- Красные. - Гордо и дновременно ехидно сообщил он.
- Так они же здесь не растут! - Аж подпрыгнула от изумления девушка, кобылка недовольно всхрапнула и попыталась ускорить шаг.
- Они же только в неделе пути, в Приморье.
- Деды и прадеды наши посадили. - Сообщил чей то довольный бас.
- Ага, - подал голос молчун Пантелей, а лицо у него стало как у котяры.
Чаровнице аж захотелось его веником отходить, за наверняка уворованную крынку сметаны.
- А чо... то... титьки есть... без сосков... значится... не дело. - Загалдели хором мужики.
Тут они выехали на взгорок с которого убегало аж три дороги и открылся просто замечательный вид на горы и широкую, удивительно прямую ленту реки.
- Точно титьки, а речка словно коса промеж них. - Очарованно выдохнула молодица, разом позабыв только что рвавшееся с языка определение "охальники".
- Ну, я приехал, ужо. - Выдал один из возниц, щелкнул по воздуху кнут и заспиной подозрительно заскрипело.
Привыкшая, за время пути, к малошумному ходу крепко сбитых и хорошо смазанных возов чаровница оглянулась. Задний воз, запряженный флегматичным волом с белым ухом выворачивал в сторону, стремясь объехать товарищей.
- Вы, может ещё полюбуетесь, а меня вона заждались. - Прижал руку к сердцу раскланиваясь.
И впрямь. В открытых воротах стоящего за перекрестком дома стояли две женщины в окружении трех мальцов. Одна из них - необычайно высокая и одновременно словно квадратная, во вдовьем уборе, комкала в руках передник, словно вытирая руки. Вторая статная, в нарядном сарафане и шитом речным бисером кокошнике, формой походившем на жесткий берет приморцев, держала в одной руке кубок в другой плоскую тарелочку с закусью на расшитом птицами рушнике.
Вот только дом за воротами был не обычный, широкий без второго этажа. Староста меж тем попрощался со вторым возницей сворачивавшим налево, там дома были как везде в два этажа, да с высоким чердаком.
- Нам туда. - Обронил Пантелей направляя кобылку на правый путь.
Прямо дорога упиралась в крепкий широкий мост и терялась за ним в лесу и впрямь начинавшимся от самой воды. Лес стоял стеной, словно не зная, что порядочным лесам следует начинаться с опушки. Или гордо игнорируя это правило.
Правый путь являлся проулком соединяющим две параллельные улицы. В конце второго огорода, дорога резко нырнула вниз. Дома стоявшие во дворах на косогоре были занятной формы обусловленной проблемной местностью. Но дом у реки, стоявший на одной линии с приземистым домом давешнего возницы был кой-то уж совсем несусветной архитектуры. Он был построен так, что бы его крыша не возвышалась над крышей заднего соседа, при этом она была так изломана словно состояла из множества разных крыш.
- Это мой дом. - С гордостью пояснил Никодим. - Погоди, скоро с переда его увидишь.
- А почему тот дом такой плоский и твой выстроен так, что бы ни на палец не выше быть? - Озвучила накопившиеся удивление гостья.
- А что бы с того перекрестка вид на Титьки для всех сохранить.
Чаровница только глазами захлопала.
- Да, - огладил бороду Никодим, - старики сказывают, что давно, когда деревня была еще маленькой горы были хорошо видны с площади. Но потом семьи выросли, доходы стали больше и дома перестроили. Когда деревня доросла до реки, было решено не повторять старых ошибок, пригласили ученика архитектора и он нам построил два дома, Севастьянов и мой, да еще сады распланировал так, что бы деревья обзора не закрывали.
Проулок пересек широкую улицу и бодро скрылся между двумя заборами, а путники повернули налево и еще раз налево, в широкие настежь распахнутые ворота.
Спереди дом старосты походил на кружевной ларец с затейливой крышкой. Осеннее солнце раскрасило небо в багряно-лиловые оттенки от чего казалось, что дом-шкатулка укрыт шелками.
К Никодиму шагнула женщина похожая на лесной бук - такая же тонкая, прямая и темная. И судя по взгляду такая же твердая.
- С возвращением, муж мой. Испей чарочку с дороги.
Опустевшая чарка была передана смуглой большеглазой девочке, а рулетик из сыровяленого мяса с какой то начинкой был вложен ему прямо в рот. Слева тот же приём оказывала Пантелею маленькая пухлая хохотушка с таким огромным животом, что оставалось только гадать сколько же деток разом там помещаются? А впрочем, зачем гадать? Чаровница чуть прикрыла глаза, трое, три совсем готовых посетить этот мир пацана, она улыбнулась и тут при очередной вспышке смеха один из пацанов продвинулся, а жизненная сила женщины и детей слажено запульсировала.
- Ой, не стоит мне так смеяться! - Схватилась за низ пуза женщина. - Сейчас батюшке поклонюсь и руки тебе умою.
Мерцание было очень знакомым и слишком сильным для обычных предвестников, значит...
- Я гостью привёл, встречайте. Чаровница, хочет на нашу Ягу посмотреть.
- Здрава будь, чаровница, будь гостьей в нашем доме. Я Велина, Старшая Дома. - Давешняя большегазая девчонка подала матери, а кем она может ей быть с таким то сходством, резной ковшец. - Отведай медового взвару с дороги.
- Благодарствую. - Приняла ковшец и заметила, что Пантелея уже тянут к умывальному тазу стоящему на высокой скамье у крыльца. - Пантелей, позже умоешься, за повитухой беги!
На неё уставились с изумлением.
- Я чаровница, или танцовщица? Еше чуть и ловить пацанов в этот тазик сам будешь.
Все сорвались с места одновременно: жена старосты повесила рушник дочери на плечо и развернувшись бегом кинулась к невестке; две голоногие девочки не старше семи годов целеустремленно метнулись в дом; сразу три разновозрастных парня свхатили ведра и наперегонки рванули в угол двора к колодцу. Пантелей побледнел, покраснел, резко выдохнул сквозь зубы и рванул к воротам
- Сколько их там? - Крикнул на бегу чаровнице, которая в этот момент приложилась таки к узвару. Давиться и захлебываться она не стала, просто показала три пальца удерживая ковшец одной рукой.
-Трое!! - Лосем на гоне взревел Никодим.
Простучали по дороге копыта, а интересный звук, звонче чем по земле, глуше чем по камню, никак деревянную мостовую толстым слоем пыли присыпало. Это каким деревом замостили, что такое обращение терпит? Варианты, конечно есть, но для деревни любой из них слишком дорог.
Девочка приняла ковшец и вложила в рот чаровнице медовый коржик.
- Пойдём, полью, пропылилась в дороге-то.
Девушка умылась, утерлась услужливо поданым рушником, а потом всенях изумила большеглазую до икоты. Сняла с себя верхнюю рубаху из крашеного льна хитрого кроя позволяющего сидеть на лошади по мужски и не срамиться. Скинула сапоги и как была в штанах да нижней рубахе в живницу шагнула.
- Так нельзя!
- Некогда. Слишком часто близнецы начинают дышать одновременно.
-Туда! - Опорки она снять успела, а обмотки нет и сейчас едва не упала наступив на размотавшуюся полосу.
Чаровница вошла в освещеную десятком масляных ламп комнату. Судя по широченному сундуку с плоской крышкой - супружеская спальня. Возле печной стенки младшие девочки ставят тяжеленный кувшин с водой в половину их роста. Роженица онаружилась у соседней стены, на высоком сундуке на коленях упираясь руками в специальный уступ. В каждом доме в супружеской комнате, или закутке есть такой. Вот только пульсация слишком быстрая, еще чуть и быстрые роды превратятся в стремительные, а там и до беды недалеко. Чарами придержать - жизни основу спутать, потом не то что хороший узор, вообще никакого не выйдет выткать. Будет не жизнь, а комки, да разводы невнятные.
- Надо её на спину положить.
- У нас другие обычаи!
- Слишком быстро рожает, детей покалечит, на спине будет чуток помедленней.
- А чарами не можешь?
Чаровница уже помогающая спуститься стонущей женщине резко замерла и оглянулась на держащую белое полотно Старшую Дома.
- Ты хоть знаешь чего предлогаеш-ш-ш?
Ответом были полные недоумения взгляды, даже идущие одна за одной схватки у роженицы прекратились. В этот миг в комнату буквально ворвалась невысокая, коренастая женщина. На голове туго замотаный платок, она на ходу одернула подол широкой родильной рубахи.
- Что тут происходит? - Голос властный резкий.
- Чаровница, вот, требует на спину положить. Чарами притормозить не хочет. - Нажаловалась Велина.
- Ты повитуха?
- Дочь повитухи. Так медленее пойдёт.
- Клади. Худа точно не будет. А чарами, конечно можно, - ловко перехватила у замершей девушки снова скорчившуюся роженицу, - ежели "счастья в жизни не будет" не цена.
- А-А-А-А!!!! - Впервые подала голос рожающая.
- Дыши, как собачка, жарко собачке, дыши!
- Ха-ха-ха-хы-хохохохохохохо-хауауа!
- Дыши! Криком ты ему навредишь.
- Ха-ххуху...
- Молодец, отдохни.
Старшая налила в таз немного воды, намочила тряпицу и начала отирать лицо невестки. Чаровница напряженно вглядывалась в большой живот.
- Хахаха-ха-хахах-ааах-хахаха-ха-ха-хааа!
- Дыши, дыши, рано ещё.
- Не удобно.
- Мы тебе ноги подержим, в нас упрешься. Сейчас хорошо идёт.
- Хаха-хах.
- Тужся.
- Ыыуаыыыууу!
- Уа-уа-уааа!!!
- Ох, богатырь какой! Как остальные?
- Держу.
- Что же им теперь счастья не будет? - хором прошептали свекровь и невестка.
- Будет. Это другое. - Не до болтовни, удержать бы от вдоха.
- Уааа!!!!
- Мелкий, как котенок, а орет аж в ушах звенит. - Восищенно цокнула языком повитуха. - Омой его Старшая.
- Ха-ха...
- Молодец, дыши... дыши... теперь...
- Уа-уауауау-уаа!
- Оть! Все высказал! Знать накипело у парня-то.
Чаровница на мгновение подняла взгляд, повитуха широко улыбалась, в уголках глаз слезы, а за спиной словно полупрозрачные крылья. Дар. Не слабее чем у жрецов. Такая может ребенка спасти, просто здоровья пожелав от всего сердца.
- а-а-хах! Ыыы...ух
- Кхны, кхны, аааа-уа-уау!!
- Сейчас я их проверю. Вдруг за кем не уследила?
Ксчастью в легких все было прекрасно, только у третьего чуток слизи набилось в горлышко. От того и кашлял. Но с этим быстро и умело разобралась повитуха. А потом как то очень озабочено стала протирать руки.
- Что-то на седце у меня не спокойно. Сейчас послед выйдет, Нину посмотрю и пусть меня кто из твоих к Степану-мельнику проводит. У его Малены дочка попой вниз сидит, что-то гложет меня...
- Я скажу, - вызвалась чаровница, - я боле здесь не нужна.
- Супай с благодарностью. - Хором ответили женщины.
В общей комнате - живнице, в красном углу стояли три резные и расписные люльки, чаровница про себя отметила, что в этой части страны люльки не принято подвешивать к потолку. И что про тройню повитуха давно сказала, но они еще и у неё перепроверили. Рядом с ними сидели новоиспеченные дед и отец, и вид у них был изумленно-радостно-легкий, словно выпили чарку хмельного меда, а он на сушеных мухоморах оказался настоян. Девушка озвучила наказ повитухи.
- Не, ему нельзя. - Отмер староста. - Вишь, глядит и не видит. Да и я... голова легкая, без хмеля пьян. Вона, дядья печеные! Кто повитуху к Степке-мельнику верхами проводит?!
Парни сновавшие на равне с девочками украшая живницу и выставляя на стол дополнительные явства (угощение по случаю рождение детей, содержит специфические блюда и обширней, чем по случаю возвращения), переглянулись. А потом, глаза чаровницы стали большими и круглыми, как у совы. Старший, детинушка с жидкими юношескими усами и братцы-погодки встали в кружок и старший затараторил:
- Из-за леса,
Из-за гор,
Идёт дедушка Егор.
На плече несёт топор.
Кого тюкнет - будет вор.
Выпало вести среднему. Чаровница ошарашено посмотрела на Никодима.
- Не-е, они всегда так, кому что делать решают. - Ответил на не высказанный вопрос староста.
- Мне бы переодеться с дороги.
- Марыся!!! - Рявкнул староста.
- Она в подполе... - Пропыхтела младшая девочка подтаскивая к столу ведерную бутыль хмельной настойки.
- Тогда ты, Марья гостью в баньку своди. Да в светлицу, рядом с вашей девичьей посели.
- Да, батюшка. Юра вашу кобылку расседлал и в конюшню поставил, а сумки в сенях сложил. Попариться как следует не вышло, едва смыла с себя дорожную пыль привели омывать Нину. Светлица была маленькой, одна стена - обложеный камнем дымоход, окно треугольное, потолок очень интересной формы, но разглядывать некогда. Приглашение к столу получено едва не в бане.
Застолье было в тесном семейном кругу, традиционное место повитухи накрыто вышитой салфеткой, для неё на блюдо складывают лучшие куски и не важно, что сама повитуха давно уехала. Провожатый уже вернулся, рассказал:
- Матрёна не зря волновалась. Меня выпроводили не сказав, но на полпути повстречался Степан-мельник дюже бледный. Выпили за благополучный исход у Малены - стоя.
Засиделись допоздна. Под конец к гостье подсел староста и проникновенно глядя в глаза спросил:
- А скажи, честно мне, чаровница, поможешь деревне? Вот, как на духу.
- На столе я видела рыбу, дикую птицу, зайцев...
- Крольчатня на мельнице.
- Грибы свежие. Значит ходите в лес-то.
- Гриб-бы в междупольях растут, там даже один малинник прижился, но маленький пока. Вокруг княжьего пути на двадцать шагов в глубину изредка можно найти землянику. Птицу и рыбу даёт Древняя, над ней баба Яга не властна. Долина до Титек, большая её часть, под господарем, как и все леса перелески мимо которых мы хеали до самых мельниц. Сама знаешь, Стена Права не пустит. Так что?
- Нравится мне ваша деревня. Можете прозывать меня... Беляна. О цене завтра поговорим, на трезвую голову.
- Спокойной ночи, Беляна. Марыся!!! Гостью проводь, да лампу ей... там... засвети... в светлице в общем.
Проснулась чаровница поздно, за окном светило неверное осеннее солнышко. Встала, отметила тканые дорожки половичков, коих ввечеру ещё не было. Подошла к окну и распахнула ставни. Окошко разделено толтыми резными столбиками на три узеньких, даже ей не пролезть. Только ствани общие. Под окном остро изломанная крыша. Если это девичья светлица, то предосторожность не лишняя. Вид на сад, реку с лесом и кусочек заднего двора. Вечером можно любоваться закатами.
В углу у двери умывальник. Постель на большом сундуке, лавки вдоль стен. На полках три масляные лампы, на медном блюдце кресало и жгутики тонко надраного лыка.
Едва разобрала сумки пришла Марыся звать на обед. Хорошо вчера посидели, аж полдня проспала. После обеда сообщила бодрому старосте цену: два золотника и быстро результатов не жди, наскоком её не возьмёшь. Оставив Никодима переваривать цену, ну и обед заодно. Вышла погулять по деревне. Первое впечатление, крепкой зажиточной деревни, подтвердилось. Везде стояли добротные дома, ухоженые дворы. За исключением двух явно недостроеных, даже еще не домов, а так, срубов. Дворов вокруг них еще не было, значит молодые от отцов отселяются. А обычных для других деревень, покосившихся домишек голытьбы не было. Словно не водились здесь ни лентяи, ни пьяницы.
Присела возле девочки тетешкающей новорожденного младенца в долблёной люльке и приглядывающей за ещё двумя карапузами . Карапузы пекли пирожки возле кучки песка и лопотали что-то ритмично-безсвязное, наверно потешку.
- Можно рядышком отдохнуть?
- Конечно. Вы та чаровница, которую староста из города привёз?
- Да. Вот хожу, на вашу деревню любуюсь. - Девчушка разулыбалась, раскраснелась не хуже клена у ворот. - Только не пойму. А где бедные.
- Какие бедные?
- Ну знаешь, всякие лентяи, лодыри, пьяницы, или те кто слишком много детей наплодил и теперь прокормить их не может толком.
- Лодырей и пьяниц у нас точно нет, не держатся.
- Как это?
- А как на лавке лежать, когда каждый день мужики ходят: пойдём рыбку ловить, пойдём утиц бить, пойдём плотничать научу, пойдём шорничать научу. Уж на что Свист косоруким был и то к делу приладили, теперь коров пасет да свистульки для малышей делает. Голосистые-е. А пьяни у нас давно не рождалось. Последним мой дядя был. Как поняли, что он за хмельное родню не пожалеет, так вывели за околицу и пинка дали. А про то, что детей не прокормить. Так чего не прокормить, земля добрая, родит исправно и хорошо. Это скольких нужно за раз родить, что бы прокормить не получилось? Скажи.
- Ну я видела одну такую семью у них каждый год подитю, восемь было, мал мала меньше.
- Не может такого быть! Женщины так часто не рожают.
- Интересно. А как часто женщины рожают?
- Ну это же всем известно!
- А тебе нет.
- Знаю.
- Не, маленькая ты еще. Считать не умеешь, только важнячаешь.
- Женщины рожают когда молодые одного ребенка в три лета, когда становятся зрелыми то одного в пять лет. Вот.
- Ну надо же, такая маленькая, а умная. Вот скажи тогда, это как? Сестре твоей месяц, а братикам годик с месяцами.
- А вот и не угадала, хоть и чаровница. - Девочка вскочила и закружилась на одной ножке хлопая в ладошки.
Карапузы отвлеклись от песка и засмеялись. Откружившись она показала Беляне язык и плюхнулась на лавку.
- Это моя сестрица младшая, ту ты права, - начала она поучающим тоном, сложив ладошки на коленях. - А они мне не родичи, да и друг-дружке братья двоюродные. Сыновья Григораша и -Олёши. Они сами двое из ларца одинаковы с лица и жен нашли таких же. До сих пор вся деревня путает, которая Мариука, а какая Олеся. Свадьу в один день играли, наряды до последнего стежка одинаковые. Меня пригласили венки подавать. Ой! Что было!
Девочка закрыла щёки ладошками и закачалась, глаза её сверкали ярче полированого обсидиана на слонце.
- Жрец Живы, весь такой важный вышел, глянул и глаза стал тереть. Потом один глаз зажмурил, глянул, лицо вытянул, опять глаза протёр. А потом к статуе богини повернулся, руками всплеснул и говорит: "Вот ей-ей же не пил!". Тут все как начнут хохотать. Жрец стоит с удивлённым лицом, а народ чуть по полу не катается. Потом он понял и давай ругаться, что так подшутили не предупредив. А народ уже и не может, кто икает, кто слезы вытирает, кто свиньёй верещит. Обряд пришлось начинать сначала. Ну, вот, ты плачешь. А почему?
- Н-не, всхрюк, у-у-у-у! - Замотала головой уткнувшаяся в колени лицом чаровница.
- Чего? Тебя Жива тоже наказала, по свинячьи говориь заставила, как тётю Весту тогда?
- У-и! Н-е-ет! Смею-усь! Всхря. Ха.
- А-а-а.
Когда Беляна подняла красное от смеха и слёз лицо, девочка подала ей чистую тряпочку и добила.
- Так я дальше тебе обскажу.
Чаровница только глаза вытаращила. Приободреная сплетница снова сложила ладошки на коленках.
- Когда у них в один день детки родились, жрец к дому прибежал дорожку перед воротами протоптал. У Марфы тогда ученица еще вдругую деревню не съехала, так что они их вдоём обихаживали...
- А почему съехала?
- Вдовая она была, замуж вышла. Что же тут непонятного?
- Ну я не знала.
- А нуда, ты же пришлая. Так слушай сюда. Когда они из ворот вышли, жрец к Марфе: "Сколько?"
Та:"Двое", жрец: "Каждая?!". Марфа: "Спокойно! Всего. Каждая по одному горластому сыночку принесла", а жрец наш: "Слава Живе!!!". Так заорал, собаки перепугались, а наш петух решил, что чужак на дворе. Распушился, рыльями захлопал, забегал, а потом закукорекал в неурочный час. Жрец же, говорят сначала напился так, что на четвереньках домой возвращался, а как протрезвел закатил благодарственную службу Живе. Вот так.
Тут малышка закряхтела, заплакала. Маленькая нянька под неё руку сунула.
В этот день удалось осмотреть крольчатню, маслобойню с сыроварней, кожевенная мастерская стояла в низинке на отшибе и заходить туда совершенно не хотелось. На главной площади обнаружился колодец, стоял он не в центре, а в стороне оставляя много места для гуляний. Рядом с ним стоял немного необычный дом встроеный в забор рядом с воротами. Дверь дома была распахнута, а над ней был приколочен фигурный щит с настоящими, хоть и великанских размеров ложкой и двузубой вилкой. Намёк прозрачный. Внутри чисто, занавески, салфеточки, за стойкой никого. Возле стойки дверь на кухню, там ещё холодная печь.
- Ой, здрастье. - Это рыжий, конопатый парень с до того нахальной физиономией, что руки зачесались полотенцем скрученым вытянуть, так, на всякий случай. В руках у парня щепки и береста -на растопку.
- У вас харчевня, да? Не накормите.
- Накормим. Только здесь не готово ещё. В дом пойдём, только печку затоплю, ага? Мы ввечеру открываемся, когда работнички заходят за чарочкой. А, ты же, чаровница, у старосты гостишь.
- До старосты не дошла, вас увидала. К вам значит лучше ужинать заходить?
- Тю! Упаси тебя боги! Девица, красивая, одна, среди подвыпивших мужиков да прней, еще худое подумают. Обедать пошли, мамка дюже знатно готовит.
Готовила его мамка, тоже рыжая как огонь и впрямь очень вкусно. Только наедаться не велела, сказала старостина Старшая обиится, ежели припасенный для загулявшейся гостьи обед пропадёт. Поняв, что придется обедать дважды чаровница тяжко вздонула. Рыжий мыкнул и расплылся в такой понимающе-ехидной улыбочке, что у девушки ложка в руке пеплом осыпалась от сдерживаемого желания треснуть. Вот что с ней такое? В гостях ведь. И парень вежества не нарушал, а побить руки зудят мочи нет.
- Это у него с рождения. - Неполнятно пояснила озяйка подавая гостье другую ложку, яно только что струганую для кого-то.
- Что с рождения? - Не поняла чаровница.
- Ехидство вызывающее желание немного побить. - Улыбнулась мать и превратила несостоявшийся подзатыльник во взъерошивание вихров. - Его так часто трепали на улице, что Зар стал очень ловким, шустрым и дерется лучше всех парней в деревне.
- Зар, это Зарев?
- Нет, меня Светозаром назвали. А тебя как прозывать, красавица?
- У чаровниц имя не спрашивают. - Дала таки подзатыльник мать.
- Я прозываюсь Беляна.
Зар уткнулся носом в кружку и по кошачьи скосил один глаз. Жизненная сила его потянулась к девушке и словно огладила край её кокона Силы. Беляна снова тихонько вздохнула, кудаж без ухажора приличной девушке то?
После второго обеда осоловевшая девушка пошла в сад. Села в плетеную качалку, рядом с низенькой скамеечкой и задремала разнежившись. Разбудила её большеглазая. Бледная, глаза на поллица распахнуты.
-Там Марфа пришла, помощь просит.
Марфа робнаружилась в сенях, усталая до черных кругов под глазами, встрепаная.
- Помоги, чаровница, сними проклятье с дочери Милены.
- Пошли скорей. - Аж ноги захолонули, проклятие плода в утробе страшная вещь, оно уродует маленькое тельце, иногда безвозвратно.
К дому мельника они почти бежали. Степан встретил их в дверях, бледный с лихорадочно горящими глазами, бухнулся на колени.
- Помоги!
- На руки полей мне.
Вскочил, кувшин из дрожащих рук едва не выскальзывает. Пальцы в щепоть:
- Спокойно, - движение словно снимаем покров, мужчина дышит ровнее.
В спальной комнате пахнет потом и кровью, а еще обреченностью. Женщина стонет и подвывает сквозь зубы. Рядом с постелью на столе обложеный свернутыми полотенцами сверток. Слишком большой для новорожденного. Голова просто огромная и неправильная. Осторожно подошла, убрала прикрывающую тряпицу. Сразу над глазами провал, из центра ямы тянется жгут к пульсирующему мешку - мозгу девочки.
- Расколдуй дочь, чаровница. Молю-у-у!
- Как ты только родить смогла, такую громадную?
Жизненая сила неровно пульсирует, виден комок подпитывающего благословения, неумелого, от души. Явно Марфа молилась, что бы дочка живой родилась. Все перемешано, взболтано, но черных нитей проклятия нет.
- Она не проклята, Милена.
- Да?! А это что?!! - Голос несчастной женщины срывается на визг.
- Уродство. Причем смертельное.
- Исцели её, ты же чаровница!
- Чаровница, а не Жива. Тут не целить надо, а переделывать.
Женщина заметалась, заплакала. Она то умоляла помочь, то ругалась и гнала прочь, вот только уходить нельзя было, помимо больших разрывов имела место лопнувшая лобковая кость. Само такое не зарастёт. Из стенаний стало ясно, что Милена здорова, Степан здоров, а детей не получается. Три раза скинула, теперь такое.
- Вот что, ты в родах не только порвалась, но и поломалась, я тебя полечу.
- Не хочу, дочь не спасла, убирайся.
- Или лечу, или о детях забудь!
- Всё равно не получается.
- К Лютеню жизненое полотно твоё успокоится я тебя на предмет хитрого проклятия посмотрю.
- Милена, угомонись и дай себя вылечить. Может и впрямь нас с тобой кто проклял.
Лечение было трудным и болезненным, но успешным.
- Мы её в лубки закрутили, будешь за ней ходить пока не снимем. Молока больше и творога давай.
Пока говорила осмотрела Степана, потом прошла по дому, двору и саду с огородом. Нигде ни зависти, ни злобы ничего. Даже соседского пожелания в дурную минуту нет. Остается ждать Лютеня.
Последующие дни были похожи, проверить как Милена, задумчиво погулять вдоль реки. От вылазки в лес пришлось отказаться, на мосту было насторожено сразу два заклинания сообщавших кто идет Лешему и Яге. Лесной берег тоже опутан сетью. Не проберешься, а летать Беляна не умеет.
Одним ранним туманным утром, что-то подняло девушку до светла и погнало в левую часть деревни, всё дальше и дальше, на окраину до которой она ещё не добредала. Вскоре стал слышен звонкий перестук кузнечных молотков. Ворота на кузнечный двор распахнуты, видна кузница в которой машет молотом здоровяк-кузнец. Мимо Беляны на двор прошла женщина несшая на руках худенького мальчика лет десяти. От пары явственно пахнуло Силой. Женщина дала мальчику костыли и осторожно поставила на землю. Он улыбнулся, сказал "до вечера" и поковылял к незамеченному сразу дому. Судя по мохнатому кому жизни - необученый чародей.
- Погодите. Ваш мальчик чародей.
- Жрец говорил, только толку то? - Пожала плечами женщина.
-Толку? Чародеи увечными не бывают. Я чаровница, если захочет основам обучу, себе ноги вылечит.
-А друзъям? - С надеждой спросил будущий ученик с крыльца.
Его мать просто закрыла рот платком и беззвучно рыдала.
- Как будешь учиться. А что с друзъями?
Он не ответил, только головой в сторону дома мотнул. Вошли. Светло. У окна горбатая девочка, почти девушка крутит шлифовальный круг, у маленького горна мальчик лет семи пристраивает на угли маленький плавильный тигль. Юный плавильщик привязан к скамье на колесиках, руки хитро скрючены и плохо слушаются.
- Я здесь учу увечных детишек работе с металлом, ювелир из меня никакой, но как брошки, гребни ковать показал, а дальше они своими светлыми головами додумывают. Ну и я, когда могу, то подсказываю.
Подошедший сзади кузнец заставил вздрогнуть от неожиданности.
- Нет, друзей твоих я сама подлечу, а то поздно с костями работать будет. А ты себя, а потом начнешь изучать другие разделы чародейства.
- Нет! Я стану чародеем-целителем! В Сосновке этим летом девочка без руки родилась, а в Плотницкой год назад бревнами трех мужиков убило, одного поломало так что теперь трупом живым лежит.