Саблин Сергей Евгеньевич : другие произведения.

Холод

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сквозь ветви огромных раскидистых кленов светила жалкая, полунадкушенная луна. Ее тусклый свет нежно посеребрил многочисленные могильные надгробия в форме вездесущих каменных ангелов, строгих дев с крестами в викторианском стиле и еще подобных скульптурных композиций, столь присущей здешним местам.

ХОЛОД.

  

Mores cuique sui fingunt fortunam. *

  
   Джонс, ты уверен? - в сто первый раз проныл Томас Эквуд, мой старинный приятель и заядлый картежник, известный всему округу Вестхэм своими сумасбродными выходками и заносчивым характером. Ну а зачем, мы, по-твоему, сюда пришли? - ответил я изрядно перепуганному Томасу. До этого момента, он трусливо плелся позади меня, но как только мы миновали кладбищенскую ограду, Томас схватил меня за руку и шел все время рядом, будто опасаясь потерять из виду мою спину. Пппослушай Джонс - простонал Томас Мне кажется, это дурная мысль, тревожить покойников, может, черт с ними, с деньгами, может, там ничего и нет! Я снисходительно улыбнулся, затем остановился и похлопал его по плечу: - Все это твои фантазии, мистер Эквуд, покойники - самый безопасный народец на свете, деньги им ни к чему, а нам-то в самый раз будут. И вообще, Эквуд, а чем ты собрался расплачиваться за свои карточные долги? Мой приятель изобразил на лице глубокую задумчивость и недовольно поморщился, вспомнив, видимо, что-то не очень приятное.
   Ну, что идем дальше? - спросил я его с улыбкой. Томас вздохнул и, махнув рукой, поплелся за мной.
   Тихо стрекотали цикады. Теплый южный ветерок обдувал наши изрядно вспотевшие лица. Под ногами шелестела сухая пожухлая трава. Зной эти летом превзошел, казалось, все пределы, и только спасительная ночь дарила относительную прохладу и отдых измученным горожанам и горожанкам Торнборо, маленького городишки затерявшегося среди пустынных прерий Дикого Запада. Сквозь ветви огромных раскидистых кленов светила жалкая, полунадкушенная луна. Ее тусклый свет нежно посеребрил многочисленные могильные надгробия в форме вездесущих каменных ангелов, строгих дев с крестами в викторианском стиле и еще подобных скульптурных композиций, столь присущей здешним местам. Эти силуэты на фоне багрового заката навевали не самые приятные воспоминания, но я не особенно нервничал, главное сейчас, было найти могилу старого Джинджера Блэквуда. А вернее, его склеп, где он должен был бы прятать свое золотишко. Самый надежный сейф в мире, милый семейный склеп посередине Торнборского кладбища, и если бы не любопытная женушка, то прощай денежки, тю-тю, поминай, как звали.
   По правде говоря, это именно я отправил старикана в могилу. Он был старым и чертовски богатым фермером. Его земли приносили наверное кучу дохода, но старая развалина предпочитала жить по спартански, ничего лишнего, разве только купит новую шляпу к дню благодарения, да и то целое событие. Нам же с Томасом все время не хватало денег. В местных пабах уже и моду воротили, смотрите, говорят, какая шваль пришла. За душой ни гроша, а все колобродят, смущают честных отдыхающих граждан от трудов праведных. Так и болтались мы с Томасом Эквудом без дела, как два висельника на рее, и дела наши шли все хуже и хуже. Знакомые махнули на нас рукой, и называли нас пропащими, а еще позором нашего славного городишки, и даже голодранцами беспутными. А тут подвернулась такая удача, познакомился я с милой мисс Блэквуд, и так запала она мне в сердце, так полюбился ее милый образ, что я сразу же устроился работать на ферму к ее мужу, поближе так сказать к своему перезрелому персику. Нюх-то у меня острый, авось узнаю, где старый хрыч хранит свои деньги, не в сапог же он их прячет. Пахать он заставлял меня от зари до зари, так что свет не мил показался. Чертов пройдоха, не давал мне спину разогнуть, но и я парень не промах, и вскоре мы с мисс Блэквуд стали близкими приятелями. И так бы мы и жили, душа в душу, если бы не этот вездесущий старикашка, со своей дурацкой мнительностью и склонностью к мордобою. Хуже лютого зверя невзлюбился он мне, чуть, что распустит свои ручищи и орет: Вас бездельников, мол, вешать надо! Думаете, я вас, мол, даром кормить буду! И так далее, и каждый день одно и тоже. Чувствую, все. Больше не могу. Еще несколько дней и придушу я это тщедушное тельце, а дальше будь, что будет. Но на счастье, дела мои сердечные с миссис Блэквуд, продвигались вполне успешно и через неделю уговорил я ее убить старикашку и зажить счастливой совместной жизнью, где-нибудь в крупном городе, навроде Чикаго или даже в самом Нью-Йорке. Естественно, на счастливо обретенные денежки безвременно усопшего муженька.
   Дело было слишком серьезным и надо было все спокойно обмозговать. Для верности я пригласил разлюбезного своего друга, Томаса Эквуда, который как раз сидел на мели и имел огромный карточный долг, от которого хотел, было уже лезть в петлю. Счастливый обладатель кучи мятых расписок, мистер Говард Дрейк, пообещал пристрелить несчастного как собаку, если он не отыщет немного денег. Уж не знаю, откуда в нашем замшелом городишке такие ковбойские нравы, но струхнул Эквуд основательно, и все последнее время прятался в заброшенном доме на краю песчаного карьера. Там я и застал жертву азартных игр, пребывающую в состоянии полной прострации на почве неумеренного потребления дешевого пойла купленного при случае у старухи Томсон, знатной самогонщицы Вестхэмского округа Северной Дакоты.
   Приятель мой хоть и тупой, но понял сразу, дело то верняк, и если выгорит, то мы еще пустим пыль в глаза здешней шушере. Особенный упор в своих мечтах о сладкой жизни, Эквуд почему то делал на покупке хорошего винчестера и кучи патронов к нему. Да, очень уж не взлюбился бедному Томасу, местный народ. А Дрейку! - кричал он. Дрейку, я засажу пулю между глаз! - не унимался новоявленный гангстер. Я покажу ему, как называть меня паршивым скунсом! - подытожил изрядно захмелевший Эквуд и упав на стул, наконец смог меня дослушать.
   Послушай Томас! - сказал я ему. Всего дел-то - потрясти старого сквалыгу и вытащить из него информацию о том, где он прячет свою кубышечку. Верно ведь говорила его женушка Мона, прячет где-то он свои монеты и никто не знает где. Приставим нож к горлу, и запоет как соловей, а потом и кровушку пустим - и дело с концом. - вкрадчивым голосом объяснил я приятелю. Эквуд в порыве восторга обнял меня, и сказал, что я его лучший друг, и что ради меня он готов на все, и вовек мне не забудет, вообщем нес обычный пьяный бред.
   На следующий день, мы с Томасом в пабе Пилигрим немного покумекали и сообразили, как дело-то лучше обтяпать. Старый Джинджер по вторникам, ездит со своей фермы в город за покупками. Возвращается он обычно далеко заполночь и всегда весьма нетрезвый. Лошадки его отлично знали дорогу домой, и обратный путь из бара не отнимал слишком много внимания у старого пьянчужки. Даже больше, обычно он просто дрых и еле держал поводья. Это мы и решили использовать. Действовать надо было наверняка, так как на хозяйстве у него была пара довольно крепких негров и сделать там что-либо без шума не предоставлялось возможным. Я целую неделю ходил вечером на хозяйскую конюшню и тихонько подкармливал лошадей сахаром, не забывая при этом издавать слабый свист, так чтобы лошадки могли к нему хорошенько привыкнуть. Все это должно было помочь нам остановить ночью телегу с Джинджером Блэквудом в каком-нибудь безлюдном месте, поближе к знаменитым Мэлвидским топям.
   В ту злопамятную ночь луна спряталась и стояла такая непроглядная темень, что казалось, будто землю окутал черный саван старушки смерти. Да ведь и правда, это был ее день. Мы с Томасом спрятались за одним из низеньких холмов, между которыми петляла единственная здешняя дорога, ведущая из города на ферму. Справа и слева от дороги располагались зыбкие топи, покрытые редкой рыжей растительностью пробивавшейся сквозь вездесущий мох. Шагнешь на такой с виду крепкий островок - и проваливаешься по пояс в хлюпающую черную жижу. А уж если с тобой рядом нет приятеля, то через пять минут лишь пузыри на поверхности чертовой трясины будут напоминать о твоем бренном теле. Да, это проклятые богом места, но и мы были не промах, главное - успеть вытащить свой счастливый билет, а дальше прощайте местные болота и вонючие кабаки, с деньгами ты всюду господин.
   Мы пролежали на сырой земле уже добрых полчаса, и успели изрядно продрогнуть, Томас не забыл приложиться к своей фляге со спиртным и его шумное дыхание постепенно начало перебивать миазмы идущие со стороны болота. Внезапно невдалеке мелькнули огоньки и начали медленно приближаться к нам. Я привстал и весь обратился в слух. Так и есть, явственно слышался слабый топот копыт, это, верно, старый Блэквуд возвращается домой после очередной попойки. Томас снял с плеча большой холщовый мешок и вывалил оттуда моток крепкой бечевы и штыковую лопату с большим кольцом на конце древка. Затем я вытащил из обшлага куртки остро заточенный нож и, хлопнув приятеля по плечу, медленно вылез на дорогу. Лошади приближались довольно резво, и главное было не спугнуть их. Вот я увидел светлый круп Абигайль, крепкой хозяйской лошадки и тихонько свистнул, она испуганно повела ушами но не остановилась. С колотящимся сердцем я приподнялся с влажной земли и свистнул посильнее. Лошади приостановили бег и перешли на шаг. Я нащупал в кармане парусиновой куртки пару кусочков сахара и, положив их на ладонь, осторожно подошел к повозке. Лошади, завидев знакомое лакомство, остановились и повозка, еле покачнувшись, замерла посреди Мэлвидской трясины. Я скормил послушной Абигайль весь сахар и осторожно подобрался к козлам, на которых отчетливо выделялся силуэт высокого человека в большой широкополой шляпе. Блэквуд спал, в этом не было никаких сомнений, а отчетливый запах перегара красноречиво говорил, что он провел в каком-то баре чертовски веселую ночку. Я махнул рукой Томасу, и он тотчас выскочил, как черт из табакерки, с другой стороны повозки. Через мгновение мы дружно накинулись на спящего человека и быстро стащили его на землю. Блэквуд спросонья замотал головой и белки его глаз яростно засверкали в темноте. Он что есть сил завопил: Проклятые бандиты, ограбить меня задумали! - и начал так яростно сопротивляться, что мой нож, лишь слегка коснувшись его груди, соскользнул в мягкую податливую почву. Джинджер Блэквуд завизжал, как раненый боров, и принялся так махать своими кулачищами, что если бы не Томас, мне пришлось бы худо. Но вы бы видели, что сделал этот идиот! Я услышал только свист и глухой хруст, острие лопаты воткнулось Джинджеру прямо в горло, кровь толчками вылетала из пробитого отверстия и растекалась по его сюртуку и белоснежной рубашке. Внезапно его тело начало агонизировать и он, выбросив руки вверх, схватился своими крючковатыми пальцами за мою ногу. Я взвыл от зверской боли, причиняемой мне его чертовыми когтями, и, выхватив у остолбеневшего Томаса лопату, со всего маху вонзил ее остро заточенный край прямо в искаженное злобой лицо Джинджера. Удар оказался столь силен, что его голова враз отлетела от туловища и, дурацки вертясь, вылетела на дорогу прямо под ноги лошадям. Лошади, заржав, в ужасе рванули вперед, и старая телега, скрипя на ухабах, полетела по дороге, одно из колес с каким-то чавкающим звуком налетело на невидимую преграду и, высоко подскочив, поехала дальше. От всего происходящего я был просто в шоке и двинулся было вперед, чтобы догнать и успокоить лошадей, но чертова рука все еще продолжала сжимать штанину мертвой хваткой. Я попытался отодрать застывшие пальцы рукой, но не тут-то было, они цепко удерживали свою добычу и ни за что ни хотели с ней расставаться.
   Томас! - крикнул я осипшим от волнения голосом,
   - Ну не стой ты как истукан, помоги мне!
   Томас подбежал ко мне и, присев на колено, попытался разжать ножом скрюченные, побелевшие пальцы вредного старикашки, причинившего нам столько неудобств. Ничего не помогало и я, взревев от ярости, оторвал кусок штанины своих новых брюк. Его тело так и осталось лежать с высоко поднятой рукой, в кулаке которой победно развевался маленький вражеский стяг, обрывок моих брюк. Все-таки мы убили его! Я шатался как пьяный и в гневе размахивал кулаками, грозя поочередно то небу, то остолопу Томасу Эквуду, которому как всегда не хватило выдержки и самообладания в критическую минуту.
   - Чертов идиот! Почему ты не связал ему руки? - крикнул я в отчаянии понуро стоявшему приятелю. Он отчаянно засопел и пробормотал что-то нечленораздельное в свое оправдание.
   Все наши планы летели к черту, мы прикончили старикашку еще до того, как он рассказал, где он прячет свои денежки. Нам оставалось только спрятать изуродованное тело Джинджера Блэквуда и убраться отсюда восвояси, пока не начался рассвет. Мы схватили окоченевшее тело за ноги и потащили его в сторону ближайшей топи. Там мы привязали к его груди здоровенный валун, валяющийся возле обочины и, раскачав мертвеца несколько раз, закинули его в сторону булькающей трясины. Вода мгновенно сомкнулась над тяжелой ношей, и только огромные пузыри, всплывавшие из глубины, выдавали место последнего успокоения Джинджера Блэквуда. Томас дрожащими руками вынул из-за пояса флягу и приложился к ней, жадно глотая ее содержимое.
   - Эй, приятель! - сказал я ему, - Ты так скоро надерешься, а нам еще отсюда выбираться! Эквуд на мгновение оторвался от своего пойла, и, обведя меня мутным взглядом, загоготал, что есть мочи. Мои нервы окончательно сдали, и я присоединился к этому гомерическому хохоту, заставляющему сердце выскакивать из груди. Да упокой Господь твою душу - крикнул несносный пьяница и плюнул в сторону черной водной прогалины, тускло отсвечивающей в темноте. Мы лихорадочно бросили лопату в мешок и выбрались из топи на дорогу. Горизонт медленно розовел, и казалось, сам воздух начинает светиться, окрашивая проклятое болото в невероятно фосфоресцирующий туман. До рассвета оставалась пара минут, и нам необходимо было как можно быстрее отсюда смотаться, пока люди с фермы не начали поиски пропавшего хозяина. Тут я с дрожью в коленях неожиданно вспомнил про отрубленную голову, которая должна была лежать ярдах в пятнадцати от нас прямо посередине дороги. Я пробежал немного вперед, и, пристально всматриваясь в дорожную грязь, попытался отыскать этот зловещий предмет. Но, черт побери! Его нигде не было! Когда я сообщил об этом Томасу Эквуду, хмель мгновенно вылетел из его дурной башки, и мы вдвоем начали обшаривать дорогу в поисках пропавшей улики. Мы обыскали каждую кочку и каждую выемку на протяжении пятидесяти ярдов, но ничего, почти ничего не нашли. Эквуду удалось отыскать только помятую шляпу Джинджера, всю в космах окровавленных волос и грязи. Я кинул ее в мешок, и мы быстро ретировались в сторону города, стараясь идти по обочине, чтобы в случае опасности мгновенно ретироваться в редкие заросли кустов, изредка произрастающих вдоль дороги.
   До дома Эквуда нам удалось пробраться никем не замеченными. Там мы избавились от окровавленной одежды и мешка со шляпой. Все тряпье бросили в камин, и огонь скрыл все улики нашего ночного приключения. После исчезновения Джинджера Блэквуда в городе поползли слухи о банде ночных грабителей, орудующих возле Мэлвидской топи и нападающих на честных сквайров.
   Я вернулся на ферму и мне удалось разнюхать, что хозяйские лошади прискакали ночью с пустой телегой, а хозяин фермы бесследно исчез. Тотчас же были организованы поиски, в коих мы с Томасом приняли непосредственное участие, вместе с хозяйскими слугами и шайкой собутыльников Джинджера из близлежащих трактиров. Розыски старикашки успехом не увенчались и мы уже были на полдороге к ферме, как один из негров, принимавших участие в розысках, обратил внимание на стаю бродячих собак, дерущихся возле мельницы из-за какого-то предмета, издали похожего на раздавленную тыкву. В сердце у меня похолодело, и я до боли сжал руку стоящего рядом Томаса Эквуда, он ошалело посмотрел на меня и начал пятиться назад. Я дернул его за руку, и мы вместе с остальными подошли к клубку дерущихся голодных псов. Негры факелами отогнали их прочь, и мы смогли, наконец, рассмотреть то, из-за чего они сцепились. Зрелище было не для слабонервных - это была обезображенная до неузнаваемости голова человека, от волос остались одни седые клочки, лицо превратилось в сплошное месиво синюшного цвета, рот был забит грязью и перекошен в дьявольской ухмылке. Все присутствующие почти одновременно выдохнули - Джинджер!
   Через час прибыл коронер из округа и ужасную находку забрали в участок. Живущих на ферме, в том числе и меня допросили на предмет местонахождения прошедшей ночью. Томас Эквуд подтвердил, что мы вместе были у него дома и никуда не выходили. Наконец с расспросами было покончено и я отправил еле живого от страха Эквуда домой, с наказом никуда не ходить и сидеть дома, держа язык за зубами. Вид у моего напарника был неважный, и я уже в который раз клял себя за то, что связался с таким дураком. На прощание он шепнул: Ты видел, этот старый черт скалил нам улыбку, неспроста это, ох неспроста! Я прикрикнул на него и посоветовал подлечить расшалившиеся нервы бутылочкой доброго виски. Затем я нехотя отправился на опостылевшую работу и с трудом дождался вечера, чтобы тайком встретиться с Моной и поговорить с ней о дальнейших планах.
   Когда стемнело, я незаметно пробрался в хозяйскую спальню и там застал жену Джинджера в самых растрепанных чувствах. Эта ведьма набросилась на меня с кулаками, требуя объяснить, почему мы не спрятали тело. Мне с большим трудом удалось успокоить разбушевавшеюся женщину и, наконец, спокойно поговорить о нашей проблеме. Мне пришлось рассказать о том, что остолоп Эквуд прибил старикана до того, как он успел раскрыть рот. Она крикнула: - Если ты не разыщешь деньги, то ни на что не рассчитывай, я сдам вас обоих полиции и вас вздернут, как бездомных бродяг! Я с трудом сдержался от того, чтобы не наброситься на эту тварь, но усилием воли сдержал себя, она ведь могла еще пригодиться.
   Мы обыщем дом, Мона! Мы найдем деньги, я обещаю! Но с Моной случился припадок. Она хрипела, держась своими тонкими пальцами за ворот куртки: Ненавижу, надо же было связаться с двумя таким неудачниками, как вы! Я оторвал ее побелевшие кулачки от шеи и попросил заткнуться, так как нас могут услышать слуги. Она немного успокоилась, и тогда я смог объяснить ей свой план.
   Похороны старого Джинджера Блэквуда, или того, что от него осталось, прошли через день. Под благовидным предлогом я отказался от присутствия на похоронах, и, как только похоронная процессия скрылась за поворотом, мы с Томасом вышли из конюшни и бегом бросились в дом. Как мы и договаривались, Мона смогла забрать всех слуг и родственников с собой, так, что дом был пуст, и мы могли хорошенько обыскать его. Сначала мы обыскали подвал, но там ничего не было, кроме старой мебели и какой-то еще рухляди. Затем принялись за хозяйские покои, мы вдвоем перевернули там все вверх дном, Эквуд даже взломал паркет и перетряхнул огромные китайские вазы, стоявшие по углам спальни. Ничего! Мы ничего не нашли! Я схватил Эквуда за шиворот и начал душить его так, чтобы эта сволочь прочувствовала как это хорошо быть с петлей на шее. Он еле вырвался из моих рук и, выхватив нож, начал махать им прямо перед моим носом, недвусмысленно намекая, что и он готов разорвать меня на куски. В этот момент мы оба услышали скрип несмазанной телеги и бросились наверх, в спальню Моны, так как это был единственный путь к отступлению. Мы забились за ширму, и с напряжением прислушивались к тревожным голосам, доносившимся снизу. Наконец скрипнула входная дверь, и тихий шепот назвал мое имя. Это была Мона. Я вышел из-за ширмы внутренне готовый к решительным действиям, но меня ожидал сюрприз. Мона, одетая в глухое черное платье и темную вуаль, стояла на пороге и странно улыбалась, как будто она вернулась с воскресной прогулки, а не похоронила только что мужа.
   - Ну, и что удалось найти? - спросила она с нескрываемой улыбкой. Я, затаив дыхание, отрицательно мотнул головой. Эквуд, спрятавшийся за ширмой, приготовился выскочить из-за ее спины и нанести ей решающий удар. Надо отступить немного назад. Когда я до этого передал Эквуду наш скандальный разговор с Моной, он поначалу хотел сразу же сбежать, но мне удалось уговорить его поучаствовать в намечающемся обыске дома и разобраться с нежелательным свидетелем. Ведь на самом деле никаких планов по поводу Моны у меня не было, после получения денег я неминуемо удавил бы ставшую ненужной любовницу. Ведь держать ее при себе все равно, что подвергать себя беспрестанному шантажу со стороны беспринципной особы. Если она уже предала своего собственного мужа, что ей стоило предать меня, беспородного пса с улицы. Поэтому мы условились с Эквудом, что независимо от исхода обыска мы прикончим ведьму прямо в ее спальне. Мне с трудом удалось уговорить Мону покинуть похороны мужа раньше остальных, ну, например, под предлогом плохого самочувствия и, взяв одного слугу, старого глухого Дженкинса, вернуться на ферму. Для беседы, так сказать, тет-а-тет и раздела обнаруженных ценностей. Эта дурочка так и не поняла грозящей ей опасности и согласилась.
   И вот Мона стоит на пороге, не подозревая, что жизнь ее повисла на волоске и смерть затаилась в каких-то пяти ярдах от ее шеи. Я угрожающе двинулся к ней, надеясь стереть дурацкую улыбку с ее лица, но вдруг как гром среди ясного неба, раздалось то, что я меньше всего ожидал услышать: Я знаю, где старый хрыч припрятал свои деньги! Я застыл в двух шагах от нее, пытаясь переварить полученную информацию. Она кокетливо улыбнулась и продолжила: Сегодня вскрывали старый семейный склеп Блэквудов и я, конечно, тоже заходила внутрь. Знаешь, что я там увидела? У меня от волнения пересохло горло и я прохрипел: И что, ты там увидела, дорогая? - То, чего бы ты, идиот, никогда не заметил - возле входа стояла лопата со свежей землей на лезвии и ведро с остатками засохшего цемента! - Ты понимаешь, что это означает? - Я ошалело развел руками и выдохнул: Теперь я знаю, где наши деньги, Мона. Неожиданно Мона завизжала и начала медленно пятиться назад, в панике размахивая руками. Я быстро обернулся и увидел вышедшего из-за ширмы Эквуда, этот болван глупо улыбался, а в правой руке сжимал здоровенный тесак, которым на ферме обычно режут свиней и овец. Он виновато потупил свои коровьи глаза, в очередной раз не понимая, что он сделал не так. Я в глубине души четырхнулся и молниеносно бросился к проему двери, надеясь перехватить Мону у выхода. Она с белым, как простыня лицом, все ремя шептала: Предатель, предатель! - и попыталась выскочить за дверь. Но не тут-то было: я с детства обладал отменной реакцией и успел вцепиться ей в жирную лодыжку, после чего мы оба рухнули на пол. Она хорошенько заехала мне по голове свободной ногой, после чего, я заорал: - Кончай с ней, Эквуд! Томас Эквуд не заставил себя долго ждать, и вскоре я услышал, что ее нога перестала колотить меня по голове и тело как-то обмякло. Я с трудом привстал с колен и взглянул на безжизненное тело. Возле ее головы растекалась здоровенная лужа темно-вишневой крови, горло было перерезано просто мастерски, ведь раньше, в молодости, Эквуд успел поработать на скотобойне и наверняка немало преуспел в этом деле. Мы осторожно перешагнули через распростертое тело и, стараясь не запачкать ног, выскочили за дверь. Пройдя несколько шагов к лестнице, ведущей на задний двор, я услышал чье-то кряхтенье и старческое бормотание: Миссис Эквуд, миссис Эквуд, что случилось? Я осторожно выглянул из-за стены и увидел старика Дженкинса, спешащего наверх, в отчаянии размахивающего руками. Я смело вышел из-за стены и направился вниз, старик, увидев меня, обрадовался и, задыхаясь от волнения, спросил, что там с миссис Блэквуд, не напали ли на нее грабители, перевернувшие весь дом вверх дном. Я обнял дрожащего старика и успокоил его, сказав, что миссис Мона внезапно увидела мышку, простую мышку. Старик закашлялся и нервно засмеялся, в этот момент я кивнул головой, и Эквуд выскочив из-за стены, воткнул ему тесак прямо в спину. Я оттолкнул обмякшее тело, и оно покатилось по лестнице, обагряя ковер длинной кровавой полосой. Мне было искренне жаль старика, он не сделал мне ничего плохого, но лишний свидетель нам ни к чему, и я надеюсь, что он так ничего и не понял в эти роковые для себя секунды. Мы пулей вылетели на огромную кухню и, выбив дверь, ведущую на задний двор, растворились в густых зарослях сорной травы, достигающей здесь, на юге, поистине гигантских размеров. До самого вечера просидев в доме у Эквуда, мы, как только стемнело, отправились на старое пуританское кладбище, находившееся в самом центре нашего городишка.
   Наконец-то мы с трясущимся от страха Томасом достигли старого фамильного склепа Джинджера и, пройдя еще пару шагов по накатанной сегодня утром жидкой, чавкающей грязи, наощупь обнаружили дверь, ведущую внутрь склепа. Томас поджег масляный фонарь, и он осветил все вокруг, колеблющимся желтоватым светом. Дверь была старая и очень прочная, с массивными металлическими набойками поверх крепкого дубового полотна, на ней висел здоровенный замок, изготовленный, наверное, еще нашими предками, а вдоль скважины виднелись следы недавней смазки. Я свистнул возившемуся с мешком Эквуду, и он подошел посмотреть на замок. Немного подумав, он пошел назад и вернулся с коротким ломиком и здоровенным молотком. Мы прижали ломик к скобе и Эквуд со всей дури дал по нему молотком, лом жалобно звякнул и попал точно мне по ноге, отчего я, скорчившись, начал кататься по земле. - Идиот, ты можешь замок по-человечески открыть? - кричал я ему. Он отмахнулся от меня и, поставил лом на место. На второй раз, наконец, скоба погнулась и Томас Эквуд, оторвал одну из петель, приваренных к двери. Замок, повиснув на одной петле, уже ничего не закрывал и дверь, скрипя, распахнулась, обдав нас легкой прохладой, исходящей из глубины подземелья. Моя нога не переставала болеть и я, прихрамывая, подошел к зияющему входу в склеп. Стояла зловещая тишина, прерываемая лишь редкими скрипами ветвей старых деревьев, можно было даже различить, как клацают зубы моего перепуганного приятеля. Собравшись с духом, я приподнял повыше масляный фонарь, и, отворив дверь пошире, вошел внутрь. Склеп оказался довольно большим помещением с многочисленными нишами, в которых покоились продолговатые предметы; форма которых не вызывала сомнений в их предназначении; воздух был сырой и немного затхлый, пахло ладаном и, что странно, болотом, да-да, болотом, этот запах отчетливо врезался в мою память с прошедшей памятной ночи. Эти миазмы сгнившей травы и чего-то еще более отвратительного вызывали почти животный страх и выворачивали меня наизнанку. Эквуд лихорадочно вынул флягу и присосался к ней, стараясь отогнать от себя чувство страха, железной лапой сжавшее сердце. Я улыбнулся и, рассмеявшись в гулкой тишине, сказал: Не трусь, Эквуд, еще один шаг - и мы с тобой богачи! Томас с лихорадочно блестящими глазами кивнул мне и спросил, что делать дальше. Для начала мы обыскали кирпичную кладку стены склепа в поисках свежих следов работы, но там ничего не оказалось. Затем Эквуд принес стоявшую у входа лопату, и мы перевернули на мраморный пол все гробы, стоявшие возле стен. Внутри были кучи старых костей и паутина, неизменный спутник столь печального места. Но золота, нашего золота, там не было. Оставался только массивный саркофаг, стоявший посередине склепа. Судя по пышному венку, это была могила самого Джинджера Блэквуда, или, вернее, его дурацкой башки, которую мы опрометчиво потеряли на дороге. Подойдя к саркофагу, мы внимательно осмотрели его и пришли к заключению, что этот добротно сделанный саркофаг явно не нашего века и вряд ли принадлежал самому Джинджеру. Приглядевшись получше к тяжеленной мраморной крышке, я заметил рядом с новым текстом полустертые буквы: Мортимер Джонс Блэквуд, 1750-1812. Мы разразились бурным(?) хохотом, видать, скряга Джинджер выкинул своего родственничка из могилы, а сам занял его место. Пора было поднимать крышку и осматривать внутренность саркофага. Эквуд просунул под плиту лезвие лопаты и, кряхтя, немного приподнял ее. Я ухватился пальцами за холодный полированный мрамор и начал приподнимать крышку вверх, так как из-за глубоких пазов сдвинуть ее набок не получалось. Отложив лопату, Эквуд присоединился ко мне, и вдвоем мы приподняли крышку так, чтобы внутрь саркофага смог залезть человек. Обливаясь потом, я держал тяжеленную плиту, пока Эквуд не поставил в распор лопату. Теперь руки можно было опустить и я, стирая липкий пот с лица, заглянул внутрь. Саркофаг внутри был поистине огромен, особенно в высоту, здесь могли уместиться почти все родственники Джинджера, если бы их гробы поставить друг на друга. Но внутри покоился лишь он сам, его свежевыструганный гроб стоял посредине кирпичной кладки пола, и надо признать, я не отводил от него глаз. Интересно, зачем Джинджеру такой просторный гроб, если его дурная голова смогла бы поместиться в маленькой коробочке, к примеру, из-под обуви. Улыбнувшись неожиданно пришедшей на ум остроте, я поднял с пола еле мерцающий фонарь и, чертыхаясь, полез внутрь саркофага. Спрыгнув на крышку, я сел на корточки и начал осматривать пол в поисках чего-нибудь приметного. В это время бедняга Томас Эквуд насвистывал дурацкую песенку. Да уж, здорово ты, брат, нажрался! Неожиданно колеблющийся свет выхватил из темноты следы свежей кладки, несколько кирпичей явно не успели отсыреть и довольно хорошо выделялись на фоне остальных, темных и склизких. От восторга я дернулся и что есть мочи заорал: Эквуд, смотри, что я нашел! Через мгновение я услышал сопение и увидел склонившуюся надо мной косматую голову. Эй, старый пройдоха, мне кажется, мы с тобой разбогатеем! - крикнул я ему и в это мгновение раздается треск ломающегося дерева, лопата не выдерживает тяжести и ее обломки разлетаются в разные стороны.
   Это было как во сне: перекошенное страхом лицо Эквуда, он пытается отшатнуться, но сверху его накрывает зловещая, черная тень. Я слышу треск лопнувших позвонков, его сдавленный крик, на выдохе, что-то нечленораздельное. Его начисто срубленная острой кромкой плиты голова, бешено вращая зрачками, падает вниз, прямо мне в руки. Я отбрасываю от себя эту страшную ношу, и она, гулко ударившись о стены саркофага, падает на пол, заливая все вокруг своей густой, черной кровью. Сверху капает что-то липкое, прямо за шиворот, капля за каплей, и странный озноб пробирается по спине, все выше и выше, к самому сердцу. Фонарь, последний раз моргнув, гаснет, и все погружается в кромешную тьму. Я даю волю своим чувствам и дикий вопль оглашает каменные своды обители мертвых, чей покой был так непочтительно нарушен. Я в ловушке, пальцы отчаянно ощупывают кирпичные стены вокруг меня, я пытаюсь дотянуться до верха и нащупываю холодную каменную плиту перегородившую мне дорогу наверх. Напрягая все силы я пытаюсь сдвинуть ее хоть немного, секунды проходят в томительном напряжение, но все тщетно. Мне не поднять ее. Мне не поднять ее никогда. Шуршит песок тихо струясь за воротник, я в каменном гробу, я обречен, и только теперь я почувствовал холод. Он пронизывал меня до костей, кровь стыла в жилах, холод забирал меня с собой. Спустя мгновения, я не мог пошевелить не рукой, не ногой. Мое тело внезапно окоченело и утратило былую подвижность. В гробовой тишине я услышал скрип, затхлый воздух коснулся моих уст и я услышал голос который как казалось доносился прямо с небес: Один готов, а где же второй?. Проклятый мертвец, он ищет меня! Мерзкий шепот похожий на клокотание все нарастает и нарастает, я погружаюсь в странное оцепенение, все становится безразличным и только холод, боже мой какой холод...
  
   Thornboro Chronicles
   p.2
   ... когда же это закончится. Видимо нет ничего святого у людей грабящих могилы знатных горожан нашего города. Позавчера ночью сторож Торнборского кладбища Эд Милвуд был разбужен душераздирающеми криками доносящимися из склепа недавно почившего Джинджера Блэквуда. Храбрый сторож не растерялся и вызвал на подмогу местную полицию. Прибывший наряд во главе с шерифом Арнольдом Симпсоном застал на месте преступления воров пытавшихся ограбить склеп. Один из них был найден обезглавленным. А второго обнаружили после поднятия плиты закрывавшей могилу. Его состояние не позволяет пролить свет на это загадочное происшествие ввиду его полной невменяемости. Когда его пытались извлечь из могилы он пытался царапаться и кусаться, ввиду чего бравый шериф с парой крепких помошников вынужден был связать его. Когда его уводили он выл пытаясь вырваться из рук служителей правопорядка и при этом кричал: Я здесь, я здесь... и так без остановки, до тех пор пока ему в рот не вставили кляп. Теперь он находится на попечение Нэшвильской психиатрической лечебницы. По прогнозам врачей, рассудок бедняги помутнен настолько, что протянет он недолго. Есть еще мнение...

КОНЕЦ

Примечание:

Mores cuique sui fingunt fortunam. (лат) Наша судьба зависит от наших нравов.

  
   Сергей Саблин syntax@rambler.ru
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"