Аннотация: Рассказ о том, как зарабатываются деньги, чтобы сводить концы с концами
Вгрызаясь в накопленные за сотни миллионов лет толщи осадочных пород, буровое долото упорно пробивается к нефтеносным пластам. Чтобы их не пропустить, рядом с вышкой поставлена наша газокаротажная станция, позволяющая вести ни на секунду не прекращающийся технологический и геолого-геохимический контроль процесса бурения разведочной скважины.
Обычно на станции работают трое - геолог и два оператора, иногда к кому-нибудь из нас присылают стажёра. В наш вагончик на колёсах тянутся подключенные к установленным в разных частях буровой датчикам провода, а также трубка газо-воздушной линии, доставляющая выделенный из промывочного раствора газ прямо в мини-лабораторию - хроматограф, который анализирует его компонентный состав.
Собранные данные высвечиваются на экране компьютера, - по нему змеятся разноцветные графики, выскакивают десятки меняющихся цифр. Не выходя из своего "дома", которым на месяц становится нам станция, о режиме бурения мы можем сказать почти всё: какое давление оказывает на забой долото (на жаргоне буровиков - обязательно с ударением на первом "о"); не "клинит" ли вращающийся в многометровой глубине бур; с нормальной ли температурой и плотностью поднимается буровой раствор и в достаточном ли количестве; с какой скоростью идёт проходка на любом выбранном интервале и многое другое.
Лишь для выяснения, какие породы выносятся с глубины, нам нужно заходить на буровую, просматривать накопившиеся в шламоотборнике обломки пород, под микроскопом подсчитывать процентное их соотношение. При учёте состава шлама на основе данных по скорости бурения и газового анализа строится литологическая колонка, позволяющая прогнозировать положение нефте- и газосодержащих пластов. Постоянно проводимый битумонологический анализ шлама даёт возможность увидеть появление признаков нефтеносности пород.
Более полное представление об облике пород даёт изучение керна - каменных столбиков длиной до 9-ти метров, извлекаемых на поверхность специальными керноотборниками и укладываемых в заранее приготовленные ящики или сохраняемые в стекло-пластиковых трубах.
Подобно рассматривающему флюорограмму врачу-рентгенологу, знающему, что делается внутри человеческого организма, геолог "просвечивает" километры слоёв, чтобы "заглянуть" в земные глубины.
На соединённом сетью с фиксирующим первичный материал первым компьютером, на втором, совершенно официально не без юмора именуемом "клиентом", материал обрабатывается, пишется пояснительная записка, оформляется литологическая колонка и всё остальное, что требуется для составления отчёта по результатам бурения скважины вплоть до самого последнего её метра.
Иногда бурение останавливается планово, например, при проведении спускоподъемных операций, когда все опущенные в скважину трубы, - скрученные друг с другом с буром на конце они называются инструментом, - в виде "свечей" по три или четыре трубки поочерёдно выставляются на "подсвечник", а потом снова спускаются после проведения необходимых действий - смены износившегося долота, выемки керна. Если не запускать работу, то, чтобы развлечься, можно на "клиенте" играть или писать рассказы.
Этим последним, не испытывая никакого желания гонять по дисплею компьютерных of worms - "червей", по-старушечьи раскладывать пасьянсы или тренировать свою ловкость на других произведениях хитроумных программистов, на протяжении нескольких вахт занимался ваш покорный слуга. Начинал не с нуля, - у меня уже были опубликованы рассказ и маленькая повесть, но на книгу, конечно, тогда они ещё не тянули. Зато в голове у меня зрели свежие сюжеты, руки просились к клавишам компьютера, который по команде "печать" в считанные минуты воспроизводил на бумаге то, над чем я засиживался днями и иногда бессонными ночами.
Было интересно вспоминать свои студенческие годы, многочисленные экспедиции и неизбежно их сопровождающие приключения, как на киноленте прокручивая их в своей голове, людей, с которыми сталкивала жизнь. Как правило, это были хорошие люди, но были и такие, что лучше бы их никогда не было, жили бы где-нибудь поодаль, не приближаясь, но это уже чистая утопия, - всё одно они подкрадутся и это ещё замечательно, если просто, без лишних слов, не церемонясь, сразу воткнут нож в ваше расслабленное тело (см. мой рассказ "Кровавый четверг"), так ведь прикинутся порядочными и любящими, и только потом предадут, оболгут и оклевещут, - вот с ними бы никогда не встречаться, но у таких, с позволения сказать, людей, большой арсенал средств долго не показывать своё истинное лицо, поэтому уберечься от них крайне трудно.
... До нас доносится лязг труб, рёв дизелей, - на буровой никогда не бывает тихо. К этому шуму мы уже привыкли, спать он не мешал, скорее, наоборот, - если бы вдруг всё стихло, спящий проснулся бы. Шум - это движение, которое, как известно, - жизнь, и если бы вдруг дизели замолчали, нам не пришло бы в голову наступившую тишину назвать благодатной, скорее катастрофой, ведь вскоре после этого температура в нашем жилище сравнялась бы с наружной, - двадцать пять-тридцать градусов ниже нуля.
Один из наших геофизиков Толя Нарушев, чрезвычайно похожий на толстяка из рекламы про пиво, за распитием этого напитка забывающего про течение время, поведал мне, как на одной скважине произошла такая авария и, не имея возможности предупредить о ней, отрезанные от внешнего мира бездорожьем, буровики вынуждены были две недели прожить в бане, поскольку нигде больше нельзя было поддерживать температуру, совместимую с жизнедеятельностью человеческих организмов.
Толя так интересно и смешно рассказывал всякие истории, пародируя главных их героев, - особенно ему удавались голоса людей с Кавказа - что я, в шутку, конечно, порекомендовал ему перейти на большую эстраду, но он сказал, что нынешняя работа ему нравится больше, а "выступать" ему и здесь ничто не мешает.
...Порой наш вагончик сотрясают винты могучих вертолётов, доставляющих на буровую всё необходимое для работы и жизни, только что не коров на внешней подвеске, как в "Мимино", - их привозили в виде замороженных туш. Несмотря на полный штиль вокруг, за окнами тогда начинается настоящая пурга, и становится понятно, как в кинофильмах снимались сцены, где люди, сгибаясь под ураганным ветром, наперекор стихии шли к намеченным партией и правительством великим, но, как оказалось, совершенно недостижимым целям.
Сейчас-то для съёмки многочисленных боевиков достаточно шикарных офисов и каких-нибудь недостроев да брошенных заводов и производств, коих в нашей стране в последние годы образовалось великое множество, где киношные братки любят "забивать стрелки", - здесь есть место, где можно по-молодецки подраться, гранаты покидать друг в друга, не забывая потом делать контрольные выстрелы.
В один из первых дней моего пребывания на буровой, зашедший в вагончик участковый геолог сообщил нам, что на скважине случилось происшествие, - бульдозер упал в амбар. Никто не удивился, - только мне одному было непонятно, как трактор мог упасть в амбар, - сарай для зерна по моему доселе разумению, ведь вертолёта, который мог его нести на внешней подвеске и случайно уронить, слышно не было, но и тогда он упал бы "на амбар", а не в него, если, конечно, для реализации этого события не разобрать ему крышу. Скоро я уже, конечно, знал, что амбаром на буровой называют большую яму для сливания туда промывочного раствора. В тот раз амбар был ещё пуст, и случайно опрокинувшийся в него бульдозер скоро был извлечён оттуда с помощью талевой системы вышки, грузоподъёмность которой больше сотни тонн, ведь ею поднимают весь инструмент в несколько километров длиной.
Кроме работы, развлечений у нас немного, - в баньку сходить, да, чтобы не засиживаться, - по накатанному зимнику побегать среди бездвижно стоящих ёлок, которые при полной луне кажутся серебристыми. В воздухе ни ветерка, поэтому все веточки на кустах будто обклеены инеем, который, - стоит дотронуться, - тут же опадает маленьким буранчиком.
Как-то у нас жила мышка, пойманная прямо в вагончике, - надоело её беспрестанное шуршание в стенках. У неё была буренькая, как будто подпалённая спинка, поэтому я назвал её Бурёнкой. Кличка получилась коровья.
В качестве жилья выделили ей банку с железной крышкой с пробитыми в ней вентиляционными отверстиями. Своими острыми зубами она без устали пыталась их расширить, и теперь вместо шуршания мы слышали громкий металлический скрежет. Несколько дней мы её кормили, благо она голодовку не объявляла, но потом нам наскучил этот "heave metall", и я отнёс её подальше в лес, где она сразу закопалась в снег. Дальнейшая судьба Бурёнки скорее всего трагична, ведь у неё не было заготовлено запасов на зиму, а собрать ей что-нибудь в дорогу я не догадался.
Случаются в нашем быту смешные ситуации, память о которых остаётся нетленной довольно долго.
У нас работает геолог, коми-пермяк по национальности, тёзка вождя мирового пролетариата. Однажды он решил прямо из станции позвонить по спутниковому телефону своей тёще, - поздравить её с днём рождения. Надо сказать, что междугородняя связь по нему осуществляется качественно и быстро, ведь очереди на трубку никакой, а спутник, болтающийся на геостационарной орбите где-то над Индийским океаном, нам более доступен, чем жвачка "Орбит".
Связываясь по спутниковому телефону, нужно учитывать два нюанса. Первый - "тостующим", которым в случае долгой связи придётся выпить до дна горечь расплаты за бездарно потраченные деньги, ведь каждая минута разговора стоит три доллара, то есть, мы должны быть предельно лаконичными, или, говоря образно, нам всё время нужно помнить о сестре таланта - краткости.
Второй нюанс нужно знать также "тостуемым" - при разговоре идёт некоторое запаздывание сигнала, поэтому нельзя начинать говорить прежде, чем закончит твой телефонный vis-а-vis. Желательно фиксировать окончание своей речи каким-нибудь условным словом, или называть имя собеседника, - это мы наблюдаем в телевизионных новостях при связи дикторов и корреспондентов в масштабе реального времени, когда только и слышишь в их разговорах: Константин, Катя, Татьяна, Пётр. Нельзя также перебивать, иначе начинается такая белиберда, что разбирать речь не будет никто, - ни "тостующий", ни "тостуемый"
В качестве "тостующего" в переносном и прямом смыслах хотел выступить Володя, пожелать здоровья тёще, успехов на поприще воспитания внучки - его дочери - и намекнуть на счёт блинов, ведь вахта близилась к концу. Он расчитывал за минуту-другую всё этот протараторить и положить трубку, уложившись в шесть долларов.
Если бы я знал, что за этим последует, то обязательно настроил бы магнитофон на запись, - всё для этого у меня было, но я этого не сделал, - откуда мне было знать, что будет исполнен такой шедевр, который вошёл бы в мировую коллекцию юмора.
Володя установил контакт со спутником, набрал код Перми и телефон тёщи и начал: "Здравствуйте, Нелли Валентиновна, поздравляю вас с днём рождения и желаю...!". Надо здесь отметить, что до семи лет Володя совсем не говорил по-русски, поэтому у него остались огрехи произношения, - так, например, букву "О" он тянул даже дольше, чем какой-нибудь вологжанин, поэтому, написав только эти слова, я не могу передать интонацию, а для полного эффекта было бы желательно звуковое сопровождение.
Потом Володя вдруг замолчал, что-то послушал и продолжил громким голосом: "Молчите, молчите, ничего не говорите, я говорю через спутник, молчите, ничего не говорите...". На всё это "молчите, ничего не говорите" с долгим "О" у него ушло уже минуты полторы, когда он вдруг в сердцах крикнул: "Замолчи, дура!", ещё что-то послушал и, едва не расколотив трубку, с досадой бросил её на аппарат. "Тостуемой" имениннице Нелле Валентиновне пришлось до дна испить чашу оскорбления своим зятем.
Ещё до произнесения заключительной фразы, уже не в силах стоять от смеха, я лежал на топчане, застеленном моей постелью, а когда он сказал последние два слова, то подумал, что уже не жилец, потому что стал чувствовать острую нехватку кислорода из-за невозможности дышать.
Володя, впрочем, к нему присоединяться не торопился, а сидел мрачнее тучи на своем диване напротив приборного стола с компьютерами, поэтому я скоро тоже угомонился. И тут он, словно пламенный трибун, с нескрываемым раздражением произнёс свою гневно-обличительную речь. В ней проскакивали слова, которые опускаю по причине их непечатности, обозначая, - как это делают звуком в видеорепортажах, - лишь их местоположение.
"Сколько раз я им говорил, ...пи-и-и...чтобы они не встревали в разговор, ...пи-и-и... что мне надо дать...пи-и-и.. договорить, а она ... пи-и-и... сразу же начала, ...пи-и-и...как Трандычиха, - он затараторил, изображая её голос, - Володя, ты где, ты когда приедешь, как ты себя чувствуешь, - сто вопросов в минуту...пи-и-и..!" - и он сплюнул, угрюмо замолчав. Я ему посочувствовал. Володю можно было понять, - за двести рублей обозвать тёщу дурой, когда можно покрепче, если она этого заслуживает, конечно, и совершенно бесплатно, - не позавидуешь!
Посидев с полчаса в тяжёлом раздумье, Володя решил повторить попытку связаться, пожертвовав ещё парой-тройкой сотен рублей. Тут уж я был во всеоружии, в магнитофон была вставлена кассета, а мой палец упёрся в кнопку "запись", но на этот раз я был разочарован содержанием их разговора, - в нём ничего не было замечательного, поэтому и сказать о нём нечего.
Иногда же бывает не до смеха, как это случилось на одной из скважин в Казахстане, когда нарушение буровиками технологии при подъёме инструмента (в это понятие входит, например, допустимая скорость подъёма и поддержание нужной плотности бурового раствора) произошёл выброс из нефте- и газонасыщенного пласта и скважина сгорела в считанные минуты, ведь достаточно одной искры, чтобы эта взрывоопасная смесь загорелась. В тот раз всё обошлось, никто не пострадал, кроме вышки, разумеется, которая перегорает и падает, несмотря, что железная, в течение первого получаса пожара (см. иллюстрацию, с другой скважины).
И для предупреждения таких ситуаций ставят наши станции, но тогда рекомендации наших операторов были проигнорированы, за что и поплатились.