Аннотация: Я люблю тебя шепотом... А потом замочу.. Вот краткий смысл...
Шепот.
Что движет теми таинственными силами, которые живут во мраке ночи, вечной обители сновидений и детских страхов? Бесчисленные дни сменились на древней Земле, а они все живут и ищут кого-то среди теней прошлого, взывая к ныне живущим шелестом осенних листьев, мерцающим лунным светом, всем тем, что возрождается в сумерках, после захода солнца. Раздвинув полог тьмы, на небо победно выходит луна, и светит неверным отраженным светом, призывая все темные силы природы, отряхнуться от сна и слиться в безумном хороводе танцующих огней, где каждый огонек это потерянная душа, горящая в ярком пламени алой звездою, звездой несбывшихся надежд.
Наш старинный родовой замок был погружен в прекрасный тенистый парк, бесчисленные тропинки пересекали его причудливым узором геометрических линий и колец. Дневной свет с трудом пробивался сквозь мощные ветви вековых деревьев, только солнечные блики, как мозаика, сияют на изумрудной траве, манящей к покою и отдыху, неторопливой беседе на лоне природы. Сколько раз, замирая от восторга, бегал я маленьким по его волшебным аллеям до любимого серебряного пруда. Но детское счастье было недолговечным, и весь мой хрупкий мир беззаботных радостей и надежд перевернулся в один миг. Я помню тот день и сейчас, по прошествии долгих лет, как живые, отчетливо встают перед глазами зыбкие тени давно ушедших людей. Небо посерело, и как только первые капли дождя коснулись пыльной земли, поднялся ураганный ветер, вздымающий вверх обломки ветвей и другого мусора. Буря длились всего пару минут, и прекратилась так же неожиданно, как и началась. Как обычно, после позднего ужина мой отец, герцог Оранский, выходил прогуляться по главной аллее парка, чтобы развеять гнетущие мысли и подышать ароматом лесных трав. Не стал он изменять своей старой привычке и в этот роковой день. Я проводил его до парадного крыльца и хотел пойти с ним, но он запретил мне гулять, опасаясь того, что я могу простудиться. Воздух был холодный и влажный, он пробирал тело до самых костей, и, постояв немного у больших входных дверей замка, я грустно посмотрел ему вслед и безотчетно помахал рукой. Отец не заметил меня и не оглянулся.
Этой ночью я проснулся от топота многочисленных ног и испуганных возгласов прислуги. Я встал с кровати и выскользнул за дверь своей детской комнаты. В большом зале собрались многочисленные домочадцы и замковая стража, все непрерывно говорили и спорили до хрипоты, я стоял посредине этого людского водоворота, никем не замечаемый и ошеломленный. Прошло уже четыре часа с момента его ухода на ночную прогулку, но отец так и не появился. Всеми овладело страшное предчувствие беды. Позвали замковую стражу и они, вооружившись коптящими факелами, отправились на его поиски. Истошно лаяли собаки, мать не находила себе места и, обняв, прижала мое испуганное лицо к своей груди. Я, не в силах больше сдерживаться, заревел и в этот миг сердце кольнул неприятный холодок.
Его нашли ранним утром следующего дня. Обыскав весь парк, поначалу не смогли обнаружить никаких следов его пребывания, но когда взошло солнце и первые робкие лучи осветили прозрачную поверхность пруда, один из стражников заметил бесформенную корягу, плавающую посреди недвижных вод. Она смутно что-то напоминала и когда рассвет, наконец, забрезжил каскадами солнечного света, у всех собравшихся возле пруда исторгся вопль ужаса. На безмятежных волнах качалось тело человека, не было никаких сомнений - он был мертв. Несколько стражей бросились в воду и извлекли утопленника, им оказался мой пропавший отец. Его лицо было практически невозможно узнать, оно почернело и распухло, только одежда и драгоценный фамильный перстень на указательном пальце правой руки, указывали на то, что это был все-таки он. Наше горе после этой потери невозможно передать словами, моя мать надела траур и не снимала его до самой смерти. После кончины главы нашего рода герцога Оранского я оставался единственным наследником великой семьи. И хотя наше величие было уже практически в прошлом и относилось к области преданий и легенд, наш род был уважаем и чтим среди других знатных фамилий Франции. Тысячелетняя история не проходит бесследно, она проявляется в неуловимых чертах лица, в язвительной усмешке и даже в безрассудстве столь характерном для выходцев из нашего рода. По Парижу ползли слухи, один нелепее другого. Говорили о могущественных недругах, о том, что неведомые негодяи не остановятся, пока не убьют оставшегося наследника. Родственники, посовещавшись, решили отправить меня к дяде, в замок Шарль-де-Руа, где я мог находиться в относительной безопасности.
Начавшееся затем официальное расследование почти ничего не прояснило. Причина смерти была ясна - утопление в воде, но как это могло произойти в пятидесяти метрах от замка, было совершенно не понятно. На теле утопленника не было обнаружено никаких следов насилия, одежда была в полном порядке, и все свидетельствовало о несчастном случае. Но что могло заставить благородного герцога темной ночью залезть в давно зацветший и холодный парковый пруд, понять никто не смог. С этого дня в моей душе поселился безотчетный ужас перед этим страшным прудом и окружавшим его парком.
Прошли годы, полные тревог и сомнений, первых успехов и неудач, не было только настоящей любви, которая бы полностью захватила мое горячее сердце. Многочисленные интрижки могли лишь вызвать уважение среди таких же отчаянных шалопаев, как и я сам. Да и что было делать бедному студенту, в расцвете сил отданному в строгий католический колледж. Многочисленные родственники, как стая хищных птиц, набросились на наследство моего отца, в надежде вырвать себе лучший кусок. Внезапно, в полном расцвете сил, умирает мать. Она многим из моей семейки стояла поперек горла, и теперь я думаю, что ее отравили, это было вполне в духе некоторых членов рода. Я не достиг еще поры зрелости и находился вдалеке от этих бурных событий в провинции Гасконь, где проводил дни, грызя гранит науки и посвящая свободное от учения время, некоторым шалостям, мягко говоря, фривольного характера. Но время юности, как вода, утекло сквозь пальцы и пришло время вернуться в отчий дом и вступить в права наследования. Наконец после долгой разлуки я вернулся домой.
Старый замок за прошедшие годы значительно обветшал, время не щадит ничего - ни камень, ни человеческие души, стирая с них затейливый орнамент, счастливые воспоминая и невыносимую боль, которая, казалось, будет длиться вечно. Конечно, я не забыл отца, но то страшное, что стояло между нами, постепенно забывалось. Новые заботы вытесняли старые детские страхи перед серой громадой замка, зеленый и цветущий парк не казался уже таким ужасным и таинственным, как ранее, да он, пожалуй, и выглядел намного красивее и наряднее, как будто все эти годы искупал обиду нанесенную всем нам.
Состояние герцога Оранского стараниями родни было пущено по ветру, единственное, до чего не добрались их алчные руки было небольшое землевладение в знаменитой провинции Шампань, но так как виноградарство меня совсем не занимало, я с легким сердцем продал участок семье Бержерак, владевшей там обширными угодьями. Вырученные деньги немного улучшили мое настроение и вселили некоторую надежду в будущее. Я после долгих лет скромной студенческой жизни начал проводить все время в безудержном веселии и праздности. Так прошел почти целый год. Многочисленные пиршества сменились поздним раскаянием, когда деньги отца уже подходили к концу, а верные друзья и подружки оставили меня в полном одиночестве в четырех стенах. В ослеплении яростью я прогнал всех слуг, окружавших меня и служивших отцу верой и правдой многие годы. Уединившись в своей старой детской комнате, я предавался черной меланхолии, захватившей сердце. Бутылка абсента согревала душу, и тогда я начинал безумно хохотать, сознание мое умолкало, я впадал в буйство, в ярости круша все подряд.
В одну из ночей, когда алкогольные пары уже начали действовать, я почувствовал приступ невыносимого удушья, как будто все тело жгли тысячи углей. Вскочив с кресла, я рывком распахнул окно, ведущее в сад и замер от густой волны дивного воздуха, чудесные запахи хлынули мне в ноздри, и я сел на подоконник, потрясенный величественной картиной, раскинувшейся пред моими глазами. Ночной воздух дрожал в мареве многочисленных испарений, шедших от нагретой за день земли, пели невидимые цикады и все казалось сказкой, сошедшей со страниц любимых детских книг. Внезапно до моего слуха долетел тихий шепот, я вскочил, пораженный им, и весь обратился в слух. Шепот повторился, в этом не было сомнений, он шел из самой глубины парка и как будто звал меня. Сквозь шум ветра тихий девичий голосок, нежный и ласковый, шептал какие-то слова, смысла которых я понять не мог. Я решил подождать еще, в надежде, что лишь каждодневное поклонение Бахусу вызывает такие иллюзии в голове. Вернувшись к своему креслу, я с невозмутимым видом налил себе полный стакан. Приятная горечь ударила в небо и растаяла, напряжение спало, и я даже сомкнул глаза. -Антуан!- прошелестел ночной ветер и я вскочил, как ужаленный. Собравшись с мыслями, я решил, что меня разыгрывают. Наверное, кто-то из моих старых друзей, бросивших меня в одиночестве, решил посмеяться надо мной в столь скорбные для меня времена. А теперь они где-то спрятались и хохочут в предвкушении моего страха и паники. Признаться, я и сам в студенческую пору любил покуражиться над друзьями, доводя их своими шутками и розыгрышами до бешенства. Окончательно успокоившись, я допил оставшийся в бутылке абсент и с интересом выглянул в распахнутое окно. Прождав пару минут, я уже было успокоился, но вдруг снова услышал знакомые звуки. Шепот был очень тихий, немножко печальный, так странно произносила мое имя лишь одна мать, когда была мною недовольна, но мать давно умерла и не оставалось на всем свете человека, который мог звать меня так. Тряхнув головой, я стукнул кулаком по оконной раме и вышел из комнаты. Шепот явно исходил откуда-то из середины парка, и я не был намерен долго терпеть чьи-то грязные выходки. Решительным шагом я сбежал по низкой винтовой лестнице и вышел из замка.
Ночь была очень темной и почти безветренной. Огромные деревья обступили меня со всех сторон грозными исполинами, но ощущение страха отсутствовало, алкоголь притупил все чувства, мною овладело странное веселье и я крикнул, что есть сил: - Эй ! Где вы, проклятые пройдохи! Выходите, иначе я вас поколочу! Ответом была непроницаемая тишина, не прерываемая ни одним посторонним звуком, а затем сквозь стволы деревьев, сквозь высокую траву я услышал это. Теперь я стоял достаточно близко, и мог расслышать этот голос с потрясающей отчетливостью. Он звал меня с такой неведомой силой, что я невольно шагнул вперед. Он шептал, упрашивал, ласково заигрывал со мной. Что же это, черт побери!- подумал я в отчаянии и двинулся вперед, лихорадочно раздвигая неподатливые ветви деревьев. Я пошел не по аллее, а напролом через парк, надеясь застать шутников на месте преступления и задать им хорошую взбучку. Шепот больше не повторялся и, медленно продвигаясь сквозь колючий кустарник, я начал подходить к середине парка, его сердцу, маленькому серебряному пруду. Среди ветвей блеснуло что-то светящееся, и, остановившись возле старого дерева, я увидел знакомую поверхность пруда, принесшего мне столько горя. Пристально оглядевшись вокруг и не заметив ничего подозрительного, я решил подойти к пруду поближе, дабы рассмотреть его получше. Сделав несколько шагов по высокой траве, я застыл, как пригвожденный. Прямо перед собой, не далее двадцати шагов, я увидел неясную фигуру, резко выделяющуюся на серебристом фоне пруда. Сердце застучало, как паровой молот, я стоял, обливаясь жгучим потом, не в силах сделать ни шагу. Фигура была абсолютно неподвижна, и сколько я ни напрягал глаза, разглядеть ничего не мог. Что за шутки! Черт побери!- услышал я собственный хриплый, каркающий голос и панически зажал рот рукой. Фигура медленно повернулась, и лунный свет, упав на нее, отчетливо высветил все, что было скрыто ранее. Это была молодая девушка. Она была одета в простое деревенское платье, такое можно часто увидеть на девушках в домах небогатых селян, да и всюду на юге Франции. Лицо казалось серовато-пепельным, каким-то светящимся и невероятно красивым, но не той вульгарной красотой, к которой я привык в окружении модных прелестниц, а чем-то невероятным, с чем я за всю жизнь никогда не сталкивался. Она улыбалась мне, но ее улыбка была очень печальной, ее губы раскрылись, и я услышал тихий шепот. Он окружал меня со всех сторон и, казалось, исходил отовсюду. Она звала меня. В ореоле темных волос, вся в водопаде лунного света, моя богиня сошла на землю. Ее губы, как пунцовая роза, шептали мне ласковые слова, в воздухе кружились сотни светлячков, кружась над ней в ритуальном танце. Богиня тенистых рощ, сильфида неземной красоты, вся благоухающая ароматами лесных трав и полевых цветов, вступила в свои права надо мною и я, околдованный двинулся к ней навстречу. Приблизившись, я застыл очарованный и недвижный. Она была просто бесподобна, теперь, стоя почти рядом, я мог разглядеть ее лучше. Ее нежный шепот убаюкивал меня и притуплял доводы разума, больше я ничего не боялся и находился в каком-то странном состоянии, полного бессилия и немого изумления. Я забыл, зачем пришел поздней ночью в этот парк, кто я и что здесь делаю. Все, что мне хотелось, это любоваться своей ночной гостьей, радоваться, как радуются люди, внезапно охваченные счастьем. Не в силах более вымолвить ни одного слова, я восхищенно смотрел на нее и глупо улыбался. Лицо моей богини было похоже на драгоценный фарфор, ее бархатная кожа отливала серебристым сиянием, ничто на свете не могло затмить для меня ее красоты. Ее серые бездонные глаза в обрамлении черных ресниц посмотрели на меня, и я, не в силах оторвать взгляда, застонал. Она протянула мне свою руку, как будто хотела позвать куда-то. Ладонь была холодной и немного мокрой, я крепко сжал ее хрупкую ладошку своей ручищей и пошел вслед за ней. Внезапно девушка остановилась и, повернув ко мне лицо, игриво засмеялась веселым, жизнерадостным смехом, а затем, отняв от меня свою руку, побежала вперед, маня за собой. Мне стало хорошо и радостно, я бежал и чувствовал, как поет сердце, моя душа уносится вверх бесплотной тенью прошедшего дня. Я старался не отставать от нее, как будто боялся потерять свое счастье, неожиданно свалившееся в эту колдовскую ночь. Она бежала легко и грациозно, словно горная лань, и заливалась своим звонким, как волшебные колокольчики, смехом. Девушка подбежала к краю пруда и осторожно, подошла к краю воды. Затем обернулась и озорно поманила за собой изящным пальчиком. Я с трудом повиновался, и как каменный на ватных, негнущихся от этой страшной близости воды ногах, последовал за ней. Девушка вновь отвернулась от меня и начала пристально вглядываться в блестящую гладь пруда. Багровая луна качалась на поверхности воды и неодобрительно смотрела на меня. Страх начал проникать в мое сердце и я попытался сделать шаг назад, подальше от этого проклятого места. Она вновь обернулась и насмешливо скривила губы, затем, глядя прямо на меня, сняла с себя платье и шагнула в теплую, темную воду. Пораженный ее красотой, я вновь приблизился к воде, не решаясь подойти поближе. Она зашла в воду уже довольно глубоко и снова повернулась ко мне, ласково улыбаясь и маня к себе. Я, засомневавшись замер у кромки берега и в ответ отрицательно покачал головой. Она вновь печально улыбнулась, протянула ко мне руки и страстно зашептала мое имя. Ее требовательный голос ворвался в сознание, и, забыв все на свете, я решительно двинулся к воде. Погрузившись в воду по щиколотку, я недоуменно замер, ошеломленный внезапно увиденным. Сердце что-то кольнуло и на лбу медленно выступила испарина. Фигура девушка была только наполовину видна из воды, ее сияющие глаза смотрели на меня, она пела печальную песню, о том, как пустынный вереск шепчет в ночной тишине и плачет о потерянных душах погибших путников, она пела со всей страстью, на которую была способна, но уже ничто не могло отвлечь меня от странного зрелища. От ее обнаженного тела отходили кругами волны, она вся была освещена яркой луной, но в темной, блестящей воде не было видно никакого отражения. Там, где должна была отражаться ее фигура, блестели звезды, пустые и холодные. Опустив взгляд пониже, я увидел собственную физиономию, всклокоченные волосы, безумный взгляд, бледное лицо, ну, готовый мертвец. Но что это,:мои волосы, о ужас, только вчера они были черны как смоль, а сейчас на меня смотрело лицо старика с седыми волосами и пустым, потухшим взглядом. От ужаса я вскрикнул и начал пятиться назад. Девушка пристально взглянула в мое лицо и, прочитав по глазам мой ужас, посмотрела на окружавшую ее темную воду, на мгновенье замерла и, печально проведя ладонью по пустой воде, внезапно поплыла ко мне. Вскрикнув и избавившись от оцепенения, я споткнулся об торчащий из-под воды корень и на четвереньках выбрался из воды. Отбежав на приличное расстояние, я остановился перевести дух и в страхе обернулся на оставшийся позади пруд. Его серебряная чаша сверкала как ртуть, одинокая фигура девушки стояла на берегу и смотрела мне вслед. Начинало светать. Первые лучи дневного светила скользнули по кронам деревьев, белым перистым облакам, и пали на землю. Вода заброшенного пруда вспыхнула алым и девушка, спохватившись, медленно вошла в воду и поплыла к середине пруда, я еще мог видеть ее черную головку, но вот она пропала и в расходящейся воде, всплыл непонятный белый предмет. Он закружился в пузырящейся воде и поплыл к берегу. Я повернулся, и пошел, больше не оглядываясь к своему замку. Но на следующий день чувство любопытства все же разобрало меня, и при свете дня я вернулся к месту своего недавнего бегства. Днем колдуньи бояться было нечего, и я чувствовал себя вполне спокойно, хотя, не буду кривить душой, все же прихватил с собой ружье. Подойдя к воде, я смог рассмотреть таинственный предмет, смутивший мое спокойствие, это был красивый белый венок из простых полевых цветов, символ молодости и невинности. Подняв его из воды, я невольно залюбовался его безыскусной красотой и решил оставить на память о невероятных событиях прошедшей ночи.
После всего происшедшего я совсем перестал пить спиртное. Замок и примыкающий к нему парк продал за приличные деньги богатеющим фабрикантам, охочим до экзотики, и больше никогда не возвращался в свое родовое гнездо. Буквально через месяц я совершенно случайно узнал из старых книг, которые забрал из замка и свалил в чулане, кое-что касающееся истории моего рода и замка герцога Оранского. Мой прадед был воинственным малым, и во время редких дней отдыха кутил дни и ночи напролет, ну точно как я в недавнем прошлом. Он, как и я, был охотник до женского пола и своими подвигами славился по всей Франции. В одном из военных походов, честнее будет сказать, грабежей, встретил он во дворе у одного из своих вассалов девушку поразительной красоты. Она была старшей дочерью мелкого купца, который платил дань моему прадеду. Воинственный и развратный предок тут же похитил ее, а попытавшихся сопротивляться ее отца и братьев просто убил, не затрудняя себя никакими объяснениями. Отвезя несчастную в свой замок, он держал ее в качестве пленницы, а когда она ему надоела, выгнал ее из замка. Обесчещенная девушка в отчаянии бросилась в парковый пруд и утонула, да так глубоко, что ее тела так и не нашли. Предок же мой продолжал вести развеселую жизнь, пока все враги не объединились против него и не пошли на замок войной. Когда после многодневной осады твердыню взяли, мой прадед спокойно сидел на троне в большом зале и, распевая походные песни, пил дорогое вино. Не церемонясь более, его тут же прикончили, а тело вывесили вверх ногами на воротах крепости. Так закончил свою жизнь один из моих разлюбезных предшественников.
Захлопнув тяжелый фолиант с жутковатой историей моего рода, я встал из-за стола и подошел к платяному шкафу. Открыв его тяжелые, скрипучие двери, я вынул венок и положил его на стол. Белые полевые цветы засохли и пожелтели, венок стал хрупким, вот и сейчас пара веток отлетела и рассыпалась по полу. И вновь знакомый голос зазвенел в голове грозным предзнаменованием грядущих перемен. На землю спустился знойный и беспокойный вечер. Со студенческих времен меня постоянно мучила бессонница, и теперь, откинувшись на пуховую подушку, я приготовился немного почитать на сон грядущий. Книга Мишеля Монтеня называлась LES ESSAIS и всегда увлекала меня своим изысканным стилем и мудрыми мыслями. Сейчас мои собственные мысли путались, и я никак не мог сосредоточиться на чтении. Меня стремительно клонило ко сну и перед тем как закрыть глаза и полностью отдаться в руки Морфея, я заметил любопытные строчки, подозрительно взволновавшие меня.
Flamma dimanat, sonitu suopte
Tinniunt aures, gemina tegintur
Lumina nocte.*
Сон вскоре навалился на меня с неодолимой силою, и я погрузился в странные сновидения, наполненные ночными кошмарами.
Темные ветви хлещут меня по лицу, тени от деревьев удлиняются и кажутся страшными, корявыми руками невиданных чудовищ. Из чащи взлетает стая ворон и несется на меня, зловеще каркая и злобно сверкая черными бусинками глаз. Я бросаюсь бежать от них прочь, из горла рвется крик, но до слуха доносится только глухое шипение. Где-то вдалеке истошно лают собаки. Слышны голоса людей, я бегу на эти звуки из последних сил и вот вдали блестит спасительная надежда, видимо, человеческое жилье. Густой лес заканчивается, я выбегаю на небольшую поляну и тут же с ужасом понимаю, что там блестело в глубине чащи. Недобрым взглядом глядит на меня выпуклый, серебристо-пепельный зрачок проклятого пруда. Не в силах сопротивляться чужой воле, я следую в его мутную воду и останавливаюсь примерно на середине. Вода ледяной лапой сжимает мое тело, и я с ужасом чувствую свое медленное погружение в глубины темных вод. Мне не хватает воздуха, я вытягиваю голову вверх, пытаясь сделать еще один глоток спасительного воздуха. Тишину разрывает истерический крик. Мой собственный голос кажется мне настолько чужим и зловещим, что я теряю последние капли рассудка и начинаю хрипеть как в предсмертной агонии. Кто-то хватает меня за руки и тянет в глубину, на верную гибель.
Сознание возвращается ко мне резкой волной свежего утреннего воздуха. Я лежу в собственной постели, тело покрыто холодным потом и мелко трясется, как в ознобе. Старый домовладелец, мсье Дижо, озабоченно склонился надо мной и трясет за руки, стараясь привести в чувство. Еще две женщины видны в сумраке моей большой холостяцкой квартиры, одна из них мадам Безье достает из большой бельевой корзины белые крахмальные полотенца и передает их своей напарнице. Полотенцем обтирают мой лоб и грудь, мне становится немного полегче. Дижо пристально смотрит в мои глаза и спрашивает: Вы весь вымокли, мосье, что с Вами случилось? Я улыбаюсь и пытаюсь ответить, но его последние слова как будто взрываются у меня в голове. Становится тяжело дышать и сжавшееся от страха сердце пронзает острая боль, как будто длинная острая игла врезается в живую плоть и застревает там занозой. Удары сердца стучат набатом и становятся все реже и реже, пока не замолкают вовсе. Несколько мгновений я еще могу видеть бледные, размытые лица, в страхе склонившиеся надо мной, но и они уносятся в бесконечную даль, где всех ждет вечное спокойствие и тишина. Я натужно кашляю и, наконец, легкие освобождаются от избытка воды и тины, забившей рот. Я шепчу из последних сил: Несчастна моя душа, ибо я проклят!