Дарэль : другие произведения.

Осень. Домовой

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это - осенняя сказка. На мой взгляд, здесь есть и лирика, и мистика, и фэнтези, хотя чего больше а чего меньше сказать не возьмусь. Одна из лучших моих вещей - опять же, на мой взгляд.

Лирическая повесть, или диплом, домовой и всё-всё-всё...

   Всем, кто делил со мной радости и печали в старом доме номер 3 на улице 8 Марта.
   Сафин Э. Ф.

Глава 1

  
   Как обычно, я проснулся. Выглянул в окно - в заброшенном садике тусовались наркоманы. Холодное осеннее утро наводило на мысль о написании диплома. Это было странно - зачем писать диплом, когда проблем и так хватает?
   "Чем бы заняться?" - подумал я. Впрочем, думать мне не понравилось, и я бросил это дурное занятие. Хотелось есть, но не хотелось готовить. Хотелось поговорить, но не хотелось искать того, с кем говорить. Хотелось еще чего-то, но совершенно невозможно было думать о том, чего же мне хочется.
   В соседней комнате кто-то нудно бубнил о том, что вселенная - это зернышко пшеницы, и единственной заботой человечества должно быть сохранение этого зернышка от утирки, усушки, мышей и перетирания в муку. А так как по логике говорящего непосредственно человечество не имеет никакой возможности уберечь зернышко от вышеупомянутых бедствий, то, следовательно, теряется и смысл его существования.
   Я быстро оделся и вышел в соседнюю комнату. Там никого не было. Голос доносился из кухни. Я вышел на кухню - там, на печке, сидел наш домовой Сильвестр и еще какое-то странное существо, хвостом и копытцами напоминающее домового, но чрезмерно одетый, еще и в очках, и в бейсболке. Судя по всему, это тоже был домовой, но какого-то нового склада. Домовые пили ряженку из пиалушек и играли в карты.
   - Одиссей. - Заявил чужой домовой.
   - Чего? - Не понял я спросонок. - Где Одиссей?
   - Да он и есть Одиссей! - Весело воскликнул Силька. - Вечно как упрется из своего дома, так и поминай как звали!
   - Вот уж неправда. - Совсем не обиделся Одиссей. - Я может быть из дома первый раз за последние черт знает сколько месяцев выбрался. - Он почесал трехпалой лапкой свою волосатую спину в том месте, где её не прикрывали ярко-оранжевые ползунки, затем продолжил. - А Одиссеем меня прозвали за хитроумие.
   Вот уж не знаю так не знаю. Хитроумный - не хитроумный, а судя по всему наш домовой у этого Одиссея уже порядком выиграл. А сужу я об этом так смело потому что Силька:
   а) жмот;
   б) пессимист;
   в) молчун;
   При том, что сейчас он:
   а) доволен жизнью;
   б) угощает ряжен-кой гостя;
   в) охотно вступает в разговор.
   - Слышь, Силь, ты только опять тараканов не навыигрывай! - Взмолился я. - А то уж лучше повеситься.
   - Какие тараканы! - Радостно(!) сказал Сильвестр. - Я тебе сейчас покажу!
   Он продемонстрировал корявый обрывок бумажки, в которой я узнал копию своего аттестата. На другой его стороне схематично были изображены две коренастые фигурки, под каждой из которых нарисованы какие-то животные - побольше (напоминающие крыс) и поменьше (похожие на маленьких слонов). Все это было исчеркано, снабжено громадным количеством стрелок во все стороны и обведено кучей кружочков.
   - Что это? - брезгливо спросил я. - Авангард в твоем исполнении? В художники решил податься?
   - Дурилка! - с восторгом (!!) воскликнул Силька. - Это ставки - кошки, мышки - крыс я не беру, они безответственные.
   - Ну, кто ещё берет... - тоскливо заявил Одиссей, и я понял, что берёт не он. - Я может ещё и отыграюсь.
   В дверь постучали, я осознал, что хочу в туалет, а домовые испарились с печки. Листок со ставками ещё пару секунд лежал, потом тоже исчез.
   - Кто там? - спросил я, действительно не представляя, кто может прийти.
   - Мясо, сметана, молоко... - С удручающей тоской проинформировали меня с той стороны двери. - Всё свежее, сегодняшнее.
   - Ну, как же. Сметана ещё сегодня по огороду бегала, ага?
   - Ага. - подтвердили с той стороны.
   - Не надо. - не знаю, как другие, а я за неимением денег и на одной картошке прекрасно живу. А молоко мне тетка приносит. Родная. Парное.
   Я накинул телогрейку, запрыгнул в валенки и выскочил на улицу в направлении уборной. Частный дом это хорошо, но вот почему-то ванна и туалет у меня на улице. А так вообще кайф - деревянные небелёные потолки, ощущение беспредельного уюта, невозможное в бетонных муравейниках и, естественно, никаких проблем с затапливаниями и отключениями воды по стояку.
   Сквозь тучи проглянуло бледное замученное солнышко. На голой ветке яблони стрекотала сорока. "Жить-то как хорошо." - подумал я, застёгивая ширинку. В садике напротив моего дома наркоманы жгли какую-то гадость. Целыми днями там тусуются, бедняги, а ведь уже холодно. Подтверждая мои мысли, холодный ноябрьский ветер забрался под телогрейку и погнал меня в дом.
   Сразу, на входе, по ушам огрел телефонный звонок. Как был, в валенках, я вломился в зал.
   - Смольный на проводе. - авторитетно заявил я, пытаясь отдышаться.
   - Что, повесился? - игриво спросил женский голос.
   - Кто? - спросил я, не понимая - это выпад, личное участие или ошибка номером.
   - Смольный. - с недоумением сказали оттуда.
   - В смысле? - теперь я совсем запутался.
   - Ну ты же сказал - Смольный висит на проводе.
   - Я не говорил, что он висит. - до меня стало доходить. Понемногу.
   - Ладно, проехали, забыли и уехали. Я пошутила. - утомленная моей непонятливостью, собеседница тяжко вздохнула. - Вы даёте уроки французского?
   - Только французского секса. - состроумничал я.
   - Понятно. - трубка на том конце провода соприкоснулась с рычагом, и я услышал гудки отбоя.
   Ну что ж. Пора бы и поесть.
   Странная вещь - дипломная работа. Загадочная. Вроде бы и не писал, а почему? В институте шкнят, отец по телефону ругает. Впрочем, теоретическая часть готова. Правда, понапихал я туда... А, кто её читать будет? Я, например, только за большие деньги согласился бы. И то без гарантии, что прочитаю.
   Моя девушка, удрученная моей дипломкой, смоталась в другой город, к моим друзьям. Я, удрученный дипломкой и своей девушкой, начал с горя стихи писать. Типа:
  
   Постой, далекий берег,
   Не уплывай в туда!
   Мне скучно жить без денег,
   А впрочем - как всегда...
   или:
   Любовь - это поле ромашек,
   А люди -стадо бизонов.
   Вы топчитесь! Но дайте патронов,
   Я стрелять буду! Без промашек.
  
   Из дома куда-то подевалась вся живность. Только загадочная сонная муха летает на кухне. Сильвестр ходит довольный - мне страшно и подумать, он что, лошадь выиграл? На вопросы не отвечает, требует пузырь ряженки за труды, а за какие такие труды, говорить не хочет.
   На улице сильно похолодало. В заброшенном садике за окном всё ещё тусуются наркоманы. Мёрзнут, но тусуются, бедолаги. Вчера заходил один ко мне, пытался занять денег под предлогом нашего знакомства. Как человек интеллигентный, я сначала выслушал его, и только потом послал подальше. Очень вежливо, хоть и с применением ненормативной лексики. И даже "пожалуйста" раз пять вставил. Типа - "Пошел ты на фиг, пожалуйста. Из-за таких... как ты, ни у кого денег нет, а ты и... , мол, дай денег. Вот те ... - пожалуйста!"
   Он обиделся и пригрозил сжечь дом. Я обиделся и предложил его же шприцем вколоть ему ряженки, если он её купит, так как ряженка - продукт натуральный, и для домовых является пищей, алкоголем и наркотиком одновременно.
   Таких умных речей наркоман не понял, обиделся вконец и ушел. Хай идет, дальше тусуется. Мои скорбные размышления прервал телефонный звонок.
   - Да. - сегодня я немногословен.
   - А куда я попала? - смутно знакомый женский голос.
   - А куда вы хотели? - ненавижу такие дебильные разговоры. А может быть, обожаю? - Если вы хотели в морг, то еще раз повторяю - у нас не "тройка", а "пятёрка".
   - Ой, я совсем запуталась. - неловкое молчание. - Так куда я попала?
   - Вы попали...- две секунды я думаю - кто это? А потом еще две секунды - куда же она попала. - В музей революции.
   - Какой революции? - Ну, это уже совсем глупо.
   - Французской, естественно. 917 года. Между Капетингами и Каролингами. - Блеснул я своей эрудицией.
   - А вы уверены, что я попала к вам? - Так. Это мне уже нравится.
   - Нет. Я предполагаю, что вы попали всё-таки не к нам, а в морг. Свежих трупов, к сожалению, нет. - в трубке перестали дышать, осмысливая информацию.
   - Извините... А это не вы мне вчера тантрический секс предлагали?
   - Я предлагал французский секс. Тантрический секс предлагают в музее индийской революции восемнадцатого года. - я замолчал. Собеседница, умница, не стала выяснять подробностей произошедшей некогда революции, а, чуть-чуть помолчав, положила трубку. Я сделал то же самое - и сразу же звонок.
   - Музей тантрического секса. - что-то я зациклился на сексе. - Первое занятие бесплатное, потом за уши не оттянут.
   - Ринальт, это ты? - оп-па! Это моя девушка. Ревнует меня даже к диплому, не говоря уж обо всем остальном. - Ринальт, ты что, проституткой стал? - я молчу. - Я же тебе уши отрежу, холодец сделаю и съем! - я молчу. - Я же тебе глаза выколю и на лоб ржавыми гвоздями прибью! - я молчу. - Ты! Ни на кого кроме меня смотреть не будешь! Понял?
   - И на тебя не буду. - Нарушил своё молчание я.
   - Ты? Ты меня бросаешь? - жалобно спросила она. - Как ты можешь так поступать со мной? - я молчу, так как эта моя фраза относилась к её заявлению насчет выколотых глаз, а не к тому, что я её брошу. - Солнышко, скажи, что ты пошутил! - я молчу. - Ты, сукин сын, я тебя удавлю! Если у тебя другая, я вас обоих удавлю и всё равно ты будешь мой! - ха! Но я молчу. - Ты! Ты! Ты! - гнев непередаваем и праведен. - Ринка, нам же так хорошо было вместе! - нежность безмерна, печаль неизбывна.
   - Да, Ксеня...- почти так же печально и нежно шепчу в трубку. - Нам так хорошо было...
   - Сука! - яростно орёт она. - Ты меня бросил! - и тут же, без перехода, очень мягко, - Вернись, Ринальт, я всё прощу!
   - Всё? - с подозрением спрашиваю я. - и даже то, что я использовал твою любимую блузку как половую тряпку? Совершенно случайно!
   - Как? - поразилась она. - Ту, красную? Ах ты!... Ты ведь шутишь, правда?... Да? Ах ты подонок! - она бросила трубку.
   Та-а-ак. Ну что ж. Мы вернулись на исходные позиции. Впрочем, Ксеня скоро остынет и перезвонит. Я подошел к зеркалу - оттуда на меня смотрел маленький коренастый субъект в одних трусах, зато такой волосатый, что аж ах.
   - Сильвестр, не балуйся. - жестко сказал я. - Меня только что Ксенька бросила.
   - Как бросила, так и подберет. - спокойно заявил домовой. - Ты мне лучше ряженки купи.
   - За что?! - возмутился я. - Дома бардак, пол скрипит, по телефону вечно не туда попадают. Ладно хоть батареи греют.
   Я почесал голову, домовой полностью повторил мой жест. Смешно. И трагично. Потому что у него, в отличие от меня, волос на голове не было. Только на голове их у него и не было.
   - Ты урод. - констатировал я. - Натуральный.
   - А ты - моральный урод. - парировал из зеркала домовой, скорбно морщась в пародии на меня. - И идеологический, а это хуже и страшнее, чем урод физический.
   - Так за что тебе ряженку, урод? - давил я.
   - Сам урод. - парировал Сильвестр. - Ладно уж, скажу. Я тебе девушку подгоню. Бродяжку. Она в доме Одиссея живёт, в подвале.
   - Чего? - смутился я. - А Ксенька как же? Побоку?
   - Почему же? - рассудительно ответил Силька. - Ксенька далеко, а тебе нужна разрядка. Психологическая. - он хитро ухмыльнулся.
   - А когда Ксеня вернется? - домовой в зеркале задумался, потом мрачно буркнул:
   - Сам разбирайся. - и исчез.
   В зеркале отражалась вся комната, но меня в ней не было. "Может быть, я вампир? - предположил я и пощупал зубы. Верхние клыки выделялись сильно, нижние были почти стёрты. - Наполовину вампир" - понял я.
   "После реформы налоговой системы 1995 года наблюдается сильный рост общей суммы налоговых отчислений. По годам это выглядит так, как показано на графике 342/1/a. По этому графику мы видим, что..."
   - Ну кто там? - спросил я за трясущуюся от ударов дверь. Топор, для повышения своего самочувствия я прихватил с собой.
   - А на хлеб дашь? - ноюще попросил знакомый голос. - Булок на десять? - я открыл дверь.
   - Пошел ты, наркоман проклятый. - на беднягу было смотреть жалко - он сдулся, побледнел, скрючился.
   - А если дом сожгу? - жалобно пробормотал он.
   - На бензин денег не найдёшь. А ну кыш!
   ...Впрочем, на бензин он нашел. Грамм на двести. В три утра я выбежал из дома с топором - но никого не было. Я скинул ватник, накинутый на голое тело, и погасил им горящее пятно.
   Адреналин всё ещё бурлил, спать уже не хотелось, и я опять сел за диплом.

Глава 2

  
   На пороге стояло заморенное существо лет десяти. Из рукавов очень маленького пальто высовывались худые ручки с грязными обломанными ногтями. Под когда-то целыми штанами виднелось когда-то целое трико, а на ногах красовались белые одноразовые тапочки, используемые в нашей стране вместо вечных кед.
   - Вы кто? - осторожно спросил я, щурясь от холодного солнца, светящего в мои заспанные глаза.
   - Хлеба... Пожалуйста... - хриплым голосом пробормотало существо.
   - Булок десять? - скептически произнёс я, оглядывая это загадочное, неизвестное науке животное. Но его запросы оказались скромнее.
   - Корочку... Если можно. - оно уставилось на меня просящим взглядом, и я не выдержал.
   - Проходи, сейчас поищу.
   Существо просочилось в прихожку и присело на краешек стула. Я кинулся на кухню в поисках корочек хлеба, но резкий телефонный звонок прервал мои поиски. Я метнулся обратно, резко кинув гостю - "Сиди, не двигайся!", забежал в зал и поднял трубку.
   - Алло! Ринальт? Ты где был?
   - Ксеня? Привет. Как жизнь? - привычно начал я, соображая, зачем она звонит.
   - Я... Я хочу извиниться. Извини, я вчера была в плохом настроении и наговорила глупостей... - в это время на кухне послышался шорох, потом возмущенный крик Сильвестра.
   - Да всё нормально, Ксень! - насквозь фальшиво воскликнул я, думая о том, что происходит на кухне.
   - Правда? - с подозрением спросила она. С кухни раздался звук бьющейся посуды.
   - Конечно!! - прямо из трубки улыбнулся я ей. - И никакие мелкие размолвки нас не разлучат!
   - О! Ну тогда, солнышко, пока! А то тут счёт по межгороду идёт. - на кухне воцарилась подозрительная тишина.
   - Пока, свет мой! - Я кинул трубку и побежал.
   На кухне, на полу, напротив друг друга с трагичными минами сидели приблудный ребёнок и Сильвестр. У обоих - по половинке сильвестровой кисушки. На полу - быстро уменьшающаяся посредством утекания в подвал лужица ряженки.
   - Она пролила мою ряженку. - скорбно произнес домовой. - Больше пол-кисушки.
   Я истерически захохотал. Сильвестр и это чудо удивлённо посмотрели на меня. Я помотал головой - мол, всё нормально, ещё не совсем сошёл с ума.
   - Вот. - довольно произнёс кто-то у меня за спиной. - Девушка. Молодая и симпатичная.
   На печке сидел Одиссей. Он довольно улыбался. Силька со зловещим шепотом "А-а-ах т-т-ты..." кинулся на собрата, столкнул его с печки, и они, чуть-чуть не долетев до пола, растворились в воздухе. Изображения не было, но звуки возни, ударов, и ругательства были прекрасно слышны.
   - Что же с тобой делать? - озадаченно произнёс я, прекратив смеяться.
   - Только не в милицию! - жалобно воскликнула она. - Они меня в детдом отправят.
   - Но в детдоме кормят и одевают. - пытался спорить я.
   - А еще там дерутся, учат ругаться матом и не дают держать руки под одеялом! - подавила мой порыв девочка. - И косметикой пользоваться не дают.
   Ну что ж, морально она меня задавила. Но я еще не готов похоронить себя в заботах о ребенке, и потому, торжественно вручив ей корочку хлеба, выставил её за дверь. Сильвестр с Одиссеем шепотом, но на повышенных тонах выясняли отношения. Настроение испортилось, и я пошел писать диплом.
   За окном, в садике, тусовалась милиция. Единственный наркоман, который находился в моём поле зрения, являл собой зрелище жалкое и комичное - он танцевал между тремя ментами, поправляемый их руками, когда делал неверные па. Впрочем, когда он упал, я понял, что его просто избивают.
   - Сволочь. - заявил Силька, входя в зал. - Он меня обманул! Эта курва всучил нам вместо нормальной девушки ребёнка.
   - Ребенок ушел. - спокойно сказал я.
   - Ни фига подобного! Она под дверью сидит. - заявил домовой.
   - Я не пущу её.
   - Карточный долг - долг чести. - возмутился Сильвестр. - Мы обязаны забрать ребенка.
   - Так кто кому проиграл? - задал риторический вопрос я.
   Он вышел, и я услышал звук открываемой двери, тихие голоса. Через некоторое время в комнату вошла девочка. Она была уже без пальто - в кофточке и мальчишеских брючках. Теперь стало ясно, что это действительно девочка - у неё были длинные грязно-русые волосы.
   - Меня зовут Лена. - тихо произнесла она. Я молчал и делал вид, что пишу диплом. Черт возьми! Этот ребенок! - У меня мама с папой умерли. - ну и что? У меня тоже не всё в порядке, я же не говорю об этом всем подряд! - Бабушка старая и больная, она отдала меня в детдом. - я уткнулся в тетрадь, и начал рисовать там домик, так как диплом писать уже совсем не хотелось. - Меня там хотели побить, и я сбежала.
   Черт возьми! Ну нельзя же так. У меня, в конце концов, меньше месяца до защиты, любимая девушка в другом городе, под окном криминогенный садик и телефон работает через раз, не говоря уже о том, что родители денег не шлют, тетя молоко не несёт, а картошки в обрез осталось. А тут ещё этот ребёнок. Впрочем, надо с ним помягче.
   - Ты когда мылась? - неожиданно для себя грубо спросил я.
   - Когда бабушка приехала. Месяца три назад. - тихо ответила Лена.
   - Ого! -поразился я. - И чего, кожа не чешется?
   - Раньше чесалась. - объяснила Лена. - А теперь только иногда зудит.
   - Тазик на кухне. - я тяжело вздохнул. - Мыло и шампунь в кладовке. Сильвестр объяснит.
   - А я сама не моюсь. - простодушно заявила она. - Меня или мама или бабушка мыли. - я испуганно посмотрел на неё.
   "Надо Ксеньку вызывать. - подумал я. - Срочно. Мне с этим ребёнком не управиться." Я нервно дорисовал дом. Вначале получался сарай, но потом я понял, что это барак для заключенных и дорисовал пару заключенных дистрофичного вида и таких же конвоиров. Лена зашелестела чем-то сзади, но я предпочел не оборачиваться. Зазвенел телефон.
   - Детдом. - заявил я в трубку. - Главный надзиратель на проводе.
   - Что, опять повесился? - спросил знакомый уже женский голос.
   - Еще нет. - серьёзно ответил я. - Но скоро повешусь. Незапланированные дети - это такая проблема для молодых семей!
   - А сколько у вас детей? - сочувственно спросила незнакомка.
   - Один. Вернее, одна. - я повернулся к Лене. - Сколько тебе лет? - потом продолжил в трубку - Ей одиннадцать лет.
   - А мать есть у этого незапланированного ребенка?
   - Умерла. - убитым голосом сказал я.
   - Как я понимаю, - осторожно начала моя собеседница, - Умерла она при родах. Я бы тоже умерла, если бы пришлось рожать одиннадцатилетнего ребенка.
   - Слушай... - у меня мелькнула гениальная мысль. - А ты не могла бы её помыть?
   - Кого? - удивились на том конце провода. - Умершую мать?
   - Да нет! Одиннадцатилетнюю девочку.
   - Ты серьезно?? Разве это всё не шутка?
   - Нет, не шутка. - подтвердил я. Собеседница немного помолчала и положила трубку.
   Лена аккуратно сворачивала ксерокопии налоговых деклараций, годовых балансов и приложений к ним в кораблики и самолетики. Моё сердце сжалось - так трогательно это было.
   - Хорошая бумага? - спросил я, понимая, что придется идти вначале в организацию, в которой я проходил преддипломную практику, потом договариваться с главным бухгалтером, и вместе с ним тащить кипу квартальных отчётов на другой конец города, где мне за бутылку водки их отксерокопирует старый приятель.
   - Плохая. - ответила сирота. - Жесткая и гладкая.
   Я дал ей стопку газет тридцатилетней давности с благолепными фотографиями маразматического политбюро и злобными рожами капиталистических агрессоров на карикатурах, а сам попробовал аккуратно развернуть документы. Самолетики разбирались хорошо, а вот с корабликами я помучился.
   - Сильвестр! - крикнул я домовому. - я иду в институт, а ты свари картошки и покорми наконец ребенка.
   - Очумел, что ли? - возмутился Сильвестр. - Я же готовить не умею! Я же хранитель очага!
   - Ты её выиграл, ты и корми. А будешь выпендриваться, заставлю тебя вымыть её. А то я всё-таки парень, а она хоть и ребенок, но не младенец же!
   - А я что? - удивился Сильвестр. - Я тоже, вроде...
   - А ты, - пресек я его поползновения, - уже старик. Тебе можно.
   Сильвестр что-то пробурчал и пошел варить картошку. А я - в институт, покажу что сделал и попрошу защиту перенести. Солнышко, выглянув из-за тяжелых туч, сразу же ушло обратно. Хоть ветер попутный - и то радует.
   Славно бывает иной раз вырваться из дома. Ни мелкий дождь, ни карканье ворон, ни предстоящий разговор с руководителем моей дипломной не сломали моего настроения и я шел, насвистывая что-то неразборчиво веселое.
   Девичья красота скрылась под зонты и капюшоны, укуталась в плащи и куртки, прикрылась длинными юбками и сапожками. Я вспомнил то ощущение, когда приводишь незнакомку домой, раскрываешь её от куртки, покрываешь поцелуями замерзшие руки, согревая теплом своего сердца её душу...
   Правда, потом она превращается в близкого человека, и вдруг оказывается, что ей больше нравится холод другого, чем мое тепло - а это так обидно... Или я понимаю, что мне интересней дарить тепло другому человеку, а ей уже и тепла-то не осталось...
   Впрочем, сейчас есть Ксения, которая либо вырывает у меня моё тепло с мясом из тела, либо отказывается его брать, втаптывая моё тепло в холодную липкую грязь. Меня не отпускает, сама не уходит, а жизни от этого никому нет.
   Я заметил, что насвистываю уже нечто гораздо более печальное. Попытался перейти на веселое, получилось чайфовское "А не спешите вы нас хоронить". Постепенно из частного сектора я вышел к хрущобам. В одном из дворов, через которые лежал мой путь, собралась небольшая толпа парней чуть помладше меня - лет восемнадцати - двадцати. У многих на руки были намотаны эластичные бинты, другие крутили в руках цепочки с гирьками.
   - Эй, неформал! - крикнул один из них мне. Я вплотную подошел к нему - он был ниже на голову.
   - Где ты нашел неформала? - грубо спросил я.
   - Извини, братишка, обознались! - щербато улыбнулся тот. - Пойдем с нами - металлистов хреначить! - я тоже улыбнулся.
   - У меня дела. А вообще мысль хорошая - очистить город от швали. - все вокруг одобрительно загалдели, расступились передо мной и даже душевно попрощались.
   "Они - всего лишь явление природы. Социальной природы этого мира. - сказал я себе. - Шахтерский город, все мужики работают на одном предприятии. Если оно встанет, то всё взрослое население пойдет бастовать, а вся молодежь - грабить, насиловать и колоться. А война между гопьём и металлюгами мне вреда не принесет. Главное не оказаться между ними."
   Серая коробка института, за последние четыре с половиной года ставшая почти родной, открыла передо мной свои двери. Как всегда, внутри была масса народа, многих я знал, других не знал, но они знали меня. Минут десять я только и делал, что пожимал руки, и спрашивал о здоровье и учебе, отвечая на такие же вопросы.
   - Лёха! - заорал я, увидев давнего приятеля. В общем гомоне на мой крик внимания почти не обратили, а Лешка оглянулся. - Давай сюда!
   - Привет, Ринка, - сказал он и с ходу обнял меня. - Ну, как твой диплом?
   - Спасибо, хреново. - весело ответил я. - Ну, как ты вообще? Как твои картины, что с летней сессией, закрыл?
   - Всё в природе взаимосвязано. - философски заявил он. - С помощью своих картин я закрыл летнюю сессию. Прикинь, за два паршивых стенда я получил два экзамена и курсовой, а за маленький поганенький зачетик пришлось рисовать портрет в полный рост, да ещё два раза его перерисовывать!
   - А как диплом сдавать будешь? - усмехнулся я.
   - Половину института разрисую. - с тоской, но абсолютно серьёзно сказал Лёха. - Не диплом же делать?
   И то верно - диплом страшная вещь. Всё время на него уходит, а результата - чуть больше чем ничего. По дороге на четвёртый этаж я встретил человек шесть со своего потока. У первых пятерых было написано уже больше, чем у меня, и я почти отчаялся, но шестой сделал в два раза меньше, и при этом уверял меня, что вполне успевает. Его уверенность вселила в меня оптимизм.
   - И это всё? - поразилась моя руководитель. - А где чистовик? Где плакаты? Схемы? Графики? Распечатка компьютерной программы? Где, наконец, сводные таблицы?
   Она просмотрела написанное мною и половину зачеркнула, часть подчеркнула, оставшись довольной только десятком строк из тридцати страниц. После двухчасовых споров я отвоевал страниц десять, остальное пообещав исправить, наотрез отказавшись что-либо выкидывать полностью.
   Выжатый как лимон, я вышел из института. Теперь мне казалось, что я - котенок, которого институт - страшный злобный зверь - выпускает просто потому, что уже переел. На крыльце стоял и курил Леха.
   - Ринальт, пойдем завтра киборгов стрелять! - предложил он. - Их на промзоне развелось выше крыши.
   - Не знаю. - Честно ответил я. - как время будет. Вдруг диплом пойдет? Тогда я ни есть ни пить не буду, только писать.
   Спокойно беседуя, мы с Лёхой пошли домой. Странно получается - вроде и соседи, вроде и друзья детства, а видимся в основном в институте.
   Ту толпу, человек в двадцать агрессивной молодежи, мы встретили уже на подходе к Шанхаю - частному сектору. Они жестоко избивали двух длинноволосых парней в яркой, расшитой бисером и разноцветными кусочками кожи одежде. Но увидев нас, они оставили бедолаг. Длинноволосые встали, не спеша отряхнулись и спокойно пошли подальше отсюда.
   - Бей неферов! - заорал ближайший к нам лысый бугаенок. Меня узнали почти сразу, и всё их внимание переключилось на Алексея. У него были шикарные длинные волосы и серёжка в левом ухе.
   Его обступили кругом, упругой массой вытолкнув меня за круг. Я успел увидеть, как один из гопников ударил Лёху. Мой друг ответил таким ударом, что его противник упал.
   - Это художник! - заорал я, и круг распался. Лёха поднялся с колен, куда его успели повалить за несколько секунд. Один глаз заплыл, ухо покраснело, но ничего серьёзного сделать они не успели.
   - Извини, художник. - заявил бугайчик, ударивший первым. У него из носа текла кровь. - Если б знали, не полезли бы. А теперь - извини... - он резко выкинул вперёд свою руку, и Леха, опрокинутый ударом, упал к моим ногам. У него тоже пошла кровь из носа.
   - Валите давайте. - сказал самый старший из них, щуплый парняга с ровным ежиком волос и татуированным перстнем на пальце. - Никаких обид, никаких ментов, и у вас не будет неприятностей.
   ... Открыв дверь, я не сразу понял, что происходит - из кухни доносился плеск и детский визг. Откинув штору, которая висела вместо двери на кухню, я застал поразительную сцену - незнакомая молодая женщина в моем халате мыла Лену, сидящую спиной ко мне в тазике.
   - Не входить! - звонко воскликнула женщина. Я автоматически закрыл штору, и с минуту стоял перед ней, пытаясь понять - откуда взялась эта женщина.
   - Эй. - дернул меня за штанину Сильвестр. - Пойдем в зал, там объясню.
   Оказалось, как только я ушел, кто-то позвонил, Лена сняла трубку. Там спросили детдом, и у девочки случилась истерика. Тогда её собеседница не выдержала, и по данным Леной ориентирам (бестолковым, естественно) каким-то чудом нашла мой дом. Увидев такого запущенного ребенка, она всплеснула руками и быстро раздев Лену, затолкала её в тазик, в котором моет уже минут сорок.
   - Она знает, что ты здесь? - спросил я Сильвестра.
   - Нет, как обычно, меня принимают за кота. - жалобно сказал домовой. - Я ей говорю: "Шампунь в кладовке", а она меня гладит и приговаривает "Хорошая, хорошая киска". А потом искала шампунь, пока ей его Лена не показала.
   Ну и слава Богу. - успокоился я. - ты сильно-то на глаза всем не лезь, а то в банку со спиртом положат, и в музей засунут, как атавистического урода.
   - А вот и мы! - незнакомка ввела Лену, укутанную в простыню. - Где здесь у вас её одежда?
   - Куда ты её положила, там и лежит. - Грубо ответил я. Теперь я видел, что она старше меня максимум на пару лет.
   - Это грязное рванье? - возмущенно спросила она. Её голубые глаза вдруг стали темно-фиолетовыми. - Как ты можешь так издеваться над ребенком?
   Она почти кричала, Лена испуганно смотрела на меня, обхватив руками бедро незнакомки. От этого халат плотно облепил пресловутое бедро, и оно показалось мне настолько зовуще-сексуальным, что я зажмурился на секунду. "Осторожно. - сказал я себе. - Ксеня в пятидесяти километрах, может приехать. Да и вообще, это было бы нечестно по отношению к ней."
   - Все женские тряпки, оставшиеся от теток и бабушки - в шкафу, в маленькой спальне. - я немного подумал и добавил - А еще, может быть, в сундуке. В коридоре.
   Они вышли из комнаты. Я не удержался - и взглянул вслед незнакомке. Она была высокой, с длинными черными волосами, связанными в хвост. Прямая спина, узкая талия и широкие бедра. А лодыжки, выглядывающие из-под халата, были полными вверху, и очень узкими там, где переходили в ступни...
   - Я же говорил, - нагло сказал Сильвестр, - Бабу тебе надо.
   - Молчать, животное. -ответил я и попытался погладить его под подбородком. Он ударил меня по протянутой руке. - Не бей по рукам, которые кормят тебя.
   - У тебя всё равно ряженки нет. - заявил Силька, и, не прощаясь, ушел в зеркало.
   - Ах-ах, какие мы нежные! - бросил я ему вслед.
   Из соседней комнаты доносились ахи, ругательства в мой адрес и весёлый смех. Там уже включили свет - дни стали короткими, а с пасмурным небом они и вовсе похожи на вечный вечер.
   Я немного посидел, составил пару сводных таблиц, попробовал написать программу, но без компьютера это неинтересно. Впрочем, алгоритм я составил - получилось несколько страниц, исписанных ромбами, кружочками, прямоугольниками, со стрелками, выползающими на соседние страницы.
   Женский междусобойчик всё еще продолжался, и я решил разбавить его своим мужским присутствием. Они сидели на полу, разбирая кучу вещей. Лену уже одели в аккуратную маленькую блузу, и потертую, чуть великоватую серую юбку. Я вспомнил, что лет пять назад видел эти вещи на своей двоюродной сестре.
   Но куда больше меня привлек вид, открывавшийся сверху на грудь незнакомки. Хотя, если честно, видно особенно ничего не было, зато я смог реально представить себе её объём. Впрочем, незнакомка, скорее почувствовав, чем увидев мой взгляд, сильнее завернулась в халат.
   - Ну разве можно складывать платья в кучу? - возмутилась она.
   - Надо было освободить место в двух других шифоньерах. - объяснил я. - Кстати, как тебя зовут? Меня - Ринальт.
   - Ой. - смутилась она.
   - Её зовут Анита! - заявила Лена. Чувствовалось, что она возмущена тем, что я не знаю очевидного.
   - Ну что ж, будем знакомы. - подытожил я.

Глава 3

  
   Мне пришлось сходить в магазин - за хлебом, молоком и ещё кое-какими продуктами. Под шумок я на деньги Аниты купил литр ряженки - подкупать Сильвестра. Потом мы втроем пили чай, заливисто смеялась Лена, улыбалась Анита, а я строил из себя буку, хотя у меня это плохо получалось - мне действительно было хорошо.
   Лена доказывала Аните, что Сильвестр - это домовой, и теперь уже Анита смеялась долго и весело, гладя Сильку по голове, чем тот отнюдь не был огорчен. Я рассказывал семейную байку, только что придуманную мной, о том, что среди предков Сильвестра была рысь. "Но очень маленькая!" - уточнял я, чтобы было достовернее.
   - Откуда у нас рыси? - не верила Анита.
   - Это потрясающая загадка, требующая своего Ливингстона! - убеждал я её. - Я наверняка занялся бы этими исследованиями, не будь так ленив.
   - Он не кот! - обижалась Лена. - Это домовой! Ну скажи им!
   - Мяу. - фальшиво и неестественно хрипло бормотал Силька, разнеженный пальцами Аниты. - Очень даже мяу.
   - Вот видишь! - восклицала Лена, но Анита со смехом заявляла, что совсем ничего не видит, а понятно ей только одно - что Лена выдумщица и фантазерка.
   - Ряженки налей. - заявил гордый потомок маленькой рыси. Анита как всегда его не услышала.
   - Нету. - соврал я.
   - Врёшь. - разоблачил меня домовой. - я видел, как ты её в холодильник ставил.
   Я сходил за ряженкой, налил её в миску и принес Сильвестру. Он жадно начал её лакать, но Анита потрогала миску, нашла её слишком холодной и попыталась забрать на стол - пока не потеплеет. Зря она это. Сильвестр собрал пальчики в горсть, и действительно, как кот, цапнул.
   - Ой! - в который уже раз воскликнула Анита. - А он злой!
   - Он не злой. - объяснил я. - Но кто же любит, когда у него еду забирают?
   Часов в девять вечера Анита собралась, поцеловала Лену, пожала мне руку, с опаской погладила Сильку и ушла. Я хотел было пойти её провожать, но она отказалась в такой форме, что я, как порядочный молодой человек, вынужден был зажмурить уши, а когда я их открыл, её уже не было.
   Сильвестр укладывал спать Лену, а Лена спать не хотела, и, вконец обнаглев, потребовала сказку. Домовой долго отнекивался, но в конце концов согласился. Уложив её в кровать и накрыв одеялом, он сел в изголовье и начал рассказ:
   ...Есть такая страна - она называется Ишерия, и все её обитатели - это коты. Но только люди зовут котов котами, а сами коты называют себя Ашерами. Это у них как фамилия. И все коты мира знают про эту страну, а некоторые туда даже убегают. И все, кто туда убегает, обязательно добираются - рано или поздно - до Ишерии.
   В Ишерии всё как у людей - дома, предприятия, свой царь и своя милиция. Царя у них зовут Ашер Мажор - и это злобный холеный сиамский ашер. Его советник - Ашер Дефер - холодный, ленивый ашер - то придет, то исчезнет. Он маг и прохиндей. А военный советник - Ашер Гоп, старый-старый, мудрый-мудрый, худой-худой серо-белый беспородный ашер.
   А еще там жил маленький Ашер Джуниор. И он любил конфеты и бабочек, веселые игры и маленьких девочек. Но девочек в Ишерии не было, и потому Джуниор ходил грустный, и даже конфетки, бабочки и игры не доставляли ему большого удовольствия.
   И однажды он, несмотря на то, что его отговаривали все родственники, взял пару рыбок, пакетик молока и несколько конфеток (нет, Лена, "Вискас" он не любил), положил это всё в узелок, закинул его на палочку, а палочку на плечо - и пошел.
   Солнце светило ярко, когда он пересек границу Ишерии. Прямо на границе он встретил пожилую кошку, которая шла ему навстречу.
   - Маленький Ашер, ты куда? - спросила она его.
   - В страну людей. - ответил Джуниор. - А вы куда, госпожа Ашер?
   - А я в Ишерию. В стране людей плохо - там мало еды, и люди нехорошо обращаются с нами, и ещё они называют нас "котами"! А далеко ли до Ишерии?
   - Да вот она! - воскликнул Джуниор и пошел дальше.
   - Слава небесам! - воскликнула Ашер, на глазах помолодела и гордо вошла в родную страну Ишерию.
   А Джуниор вышел на берег моря, и увидел там кучу лодочек, ящиков и плотиков - на этих утлых суденышках приплывали на родину ашеры. Он выбрал самую крепкую лодочку, сел на неё и поплыл.
   Плыл он долго, и когда у него кончилась еда, то он прицепил на хвостик последнюю конфетку, засунул его в море и поймал на него целую акулу. Маленькую, правда. Ему хватило этой акулы аж до самой страны людей. Пока Джуниор плыл, он познакомился с дельфинами и очень с ними подружился.
   Когда он причалил, то увидел облезлого ашера, который приделывал мачту с салфеткой вместо паруса к берестяной корзинке. Этот ашер тоже хотел в Ишерию, и тоже отговаривал Джуниора от путешествия к людям. Но Джуниор отдал ему свою лодку, а сам пошел дальше.
   И очень скоро он пришел к домику, в котором жила маленькая девочка. Девочка очень ему обрадовалась, а потом они наблюдали за бабочками, кушали конфеты и много-много играли. А перед сном Джуниор рассказывал ей сказки про прекрасную страну Ишерию, а она ему пересказывала истории про Алису известного писателя Льюиса Кэролла...
   Лена уснула, и мы с Сильвестром вышли из маленькой спальни. Я пораженно смотрел на своего домового - он никогда не рассказывал мне сказок, а между тем оказался прекрасным рассказчиком, какой глубокий голос, как он разбирается в некоторых специфических понятиях, и плюс ко всему знает Л. Кэролла!
   - Слушай, - сказал я ему, - А домовые в Ишерии были?
   - Такой большой, и такой глупый. - ответил Силька. - Это же была сказка!
   Я смутился. Сильвестр заявил, что у него пересохло в горле, и под этим предлогом выдул целую кисушку ряженки. А я сел за диплом. После такого вечера и сказки про Ашеров у меня появилось дикое желание писать. И этот творческий порыв я направил на диплом.
   Уже ночью, в начале второго позвонила Ксения и потребовала объяснений:
   - Ринальт, кто тот ребенок, который днем брал трубку? - я задумался, как ей всё объяснить. Если честно, объяснять ничего не хотелось. - Что всё это значит?
   - Ты не туда попала. - брякнул я первое попавшееся. - И какой-то левый ребенок тебе что-то ляпнул.
   - Да ну? А что, этот левый ребенок тебя знает?
   - А что он сказал? - я сделал вид, что не знаю, что ребенок - девочка.
   - ОНА сказала, что тебя нет. Я спросила - Ринальта можно? А она мне - его, мол, нет!
   - Ну вот видишь! Она же моего имени не произносила!
   - Да, пожалуй... Ну ладно, извини...
   - Хорошо. Но ты меня разбудила. - соврал я, и натурально зевнул, - я спать хочу. - вот это было правдой.
   - Пока. - опять обиделась Ксеня. Но в самых худших опасениях она обманулась. И я успокоился.
   Сильвестр сидел у окна в маленькой спальне и смотрел на луну. Его звериная рожица стала даже одухотворенной. Я удивился - что это с ним? А впрочем, пора спать. Я выключил везде свет и лёг. Сон пришел очень быстро, и всю ночь мне снились котята, набирающие диплом на печатной машинке, жующие карамельки и играющие с девочками, во множестве бегающими вокруг на четвереньках...
   - ...Алло. - сонно сказал я в трубку.
   - Это Смольный? - спросила Анита. - Я туда попала?
   - Нет, конечно, - ответил я. - Вы попали в лабораторию по исследованию экономических стимулов повышения уровня народонаселения путем снижения его благосостояния. С учетом политических привязанностей.
   - Конкретно чем занимаетесь? - озадаченно спросила Анита.
   - Ну, как чем? - удивился я, - Кроссворды разгадываем, новые слова ищем и в отчёты от фонаря вставляем. А потом с наших отчётов вся пресса понравившиеся слова, предложения и целые абзацы себе в статьи и репортажи впихивает. Понятно?
   - Ага. Лена спит?
   - Не знаю, как Лена, а я ещё сплю. - я посмотрел на часы - вот-вот начнут бить двенадцать.- Сейчас Лену посмотрю.
   Я положил трубку возле телефона, встал, потянулся, накинул халат, чуть-чуть пахнущий духами и телом Аниты и пошел в маленькую спальню. Лена лежала в кровати, но не спала. Я поздоровался, она грустно кивнула.
   - С Анитой говорить будешь? - спросил я.
   - Ага. - печально ответила Лена. - а вы меня не выгоните?
   - Куда? - удивился я. - На улицу? Ну не зверь же я. Иди к телефону.
   Я вышел из комнаты. За спиной я услышал шорох скидываемого одеяла.
   - Алло. Анита? Сейчас Лена оденется, возьмет трубку.
   Сильвестр сидел на кухне, вырезал из старой газеты кружочки и квадратики. На моё приветствие он даже не оглянулся. "Оглох." - печально подумал я. Но решил проверить.
   - Ряженку делать перестали. - печально заявил я. - в связи со снижением удоев и ухудшением показателей.
   - Как? - поразился Силька. - Вообще перестали?
   - Здороваться надо. - пожурил я его.
   - Какой здороваться? - возмутился домовой. - Я кефир пить не буду! Пейте свой катык сами!
   - Да пошутил я. - пошел я на попятный.
   - Такими вещами не шутят!! - сказал он и отвернулся. Обрезки газет валялись по всей комнате.
   - Ринальт! - позвала меня Лена. - Тебя какой-то странный дядя к телефону.
   - Алло. - устало произнес я. - Кто тревожит мой прах?
   - Хай. - мягко и чуть картаво произнес знакомый голос. - Тебя, говорят, беспокоить нельзя? Диплом делаешь?
   - Когда дают, тогда делаю.
   - Можно тебя ненадолго от диплома оторвать? - это был Омритапер, соло-гитарист одной знакомой группы, известный металлюга и неформал.
   - Кто бы меня к этому диплому приклеил... - грустно сказал я, потом мы с Омри немного поболтали.
   - Ну ладно, пока. - подытожил я разговор.
   - Ну, давай. - положил трубку Омри.
   - Тук-тук, кто дома есть? - весело спросила из прихожей Анита. - Лена, это ты газеты резала на кухне?
   - Это Сильвестр! - возмутилась Лена. - Я за собой обычно убираю.
   Они поздоровались и стали говорить тише. Из зала я мог услышать только возмущенные возгласы Лены, утверждавшей, что газеты она не резала.
   Я посмотрел в окно. В заброшенном садике лениво ходил мощный качок, с бритым затылком и цепью на шее - судя по её величине, не золотой. За ним бегали двое высоченных амбалов, гораздо более худосочных, чем хозяин.
   Качок величественными жестами посылал свою охрану то туда, то сюда - и те заглядывали в пустые оконные глазницы здания, пинали железную горку, проверяя её на устойчивость.
   Солнце лениво поглядывало на происходящее, судя по тому, как далеко стороной его обходили облака, сегодня солнце явно не в настроении. Я открыл форточку, и тут же где-то рядом закаркала ворона. "Звук Силы" - подумал я, вспоминая умницу - Карлито Кастанеду.
   Тяжело вздохнув, я сел за стол, на котором в изящном беспорядке был разбросан мой диплом. Кроме диплома, на столе стояла кружка с засохшим вареньем (месяц назад это был недопитый морс), лежали чьи-то очки с толстыми линзами (чьи?) и большая заколка в виде бабочки.
   Я вспомнил, как года два назад, когда Ксении еще рядом со мной не было, и я вел не совсем порядочный образ жизни, утром, после большой пьянки, приехал ко мне дядя. Все двери - нараспашку, бардак - полный, перегар - на весь квартал, в каждой комнате - по парочке, а женское бельё по всему дому.
   Дядька мой вытащил Омри из теплой постели и потребовал хозяина, то есть меня. Омри махнул рукой в сторону зала и упал обратно на кровать, пытаясь прикрыть прозрачной простыней обнаженную грудь своей девушки.
   - Ну я понимаю, - говорил дядя Ильсур, - привели девушек, погуляли, музыку послушали. - он брезгливо провел пальцем по подоконнику, - Но убрать-то дома надо!
   С тех пор уборки у меня дома проводятся регулярно. Вначале убирались все девушки, которые утром здесь просыпались, а потом осталась одна Ксения, которая то и дело исчезает то на неделю, то на месяц - а чистота Дома страдает.
   "Надо к этому делу Аниту подключать". - Мрачно подумал я. - "А то грязью зарасту".
   Звонок телефона прервал мои размышления. В этот раз он трезвонил особенно нагло, и у меня даже возникло желание не брать трубку.
   - Алло. - устало сказал я невидимому собеседнику.
   - Васю позови. - грубо и с акцентом заявил Голос.
   - Не позову. - передразнил я и тон и акцент.
   - Почему? - удивился Голос.
   - В лом. - объяснил я и положил трубку.
   Настроение упало. Верный признак - диплом писать надо, и я сел за аналитическую часть. Рост налоговых отчислений при увеличении себестоимости продукции был далеко не так очевиден, и даже совсем не очевиден, но маленькая ошибка в первоначальных расчетах вела вникуда весь диплом, а я уже не мог её исправить - все последующие расчеты сделаны с учётом данных, полученных на ошибочной формуле... Впрочем, подгонка и фальсификация - занятия жутко интересные, сильно оживляющие муторный процесс написания диплома.
   - Ринальт, - сказала Анита появляясь у меня за спиной. - Ты слишком мало времени уделяешь Лене.
   - Что поделать? - ответил я, стуча пальцем по кнопкам калькулятора. - Незапланированные дети редко бывают любимыми.
   - Это не повод для шуток! - возмутилась Анита. Она смахнула со стола несколько стопок бумаг и книгу по бухучету, а потом села на край стола. - Иди, поиграй с ней. А то она тебя боится.
   Длинная красная юбка прекрасно скрыла бы её ноги, если бы не небольшой разрез, который давал мне возможность видеть её лодыжки и колени, скрытые, впрочем, чулками телесного цвета. Я, смутившись, поднял глаза выше и уткнулся взглядом в её бюст, скрытый шелковой ярко зеленой рубашкой. Чувствуя, что начинаю краснеть, я ляпнул:
   - Я лучше бы с тобой поиграл. Ты-то меня не боишься?
   - Пацан! - презрительно прошипела она. - Сам еще ребенок, а туда же!
   - Да ну? - спокойно спросил я. - Вот я смог взять на себя ответственность за ребенка, не сдал её в детдом. Может ты докажешь свою взрослость? Заберешь Лену к себе?
   Анита прошипела по-французски не очень приличную фразу, относящуюся одновременно к истории моего происхождения, к моему половому признаку, сексуальной ориентации и некоторым не вполне безобидным пристрастиям.
   - Я вижу, французский ты знаешь. А за мою фразу насчет поиграть - извини. Но выглядишь ты потрясающе. Тебе даже злость идет.
   Она прикусила губу и вышла. "И кто из нас ребенок?" - подумал я. И вернулся к калькулятору. Цифры были чужими, но сумма налога на автотранспорт за 93 год - а именно 936,196 показалась мне смутно знакомой, объемной какой-то, что ли. Я сверил - все правильно. Но вместо этих шести цифр мне почти осязаемо представлялась фигура Аниты. Диплом заглох, и я решил покушать - благо, время уже к обеду. А я сутра кроме пары сморщенных помидоров ничего не ел.
   - Есть что готовое пожевать? Чтобы на кухне не возиться? - спросил я Сильвестра. Тот пару минут мрачно молчал, потом поймал сонную муху, вяло изображавшую из себя вертолет, посмотрел на неё, на меня. Я покачал головой - мол, этого-то я точно есть не буду.
   - Ну и правильно. - неожиданно согласился домовой. - Неча мух жрать, в них одна зараза. - И тут же, опровергая себя затолкал муху в рот.
   - Силька, выплюнь!!! - возмутился я. - Чего это ты?
   - Вот щас проглочу её, заболею и сдохну. - заявил домовой, не разжимая зубов. - Какой позор! Она всю ряженку выпила!
   - Кто? - удивился я. - Лена?
   - Угу. - ответил Сильвестр и выплюнул муху. - Какой позор! И ведь я своими руками её выиграл!
   Я оставил его предаваться горестным размышлениям, а сам занялся исследованиями в области холодильника и газовой плиты. Исследования выявили острые заболевания во внутренностях холодильника (в частности, там много было банок с непонятно чем, высохшим и испортившимся очень давно), стало ясно, что холодильник недоедает. И недоеденное хранит в себе.
   С плитой тоже было не всё в порядке. У кастрюли с зеленоватой кашей, которая вчера была картофельным пюре, начался озноб, она промерзла, но не настолько, чтобы её содержимое не испортилось, и теперь пюре, как и мое настроение, стало гадким и явно испорченным.
   Есть много рецептов повышения настроения. Я выбрал оптимальный для такого случая - встал к столу и начал делать тесто. Соль, мука и вода - вот оптимальный состав! Когда нет яиц, молока, масла и всего остального...

Глава 4

  
   За стол сели в полной тишине. Ватрушки получились очень вкусными, с чем меня очень сдержанно поздравила Анита.
   - Я всегда вкусно готовлю. - заявил я.
   - Но пюре вчера было не очень. - едко заметила она. И погладила Сильвестра, сидящего у стола.
   - Пюре Сильвестр готовил! - воскликнула Лена. Но Анита не обратила на неё внимания. А я, по понятным причинам не стал подтверждать её слова.
   Последняя ватрушка, разрезанная на четыре части, дала по кусочку Лене, Аните и мне. Четвертый кусочек - последний - лежал на тарелке так заманчиво и одиноко, что домовой не выдержал. Он нагло забрался мне на колени, вытянул ручонку и схватил последний кусок.
   Я ударил его по лапке с возгласом "Брысь, животное!". Силька, не выпуская лепешки из лапки, на оставшихся трёх упрыгал в сторону кухни, Лена встала и заявила, что раз Сильвестр мой друг, я не имею права его бить. Анита, к моему удивлению, поддержала мою "дочь". Правда, она не настаивала на немедленном принесении ему извинений.
   А потом я до вечера писал аналитическую часть - и, черт возьми, я дописал её! За окном в туманном садике суетились рабочие. Они не ушли даже вечером - я видел, как они таскали кирпичи при свете прожектора, установленного днём. Дважды приезжал тот мощный мужичок и несколькими энергичными окриками заставлял рабочих двигаться быстрее.
   В девять часов Анита, вместе с Леной убиравшая дом, подобно Золушке исчезла, очевидно, на свой загадочный бал. Я подал ей кожаный плащ, который она надела с улыбкой. Этим я заработал поцелуй в щечку. Впрочем, ответный поцелуй принят не был.
   - Дурак ты, Рин. - заявил домовой, когда дверь за Анитой закрылась. - Девка она видная, и деньга водится.
   - И что? - скептически спросил я.
   - Как что? - удивился Сильвестр. - Трахать её надо. А она ряженку покупать будет.
   - Тебе ряженку надо, ты и трахай. - заявил я и пошел к диплому.
   - Молодой ты еще, без понятия. - не обиделся Силька и пошел к Лене.
   Лена уже ложилась спать. Узнав, как плохо быть бездомной и беззащитной, когда негде переночевать, и нельзя нормально вытянуться на своей постели, она научилась ценить возможность рано ложиться спать в теплую чистую постель. Хотя, быть может, она всегда рано ложилась.
   - Сказку, сказку! - требовала она у домового в соседней комнате. В доме было очень тихо, и я всё прекрасно слышал.
   - А что мне за это будет? - сварливо спросил домовой. - Ряженку завтра у Аниты попросишь, и всю мне отдашь.
   - Половина на половину. - начала торговаться Лена.
   - Мне большую половину. - ответил Сильвестр. - Я всё же старше.
   На этом они и сошлись.
   ... Дело было на столе в одной маленькой уютной квартирке. После какого-то большого праздника хозяева составили на стол всю посуду, образующую живописные строения. А кто-то из детей кучкой выложил туда любимые игрушки - котят-близнецов, макромешную девочку-куклу и тяжелый медный перстень с глазом в пирамиде, изображенным в печатке. Хозяева, как это бывает, ушли в гости, прихватив с собой детей, а квартирка осталась без присмотра.
   Неизвестно откуда появившийся порыв сквознячка стукнул массивный перстень о хрустальный бокал и под мелодичный звон хрусталя раздался торжественно-печальный голос: "Шишел, мышел, стукнул, дернул, будет праздник у того щас, кто глаза в печаль подернул". Тут же изменилось освещение, на смену лучам умирающего солнца пришли блики восстающей из небытия луны; в тарелках загадочно заблестели звёзды; бокалы наполнились мраком, и один из котят подпрыгнул на месте, подскочил к макромешной девочке и дернул её за кончик веревочки "Сим-сим, разденься!" - промурлыкал он. "А может, не надо?" - пробормотал второй котёнок, разглаживая сонные глазки, затекшей со сна лапкой. "Надо, надо. - уверял его первый. - Ты же не знаешь, что у неё внутри! Может она там бяка, а мы с ней играем!". "Ой! - проснулась девочка. - Зачем ты это делаешь! У меня под этим ничего нет!" - она легонько хлопнула котенка по носу. Котенок отстал. "Кто здесь? - спросила девочка. - Так, Последний мираж (она ласково погладила хулиганистого котенка) и Почти главный герой (она улыбнулась робкому котенку). А где Пупс?" - она легко пошла по скатерти, заглянула в пару стаканов, потом в вазочку и за стопку тарелок. "Нет больше нашего пупса, Цесса". - Пробормотал Почти главный герой, виляя серым хвостиком.
   - Укатали Пупса хрустящие чипсы. - Подтвердил Последний мираж.
   - Его расплавили? - печально спросила Цесса. - Или он ушел гулять под комод и навсегда там потерялся? Или влюбился в люстру, залез на неё и растаял, глядя в её сердце? - Цесса романтично прикрыла глаза руками - ресницы в её случае не были предусмотрены.
   - Нет, - ответил ПМ, его поменяли на два вкладыша от жвачек.
   - Красивые вкладыши? - с робкой надеждой спросила Цесса.
   - Не-а. Фуфло шварценигерное. - заявил ПГГ. Он наконец перестал мыться и теперь с вялым интересом наблюдал за своим хвостом, изредка оживляясь, когда хвост делал особо резкие движения.
   - Может, ему там лучше будет? - предположил ПМ. - Найдет красивую пупсу, заживет с ней, как у Хлюста за пазухой, упсу бокалами хлестать будет!
   - Но там же не будет меня... - задумчиво произнесла макромешная Цесса. - А здесь не будет его... Ой! - звонко крикнула она. - Я боюсь!
   Котята дружно посмотрели в ту сторону, куда показывала девочка. Там, едва освещенный лунными бликами, лежал штопор с черной тисненой головой волка на деревянной ручке.
   - Цесса, не бойся его, и он не оживёт. - посоветовал ПГГ.
   - Он ещё и ожить может! - опять взвизгнула Цесса.
   - Оживёт, расплетет, а мы валерьянки не чокаясь полакаем. - мрачно пошутил ПМ. Его усы упорно сплетались в колечки, и расплести их самостоятельно он не мог, а просить Цессу не хотел.
   - Валерьянка - это хорошо. - каким-то скрипом и завыванием заявил оживший штопор. - Ну-у-у. А Киндзмараули - лучше. - от него отчетливо тянуло тяжелым винным духом.
   Цесса испуганной ланью скакнула от ожившего штопора к вилкам, зацепилась за одну, упала, вскочила, побежала дальше. За ней тянулась веревочка, вырванная из её тела зубцом вилки при падении. ПГГ бросился за ней, а ПМ остался послушать рассуждения штопора.
   - А вот скажем Монастырка - она другого вкуса. - пьяно бормотал тот. - А валерьянку не пробовал. Калибр не мой. Ну-у-у.
   Раздался звон бокалов. Странный крик оборвался в призрачном свете луны, и только грустное "мя-я-у-у" остановилось точкой.
   - Вот так... - пробормотал ПГГ, подтащив к ПМ и штопору кусок бечевки, в котором смутно угадывалась Цесса. - Вот так и теряют друзей.
   Они мягко переглянулись, взяли бечевку лапками, и... Резкий сквозняк от открытой двери двинул перстень о бокал. После мелодичного звона по комнате пронеслось - "Шишел, мышел...", а потом пьяный хозяин с двумя детьми на руках, осоловело глядя на лицо, выложенное сине-желтой бечевкой по столу, пробормотал:
   - Валь, домовой у нас завелся...
   Пока домовой рассказывал сказку, я потихоньку перебрался из-за стола на диван. К концу рассказа я дремал, а когда послышалось тихое сопение спящей Лены, тоже уснул.
   ...Сегодня я в виде исключения проснулся самостоятельно. Дома было на удивление чисто. Но я понимал - это ненадолго. Кто-то постучал в окно. Я выглянул - это была тетя Мадина.
   Быстро накинув на себя халат, крикнув Сильвестру - "Замаскируй Лену!", я выбежал к двери и открыл её. На улице был легкий морозец, резкое осеннее солнце и, как уже упоминалось, тетя Мадина. В её правой руке висел соблазнительный трёхлитровый бидончик. В левой была не менее соблазнительная холщовая сумка.
   - Ринальт, ты ещё спишь? Уже ведь полвосьмого!
   - Ага. - тупо пробормотал я, запуская её в дом. - Но я уже давно проснулся. Сейчас просто прилёг на минутку.
   - Чего кота не кормишь? - спросила тетя, снимая высокие кожаные сапоги, судя по всему, сделанные дядей Кареном. - Ишь, какой худой!
   Она налила ему молока и Силька, встав на четвереньки, начал его лакать. Как только она отвернулась, он сел к стене, вытянул ноги и пробормотал:
   - Сейчас посмотрит на тебя, скажет что ты плохо ешь и заставит молоко лакать.
   - Мяучит. - умилилась тетя Мадина и посмотрела на меня. - Ой, как исхудал! Ты что, вообще не ешь? На вот сметанки, маслица, молочка - кушай.
   - Да я не голодный... - попробовал я отмазаться. Но не получилось.
   - Ешь, я сказала! А то ведь что едите - хлеб из белой муки, от него одни прыщи, а колбасу, заводскую, говорят, из туалетной бумаги делают. В магазинах вообще ничего кроме соли и сахара - не бери. И то без гарантии, что не отравишься.
   Это был обычный спектакль. Я ел хлеб со сметаной, запивал молоком, а тетя умиленно смотрела на меня, попутно вещая, что питаться надо только натуральными продуктами.
   Также я узнал все новости, касающиеся моих теток, дядьев и великого множества двоюродных, троюродных и четвероюродных братьев и сестёр. Мне пришлось одобрительно угукать слыша, что некий Руслан поступил в Харьковский Авиационный, и с сожалением вздыхать, узнав, что Эльвира выходит замуж по залёту за какого-то уголовника.
   Через час, когда экзекуция была закончена, желудок набился, и тетя Мадина, вздыхая по поводу беспорядка удалилась, Сильвестр вылез из зеркала, заявив, что молоко - хорошо, но это не ряженка.
   - Будешь ныть, - заявил я ему, - Переведу на кефир с биодобавками.
   И только я собрался сесть за диплом, как зазвонил телефон. "Если это девушка, то сяду диплом писать, а если парень, то пойду есть готовить".
   - Ага. - Вежливо сказал я в трубку.
   - Куда я попал? - спросил жесткий мужской голос.
   - В частную реанимационную клинику "Последнее желание". - ответил я, чувствуя, что этот звонок - ошибка АТС, а значит, можно каламбурить напропалую. Шансов, что мой телефон вычислят - практически нет. - У нас прямые поставки гробов с деревообрабатывающего комбината, так что цены умеренные! И тапочки есть, всех оттенков белого цвета! А такого обслуживания вы не встретите даже в Нью-Йорке!
   - Ты, пидор, заткнись! - оборвали меня из трубки. - И слушай сюда...
   Я бросил трубку. Мне не нравятся подобные разговоры, в которых так прямо и не интеллигентно переходят на личности, в которых все кого-то куда-то загоняют, кому-то что-то предъявляют, и на кого-то что-то вешают.
   Телефон вновь зазвенел. Я осторожно потрогал его безымянным пальцем левой руки. Это мне ничего не дало. Тогда я снял трубку, и на меня яростным ревом вылился голос того же неинтеллигентного мужика:
   - Не ложи трубку, понял? Сейчас мы с тобой спокойненько всё обсудим. Тебе что-нибудь говорит такое имя - Анна Витайлова?
   - Нет. - Честно признался я.
   - А такое имя как Леон Витайлов?
   А вот это имя было мне знакомо. В период недоброй памяти прихватизации этот самый Витайлов наприхватизировал кучу всего, да еще и школу бокса, в которой раньше тренером был, под себя подмял. Лично я с ним знаком не был, но кое-кто из моих менее спокойных друзей получали от его воспитанников наставления типа "Не лезьте куда не надо", а кое-кто не только наставления, но и направления в больницы.
   - Предположим, знакомо.
   - Не предположим, а знакомо. Меня в городе все знают. А вот жену мою - Аниту , знают не все. И какого черта твой телефон делает в её записной книжке, я понять не могу. Объяснишь? Тебя как, сразу в реанимацию, или последнее желание выскажешь?
   - Я не знаю её. - почти искренне ответил я. - Я не один здесь живу, может она не мне звонила?
   - Ладно, ты пока подумай о вечности, но если что - учти: ей в любом случае ничего не будет, - он замолчал.
   - А мне? - не выдержал я.
   - А тебя если что тоже. Не будет, в смысле. Сейчас я еду по делам, у меня дом строится, часа через два приеду. И ты мне - подробный отчёт - откуда у Аниты твой телефон. И кто, о чём и зачем с ней разговаривает.
   Он положил трубку. Я еще пару секунд смотрел на телефонный аппарат, осознавая правоту человека, сказавшего, что прогресс с его новейшими технологиями ведет человечество в ад...
   Резкий стук в дверь прервал мои горестные размышления. "Анита!" - подумал я. Но за дверью стоял худой мужичок с громадными лапищами, судя по волосатости, родственник Сильвестра, хотя по росту совсем как человек. "Промежуточный этап эволюции." - понял я.
   - Браток, заварки не отсыплешь? - мужичок дружески улыбнулся. Домовые так не умеют. - Мы ночью в магазин сходим - тебе отдадим. А сейчас, бля, работы невпроворот. Да еще шеф приехать может, а он мужик крутой.
   - А, это вы здесь садик отстраиваете? - догадался я. - И чей особняк?
   - Ты что, не видел? Он же каждые два часа сюда приезжает!
   - Кто? Этот, с бритым затылком?
   - Ну ты даешь! - поразился строитель. - Леона Витайлова не знаешь!
   Оп-па! Так это что получается - муж Аниты здесь свой дом строит? Надо бы это обдумать - глядишь, что-нибудь и получится...
   - О, спасибо! - восхитился мужичок, принимая от меня четырехсотграммовую пачку грузинского кооперативного чая третьего сорта восемьдесят девятого года выпуска. - Нам, чтобы пару часов продержаться, и половины хватило бы!
   - Не стоит благодарности. - этот чай и вправду не стоил благодарности. Заварки кладите раза в три больше, чем обычно. Чай поганый, но если заварить покрепче, то сойдет. Отдавать не надо.
   - Во, бля, мир не без добрых людей! Заходи к нам вечером, после десяти - чаю попьём, нормального. Вон, видишь вагончик? Вот там мы. А днём не надо - когда ещё шеф приедет?
   - А вот прямо сейчас и приедет. - изрек я, памятуя телефонный разговор.
   - Точно? - насторожился мужичок.
   - Можешь мне поверить. - подтвердил я. Он сунул чай за пазуху и быстрым шагом вышел за калитку, перемахнул через резную бетонную ограду бывшего садика.
   Буквально через пару минут я увидел в садике самого Леона. Под его чутким руководством рабочие свалили несколько тополей. Я почувствовал, как во мне закипает ненависть к этому человеку. Когда мне пришлось четыре года провести в этом садике, я ненавидел тополя с их весенне-летним пухом, липкими почками и крайне неудобным для игры в прятки расположением.
   Зато потом, познав школу, с её добровольно-принудительными порядками и полной невозможностью играть в прятки, я понял, что люблю свой родной садик - и в том числе эти мощные тридцатилетние тополя, какими бы гадкими они не казались мне раньше.
   А сейчас пришел этот лоб и валит тополя, и перестраивает садик, в котором я так часто был счастлив и так несчастен бывал порой! Человек - это эмоция в динамике. Многие эзотерические доктрины видят в эмоциях препятствие на пути к счастью, другие, наоборот, абсолютизируют эмоции как прямой путь к совершенству. Я же просто не вижу человека вне эмоций - человек без слез и улыбки уже не человек.
   В данный момент я ненавидел этого, извиняюсь за выражение, козла. А он бегал по моему садику, орал на рабочих, ежесекундно корректируя планы - куда валить, как ложить, что подкладывать...
   - Ринальт, очнись! - Сильвестр дернул меня за рукав халата. - Тебе не кажется, что Ксения давно не звонила?
   - Не кажется. - грубо отрубил я, но тут же подумал, что нельзя же вымещать злость на ни в чем неповинном домовом. - А впрочем, ты прав. Это подозрительно. Но не очень.
   Я сел за стол, достал черновики и начал переписывать аналитическую часть начисто. Где-то на шестой странице появилась бодрая Лена, и я отправил её в холодильник к молоку и сметане, предупредив Сильку, чтобы проследил. На одиннадцатой странице ко мне ошиблись номером, о чем я им очень вежливо и сообщил, не разводя дискуссий.
   На двенадцатой странице позвонила Анита.
   - Ринальт, Леон звонил к тебе?
   - Да. - сухо ответил я.
   - Что ты ему сказал?
   - Ничего. - очень сухо ответил я.
   - Он этого не любит.
   - Я догадался, что он этого не любит. - мертво ответил я.
   - У него плохая память на телефоны, я вырвала листок с твоим из его записной книжки.
   - Из своей вырви, ведь он мой телефон в твоей книжке нашел. - слегка ожил я.
   - Черт бы его побрал с этими подозрениями! Вечно он в моих вещах роется! Где мне её спрятать?
   - В упаковке "Тампаксов". - порекомендовал я.
   - Ты шутишь?
   - Отнюдь. А саму упаковку - на видное место. Он ни в жизнь эти "Тампаксы" смотреть не будет.
   - Хорошо. - она аккуратно положила трубку.

Глава 5

  
   Леха пришел в шесть вечера На плече у него висел покарябанный облезлый китайский игрушечный автомат Калашникова. На голове была повязана грязная серая тряпка с красными пятнами, под замусоленным свитером бурого цвета виднелась зеленая рубашка. На ногах у него были хэбэшные брюки мерзко-синего цвета, из-под которых выглядывали драные ботинки.
   - Ринальт. - серьезно заявил он с порога, - Ты знаешь, сколько киборгов сейчас по промзоне шастает?
   - Нет. - в тон ему нахмурился я. - много?
   - До херища! - возбужденно заорал Леха. - И если ты отпустишь меня одного, это будет убийством!
   - Извини, Лех, ... - начал было я, но тут из-за спины у меня выскочила Лена.
   - Можно я?... - она преданно посмотрела на Художника, которого видела впервые. Алексей критически осмотрел её.
   - А что ты умеешь?
   - Перевязывать, стрелять, - начала загибать пальцы Лена. - В разведку ходить, вороной кричать...
   - А киборгов - любишь? - задал провокационный вопрос Лешка.
   - Не-на-ви-жу!!! - рассеяла его опасения Ленка.
   - Ты точно не пойдешь? - уточнил у меня Леха, а потом , уже Ленке - Тогда давай собирайся. Лишнего не брать.
   Через десять минут, упакованная в ветхое пальтишко, замотанная в шарф с ярко-зелеными петушками на концах (и откуда он взялся?) она под контролем Алексея выбрала из игрушечного хлама оружие. Отобрано было: два пистолета (один, из прозрачной пластмассы, раньше при нажатии на курок булькал и трещал, а теперь только сдавленно хрюкал, и второй, который раньше был автоматом, но постепенно стал пистолетом вследствие облома приклада, второй ручки и куска ствола). Кроме пистолетов она взяла деревянный кинжал и длинный кусок эластичного бинта.
   - Только недолго. - напутствовал я их. - Лене ложиться рано.
   - Мы их быстро. - успокоил меня Леха. - Надеюсь, потерь не будет.
   Они ушли, а я, улыбаясь, сел за диплом. Страница за страницей выходили из-под моей ручки - давно он так хорошо не шел. Телефон молчал - может, никто не звонил, а может, потому что я его отключил от греха подальше. Ближе к девяти в дверь постучали. Ну вот - начинается.
   - Похмеляться, будешь? - странно и очень страшно спросил Мальчик - молодой человек моего возраста и необъятного телосложения. Как он получил столь неподходящее ему прозвище, всегда было для меня загадкой.
   - Да я вроде не болею... - робко произнес я.
   - Голова здорова? - удивленно начал он.
   - Да.
   - И руки не трясутся? - поразился Мальчик.
   - Нет.
   Мальчик задумался. Из внутреннего кармана пуховика он за горлышко достал бутылку водки, почесал её донышком себе лоб, потом продолжил расспросы:
   - А кушать. Хочешь?
   - Да. - честно признался я.
   - А у нас и закуска есть! - с восторгом заявил он и начал заталкивать меня своим необъятным телом в дом. - Впишешь на ночь?
   - А сколько вас? - пытался разобраться в ситуации я.
   - Слишком мало, чтобы все выпить. - заявил Мальчик. - Но мы справимся.
   ... К сожалению, он оказался прав. Их было трое - Мальчик, Дементий и Ильф - вся писательская тусовка областного центра, сплошь панки и алкоголики, а водки, как и предупреждали, было неумеренно больше. Закуски оказалось мало - впрочем, как они объяснили, не закусывать ехали.
   - Говорят, писатели много пьют. - вещал Мальчик. - да, много!
   - Но помалу. - добавил Ильф, разливая в рюмки по половинке.
   - Вот к примеру, - переходил на личности Дементий, - У тебя что-нибудь чешется? - я прислушивался к ощущениям и кивал. - Значит, выпить хочешь.
   - А может мне помыться надо?
   - Не поможет! - в один голос отрезали Ильф, Дементий и Мальчик. А Ильф добавил - Я уже пробовал, лажа это мытьё - кайфа никакого, и через неделю опять чесаться начинает.
   Было уже полдесятого, и я начинал смутно беспокоится по поводу Лены, а стол манил обилием хлеба. Маленький кусочек колбасы хотели поделить по-братски на четыре части, но я сказал, что придет девочка, и ей выделили сестринский, пятый кусочек. Сопровождалось это намеками на то, что меня споят, а сами уж познакомятся с моей девушкой. Я хмыкнул, представляя их лица, когда Леха (кстати, непьющий) приведет Ленку.
   И вдруг меня резанула одна мысль - писатели ничего не говорили про Ксеньку, хотя они должны были встречаться в Центре - компания-то почти что одна. И они не удивились, что я говорю про другую. Странно.
   - А! А! - воскликнул Дементий, перекидывая рюмку из руки в руку. - Кипит уже, не выпьем - вся выкипит!
   Выпили, закусили хлебом, занюхали колбасой. Я заявил, что водка была отнюдь не кипящей, а очень даже холодной. Ильф опроверг мои слова, проронив: "Теплая. Ну какая же холодная, когда - теплая!"
   - А я говорю - кипела. - Возмутился нашему недоверию Дементий.
   - Предлагаю выход из спора. - веско бросил Мальчик. - Давайте нальем еще по одной и проверим.
   ... Я посмотрел на часы, они показывали одиннадцать. В зеркале за столом сидело четверо Сильвестров, все - сильно пьяные и, судя по виду, довольные собой. Снедаемый смутным беспокойством, переходящим в полную уверенность, что случилось непоправимое, я выполз на улицу. Но пошел почему-то не в промзону, а перемахнул (перевалился) через забор садика и побрел к коричневому вагончику.
   В вагончике сидели шесть мужиков, седьмой стоя разливал водку по стаканам. Разливающий посмотрел на меня встревожено, но потом успокоился.
   - Это сосед. - объяснил он мужикам, потом обратился ко мне - Да ты, браток, пьян.
   - Ну... Не очень... - пробормотал я. И пощупал карман халата. Кусочек колбасы для занюхивания всё еще лежал там.
   - А мы тут для сугрева пьем. - заявил один из мужиков. - Нам еще всю ночь работать, поспать хорошо если часа три удастся.
   - А мне... - я выдохнул и чуть-чуть скособочился. - Нальете?
   - Да ты вроде не мерзнешь. - сказал мой знакомый.
   - Изнутря... - объяснял я, - Холод. А снаружи - нормально...
   - Ну, коли изнутри.
   Мне налили полный стакан, предложили четверть луковой головки, но я гордо отказался и вытащил из кармана свой замусоленный кусочек колбасы. Стоять было трудно, но запах водки, как ни странно, дал мне силы выпрямиться.
   - За искусство. - непонятно к чему двинул я тост, и, зажмурившись, выпил. Мутной волной первый глоток прошил меня насквозь. Второй глоток догнал первый, и мне стало бы совсем плохо, если бы третьим я не выпил всю оставшуюся жидкость.
   Мощный взрыв темноты поглотил мой мозг и вылил мои волосы на подбородок. Я почувствовал, что абсолютно невесом, но связан гирями и цепями. Я пытался вырваться, волевыми напряжениями я рвал цепи, но они срастались обратно, и я не мог вырваться и полететь. И тогда я заплакал.
   Как из другого мира до меня донеслось:
   - Ф-фу, кажись, успокоился. Вали его через забор, Михась примет...
   Потом, совершенно неожиданно, мне стало плохо. Я понял, что я - слизень, неспособный к полету, что я никогда не буду летать, что подо мной не будет километров воздуха, что меня не будет рвать от ощущения невесомости, рвать, рвать...
   А еще потом мне стало лучше. Гораздо лучше и легче. И я понял, что не надо летать. Полет - счастье для идиотов. А мне хватит возможности ползать. И я пополз, упал, но снова пополз, и у меня была цель, хотя я и не знал - какая. И это было безудержно прекрасно и восхитительно непередаваемо.
   Что-то подняло меня вверх и с матерными прибаутками, с потными охами и ахами потащило куда-то, наверное, в рай, но не донесло, а бросило на что-то омерзительно-мягкое.
   "Это преддверие рая. - смутно подумал я. - Уже мягко, но еще не хорошо". На этом я перестал себя ощущать и отключился.
   ...Я проснулся. И тут же понял, что сделал это зря. Ужасно хотелось пить и не хотелось вставать.
   - Похмеляться будешь? - спросил Силька, выглядящий до отвращения бодро.
   - Не-е. -вякнул я. - Не-е...
   - У меня водка затарена. - Полбутылки. - он продемонстрировал мне бутылку с красной этикеткой. - Столичная.
   Меня скрутило и держало так пару минут. Почему-то заныла поясница, почернело в глазах. Сильвестр, сукин сын, понял, что мне плохо, и когда меня немного отпустило, я увидел перед собой ковш с молоком. Нагнувшись к нему, я вылакал половину. И тут же - откуда прыть взялась - мелкой рысью побежал к дверям.
   Вывернуло меня уже на улице, чем-то зеленым и настолько неприятным, что я устыдился, и присыпал снегом зеленое пятно. Снег? О, зима началась. Вначале я понял это головой, потом голыми ногами, а потом и всем остальным телом. Семейные трусы (моя единственная одежда) от холода не спасали даже то, что призваны были защищать.
   - Что, сосед, хреново? - обратился ко мне из садика Леон Витайлов. Он смотрел на меня сочувственно, а вот его телохранители издевательски улыбались. Я мутно кивнул и поплелся домой.
   Дом был большим, теплым и уютным. Дерево стен плотно обнимало меня, ковры и занавески казались очень ласковыми и добрыми, пол нежно поскрипывал. Это был мой дом.
   В зале на диване валетом лежали Дементий и Ильф. Ильф во сне двигал руками, как бы перебирая струны на гитаре, Дементий тяжело дышал и лежал не двигаясь.
   "А был ли Мальчик?" - смутно подумалось мне. Резко взвыл звонок телефона, раздался стук в дверь, послышался ужасный крик из маленькой спальни.
   - Алло. - пробормотал я в трубку.
   - Ринальт? - это Ксеня. - Что с тобой? Что-то случилось?
   - Вс-сё нормально.
   - Я тебе не верю. Признавайся - у тебя другая?
   - Ага. - я нашел в себе силы улыбнуться. - Только не другая, а другие. Целых три.
   - Врёшь. - с ненавистью заявила она. - Кому ты нужен?
   Это меня несколько вывело. Я аккуратно положил трубку и пошел открывать дверь. Из маленькой спальни доносилось подозрительное бормотание. За дверью стоял давешний мужичок, стрелявший у меня чай.
   - Ты будешь смеяться, но у нас опять кончилась заварка, а шеф всё время рядом крутится. - прямо с ходу объяснил он мне.
   - Здравствуй. - ответил я ему и пошел на кухню. В шкафчике стояла пачка соли, трехлитровая банка сахара, коробочка с содой и штук пятнадцать пачек грузинского кооперативного чая третьего сорта. Когда-то я раскопал в сундуке их штук сорок, и вот теперь чай понемногу расходился.
   - Шикарный кот. - заявил Мужичок. Сильвестр сидел на стуле и чесал левую ногу. - У моей сестры тоже был такой, четырнадцать лет прожил, скотиняка! Сибиряки - они все живучие. Сильвестр фыркнул, слез со стула и ушел в кладовку. Я его прекрасно понимаю - учитывая, что он моего прадеда пацаном помнит, четырнадцать лет для него - тьфу! Получив чай, Мужичок поблагодарил меня, вышел за дверь, и уже за порогом обернулся и сказал:
   - Ну ты вчера выдал! - и ушел.
   Из маленькой спальни вылез взъерошенный Мальчик.
   - У тебя домовой есть? - серьезно спросил он.
   - Есть. - Серьезно ответил я. Мальчик важно кивнул:
   - Значит, я его видел. Он молоко пьет?
   - Предпочитает ряженку. - объяснил я.
   - Он с ковшом молока ко мне зашел. Молоко я взял, а потом как заору! Еще телефон тогда зазвонил - я думал, конец света, белая горячка. Даже разговаривать с собой начал - совсем с ума сошел.
   - Да нет, всё нормально. - успокоил я его.
   Вместе мы растолкали Дементия и Ильфа. От опохмелки сорокоградусной все дружно отказались, Ильф отверг даже молоко. После краткого совещания решили взять пива. Меня, как самого местного и безденежного отправили в ларек.
   По дороге я зашел к Лехе, но его, как я и думал, не было дома.
   - Не ночевал он сегодня. - спокойно сказала его мать. - Он, бывает, и дня по три дома не появляется.
   Плохо! А что делать? Дети, дети... Всегда с ними проблемы. Залив три литра пива в бидон, я не удержался, и сделал большой глоток. Благодатная жидкость мягким потоком мягко вошла в пищевод, скатилась в желудок и вызвала чудесное ощущение покоя, снявшее жуткое напряжение, терзавшее меня с утра. Я сделал второй глоток.
   В садике кипела работа - мужики суетились, деловито и беззлобно материли друг друга, требуя кто раствор, кто топор (зачем?), кто еще что-то. Впрочем, никто из тех, кого я видел, ничем конкретным кроме суеты не занимался.
   Солнце прикидывалось, что греет, но, как и рабочие, только очень хорошо делало вид. На мгновение я испугался, что тоже всего лишь делаю вид, что живу. Но потом успокоился - если я и не живу, то мне нравится, как я прикидываюсь.
   - Какой-то идиот сказал, что вода - это жизнь. - изрек Дементий. - Нет, пиво - вот это жизнь, а вода - это всего лишь существование.
   - Да. А еще пива должно быть в меру, но очень много. - печально сказал Мальчик, рассматривая почти пустой бидон.
   - Так оно и бывает, - расфилософствовался я. - Кажется, что жизнь почти бесконечна, но в один не очень прекрасный момент наклоняешь бидон, и понимаешь, что дно уже видно.
   Удивительно было не то, что пиво быстро кончилось, а то, что оно вообще было. Разговор, оживившийся во время потребления этого напитка, снова угас. И только Мальчик, подозрительно кося в сторону Сильвестра, заговорщицким шепотом, от которого тряслись стены, спрашивал меня:
   - Это точно кот? Что-то у него хвост короткий. - он пытался подозвать Сильвестра куском сухого хлеба, но тот брезгливо морщился, что вызывало у моего друга еще большие подозрения.
   Потом мы долго и бессвязно беседовали на литературные темы. Меня причислили к лику писателей за подвиги в деле написания диплома, и единственным затруднением оставалось определение жанра моей дипломной работы. После продолжительного обсуждения было решено, что мой диплом написан в жанре компиляционного постмодернизма. А после зачитывания отдельных мест диплому было присвоено звание "авангардного".
   Потом писатели ушли, пожелав мне успехов в творчестве и большой любви - к творчеству, естественно. На прощание Мальчик осторожно погладил Сильвестра, назвав его почему-то Бегемотом.
   - Никакие они не писатели. - твердо сказал домовой, когда мои друзья ушли. - Алкоголики и тунеядцы.
   - Одно другому не мешает. - объяснил я. - Зато в душе они все поэты.
   - Навуходоносры они. - мрачно подытожил Сильвестр. - Ряженку давай.
   Ряженки в доме не было, зато было полбулки подсохшего хлеба, который я и предложил домовому. Тот отказался в очень грубой форме, назвав в конце нецензурной тирады меня неблагодарным мошенником.
   - Почему неблагодарный? - спросил я, и тут уж Сильвестр разошелся на славу. Он меня в детстве и на руках носил (не помню), и с рук кормил (вряд ли), и мух от меня отгонял (врёт). А потом, пока я подростком был, он меня от пьянства спасал (как же, помню, как эта мелкая волосатая падла спрятала бутылку водки, заготовленную мною к четырнадцатому дню рождения, и вернула только за литр ряженки).
   Я ходил вокруг стола, брезгливо трогал недописанный диплом, листал черновики графиков, не решаясь сесть за него и начать проектную часть. Цыкая на домового, который сидел в зеркале и насупившись читал "Понедельник" Стругацких.
   Стук в дверь был как нельзя кстати. Он совпал с боем часов - они били два. Я посмотрел на домового - он демонстративно повернулся ко мне спиной, и, облизав палец, перевернул страницу. За дверью был Леша Художник. Один. Без Лены.
  

Последняя глава.

(маленькая)

   - А потом киборги куда-то подевались, и вокруг - лес, непонятный такой, загадочный... - рассказывал Леха, прихлёбывая чай. - Ленка вначале немного испугалась, а потом даже обрадовалась.
   - Сейчас она где? - мрачно спросил я, глядя на сильно изменившегося друга. Короткий ежик волос сменил длинный пушистый хайр, на щеке виднелся розовый шрам, которого - руку даю! - вчера еще не было.
   - Там осталась, там к детям другое отношение - там их любят. Прикинь - на всю планету ни одного детдома! Там к детям совсем по-другому.
   - И вы за одну ночь там во всем разобраться успели?
   - Какую ночь? Мы там почти месяц были, пока я обратно дорогу нашел.
   - А что сам там не остался? - скептически спросил я.
   - Скучно. Свалок нет, всё такое ровное, чистое, Ленке в кайф, а мне - сложно.
   - Значит, - тупо сказал я, - она не вернется.
   - Нет конечно! Ведь там её мечта.
   Когда он ушел, Сильвестр вышел из зеркала, плюнул мне под ноги и сквозь стену ушел в кладовку. Я сел за диплом, но, естественно, ничего путного из этого не вышло. Сорок минут ушло на поиски заначки, в которую я спрятал месяц назад две сигаретки "Мальборо". Силька меня вообще уважать перестанет, но именно сейчас хотелось курить.
   На душе было погано. Я понял, что кругом не прав - и с Ксеней, и с Леной, и с самим собой. От этого хотелось выть и бить кого-нибудь по лицу, в кровь, больно - так, чтобы сбивались костяшки пальцев.
   И я вдруг понял, как начинаются запои. Это как болото - сегодня выпью, завтра мне будет стыдно и я напьюсь еще сильнее, а потом стыд, забитый алкоголем, опустится на дно души и пить я буду для того, чтобы ничто не всколыхнуло этой мути.
   Весь вечер я сидел, тупо смотря в темно-зеленый глаз телевизора. Телевизор, стоящий в зале вместо тумбочки, последний раз включали лет пять назад - в тот день он отказался работать, нагло треща и плюясь искрами. Черно-белый, с севшим кинескопом и очень тихим звуком, нагревающийся долгие полчаса - он не подлежал ремонту.
   Но я сидел и смотрел в его экран, пытаясь рассмотреть что-то, что поможет мне успокоиться, но ничего, естественно, не видел. В девять часов я пошел к соседке, занял немного денег и купил на них ряженки для домового.
   Потом я сидел за столом и грыз сухари со сметаной, а Сильвестр сидел на столе и лакал ряженку из кисушки. Мы ни о чем не говорили - все было понятно и без слов. На резкий звонок телефона мы никак не отреагировали - он продолжал лакать ряженку, а я намазывал сухарь сметаной.
   Телефон не умолкал слишком долго, и я все-таки взял трубку. Там молчали, и только дыхание омрачало тишину. Я знал это молчание - это была Ксеня.
   - Привет, девочка моя. - тихо сказал я. - Ну, рассказывай, Ксеня.
   - Ты узнал меня? - удивилась она. - Как?
   - По типу звонка.
   - А-а. Ринальт, знаешь, я хотела тебе сказать...
   - Знаю. - я действительно знал. - Я хороший, милый, добрый, но ОН - он просто потрясающий. Так?
   - Откуда ты знаешь? - потрясенно спросила моя бывшая девушка.
   - А вот этого я не знаю. - сказал я. - Счастья тебе. - и положил трубку.
   Я допоздна не мог уснуть, а потом пришел Силька, сел на краешек кровати, и просто начал рассказывать:
   Сизый дымок над крышами домиков, казавшихся в голубой декабрьской метели игрушечными, танцевал свой танец - танец сизого дымка, подымающегося над ярким пламенем сквозь каминные и печные трубы ввысь, к небу, которого не видно за падающим изниоткуда снегом.
   Мелкие зверушки забились в свои норки и только хищные волки кружились вокруг посёлка в надежде на поживу, изредка откликаясь на лай негостеприимных родичей-собак длинными протяжными стонами-воем.
   В дальнем конце посёлка, в самом бедном и маленьком домике спала девочка. Как бы ей было одиноко, если бы не домовой! Он осторожно подкладывал дрова в печь, ворошил угли, но всегда возвращался посмотреть на лицо спящей девочки.
   - Мир и покой. - говорили её мягкие черты лица. И домовой улыбался загадочно и нежно. - Чуть-чуть тревоги и беспокойства - и домовой судорожно сжимался, начиная метаться по комнатушке и без надобности подкидывать драгоценные полешки в неуклюжую древнюю печь.
   Сонная муха-партизанка летала под потолком, с величайшей осторожностью выбирая себе место для посадки. Она бы не дожила до столь преклонного возраста, если бы не знала, что беспокоить девочку нельзя.
   Понемногу метель улеглась, снег перестал падать, а волки вошли в посёлок. Судорожный лай собак мало тревожил их - стая была большой и голодной.
   Домовой вздрогнул от взгляда - из окна на него смотрели желтые, зеркально-честные волчьи глаза. "Мне бы только поесть... - прочитал в них неизбывную тоску домовой. Волк пошевелил ушами. - Совсем немножко! - ныли его глаза. - Ручку там, или ножку, а?
   Домовой не отвечал - он знал, что несмотря на кажущуюся хрупкость стен, домик выдержит любой напор. Волки убрались, а в окно заглянул молодой месяц.
   - Привет! - ласково улыбнулся он. - Как вам метель, а? Ни фига сверху не видно было! - домовой радостно кивал, видя старого приятеля. - Ух ты! - весело улыбался месяц. - Спит? Класс!..
   Лучиком он шевельнул её волосы и тут же отпрянул, боясь разбудить. Девочка улыбнулась во сне. - В шашматы, может? - поинтересовался у домового месяц. - Вначале кинем, а потом прыгать будем, а? Кайф, да? Домовой покачал головой - девочка спала, да и дрова время от времени подкидывать надо. - Ну, тогда я с паучком. - не обиделся месяц.
   А домовой уже смотрит на девочку. Потянулась, перевернулась, устроилась. Дышит. Не дышит. Дышит. Не дышит. Вздохнёт - не вздохнёт? Вздохнула, но тихо. Интересно домовому, да и что ещё делать - домовые ночью не спят, а что в доме бардак - так это тоже ничего - домовой уж такой попался...
   Кхэх - кхэх... Пробормотал он, ища глазами в окне приятеля своего - месяца. Месяца не было видно, а за горизонтом намечалось солнышко. Быстро подкинув полешко в печь, домовой юркнул за заслонку. С первым лучом солнца девочка протёрла свои сонные глазки, потянулась и встала. В доме было тепло и уютно...
   И когда он закончил, я уснул. Уснул крепко и спокойно, без тревожных снов и мокрого пота, а снились мне громадные леса без края, без мусорных полян и нищих, злобных детдомов, в которых учат драться, ругаться матом и не прятать руки под одеялом...
   А еще там была Лена - и она улыбалась, чисто вымытая, в очаровательном сиреневом платьице до ободранных коленок - я знал, она была счастлива.
  
  

ЭПИЛОГ

   Одиссей опять проигрался. Силька, помнящий свой печальный опыт, брал только проверенный товар. В доме появилась куча мышей, пришли два кота - старый, облезлый, серый - я назвал его Ашер Гоп, и злобный сиам, с холеной шерсткой и холодными голубыми глазами - он получил имя Ашер Мажор.
   Ксения, девочка моя, так и не придя в сознание, через два месяца умерла. Ой, извините, так и не приехав ко мне, она скоропостижно вышла замуж. Впрочем, как ни странно, брак оказался удачным, и встретив её через полгода после свадьбы я поразился переменам - она стала более спокойной, рассудительной - поумнела, что ли...
   Леона Витайлова застрелили в тот день, когда я защищал свой диплом. Все газеты области трубили о мафиозных разборках, а потом в одной серьёзной газете известный политик рассуждал о том, как оклеветали такого хорошего, доброго, милого, семейного, человека, умершего от пули подонка.
   Аниту я еще долго видел в окнах бывшего садика - она достроила его, отделала, причем гораздо быстрее и лучше, чем если бы её муж остался жив. Мы иногда здоровались кивками издалека, хотя злые языки поговаривали, что то меня видели перелезающим через двухметровый забор, то её, ночью выходящей из моего холостяцкого обиталища. А потом она исчезла. Ходили слухи, что повесилась, но я все-таки предполагаю, что уехала во Францию.
   Омритапер женился и опопсел. Леха начал писать картины не только про свалки, руины и облезлые статуи, но и прекрасный лес, чистые ручьи, и непонятных, но очень милых существ.
   Иногда он заходит и зовёт меня пострелять киборгов. Но я еще не готов...

Конец.

  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"