ЗА ВСЕ НАДО ПЛАТИТЬ

Было уже чуть позже семи, когда я вошел в бар. Я немного опаздывал - это нехорошо.

Нехорошо опаздывать на встречу с другом.

Если бы я опаздывал на встречи с ним, когда мы были еще приятелями, вероятнее всего, он не стал бы моим другом.

В баре было шумно и весело, почти все столики оказались заняты. Тут и там, улыбаясь и подмигивая клиентам, сновали молоденькие официантки на роликах и в коротких юбочках-шотландках. Удивительно, как их теперь научились делать - почти как настоящие. Говорят, будто уже и среди них появились модели, полностью имитирующие женскую анатомию. Их даже можно соблазнять. Проблема только в том, что из оборота до сих пор не изъяли старые версии, у которых нет такой функции, и можно здорово наколоться, клея эдакую ломаку целый вечер без всяких шансов на успех.

На стенах висело несколько огромных экранов - транслировались самые разные музыкальные программы. Авторами большей их части были роботы, я это точно знал. По некоторым гармоническим алгоритмам я даже мог бы распознать пяток наиболее популярных роботов-композиторов. Шлягеры этих ребят были обречены на успех, поскольку при их написании использовались результаты социологических опросов, обновлявшиеся еженедельно. Ко мне вот так же недавно подошел молодой человек (я сразу определил, что он робот, у меня на это наметанный глаз), и, разумеется с моего предварительного разрешения, с помощью двух клемм, на мгновенье прижатым к моим вискам, считал информацию о том, какая музыка привлекла бы мое внимание. Заодно он считал информацию и о моих кулинарных пристрастиях, литературных предпочтениях, о том, какого плана фильмы я хотел бы посмотреть в ближайшее время. Теперь производство таких вещей поставлено на поток, настоящие шедевры появляются раз в несколько дней во всех областях культуры и творчества, и бьют, что называется, наверняка. Конечно, человеку очень трудно тягаться с такими просчитанными шаблонами. Я иногда тоже пописываю музыку, хотя уверен, что на сложившемся фоне она никому не понравится.

Кроме того, это очень дорого.

Вадик уже сидел на высоком стуле у барной стойки и потягивал светлое безалкогольное пиво. Его грузную, сутулую фигуру я легко узнаю и сбоку, и со спины. И этот его бессменный наряд: широкие шорты, сандалии на босу ногу, незаправленная футболка темно-синего цвета.

Вадик словно почувствовал меня спиной, обернулся. Он помахал мне рукой, хотя совсем не изменился в лице. Признаться, и я был не слишком рад его видеть. Но когда речь идет о друге, приходится кое-чем жертвовать.

Мы поздоровались. Я подсел рядом, и электронный бармен налил мне такую же кружку светлого безалкогольного напитка.

- За встречу! - мы сдвинули кружки, и отхлебнули по паре глотков.

Некоторое время мы просидели молча. Глаза начали привыкать к полумраку, и теперь между экранов на стенах, я мог видеть совсем маленькие камеры, наблюдавшие за тем, что происходит в баре. Это необходимо для безопасности посетителей. При желании можно было бы поставить камеры размером с игольное ушко, но Федеральная Служба Наблюдений ни от кого не пряталась. Наоборот, то, что объективы были заметны даже при таком освещении, играло положительную роль: никто не смел забыть, что всякое его противоправное действие будет зафиксировано документально.

- Как у тебя дела? - спросил Вадик.

- Нормально, спасибо.

- Как с Мариной?

- Тоже все хорошо, - я отхлебнул еще глоток, - через два месяца мы поженимся.

- Хорошо, - Вадик хлопнул меня по плечу, - тогда твоя жизнь наладится. И с деньгами станет посвободнее.

Я все невольно посматривал на камеры. Нет, они меня совершенно не беспокоили. Чего мне беспокоиться? Я не собираюсь нарушать закон. Я признателен судьбе за то, что мне приходится жить именно в это время, а не раньше. Ведь тогда практически всю работу, в том числе и самую тяжелую, выполняли люди, только кое-где им на помощь приходили роботы. И при этом люди еще хотели жить вечно! То ли дело теперь - просто куча свободного времени. Присутствие в офисе с десяти до шести превратилась в пустую формальность, все равно все реальные задачи решают роботы. Офис для настоящего человека выполняет социальную функцию: здесь люди просто общаются.

Если офисным работникам и платят что-то за присутствие на рабочем месте, то уж конечно не за то, что они делают вид, будто в самом деле работают!

Чего мне опасаться камер? Я же не собираюсь кого-то убивать! Или совершать самоубийство - нет, ни в коем случае. У меня все прекрасно: я молод, здоров, у меня нет вредных для здоровья привычек, зато у меня есть красавица-невеста, которая через два месяца станет моей женой. И Вадик прав: с деньгами станет посвободнее.

Хотя, что деньги? Когда вся работа выполняется роботами, товары имеют весьма условную цену. Даже по сравнению со студенческой стипендией, которая и сама по себе-то, можно сказать, является не деньгами, а скорее данью прошлому, стоимость продуктов и товаров первой необходимости просто ничтожна.

Но у меня есть мечта, и я когда-нибудь ее осуществлю. Пусть для этого потребуется очень много денег, главное - задаться такой целью и запастись терпением, а уж деньги-то накопятся.

Признаться, копить я начал уже давно, просто Вадик об этом не знает - даже другу не стоит рассказывать абсолютно все. Именно поэтому он думает, что у меня не очень с деньгами.

Мы посидели еще какое-то время молча. Подскочила девчушка на роликах и в шотландке, с собранными в хвост русыми волосами.

- У вас все замечательно? - уточнила она.

- Да, спасибо, - я потрепал ее за щеку. И она покатила дальше, напевая одну из популярных песенок.

Что-то такое я должен спросить у Вадика? Я еще шел и думал: не забыть спросить!..

А, вспомнил:

- А у тебя как дела?

Вопрос абсолютно дежурный, но ты должен задавать его, даже если ответ тебя не слишком интересует. Как дела? - Нормально! - традиционная пара реплик. Но если ты сидишь в баре и пьешь светлое безалкогольное пиво с другом, ты должен спросить его об этом. Тем более, что он уже сделал это в начале беседы.

- А у тебя как дела?

Вадик поднял на меня свои воловьи, отчего-то всегда чуть мутные глаза:

- Плохо.

Плохо?! Вот тебе раз, как гром среди ясного неба!

- Что случилось?

- Мы с Ольгой расстались.

- Расстались с Ольгой?! - перед глазами встала молодая женщина с лицом, на котором всегда читался отпечаток потерянности, и длинными руками, свисающими, словно ветви плакучей ивы. - Ты что, с ума сошел? Она же твоя жена!

- Я не могу с ней, - он снова посмотрел на меня, - не могу, понимаешь? Чужая она мне!

- Да как же чужая! Она ж в невестах у тебя полгода ходила, потом женой тебе была почти четыре года! И вот так взять, и разрушить все?

- Ты не понимаешь! - закричал вдруг Вадик, и я заметил, как несколько камер повернулись в нашу сторону.

- Тихо, тихо... - я погладил его по плечу. Нет, я не боюсь Федеральной Службы Наблюдения, но излишнее внимание мне тоже ни к чему. - Чего я не понимаю? Я понимаю, что теперь и тебе, и ей урежут пособие.

И мне подрежут доходы, я же твой друг, я должен следить, чтобы твоя семья не распалась.

- Ты не понимаешь, - продолжил Вадик уже на нормальных тонах. - Дело не только в том, что она мне чужая. Дело в том, что у нас не будет детей. Мы получили официальное медицинское заключение.

Вадик выложил на стойку бара голубой листок с синей треугольной печатью.

- Видишь? - он ткнул пальцем в строку в нижней части заключения. - Написано: биологическая несовместимость. Все! Точка.

Да... Это, конечно, был удар. Для меня, разумеется. Хотя мне стоило задуматься об этом раньше, когда ни через год, ни через два, ни даже через три года после заключения брака худая Ольга не начала толстеть. Я в глубине души догадывался, что с ее беременностью у них какие-то проблемы, но не предполагал, что все настолько серьезно. Так ведь теперь бывает: люди женятся, но еще долгое время не занимаются сексом. И даже правительственные программы, материально стимулирующие деторождение, оказываются неспособны уложить мужчину и женщину в одну постель.

Я в свое время читал, как все это началось. В начале двадцать первого века научно-технический прогресс полностью отстранил человека от трудовой деятельности: на заводах работали роботы, в шахты спускались роботы, дорожным движением управляли роботы, юридические консультации оказывали роботы, и ремонтировали роботов тоже роботы. Производство и содержание роботов становилось все дешевле и дешевле, одновременно с этим падала цена на товары, производимые роботами, и на услуги, оказываемые ими. Сбылась многовековая мечта человека: он стал полностью свободен.

Казалось, что ворота в рай открылись. Но, разумеется, это было не так. Беда пришла, откуда не ждали.

- Еще пива? - поинтересовался веселый бармен, заметив, что наши кружки полны менее, чем наполовину.

- Валяй, - ответил я.

Развившиеся средства связи уничтожили понятие расстояние. Теперь не нужно было не то, что ехать в другой город, чтобы повидать родственника, не приходилось даже перейти дорогу, чтобы спросить у одноклассника, как он решил домашнее задание. Сперва коммуникации полностью ушли в интернет, затем, на базе того же интернета, появились голограммы и голосовые синтезаторы, а после - механизмы, имитирующие вкусовые и тактильные ощущения от объятий, рукопожатий и поцелуев, до самых изощренных любовных утех. Наиболее удачные виртуальные контакты люди начали сохранять в памяти машин, оставляя себе возможность всей полноты общения с родственниками или любимыми даже после их физической смерти.

В результате люди начали утрачивать способность общаться с живыми людьми, которых нельзя запрограммировать, и до которых нужно еще добраться, иногда просто перейдя дорогу, а иногда и отправившись в другой город.

Именно в этот момент две проблемы, обозначившиеся в развитых странах еще в конце двадцатого столетия, буквально выстрелили: рост самоубийств и падение рождаемости. Государства уже тогда начали проводить различные социальные программы: финансовая поддержка молодой семьи, льготы и доплаты за новорожденного, ограничение в некоторых правах холостых мужчин и незамужних женщин, достигших репродуктивного возраста. Но если в двадцатом веке об этих тревожных явлениях было принято говорить, называя их высокопарным термином тенденция, то в первой половине века следующего на среднюю статистику перестали оказывать успокаивающее влияние цифры из стран третьего мира в связи с его интеграцией в единое экономическое сообщество.. И социологи в ужасе затрубили о фактическом вымирании человечества.

Только тогда человечество призналось само себе в том, что настоящим трудом для него давно уже стало не посещение офисов, в которых в действительности работали только роботы, не производство, которым в действительности занимались только роботы, а именно человеческое общение.

Человеческое общение! Вот что трудно! Вот за что в самом деле следует платить. И платить реальные деньги, а не те, за которые можно купить только еду и товары первой необходимости: медикаменты, компьютер, автомобиль и робота-домработницу.

Общение - вот истинный тяжкий труд!

Особенно общение мужчины и женщины.

Особенно, если они живут вместе.

Особенно, если они решили завести ребенка.

Конечно, демографический вопрос можно до поры решить с помощью искусственного оплодотворения, но давно уже установлено, что дети из неполных семей намного реже приносят потомство, чем дети, рожденные отцом и матерью.

Кроме того, это никак не решало демографический вопрос с точки зрения конкретного мужчины.

То есть с моей точки зрения.

- И как же ты теперь будешь? - я посмотрел на Вадика с искренним сожалением.

За каждый час встречи мужчины и женщины каждому из них платили по десять единиц из государственного бюджета. Если мужчина и женщина регистрировались как жених и невеста им платили уже по пятнадцать единиц за час. Через шесть месяцев они могли зарегистрироваться уже как муж и жена и получать по двадцать пять единиц за час. Одновременно у них появлялась обязанность жить и спать вместе.

Учетом времени и контролем за соблюдением супружеских обязанностей как раз и занимается Федеральная Служба Наблюдений.

Когда же у мужа и жены рождался ребенок, их зарплата увеличивалась до сорока единиц в час. Кроме того, им полагалась единовременная выплата в размере тысячи единиц.

Существовала, правда, и обратная сторона. В случае развода всякие выплаты прекращались на полгода, при этом и мужчина, и женщина уплачивали в бюджет весьма значительный штраф за неисполнение супружеских обязанностей.

- У тебя хотя бы есть, чем расплатиться с Федералами?

Кроме того, штрафу подвергались родители и друзья мужчины и женщины, которые решили прекратить супружеские отношения. То есть, в данном случае, я. Деньги не такие уж большие, но, когда у тебя есть главная мечта, довольно трудно отказываться даже от небольшой их составляющей.

- Нет, сейчас у меня не хватит, - грустно ответил Вадик. - Я в долговой яме, дружище. Даже и не знаю, когда смогу из нее выбраться.

Я еще раз посмотрел на Вадика, и теперь он мне совсем не понравился. Я заметил, что он не брит, он перестал следить за собой. Это тоже штрафуется. И если он в сложившейся ситуации не пытается избегнуть расходов просто путем бритья, это может означать только одно.

- Вадим, не смей даже думать!

- А ради чего мне все это? - Вадик перешел на хриплый шепот. - Я не хочу так! Это не жизнь... это...

- Вадим, не сметь! Подумай об Ольге! Нам всем непросто! Подумай обо всех нас, в конце концов.

Если Вадик все же убьет себя, Федеральная Служба Наблюдений оштрафует всех, с кем общался Вадик. Потому что не остановили, не уследили. Но меня, друга - в первую очередь и в особо крупном размере. Тогда прости-прощай, моя мечта!

- Все сложится, Вадим, все получится, - я гладил его по спине, как маленького. - Ты встретишь другую девушку...

- И что? Опять полгода ходить в женихах, потом селиться вместе, жить с чужим мне человеком, делать детей... Я не хочу делать детей, понимаешь? Я не животное! Я хочу сначала захотеть, чтобы у меня был ребенок, а уже потом...

- У вас все замечательно? - снова подскочила к нам официантка.

- Катись отсюда! - буркнул Вадик. Девушка фыркнула, и скрылась в темноте бара.

- Ничего, ничего, - я судорожно подбирал слова, которые могли бы отвернуть Вадика от самоубийства, самого страшного преступления из тех, что были перечислены в уголовном кодексе. Даже убийство нескольких человек считалось менее страшным, так как предполагало контакт живого человека с живым человеком. - Вот ты мне все рассказал, и тебе стало легче. Правда? Ведь стало, стало же?

Вадик закрыл лицо руками.

- Да, - глухо сказал он, - стало. Спасибо тебе.

- Да что ты, - смущенно сказал я, - ведь настоящие друзья для этого и существуют. Пройдет еще год с небольшим, и мы с тобой станем закадычными друзьями. Не забывай об этом!

- Верно, - улыбнулся Вадим, - закадычными.

И мы ударили по рукам.

Я вышел из бара на свежий воздух. Робот-парковщик подогнал мой автомобиль. Я глубоко вдохнул свежий прохладный вечерний воздух - Правительство следило за тем, чтобы вечерами воздух был именно такой: прохладный и свежий. Впрочем, свежим он был всегда.

Я достал из нагрудного кармана электронный бумажник и открыл его. Бегущая строка проинформировала меня о последних операциях:

(i) встреча с невестой - два часа - 2х15 - 30 единиц;

(ii) поцелуй невесты в щеку - два раза - 2х50 - 100 единиц;

(iii) поцелуй невесты в губы без проникновения языка в рот - три раза - 3х75 - 225;

(iv) встреча с другом - один час - 1х7 - 7 единиц.

Текущий итог: 362 единицы.

Общий итог: 12847 единиц.

Вот так, почти тринадцать тысяч. Побыть час одному стоит 50 единиц. Поспать одному у себя дома восемь часов стоит дороже, чем восемь часов побыть одному. Это обойдется мне не в 400 единиц, а в 600, поскольку эти восемь часов идут без перерыва.

Голограмма покойной мамы стоит 200 единиц в час. 300 - вместе с отцом.

Помузицировать в одиночестве стоит 100 единиц. Почитать газеты - 50, книги - 70, стихи - 100.

За все надо платить.

Камеры везде. Они понатыканы у меня дома, так же как в баре. Федеральная Служба Наблюдения отметит все мои расходы, сама произведет списание нужного количества единиц с моего личного счета и представит мне подробный отчет. Я абсолютно уверен, что они не возьмут ни одной лишней единицы.

Ну, так что? Можно было бы привезти к себе Марину. За ночь с невестой, даже если пальцем ее не трогать, даже если не раздеваться, платят тысячу единиц. Но она сегодня уже больше не сможет. Два часа общения, два поцелуя в щеку, три в губы - конечно, она измотана.

Да и я, признаться, тоже. Часовая встреча с другом, которая принесла мне всего семь единиц. Всего семь единиц, а я терпел этого борова с его проблемами целый час, да еще завис теперь с этим потенциальным самоубийством... Несправедливо, что даже заключение врачей о неспособности пары к воспроизводству не освобождает неудавшихся родителей, а главное, их окружение от ответственности.

Ну, ничего, даст Бог, все наладится. Еще год с небольшим, и мы с Вадиком станем закадычными друзьями. Тогда и мне, и ему за каждый час, проведенный вместе, станут платить по пятнадцать единиц! Как за время с невестой!

Вовремя я ему об этом напомнил. Кажется, его это приободрило.

Ночь одному - 800 единиц. Моя мечта стоит 100000 единиц, и в ее масштабе 800 единиц - не так много. Но и не так мало. Могу ли я позволить себе сегодня такую трату?

Можно взять проститутку. За ночь с проституткой Федералы ничего не доплачивают, но и не списывают с твоего счета, если у тебя был с ней секс. Правда, я все никак не могу заставить себя смириться с тем, что и проститутками работают только роботы.

И для меня по-прежнему остается большим вопросом: чем и за что на самом деле мы расплачиваемся.

Я нажал на педаль, и машина понеслась по веселому вечернему городу. Всюду горели огни, играла музыка. Город был празднично украшен, хотя никаких специальных торжеств не намечалось. Каждый день жизни - это праздник! - такова наша нынешняя официальная идеология. Наша новая национальная идея. Можно сказать, наднациональная.

На огромных щитах сменяли друг друга рекламные изображения товаров, которые в рекламе, на самом деле, не нуждались. Так, просто еще одна правительственная программа. Улицы кишели не то людьми, не то роботами, весело сновавшими повсюду, и если бы не мой бортовой компьютер, я бы наверняка сшиб нескольких пешеходов.

Наконец, я хлопнул руками по рулю: окей, я принял решение - сегодняшнюю ночь я проведу один. Могу я хоть изредка позволить себе такую роскошь!

800 единиц из 100000 единиц. И черт с ними!

Когда-нибудь я доберусь до этой заветной цифры и осуществлю свою мечту. Пускай считается, что мечту нельзя купить. Ведь когда-то нельзя было купить и любовь, и невесту, и друга... Но время все расставило на свои места. Всему определило свою цену.

В единицах.

И моя мечта тоже имеет цену. Ее определили сами Федералы.

Ровно 100000 единиц.

100000 единиц за то, чтобы самому уйти из жизни, и чтобы никого из моих родственников, друзей, подруг, жен и невест не преследовали за это Федералы.

Я хочу выкупить у них свою смерть. Я хочу распорядиться ей так, как считаю нужным. И я добьюсь этого, выполнив все условия.

Я стану закадычным другом.

Я женюсь.

Я рожу троих детей. Семерых, если надо.

Я буду ежедневно заниматься сексом с женой, любовницами и роботом-проституткой.

И тогда однажды я смогу получить то, что изначально принадлежит мне - свою смерть.

Ведь смерть каждого из нас принадлежит нам.

Смерть принадлежит каждому из нас по праву рождения.

16 ноября 2004 года