Глава первая

- Сегодня к нам на ужин пожалует мистер Форбиден, - как бы невзначай бросил отец, когда подали десерт. - Я счёл, что настала пора наконец познакомиться с новым соседом.

Мать холодно изогнула бровь:

- Фрэнк, кажется, я уже высказывала тебе своё мнение на этот счёт.

- Дорогая, мы будем ничем не лучше него, если начнём пренебрегать правилами приличия.

- Нувориш в Хепберн-парке! Бедняжка Бесси! Продать имение этому... этому...

- Матушка, это правда, что мистер Форбиден - корсар? - подала голос Бланш - перед тем, как с бесконечным эстетизмом отправить в рот кусочек пудинга.

- Он контрабандист, душечка. Не путай. Контрабандисты, в отличие от корсаров, грабят честных людей на суше.

- Софи говорила, он привёз в Хепберн-парк сотню сундуков, полных золота и драгоценностей!

- Вполне возможно, что она недалека от истины, - заметил отец.

- Не забивай голову россказнями Софи, душечка. Она что только не говорит. А даже если так, это не изменит моего отношения к нему. Боги, мне страшно подумать, что такой человек осквернит наш дом своим присутствием!

- Ничего, - проворчал отец, - думаю, грядущий день и прибытие твоего дражайшего лорда Чейнза его очистят.

Мать кинула на него испепеляющий взгляд, и отец, вздохнув, поправил салфетку на коленях.

Покосился на меня.

- Ребекка, - произнёс он ласково и немного встревоженно, - ты ни кусочка не съела.

- Я не голодна.

- Она нервничает, папенька, - прощебетала Бланш. - Ребекка, почему ты так нервничаешь? Джон тоже приезжает завтра, но это ведь не мешает мне спать по ночам!

- Бессонница? - Взгляд отца стал ещё более встревоженным. - Ребекка, что тебя тревожит?

Я пожала плечами.

- Эти твои страшные сказки, - решил отец. - Сколько я тебе говорил: поменьше читай на ночь!

- Жизнь - самая страшная сказка из всех возможных.

- Что за глупости!

Я стиснула сложенные на коленях ладони в кулаки. Идти до конца? Впрочем, какая уже разница.

- В сказках герои обычно живут долго и счастливо, - тихо проговорила я. - После свадьбы... по любви.

Тишина, повисшая в столовой, с тихим перезвоном всколыхнула хрустальные подвески люстры.

- Ребекка, - ровно произнесла мать, - мне казалось, мы пришли к согласию по этому вопросу.

- Да. Согласие выбивали из меня долго и слёзно.

- Ребекка, Томас Чейнз - блестящая партия. Мы и мечтать не могли...

- Матушка, почему я должна расплачиваться за ваше тщеславие? - сила собственного голоса поразила даже меня, но отступать было поздно. - Мы не бедствуем, и Бланш в надёжных руках. Разве титул стоит моей порушенной жизни?

Мать аккуратно отложила вилку и нож: с разных сторон тарелки, идеально симметрично.

- Я надеялась, мне не придётся этого говорить, но раз ты вынуждаешь... - Взгляд цвета озёрного льда устремился на моё лицо. - Ребекка, меня всегда приводили в отчаяние мысли, что мою старшую дочь боги жестоко обделили своими милостями. Внешность? Весьма на любителя, если быть откровенной. Вышивание или рисование? Помилуйте, эти руки только с виду тонки: это руки свинопаса, не благородной леди. Музицирование? Ни голоса, ни слуха. Танцы? При бесспорной грации движений - никакого желания. Добрый нрав? Упрямство норовистой кобылы - при столь остром уме, что впору порезаться. Да, ты говоришь на двух языках, не считая родного, и все вечера просиживаешь за книгами, но кому это нужно? А в довершение всего - никакого стремления исправлять свои недостатки.

- Маргарет...

- Фрэнк, дай мне высказаться. Да, Ребекка, всякий раз, когда я смотрела на тебя, меня утешала лишь мысль, что всё недоданное тебе досталось Бланш. - Сестра на этих словах покраснела: как всегда, удивительно мило. - Однако это не отменяло горечи осознания, что моя старшая дочь, скорее всего, останется доживать свой век старой девой. И тут - не просто шанс, а...

- Бланш оправдала ваши надежды. Я счастлива, что моя сестра обретёт достойного, любящего и любимого супруга. - Только бы голос не дрогнул. - Но я так и не услышала ответа на свой вопрос.

- Это и был ответ. - Мать надменно вскинула подбородок. - Боги подарили тебе сказочный шанс, которого тебе больше не представится. И я не допущу, чтобы ты отвергла предложение Тома, до конца своих дней повиснув на нашей шее мёртвым грузом, вызывая насмешки над собой... и надо мной.

- Маргарет!

Крик отца я расслышала, словно сквозь подушку: буря эмоций, всколыхнувшихся в душе, странным образом помутили мой слух.

- Ваша точка зрения мне ясна. - Я встала, опершись ладонью на стол. Почему она дрожит? От гнева? И неужели этот тонкий голосок принадлежит мне?.. - Благодарю, миссис Лочестер.

- Ребекка...

Но я уже выбегала из столовой, не желая слушать.

Крики матери и отца летели в спину, пока я бежала к дверям в сад. Нет, не остановлюсь. Не дождутся.

По высоким каменным ступеням спустившись с террасы особняка, я пробежала по яблоневой аллее, сыпавшей снег лепестков на садовые дорожки, миновала крольчатник на заднем дворе и вошла в конюшню. Ветер, переминавшийся в деннике, встретил меня тихим радостным ржанием; погладив коня по мягкой морде, я обратилась к подоспевшему конюху:

- Оседлай его, Элиот.

Старик изумлённо оглядел меня с головы до пят.

- Но, мисс...

- Элиот, скорее. - Не объяснять же, что переодеваться в амазонку времени нет. - Прошу.

Старик покряхтел, но покорно полез за седлом; так что Ветра вывели из конюшни как раз к тому времени, как мать завернула на задний двор.

Увидев меня, она подобрала было юбку, дёрнулась вперёд - но, вспомнив о чувстве собственного достоинства, застыла на месте, скрестив руки на груди.

- Ребекка Лочестер, - отчеканила она, - я приказываю тебе...

- Я вам не служанка, матушка, - бросила я, вскочив в седло, прежде чем сорвать коня в галоп.

Лицо матери, исказившееся от изумления, на миг выделилось из круговерти размывшихся окрестностей. Потом копыта Ветра прозвенели по мосту через мелкую речку, и садовая зелень уступила вересковым полям.

Бешеная скачка вернула ясность мыслям. В конце концов, что нового для себя я открыла? Что для матери я нелюбимый ребёнок? Это было ясно и так: за все восемнадцать лет своей жизни я не услышала от неё ни единого ласкового слова. "Душечка", "радость", "лилея моя" - всё это доставалось Бланш, для меня оставалось лишь формальное "Ребекка".

То, что покатые плечи, льняные локоны вкупе с синей омутностью очей и многочисленные таланты нашей благородной матушки достались моей сестре, тоже откровением не являлось. Мне осталась угловатость всех мест, которые могут быть угловатыми, неуправляемая копна каштановых волн и серая бесцветность глаз. Я когда-то смела считать их цвет походящим на грозовое небо, но матушка поспешила меня в этом разубедить. Каким-то невероятным образом все достойные и недостойные черты наших благородных родителей перемешались, и последние поспешили воплотиться во мне, зато первые заботливо приберегли для моей сестры. Да, я училась куда лучше Бланш, прекрасно разбиралась в цифрах, а на коне сидела, по выражению отца, "будто родилась в седле", но... для матери эти таланты явно не являлись главенствующими.

То, что Бланш примет предложение Джона Лестера, я могла предположить задолго до этого счастливого события, свершившегося зимой. Пускай я не находила ровным счётом ничего привлекательного в этом елейном щёголе, но и предложение делали не мне. Конечно, матушку не радовало, что Бланш обручилась прежде старшей сестры, но отец не стал отказывать хорошему жениху лишь потому, что младшая дочь должна 'ждать своей очереди'. И завтра елейный щёголь прибывает сюда, в Грейфилд, на празднование дня рождения своей невесты; а по такому случаю лорд Чейнз, наш сосед, тоже решил удостоить поместье своим присутствием. Вместе со своим сыном Томасом.

Учитывая, что лорд Чейнз в последнее время вёл оживлённую переписку с моим отцом, - даже горничные знают, что завтра Том попросит моей руки.

Я вынырнула из холодного течения собственных мыслей уже у самой кромки леса. Осадив Ветра, спрыгнула наземь. Уткнувшись лбом в буланую шкуру коня, зарыла пальцы в вороную гриву, постояв так недолго. Скулы, которые отхлестал встречный ветер, горели; шпильки, выбившиеся из причёски, тянули волосы. Я досадливо вытащила некоторые из них, а затем, подумав, освободилась от всех. Зашвырнула шпильки подальше, тряхнула волосами, наконец свободными - и села на мягкий вереск, обняв руками колени.

Некоторое время я смотрела на поля перед собой. Потом откинулась спиной назад, прикрыв ладонью глаза, защищая их от колючего солнца, чтобы взглянуть в хрустальный купол голубого неба над головой. Растирая в пальцах вересковые цветы, позволила себе на минуту сомкнуть веки.

Том, Том... Зачем я тебе? Кому из нас станет лучше от этого брака? Принесёт ли тебе счастье покорная, но не любящая жена?

И будет ли она покорной...

Когда я открыла глаза, то не сразу поняла, почему небо не голубое, а розовое.

Когда же поняла - вскочила и, судорожно отряхнув платье, окликнула Ветра, терпеливо пасущегося неподалёку.

Заснула! Да так, что уже смеркается! Неужели пропустила ужин? Дома, наверное, с ума сходят...

Мост, отделявший поле от сада, Ветер преодолел без единого звука: он летел так быстро, что копыта его едва касались земли, так, как умел он один. Я гнала коня с одной мыслью - успеть, пока градус родительского гнева не достиг точки кипения.

Но, как выяснилось, уже можно было не спешить.

Поручив Ветра заботам Элиота, поджидавшего у крыльца, я медленно поднялась наверх, на террасу: там уже ждал отец, с облегчением вытиравший лицо платком, матушка, сжавшая губы в тончайшую линию, и некто в чёрных одеждах.

- А, вот и блудная дочь, - ледяным тоном проговорила матушка, когда я всё-таки преодолела каменные ступени.

Я ответила ей взглядом, в котором не было ни капли раскаяния.

- Знакомьтесь, мистер Форбиден, - вздохнул отец. - Наша старшая дочь, мисс Ребекка Лочестер.

- Мисс Ребекка, - повторил незнакомец, стоявший между моими родителями, прежде чем оглядеть меня с головы до ног.

Я знала, что он видит. Растрёпанную каштановую гриву, тонкие руки без перчаток, большеротое личико с пылающими скулами и платье в веточках вереска. Посмешище, пародию на благородную леди.

Но это зрелище отчего-то заставило его улыбнуться.

- Гэбриэл Форбиден, - наконец представился мужчина. - Безмерно рад знакомству.

Я молчала, на миг забыв о необходимости ответа.

Его одежды казались отрезом ночного мрака, опередившего время и просочившегося в закат. "Корсар" был явно моложе моего отца: на вид я дала бы ему от тридцати пяти до сорока. Умирающее солнце окрашивало багрянцем его светлые, почти белые волосы, прихваченные чёрной лентой в низкий хвост. Черты гладко выбритого лица мужественно-изящны, тонкие губы улыбаются какой-то порочной улыбкой, в руке, облитой чёрной перчаткой - конская плеть... но об ответе меня заставили забыть его глаза. Правый, серебристо-голубой, с узкой чёрной точкой в центре, и левый - карий с зеленоватым отливом, с широким кругом по-кошачьи расширенного зрачка.

Глаза притягивали взор. И не только своей природной поразительностью, но и взглядом: он был уверенным - без гордыни, изучающим - без пытливости, ироничным - без сарказма, умным - без кричащего желания выказать собственные знания. Обладатель такого взгляда явно знал себе цену, но предпочитал не выказывать свои таланты без особой на то надобности, крайне редко отпирая замки собственной души.

А ещё он был... опасным.

И несколько хищным.

- Очень рада, - всё-таки промолвила я, присев в реверансе.

- Должен сказать, ваши родители были столь обеспокоены вашим отсутствием, что даже не решились сесть за стол... хотя ваша сестра неоднократно и недвусмысленно намекала на то, что она голодна.

Голос его был спокойным, звучным и певучим. Он сказал не более того, что сказал, однако я откуда-то поняла: он, познакомившийся с обитателями Грейфилда всего пару часов назад, уже знает всё про матушкины приоритеты.

- Я сожалею, что доставила вам столько неудобств, - обращаясь к нему одному, ответила я.

- Извинения - слишком зыбкая материя, чтобы принимать их в качестве платы за неудобства.

Эти слова заставили меня на миг оторопеть.

- Я... не люблю ходить в должниках, мистер Форбиден.

- Тогда в ваших интересах быть со мной повнимательнее. Возможность вернуть долг может представиться в любой момент. Самый неожиданный для вас. - Новый знакомый согнулся в поклоне и, ловко перехватив мою руку, коснулся её сухими губами. - Что ж, не осмелюсь мешать воспитательному моменту, который, несомненно, сейчас последует. - Он выпрямился; сощурил разноцветные глаза, глядя за моё плечо. - Но неужели помимо блудной дочери у вас есть блудный сын?

Я обернулась. Рассекая закатные лучи, каурый жеребец нёс к Грейфилду всадника, - и эти тёмные кудри, плещущиеся по ветру, я узнала даже с такого расстояния.

- Том! - ахнула мать.

- Сегодня? - Отец поспешно поправил бакенбарды. - Почему?..

Родители поспешили спуститься вниз. Я, подумав, последовала за ними.

- Том! - улыбнулся отец, стоило всаднику спешиться. - Очень, очень рад.

Тепло улыбаясь в ответ, Том пожал протянутую ему руку; глаза юноши сияли Бэльтайнской зеленью.

(*прим.: кельтский праздник, отмечаемый в ночь на первое мая)

- Мистер Лочестер! Прошу прощения за неожиданный визит, но я решил, что не слишком обременю вас этим сюрпризом. Не терпелось вас повидать... к тому же есть одно дело, которое мне хотелось бы уладить до приезда отца.

Моё сердце провалилось, словно на качелях, - но Том уже повернулся в мою сторону.

- Ребекка! - Казалось, он не подошёл ко мне, а подлетел. - Боги, как вы похорошели! Позвольте вашу руку...

- Том, в который раз повторяю: мы знаем друг друга десять лет. К чему церемонии? - устало ответила я, даже не думая поднять ладонь. - Ты всегда из Ландэна возвращаешься сам не свой.

- Том ведёт себя, как истинный джентльмен, - заулыбалась матушка. - Кому-то неплохо было бы взять с него пример и не забывать о хороших манерах.

- Полагаю, матушка, вести себя по-джентльменски мне будет трудновато, - заметила я хладнокровно и зло. - Не могу сказать, что горю желанием погибнуть в цвете лет на дуэли, отстаивая чью-либо честь, а с характером... как вы изволили выразиться... "норовистой кобылы" - избежать дуэлей будет нелегко.

Матушка нехорошо прищурилась, но в этот миг за моей спиной зазвенел незнакомый, приятный, хорошо поставленный смех; наш гость явно оценил шутку.

- А, знакомься, Том, - проговорил отец, усиленно пряча улыбку в уголках губ. - Мистер Гэбриэл Форбиден, новый владелец Хепбёрн-парка. Мистер Форбиден - лорд Томас Чейнз.

Рукопожатие было коротким и безмолвным. Том, словно следуя моему примеру, изумлённо вглядывался в глаза нового знакомого; ответный взгляд был с прищуром - ещё более ироничным, чем прежде.

- Значит, это вы купили поместье, - наконец проговорил Том. - Как там леди Хепбёрн?

- Полагаю, на вырученные за Хепбёрн-парк деньги она не только погасит долги почившего супруга, но и безбедно проживёт остаток своих дней. Правда, при всех моих наилучших ей пожеланиях, боюсь, что остаток этот будет весьма немногочисленным. - Мистер Форбиден улыбнулся. - Ну-ну, не смотрите на меня так, милорд Томас. Я лишь констатирую очевидный факт. И моё предложение касательно Хепбёрн-парка было более чем щедрым: мне нет нужды грабить бедных старушек.

- Я... не...

- Что ж, полагаю, теперь я здесь точно лишний, - заключил "корсар". - Позвольте откланяться.

- Уже? Останьтесь на долгожданный ужин, мистер Форбиден!

- Не думайте, что я проявлю великодушие и не поймаю вас на слове, но как-нибудь в другой раз, мистер Лочестер.

Отец, добродушно вздохнув, подал знак Элиоту, ждавшему неподалёку - и старик, уже позаботившийся о коне Тома, вновь зашаркал к конюшне.

- Не хочу утруждать вас своими проводами. - Мистер Форбиден небрежно махнул плетью в сторону дверей нашего дома. - Мисс Лочестер, должно быть, проголодалась побольше нашего.

Обитатели Грейфилда, охотно послушавшись, поспешили распрощаться с тревожным гостем. Подав руку матушке, Том повёл её наверх, отец последовал за ними, - но я не двинулась с места.

- Что, мисс Лочестер? - лениво поинтересовался мистер Форбиден.

- Полагаю, это не ваш дом, чтобы вы распоряжались, когда и куда мне идти, - холодно заметила я, открыто глядя в его глаза.

- Безмерно рад вашей проницательности, - серьёзно отозвался мужчина. - Однако, полагаю, на этот вечер вашей матушке уже хватит переживаний по поводу вашего непокорства. Пусть этот милый молодой человек и отвёл грозу от вашей очаровательной головки, но я бы на вашем месте поторопился.

- Ребекка? - будто услышав, требовательно вопросила матушка.

Я вздохнула. Взглянула на здоровенного вороного жеребца, которого Элиот не без труда выводил из-за угла.

Отвернулась, чтобы бросить через плечо:

- До свидания, мистер Форбиден.

- До свидания, мисс Лочестер. Скорого, надеюсь. - В его голосе мне послышалась усмешка. - И не забывайте, что вы моя должница.

Мысок моей туфли на миг в замешательстве завис в воздухе - но я не обернулась.

Глава вторая

Ужин проходил в молчании на женской половине стола и в оживлённом разговоре - на мужской.

- И как тебе новый сосед, Том? - в какой-то момент осведомился отец.

- Он ужасен, - вдруг выдала Бланш. - В нём есть что-то... зловещее.

- А его конь? Вы видели его коня? - включилась в разговор матушка. - Чудовище для чудовища!

- Бросьте, дамы! Мне лично мистер Форбиден показался очень интересным собеседником. Хоть и несколько эксцентричным, конечно.

- Но нечто недоброе в нём всё-таки есть, - вдруг высказался Том. - И его глаза...

- Да-да! А ведь глаза - зеркало души, - не преминула вставить матушка.

- В таком случае я - образец серой бесхарактерной личности, зато в тихих омутах Бланш обязаны водиться келпи*, - сказала я вполголоса, ни к кому не обращаясь. - Но, видимо, им так нравится купаться, что за все эти годы они так ни разу и не вынырнули.

(*прим.: в шотландской мифологии - водяные духи, обитающие во многих реках и озёрах, по большей части враждебные людям)

Том рассмеялся, отец прыснул в ладонь, Бланш только хлопнула ресницами - но взгляд матери окатил меня волной льда. Впрочем, тут отец завёл разговор о возможностях дальнейшей судьбы леди Хепбёрн, и мать радостно включилась в разговор, так что буря снова обошла меня стороной.

Когда перешли в гостиную пить чай, Том вдруг, решительно поглядев в глаза матушки, попросил её выйти "куда-нибудь в уединение". Та тут же поднялась с кресла - с притворным удивлением на лице, - и молча повела юношу в библиотеку. Стоило им скрыться за закрытыми дверями, как в гостиной повисла тишина: отец с излишней беззаботностью набивал трубку, Бланш с лучезарной улыбкой смаковала свой чай.

- Можете не изображать неведение, - устало произнесла я, тщетно пытаясь вернуть упавшее сердце на его законное место в груди. - Всё равно актёры из вас, честно говоря, никчёмные.

Отец виновато закашлялся.

Конечно, Том не просил у матери моей руки: он уже испросил разрешения у отца, и другое ему было не нужно. Должно быть, сейчас он лишь хотел совета, как лучше обставить своё предложение - дождаться всё же лорда Чейнза или высказать сейчас, сделать это при всех или наедине.

И, зная матушку, я не сомневалась, что именно ему посоветуют.

Двери отворились, и отлучившиеся вернулись к нам: вначале мать, промокавшая сухие глаза кружевным платком, а за ней Том, прямо направившийся к моему креслу. На его бледных щеках пылал румянец волнения.

- Ребекка! - Он опустился на одно колено, обратив сияющий взор на моё лицо. - Я не хочу утруждать вас множеством красивых слов. Скажу только то, о чём вы могли догадаться уже давно: я люблю вас. Больше солнца, больше неба, больше жизни своей. В этом мире мне нужно только одно, и в ваших руках дать мне это... или осудить меня на гибель. - Он взял мою руку в свою. - Ребекка, я прошу вас стать моей женой.

Я сидела, глядя в его зелёные глаза: давно, до боли давно знакомые, известные мне до едва заметных светлых точек вокруг зрачка.

Капкан захлопнулся. Удавка захлестнулась. А мне не остаётся ничего, кроме как затянуть её собственной рукой.

О, да, матушка прекрасно знала, что посоветовать. Если наедине с Томом я ещё могла набраться смелости и попросить время на раздумье - здесь и сейчас, под выжидающими взглядами всех, кто иначе не даст мне жизни, я не чувствовала в себе этой смелости.

Я глубоко вдохнула.

- Том...

Требовательный стук дверного молотка заставил меня вздрогнуть.

- Кого ещё нелегкая принесла? - почти рявкнула мать.

Не задумываясь над тем, что делаю, желая хоть на время ослабить петлю, смыкавшуюся на моей шее, - я встала, бесцеремонно вырвав свою руку из пальцев Тома, и почти выбежала из комнаты.

- Фоморское* отродье! - ругался знакомый голос, отвечая Нэнси, нашей горничной. - Отродясь со мной такого не случалось...

(*прим.: мифические существа, представляющие в ирландской мифологии демонические, тёмные силы хаоса)

- Мистер Форбиден? - я изумлённо застыла посреди холла. - Что случилось?

Мужчина немедленно вскинул голову, обратив на меня разноцветный взор:

- А, мисс Лочестер! Видимо, боги услышали моё пожелание нашего скорого свидания, - усмехнулся он. - Фоморы знают что такое! Не успел я проехать и мили, как мой конь вдруг взбеленился, встал на дыбы и завалился набок. Когда же он вскочил, то немедленно понёсся по направлению к Хепбёрн-парку, не дожидаясь, пока я изволю занять своё место в седле. Все мои крики, обращённые к этому неразумному животному, разве что вспугнули мышей в полях... Конечно, другой такой чудной ночью я бы с удовольствием прогулялся пешком, но, боюсь, при падении я вывихнул ногу. А поскольку до вашего поместья мне куда ближе, чем до собственного, я решил, что не слишком обременю вас просьбой выделить мне угол, где моя нога сможет пробыть в покое до утра.

- О чём разговор! - всплеснул руками подоспевший отец. - Нэнси, приготовь комнату мистеру Форбидену! И передай, чтобы его ногу осмотрели.

- Да, сэр. - Девушка подобрала юбку. - Прошу следовать за мной, сэр.

- Прошу прощения за то, что целый вечер докучаю вашему дому своим присутствием.

- Ничего страшного, - заверил его отец. - Мы ведь соседи.

Мистер Форбиден кивнул и, подволакивая левую ногу, направился за горничной.

А я не замедлила последовать за ними.

- Ребекка, ты куда? - угрожающе воскликнули за моей спиной.

Матери не удалось скрыть в голосе удивлённую ярость.

- Ужасно болит голова, - как можно убедительнее простонала я. - Простите, мне нужно лечь. Спокойной ночи, матушка, спокойной ночи, отец, спокойной ночи, Том...

- Прекрасных снов, Ребекка, - неуверенно ответил юноша.

Не оглядываясь, я поднималась по лестнице: зная, что за моей спиной происходит оживлённое, полное изумления переглядывание моего семейства с пока ещё несостоявшимся женихом.

В конце концов, Чейнзы должны были приехать только завтра. И я имею полное право провести эту ночь свободным человеком. Хотя бы эту последнюю ночь.

Пусть даже на волоске от брака.

***

Тупик. Откуда, почему, почему сейчас?!

Я долго бежала в ночи, пытаясь скрыться от своего преследователя в зелёном лабиринте, но тщетно. Волк следовал за мной по пятам, и сейчас, когда я обернулась, он уже ждал. Он был близко, слишком близко; до этой ночи я считала выражение "горящие глаза" просто фигурой речи, - но эти глаза, слишком умные для обычного зверя, горели хищным огнём.

Я пятилась, пока не упёрлась спиной в стену. Волк, торжествующе оскалившись, кинулся вперёд.

Последним, что я увидела, были сияющие разноцветные глаза...

Я села в кровати, задыхаясь, дрожа от липкого холода, ползущего по спине. Вокруг расстилалась тьма моей комнаты, сквозь открытое окно доносился далёкий волчий вой.

Сон. Это был только сон.

Какое-то время я ещё прислушивалась к звукам ночи, а затем откинулась на подушку, чтобы почти сразу заснуть.

Второе моё пробуждение вышло ненамного приятнее первого. Я открыла глаза от дикого вопля, прорезавшего утренний воздух. Вскочив и выглянув в окно, увидела подле крольчатника кричащую Нэнси: девушка явно была на грани обморока.

Я не мешкала, одеваясь и спускаясь вниз - но когда я подошла к крольчатнику, другие домочадцы уже толпились вокруг. Нэнси, должно быть, уже увели; я увидела Бланш, обмякшую на руках у отца, бледное лицо Тома и зеленоватое - матери, но слишком поздно услышала предостерегающие крики, чтобы не обратить взор на распахнутую прутчатую дверцу, за которой...

Зрелище заставило меня отшатнуться, судорожно дыша, чтобы справиться с внезапно подступившей тошнотой.

- О, боги, - невольно прошептала я, - разодраны в клочья...

- Кто это сделал? - прошептал Том; белизна его щёк спорила с цветом белого муслина моего платья.

Странно, никогда раньше не замечала в нём подобной слабости.

- Волк, - мрачно отозвался отец. - Нэнси говорит, она вставала ночью и слышала вой... где-то рядом.

- Я тоже, - вспомнила я.

- Бедная Бланш, - всхлипнула матушка, - она так любила играть с пушистиками...

- Однако ни слезинки не роняла, когда их отправляли на кухню, - пробормотала я. Следом, поражённая неожиданной мыслью, вскинула голову. - Но как волк открыл дверцу крольчатника?

- Наверное, её забыли запереть, - предположил отец. Оглядев собравшихся, нахмурился. - Мистер Форбиден ещё спит?

- Он ушёл с рассветом, - подал голос Элиот. - Просил передать, что его ноге гораздо лучше, Нэнси ему компрессы какие-то сделала... Благодарил за гостеприимство. Обещал пожаловать на ужин, но не обещал, что сегодня.

- Ясно. - Морщинка меж бровей отца разгладилась. - Что ж, он будет в нашем доме желанным гостем.

Я вспомнила свой сон, и мурашки пробежались по моей коже - на тёплом майском ветру.

Глава третья

К обеду начали прибывать гости. К счастью, к тому времени последствия волчьего визита уже успели устранить. Я терпеливо взирала с крыльца, как Джон Лестер рассыпается в любезностях перед Бланш; как расцеловывается с миссис Лестер матушка; как главы семейств сердечно жмут друг другу руки. Завтра Бланш исполнялось семнадцать, свадьба намечалась уже через месяц, и все ощущали себя одной большой семьёй.

Когда моё обязательство встречать гостей себя исчерпало, я с облегчением удалилась на задворки сада с книгой. Рэйчел, единственная моя подруга, оставшаяся в Ландэне, прислала мне эту книжную новинку с самыми восторженными рекомендациями, так что роман определённо заслуживал внимания. Впрочем, я долго сидела на скамье, бессильно скользя глазами по первой строке, пытаясь понять её смысл; мысли мои были далеко.

Новый сосед. Странный сон. Кролики... Хотя наверняка этот сон - простая случайность, навеянная знакомством с мистером Форбиденом и волчьим воем. Что же до дверцы крольчатника, её действительно забыли запереть, а кролики оказались настолько глупы, что даже не попытались сбежать. Всё просто.

Успокоив себя таким образом, я утопила неясную тревогу в глубинах души и всё-таки погрузилась в чтение. Впрочем, почитать мне так и не дали: я ещё не закончила первую главу, когда на страницы легла чья-то тень.

- Как твоё самочувствие, Ребекка?

- Более или менее. - Я подняла взгляд, силясь скрыть досаду. - Как ты, Том?

- Прекрасно. Ещё более - с тех пор, как тебя увидел.

- Том, от твоего высокопарного слога у меня скоро начнётся чесотка.

- Это лишь жалкая попытка выразить все мои чувства.

- Мне были куда больше по вкусу чувства мальчишки, с которым мы бегали наперегонки и прыгали в речку с ив.

Том не ответил: как всегда, когда я заговаривала о былом.

- Что читаешь? - спросил он вместо этого.

Я молча повернула книгу обложкой вверх.

- Каррер Белл? Никогда не слышал о таком авторе.

- Это его первая книга. Надеюсь, будут и последующие.

- Книга так хороша?

- Если ты какое-то время не будешь меня отвлекать, я смогу об этом посудить.

Когда его глаза потемнели, я пожалела о своей резкости.

- Том. - Я поднялась со скамьи, стараясь смягчить свой голос. - Я хотела сказать...

В следующий миг у меня перехватило дыхание: по той причине, что руки его обвили мою талию, и эти стальные объятия выбили весь воздух из моей груди.

- Ребекка, ты действительно так жестока? - Глаза Тома оказались так близко, что я могла пересчитать ресницы. - Почему ты пренебрегаешь моими чувствами?

- Том...

- Ты не видишь, как я схожу с ума? Ловлю каждый твой взгляд, слово, улыбку? Как живу и дышу ради тебя? Да, я знаю, что для тебя я остаюсь мальчишкой, с которым можно на пару читать страшные сказки, но я надеялся, что ты повзрослеешь... поймёшь...

Его хватка чуть не ломала кости, но пальцы его дрожали. Чужие руки обжигали даже сквозь ткань платья, горячее дыхание лихорадило мои щёки, и эти глаза... Я вдруг поняла, что заставило их потемнеть - расширившийся зрачок, сделавший их чёрными.

- Том, я...

А потом лишилась возможности сказать хоть слово: по причине того, что его губы - жадные, жёсткие, яростные - прижались к моим губам.

Поцелуй был почти укусом. Яд странного оцепенения пробежался от губ по телу, заставляя забыть о необходимости дышать, моргать, сопротивляться...

А затем я обеими руками толкнула юношу, бывшего моим другом, в грудь, вывернулась из огненных тисков - и, отступив на шаг, наотмашь хлестнула его по щеке.

- Да как... - слова застревали в горле, - как ты... смеешь...

Он не попытался снова схватить меня. Не тронул место удара, горевшее на коже красной отметиной. Просто стоял, опустив руки, молча вглядываясь в моё лицо - со странным отчаянием в чёрной бездне, которой обратились его глаза.

И тогда, задыхаясь, я подобрала юбку и побежала, каждым шагом вторя бешеному ритму молоточков в моих висках.

Я остановилась лишь где-то в полях. Прижала ладони к щекам; пальцы мои показались мне ледяными. Сердце колотилось, мысли путались, всё перед глазами плыло в странной дымке.

Потом всё-таки решилась оглянуться.

Меня никто не преследовал.

Том. Том, мой первый друг, который никогда меня не предаст, никогда не сделает мне больно... так думала маленькая наивная я?

Да, этот поцелуй сказал мне куда больше, чем могли сообщить любые слова.

Я отняла ладони, уставившись на мокрые пальцы. Потом яростно растёрла слёзы по щекам. Я плачу? Отчего? Потому что друг - самый первый, самый верный друг, - ради сиюминутной прихоти запросто наплевал на мои желания и нашу дружбу?..

Фоморы бы тебя побрали, Томас Чейнз!

- Фоморы бы побрали тебя, - прокричала я вслух, с ненавистью глядя в небо, срывая голос в какой-то птичий крик, - и отца твоего, и твоё предложение!

- Полагаю, - знакомый скучающий голос вдруг раздался прямо за моей спиной, - на сей раз волнение вашей матушки будет сполна искуплено тем, что подобное высказывание в её присутствии точно обеспечило бы ей удар.

Я отпрянула ещё прежде, чем обернулась.

- Мистер Форбиден?!

- Меня так трудно узнать?

Он сидел на коне, держась в седле с такой уверенной аристократической выправкой, какой я не видела даже у отца.

- У вас привычка подкрадываться со спины и подслушивать? - сердито осведомилась я.

- Не более чем у вас - сбегать из дому. - Разноцветные глаза смотрели на меня сверху вниз. Прямо, очень внимательно, вызывая смутное желание отвести взгляд; но я не поддалась этому желанию, как не поддалась порыву отойти ещё дальше от вороного жеребца, рывшего землю копытом. - Я два раза окликнул вас, но вытянуть вас из мысленного омута не было никакой возможности.

Я ощутила запоздалое смущение. Что я себе позволяю, в конце концов?

- Я... просто...

- Вы дрожите, мисс Лочестер. Думаю, сейчас вам не помешал бы покой, уют и горячий чай. - "Корсар", не моргая, склонил голову набок. - Но поскольку, как я могу предположить, стремления попасть домой у вас нет, осмелюсь пригласить вас в своё скромное жилище.

- Вы... меня... к себе? - оторопело переспросила я.

- Почему бы и нет? В конце концов, если помните, за вами долг, а пара часов приятного общения с вами способна если не погасить его, то поспособствовать его уменьшению.

Я рассеянно теребила складки юбки, пытаясь рассуждать здраво: насколько мне позволяла лихорадочная путаница моего сознания, пытавшаяся представить всё происходящее нереально реалистичным сном.

С одной стороны, это было верхом неприличия - отправляться одной в дом к незнакомому, в общем-то, мужчине, да к тому же без ведома родителей; если кто прознает об этом, моей репутации конец. С другой, меньше всего на свете мне сейчас хотелось возвращаться домой, а провести ближайшее время, бродя по полям беспокойным призраком, было не слишком прельщающей перспективой.

С третьей - после того, от чего я сейчас бежала, думать о репутации и приличии...

Меня вдруг взяла злость на весь мир. Если я приму предложение Тома, ему - и мне - сойдут с рук куда худшие вещи, чем поцелуй до свадьбы, и никого не будет волновать, что жених поцеловал будущую невесту против её воли; но простой разговор с мужчиной, который годится мне в отцы, навеки поставит на меня клеймо распутницы. Почему? Почему я всю жизнь должна играть по дурацким правилам тех, для кого я - не личность, а лишь ходячая утроба для чьих-то будущих детей, почему каждую минуту должна думать о мнении и желаниях людей, для которых мои собственные желания - пустой звук?..

- Грядёт буря. - Будто услышав мои мысли, мистер Форбиден протянул мне руку в чёрной перчатке. - Я на вашем месте не колебался бы.

Его голос оплетал душу змеем-искусителем. Или разноцветный взгляд? Я уже не думала: просто приняла предложенную помощь и вспрыгнула на коня позади него.

В конце концов, может, я действительно просто сплю...

Глава четвертая

Хепберн-парк располагался сразу за лесом. Даже не столько за лесом, сколько на его краю. Я всегда считала старинный мрачный особняк, окружённый темнокорыми елями, подходящей декорацией для историй с привидениями; невысокий, почти чёрного камня, он странным образом давил на гостей, вызывая у них желание скорее войти внутрь или уехать восвояси.

Надо сказать, нынешний владелец подходил Хепберн-парку куда больше, чем покинувшая его леди Хепберн. Морщинистые добродушные старушки не особо вписываются в страшные истории.

Нас встретил вначале мальчик-конюший, а затем чопорный лакей, проводивший меня в гостиную и усадивший перед очагом. Каменные стены особняка источали холод; я с наслаждением протянула руки к огню, дожидаясь хозяина дома, который отправился переодеваться. К слову, его слова насчёт бури оказались правдивыми: стоило нам войти в дом, как в окна требовательно застучался ливень.

Мистер Форбиден вернулся ко мне одновременно с лакеем, несшим поднос с чаем. Одно его чёрное одеяние сменилось другим.

Странная любовь к краскам ночи и траура...

- И плед, будь добр, Уильям. Мисс Лочестер продрогла, как вижу.

- Не надо.

Как бы ни были холодны стены Хепберн-парка, я понимала, что дрожу не от холода.

- Ну, как пожелаете. - Усевшись в кресло напротив, мистер Форбиден наблюдал, как я помешиваю сахар в фарфоровой чашке; насколько я могла судить, это был очень хороший фарфор. - Итак, мисс Лочестер... полагаю, лорд Томас всё же чем-то вас обидел? Как обманчива внешность, однако.

- С чего вы взяли? - вновь обретя дар речи, спросила я.

- Как я догадался? - безжалостно поправил мой собеседник. - Не заметить, как он на вас смотрит, мог лишь полный слепец, а я таковым не являюсь. Учитывая, что в поле вы выкрикивали проклятия в адрес некоего человека, который сделал вам предложение, свести концы с концами нетрудно.

Я молча поднесла чашку к губам.

- Чем же вас не устраивает лорд Томас Чейнз, мисс Лочестер?

Я молча сделала глоток.

- Мисс Лочестер, вы можете промолчать, и ваша душевная рана затянется сама собой. Но если дать ей затянуться, не приняв противовоспалительных мер, возникнет безобразный и болезненный нарыв, который со временем вскроется. И, поверьте, время это будет самым неподходящим.

Я молча звякнула чашкой о блюдечко.

- Том - достойнейший юноша из всех, что я знаю. - Слова сорвались с губ, казалось, против воли. - Он красив, он умён, он благороден и учтив...

- Но. Далее определённо должно следовать какое-то 'но'.

Я опустила взгляд, разглядывая искусно вытканные цветы на пёстром ковре.

- Мы дружны с ним с детства. - Говорить было легко: точно разговариваешь с кем-то давным-давно знакомым. - Когда Чейнзы приезжали из Ландэна сюда, в Энигмейл...

- Их родовое поместье?

- Да. Тому было скучно там одному, и он часто отлучался в Грейфилд, к ближайшим соседям. К нам. С высочайшего позволения отца, конечно. - Я сделала ещё глоток. - Он всегда относился ко мне очень бережно. Поэтому я не сразу поняла, когда... когда...

- Когда из друга вы для него обратились в возлюбленную? - мистер Форбиден склонил голову на плечо, разглядывая меня, словно диковинного зверька. - Но чем же всё-таки вас не устраивает лорд Чейнз, мисс Лочестер?

- Это, знаете ли, слишком личный вопрос.

- Как знаете. - Он пожал плечами. - Скажу только, что вам не пристало особо воротить нос. Сын самого графа Кэрноу - блестящая партия для девушки из рода вроде вашего, не блещущего ни древностью, ни богатством. А для девушки, от которой предпочтёт держаться подальше любой приличный молодой человек, тем более.

- Я чем-то вас оскорбила, что вы решили сделать оскорбление взаимным?

- Это не оскорбление, мисс Лочестер, а констатация факта. Невеста должна быть мила, скромна, послушна, ничего не знать и ничего не желать от этой жизни. Смелость, дерзость, желание расправить крылья... всё это не в чести. Готов поспорить, все званые вечера вашей матушки вы просиживали взаперти в своей комнате, потому что стоило вам попасть в общество, как вы начинали говорить; но приличной девушке дозволено говорить лишь тогда, когда к ней обращаются, и не более чем нужно, чтобы выразить благодарность за то, что на неё обратили внимание. А между тем окружающие так напыщенны, так глупы, и так хочется внести в их пустую болтовню хоть что-то настоящее... Omnium rerum quarum usus est potest esse abusus, virtute solo excepta. Знаете, что это значит?

- 'Может быть злоупотребление всеми вещами, которые употребляются, за исключением одной только добродетели'.

- О, так вы ещё и образованы? Тем хуже для вас. Какие языки вы знаете?

- Я свободно говорю на фрэнчском и знаю латынь.

- А! Тогда для вас ещё не всё потеряно. Два языка - в пределах нормы. Вот когда девушка знает три-четыре, как в Руссианской империи... для наших соотечественников это уже слишком.

- Софи, наша гувернантка, не могла научить нас большему.

- Скажу вам, мисс Лочестер, что я всегда сам был своим учителем. И, должен признать, я всегда оказывался своим любимым учеником.

Я прищурилась:

- Мистер Форбиден, осмелюсь предположить, что гордыня - главный ваш грех.

- Ошибаетесь, мисс Лочестер. Если говорить о грехах, то я в одинаково добрых отношениях со всеми семью. - Он улыбнулся моей оторопи. - Кстати, это возвращает нас к добродетели и к тому, что в наших гостиных даже из неё умудрились сделать доходный товар. И вы, не сочтите за оскорбление, по меркам почтенных матрон не слишком-то дорого стоите.

- И вы не считаете это оскорблением?

Почему-то я не была сердита. Забавно, но наш разговор странным образом меня... веселил?

- Констатацией факта, повторюсь. К примеру, сейчас вы в комнате наедине с посторонним мужчиной. Более того, почти незнакомым посторонним мужчиной. Не боитесь, что я посягну на вашу честь? Ведь мы, мужчины, только об этом и думаем, завидев молоденькую девушку... если верить почтенным матронам.

- Нет, не боюсь.

- Только за это любая добропорядочная девица будет иметь полное право презрительно от вас отвернуться.

- Возможно, я подтвержу ваше невысокое мнение обо мне, но мне будет абсолютно всё равно.

Я действительно не боялась. Возможно, напрасно.

Особенно если вспомнить события сегодняшнего утра.

- Вы подтвердите моё мнение, но отнюдь не невысокое. - Он сидел, с королевским достоинством откинувшись на спинку кресла, соединив кончики длинных пальцев. - Мисс Лочестер, я не знаю, что плохого сделал вам Томас Чейнз, но я могу сказать одно: вы рождены не для него, а он - не для вас. Вы - дикая птица, загнанная в клетку условностей. Он обмотает вашу клетку нерушимой цепью бесконечных аристократических обязанностей.

- Кто вы такой, чтобы об этом судить?

- Человек, который достаточно пожил на этом свете. И повидал больше, чем ваши достопочтенные родители, вместе взятые. - Он улыбнулся: не порочной, а вполне приветливой, лишь хитрой немного улыбкой. - Вот видите, вы противоречите мне, хотя я лишь высказываю ваши же мысли, которых вы страшитесь. Не думаю, что лорд Томас когда-нибудь сможет постичь хотя бы тень этих мыслей.

Я помолчала, глядя в окно, плачущее под ударами тяжёлых капель.

- Забавно, - вдруг произнесли мои губы, - я никогда в жизни ни с кем не разговаривала так... просто. А с вами... человеком, едва мне знакомым...

- Существует родство душ, мисс Лочестер. В том, что вы - моя духовная родственница, я убедился, едва вас увидел. Растрёпанная, с пылающими щеками и серым штормом в глазах - до чего же вы были хороши, фомор побери! Особенно после двух часов, проведённых в стерильном обществе вашей пустоголовой сестрицы и матушки, походящей на сушёную рыбину.

- Я не давала вам никакого права оскорблять мою семью.

- Ваше право, мисс Лочестер, мне совершенно ни к чему. Впрочем, прошу прощения. - Он поглядел в окно. - Мне кажется, или вам немного полегчало?

- Немного, - поколебавшись, согласилась я.

- Тогда, пожалуй, я велю подать экипаж. Ливень не думает утихать, а дома вас скоро хватятся. Не имею ни малейшего желания способствовать тому, чтобы вас посадили под замок.

- А вам какой интерес?

Поднявшись на ноги, он подал мне руку:

- Надеюсь ещё не единожды разбавить своё одиночество приятной беседой с моей очаровательной родственницей.

Я вложила свои пальцы в его ладонь почти без промедления.

Пока мистер Форбиден отдавал распоряжения, я стояла под зонтом, который мне любезно одолжили, и с любопытством оглядывала окрестности. В ливневой дымке всё вокруг казалось каким-то нереальным. Может, я всё-таки сплю?

Край глаза уловил движение у угла дома. В льющемся из окон свете блеснули два золотых пятна. Я сощурилась, - и страх прокатился по телу волной ледяного оцепенения.

Белый? Посреди дня? Здесь?..

- Волк!

Крик вырвался одновременно с тем, как белая тень рванулась вперёд. Я отшатнулась, понимая, что не успеваю, категорически не успеваю...

Но тень пронеслась мимо.

- А, вот и ты, разбойник! Ты напугал нашу гостью!

Я не сразу поверила своим глазам, когда увидела, как мистер Форбиден почёсывает мокрую шерсть за острым ухом зверя, севшего у его ног.

- Знакомься, Лорд - мисс Ребекка Лочестер, - с самым серьёзным видом глядя волку в глаза, продолжил хозяин Хепберн-парка. - Мисс Лочестер, это Лорд.

- Это... волк? - зачем-то беспомощно уточнила я.

- Я умею находить с ними общий язык. - Мистер Форбиден поднял голову и улыбнулся. - Лорд - мой старый приятель.

Зверь обернулся, взглянув на меня умными бледно-жёлтыми глазами. Чрезвычайно умными.

Возможно, то была лишь игра света и дождливой мороси, - однако в глазах волка и в глазах его хозяина мне почудилось некое странное, невероятное сходство.

- Когда-нибудь и вы поладите, я уверен, - добавил хозяин Хепберн-парка под дробь приближающегося перестука копыт. - А, вот и ваш экипаж. Думаю, вы не сильно оскорбитесь, если я не стану вас провожать: я и без того достаточно докучал вам сегодня своим обществом. Матушке озвучьте легенду, что я наткнулся на вас в полях и любезно предоставил вам свой экипаж, предпочтя пешую прогулку до дома. А чтобы легенда выглядела правдоподобней, отдайте мне зонт. Вам не помешает немножко промокнуть.

Я подчинилась, и ливень не замедлил забарабанить по макушке. Искоса поглядела на Лорда: волк сидел спокойно, точно комнатная собака.

- Не держите зла за всё, чем обидел. - Видимо, удовлетворившись влажностью моей одежды и волос, мистер Форбиден услужливо распахнул передо мной дверцу кареты. - Я, в сущности, неплохой человек... если со мной не общаться.

Я засмеялась почти невольно.

- Спасибо, мистер Форбиден, - произнесла я искренне. - Вы мне... помогли.

- Всегда рад. - Он поклонился. - Всего доброго, мисс Лочестер.

Я смотрела в окно, пока Хепберн-парк не скрылся из виду. Затем задёрнула шторку и отвернулась, уставившись в темноту перед собой.

Общество нового соседа вызывало у меня ни с чем несравнимое чувство: словно тебя одновременно терзают жар и холод. Было в этом человеке что-то... притягательное. Хищность его взгляда, порочность его улыбки - всё это странным образом привлекало. Так детей привлекают страшные сказки, даже если они знают, что заплатят за это бессонной ночью.

Наверное, так пламя привлекает мотыльков.

Странно, но никто и никогда не был для меня столь приятным собеседником. Возможно, только Том - до недавнего времени. Я ни с кем не могла говорить о том, что поведала новому соседу. Мать велела бы мне выйти вон, не удосужившись дослушать; Бланш лишь похлопала бы ресницами, не замедлив после наябедничать, кому только можно. Отец выслушал меня как-то раз, но ответом мне была грустная улыбка и слова, которых я, в принципе, ожидала:

'Ребекка, вы с Томом - давние друзья, а это уже немало. Мы с твоей матерью были лишены и этого. Однако я ни разу... да, ни разу... не пожалел о нашем браке. - Я и сейчас помнила ласковое прикосновение к волосам, которым меня тогда наградили. - Чувство приложится со временем, вот увидишь'.

Да, какое-то чувство определённо приложится. Дружба, которая станет нежнее, чем прежде. Уважение.

Но не то, о котором писали в моих любимых книгах.

Что делать, если я чувствую, каким-то шестым чувством чувствую, что не должна сейчас всовывать голову в брачную петлю? Что делать, если душа порой замирает в предчувствии чего-то неведомого, а вересковый ветер нашептывает 'что-то случится, вот сейчас, совсем скоро, подожди ещё немного, ещё чуть-чуть'...

Правда, теперь мне казалось, что я знаю ответ на этот вопрос.

Глава пятая

Когда я вышла у родного крыльца, дождь уже кончился. На террасе нервно прохаживался отец; завидев меня, он всплеснул руками и поспешил навстречу.

- Несносная девчонка! И что с тобой эти дни творится? С чего ты опять убежала? Мы уже отправили слуг тебя искать! - сердитому тону немного не соответствовали объятия, в которые меня не замедлили заключить. - Но ты не слишком промокла, как я погляжу! Чей это экипаж?

Значит, Том никому ничего не сказал...

- Мистера Форбидена. - Я кивнула кучеру, который, откланявшись, вновь вскочил на облучок и щёлкнул кнутом, понукая коней. - Он встретил меня... в полях. Любезно одолжил экипаж.

- А где же он сам?

- Решил вернуться домой. Пешком.

- В ближайшее же время навещу его, дабы выразить благодарность, - сердечно изрёк отец.

- И, возможно, я составлю вам компанию, мистер Лочестер, - негромко произнёс кто-то за моей спиной. - Признаться, слухи и домыслы касательно личности нашего нового соседа изрядно заинтриговали меня.

Склонив голову, я обернулась - и присела в реверансе:

- Милорд...

Отец Тома, как всегда, без улыбки глядел на меня.

Поджарый и статный, с бледным, гладко выбритым лицом, с тёмными, без блеска, глазами - лорд Чейнз всегда чем-то меня пугал. Отчасти ещё и потому, что был магом. Однажды он даже колдовал при мне; я до сих пор помню, как сквозь белый шёлк его рубашки пробивалось алое свечение магической печати, украшавшей его руку сияющим клеймом, проявлявшейся, когда её владелец использовал свой дар.

- Добрый день, Ребекка, - промолвил лорд Чейнз бесстрастно. - А вы похорошели.

- Благодарю, милорд, но вы льстите мне.

Матушка была бы мной довольна: в кои-то веки я не поднимала глаз, что могло бы сойти за смущение.

Впрочем, довольство её было бы весьма непродолжительным.

- Мистер Лочестер, вы не будете против, если я немного пройдусь по саду в сопровождении вашей дочери?

Отец удивлённо вскинул голову - одновременно со мной:

- Сейчас?..

- Боюсь, стоит вашей супруге её увидеть, и нам будет не до этого.

Страдальчески ущипнув себя за бакенбарды, отец кивнул.

- Мисс Лочестер, не откажетесь составить мне компанию?

Всё-таки удосужился спросить. Надо же.

Я кивнула, первой направившись к яблоневой аллее.

- Том рассказал мне всё, - заговорил граф, когда мы отошли достаточно далеко. - Как о вчерашнем вечере, так и о сегодняшнем утре.

Я молчала, каждым шагом вминая в гравий ещё одну снежинку яблоневого лепестка, следя за отблесками света на рукояти его трости.

- Я насилу удержал его от того, чтобы не поведать об этом... инциденте всем вокруг. Окружающим ни к чему об этом знать. Мой сын глубоко раскаивается в случившемся, и я не смог бы покарать его больше, чем он карает себя. Однако я знаю, мисс Лочестер, что вы - человек с железной волей. Такие люди не склонны легко прощать... и легко ломаться под давлением обстоятельств. Я знаю, что вы способны отвергнуть предложение моего сына, невзирая на то, что за это вашу жизнь обратят в преисподнюю. Более того, я знаю, что в крайнем случае вы вполне способны порвать с этой жизнью и пуститься в вольное плаванье... но к чему такие жертвы?

- Я понимаю, куда вы клоните, милорд, однако...

- Ребекка, подумайте, что мой сын... что мы предлагает вам. Богатство. Уважение. Безбедную жизнь. Такую любовь, которую вам вряд ли сможет дать кто-либо ещё. Разве это так плохо?

- Диким птицам нет дела до того, что их клетки сделаны из золота.

- Понимаю. - Граф вздохнул: вроде бы действительно вполне понимающе. - Ну что ж, давайте рассмотрим следующий вариант. Вы отвергаете предложение Тома, надеясь на мифический брак по любви. Однако вероятность того, что вам посчастливится встретить человека, которого полюбите вы и который полюбит вас, ничтожна мала, равно как и вероятность того, что ничто не помешает вам сочетаться законным браком. Зато вам будет обеспечено кое-что другое: презрение со стороны всех членов вашей семьи... да-да, всех. Поубавьте скептицизма во взгляде, ваш отец надеется на этот брак не менее вашей уважаемой матушки.

Спохватившись, я снова опустила глаза.

- Да, презрение, - явно смакуя это слово, повторил граф, - и, возможно, разрыв родственных связей. А также муки совести, которая до конца ваших дней будет неустанно напоминать вам о том, как вы одним неосторожным словом убили своего друга.

Не понимая, о чём он, я недоумённо повторила:

- Убили?..

- Молодые люди нынче так категоричны. - Граф пожал плечами. - Порой они предпочитают смерть жизни без любимой. О чём и пишут в своём дневнике, думая, что достаточно надёжно его спрятали... - Заметив, что я отстала, он обернулся. - Что с вами, мисс Лочестер? Вы будто побледнели.

Я кое-как разомкнула пересохшие вдруг губы:

- Том этого не сделает.

- Романтические истории оказали пагубное влияние на его сознание. Вы наверняка помните, какое впечатление произвёл на него образ Вертера*. Романтизм, повальное увлечение вашего времени... Вы, кажется, тоже его не избегли. Помнится, читали ему отрывки вслух...

(*прим.: 'Страдания молодого Вертера' - роман Гёте, главный герой которого страдает от любви к замужней женщины, в результате чего кончает жизнь самоубийством)

- Том этого не сделает!

- Я бы на вашем месте хорошенько взвесил все 'за' и 'против', Ребекка. На одной чаше весов - жизнь, о которой многим дано только мечтать. На другой - ничего, кроме боли и унижения. И ради чего? Ради призрачной... свободы. - Граф резко отвернулся, взметнув полами сюртука; его тон ясно дал понять, сколь низко он оценивает последнее понятие. - В ваших руках возможность спасти две юные жизни - или погубить. Думаю, уже завтра Том повторит своё предложение, но сегодняшний день... Я дарю вам это время, мисс Лочестер, чтобы вы могли принять правильное решение.

Так и не найдя в себе сил двинуться с места, я молча смотрела в черноту его удаляющейся спины.

И найденные в карете силы сказать 'нет', казалось, удалялись вместе с ним.

Я смутно помню, как меня отчитывали за побег из дома; как я сидела в гостиной, слушая Джона, распевающего какую-то арию под фортепианный аккомпанемент Бланш; как, снова сославшись на головную боль, шла в свою спальню.

Я отправилась в гостиную, надеясь поговорить с Томом - но его там не было: лорд Чейнз объявил, что его сын дурно себя чувствует. Значит, разговор откладывался до завтра, и я слабо представляла себе, каким он будет. Не начинать же беседу с вопроса 'Том, это правда, что если я отвергну твоё предложение, ты покончишь с собой?'

Глупость какая. И почему, рассказывая мне это, лорд Чейнз был так спокоен? Он никогда не проявлял сильных эмоций, но речь идёт о жизни его сына! Возможно, это просто шантаж...

А, возможно, и нет.

Я почти не спала: мало того, что вихрь лихорадочных мыслей всю ночь заставлял меня ворочаться с боку на бок, так ещё и ночную тьму периодически с грохотом рассекали змеистые лезвия молний. Впрочем, в какой-то миг я всё-таки забылась сном.

Но из объятий Морфея меня вырвал крик отца 'Ребекка, ты цела!'.

- Что? - Я рывком села в постели. - Отец, что случилось?

Не отвечая, он схватил дрожащими пальцами мою руку.

- Волк, - выдохнул он наконец. - И... Элиот.

- Элиот? Что с ним?!

- Мы нашли его во дворе. Дверь в холл была открыта. Видно, он зачем-то вышел из дому, и зверь...

- Он жив?

Отец не ответил - и я похолодела.

- Хорошо хоть ты цела, - тихо проговорил он.

- Но с чего мне должна была грозить опасность? Я же не выходила из дому!

Отец замялся - а я вдруг увидела, что за порогом спальни толпятся домочадцы и даже некоторые гости, увлечённо разглядывающие что-то на моей двери.

Поспешно накинув поверх ночной сорочки длинную шаль, я подошла ближе. Пригляделась к тому, на что устремлены были все взгляды.

И отчётливо различила на тёмном дереве следы клыков и когтей кого-то, кто очень хотел прорваться внутрь.

Глава шестая

Я так и не увидела тела Элиота: его увезли из особняка прежде, чем меня выпустили из комнаты. Даже кровь отмыли до того, как я вышла во двор. Ничто не намекало на ночную трагедию; матушка считала, что смерть старого конюха - не то событие, чтобы из-за него портить грядущий праздник Бланш, не говоря уж о том, чтобы отменить его. Впрочем, за завтраком гости всё равно были несколько подавлены, а после завтрака отец следом за телом Элиота уехал в деревню, что расстилалась меж холмов близ Грейфилда: ни семьи, ни родных у покойного не было, и отец поехал отдать необходимые распоряжения и оплатить похороны на деревенском кладбище. Я же, в задумчивости кусая губы, поднялась в свою комнату.

Я любила старика Элиота. Я помнила его столько же, сколько помню себя. И всё, что я видела, наводило меня лишь на одну мысль: его не мог убить обычный волк. Обычный волк не мог открыть дверцу крольчатника. Обычный волк не стал бы после убийства заходить в особняк и бежать по лестнице, чтобы подняться к моей комнате.

Однако отец, конечно, не прислушался к моим догадкам.

'Ребекка, оборотней истребили уже давно. Они остались только в сказках, - ответил он печально; казалось, только он один помимо меня искренне грустил по бедному Элиоту. - И нечисть в наших краях тоже век как перевелась, хвала магам и Инквизиторам. Впрочем, может, это и был какой-нибудь бист вилах, заблудший к нам из дальних краёв... я скажу об этом стражникам в деревне. Впрочем, они осмотрят тело и сами сделают вывод, что за тварь извела нашего верного старика'.

Что ж, это и правда мог быть бист вилах. В детстве мы читали про них с Томом: о страшных чудищах, похожих на громадных собак, издававших жуткие вопли, подобные вою волков. Когда-то бист вилахи охотились на людей долгими тёмными ночами, нападая на неосторожных путников, раздирая им животы и высасывая из них кровь. Если же им не удавалось найти добычу на улице, они принимали облик одноногого калеки и напрашивались на ночлег к добрым людям, чтобы устроить в их доме свой кровавый пир.

Но всё-таки...

Я открыла ящик письменного стола, в котором хранила письма. Достала самое верхнее: последнее, которое получила от Рэйчел, вместе с книгой мистера Белла. В нём подруга помимо всего прочего извещала о том, что они с матерью с радостью приняли приглашение на свадьбу Бланш и, конечно, приедут в Грейфилд. До их приезда оставалось около двух недель, и это весьма радовало меня.

Однако сейчас меня интересовало не это.

Отложив несколько листов, я скользнула взглядом по ровным чернильным строчкам: у Рэйчел всегда был прекрасный почерк.

'...в газете я прочла, что в одном из пригородов Ландэна свирепствовали вампиры. Их было трое, и они успели убить многих бедных людей, прежде чем этих несчастных наконец упокоили навеки. Также Инквизиторы арестовали тёмного мага, который призвал в наш мир фомора, и, представь себе, убили бааван ши! А ведь считалось, что они покинули эти земли ещё три сотни лет назад! Как жаль, что тебя нет рядом, дабы обсудить всё всласть... Это ведь так похоже на наши любимые истории, тем более удивительные, что случились наяву, а не в чьих-то фантазиях. Ах, дорогая Ребекка, как мне тебя не хватает! Ты единственная, кто в полной мере разделяет все мои вкусы и увлечения. Большая часть моих знакомых, услышав, что я люблю читать подобное, поглядит на меня с ужасом и...'

Дальше перечитывать я не стала, тихо вернув письмо обратно на место.

Я помнила легенды о бааван ши, мистических созданиях, которых некогда мог встретить любой: себе на беду. Бааван ши были фейри - но, в отличие от многих своих сородичей, мирно живших бок о бок с людьми, злобными и кровожадными. Они перемещались по воздуху в облике чёрных ворон, однако мужчинам являлись в облике прекрасных златокудрых дев... чтобы, очаровав их, выпить из них всю кровь, оставив лишь безжизненное тело, истерзанное и иссохшее.

Считалось, что бааван ши давно покинули земли смертных, навеки уйдя в потусторонний мир, как и многие другие представители Сказочного Народа. И, как видно, считалось напрасно.

Так, может, и оборотней напрасно считают истреблёнными?..

Я взяла недочитанную книгу мистера Белла, которую сегодня утром обнаружила лежащей на столике в холле. Вчера, убегая, я оставила её в саду, и была весьма благодарна тому, кто вернул её в дом.

Я много читала об оборотнях. Воистину несчастные создания: в облике людей они могли быть добрейшими и безобиднейшими существами, однако, обрастая волчьей шкурой, не щадили никого. Перевоплощались оборотни помимо своей воли. Всегда - в полнолуние, иногда - простыми ночами, под воздействием каких-то сильных эмоций. Очнувшись утром, человек не помнил, что творил в обличье зверя; обращаясь в волка, он фактически терял память. Впрочем, некие людские воспоминания и чувства у зверя всё-таки оставались... но оборотень легко мог растерзать любимую жену, ибо для волка страсть приравнивалась к голоду. Проклятье передавалось людям с укусом, и лекарства от него не было. Мы с Томом читали леденящие кровь истории, в которых оборотни пытались жить бок о бок с людьми и заводить семьи. В полнолуние родные заковывали их в цепи и запирали в комнате с прочными засовами, однако иногда это не помогало - не говоря уже о том, что оборотень мог обратиться и обычной ночью, в приступе гнева, отчаяния или простого вожделения, - и всё заканчивалось трагедией. В конце концов Инквизиция объявила всех оборотней подлежащих истреблению, и вскоре они действительно перевелись.

Если верить тому, что мне говорили и говорят.

Я рассеянно открыла книгу, пытаясь найти место, на котором остановилась вчера.

Если Элиота и правда убил оборотень, то кто он? Учитывая, что зверь пытался прорваться в мою спальню... После вчерашнего впору было бы подумать, что это Том, особенно учитывая его 'плохое самочувствие' вчерашним вечером и угрюмое молчание за завтраком. Если подумать ещё раз - эта мысль абсурдна: вряд ли его внезапное становление оборотнем осталось бы для меня незамеченным. К тому же он далеко не впервые приезжает сюда, и я знаю его всю жизнь, а вот загадочные убийства начались только сейчас.

Куда вероятнее то, что в смерти Элиота виновен кто-то другой. Кто-то, кто появился в наших краях совсем недавно. Кто-то, кто ночевал в Грейфилде той ночью, когда погибли наши кролики, и явно очень заинтересовался мной.

Кто-то, кто удивительным образом ладит с волками.

Наконец обнаружив нужную страницу, я осторожно разгладила её рукой, расправляя книгу, норовившую закрыться.

Мистер Гэбриэл Форбиден. Таинственный сосед, контрабандист и хозяин ручного волка. Мой духовный родственник. Человек, который понимает меня, как никто и никогда не понимал; человек, о котором со дня нашего знакомства я думаю и вспоминаю непозволительно часто.

Кто же он на самом деле?

Я не знала, - но вдруг поняла, что очень хочу узнать. И, поскольку эта мысль не могла привести ни к чему хорошему, я углубилась в чтение, постаравшись забыть о ней.

Кто знает, быть может, Элиот действительно пал жертвой заблудшего бист вилаха. Во всяком случае, будь это так - всё было бы куда проще для всех; и думать, что это так, куда безопаснее.

В первую очередь - для меня самой.

Весь день я просидела в комнате за чтением. Когда меня позвали есть, я ответила, что не хочу. Настаивать на моём присутствии не стали: видно, всё-таки с уважением отнеслись к моей печали по Элиоту. Книга, оказавшаяся крайне увлекательной, помогла мне отвлечься, забыться и обрести относительный душевный покой, и к вечеру я уже прочла её от корки до корки. Тогда я всё же отперла дверь и спустилась в сад, устремившись к своему любимому старому раскидистому вязу, размышляя о прочитанном.

Но на полпути меня окликнули.

- Ребекка...

Я остановилась. Обернулась, настороженно глядя, как приближается Том.

Я не знала, ни как относиться к нему, ни как вести себя с ним после вчерашнего. До сего момента мне казалось, что я никогда больше не испытаю симпатии при взгляде на него.

Но то, что я испытала, когда увидела его лицо, в котором стыли печаль и усталость, было далёким от неприязни.

Он замер в шаге от меня, пристально глядя в мои глаза.

Потом, приложив ладонь к сердцу, склонил голову:

- Прости меня, - тихо произнёс Том. - То, что случилось вчера, не повторится вновь. Я больше никогда не сделаю того, что противно твоей воле.

Я только кивнула, прежде чем отвернуться; чувствуя, как стремительно тает лёд, сковавший моё сердце вчера. Всё-таки во мне было слишком много чувств к Тому, чтобы я могла запросто их перечеркнуть. Пускай эти чувства не были романтическими, - но они были.

Я направилась вперёд, и Том молча зашагал рядом: к вязу, под которым мы так часто резвились, когда были детьми.

- Ты оставила книгу вчера в саду, - сказал он внезапно. - Я читал её... чтобы отвлечься.

- Так это ты вернул её в дом?

- Да.

- Благодарю. Было бы жаль, если б ливень промочил её. - Я искоса поглядела на него. - И что думаешь о прочитанном?

- Написано весьма талантливо. Автор умело поиграл с традициями готического романа, но вместе с тем родил нечто новое. И, готов поспорить, тебя покорил главный герой.

- Почему?

- Он понравился даже мне, и я ещё не забыл о нашей общей любви к Чайльд-Гарольду и Конраду*.

(*прим.: герои поэм лорда Байрона: Чайльд-Гарольд - 'Паломничества Чайльд-Гарольда', Конрад - 'Корсара')

- Да, - помедлив, сказала я. - Мне понравился мистер Рочестер.

- А что ты думаешь о самой Джейн?

Я помолчала, глядя на раскидистую крону вяза, нижними ветками почти достающую до земли; в золотых лучах вечернего солнца его весенняя листва казалось выточенной из хризолита.

Мне самой было непросто определиться с ответом на этот вопрос.

- Она... сильная личность, - промолвила я наконец. - С одной стороны, она восхитила меня. Она часто высказывала мысли и идеалы, близкие мне. Но с другой... я не согласна с ней.

- В чём же?

- Она отвернулась от того, для кого была спасением, светом в ночи, надеждой на возрождение. Мистер Рочестер любил её всем сердцем, однако она поставила свои принципы и свою гордость выше него. Он был несчастным человеком, которого обманули, когда он был ещё неопытным мальчишкой, и тем самым порушили всю его жизнь. Я вижу его куда более благородным, чем он сам о себе думает. Другой на его месте собственноручно убил бы сумасшедшую фурию, которую называли его женой, только чтобы освободиться от неё. Это было не так и трудно, в её-то состоянии: столкнуть её с лестницы и представить всё несчастным случаем. Он же позволял ей отравлять свою жизнь...

- Даже в минуты самого горького отчаяния желая застрелить себя, но не её, - закончил Том мою фразу.

- Даже в том пожаре, который в итоге уничтожил их проклятый дом, кинувшись её спасать, - подхватила я.

Том кивал, и я знала: он полностью понимает, что я говорю, и, более того, что думаю.

Как у нас часто бывало прежде.

- Оставшись с ним при живой жене, Джейн даже не пришлось бы переступать через осуждение тех, чьим мнением она дорожит, или осуждение общества, - продолжила я; мы наконец вступили под сень вяза, и я остановилась у его шершавого ствола. - Но страх перед осуждением богов, запрещающих двоежёнство, и собственная драгоценная честь для неё перевесили любовь.

- Однако в конечном счёте она осталась с ним. Она вернулась к нему, когда он потерял всё, и приняла его таким, от которого многие на её месте отвернулись бы.

- Осталась с ним? Ха! Конечно, осталась! Милостиво осталась, когда ничто уже не ставило под удар её принципы и её гордость! - распаляясь всё больше, я наматывала круги под шелестящей листвой, оживлённо жестикулируя. - Ей претило жить в беззаконии с тем, кто был выше неё, но комфортно было ощущать себя благодетельницей при беспомощном калеке, благородной и великодушной мученицей! Разве не она косвенным образом была повинна в несчастье, постигшем его? Разве это было не меньшим, чем она могла отплатить за его доброту, за его любовь и за тот свой побег? Если бы она тогда осталась, а не сбежала, если б уехала с ним туда, куда он предлагал... Разве клятва, которую мы приносим, вступая в брак, которую даём тому, кого любим, не обещает быть рядом с ним в болезни и радости, горе и здравии? И что такое осуждение всего мира против боли того, кого любишь? Она отреклась от себя и своей любви ради своей веры, но это ли подвиг самоотречения? Для меня подвигом было бы, если б она презрела всё, включая веру и гордость, ради спасения ближнего своего, ради того, кто так в ней нуждался! Я никогда не бросила бы друга - даже просто друга - наедине с его горем, во власти тоски и безнадёжности, никогда!

Задыхаясь, наконец перевела дыхание... и только тут заметила странное, почти завороженное внимание, с которым Том слушал меня.

- Ты говоришь с такой страстью, - промолвил он задумчиво. - Похоже, ты очень отчётливо представила себя на её месте.

Осознав, что последние слова я почти прокричала, я мигом взяла себя в руки.

- Что является ещё одним неоспоримым достоинством книги, - заметила я: уже сдержанно. - И да, я признаю, что могу быть неправа. В конце концов, я юна, мало знаю жизнь и, к счастью, никогда не была в столь щекотливой ситуации. Надеюсь, что и не буду.

Том покачал головой.

С улыбкой, внезапно коснувшейся его губ, разом развеявшей тень печали на его лице.

- Я знаю тебя столько лет, но тебе до сих пор удаётся меня поражать, Ребекка. - В его голосе послышалась такая нежность, что у меня защемило сердце. - Ни законы людей, ни законы богов для тебя, по большому счёту, ничего не значат, верно? Ты и предрассудки - вещи абсолютно противоположные.

Я растерянно молчала, не зная, что ответить, - но Том внезапно рассмеялся, разом разрядив обстановку.

- Услышь кто угодно подобные рассуждения... особенно ту часть, что касается лестницы, и особенно - твоя матушка... она схватилась бы за сердце и навсегда запретила тебе читать, - весело заметил он.

- Ты недооцениваешь мою мать, - фыркнула я. - Она решила бы, что моё сердце уже безнадёжно черно, и отправила бы меня послушницей в храм Садб*, дабы хоть там его очистили непрестанными молитвами и ореолом божественной святости.

(*прим.: богиня в ирландской мифологии, олицетворяющая кротость и красоту)

- Да, пожалуй. Но именно за то, что так пугает её, я... ты так дорога мне. - Приложив ладонь к древесному стволу, Том отвернулся. - Я видел много девушек. В Ландэне многие блестящие леди пытались пристроить своих дочерей за единственного наследника графа Кэрноу, и ни одна из них не сравнится с тобой. С твоей дерзостью, независимостью, умом. Я люблю дикий вереск, но не бледные тепличные розы. И лишь вереск, дикий и прекрасный, сделает меня счастливым в полной мере. - Когда он вновь взглянул на меня, улыбка уже ушла с его губ, а в глаза вернулась печаль. - Ты сказала, что не бросила бы друга наедине с его тоской. Значит, ты осталась бы с тем, кто нуждается в тебе, как в воздухе? С тем, кто не сможет без тебя жить?

Я не ответила: вспоминая вчерашний разговор с графом, чувствуя, как напряжение вновь разливается в воздухе.

- Розы тоже прекрасны, Том. И у них бывают шипы, - наконец произнесла я, стараясь говорить как можно мягче. - Быть может, ты просто не можешь разглядеть...

- Ребекка. - Он шагнул вперёд. Взял мои руки в свои. - Я знаю, что ты не любишь меня. Но клянусь: если ты станешь моей, я сделаю всё, чтобы ты меня полюбила. Твои капризы станут для меня законом, твои желания - моими желаниями. Я не буду неволить тебя ни в чём. И если ты поймёшь, что я противен тебе... я дам тебе свободу. Либо развод, либо возможность жить в браке, как ты хочешь. С кем ты хочешь. Клянусь.

Я не отстранилась. И не отняла рук. Наверное, потому что на сей раз в его взгляде была печаль, но не страсть, а на лицо печатью обречённости легла странная тень.

И я отчётливо поняла: то, что говорил лорд Чейз, действительно может быть правдой. А если это правда - я не смогу отказать.

Потому что я и правда никогда не смогу бросить друга, поставив себя выше него, обрекая его на погибель.

- Наши родители хотят, чтобы мы поженились в один день с Бланш и Джоном, - произнёс Том внезапно. - Через месяц.

- Ну да. Как удобно. Даже список приглашённых менять не придётся, - пробормотала я. - И никто не скажет, что младшая дочь не дождалась своей очереди.

- Сейчас мы можем пойти к ним. И сказать, что ты согласна на моё предложение. - Заметив мой возмущённый взгляд, Том успокаивающе вскинул руку. - Это облегчит жизнь и тебе, и мне; иначе, боюсь, твоя матушка вполне способна подстроить некую ситуацию, которая скомпрометирует нас с тобой так, что нам не останется иного выбора, кроме как пожениться. Она уже поговаривала об этом. О том, что случилось вчера, я не рассказал никому, кроме отца: не из трусости, а из-за понимания, что этим я отрежу тебе все пути к отступлению. Я не хочу этого, не хочу волочь тебя под венец лишь потому, что у тебя не осталось выбора. Но я оставлю тебе этот месяц на то, чтобы понять, чего хочешь ты. Если в какой-то момент ты поймёшь, что ни при каких обстоятельствах не желаешь быть моей женой, и скажешь мне об этом, мы разорвём помолвку. Твоя репутация останется безупречно чиста, обещаю. Тебе не нужно будет объяснять мне, почему ты не хочешь, чтобы эта свадьба состоялась: хватит одного твоего слова 'нет'. В конце концов, ты ведь не говорила мне 'да'. - Он крепче сжал мои пальцы. - Хорошо?

Если бы на его месте был кто-то другой, я решила бы, что меня обманывают. Что меня завлекают в шёлковые сети, которые в нужный момент обернутся стальным капканом. Что меня приманивают мурлыканьем ласковой кошки, которая без колебаний выпустит когти, когда это понадобится.

Но это был Том. Милый, добрый мальчик, которого я знала почти так же, как себя. Мальчик, который никогда не умел лукавить и лгать. Тем более мне.

Если бы на его месте был кто угодно другой, я, не колеблясь, сказала бы 'нет'. Но это был он, мой старый добрый друг; а мне требовалось время, чтобы понять, действительно ли он нуждается во мне так, как говорил его отец и кажется мне. И я не хотела своим неосторожным 'нет' сейчас подписать ему приговор.

Поэтому, судорожно выдохнув, я коротко ответила:

- Хорошо.

Казалось, его глаза вспыхнули изнутри - таким чистым, лучезарным светом, что мне стало стыдно за все свои подозрения.

Порывисто склонив голову, Том коснулся губами моих волос. Отстранился - в тот же миг, когда я ощутила, как сбивается его дыхание и как становятся стальными пальцы, сжимающие мои ладони.

Глядя в его глаза, вновь почерневшие, я видела, какого труда ему стоило отстраниться. Понимала, чего ему стоило поцеловать мои волосы - всего лишь волосы, - не повторяя вчерашнего.

Мне вдруг стало интересно, что сказал бы по поводу всего этого мистер Форбиден.

И, понимая, что это совсем не та мысль, которая подобает чужой невесте, смущённо подала руку Тому, готовому вести меня обратно к дому.

- Идём, - сказал он: лукавым голосом мальчишки, с которым когда-то мы носились наперегонки под тем самым вязом, под которым теперь объяснились в нелюбви. - Известим твою матушку счастливым известием о том, что больше ей нет нужды расставлять ловушку собственной дочери.

Глава седьмая

На следующий день, срезав ветку с ивы в саду, я отправилась в деревню, на могилу Элиота.

Заключение стражи было быстрым и гласило, что покойного убил крупный волк. На похороны я не успела: матушка была против того, чтобы я ехала куда-либо - вот ещё придумала, портить себе настроение, когда надо готовиться к вечернему балу в Грейфилде! - но отец решительно пресек её возражения. Та уступила, и даже не особо ворчала: похоже, вчерашний разговор с Томом действительно её умилостивил.

Конечно, непутёвая дочь ведь оказалась не так безнадёжна, какой казалась.

Кладбище располагалось за околицей деревни, некогда названной Хэйл, неподалёку от храма Великой Богини. Мне пришлось немало поплутать между мшистых покосившихся памятников, чтобы найти свежую могилу. Небольшой курган из камней высился подле самой кладбищенской ограды, за которой расстилались вересковые поля вокруг Хэйла, рядом с камнем, украшенным короткой надписью: имя Элиота, годы жизни и подпись 'верный и преданный слуга'. Буквы обрамлял орнамент из листьев бузины, символа смерти и нового рождения, а на кургане лежали ветви ивы, первого дерева творения, и листья плюща.

Мне с детства казалось забавным и немного жутким, что плющ украшал как похороны, так и свадьбы. Всегда зелёный, он символизировал бессмертие природы и человеческой души, и одновременно - вечную любовь.

Возложив свою ветку на грубые серые камни, я сомкнула опущенные руки, молча глядя на надгробие.

Возможно, потому что я не видела тела Элиота, мне трудно было поверить в его смерть. Казалось, старый конюх уехал куда-то, а этот камень с его именем - простой памятник, напоминающий о том, что он когда-то жил в этих краях.

Что ж, в каком-то смысле он действительно уехал.

Путь до потустороннего мира недолгий, но неблизкий.

- А, мисс Лочестер!

Вздрогнув, я подняла голову.

Неторопливо подъезжая к ограде со стороны полей, под серым небом, вновь грозившим надвигающимся дождём, мистер Форбиден смотрел на меня с насмешкой и любопытством. Чёрная лента в его волосах вилась на ветру, не по-весеннему холодном.

- Кого навещаете? - осадив коня, осведомился он.

- Элиота. Наш конюх. - Я сглотнула ком, внезапно приглушивший мой голос. - Он умер... вчера.

Мистер Форбиден, спрыгнув наземь, похлопал коня по боку. Спокойно перешагнув через низкую ограду, сложенную из неотёсанных булыжников, встал рядом со мной.

Рассеянно поигрывая стеком в руке, посмотрел на памятник.

- Соболезную, - сказал он просто.

Сморгнув так и не пролившиеся слёзы, я искоса посмотрел на него. Ни во взгляде, ни в лице, ни в голосе 'корсара' не было насмешки: зрелище, которое я видела, наверное, впервые.

Что он здесь делает? Просто ехал мимо, направляясь в Хэйл?

Или сделал то, о чём я не раз читала, - поддался частому желанию убийц навестить могилу собственной жертвы?..

- Как вы? - помолчав, осведомился мистер Форбиден. - Поздравить вас с тем, что вы успешно увеличили свои шансы остаться старой девой, или посочувствовать по поводу скорой свадьбы?

Привычные язвительные нотки, вновь скользнувшие в его интонации, почти успокоили меня, - в отличие от их исчезновения до того.

Я не ответила. И не столько потому, что мне казалось неприличным вести подобные разговоры над могилой Элиота - я предпочитала думать о Томе и нашей мнимой помолвке, нежели о том, что лежит под камнями передо мной, - сколько ввиду ожидаемой реакции на правдивый ответ.

Но он, конечно же, угадал этот ответ и без моей помощи.

- Второе, судя по вашему виду и молчанию, - безжалостно заключил мистер Форбиден. - Значит, вас всё же подкупили. Прискорбно. Позвольте угадать: трагические намёки на то, что без вас счастливый жених не сможет жить? Обещания, что даже в браке вас ни в чём не будут неволить и дадут развод по первому требованию?

Я изумлённо посмотрела на него:

- Вы...

- Откуда я это знаю, хотите спросить? - Он иронично подпёр подбородок рукоятью стека. - Если б мне захотелось расставить силок дикой птичке вроде вас, я говорил бы ровно то же самое.

Я опустила голову: вспоминая мысли, посетившие меня во время вчерашнего разговора с Томом. Смешно, но когда я думала, что сказал бы о моём согласии мистер Форбиден - я предполагала именно это.

Ведь ровно то же самое твердил мне мой собственный разум.

Нет, я не должна сомневаться в Томе. Сомневаться в друзьях - предавать не только их, но и себя.

- Ваш отец заезжал ко мне вчера. Благодарил за то, что я спас вас от ливня и помог доставить домой, - не дождавшись моего ответа, отвлечённо заметил хозяин Хепберн-парка; краем глаза я видела, как его конь смиренно жуёт что-то за оградой. - Славный человек. Наверное, мне было бы стыдно его обманывать, не считай я ложь во спасение безусловным благом, которого не стоит стыдиться. Но, боюсь, теперь мне всё-таки не отвертеться от ужина.

- Праздничного, полагаю?

- Да, я почту своим присутствием сегодняшний бал в Грейфилде. Воспользуюсь прекрасной возможностью познакомиться со всеми дражайшими соседями разом. Надеюсь, не слишком испорчу тем самым праздник вашей сестрице... Судя по тому, что рассказывал ваш отец, её последний день рождения под родным кровом постарались сделать незабываемым.

- Мы даём балы каждый год, - зачем-то заметила я: не зная, правильно ли я истолковала его слова, но сочтя за нужное опровергнуть намёк, который мог в них прозвучать. - Наш доход не так скромен, чтобы мы не могли себе этого позволить.

- Рад это слышать, - невозмутимо откликнулся 'корсар'. - Уверен, жизнь без них казалась бы вашей сестре совсем невыносимой. Надеюсь, её избранник увезёт её в Ландэн. Она немало позабавит тамошних дам своим провинциальным шармом.

- Если вы так презираете провинцию, мистер Форбиден, зачем же вы купили Хепберн-парк?

Это было до безобразия непристойно, но я чувствовала, что моя грусть развеивается, уступая место уже знакомому веселью.

Мы стояли над могилой человека, смерть которого глубоко меня опечалила: я, которую этим вечером во всеуслышание нарекут невестой лорда, и чужак, сыпавший в адрес моих родных остротами, неподобающими джентльмену. Чужак, которого я подозревала в странных и страшных вещах, чужак, который мог быть повинен в смерти Элиота. Однако каждая наша встреча, каждое его слово заставляло меня чувствовать себя так, будто в затхлый склеп, которым пытались обратить мою жизнь, вдруг ворвался свежий ветер, пьянящий нотками морского бриза.

Аромат свободы.

- Презираю? Отнюдь. В определённых обстоятельствах приятно насладиться чистыми незамутнёнными вещами, как раз такими, как местные пейзажи или чей-то девственный ум. Да и истинные сокровища, нежданно обнаруженные там, где ты не думал их найти, радуют вдвойне. - Он с улыбкой легонько ударил стеком по своей ладони, снова скрытой чёрной перчаткой. - Зато вы, полагаю, с большой радостью променяли бы все танцы на компанию ещё одной интересной книги, и общество вашего коня да ветра в поле вам предпочтительнее того блестящего собрания, что предстоит сегодня.

- Почему вы так думаете? - спросила я, уже не удивляясь его безусловной правоте.

- Ибо я предпочёл бы его же. Боги, к их чести, сотворили коней так, что от тех не услышишь ни глупостей, ни фальшивых любезностей. Жаль, что их предусмотрительности не хватило на подобную щедрость по отношению к людям.

Несмотря на все попытки сохранить внешнюю невозмутимость, уголки моих губ всё-таки дрогнули в предательском намёке на сдерживаемый смех.

- Боюсь, мистер Форбиден, тогда бы вы лишились сейчас и возможности, и повода излить свой яд в беседе, после и ради которой я готова вытерпеть куда более скучные разговоры, предстоящие мне сегодня вечером.

Стек застыл в его руке - и, глядя на меня, хозяин Хепберн-парк сжал в пальцах чёрную кожаную бляшку на его конце. Чуть сощурился.

- А вас, гляжу, мой яд скорее привлекает, чем отпугивает, - бесстрастно проговорил он.

От выражения его разноцветных глаз моя улыбка погасла, а веселье растворилось во внезапном, непонятно с чего зародившемся волнении. Мне страстно захотелось отвести взгляд - но я не отвела, несмотря на жар, вдруг приливший к щекам. Наверное, больше из упрямства, чем из чего-либо ещё.

Пару секунд мы смотрели друг на друга.

Затем мистер Форбиден воздел палец к небу: не то назидательным, не то предостерегающим жестом.

- Осторожнее, мисс Лочестер. - Он резко опустил стек, и его мягкий голос окрасили странные низкие нотки. - Аромат ядовитых цветов пьянит, однако если чересчур ими увлечься, последствия будут плачевны. - Отвернув голову, он кивнул на могилу; когда перекрестье наших взглядов разорвалось, я испытала странную смесь облегчения и разочарования. - Так что стряслось с бедным стариком?

Вопрос резко меня отрезвил.

- На него напал волк, - медленно произнесла я, пытливо вглядываясь в лицо собеседника, стараясь уловить в нём подозрительную перемену.

Он вскинул бровь:

- Волк?

В этом движении не читалось ничего, кроме вежливого удивления.

Впрочем, если бы он, будучи оборотнем, не умел притворяться - Инквизиция явилась бы по его душу давным-давно.

- Да, - подтвердила я. - Большой волк.

Глядя на могилу, мистер Форбиден коснулся стеком надгробия.

- Как удивительна и внезапна жизнь, не правда ли, мисс Лочестер? - внезапно отстранённо молвил он. - Ещё совсем недавно этот старый добрый малый дышал и, полагаю, даже не думал умирать; а сегодня лежит тут и, полагаю, немало веселит богов своим удивлением по поводу данного факта. Люди такие смешные в своём вечном наивном эгоцентризме. - Концом стека он обвёл один из бузинных листьев, высеченных на камне. - Вы ни разу не пытались представить мир, в котором нет и никогда не было вас?

Вопрос был неожиданным и внезапным. Таким внезапным, что я почти помимо воли попыталась сделать то, что он говорит. Попробовала представить, что я никогда не рождалась, что сейчас меня нет там, где я стою - а между тем всё идёт своим чередом: солнце, вставшее утром, пробивает сквозь тучи свой угрюмый свинцовый свет, ветер ластится меж могил, оглаживая серебристые листья ивы, а мой собеседник смотрит на существующую вместо меня пустоту.

У меня получилось всего на один миг.

Ощущение было настолько странным, что у меня закружилась голова.

- Любопытный опыт. - Конечно, мистер Форбиден наблюдал за мной, и моя попытка не укрылась от его пугающей проницательности. - В сравнении с масштабами вселенной люди немногим больше бабочек-однодневок, однако в их головах они - её неизменный центр. Весь мир вертится вокруг них, солнце и луна сопровождают их по небосводу. В нас природой заложено поразительное самомнение, само наше сознание устроено эгоцентрично, но гордыню почему-то считают грехом. - Он пожал плечами. - Забавно, что ни говори.

Я задумчиво изучала взглядом его профиль: высокий чистый лоб, который редкими параллельными ниточками прорезали морщины, ироничный излом тёмных бровей, тонкий нос, самую капельку загнутый книзу, заставлявший вспомнить о хищных птицах. Морщины легли и вокруг этого носа, прочертив на его лице две глубокие складки, убегавшие вниз к уголкам губ, и у разноцветных глаз, спрятавшись там тонкой сеточкой. Это было лицо человека, который действительно повидал очень и очень многое, и большая часть этого 'многого' была тем, что не могло не оставить после себя хмурый морщинистый след.

Удивительно. Он не был молод. И совсем не походил ни на благородного рыцаря, ни на прекрасных принцев из сказок.

Тогда почему он кажется мне привлекательнее всех мужчин, что я видела в жизни - включая Тома, которого проще простого представить на белом коне, в золотой короне и сияющих доспехах?

- Вы совсем не любите людей, мистер Форбиден? - колко осведомилась я, отвлекаясь от странных смущающих мыслей.

- Скажем так: не дай боги, чтобы люди относились ко мне так же, как я к ним. Quod ab initio vitiosum est, tractu temporis convalescere non potrst*.

(*прим.: Что порочно с самого начала, не может быть исправлено с течением времени (лат.)

- Sua cuique sunt vitia. Animus superiora capessat necesse est*, - парировала я. - Жить мизантропом, должно быть, тяжело.

(*прим.: У каждого свои недостатки. Дух неизменно стремится к высотам (лат.)

- Не тяжелее, чем юной свободолюбивой максималисткой с головой на плечах, да к тому же весьма привлекательной. - Не глядя на меня, мистер Форбиден усмехнулся. - Сделав вас своей любимицей, ваш отец оказал вам дурную услугу. Он воспитывал вас так же, как воспитывал бы сына, с небольшими поправками на то, что вы всё-таки девочка. В итоге он сделал вашу жизнь куда сложнее, чем если б был к вам столь же равнодушен, сколь к вашей сестрице. Позвольте угадать: с его тайного позволения вы с детства таскали у него газеты, а из библиотеки - 'мужественную литературу' вроде Шекспира? Читали запретные для хрупких трепетных дев новости о политике, скандальных разводах и кровавых убийствах, проливали слёзы над историей Ромео и Джульетты?

- Нет. Не проливала, - произнесла я: даже не комментируя остальное, испытывая забавное удовлетворение от того, что он ошибся хоть в чём-то. - Я плакала о судьбе короля Лира, мне было жаль Макбета, но Ромео и Джульетта оставили меня равнодушной.

Это заставило его снова взглянуть на меня:

- Почему же?

- Я считаю, им повезло, что их история закончилась именно так. Лишь благодаря печальному концу она останется в людской памяти великой историей любви. Если б они всё-таки поженились... - Я рассеянно повела рукой, пытаясь не выказывать волнения, снова охватившего меня под его пристальным взглядом. - Ромео был ветреным юношей. На тот бал, где они повстречались с Джульеттой, он пришёл, будучи влюблённым в другую девушку, но мигом позабыл о ней, увидев другое хорошенькое личико. Заполучив Джульетту в законные супруги, очень скоро Ромео остыл бы и к ней, и вместо трагической поэмы о несчастных влюблённых мы получили бы весьма некрасивую историю о бедной жене гуляющего повесы.

Он расхохотался: запрокинув голову, но не отводя глаз.

- Вы уверены, что вашей достопочтенной матушке вас не подкинули? Фоморски забавно слышать подобные рассуждения из уст дочери кого-то вроде неё. - Он перестал смеяться, однако широкая улыбка не исчезла с его губ. - Значит, история влюблённых голубков не вызвала у вас особых переживаний, но вы сочувствовали предателю и убийце Макбету?

- Ромео тоже убивал. А Макбет был несчастным человеком. Он попался в ловушку пророчества и собственной жены, которая была куда более алчной и властолюбивой, чем её супруг. При других обстоятельствах он мог остаться верным подданным и блестящим полководцем, прославившим своё имя в веках, а не запятнавшим его.

- Как интересно. - Наконец выпустив меня из незримых пут своего взгляда, мистер Форбиден отвернулся, с улыбкой посмотрев на дорогу, по которой к Хэйлу стремительно приближался всадник на каурой лошади. - А что же вы скажете...

Вопрос неожиданно оборвался.

В следующий миг мой собеседник стремительно крутанулся на каблуках, развернувшись прочь от дороги. Я недоумённо посмотрела на него, пытаясь понять причину и этого действия, и его внезапного молчания. Смутно подозревая, в чём она может крыться, внимательнее присмотрелась к всаднику, который уже скакал мимо кладбищенской ограды.

Характерный чёрный плащ из плотного сукна - с узкими рукавами, стоячим воротником и отсутствием каких-либо украшений - был более чем узнаваем.

Я озадаченно следила, как незнакомый служитель Инквизиции, прорысив мимо храма, осаживает коня, рысью въезжая в Хэйл, исчезая за поворотом деревенской улочки. Вновь посмотрела на мистера Форбидена, который обернулся через плечо, вместе со мной провожая приезжего взглядом.

Недобрым, тяжёлым, почти пугающим взглядом.

- Служитель великого ордена в этом милом местечке, - протянул хозяин Хепберн-парка. - Как интересно.

Я сжала в пальцах тонкую ткань юбки, лихорадочно соображая, что может означать подобная реакция.

Инквизиция уже века хранила наши земли от тёмных сил. В неё входили Охотники, разбиравшиеся со всяческой нечистью, и непосредственно Инквизиторы, охотившиеся на магов-отступников. Форму они носили одну и ту же, но если Охотники всегда были магами, то Инквизиторы - нет: противомагическое оружие мог использовать лишь тот, кто сам не владел магическим даром.

Я не знала, кто сейчас проехал мимо нас, Инквизитор или Охотник.

Но если кто-то стремится скрыть своё лицо от служителя Инквизиции, это в любом случае говорило о многом.

- Вы имеете что-то против Инквизиции, мистер Форбиден? - невинно осведомилась я.

- Мне посчастливилось некогда иметь с ней слишком близкое знакомство. - Хозяин Хепберн-парка коротко поклонился. - Прошу меня простить, мисс Лочестер, но, пожалуй, продолжим беседу в другой раз. И мне, и вам пора готовиться к нашей вечерней танцевальной пытке.

Я следила, как он, вновь перешагнув через кладбищенскую ограду, ловко вспрыгивает на коня.

- Вы хорошо танцуете, мистер Форбиден? - подчиняясь какому-то азартному порыву, задорно спросила я.

Он развернул в мою сторону коня, уже нетерпеливо рывшего землю копытом: ему явно надоело ждать, пока хозяин соизволит продолжить путь.

Лёгкое удивление в разноцветных глазах было для меня лучшим подарком.

- Если хорошо, лучше не танцуйте, - улыбаясь, продолжила я. - Рискуете изменить к лучшему мнение местных дам о вашей скромной персоне и, возможно, даже влюбить в себя парочку, а вы в этом явно не заинтересованы.

Удивление на его лице сменилось неким выражением, больше всего напоминавшим удовлетворение.

- О, не беспокойтесь, - учтиво откликнулся мистер Форбиден. - Если я и буду танцевать этим вечером, то лишь с одной дамой. Её, полагаю, мне можно не опасаться. - Уголок его тонких губ растянула усмешка. - До вечера, мисс Лочестер.

Хлестнул коня - и, сорвавшись с места, помчался по дороге, уводившей прочь от Хэйла.

Я смотрела ему вслед, пока он не исчез на горизонте. Потом, в последний раз взглянув на могилу Элиота, направилась к выходу с кладбища.

Всё интереснее и интереснее. Тайны множатся, в отличие от разгадок оных. И я слишком заинтересовалась ими, чтобы отступить.

Я разгадаю твои секреты, 'корсар'. Я узнаю, что ты скрываешь. Рано или поздно, так или иначе.

Пусть это опасный путь - я не отступлюсь.

А пока нас ждёт ещё одна скорая встреча; и, если я правильно понимаю твой характер, этот бал определённо обещает быть интереснее предыдущих.

Глава восьмая

- О, Ребекка, ты такая счастливица! - восторженно щебетала Эмили Кэлтон. - Ты и Том!..

Я кивнула, стараясь удержать на лице маску счастливой невесты, искренне благодарной окружающим за поздравления.

Бал, к моему удовольствию, медленно приближался к концу. Свечи, ярко озарявшие просторный зал, играли отблесками на лепнине бежевых стен. Цветы в вазах, приправлявшие окружающую духоту раздражающей сладостью, трепетали на лёгком сквозняке, веявшем из открытого окна. Контрдансы, кадрили, польки и мазурки сменяли друг друга, пары сходились и расходились, сплетая переходами дурманящую танцевальную паутину. Лёгкие шали струйками пёстрого тумана летели за своими хозяйками, кружившимися в изысканных па под звуки флейты и скрипок; от разноцветья фраков и блеска платьев рябило в глазах, узкие рукава жали, корсет, затянутый туже обычного, мешал дышать.

Я танцевала лишь два первых танца - с Томом, - после чего с облегчением позволила ему проводить меня до стула, на котором я и намеревалась провести остаток бала. Слава богам, Том прекрасно помнил о моём равнодушии к танцам, а потому не докучал мне приглашениями, к пущей радости других дам: мой жених был прекрасным партнёром. Остальные мужчины, как всегда, не рвались меня ангажировать, и я могла бы надеяться на относительный покой, если б матушка не поспешила по секрету поведать всем о счастливом событии, приключившемся с её дурнушкой-наследницей. Теперь время от времени мне приходилось принимать поздравления, из которых искренними были совсем немногие.

Сейчас я старательно улыбалась подругам Бланш, дочерям наших соседей, которых сестра подвела ко мне. И если Эмили, кажется, действительно радовалась за меня, то вот Элизабет Гринхауз, в своё время тщетно пытавшаяся заинтересовать Тома своей скромной персоной, явно скрывала за фальшивым восторгом не самые добрые чувства.

- Я всегда говорила, что они будут прекрасной парой, - заявил Бланш.

- Конечно, прекрасной. Лорд Томас столь завидный жених, что своими достоинствами способен скрасить недостатки любой невесты, - промурлыкала Элизабет. - Поздравляю, Бекки.

Её взгляд истекал завистью, точно кислотой.

Я ненавидела это. Ядовитые уколы, жалившие тебя тонким лезвием, облитым мёдом учтивости и прикрытым кружевами приличий. Ненавидела и презирала. Бланш никогда не замечала подобного - по глупости, наивности и доброте, - но я замечала; и я была слишком злым человеком, чтобы игнорировать или прощать подобное. Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем сбросить свою маску и прямо сказать этой маленькой гадюке всё, что я о ней думаю, - но я не могла этого сделать. Мне не страшно было бы подставить под удар себя, но не репутацию семьи.

Да, мне претила необходимость унижаться до того, чтобы использовать то же подлое оружие, которым били меня мои оппоненты.

Однако мы все жили в мире, навязывавшим нам свои правила, и этот мир не прощал ошибок.

- Благодарю, дорогая Лиззи, - чопорно ответила я. - Искренне желаю тебе в скором времени испытать то же счастье, что выпало мне. Благо, тебе будет куда проще подыскать достойную пару... ведь твои достоинства настолько ослепительны, что тебе прекрасно подойдёт человек, который своей невзрачностью будет оттенять их, но не затмевать твоё сияние.

Элизабет, не стирая с губ дежурной улыбки, сузила глаза - но Бланш искренне и звонко рассмеялась:

- О, Бекки, не переживай! Я уверена, нашей очаровательной Лиззи недолго осталось быть незамужней! Она и правда слишком хороша для этого. - Сестра надула губки. - Но ты опять совсем не танцуешь! Бекки, это последний раз, когда мы празднуем мой день рождения под этой крышей, так сделай мне подарок!

- Бланш, ты прекрасно знаешь, что я весьма посредственная...

- Ерунда! Ты прекрасно танцуешь!

- Не думаю, что зрелище моего танца доставит тебе такое уж удовольствие.

- Но я хочу видеть тебя весёлой! Хочу, чтобы у тебя кружилась голова, хочу, чтобы ты улыбалась и смеялась, а не сидела здесь букой! - Глядя на меня сияющими глазами, сестра порывисто взяла меня за руки. - Бекки, ну пожалуйста!

- Бланш...

- Дамы! - Том, подоспевший к месту разговора с двумя товарищами, заставил девушек дружно повернуться к ним. Мой жених одарил меня понимающей улыбкой; глубокий изумрудный оттенок его фрака изумительно оттенял зелень глаз. - Понимаю ваше желание поговорить с подругой, но бал предназначен для танцев. Наговориться успеем за ужином. - Он галантно поклонился Элизабет. - Мисс Гринхауз, не подарите ли мне следующий танец?

Та, мигом забыв обо мне, благосклонно протянула ему руку, товарищи Тома ангажировали Бланш и Эмили - и, напоследок кинув на меня взгляд, полный заговорщицкой хитрецы, Том увёл надоедливых собеседниц прочь.

Я надеялась, что он различил благодарность, которой был исполнен мой ответный взгляд.

Нет, всё-таки из всех мужчин, что я знала, Том был для меня самой подходящей парой. В самом деле, что ещё мне нужно? Он прекрасно понимает и угадывает мои желания, он учтив, нежен и внимателен; тот единственный срыв - не в счёт. Он - жених, о котором многие девушки могут только мечтать, и будет таким мужем, который заставит многих завидовать мне. И лорд Чейнз прав: вероятность встретить кого-то, кого я искренне и страстно полюблю и с кем мне не помешают обручиться сословные рамки или другие препятствия, ничтожно мала.

Я скользнула взглядом по пёстрой бальной толпе - со странной досадой осознавая, что ищу один неизменно чёрный силуэт.

Из всех мужчин, что я знала...

- Вы не чувствуете себя чудовищем, случайно заявившимся на бал простых смертных, мисс Лочестер?

Голос того, кого я искала, раздался над самым моим ухом, - но я не вздрогнула и не обернулась.

- Вы скрываете свой истинный лик под маской, однако стоит вашей маске упасть, и все с криком ужаса побегут от вас, а праздник будет безнадёжно испорчен, - негромко продолжил мистер Форбиден; я отчётливо представила, как он стоит за спинкой моего стула, скучающе глядя на пары, кружившиеся перед нами, не обращая никакого внимания на гостей вокруг. - Но вы не позволяете ей упасть, притворяясь обычным человеком, таким же, как все вокруг... а в глубине души только и мечтаете о том моменте, когда бал окончится, позволив вам вернуться в своё уютное логово.

Любопытное сравнение. Я бы даже сказала, весьма любопытное.

И весьма многозначительное.

- Если это и так, я здесь не единственное чудовище, - заметила я, чуть повернув голову, глядя на него снизу вверх. - Это немного утешает.

Его улыбка была такой тонкой, что её легко можно было принять за игру света.

Даже на бал он пришёл в чёрном. Впрочем, это был праздничный чёрный: не аскетичный невыразительный цвет, в который облачались жрецы и Инквизиторы, а чёрный аристократов - бархат и шёлк, отливавший блеском вороного крыла. И в этом чёрном хозяин Хепберн-парк смотрелся изящнее и богаче многих почтенных джентльменов, которые предпочли сапфирную синеву или рубиновый багрянец, дополненные золотом и серебром.

За вечер я уже заметила не один заинтересованный или возмущённый взгляд, который устремляли на мистера Форбидена местные дамы. Возмущённый - тех, кто верил слухам и кого приводил в негодование тот факт, что за весь вечер 'корсар' так и не удостоил никого хотя бы одним танцем. Заинтересованный - тех, кого такое поведение лишь больше интриговало.

И для кого немаленькое состояние нового соседа вкупе с его неоспоримыми достоинствами явно затмило все видимые и мнимые недостатки.

- Вижу, вы действительно не танцуете, мистер Форбиден. Вняли моему совету?

- Как я и говорил, из всего этого собрания я желал бы пригласить лишь одну даму. Но она не изъявляет особого желания танцевать с кем-либо, а мне претит насилие над прекрасными созданиями.

Я усмехнулась, почему-то вспомнив свою изгрызенную и исцарапанную дверь.

- Уверяю вас, - сказала я вслух, - вы немногое потеряли.

- Позвольте мне самому судить об этом. - Мистер Форбиден бесстрастно склонил голову набок. - Принимаете поздравления, я погляжу. Ваша матушка просто сама не своя от счастья. Быть может, и вас всеобщее восхищение и зависть заставят переменить мнение о грядущем браке.

Он говорил предельно тихо: так, чтобы за бальным шумом его могла расслышать я одна.

- Ни чужое восхищение, ни тем более чья-то зависть меня не прельщают, - так же тихо откликнулась я.

- Жаль. Сомневаюсь, что теперь у вас есть иной выход, кроме выхода к алтарю под руку с лордом Томасом, а при таком раскладе куда приятнее для вас было бы находить в этом удовольствие. Хотя если вам доставляет удовольствие ощущать себя мученицей...

- Я могу разорвать помолвку в любой момент.

- Охотно верю. - Он даже не старался скрыть насмешку в голосе. - В конце концов, нет ни малейшего основания полагать, что ваш благородный жених не сдержит своих клятв.

- Даже если Том нарушит своё слово, мне будет уже всё равно, - упрямо произнесла я. - После разрыва помолвки матушка в любом случае не даст мне спокойной жизни. Если я пойму, что не хочу быть женой Тома, а он не отпустит меня, я сбегу.

- И что будете делать?

- Работать. Я получила хорошее образование. Смогу стать гувернанткой, думаю.

Ответом мне был скептичный смех:

- Недавно прочли книгу мистера Белла, я полагаю?

Я вдруг взглянула на себя его глазами - и, увидев романтичную наивную девочку, не имеющую ни малейшего понятия о реальной жизни и трудностях вольного плавания, судящую о мире лишь по книгам, львиная доля которых посвящалась любовным перипетиям, промолчала.

- Если вы надеетесь, что, став гувернанткой, немедля встретите своего мистера Рочестера, вынужден вас разочаровать. Книга мистера Белла - та же сказка о Золушке, что неудивительно, учитывая личность автора. А в действительности из тысячи Золушек дай боги одна получает свой счастливый конец, и лучше не думать о цене, которую она обычно за это платит. - Мистер Форбиден качнул головой. - Если подумать, лорд Томас не так плох. Глядя на него сейчас... он действительно любит вас. Я готов поверить, что без вас он не мыслит свою жизнь, готов поверить, что ради вас он способен отречься от светских условностей и обязанностей, обеспечив вам свободу, без которой вы зачахнете. - Он сощурился. - Но вот его отец... он меня настораживает.

Я посмотрела на лорда Чейнза. Тот, как всегда холодный, внимательно слушал Бланш, уже закончившую танцевать и теперь оживлённо что-то ему объяснявшую.

- Чем же?

- Тем, как он смотрит на вас. Это не взгляд свёкра на любимую невестку.

- Лорд Чейнз не может быть в восторге от этого брака, - без всякого удивления и сожаления заметила я. - Моё положение и происхождение явно не соответствует невесте единственного сына графа Кэрноу.

- Тогда почему он проявляет такую заинтересованность в том, чтобы вы стали леди Чейнз?

Я растерянно провела ладонью по своей юбке, разглаживая несуществующие складки.

Я могла бы сказать, что лорд Чейнз радеет за счастье сына, ради которого он готов даже смириться с неравным браком... но сама понимала, насколько глупым будет это утверждение, если дело касается такого человека, как он.

- Вы сами чувствует подвох, мисс Лочестер. - Мой собеседник, как всегда, безошибочно угадал течение моих мыслей. - Поверьте, я неплохо читаю людей, и тут дело не в предубеждении. Чувства лорда Чейнза к вам явно...

- Ребекка!

Краем глаза уловив движение справа от нас, я повернула голову - и впервые за вечер улыбнулась вполне сердечно:

- Мистер Хэтчер!

Старший офицер хэйлской стражи деликатно пожал мои протянутые руки.

- Ты сегодня обворожительна, - учтиво проговорил он. - Слышал о счастливом событии. Поздравляю.

Мистер Генри Хэтчер был начальником всей стражи Хэйла и нашим дальним родственником. По этой причине он являлся частым и желанным гостем в нашем доме. Я считала его дядюшкой, которого у нас с Бланш не было - братья мамы и отца умерли ещё до нашего рождения. Строгий с виду, мистер Генри был добрейшей души человеком. Ради бала он облачился в синий парадный мундир; эполеты золотились на его широких плечах, благородное лицо пушилось рыжими бакенбардами.

- Мистер Хэтчер, это...

- Мистер Форбиден. Нас уже познакомили. - Взгляд, которым мистер Хэтчер удостоил моего собеседника, был вполне тёплым. - Слышал, вы намедни выручили Ребекку из затруднительного положения. Позвольте поблагодарить вас.

- Что вы, не стоит. - Голос 'корсара' окрасило веселье, понятное только нам двоим. - Согласитесь, было бы фоморски жаль, если б она подхватила простуду и не украсила сегодняшний вечер своим присутствием. Я не мог допустить подобного.

- Ребекка часто увлекается во время своих прогулок. Замечтается и забредает туда, где гуляют одни только фейри, ветер да она со своим конём. Знали бы вы, как часто её родители сетовали мне на это! - Мистер Хэтчер с отеческой нежностью коснулся моего плеча. Вдруг посерьёзнел. - К слову, о прогулках. Ребекка, прошу, будь осторожнее. Нам сообщили о беглых каторжниках. В последний раз их видели на дороге неподалёку от Хэйла, они направлялись сюда. Я бы на твоём месте повременил гулять, пока их не поймают.

- Я буду осторожна, - уклончиво ответила я.

Нет уж. Никакие каторжники не заставят меня отказаться от одной из немногих радостей моей жизни. Если кто и захочет на меня напасть - пускай сначала попробует догнать Ветра.

Покосившись на мистера Форбидена, я как бы невзначай спросила:

- Вы знаете, мистер Хэтчер, сегодня я видела в Хэйле служителя Инквизиции. Это вы вызвали его?

Лицо 'корсара' осталось совершенно невозмутимым. Он даже не моргнул.

Памятуя о дневном происшествии, мне оставалось лишь восхититься его выдержкой.

- Служитель Инквизиции? - мистер Хэтчер нахмурился. - Впервые об этом слышу.

- Быть может, он прибыл сюда тайно, чтобы расследовать что-то? Кого-то найти... за кем-то проследить?

Взгляд, который я устремила на мистера Форбидена при этих словах, был весьма красноречивый - но тот снова никак не отреагировал, а мистер Хэтчер лишь коротко рассмеялся:

- Поверь, Ребекка, если бы он хотел сохранить инкогнито, об этом знал бы я, но не ты. Думаю, он просто был тут проездом, и...

Хрустальный звон заставил нас прервать беседу, чтобы посмотреть в центр зала. Там стояла Бланш, торжественно стучавшая по бокалу серебряной ложечкой, привлекая внимание; за её спиной, к моему удивлению, ждал чего-то лорд Чейнз, с некоей снисходительной усмешкой помешивая колоду карт.

- Дамы и господа! - изрекла Бланш, когда шум разговор стих, а все взгляды устремились на неё. - Следующий танец - вальс, и я, как именинница, взяла на себя смелость сделать его совершенно особенным. Полагаю, сегодня я имею право на маленькие капризы. - Сестра улыбнулась: очаровательно, как и всё, что она делала. - Этот вальс будут танцевать только четыре девушки, я и три мои дорогие подруги... и пары нам составят четверо самых метких джентльменов из присутствующих в зале.

Я с непониманием следила, как сестра отступает в сторону, а лорд Чейнз, вскинув руку, заставляет четыре карты из колоды взмыть в воздух, зависнув в дальнем конца зала, у самого окна.

Впрочем, следующие слова сестры заставили моё непонимание смениться ужасом.

- Лиззи, Эмили, Ребекка, - тон Бланш не терпел возражений, - подойдите ко мне.

О, нет. Нет, нет, нет!

- Я? Вальс? - Я беспомощно оглянулась на окружающих. - Нет, право, я...

- Ребекка, негоже отказывать сестре в такой день, да к тому же в подобной приятной мелочи, - укоризненно заметил мистер Хэтчер, подавая мне руку. - Иди.

Мистер Форбиден, глядя на меня, лишь улыбнулся. Странной, непроницаемой, какой-то предвкушающей улыбкой.

Осознав, что поддержки ждать не от кого, а сопротивление бесполезно - я, покорно приняв помощь мистера Хэтчера, встала и проследовала туда, где рядом с Бланш уже ждала меня счастливая Эмили и Элизабет, надменно вздёрнувшая нос. Мать следила за происходящим умилённо, отец - с одобрительным интересом; сестра явно затеяла это не без их ведома.

- Итак! - когда я приблизилась, торжествующе проговорила Бланш, взяв меня под руку. - Наш дорогой лорд Чейнз милостиво согласился помочь мне устроить это маленькое состязание. У нас есть три прелестных девушки в качестве награды... и я, - скромно добавила Бланш. - У нас есть четыре туза в качестве мишеней. - Она указала на карты - маленькие, наверное, вполовину моей ладони. Через ползала, да ещё в неверном свете свечей я едва различала символы мастей, украшавшие их центр: те были не больше моего ногтя, и отсюда я видела лишь разноцветные точки. Кроме этих одиноких значков, на картах не нарисовали больше ничего. - И у нас есть револьвер, который поможет нам определить, кто же удостоится чести ангажировать нас на вальс.

Как раз в этот момент лакей - я и не заметила, как он отлучился, - торжественно вернулся в зал, неся деревянную шкатулку с папиным револьвером.

- Всё предельно просто, - продолжала Бланш, пока лорд Чейнз, откинув тёмную лакированную крышку, заряжал оружие. - Один туз - одна девушка. Тот, чей выстрел пробьёт центр карты или окажется наиболее близок к нему, выходит победителем. Стрелять могут все желающие, и если вам не улыбнулась удача с одной партнёршей и одной картой, можете испытать её снова со следующей. Прошу не воспринимать поражение серьёзно, в конце концов, это всего лишь игра. Ах, да, и чтобы ничто и никто не пострадал от случайных промахов... милорд Чейнз?

Тот безо всякого энтузиазма шевельнул рукой.

В воздухе прозрачным маревом задрожал вытянутый купол защитный барьер, обезопасив любопытствующих гостей и стены зала от шальных пуль, отделив их от пустого пространства в центре зала.

- Что ж, стреляем по тузу червей за право танцевать с мисс Гринхауз, - закончила Бланш. - Прошу, джентльмены!

Затея пришлась гостям по душе: полагаю, не столько из-за пламенного желания вальсировать с нами, сколько из возможности продемонстрировать или испытать свою меткость. Один за другим мужчины подходили к указанной точке, чтобы через весь зал попробовать попасть в заветный туз. За возможность танцевать с Элизабет в итоге стреляли пятнадцать человек; впрочем, из них лишь один попал даже не в знак масти, а рядом с ним. Некоторые пробили туз или зацепили его край, остальные же безнадёжно мазали. Уж больно маленькой была мишень, да и далеко не все, в отличие от моего отца, имели большой опыт стрельбы из револьвера. Некоторые не имели его вовсе, так что папа вынужден был встать рядом со стрелками и объяснять, как правильно держать оружие, чтобы не заклинило барабан, а руки не обожгло пороховыми газами.

Револьвер переходил из рук в руки, зал наполнили смешки и отзвуки азартных переговоров, а цветочную духоту сменил приятный по контрасту запах дыма. Те, кто не участвовал, следил за разворачивающимся действом с горячим интересом - кроме мистера Форбидена, скучающе прислонившегося к камину, и лорда Чейнза, который смотрел на стрелков с таким снисхождением, точно перед ним копошились в песочнице дети. Попадая в защитный барьер, пули не отскакивали от магической стены, а тут же со звоном опадали вниз, на паркет; если же кто-то случайно попадал по соседней карте, та оставалась целёхонькой, лишь окутываясь багровым сиянием. Видимо, лорд Чейнз сотворил защиту и для карт тоже.

Приближения своей очереди я ждала с самыми мрачными чувствами. Мне достался туз пик, последний, и я знала, что немногие будут претендовать на право стрелять в него - а имена этих немногих я могла перечислить прямо сейчас. Кроме того, меня несколько тревожил взгляд тёмных глаз лорда Чейнза, который я периодически ловила на себе.

Возможно, то были лишь мои фантазии, порождённые словами мистера Форбидена... но почему-то в этом взгляде мне отчётливо читалось 'веселись, девочка, пока можешь'.

- Теперь туз пик! - наконец провозгласила Бланш, когда Джон Лестер, донельзя довольный собой, оказался победителем в стрельбе по бубнам, завоевав право танцевать со своей невестой.

Отец, перезарядив оружие, ожидаемо вручил револьвер Тому:

- Не промахнись, - подмигнул он, занимая очередь за моим женихом. - Шанс вальсировать с нашей милой Ребеккой выпадает нечасто.

Взводя курок, Том понимающе усмехнулся в ответ.

К моему удивлению, очередь занял не только отец да мистер Хэтчер, но и многие другие. Впрочем, я не обманывалась - остальные претенденты не горели желанием вальсировать со мной, просто хотели получить возможность исправить предыдущие промахи; но глядя на мистера Форбидена, снова оставшегося в стороне, наблюдавшего за состязанием так же равнодушно и скучающе, как и до того, я почему-то ощутила глупую обиду.

Отвернувшись, я уставилась в стену, наблюдая, как искажает её магическое марево барьера. В самом деле, с чего я решила, что 'корсар' захочет стрелять в этот злосчастный туз? Его слова ровным счётом ничего не значат. Да и, возможно, под единственной дамой, с которой он хотел бы танцевать, подразумевалась совсем не я.

К тому же чужой невесте непозволительно желание вальсировать с человеком, в котором она подозревает кровавого убийцу, скрывающегося от Инквизиции.

Том действительно не промахнулся. Его выстрел - первый же - попал почти в самый центр, не пробив значок пик, зато снеся ему хвостик. Отец с мистером Хэтчером проявили поразительное косоглазие, попав в карту, но довольно близко к краю; впрочем, по их добродушным ухмылкам я понимала - оба просто не хотят лишать счастливого жениха возможности вальсировать с невестой, которую иначе было не заставить. Кто-то повторил их успех, кто-то оказался чуть точнее, но не более.

- Превосходно! - когда последний желающий, досадливо разведя руками, вернул револьвер отцу, Бланш счастливо захлопала в ладоши. - Стало быть, победитель...

- Полагаю, рано объявлять победителя, пока счастья не попытал последний претендент.

Слова, которых я ждала - к своему смущению и стыду, - заставили Бланш осечься.

Под взглядами присутствующих, почему-то разом притихших, мистер Форбиден неторопливо прошёл через весь зал. Шагнул сквозь барьер, расступившийся перед ним, точно водная завеса: он не пропускал пули, но не людей.

Я сама не понимала, почему по мере приближения 'корсара' моё сердце всё сильнее сбивается с ритма.

- Позволите, мистер Лочестер? - осведомился мистер Форбиден, протягивая руку моему отцу.

Тот, помедлив, вложил в неё револьвер, - и хозяин Хепберн-парка откинул барабан скупым жестом опытного стрелка. Вытащив пустые гильзы, зачем-то взял ещё два патрона вдобавок к тем, что должны были остаться.

Перезарядив оружие, окинул взглядом карты, так и висевшие в воздухе: все - изрешеченные, и все - с целыми, в лучшем случае лишь слегка задетыми символами мастей.

- Милорд Чейнз, - негромко проговорил он, - защита уже снята со всех карт, если я не ошибаюсь?

Вокруг зашушукались - но отец Тома молча и бесстрастно кивнул.

Прищурив один глаз, мистер Форбиден взвёл курок.

Всё произошло быстро. Никто не успел опомниться или возразить. Его движения были так стремительны, уверенны и размеренны, что под выстрелы и щелчки взводимого курка, звучавшие в своём собственном чётком ритме, можно было танцевать. И когда он опустил револьвер, никто бы теперь не смог ответить, какой масти любая из четырёх пробитых им карт - с которых исчезли и красные, и чёрные знаки.

Все четыре были прострелены точно в центре.

Торжество, которое я испытала в этот момент, вряд ли могло бы напугать кого-то больше, чем напугало меня саму.

Под звон воцарившейся в зале тишины, особенно оглушительной после недавних выстрелов, мистер Форбиден повернулся к ошеломлённому отцу. С лёгким поклоном вернув револьвер хозяину, взглянул на Тома: тот стоял рядом, наблюдая за его действиями почти завороженно.

- Видимо, вам всё же придётся уступить мне вашу невесту, - небрежно заметил хозяин Хепберн-парка. - Не возражаете, лорд Томас?

Первой, конечно, опомнилась Бланш. Восторженно подпрыгнув на месте, она звонко зааплодировала:

- Браво! - воскликнула сестра. - У нас есть абсолютный чемпион!

В её глазах светилось столько тёплых чувств, что трудно было поверить, что лишь пару дней назад она отзывалась о мистере Форбидене с недовольством и страхом.

К бурным аплодисментам, огласившим зал, хозяин Хепберн-парка остался восхитительно равнодушен: он неотрывно смотрел на Тома, ожидая ответа.

- Что вы, мистер Форбиден, - сдержанно проговорил тот. - Позвольте выразить моё восхищение. Вы честно заработали этот танец... единственный.

В ответе сквозил весьма недвусмысленный намёк, но 'корсар' только улыбнулся. Более не обращая на Тома никакого внимания, подошёл ко мне, поклонившись, молча подал руку - и, приняв её, я проследовала за ним к центру зала.

- А я уже думала, вы так и останетесь в стороне, - как можно равнодушнее заметила я, ступая по блестящему паркету.

- О, нет, мисс Лочестер. Разве мог я позволить кому-то отобрать у меня единственный вальс, что вы будете танцевать?

Барьер дрогнул и исчез. Гильзы на полу, подчиняясь мановению руки лорда Чейнза, взмыли в воздух и собрались в урну, уже приготовленную лакеем. Я снова заметила пристальный взгляд потенциального свёкра, устремлённый в мою сторону, но на сей раз трудно было понять, на кого он смотрит - на меня или на моего партнёра.

Следом я заметила поджатые губы матери, озадаченное лицо отца и хмурое - Тома, и предпочла отвернуться.

- Приятно будет знать, что я танцую с тем, кто не любит танцы в той же мере, - заметила я. - Неудобно чувствовать, что не разделяешь чужое удовольствие.

Заложив одну руку за спину, другой мистер Форбиден коснулся моей талии:

- Кто знает, мисс Лочестер. Вдруг и мы с вами наконец поймём, что находят в этом бестолковом занятии все вокруг?

Его разноцветные глаза были ближе, чем когда-либо, его пальцы придерживали меня едва-едва, но при этом - удивительно цепко; и мне почему-то казалось, что это, а вовсе не сквозняк, является причиной моей внезапной мгновенной дрожи.

Скрипки деликатно и нежно вывели первые аккорды. На шесть восьмых, складывая вальсовый ритм.

Мой партнёр повёл меня вперёд.

Первые фигуры были чинными и неторопливыми. Мы делали шаги и повороты, даже не соприкасаясь руками.

- Жаль, что нас прервали на кладбище, - произнёс мистер Форбиден. Скрипки приглушали его голос для всех, кроме меня. - Полагаю, поговорить с вами о Шекспире было бы весьма любопытно.

- Не думаю, что вы услышали бы из моих уст нечто новое для вас.

- Порой приятно услышать из чужих уст нечто хорошо тебе известное. Особенно если это нечто, близкое тебе самому. Вносит некое разнообразие в привычное одиночество.

- Ощущаете себя одиноким?

- Только не вздумайте меня жалеть, мисс Лочестер. Моё одиночество - верный и приятный товарищ, с которым я давно уже решил связать свою жизнь, о чём ничуть не жалею. Однако иногда приятно побыть и в другой компании.

Сердце как-то неприятно кольнуло.

- Так презираете всех женщин?

- Не всех. И ни одной из них не пожелаю пару вроде меня.

Удивительно, но эти недобрые слова заставили исчезнуть призрак подступившей было тоскливой обиды.

Голоса скрипок сливались в трепетную мелодию, мажорную, светлую в своей пронзительности. Мы вскинули руки, делая круг - подняв ладони, но ещё не соединяя их, лишь приблизив друг к другу. Я не чувствовала ни малейшего неудобства; наверное, потому что впервые в жизни думала в танце не о ногах и не о правильности или плавности движений, а только о том, кто легко и уверенно вёл меня по залу, не отрывая взгляда от моего лица.

Я отвечала ему тем же.

- Где вы научились так стрелять, мистер Форбиден?

- Долгая история.

- И страшная, полагаю.

Наши пальцы наконец соединились. Мы сошлись и разошлись, потом снова, выполняя фигуры следующих четырёх тактов. Меня закружили под рукой, сливая отдельные огоньки далёких свечей в единое сияющее марево; потом, не разнимая ладоней, мы сделали по шагу в разные стороны, развернувшись прочь друг от друга - лишь для того, чтобы в новом такте сблизиться опять.

Я знала, что где-то рядом танцуют другие пары, знала, что вокруг стоят, глядя на нас, другие гости - но в этот миг не слышала и не замечала больше никого.

- Вас привлекают страшные истории, мисс Лочестер. И страшные люди, - проговорил мистер Форбиден, снова кружа меня под рукой, пока я шла вперёд вальсовым шагом. Мыски моих туфель выплетали по паркету изящные вензеля. - Я понимаю, чем они влекут девочек вроде вас, но, поверьте, эта тропинка опасна.

- А вы страшный человек, мистер Форбиден?

- Со стороны обычно виднее, а мне такого не говорили.

- Ибо те, кто мог бы сказать, смолкали навеки прежде, чем получали такую возможность?

Когда он привлёк меня к себе, чтобы мы наконец полетели по зале в обычном вальсовом повороте - на его губах расцветала широкая улыбка, а в разноцветном взгляде плескался смех.

- Ах, Ребекка. Ребекка, Ребекка. - Хозяин Хепберн-парка неотрывно смотрел в мои глаза, кружа меня так стремительно и легко, что я почти не ощущала паркета под ногами. Я не понимала, что больше туманит мне голову: пьяняще быстрые повороты - или прикосновение его пальцев, державших меня уже крепко, почти собственнически. - Да, я страшный человек. Тем более страшный, что вижу дорожку, по которой вы хотите идти сейчас, и не имею ни малейшего желания вас останавливать. Пока вы не зайдёте по ней слишком далеко, по крайней мере. - Он помолчал, точно слушая крещендо скрипок, плавно подводящих музыку к кульминации перед самым завершением. - Что ж, будем считать, этот мир задолжал мне достаточно, чтобы я тоже имел право на маленькие капризы.

Финальные такты и последняя фигура не позволили мне вдаваться в расспросы. Я положила обе руки ему на плечи, обе его ладони сжали мою талию, и он легко, как пушинку, приподнял меня, чуть оторвав от земли, закружив над паркетом. На один томительный миг наши лица оказались недозволенно близко, - и когда мистер Форбиден опустил меня, позволив вновь коснуться ногами пола, я осознала: впервые за все сегодняшние танцы у меня сбилось дыхание, и вовсе не от усталости.

Те мгновения, что в зале затихало тремоло последнего аккорда, мы смотрели друг на друга. Не спеша отступать, не спеша отпустить.

Когда звуки музыки сменили аплодисменты - всё же расступились, дабы обменяться последними любезностями: поклоном от него, реверансом от меня.

Что ж, хозяин Хепберн-парка оказался прав. Снова.

Мне действительно впервые в жизни искренне понравилось танцевать.

Я вновь приняла его руку, дабы позволить отвести себя к родителям и Тому. И если матушка казалась странно удивлённой, а отец - странно горделивым, то лицо моего жениха окрашивала не менее странная задумчивость.

- Мисс Лочестер, я понимаю, что моя просьба абсолютно неприлична, но мне всё же хотелось бы продолжить нашу беседу о пьесах старины Уильяма, - вдруг проговорил мистер Форбиден. Тихо и быстро, явно стараясь успеть высказать всё до того, как мы достигнем цели. - Однако в этой блестящей компании вам придётся следить за каждым словом, а мне хотелось бы снова посмотреть на вас в естественной обстановке. Посему предлагаю встретиться на нейтральной территории.

- Где же? - спросила я прежде, чем до меня дошёл весь смысл его слов.

- В поле. Отправляйтесь завтра на конную прогулку по дороге к Хепберн-парку. Я буду ждать вас на ближайшем к нему перекрёстке, в два часа пополудни, и считайте, что на этом ваш долг мне будет окончательно и бесповоротно уплачен. - Его распоряжения были стремительными, сухими и почти безразличными. - Впрочем, если вы наконец решите заделаться благоразумной и благовоспитанной девушкой и откажетесь от моего предложения, я пойму и уважу ваше решение. В конце концов, для благоразумной и благовоспитанной девушки отказ в данном случае - единственно верный ответ.

На раздумье мне остались всего несколько шагов, отделявшие нас от моей семьи: родителей, Тома и Бланш, которую Джон уже подвёл к ним.

Время, что мы делали эти несколько шагов, показалось мне безумно долгим и одновременно безумно коротким.

Это действительно была абсолютно неприличная просьба. Родители никогда не дали бы согласия на уединённую прогулку с посторонним мужчиной, особенно когда меня уже объявили чужой невестой, - но сбежать на эту прогулку тайно было бы почти грехом. С точки зрения матушки - почти преступлением. И зачем это хозяину Хепберн-парка? Неужели действительно так интересно поговорить со мной о Шекспире?

Если я соглашусь, и кто-нибудь прознает об этом - или, хуже того, никто и никогда не прознает, ибо эта прогулка станет для меня последней...

Однако слабые доводы разума, твердившего мне, что это безумие, уже заглушил знакомый азарт: замешанный на интересе к загадке под названием 'мистер Форбидена', бунте против опостылевших мне правил и немножко - предвкушении при мысли, что нас ждёт почти что тайное свидание, которые в книжках всегда казались мне ужасно романтичными.

За последнюю причину мне было стыдно, ибо она была донельзя девичьей и глупой, - но уж какая есть.

- Я буду там, - сказала я, прежде чем сделать последний шаг.

Сказала, почти не размыкая губ - но, судя по улыбке, с которой мистер Форбиден наконец подвёл меня к моему жениху, он услышал.

- Возвращаю вашу суженую, милорд Томас, - проговорил он, с поклоном отпустив мою руку.

Тот сдержанно кивнул.

- Тебе понравилось, Бекки! - торжествующе воскликнула Бланш. - Я вижу, я знала!

- А ведь вечно говорит, что не хочет и не умеет вальсировать, - проговорил отец, глядя на меня с гордостью и умилением. - Это было прекрасно, Ребекка.

- Верно, - протянула матушка, смерив моего партнёра взглядом, в сравнении со всеми предыдущими заметно потеплевшим. Я подозревала, что не последнюю роль в этом внезапном повышении температуры сыграли мамины подруги, стоявшие поодаль и созерцавшие меня с некоторым удивлением: удивлением тому, что признанный гадкий утёнок внезапно продемонстрировал лебединые крылья.

Будем считать, ещё один повод потешить матушкину гордость немного скрасит то, что я собираюсь сделать завтра.

- А вы весьма разносторонне одарены, как я погляжу, мистер Форбиден, - бесстрастно проговорил лорд Чейнз, подступая к нам прежде, чем хозяин Хепберн-парка успел удалиться. - Ваше имя Гэбриэл, я правильно помню?

Тот кивнул в ответ.

Лицо 'корсара' не изменилось, но в движении мне почудилась некая настороженность.

- Я не сразу сообразил, когда нас представляли друг другу, но... кажется, я уже слышал об одном Гэбриэле Форбидене. - Лорд Чейнз смотрел на него в упор: прямым, тяжёлым взглядом. - Читал в газетах. С ним была связана одна тёмная история.

Я посмотрела на хозяина Хепберн-парка с изумлением - как и все вокруг, - но тот лишь рассмеялся.

- Полагаю, я знаю, о ком вы говорите, - ответил он небрежно. - Меня часто принимают за того человека, однако он не имеет со мной ничего общего.

- Тёзка и однофамилец, значит? - Лорд Чейнз не улыбнулся в ответ. - Что ж, и правда. Вряд ли того Гэбриэла Форбидена заинтересовало бы подобное тихое местечко.

- Судя по тому, что о нём писали, точно нет. - Мистер Форбиден слегка поклонился, даже не взглянув на меня. - Разрешите?

Пока он удалялся прочь из зала, наше семейство дружно провожало его взглядами.

- Что за тёмная история, милорд Чейнз? - осторожно промурлыкала матушка затем, заинтересованно посмотрев на будущего свата.

- О, ничего особо интересного, на самом деле. Это было давно, лет семь назад, в Ландэне. Тот человек обвинялся в неприятных вещах... впрочем, суд его оправдал. Да и вряд ли он действительно может иметь какое-либо отношение к контрабандисту, купившему поместье в глуши. - Казалось, лорд Чейнз рассуждает вслух. - Пустое. Не стоит портить ненужными грязными подробностями праздник нашей очаровательной имениннице. - Под его взглядом именинница поёжилась. - И не будем больше об этом.

Однако я думала над его словами даже тогда, когда Том повёл меня туда, где на накрытых столах уже ждали пироги с рыбой и устрицами, белый суп с миндалём, говядина с карри, бараньи отбивные и другие блюда, наполнявшие зал аппетитными ароматами мяса и пряностей. Особенно когда, сев за стол, я нашла взглядом мистера Форбидена, непринуждённо беседовавшего о чём-то с соседями по месту.

Кто же ты, 'корсар'? Чего хочешь от меня?

И почему рядом с тобой я чувствую то, чего никогда не ощущала прежде?..

Качнув головой, я опустила взгляд в свою тарелку, тщетно стараясь вникнуть в трескотню Эмили и Бланш, хихикавших о чём-то рядом со мной.

Ох, надеюсь, я не зря решилась на это завтрашнее безумство.

Впрочем, если на нашей прогулке мой спутник вдруг возжелает не только разговоров о Шекспире - ему придётся учесть, что я не зря назвала своего коня Ветром.

Глава девятая

Солнце следующего дня, наконец пробившееся сквозь облака, застало нас с Томом прощающимися в саду Грейфилда.

Впервые за все последние дни ветер разорвал тучи на лоскутки, сквозь которые проглядывала чистая лазурь. Мы прощались у пруда, на тёмной ряби которого белым конфетти дрожали цветочные лепестки яблоневой аллеи, унесённые сюда ветром; Том уезжал в Ландэн, чтобы подготовить всё к свадьбе, но обещал вернуться через две недели.

- ...твоя матушка снабдила меня мерками, но мне придётся хорошенько постараться, чтобы платье угодило её взыскательным вкусам. - Том скорчил смешную рожицу, совсем как в детстве, и я прыснула. - Ты, полагаю, с большим удовольствием пошла бы к алтарю хоть в этом. Если, конечно, до алтаря всё-таки дойдёт. - Он резко посерьёзнел. - Ты ещё не приняла никакого решения?

Помедлив, я качнула головой.

По правде говоря, его отъезд сильно осложнял принятие этого решения. Я как-то не учла, что с этой свадьбой Том не сможет постоянно быть рядом, чтобы я смогла осторожно прощупать почву, дабы убедиться в серьёзности его самоубийственных намерений... или убедить его, что это сущая глупость.

В ответ на моё движение его взгляд окрасила странная смесь печали и облегчения.

- Если примешь, пока меня не будет, напиши мне. Каким бы оно ни было. - Он помолчал. - Когда ты вальсировала вчера... ты была так прекрасна. Словно светилась изнутри. Никогда раньше не видел тебя такой. - Взяв мои руки в свои, Том пытливо заглянул мне в глаза. - Этот человек, мистер Форбиден... неужели он нравится тебе?

Только этого не хватало: давать моему жениху ответ на вопрос, о котором я и сама боялась думать.

- Я полностью согласна с отцом. Он показался мне весьма интересным собеседником, - сдержанно ответила я, не покривив душой.

Впрочем, от Тома уклончивость моего ответа не укрылась.

- Рад, если только так. - Не отводя взгляда, он крепче сжал мои руки. - Я не имею никакого права указывать тебе. И хотел бы сказать, что если ты решишь связать свою жизнь не со мной, я приму любого твоего избранника, но... я не хотел бы, чтобы это был мистер Форбиден.

Я молча смотрела на него, надеясь, что мои щёки не заалеют, выдав моё смущение.

- Он не подходит тебе ни по возрасту, ни по положению, - продолжил Том, - и меня пугает одна мысль о том, какими могут быть его намерения по отношению к тебе. А даже если его намерения вдруг окажутся благородными, в чём я сильно сомневаюсь, твои родители никогда не дадут согласия на этот брак.

- Том, зачем ты говоришь мне всё это? - не выдержав, сухо осведомилась я. - Я думать не думала о браке или каких-либо отношениях с мистером Форбиденом.

И снова не покривила душой.

Об этом я действительно совершенно не думала.

- Говорю, чтобы ты помнила об этом, если вдруг... впрочем, и в самом деле. Что это я. - Том издал короткий смешок. - Ты куда умнее меня, чтобы позволить какому-то проходимцу заморочить себе голову. Просто... будь с ним осторожнее, ладно? - он тяжело вздохнул. - Мне не нравится, как он смотрит на тебя. И то, что отец сказал вчера... Я пытался расспросить его подробнее, но ты же знаешь моего отца.

- Ещё бы. Дай-ка угадаю: это было всё равно что пытаться разговорить могильный камень.

- Именно. - Том рассмеялся вместе со мной. - Впрочем, быть может, в Ландэне отец станет разговорчивее. Но даже если он не захочет мне помочь, я попробую сам разузнать что-нибудь о том Гэбриэле Форбидене. И понять, как он связан с нашим новым соседом. Не верю, что это простое совпадение.

- Было бы неплохо, - стараясь ничем не выказать своей крайней заинтересованности, небрежно высказала я.

Это и самом деле было бы неплохо. Я не представляла, как вызнать у хозяина Хепберн-парка ответы на вопросы, которые так меня терзали, - хотя искренне надеялась, что предстоящая прогулка подкинет мне информации к размышлению. Но если Том вдруг узнает нечто важное...

- Сделаю, что в моих силах. В конце концов, мистер Форбиден сильно меня заинтриговал, а его умение обращаться с револьвером и правда меня восхитило. Даже интересно, где и как можно научиться тому же... хотя бы ради того, чтобы когда-нибудь ты подарила мне такой же взгляд, какой был у тебя вчера, когда он прострелил последний туз. - Том прижал мою ладонь к губам. Прикрыл глаза. - О, Ребекка. Если ты всё же согласишься стать моей...

В словах - тихих, угасших в судорожном вдохе, - прозвучал какой-то тоскливый трепет, и мне разом сделалось грустно.

Странно. Мы стоит так близко, и его губы касаются мои руки... и эта близость не вызывает во мне и тени того приятного волнения, что дарил вчерашний вальс. Но зачем я сравниваю эти вещи? Том прав во всём, что он сказал про мистера Форбидена; а если вспомнить о тех вещах, в которых я сама подозревала хозяина Хепберн-парка, то мои мысли и чувства по отношению к нему покажутся сущим безумством.

Будем надеяться, наше сегодняшнее свидание станет первым и последним. И не по той причине, что я с него не вернусь. Даже если сегодня я ничего не узнаю - разумнее будет просто дождаться возвращения Тома, который наверняка привезёт мне любопытные известия. Я знала своего друга: если он хочет что-то разузнать, то приложит все усилия, чтобы этого добиться.

А потом мы с Томом всё-таки простились, и, проводив его, я отправилась переодеваться в амазонку... по дороге не забыв заглянуть в ящичек со столовым серебром.

***

Когда Ветер прорысил к условленному перекрёстку, нас уже ждали.

- Мисс Лочестер. - Мистер Форбиден, сидя на своём вороном коне, нетерпеливо гарцующем, вежливо приподнял шляпу. Окинул меня взглядом. - Вы всё-таки здесь.

Судя по этому взгляду, увиденное ему понравилось - хотя амазонку я выбрала чёрную, простую и строгую: из практичной шерстяной ткани, с юбкой не слишком пышной и не слишком длинной, чтобы позволить мне спокойно спешиваться без посторонней помощи. Синяя газовая вуаль летела по ветру за моей шляпкой-цилиндром. Я с удовольствием обошлась бы без шляпки - и частенько обходилась, - но сегодня за моими сборами присматривала матушка, а она ни за что не отпустила бы меня, не приведя в вид, подобающий истинной леди.

- Я же обещала.

- Женские обещания - слова, брошенные на ветер. Жизнь не раз убедительно мне это доказывала. Впрочем, рад, что вы снова оказываетесь приятным исключением из правил. - Мистер Форбиден резко развернул коня. - Следуйте за мной.

Когда он порысил по дороге, ведущей к лесу рядом с Хепберн-парком, - я настороженно подстегнула Ветра, чтобы поравняться с ним.

- Куда мы?

- В одно любопытное местечко, обнаруженное мной на территории поместья. - Мистер Форбиден указал стеком на ели и сосны, подступавшие к особняку, черневшему вдали. - Полагаю, вы нечасто бывали там раньше?

- Нет. Мы были в особняке леди Хепберн пару раз, но наши семейства не слишком близко общались.

- Понимаю. Разница положений, как-никак. Хорошо, что Чейнзов это никогда не смущало. - Мистер Форбиден повернул голову, взглянув на меня с задумчивой хитрецой. - Не находите это интересным?

- Что именно?

- Энигмейл - далеко не лучшее из их поместий, и, насколько я знаю, из всех имений Чейнзов оно дальше всего от Ландэна. Однако большую часть года Чейнзы проводят именно здесь, а ведь у графа Кэрноу должна быть некая веская причина переселиться в подобную глушь... хотя не отрицаю, что они просто могут быть без ума от здешних пейзажей.

Его речи были разумными. Когда-то я даже задавала Тому - ещё маленькому - вопрос, почему всем своим имениям они с отцом предпочитают Энигмейл. Мне смущённо ответили, что графу слишком дороги воспоминания о счастливых днях, которые он провёл тут с супругой, умершей, рожая их единственного наследника.

Но пересказывать это хозяину Хепберн-парка я не собиралась.

- То же самое можно сказать и о вас, мистер Форбиден, - заметила я вместо этого: почти вкрадчиво. - Вы ведь зачем-то купили имение в подобной глуши. И, судя по всему, здешние пейзажи не произвели на вас особого впечатления.

- Нет, - откликнулся тот, ничуть не смутившись. - У меня как раз была веская причина.

- Какая же?

Он только улыбнулся.

Впрочем, я и не ожидала, что всё будет так легко.

- Вы ведь не настолько наивны, мисс Лочестер, чтобы не представлять, чем может обернуться для вас эта прогулка, - мягко произнёс мистер Форбиден, пока наши кони мерили копытами дорогу, грязную после недавних дождей. - Но всё равно согласились. И всё равно приехали. Почему?

Какое-то время я молча смотрела на быстро приближающийся лес: ощущая некоей помехой нож, притаившийся под юбкой в голенище моего сапога. Обычный серебряный столовый нож, лезвие которого я обернула тряпицей, чтобы не порезаться.

Но об этом рассказывать хозяину Хепберн-парка я, естественно, тоже не собиралась.

Что он имеет в виду? Осуждение семьи и общества? То, от чего берегут невинных дев почтенные матроны? Или?..

Что ж, по крайней мере, он откровенен со мной. Относительно. Эта откровенность немного успокаивала, но одновременно лишь подогревала мой азарт. Если бы он ни слова не сказал о своих намерениях - вполне возможно, что перед въездом в лес я бы просто развернулась и трусливо поскакала домой; однако...

- Разве я могла устоять перед соблазном поговорить о Шекспире? - безмятежно улыбнувшись в ответ, откликнулась я.

Он прищурил один глаз: глядя на меня так, будто снова целился из револьвера.

Под этим взглядом мне сделалось не по себе - но я не отвела глаз, надеясь, что сейчас они выглядят достаточно большими и наивными.

- Вот как, - промолвил мистер Форбиден. Удобнее перехватив стек, усмехнулся каким-то своим мыслям. - Что ж, и беседы о Шекспире могут быть весьма... приятными.

Что в усмешке, что в словах мне почудился некий скрытый, смущающий смысл, - и я предпочла не думать, какой именно.

- А где же ваш волк? - спросила я, дабы сменить тему.

- Я взял бы его на эту прогулку, но утром он отправился гулять сам по себе и не успел вернуться домой. - Въезжая под сень елей, мистер Форбиден подстегнул коня. - Теперь не отставайте.

Когда он помчался вперёд, я озадаченно погналась за ним. Впрочем, спустя некоторое время озадаченность исчезла, растворившись в пьянящем, так любимом мною ощущении быстрой скачки. Воздух пах хвоей и влажностью, в солнечных лучах нежная зелень молодых иголок казалась восхитительно яркой и свежей.

Какое-то время мы ещё скакали по дороге. Потом, всё-таки замедлив ход, мистер Форбиден свернул на узкую тропинку, уводившую в чащу.

В чащу...

На миг я ощутила себя героиней сказки про некую девочку, пустившуюся отнести гостинцы больной бабушке.

- Не отставайте, мисс Лочестер, - на миг притормозив, бросил мистер Форбиден через плечо. - Если, конечно, не решили отступить от цели.

В этом я тоже прочла намёк - и, упрямо прикусив губу, направила Ветра на тропу: абсолютно не понимая, что заставляет меня делать это.

Интересно, бабочки чувствуют то же, когда летят на огонь?..

Мы ехали среди сосен и елей, рысью по узкой тропе, плавно спускающейся вниз, порой огибая мшистые валуны, пока вдали не послышался шум воды. Вскоре склон стал круче, и тогда деревья расступились: тропа вывела нас к мелкой широкой речке, несущей прозрачные воды по каменным порогам.

- Это та же река, что течёт у нас в Грейфилде? - любуясь солнечными бликами, тающими в её быстром течении, удивлённо спросила я.

- Да. Однако нам с вами нужно чуть дальше.

Мистер Форбиден направил коня вдоль реки, по её крутому скалистому берегу, поросшему маленькими кривыми ёлочками, изогнувшимися так, что стволы их нависали над самой водой. Мы с Ветром снова порысили следом; и, прислушивавшись к далёкому шуму, я начала смутно догадываться, что именно мне хотят показать.

Пару минут спустя мы действительно выехали к водопаду.

Он был широким, как и река, срывавшимся с обрыва в небольшое озерцо, примостившееся в подобии полукруглой каменной чаши с отвесными стенами из слоёных скал, окутанной водяной пылью. Там, где сверху падал речной поток, озеро было тёмным и глубоким, но дальше мельчало, снова обращаясь быстрой порожистой рекой. Я подвела Ветра к самому обрыву, с любопытством взглянув вниз - и отшатнулась: вроде бы невысокий водопад явно был не ниже крыши моего родного Грейфилда, и от взгляда вниз сердце неприятно сжалось.

- 'Белая вуаль', - негромко проговорил мистер Форбиден. - Так его называют. - Он указал стеком куда-то вперёд. - Оттуда открывается хороший вид... да и шума меньше.

Я покорно проследовала за ним по тропе, вившейся по самому краю обрыву, глядя, как вода под нами искрится на свету. Никакого спуска вниз я не заметила. Когда мы оказались достаточно далеко от водопада - там, где озеро перетекало в реку, такую мелкую и прозрачную, что я без труда видела крупную гальку на её дне, - мистер Форбиден, остановившись, наконец спешился. Я же, развернув Ветра, взглянула на то, что мы оставили позади.

Отсюда видно было, что струи воды сливаются в сплошной поток, действительно похожий на волшебную вуаль из белого газа: плотного и текучего, сотканного из мириада крохотных жидких жемчужин, непрерывно сыпавшихся вниз.

Вдоволь налюбовавшись прекрасным зрелищем, я снова взглянула на моего спутника - и обнаружила, что мистер Форбиден уже набросил повод своего коня на ближайшую низкорослую ёлочку, а теперь подошёл ко мне, протягивая руку, предлагая помощь; он снял шляпу, и та лежала на мшистом камне неподалёку, по соседству с его стеком.

Вполне естественный и учтивый жест заставил меня настороженно сжать пальцами поводья.

Стоит мне спешиться...

Стоит сойти с коня, который всегда может унести меня прочь...

- Что с вами, мисс Лочестер? - во взгляде и голосе 'корсара' плескалась нескрываемая насмешка. - Никак вы боитесь меня?

Солнце, скрывшись за тучами, обесцветило краски, сгустив вокруг невыразительную серость.

Наверное, именно эта насмешка заставила меня всё же протянуть руку в ответ. Или странное, почти гипнотическое воздействие этих фоморских разноцветных глаз. Или моя смехотворная уверенность в том, что нож в сапоге действительно сможет меня спасти. Как бы там ни было, я приняла его ладонь и подалась вперёд, чтобы всё-таки спешиться; но когда я уже почти выскользнула из седла, другая его рука вдруг обвила мою талию. Меня аккуратно сняли с коня и поставили на землю, так легко, точно я ничего не весила... и внезапно мы оказались даже ближе, чем на последних мгновениях вчерашнего вальса.

Только вот сегодня рядом не было никого, кто заставил бы его отступить, и пальцы, придерживавшие меня в собственнических объятиях - куда крепче, чем вчера, - не спешили меня отпускать.

Я замерла, вскинув голову, чувствуя, как бешено колотится сердце. Он улыбался, прижимая меня к себе; его глаза были так близко, что я могла разглядеть кружева серебристых светлых разводов на голубой радужке и крапинки зеленоватых - на карей.

И он смотрел на меня взглядом хищника, который, завидев лань, пытается понять, голоден он или нет.

'Пустите', - хотела сказать я.

Слова потерялись где-то на пересохших губах.

Умница, Ребекка. Хотела знать, чего он хочет от тебя? Готова была зайти так далеко, чтобы тебе представилась подобная возможность? Поздравляю, представилась. И как теперь ты достанешь свой нож, куда побежишь с подгибающимися коленями?..

Даже если кто-то захотел бы пройтись по лесной чаще - здесь, рядом с водопадом, за речным шумом никто не услышит мой крик.

И 'Белая вуаль' может стать для меня погребальной.

Среди времени, исчезнувшем и растворившимся в плеске воды, среди мгновений, напоенных смятением и размывшихся в бесконечность, - мистер Форбиден наконец разомкнул губы.

- Ваш любимый сонет Шекспира, - произнёс он.

Слова обожгли мне щёки - вместе с его дыханием; они были негромкими и мягкими, в них таилась мурлыкающая хрипотца и бархатная нежность.

Смысл их не сразу дошёл до меня.

- Ваш любимый сонет Шекспира, мисс Лочестер, - не выпуская меня из объятий, повторил мистер Форбиден в ответ на моё изумлённое, недоверчивое молчание. - Прочтите его. Мы ведь приехали сюда говорить о Шекспире, если не ошибаюсь.

Мы стояли в насмешке на вальсовую позицию, так, словно вот-вот снова закружимся в танце над воздухом и водой: одна его рука сжимает мою, другая лежит на спине... правда, куда ниже, чем положено для вальса.

И объятия наши куда теснее.

Он хочет, чтобы я читала Шекспира? И этот сонет будет моей предсмертной молитвой?..

'Пустите меня', - снова хотела сказать я - и снова не смогла.

Лучше делать, что он говорит. Усыпить его бдительность. Пока кот не выпускает когти, придерживая пойманную мышь мягкими лапками, но стоит мышке взбрыкнуть, попытаться бежать...

Под его неотрывным взглядом я медленно облизнула сухие губы.

Понимание, что именно я должна прочесть, пришло мгновенно.

- Кто может вред нанесть, но всё же не вредит, - в моём тихом голосе почему-то тоже пробилась хрипотца, - не делает того, о чём лишь говорит...

Вернувшееся солнце полыхнуло в его зрачках жаркими искрами, высветило ярче кружева на радужках. Кружева? Нет...

Острые грани зелёного бриллианта и голубого топаза.

- Кто, возбудив других, холодным остаётся, и на соблазн нейдёт, и злу не поддаётся...

В его глазах растаяли серебристый воздух и бледная морская лазурь, земля цвета жжёного сахара и зелень трав... но взгляд этих глаз был огнём. Пламенем, обжигающим и манящим, приглушённым и сдерживаемым.

И я вдруг поняла, что вовсе не страх подкашивает мне ноги и сбивает дыхание. Опасения диктовал мне разум, но не сердце; а то, что я чувствую... страха в этом было не больше, чем когда ты несёшься вскачь, пытаясь перегнать ветер, или прыгаешь в воду с высоты, или замираешь на качелях в точке перед началом падения. Тот страх, что разливается в крови приятным волнением, пленительным и острым удовольствием риска.

Впрочем, само осознание этого факта должно было бы меня испугать.

- В наследство тот берёт небесные красы...

- И не кладёт даров природы на весы, - вдруг негромко подхватил мистер Форбиден. - Он внешности своей...

- Хозяин, - прошептала я, глядя на него, когда он оборвал фразу выжидающей паузой. - И властитель.

Его улыбку окрасило странное веселье - прежде, чем он заговорил вновь, заканчивая катрен.

- Тогда как в большинстве всяк лишь её хранитель. - Он помолчал, словно в раздумьях: глядя на меня так, будто прочёл в моём лице ответ на вопрос, давно его терзавший. - Да... старина Уильям всё же был фоморски мудр.

Пальцы на моей талии скользнули чуть ниже, намёком на ласку...

Прежде, чем разжаться.

Выпустив меня из плена своих рук, мистер Форбиден отступил на шаг. Отвернулся.

- Девяносто четвёртый, значит, - изрёк он, подбирая с камня свой стек. Из его голоса исчез всякий намёк на мурлыкающие нотки, звучавшие в нём только что. - Мне больше по душе шестьдесят шестой, но о вкусах не спорят. - Стряхнув хвою с соседнего валуна, большого и плоского, словно каменный табурет, мистер Форбиден невозмутимо указал на него, явно предлагая мне сесть. - А вы верны себе, мисс Лочестер. Обычно женщины предпочитают философской лирике стихи, посвящённые любовным терзаниям. Конечно, и вы падки на романтику, но ровно в нужной мере, чтобы не превратиться в того рода инженю, от приторности которых зубы слипаются лучше, чем от ирисок.

Я стояла, пытаясь выровнять дыхание. Обескураженная, растерянная, непонимающая.

Я знала, что мне следует немедленно вспрыгнуть на Ветра и уезжать. С точки зрения матушки - предварительно отвесив мистеру Форбидену пощёчину за непристойное поведение, с точки зрения здравого смысла - без этого, ибо пощёчина потенциальному оборотню и кровавому убийце может слишком дорого обойтись. Но он говорил со мной ровно так, как раньше, и вёл себя так спокойно, словно ничего не произошло.

Так, что впору было думать, будто происходившее минуту назад мне просто померещилось.

- Считаете меня инженю*? - почти непроизвольно спросила я.

- Естественно считаю. И вы достаточно умны, чтобы понимать, что я прав, и достаточно хитры, чтобы порой пытаться казаться наивнее, чем вы есть на самом деле. В действительности вы ещё и сама себе субретка*. Это, должно быть, и делает вас такой привлекательной в глазах тех, кто даже сладости предпочитает с перчинкой и горечью. - Он указал стеком на камень: повелительным, не терпящим возражений жестом. - Присаживайтесь, мисс Лочестер. К слову, об инженю. Вы наградили Ромео весьма красочными эпитетами, и, полагаю, ждать от вас добрых слов о Джульетте или Офелии тоже не стоит.

(*прим.: актёрские амплуа. Инженю - нежная и наивная девушка; субретка - бойкая, остроумная, находчивая служанка, которая часто является доверенным лицом героини-инженю и помогает ей в любовных интригах)

Я не должна была подчиняться. Я должна была уезжать, прямо сейчас, пока мне предоставили шанс. Я знала это. Особенно учитывая, что ко мне уже вернулась и трезвость мысли, и самообладание.

Но почему-то, привязав Ветра к ближайшей сосне, подчинилась.

В конце концов, непохоже, что меня привезли сюда для тех целей, о которых я думала. Для осуществления этих целей 'корсару' уже предоставили все условия, однако вот она я, живая и невредимая. И пусть коты любят играть с мышками, прежде чем съесть их - но я полагала, что подобные игры были бы куда интереснее разговоров о Шекспире. Впрочем, если я всё-таки попытаюсь убежать... кто знает, что он предпримет тогда.

Опускаясь на мягкий мох - чуть приподняв юбку, так, чтобы удобнее было быстро выхватить нож, - я сама понимала, насколько жалки оправдания, которыми я прикрываю жгучее нежелание прерывать эту встречу.

Бедная глупышка Ребекка. Слишком смелая, слишком гордая, слишком любопытная, чтобы позволить себе отступить сейчас, когда ты зашла уже так далеко. Вконец заигралась в бабочку, танцующую у открытого огня.

Или увязла в паутине, которой обернулся для тебя этот огонь.

Забавно. Он помог мне сойти с коня, потом я прочла ему сонет - в объятиях, немногим отличающихся от вальсовых. Все эти занятия по отдельности признаны вполне пристойными; однако в сочетании, которое я испытала только что...

- Не стоит, - небрежно подтвердила я, в свою очередь стягивая перчатки, наблюдая, как мой собеседник наконец позволяет себе сесть на камень по соседству. - Хотя если Джульетта вполне может удостоиться от меня одобрительных эпитетов, то Офелия, на мой взгляд, жалкое создание.

- Все те девушки, что проливают слёзы над её судьбой, и художники, что вдохновляются её образом для своих картин, с вами не согласились бы.

- А вы?

- Я, к счастью, не девушка и не художник, - заметил мистер Форбиден со смехом. - Вполне естественно, что я нахожу поэзию и красоту в совсем иных вещах. - Положив стек, перчатки и шляпу на колени, он с любопытством подпёр подбородок рукой. - Смерть Офелии - самоубийство или несчастный случай?

- Вы ждёте от меня ответа на вопрос, который вызывает нескончаемые споры вот уже два с половиной столетия?

- Боюсь, ответ мы услышим, лишь если кто-то из магов найдёт способ и смелость пригласить дух старины Уильяма для приятной беседы на спиритическом сеансе. Впрочем, не думаю, что этот смельчак стал бы провозглашать полученный ответ во всеуслышание, ибо ему вряд ли простят подобное святотатство. Так как?

- Не знаю, - честно сказала я, с некоторой досадой понимая, что всё моё недавнее напряжение бесследно исчезло. Не самое лучшее чувство, когда сидишь рядом с тем, в кого в любую минуту может понадобиться вонзить нож. - Я считаю её достаточно глупой и для того, и для другого. Могу только сказать, что умереть вот так случайно было бы совсем уж обидно.

- А что насчёт теории о её беременности от нашего принца датского?

Это было для меня в новинку - но я ответила, не задумываясь:

- Нет. Гамлет не вызывает у меня тёплых чувств, но подлецом он мне не показался.

- Не вызывает тёплых чувств? Как, неужели вы не прониклись его трагедией?

- Мне не близка его одержимость местью, пусть даже окрашенная сомнениями и меланхолией.

- И вы не преклоняетесь перед пылом его сыновьих чувств? - иронично заметил мистер Форбиден. - Может, вы ещё не считаете месть благородным делом? Но ведь эпоха просвещения уже миновала, а люди во все времена охотно следовали первобытному принципу 'око за око'.

- Месть может только разрушать, и самого мстителя она разрушает в первую очередь. Деятельность Гамлета привела его к гибели, и за собой в могилу он утянул не только своего коварного дядюшку, но и многих хороших людей, а датский престол в результате перешёл к норвежскому правителю. Вряд ли подобное обращение с отцовским наследием можно считать правильным для кронпринца. - Внимательный взгляд собеседника я встречала спокойно, без всякого смущения. - Месть была его долгом, но Гамлет должен был действовать тоньше и разумнее, не забывая и о другом своём долге. При текущем раскладе его смерть выглядит абсолютно логичной, не вызывая у меня никаких сожалений, ибо он сам отрезал себе все другие пути.

Когда в устремлённом на меня взгляде мелькнула тень некоего уважения, я ощутила себя куда более польщённой, чем от всех велеречивых комплиментов Тома в свой адрес.

- Не могу не согласиться, - мягко произнёс мистер Форбиден. - А что вы скажете о других мстителях этой печальной истории, о Лаэрте и Фортинбрасе? Они, на ваш взгляд, заслужили свой финал?

И я ответила, а он ответил мне; и солнце медленно клонилось всё ближе к белой вуали падающих вод, пока мы говорили о Гамлете и короле Лире, о Макбете и Кориолане, о Ричарде Третьем и многих других. И в какой-то миг я остро осознала, что хозяин Хепберн-парка - тот, с кем я действительно общаюсь на одном языке, с кем могу говорить обо всём на свете, и говорить, что думаю, не подбирая слов, не сковывая себя никакими рамками. Кто, будучи гораздо умнее и мудрее меня, поощряет мою смелость и пытливость моего ума, задавая вопросы, которые мне не задавал и не задал бы никто другой.

Когда в какой-то момент он поднялся с камня, а я, опомнившись, увидела, что лес уже окутывают близящиеся сумерки, ко мне пришло запоздалое понимание: я совершенно забыла и о времени, и о том, зачем в действительности отправилась на эту прогулку.

- Благодарю за беседу, мисс Лочестер, - проговорил мистер Форбиден, протягивая мне руку. - Она действительно вышла весьма приятной. Ваш долг уплачен сполна.

Я вновь принимала её с некоторой опаской - но сейчас мои пальцы отпустили сразу же, стоило мне встать на ноги.

- Что ж, вот и всё. - Он надел шляпу и отвернулся, глядя на водопад, поигрывая перчатками, которые не спешил снова натянуть. - Буду скучать по нашим беседам.

- Скучать?.. - спросила я, сама толком не зная, что именно желаю уточнить.

- Скучать. Не думаю, что я буду частым гостем в Грейфилде. А уж в Энигмейле, если вы всё же решитесь стать женой лорда Томаса, и подавно.

Я смотрела на его лицо, внезапно сделавшееся хмурым.

Пока все доводы, которые разум мне приводил мне и сейчас, и утром - в пользу того, почему это свидание должно стать первым и последним, - растворялись в приступе внезапно нахлынувшей тоски.

- Жаль, - тихо произнесла я: не сдержав на губах слово, которое явно стоило бы сдержать.

Услышав это, мистер Форбиден снова посмотрел на меня. Долгим взглядом, в котором на сей раз не было ни улыбки, ни насмешки.

И хищности - тоже.

- Ребекка, поверьте: из всех, кого вы знаете, я - самая неподходящая компания для создания вроде вас, - промолвил он, и в интонации вдруг прорезалась горечь. - Помимо прочих моих недостатков, я старый порочный циник. Который позволил себе любезничать с вами. Который позволил себе стрелять в тот фоморов туз, чтобы отобрать у вашего законного жениха его законный танец. Который позволил себе вытащить вас на эту прогулку, способную вас погубить, и такие мысли, о которых вы при всём старании не сможете додуматься. - Резко отвернувшись, он взял своего коня под уздцы, чтобы повести по узкой тропе обратно к водопаду. - Вот что, мисс Лочестер. Забудьте всё, что я говорил вам о Чейнзах. Выбросите из головы. Вы с Томасом будете хорошей парой, а лорд Чейнз просто по натуре нелюбезен и подозрителен. Желаю вам счастья.

Растерянно отвязав Ветра, явно успевшего заскучать, я проследовала за хозяином Хепберн-парка по краю обрыва над озером.

- Но я не смогу, - зачем-то беспомощно сказала я, на ходу натягивая перчатки. - Если мне будут диктовать условия, которые окажутся мне...

- О, нет. Сможете. Все женщины, в конце концов, не столь различны меж собой. Изнеженные создания, в которых лживость заложена самой природой, ради удобств и роскоши способные смириться с кем и чем угодно, а ради денег и красивых побрякушек - выйти за того, кого вы готовы в лучшем случае терпеть. - Пренебрежение, внезапно зазвучавшее в его словах, ошеломило меня в той же степени, что и задело. - Если поначалу вы и будете бунтовать, через год-другой уже смиритесь. Следом заведёте себе любовника, который будет вам милее законного супруга. Вы достаточно умны, чтобы стать образцовой женой-изменщицей, которая не позволит никому вытащить на свет скелеты из своих шкафов, а ваш лорд Томас выглядит таким наивным и таким влюблённым, что обманывать его вам не составит труда.

- Я никогда не...

- Правда? - замерев, мистер Форбиден круто развернулся, глядя на меня с таким едким скептицизмом, что мне стало почти больно. Мы уже подошли к самому водопаду, но его голос без труда перекрывал шум 'Белой вуали'. - Вы уже сейчас тайком от него сбежали к другому мужчине, обманывая того, чьей женой пообещали стать. И будь на моём месте кто-то другой... - он ядовито усмехнулся. - Пока причины вашего обмана невинны, но стоит вам познать грязь и искушения жизни, обманы ваши также станут искушённее. А все ваши разговоры о бунте и побеге - детские грёзы, абсолютно пустые, которые ни к чему не приведут.

Казалось, даже его стек не ударил бы меня сильнее.

- Это вы так думаете, - сказала я, пока вместе с обидой во мне стремительно закипала возмущённая ярость, застилавшая глаза, мешавшая думать и дышать.

- Да ну? - стек хлестнул воздух, указывая на обрыв водопада за моей спиной. - Вас испугала даже эта высота, мисс Лочестер, а ведь прыжок в вольную жизнь куда страшнее и серьёзнее, чем прыжок отсюда. Пусть в душе вы бунтарка и свободолюбивая дикая пташка, однако одновременно остаётесь девочкой-аристократкой, не знавшей нужды, нежным цветочком, взлелеянным родителями в тепле и уюте. И я ручаюсь, что вы не способны...

Конца фразы я уже не услышала.

Потому что, гневно отшвырнув повод, подобрала юбку - и, стремительно шагнув к обрыву, оттолкнулась от края, прыгая вниз.

Злость заглушила и страх, и негодующие крики здравого смысла. Осталось лишь ощущение падения, от которого захватывало дух. Оно длилось пару томительных секунд, пронизанных каплями воды и солнечными лучами, подаривших свободу полёта: свободу от чувств, свободу от гнева, свободу от странной, болезненной симпатии к тому, кому я никак не должна была симпатизировать. Потом ледяная гладь озера хлестнула меня даже сквозь одежду - и сомкнулась над моей головой. Взмахнув руками, я выплыла наверх, глотнула воздух, но намокшая амазонка вновь потащила меня под воду; казалось, вместо ткани меня вдруг облили тяжёлым металлом.

Прежде, чем погрузиться под озёрную поверхность, я успела увидеть, как сверху, отчётливо чернея фоне белого водопада, ласточкой летит вниз знакомый силуэт.

Одежда и бурное течение близкого водопада тянули меня ко дну. Вода была такой холодной, что у меня заныли кости; во вкрадчивой, давящей на уши тишине, царившей под водой, я слышала лишь приглушённый рокот 'Белой вуали', бьющей по поверхности неподалёку от меня. Отчаянно и упрямо барахтаясь, я всё же вырвалась из мертвенных объятий этой тишины - и немедленно угодила в другие объятия.

- Вы с ума сошли?! - одной рукой мистер Форбиден привлёк меня к себе, другой не прекращая грести. Он казался столь же ошеломлённым, сколь и сердитым. - Вспомнили об Офелии и решили повторить её судьбу?

Я попыталась вырваться из его железной хватки, чтобы плыть самостоятельно, но тщетно: меня держали слишком крепко, неумолимо и непреклонно увлекая к скалистому берегу. Краем глаза я увидела впереди свою шляпку, сиротливо уплывавшую по реке, струившейся дальше сквозь лес. Достигнув мелководья, мистер Форбиден наконец встал, опершись ногами на дно. Перед прыжком он успел скинуть сюртук, оставшись в жилете и рубашке, теперь липнущей к телу; чёрный платок, которым он обвязывал шею, висел мокрой тряпкой, брюки, заправленные в высокие сапоги, облепили ноги.

Я тоже попыталась встать, но скользкая галька дна и мокрая юбка, сделавшаяся несносно длинной и тяжёлой, в равной мере не позволили мне этого сделать. Впрочем, в следующий миг меня бесцеремонно подхватили на руки. Я уже не сопротивлялась: все силы уходили в крупную дрожь, которой тело пыталось противиться холоду.

Рассекая сапогами прозрачную воду, неведомым образом удерживая равновесие даже со мной на руках, мистер Форбиден вынес меня на берег. Здесь каменные стены, окружавшие озеро, становились ниже, а отвесный обрыв немного отступал от воды, и от слоёных каменных стен озёрную гладь отделяло некое подобие маленького пляжа. Меня усадили на крупный камень, зеленевший мхом на берегу - и, сев рядом, взяли за плечи, пристально заглянув в глаза.

- Ребекка, зачем вы сделали это? - голос 'корсара' был мягким и непонимающим. - Что на вас...

Казалось, этот вопрос заставил прорваться плотину, сдерживавшую всё, что мне хотелось сказать.

- Я ничего не боюсь! - в какой-то детской обиде выкрикнула я ему в лицо; дёрнулась, но пальцы, лежавшие на моих плечах, были слишком сильны. - Я не лгала Тому! Я не давала ему ни согласия, ни обещаний, и пока наша помолвка - фикция, на которую я согласилась только потому, что мне страшно за него! А пока я свободна или хотя бы считаю себя таковой, я имею право видеться и разговаривать с кем хочу, даже с такой сомнительной личностью, как вы, если мне это интересно! Потому что не желаю, чтобы каждой моей встречей, каждым разговором, каждой минутой моей жизни за меня распоряжались посторонние, ведь это моя жизнь! - я вновь рванулась, яростно и прямо глядя на него. - Я никогда не стала бы лгать тому, кого люблю, но я не люблю Тома, и он знает это; и это не помешает мне стать его женой и родить ему детей, если я пойму, что без меня он погибнет, и я буду верна ему, и после свадьбы никогда даже не посмотрю на другого! И не смейте судить, на что я способна, слышите?! Вы ничего обо мне не знаете, ничего, ничего!

Я смолкла, тяжело дыша, пока губы мои дрожали; я и сама не понимала, от обиды или от холода.

Замерла - когда одна его рука, наконец разжавшись, коснулась моего лица.

Бережно и аккуратно мистер Форбиден убрал с моего лица растрепавшиеся волосы, прилипшие к коже мокрыми прядями. На пару мгновений прижал ладонь к моей щеке, глядя на меня.

В этом взгляде читалась странная щемящая нежность: будто он смотрел на нечто столь же прекрасное, сколь и хрупкое.

- Теперь знаю немножко больше, - проговорил он вполголоса. Опустив ладонь, поднялся на ноги. - Простите меня, Ребекка. Простите, если сможете. Я не имел никакого права ни вешать на вас чужие грехи, ни говорить то, что я сказал. - Он снова подхватил меня с камня, чтобы понести вдоль берега реки. - Пойдёмте. Надо найти способ вернуться наверх. Будем надеяться, наши кони не успеют убежать.

Я молча прижалась щекой к его мокрому холодному плечу, позволяя удобнее устроить меня на руках: чувствуя, как бездумье гнева уступает место стыдливому осознанию того, что я сделала, от которого впору было хвататься за голову.

Ну и пусть. Я не дам приписывать себе ни трусость, ни другие вещи, обвинения в которых я не заслужила. И прыжок с водопада - далеко не самое глупое, что я натворила за сегодняшний день.

Я действительно веду себя абсолютно неприлично. Совершенно теряю голову, когда дело касается этого странного человека. Пора положить этому конец, и забыть обо всех моих играх в сыщика - тоже.

Он прав. Отныне мы едва ли будем видеться часто.

Оно и к лучшему.

В конце концов мистер Форбиден всё же нашёл подъём наверх, в том месте, где скалистый склон совсем снизился. Взобравшись на него, хозяин Хепберн-парка понёс меня под сенью елей, в сумерках, за время этого приключения успевших сгуститься, и вскоре мы уже вернулись наверх: к тем камнях, на которых совсем недавно мирно беседовали. Оттуда до места, откуда я прыгнула и где теперь валялись на земле вещи 'корсара' - сюртук, шляпа, стек и перчатки, - было уже совсем близко. Сюртук, сухой и восхитительно тёплый в сравнении с промокшей одеждой, мистер Форбиден незамедлительно набросил мне на плечи; к счастью, кони убрели недалеко, и мы быстро их нашли.

Мой спутник помог мне взобраться на Ветра - и, сам вспрыгнув в седло, коротко бросил:

- Едем в Хепберн-парк. Вашей одежде нужно высохнуть, а вам - немедленно согреться.

- Нет, - перехватывая повод поудобнее, устало отрезала я. Стащив с плеч сюртук, кинула предмет одежды её законному владельцу, не замедлившему ловко его поймать. - Я еду домой. До Грейфилда не так уж далеко, Ветер донесёт меня быстро.

- А что скажете родителям? - вскинул бровь 'корсар'. - Чем объясните ваш вид?

- Скажу, что Ветер взбрыкнул, и я упала в реку.

- Мисс Лочестер...

- Прощайте, мистер Форбиден, - отрывисто произнесла я, разворачивая коня. - Полагаю, обратную дорогу я найду сама.

Меня остановило мягкое, почти проникновенное:

- Ребекка.

Я не хотела ни останавливаться, ни оборачиваться. И, наверное, не должна была.

Но всё-таки обернулась.

Он пристально смотрел на меня. В угасающем свете весенних сумерках, окрашивавших лес вокруг в сизый и сиреневый, на лице его лежали загадочные тени.

- Я глубоко и незаслуженно оскорбил вас. И если вы не простите меня, я пойму, - проговорил мистер Форбиден. - Но если простите и вас минует воспаление лёгких, и вы вдруг захотите обсудить со мной что-нибудь ещё... - он помолчал, словно колеблясь. - Завтра буду ждать вас на том же перекрёстке. В то же время.

Ничего не ответив, я подстегнула Ветра, чтобы помчаться вперёд по тропе, пока ещё отчётливо различимой в медленно наступающей тьме.

***

Должно быть, бурю в матушкином лице смягчила гордость от мысли, что она распекает будущую супругу будущего графа Кэрноу. Во всяком случае, отчитали меня не так сильно, как можно было ожидать. Да и последствий купания в ледяной воде я не заметила: видимо, всё же своевременно выпила зелье, которое отец в своё время приобрёл у целителя в Ландэне.

И по причине всего этого - а ещё, видимо, моей исключительной глупости, на которую я злилась, но с которой ничего не могла поделать, - на следующий день я сдержанно кивала мистеру Форбидену, подъезжая к треклятому перекрёстку.

- Рад видеть вас в добром здравии, мисс Лочестер. - Меня удостоили насмешливым поклоном. Вдали я заметила белый силуэт, неторопливо бежавший по вересковым полям: на сей раз хозяин Хепберн-парка взял на прогулку своего волка. - Надеюсь, вы снова захватили нож. Не хотелось бы огорчаться при мысли, что ваше благоразумие пострадало после вчерашнего, и моя личность вызывает у вас меньше сомнений, чем раньше.

Значит, заметил. Когда и как, не суть важно. Наверное, пока нёс меня вчера, его рука случайно нащупала твёрдую рукоять под юбкой. А, может, и ещё раньше...

Впрочем, это ничего не меняет.

Особенно учитывая, что нож действительно снова прятался в моём сапоге.

- Конечно, - кивнула я с самым невинным и серьёзным видом. - Вдруг мы обнаружим по пути яблоко, которое потребуется разрезать.

- В это время года - разве что символически. Впрочем, символические яблоки и правда то и дело встречаются у нас на пути. - Мистер Форбиден небрежно стегнул коня, направляя его по тропинке к лесу. - В другой раз можете обойтись без ножа. Даже если где-то нас будет поджидать настоящее яблоко, а не те многочисленные вещи, что оно символизирует, с удовольствием уступлю вам его целиком.

Та странная, деликатная, бережная нежность, пробившаяся в нём вчера, бесследно исчезла, уступив место привычной колкости его сарказма... однако я уже видела, каким он может быть.

И это заинтриговало меня ещё больше.

- Благодарю. Но, как бы я ни любила яблоки, реальные и символические, мне совестно будет не поделиться, - невозмутимо парировала я. - К тому же предпочитаю есть их дольками.

В ответ хозяин Хепберн-парка улыбнулся. Тонко, с нотками удовольствия и предвкушения.

- Понимаю, - сказал он. - Подобными вещами нужно наслаждаться... не поглощая быстро, но вкушая медленно и со вкусом.

Ты знаешь, что я подозреваю тебя, думала я, глядя на эту улыбку. Наверное, даже знаешь, в чём. А я знаю, что ты знаешь, и знаю, в чём ты можешь быть виновен. Однако тебе представилось уже несколько возможностей сделать со мной всё, что угодно - и ты не воспользовался ими. А ещё ты заставил меня прыгнуть в водопад - и прыгнул за мной следом, ты сказал мне ужасные вещи - и извинился за них; ты назначил мне встречу - и пожалел об этом, ты настраивал меня против брака с Томом - и попытался опровергнуть всё, что говорил.

А ещё мне слишком нравятся наши встречи, чтобы я могла так просто отказаться от них или выбросить тебя из головы.

Я не знала, что за игру мы ведём. Знала лишь, что она мне по душе.

И пока я не могла и не хотела её прекращать.

- Итак, возвращаясь к Шекспиру, - молвил мистер Форбиден, и в голосе его зазвучало задумчивое веселье. - Выбираете Генриха Четвёртого, Пятого или Шестого?

Глава десятая

- ...я не в восторге, конечно, что она большую часть времени проводит вне дома, и совсем забросила рисование с музицированием, но длительные каждодневные прогулки идут ей на пользу, - довольно разглагольствовала матушка за партией в вист. - Всё лучше, чем чахнуть дома за очередной книгой.

- Да, Ребекка, тебе определённо полезно побольше дышать воздухом, - чинно согласилась мать Эмили, выкладывая свою карту. - Похорошела, посвежела, прямо-таки сияешь! Ещё бы чуточку пополнеть к тому времени, как Том увезёт тебя в Ландэн...

- Это всё от того, что у неё скоро свадьба, маменька! - прощебетала сама Эмили, лучезарно косясь на меня. - Меня бы тоже грела мысль, что совсем скоро мне достанется и такой прекрасный муж, и такое прекрасное поместье, как Энигмейл, да ещё не одно!

- По-моему, Энигмейл довольно жуткий, - возразила Бланш. - Хотя Хепберн-парк несомненно страшнее.

- Особенно при нынешнем хозяине, - не удержавшись, добавила матушка, покосившись в тот угол, где беседовали мужчины.

Я тоже посмотрела туда. В вист я играть отказалась, но сидела рядом, наблюдая, как играют другие дамы. Мужчины устроились в углу нашей гостиной, разговаривая о чём-то своём. Там был и мой отец, и отец Эмили, и женишок Бланш, и мистер Хэтчер... и мистер Форбиден, которого папиными стараниями тоже не минуло приглашение в гости.

Как раз в этот миг хозяин Хепберн-парка, точно почуяв мой взгляд, повернул голову - и наши глаза встретились, вынудив меня всеми силами сдерживать смущённую улыбку.

С момента нашей первой встречи у 'Белой вуали' минуло уже десять дней - и каждый из этих десяти дарил мне новую. Каждое утро я твердила себе, что сегодня еду к заветному перекрёстку в последний раз, но назавтра снова отправлялась туда. Я ни на йоту не приблизилась к разгадке тайны, волновавшей меня: мистер Форбиден всякий раз уходил от ответа на любой вопрос, касающийся его прошлого или причин переезда сюда.

Но, откровенно говоря, также ни на йоту об этом не жалела.

- ...может, она просто сбежала с каким-то проходимцем? - донёсся до меня озабоченный голос отца.

Не выдержав, я тихонько поднялась и приблизилась к камину: там стояли кресла и софа, на которых разместилась мужская половина сегодняшнего дружеского собрания соседей. Они что-то увлечённо обсуждали, и им не мешали даже старания Элизабет, самозабвенно игравшей на рояле очередную популярную мелодию из очередной популярной оперы; пальцы её, порхая по клавишам, блестяще рассыпали музыкальный бисер сложнейших пассажей.

- Я знаю Кэти, - покачал головой мистер Хэтчер. - Это совершенно не в её характере. Нет, боюсь, нам стоит ожидать худшего. Не понимаю, кто и как...

В этот миг он заметил меня - и осёкся.

- Что случилось? - встревоженно проговорила я, беря отца под руку.

Тот смущённо покосился в сторону стола, за которым дамы играли в вист, - и я поняла, что этот разговор в теории не предназначен для ушей трепетной юной девы.

- Ребекка, не сочтите за грубость, но лучше возвращайтесь к своим картам, - важно проговорил Джон Лестер, расточая мне привычный елей своей улыбки. - Мы обсуждаем вещи, которые не пристало слышать прекрасным созданиям с хрупким душевным складом.

- Правда? Тогда вам крупно повезло, что я никогда не славилась ничем из вами перечисленного, так что можно продолжать беседу без опаски. - Краем глаза заметив усмешку мистера Форбидена, я нетерпеливо взглянула на мистера Хэтчера. - Что произошло?

Начальник хэйлской стражи, колеблясь, посмотрел на отца.

Тот хмуро кивнул.

- В Хэйле пропала девушка, - произнёс мистер Хэтчер тогда. - Дочь одного из стражников. Она отправилась спать, а утром её семья обнаружила пустую спальню с раскрытым окном. Ни крови, ни следов борьбы. Ничего.

Во взглядах остальных джентльменов - кроме мистера Форбидена, конечно, - сквозило явное неодобрение того факта, что я всё-таки слушаю подобный рассказ, но мне было всё равно.

- Может, она действительно сбежала?

- Все вещи на месте. Во всяком случае, её мать утверждает именно это. При таком раскладе Кэти должна была уйти из дома в одной ночной рубашке.

Я озадаченно посмотрела на отца.

- Очень странно, - проговорила я. - При подобных обстоятельствах каторжники, о которых вы говорили, едва ли могут быть причастны, а кроме них...

И осеклась.

Удержавшись от того, чтобы посмотреть на мистера Форбидена: опасаясь, что выдам слишком многое этим взглядом.

С момента той, самой первой нашей прогулки, мой спутник больше не позволял себе ничего, чего не позволяли бы приличия. Когда мне нужно было спешиться, он снимал меня с седла - и потом подсаживал в него, он подавал мне руку, помогая встать... но всегда отпускал сразу же, позволяя себе разве что миг промедления. Изредка я снова ловила тень нежности в его взгляде, куда чаще - некую двусмысленность в словах, но и только. И хоть нечто внутри меня вскоре начало робко шептать, что мне нечего опасаться, - я не позволяла усыпить свою бдительность, продолжая исправно брать с собой нож.

Может ли быть так, что его внутренний зверь, которого он сдерживал со мной, в итоге проголодался настолько, что решил удовлетворить свой голод в ином месте? Конечно, раскрытое окно и бесследное исчезновение не особо походило на привычки, присущие оборотням. С другой стороны, памятуя, какое воздействие разноцветные глаза мистера Форбидена оказывали на меня... учитывая, что мне посчастливилось до недавних пор встречать оборотней лишь на страницах романов да страшных сказок - впору было поверить, что книги несколько приуменьшали их силы, а в реальности им был подвластен ещё и гипноз, как вампирам.

- Да, у нас тоже нет никаких догадок, кто мог похитить её, если она всё же исчезла не по собственной воле, - тяжело вздохнул мистер Хэтчер, истолковав моё молчание по-своему. - И зачем.

Не выдержав, я всё-таки взглянула на мистера Форбидена. Украдкой, исподлобья.

Лицо его было спокойным, но взгляд показался мне каким-то уж слишком задумчивым.

- Полно, мистер Хэтчер, - махнул рукой Джон. - Вам ли не знать, какие женщины плутовки. С девочки сталось бы тайно подготовить к побегу новое платье, в котором её бы никто не узнал. А то, что мать не знала о её сердечном увлечении, немудрено: девушки порой бывают такие скрытные. - Он кинул нежный взгляд в сторону стола, где Бланш как раз счастливо хлопала в ладоши, радуясь не то победе, не то её приближению. - За что люблю мою милую Бланш, так за то, что она вся как на ладони. Чистая, открытая, без капли женского коварства...

- Мы тоже надеемся на Кэтин побег, - медленно проговорил мистер Хэтчер. - Пока у нас всё равно нет никаких доказательств обратного. Но если это не так...

- Ребекка! - требовательно воскликнула матушка за моей спиной, решительно прерывая беседу. - Спой нам, будь добра.

Сдержав тоскливый стон, я недобро посмотрела на рояль. Элизабет, как раз окончившая демонстрировать свой талант, грациозно поднялась с банкетки, одарив меня высокомерно-снисходительным взглядом и довольно пакостной усмешкой: она не хуже меня знала всю степень моей сомнительной одарённости.

- Матушка, вы же знаете, мои скромные способности не стоят того, чтобы портить ими такой чудный вечер. Песня Бланш или Эмили действительно усладит наш слух, тогда как моё писклявое...

- О, Ребекка, давай без твоих обычных едких увёрток! Бланш тоже сыграет. После тебя. Правда, лилея моя? Ведь скоро вы обе меня покинете, и когда ещё я смогу услышать вашу игру и ваши сладкие голоса. - Внезапно потянувшись за платком, мать театрально промокнула глаза. - Мои девочки вот-вот покинут Грейфилд... о, бедное моё сердце! Оно трепещет от счастья за вас, одновременно разрываясь от горя, предчувствуя своё одиночество...

- О, мама, - проворковала Бланш, растрогавшись - в отличие от матушки, вполне искренне. - Не плачь, умоляю!

Я ощутила, что от сладости происходящего мне вот-вот станет дурно, - и отец, явно разделяя мои чувства, стоически вздохнул.

- Ребекка, порадуй мать, - мягко произнёс он, накрыв мою ладонь своей. - Не так уж часто тебя просят сесть за рояль.

- Именно. Ибо это немилосердно как для инструмента, так и для слуха окружающих.

- Ребекка.

В этом коротком слове я уловила призрак грозных непреклонных ноток, сказавших мне куда больше любой пространной речи.

Опасливо посмотрела на мистера Форбидена.

Уж что-что, а свои сомнительные музыкальные таланты я бы хотела демонстрировать ему меньше всего. Тем более после образцовой певуньи Элизабет, бросавшей на хозяина Хепберн-парка весьма заинтересованные взгляды. Однако 'корсар' в ответ на мой взгляд лишь невозмутимо проговорил:

- Довольно стеснения, мисс Лочестер. Уверен, все присутствующие не меньше меня жаждут услышать вашу песню.

Обречённо опустив голову, я направилась к роялю: так медленно, будто вместо него меня ждала дыба или железная дева. Сев, долго устраивалась на тёплом бархатном сидении, оттягивая момент самой пытки. Украдкой отерев ладони о юбку, в высшей степени неторопливо подняла руки, чтобы так же неторопливо опустить их на клавиатуру: ещё не играя, но коснувшись клавиш кончиками пальцев, ощутив шёлковую гладкость белых пластинок, вырезанных из слоновой кости. Мучительно размышляя над тем, что именно спеть, подняла взгляд... и увидела, как мистер Форбиден вышагивает по гостиной рука об руку с Элизабет.

Мило беседуя, они сели прямо напротив рояля. Рядом. Элизабет, посмотрев на меня, вполголоса сказала что-то своему соседу - явно очень гаденькое и относящееся к тому, что им сейчас предстояло услышать, - и тот в ответ... тот, подумать только... улыбнулся ей!

Моё бешенство было ледяным, сковывающим сердце, разом изгнавшим и страх, и колебания, и волнение. Мысль, что за песню выбрать, пришла сразу следом за ним; и, наконец погрузившись в упругую глубину клавиш, мои пальцы извлекли из инструмента отрывистую мелодию вступления, балансировавшую на грани колючего стаккато.

- Был серый плащ на небе, но вихрь его сорвал, - яростно запела я, - и тёмных туч лохмотья трепать свирепо стал.

Это была одна из моих любимых песен у Шуберта. Особенно я любила её потому, что она была короткой.

Но весьма выразительной.

- Вся даль в огне кровавом, и тучи все в огне, и лишь такое утро теперь по сердцу мне!

На высоких нотах мой голос возмущённо дрожал; пальцы, давно не игравшие, казались деревянными, а на быстрых пассажах срывались с нужных клавиш, задевая соседние, но мне не было до этого никакого дела.

Что ж, положение Элизабет не сильно пострадало бы от брака с подобной сомнительной личностью. А уж материальное благополучие, ныне отсутствовавшее, сильно бы приумножилось.

Однако если мистер Форбиден всерьёз настроен любезничать с ней, - впору думать, что моё мнение о нём было куда более лестным, чем он заслуживал.

- Должно быть, сердце в небе узнало образ свой...

С другой стороны, какое мне дело, с кем он любезничает? Я подозреваю его в том, в чём подозреваю, и при этом ревную? Даже если он вдруг решил переключить внимание, которое уделял мне, на неё - всё, что я должна ощутить, так это облегчение и сочувствие к Элизабет. Ведь в следующий раз волк будет рваться в её дверь, а не в мою.

- ...то зимний день холодный, то зимний день холодный...

Мои пальцы вывели частую дробь острых диссонансных аккордов.

Да. Всё верно. Все наши встречи, все разговоры - были просто встречами и разговорами, ничем большим. Пусть даже мы и говорили обо всём на свете. Мы играли в некую таинственную игру, и эта игра была хороша; но ничем большим, чем игра, наши отношения не могли и не должны были быть. Жаль, конечно, что я так и не узнала его тайну, однако скоро вернётся Том и наверняка расставит всё по местам. А мне не придётся больше рисковать.

Почему же сейчас я понимаю, что за моим бешенством прячется боль?..

- ...холодный день и злой!

Вторя голосу, пальцы прошлись в последовательности тяжёлых мрачных октав, дополнили их ещё одним пассажем, резавшим слух пронзительностью уменьшённых интервалов - и, завершив песню минорным аккордом, резко опустились обратно на колени.

- Что за жуткая песня! - воскликнула матушка, когда гостиную огласили аплодисменты; я не сомневалась, что скорее вежливые, чем искренние, несмотря на их громкость.

- 'Бурное утро'. Шуберт, цикл 'Зимний путь', - сухо сообщила я, прекрасно понимая, что её слова не были вопросом.

- Ребекка, ты же знаешь, как я не люблю подобную агрессивную музыку!

- Это было очаровательно, Бекки, - промурлыкала Элизабет. Наверное, я бы даже порадовалась, что она прервала возмущения матери... если б она не повернулась к своему соседу, с очаровательной улыбкой касаясь ладонью его руки, чуть выше локтя. - Правда, мистер Форбиден? В несовершенстве её исполнения есть своя определённая прелесть. И если б Бекки больше практиковалась, обязательно добилась бы чего-то действительно достойного, я уверена.

Когда мистер Форбиден кивнул - мне показалось, что этот кивок вонзает мне в сердце раскалённую булавку.

- Вы правы, - задумчиво проговорил он. - Мисс Лочестер, конечно, не Лист*...

(*прим.: Ференц Лист - венгерский композитор и один из величайших пианистов XIX века)

Я разомкнула губы, пытаясь выбрать из десятка ядовитых ответов, пришедших мне на ум, один самый ядовитый - однако продолжение фразы заставило меня замереть.

- ...но её исполнение, как вы и сказали, обладает неоспоримой прелестью. - Мистер Форбиден взглянул на меня - с той мягкой насмешливостью, к которой я успела привыкнуть, - и обратился уже ко мне. - Ваша игра не самая техничная, но в ней есть душа. Ваш голос не обладает должной силой, а интонация его не самая чистая, но он искренен. В вашей песне я услышал и неподдельные эмоции, и истинную страсть. И подобное куда больше впечатляет меня, чем самый прекрасный голос и самое виртуозное исполнение, за которыми не стоит ничего, кроме холода самолюбования. - Ослепительно улыбнувшись обескураженной Элизабет, он галантно, но непреклонно высвободил свою руку из её пальцев, чтобы встать с софы. - Не относится ни к кому из присутствующих, конечно же.

Булавка в моём сердце мигом исчезла.

- Вы слышали самого Листа? - восторженно уточнила Эмили.

- Посчастливилось бывать на его концерте во время моих путешествий.

- О, как я вам завидую!

- Вы, должно быть, очень много странствовали, мистер Форбиден? - спросила Бланш; в её огромных глазах сияло столько детского любопытства и неподдельного восхищения, что Джон посмотрел на хозяина Хепберн-парка уже ревниво. - И, должно быть, много разного видели и слышали в этих странствиях?

Мистер Форбиден, не отводя взгляда, улыбнулся - мне одной; и я невольно улыбнулась в ответ, вновь вспоминая наши встречи у 'Белой вуали'.

Конечно, Шекспир был далеко не единственной темой наших разговоров. Мы говорили о многом, пока сидели у водопада или ехали бок о бок по вересковым полям. И мистер Форбиден много рассказывал о странах, которые ему довелось повидать в своих путешествиях - а последние годы, как я поняла, он только и делал, что путешествовал. Рассказывал о чудных городах, странных обычаях, чужих людях и фантастических существах, живущих бок о бок с ними, как наши фейри. Рассказывал, как в суровых арктических землях Канады - судьба занесла его даже туда, - он нашёл рядом с мёртвой матерью-волчицей нескольких полярных волчат, из которых к тому времени ещё жив был только один. Теперь этот волчонок вырос в красавца-волка, а во время наших бесед лежал у моих ног, иногда тыкаясь холодным носом мне в руку, как собака; и я гладила его загривок, любуясь снежным, с небольшой рыжинкой мехом и пушистым хвостом.

Ещё мистер Форбиден рассказывал о диковинных вещах и изобретениях, которые он повидал в своих странствиях: как по чужим странам, так и по нашей родной. О фотографиях и электрических лампочках, о телегах с электромотором, которые ему показывали в Руссианской империи, и телеграфах, которые уже могли передавать не только текст, но и изображения. О том, что раньше могли творить только маги, а теперь созидали простые смертные.

'Неужели может случиться так, что когда-нибудь нужда в магии отпадёт? - спросила я у него тогда, слушая его со смесью приятного волнения и недоверия. - Если однажды эти изобретения станет доступны каждому...'

'О, нет, - ответили мне. - Я надеюсь, у нас хватит ума не вытеснять магию технологиями, а позволить им мирно идти рука об руку. Тогда наш мир может достичь истинной гармонии... и величия. Но кто знает'.

- Да. Я видел и слышал многое, - наконец молвил мистер Форбиден, отвечая Бланш. - И выступление герра Ференца, должен признать, было одной из самых удивительных вещей среди всего этого.

Отец с улыбкой качнул головой:

- Так вы ещё и тонкий музыкальный ценитель, мистер Форбиден? Воистину многогранная личность.

- Вы льстите мне, мистер Лочестер. Ничего подобного.

- Полно. Вы пролили бальзам на душу старика. Я всегда любил игру Ребекки, но когда твою дочь сравнивают с самим герром Листом, это чего-то да стоит. - Отец мягко махнул рукой в мою сторону; кажется, он и правда был горд и растроган. - И всё-таки порадуй свою матушку, Ребекка. Исполни что-нибудь... подобрее.

Я не стала упрямиться, покладисто заиграв прелюдию Баха, одну из тех, что попроще: романтичную, мелодичную и светлую. В конце концов, настроение у меня и правда изрядно улучшилось.

Какая же я глупая. Из одной улыбки, за одну-единственную песню успела придумать себе невесть что.

Это так... по-девичьи.

Я слышала, как гости возобновляют свои разговоры, и это окончательно меня успокоило. Куда проще играть, если знаешь, что тебя особо не слушают.

Впрочем, спустя некоторое время к роялю подступил чёрный силуэт, небрежно облокотившись на лакированную крышку.

- Должен сказать, злые пьесы у вас получаются лучше, - заметил мистер Форбиден. - Больше соответствуют вашей натуре.

- А, может, они просто больше вам по вкусу из-за вашей натуры? - не отрывая взгляда от клавиатуры, откликнулась я, продолжая играть.

- Даже не собираюсь отрицать, но вы не хуже меня знаете, что вы та ещё маленькая злюка. Потому-то мы с вами так и спелись, - в его голосе я услышала улыбку. - К слову, пока вы музицируете, ваши подруги бессовестно пользуются прекрасными творениями Баха в качестве прикрытия, обсуждая 'Монаха' Льюиса*.

(*прим.: готический роман 19-летнего англичанина М. Г. Льюиса, впервые напечатанный в 1796 году, в своё получивший широкую и скандальную известность)

Это всё же заставило меня на миг поднять глаза, немедленно взяв неверную ноту, но зато получив возможность посмотреть на Бланш, Эмили и Лиззи. Те о чём-то оживлённо шушукались, сидя рядышком на софе и периодически воровато косясь на своих родительниц, затеявших новую партию в вист.

Да уж, если б матушка услышала, о чём они говорят...

- Не понимаю, как можно обсуждать подобную вульгарную, отвратительную и грязную вещь, - бросила я, вновь устремив взгляд на клавиши, старательно извлекая пальцами нежные мажорные переливы звуков, похожие на арфовые.

- Как? Вы называете таковой книгу, которая пришлась по вкусу самому Маркизу де Саду?

- Это тоже многое говорит о предмете обсуждения.

- Бедняжка Ребекка. Боюсь, вы ничего не смыслите ни в литературе, ни в развлечениях, - его голос уже искрился иронией. - Пока вы тайком читали Шекспира, размышляя о хитросплетении его интриг и коварстве его злодеев, они хранили под подушкой Льюиса, и разум их увлекали совсем иные мечтания. Пока вы проводите время в скучных беседах со мной, они обсуждают подоплёку любовных похождений сладострастного священника, включающих в себя изнасилование, сатанизм, инцест, убийства и разлагающиеся тела новорожденных детей, что куда увлекательнее.

- Благодарю, но я всё же предпочту поскучать.

- Однако вам ведь нравятся романы о призраках и прочей нечисти. И, готов поспорить, вы не раз мечтали стать героиней одного из них. Мрачные тайны, зловещие замки, кровавые убийства... всё лучше серых обыденных будней среди вашего скучного семейства, которые так вам опостылели. Скажете, нет?

Он снова смеялся надо мной. Впрочем, смех его не оскорблял меня. То ли потому, что его насмешки надо мной носили оттенок ласкового подтрунивания, но не обычного цинизма по отношению ко всему и вся. То ли потому, что я прекрасно осознавала его правоту.

Ведь я понимала, что именно сходство со страшной сказкой, окрашивавшее нашу с ним игру - делало её такой привлекательной для меня.

- Романы романам рознь. И, может, однажды мне ещё доведётся побыть героиней подобной истории, - заметила я невзначай. - Реальная жизнь порой оказывается куда удивительнее романов... и страшнее.

Мистер Форбиден усмехнулся, слушая, как истаивают последние ноты прелюдии.

- Поверьте, мисс Лочестер, в действительности оказаться в центре подобных событий несладко. - Он подал мне руку, приглашая подняться из-за инструмента. - И в настоящем страхе нет ничего романтичного.

Я охотно позволила проводить себя до ближайшего кресла; прищур Элизабет, внимательно следившей за нами, заставил меня ощутить капельку некоего злорадного удовлетворения, и куда больше - сердитости на себя за подобное чувство.

Потом мы ещё какое-то время слушали ангельский голосок Бланш, распевавшей милые романсы о любви. Вскоре, однако, вечер подошёл к концу. Кто-то собрался уезжать, кто-то - идти в предназначенные им на ночь комнаты... однако прежде мистер Форбиден неожиданно пригласил всех присутствующих завтра же встретиться снова, но в Хепберн-парке.

- Эту старую развалину так давно не оглашали отзвуки бесед благородных джентльменов и голосов прелестных леди. - На этих словах 'корсар' чарующего улыбнулся матушке, и та невольно зарделась, поправляя причёску. - Буду счастлив отужинать в вашей компании. И, конечно, ночь вы тоже проведёте там: должны же вы получить возможность проверить, действительно ли в Хепберн-парке водятся привидения, а эти негодники, как известно, проявляют себя исключительно в мрачные полуночные часы.

Это вызвало взбудораженные перешептывания у девочек и заинтригованные - у женщин, а также благосклонные кивки мужчин, не замедливших ответить согласием. Как я поняла, после стрельбы по тузам почти все они прониклись к мистеру Форбиден глубоким уважением; а кто не проникся, тот просто был не прочь погостить в шикарном поместье и полюбопытствовать, как же там обустроился новый сосед.

- Прекрасно. - Мистер Форбиден перевёл взгляд на меня. - Тогда увидимся завтра в моей скромной обители.

Только я могла прочесть в этой фразе не простые обыденные слова, брошенные в качестве прощания, а подразумевающееся под ними 'встречи на перекрёстке не будет'.

Что ж, печально. Впрочем, не так, как если бы завтра наша встреча вовсе не состоялась. К тому же теперь я получу возможность относительно вольготно осмотреться в Хепберн-парке, чего мне давно хотелось.

Когда мистер Форбиден благополучно отбыл, я вдруг поняла, что до приезда Рэйчел осталось совсем немного времени, и с её появлением мне уже будет не выехать на прогулку одной. Забавно... ещё две недели назад мысль о её приезде вызывала у меня радость, а теперь - досаду. Ещё две недели назад я воспринимала её визит как нечто приятное, а теперь - как помеху.

А там и Том вернётся, заставив готовиться к свадьбе и вновь думать о решении, которое я должна принять...

Впрочем, текущее положение вещей всё равно не могло длиться вечно. Рано или поздно что-то должно было положить нашим встречам конец. Это было правильным.

Но до всего этого у меня ещё было время. Время, дарившее мне свободу, время, которое я могла посвящать влекущей тайне мистера Форбидена.

И, лёжа тем вечером в постели, готовясь заснуть, я с предвкушением гадала, сколько же скелетов отыщется мной в пыльных шкафах Хепберн-парка.

Глава одиннадцатая

На следующий день, сидя в экипаже и глядя на приближающийся Хепберн-парк, я слушала восторженное щебетание Бланш, которая гадала, встретим ли мы ночью привидение покойного лорда Хепберна и его предков.

Хепберн-парк строили всего в два этажа, однако над его зубчатой крышей тут и там возвышались готические башенки. Кроме того, левое крыло особняка вершила уже полноценная высокая башня, увенчанная смотровой площадкой. Там-то радушный хозяин и выделил гостям комнаты, в которых нам предстояло скоротать грядущую ночь. Приехали все, кроме мистера Хэтчера: тот ещё вчера сказал, что прибудет, лишь если ему позволит работа, так что никто не удивился. Я немного опасалась, как посторонние воспримут Лорда, однако волка нигде не было видно. Наверное, снова ушёл в лес охотиться.

Когда все собрались, мы отобедали в громадной столовой - за таким столом, что с одного конца было плохо видно другой, - и после еды, весьма вкусной и даже изысканной, нам любезно показали особняк. Дамы восторженно ахали, оценивая тонкие узоры на персидских коврах, искусную рисовку картин и прочие дорогие безделушки, скрашивавшие мрачные интерьеры больших комнат, тёмных даже днём; а напоследок нас завели на ту самую смотровую площадку, с которой открывался впечатляющий вид на лес и поля, убегавшие за горизонт. У самых наших ног расстилался сад Хепберн-парка: зелёный и ухоженный, выполненный в пышном помпезном стиле, с чёткой симметрией дорожек и клумб, фонтанов и древесных аллей. Я не слишком любила подобное, мне больше по душе был некий творческий беспорядок, царивший в саду родного Грейфилда... но зато я с удивлением обнаружила внизу огромный лабиринт, расползшийся между клумбами вязью хитросплетённых зелёных стен. Пока остальные восторгались красотами вокруг, я нашла взглядом путь сквозь него и попыталась запомнить последовательность поворотов.

Это пригодилось мне, когда после осмотра особняка нам предложили осмотреть сад.

Обнаружив лабиринт, девушки немедля загорелись желанием его пройти. Это мы и попытались сделать, разделившись по парам и начав с разных концов: Бланш с Лиззи, я с Эмили. Начали мы довольно бойко, но потом от трескотни моей спутницы я сбилась со счёта. Уткнувшись в тупик пять раз кряду, мы махнули рукой и вернулись обратно ко входу.

Выводить Бланш с Лиззи и вовсе пришлось мистеру Форбидену. В какой-то момент девушки вконец запутались и начали жалобно кричать, призывая кого-нибудь на помощь. В итоге Лиззи покинула зелёные коридоры, весьма убедительно изображая полуобморочное состояние, позволившее ей опереться на руку хозяина лабиринта и томно прильнуть к нему, дабы не упасть. И хоть мистер Форбиден не замедлил сдать её на руки ахающей матери - с усмешкой ещё саркастичнее обычного, - Элизабет потом не преминула небрежно заметить, что хозяин Хепберн-парка явно проявляет к её скромной персоне некое особое внимание, и она порядком смущена и даже не знает, что об этом думать.

Так прошло время до ужина. После кто-то захотел сыграть в карты, кто-то - в бильярд, а кто-то предпочёл шарады; и я сидела за карточным столом, пытаясь разделить общее веселье, но всё больше понимая, что меня оно лишь раздражает, и я не променяла бы единственную нашу встречу у водопада хоть на десять подобных вечеров. Там мы были настоящими, там мы обсуждали настоящие вещи: религию и политику, изобретения и философские веяния, прошлое и дерзкие догадки о будущем... один наш разговор особенно запомнился мне.

'Человек всё-таки весьма зловредное создание, - проговорил мистер Форбиден тогда; мы уже возвращались от 'Белой вуали', но шли по вересковым полям пешком, ведя коней под уздцы. - Фейри владели этими землями до нас, однако вот они, мы. Люди, вытеснившие самых могущественных представителей Сказочного Народа в Дивную Страну. Те, что остались, предпочли создать свои поселения и жить там, но не терпеть страх и недружелюбие, обитая рядом с людьми. А будь они такими же отсталыми и беспомощными, как несчастные индейцы... - концом стека он метко сбил верхушку чертополоха, мимо которого мы проходили. - Мне жаль вас, мисс Лочестер. Вы родились немножко не в то время. Сейчас женщины и фейри - бесправные существа, однако за их права уже начинают бороться, и я надеюсь на закате жизни ещё увидеть плоды этой борьбы'.

'И вы думаете, когда-нибудь что-нибудь изменится? - горько спросила я, глядя на Лорда, бежавшего рядом со своим хозяином. - Все эти рамки, стены между сословиями, правила приличия... по-моему, сейчас они жёстче, чем когда-либо, и я не вижу света на горизонте, способного разогнать эти тучи'.

'Это агония умирающего, мисс Лочестер. Последние и потому особо отчаянные попытки цепляться за жизнь. Вы же видите, что происходит... мир стоит на пороге великих перемен, но общество боится их. Будущее наступает стремительнее, чем когда-либо, но люди пытаются удержать прошлое. Удержать то, что имеют, ставшее таким уютным и привычным. Однако те же сословные рамки мало-помалу стираются... боюсь, правда, даже если формально они исчезнут, то из людских умов уйдут ещё не скоро. Как и текущие взгляды о роли, предназначении и обязанностях женщин. Но помяните моё слово: пройдёт какая-то сотня лет, и девушки получат возможность работать юристами или стражниками наравне с мужчинами, дети знати и простолюдинов смогут вместе сидеть за школьной партой, и даже деревенские жители будут кланяться одному лишь королю. Если, конечно, монархию к тому времени ещё не свергнут'.

'Ну, это уже совсем выдумки!'

'Отчего же? Один раз уже пытались'.

'И результат нам известен'.

'История нас рассудит, - пожал плечами мистер Форбиден, прежде чем насмешливо пропеть, - боги, храните королеву!'

Я даже сейчас улыбнулась, вспоминая об этом. То были настоящие разговоры, а здесь... здесь я наблюдала только блестящие фантики, пёстрые обёртки, прикрывающие суть всех присутствующих.

И именно это я вынуждена была наблюдать большую часть своей жизни.

- Давайте сыграем в прятки! - вдруг азартно предложила Бланш, которой шарады явно успели надоесть. - Я так соскучилась по пряткам, а Хепберн-парк подходит для этого как нельзя лучше! Здесь столько комнат, таинственных закоулков, огромных шкафов... вы ведь разрешите, мистер Форбиден, правда?

'Корсар' улыбнулся, глядя на мою сестру так, будто перед ним нечто крайне бестолковое, но маленькое и умилительное. Вроде котёнка, неуверенно шагающего на нетвёрдых ещё лапках, мотая большой головой и жалобно попискивая.

- И вы не боитесь того, что можете найти в этих шкафах, мисс Бланш? - спросил он. - Вдруг я прячу там тела своих жён, а каждое утро сбриваю синюю бороду?

Бланш звонко засмеялась:

- Что за глупости, мистер Форбиден! Вы такой славный, а я уже слишком взрослая, чтобы верить во всякие глупые сказочки, которыми пугают детей.

- Смешать бы вас с вашей сестрой, и вышла бы идеально благоразумная женщина, - хмыкнул хозяин Хепберн-парка. Вздохнул. - Полагаю, это было бы негостеприимно с моей стороны, отказывать гостье в подобном безобидном капризе.

Конечно же, с наибольшим энтузиазмом к затее отнеслись юные барышни. Матушка заявила, что уже слишком стара для подобных развлечений, джентльмены по большей части отшутились, что рискуют застрять даже в таких просторных шкафах, каковыми являются здешние - но Бланш упросила участвовать и Джона с отцом, и самого мистера Форбидена... и меня. В итоге решили, что четыре девушки будут прятаться, а мужчины - искать.

- Разбейтесь по парам, - велела матушка, наблюдавшая за происходящим со снисходительной улыбкой. - Пускай Бланш снова идёт с Элизабет, а Ребекка...

- Нет, - отрезала я, понимая, что не вынесу нового уединения с болтушкой Эмили. Мне хватило и лабиринта. - В конце концов, у нас трое водящих. Стало быть, и мы должны спрятаться в трёх разных местах.

- Ребекка, как можно? - возмущённо воскликнула мать. - Юные девушки будут сидеть совсем одни в тёмной комнате или, ещё лучше, в шкафу?! Вы же умрёте от страха!

- Я боюсь темноты, - жалобно проговорила Эмили, глядя на меня с мольбой.

- Зато я не боюсь, - безжалостно откликнулась я.

- А вдруг здесь всё-таки водятся привидения?!

- Ничего страшного, - проговорила Элизабет, старательно придав своему голосу великодушно-мужественное выражение. - Пускай Эмили прячется с Бланш. Я пойду одна, как и Ребекка.

- Лиззи, дорогая моя! - вскинулась миссис Гринхауз. - Я буду волноваться, как ты там!

- Не волнуйся, мама, - трагически возвестила Элизабет. - Я не боюсь ни тёмных шкафов, ни призраков.

'А ещё хочу, чтобы меня, такую смелую и такую беззащитную, на грани обморока обнаружил мистер Форбиден, и сделаю для этого всё возможное', мысленно добавила я продолжение фразы. Чудесный ведь выйдет момент... а, может, и повод скомпрометировать гостеприимного хозяина.

И, видимо, именно последнее послужило причиной того, что на том мы и порешили.

Мужчины остались в гостиной, давая нам пять минут форы. Мы выбежали за дверь, и на этом наши пути разошлись: Эмили с Бланш побежали наверх, Элизабет - в сторону башни для гостей, я же направилась в холл, через который можно было выйти в другие части дома.

Прятки. Что ж, всё веселее, чем сидеть в гостиной. Можно было бы воспользоваться случаем, дабы поискать нечто интересное... но, учитывая, что кто-то в это время будет искать меня - пожалуй, я отложу своё расследование до ночи, когда моё местонахождение точно никого не заинтересует.

И поэтому сейчас я тихонько открыла входные двери, чтобы выскользнуть в сад - и, посмеиваясь, направилась к лабиринту по дорожкам, залитым сиянием почти полной луны. Пусть играют, сколько хотят; я лучше попробую снова сделать то, чего мне действительно хочется. Весенняя ночь была прохладной, и в лёгком платье мне мигом сделалось зябко, но не настолько, чтобы это вынудило меня вернуться.

Вступая в лабиринт, я вспомнила последовательность, которую заучивала на крыше. Считая повороты, пошла вперёд по гравию, легонько шуршащему под ногами.

Направо. Пропустить два.

Глупенькая Элизабет. Пусть мистер Форбиден и проявляет по отношению к соседям любезность, которой даже я от него не ожидала, но я сильно сомневаюсь, что его действительно так уж волнует их мнение о его скромной персоне. Скорее он играет с ними так же, как со мной.

Налево. Пропустить один.

Даже при самом худшем раскладе хозяину Хепберн-парка будет абсолютно всё равно, что там о нём судачат. Не говоря уж о том, что Элизабет в подобном случае пострадает куда сильнее. Одно дело контрабандист, который обесчестил кого-то и не женился, другое - добропорядочная девушка, которая это позволила. Мистер Форбиден будет и дальше беспечально жить волком-одиночкой, а вот Лиззи весьма желательно выйти замуж, и удачно. С подмоченной репутацией же сделать это будет весьма непросто.

Налево. Пропустить три...

В этот миг я и услышала позади себя чужие шаги.

Они были лёгкими, неторопливыми, но неуклонными. Они почти вторили моим, и дорожки лабиринта откликались на них рассыпчатым шелестом.

Они были совсем недалеко... а мне вдруг ярко и отчётливо вспомнился сон, который я видела в вечер знакомство с мистером Форбиденом.

Ночь. Лабиринт. Волк...

Сердце, пропустив удар, забилось сильнее - и, сама толком не понимая почему, я ускорила шаг.

Направо. Пропустить один.

Кто покинул дом и пошёл в лабиринт за мной? Тот, о ком я думаю? И если да, как он меня нашёл - и зачем?..

Направо. Пропустить два... или три? Преследователь сбил меня с мыслей, вынудив снова забыть затверженный путь. Решив, что всё-таки два, я скрылась за очередным поворотом; прислушалась к шагам, звучавшим определённо ближе, чем раньше - но не побежала. Во тьме высокие стены, сплетённые мелкой листвой и причудливо изогнутыми ветвями, казались серыми, повороты - сплошь одинаковыми, и третий из них завёл меня в тупик. Немедленно развернувшись - под размеренный аккомпанемент шагов кого-то, настигающего меня, - я вернулась назад, чтобы выбрать другую дорогу, но и тут вскоре уткнулась в глухую стену.

Когда я повернулась, бежать было уже поздно.

Мистер Форбиден стоял прямо напротив меня, перекрывая путь к выходу. Стоял на другом конце длинного ответвления, оказавшегося ловушкой, и лицо его размывал ночной мрак.

- А, мисс Лочестер, - молвил он мягко. - Вот я вас и поймал.

И медленно двинулся вперёд.

Я почему-то попятилась, прижавшись спиной к зелёной стене, отрезавшей возможность отступления. Сглотнула, смягчив горло, пересохшее от участившегося вдруг дыхания.

Видимо, сон мой всё-таки был вещим...

- Смотрю, вам понравился мой лабиринт, - произнёс мистер Форбиден. - А вы непослушная девочка. Любите играть не по правилам.

В его голосе я вдруг вновь уловила те мурлыкающие проникновенные нотки, с которыми он когда-то велел мне читать Шекспира - и ощутила, как в прохладной ночи мне почему-то становится жарко.

- А вы - выслеживать меня, видимо, - сказала я, беспомощно глядя, как расстояние между нами неумолимо сокращается.

А ведь теперь при мне нет ножа. И даже если б был, смогла бы я пустить его в дело?

Захотела бы?..

- Просто я слишком хорошо представляю ваш образ мыслей, - сказал мистер Форбиден, пока шуршание гравия под его ногами отмеряло его шаги; они были выверенными и лёгкими, точно тихий стук метронома. - А из всех, кого я мог искать, вы самая интересная... участница.

- Мнится мне, вы хотели сказать 'жертва'. Или 'добыча'.

- Да вам никак нравится в своих мыслях примерять на себя красный капюшончик?

- Лишь если вам по душе примерять шкуру большого злого волка.

Он не сбился с шага. Лишь улыбнулся: подступив уже так близко, что я отчётливо видела его лицо.

- Неужели любительница страшных сказок так и не поняла, что маленьким девочкам не стоит гулять в одиночку? И убегать из дома в темноту, где таится много опасностей? Вы делаете это непозволительно часто.

- Я уже говорила. Я не боюсь темноты.

Он наконец замер. Рядом: нас разделял только шаг. Во тьме глаза его выцвели, утратили обычную разницу, но пляшущие в них искры я видела совершенно отчётливо - и поняла, что снова теряюсь в его взгляде. Тёплом, глубоком, манящем бархатной чернотой... чернотой мрака, дарящего забвение сладкого сна.

Вечного сна.

- Напрасно. Вот она - темнота. Вот он я, который, поверьте, может быть весьма опасен, - он уже почти шептал. - И что вы будете делать теперь, мисс Лочестер? Куда побежите, если ваша смерть опалит вас своим ледяным дыханием?

Я прикрыла глаза: в странной обречённости, сама не зная, почему не пытаюсь бежать или кричать.

Широко распахнула - когда прикосновение к моему лицу заставило меня вздрогнуть, точно от пощёчины.

Его прохладные пальцы скользили по коже медленно, осторожно. Они откинули растрепавшиеся волосы с моего лба, бережно заправили за ухо непослушный локон - и двинулись от виска к скуле, едва касаясь. Потом - ниже: нежным туше - по щеке, дразнящей лаской - по шее, прежде чем цепко поддеть подбородок. Заставили вскинуть голову, чтобы их обладатель мог снова вглядеться в мои глаза так пристально, будто искал в них ответ на неведомый мне вопрос.

Я должна была хлестнуть его по руке. Должна была ударить его и бежать, пресечь все вольности, пока те не зашли слишком далеко. Его касания были приятны, они разливали в крови мучительно-сладкое тепло, которого я никогда не испытывала прежде - недозволенная реакция, почти пугавшая меня... но мысль о том, что эти же ласковые пальцы могут скользнуть к вырезу платья, пугала меня совершенно точно.

И, прекрасно понимая, что происходит и может произойти - я всё ещё не бежала. И не кричала.

Он не перейдёт черту. Он не поддастся порыву, которому когда-то поддался Том, не сделает ничего, что я не хочу или к чему не готова. Это было безумием, но откуда-то я знала это, и знала совершенно точно.

Или просто верила настолько, что это казалось мне знанием.

Но, похоже, это и было тем ответом, что он искал.

- Вы не боитесь меня, - произнёс 'корсар' наконец.

Не спрашивая - утверждая.

- Нет.

Мой ответ прозвучал приглушённо и хрипло, на грани шёпота и выдоха.

- И снова напрасно. - Он улыбнулся, но эта улыбка отчего-то была невесёлой. Отвёл пальцы, высвобождая мой подбородок, опустил руку - и мне вдруг снова стало холодно. - Когда я говорил про опасность, я не шутил. Вы не бежите от того, от кого бежали очень многие.

- Правда? Чем же вы так опасны?

Он не ответил.

Лишь улыбка его померкла.

- Вы поражаете меня, Ребекка, - сказал он затем. - Я знаю, что вы видите мою тень. Вы не готовы поддаться ни мне, ни ей, вы брали с собой нож, готовясь ей противостоять. Но она и правда вас не пугает - вы просто... учитываете её существование. Вы, вчерашний ребёнок... - он помолчал. Чуть отвернулся, глядя теперь не на меня, а в темноту. - Впрочем, может, в этом всё дело. Вы слишком юны, чтобы в полной мере понимать: этого стоит бояться.

Я облизнула губы.

Спроси, шепнуло что-то внутри меня. Спроси сейчас.

Спроси то, что тебе так хочется спросить...

- Мистер Форбиден, - проговорила я, кое-как выталкивая слова сквозь сухое горло. - Скажите... я права, когда думаю, что вы...

Он посмотрел на меня - и окончание фразы замерло на языке.

Я не могла это произнести. Потому что это прозвучало бы слишком прямо и слишком глупо. Потому что я боялась услышать ответ. И, смолкнув, я отвела взгляд, но чужие пальцы уже коснулись моего лица: большой - линии подбородка, остальные - щеки. Они легли на кожу мягко, но непреклонно, заставив меня повернуть голову, снова взглянув на хозяина лабиринта.

- Да, Ребекка? - спросил он, держа моё лицо в своей ладони.

В голосе его пробились какие-то странные шелестящие нотки - словно обманчиво ласковый шелест сонных маков, ядовитых и пьянящих, - и я сглотнула, вновь увязая в тёмном дурмане его взгляда.

Спроси...

- Когда думаю... что вам приходилось убивать? - всё же прошептали мои губы.

Заветное слово 'оборотень' они произнести так и не решились. Ну и пусть.

Правдивого ответа на этот вопрос мне будет вполне достаточно.

'Корсар' долго смотрел на меня. Затем, не опуская руки, сделал последний шаг, разделявший нас.

Когда другая его ладонь легла на мою талию, притягивая ближе - меня пробила мелкая дрожь.

- А если я отвечу 'да', вы наконец-то испугаетесь и побежите? - Его тонкие губы оказались так близко от моих, что выдохи, с которыми он произносил слова, обжигали меня почти поцелуями. - Если узнаете, что за спиной у меня прошлое, полное крови, что я видел вещи, которые вашим невинным глазкам лучше не видеть никогда, и делал то, о чём вам лучше вовек не слышать... - Он прищурил глаза, заполнившие собой всё, что я видела. - Скажите, Ребекка, вы отвернётесь от меня?

Я, не мигая, смотрела во тьму, манившую меня, плещущуюся в его зрачках.

Это и есть ответ? Вернее сказать, признание? Что ж, если и так - вопреки ожиданиям, оно меня не испугало.

Испугало меня другое: правда, которую я внезапно остро и отчётливо осознала.

Которую озвучила миг спустя.

- Нет, - тихо, очень тихо ответила я. - Не отвернусь.

Ещё секунду он, щурясь, смотрел на меня. Ладонь, лежавшая на моей щеке, дрогнула, палец, до того придерживавший подбородок, вдруг скользнул по приоткрытым губам... прежде, чем 'корсар' отвёл руку - чтобы миг спустя коснуться ею моего затылка. Неумолимые пальцы зарылись мне в волосы; и когда хозяин Хепберн-парка с силой, почти рывком привлёк меня к себе, заставляя прижаться к нему всем телом, я вновь закрыла глаза - теряя равновесие вместе с самообладанием, не в силах дышать. Да и не желая.

Зачем я ступила на эту тропинку? Зачем делала всё, что делала? Зачем затеяла эту игру, зачем позволила себе так увлечься человеком, который может оказаться не человеком даже? Зачем позволила себе почувствовать то, что чувствую - к тому, союз с кем для меня заведомо невозможен?

Бедный мотылёк, давно уже опаливший крылья, не заметив этого, так долго путавший полёт и падение...

Я ждала поцелуя - но он просто обнял меня, держа так крепко, что в любой момент, казалось, мог переломить. Мои губы коснулись его плеча - чёрного жилета, прохладного и шёлкового, совсем как его пальцы, тоже пахшие горькой сладостью миндаля, полыни и вереска.

Зато его губы коснулись моего уха: лёгким, почти невесомым поцелуем, заставившим меня вдохнуть так резко, что я почти закашлялась.

- Глупая девочка, - прошептал 'корсар' - но в этом глухом шёпоте вместо страсти я услышала внезапную горечь. Помолчал. - А я - глупец втройне.

Зарылся носом в завитки каштановых локонов у моего виска, глубоко, прерывисто вдохнул... и, отстранившись так же резко, как до этого обнял, подхватил меня под руку прежде, чем я начала падать.

- Некоторым секретам всё же лучше оставаться секретами, - произнёс мистер Форбиден негромко и бесстрастно. - Пойдёмте, мисс Лочестер. Нам лучше вернуться до того, как все поймут, что наше отсутствие - не игра.

Он повлёк меня к выходу: такой спокойный, будто лишь пару мгновений назад нашёл меня, а потом любезно предложил вывести из лабиринта. Ничего более. И это заставило меня испытать уже знакомое чувство - что всё, происходившее последние минуты, было только сном. Ярким, цветным... нереальным.

Может, так оно и есть, думала я, пока мы молча и быстро шагали сквозь ночь, возвращаясь в особняк тёмными дорожками лабиринта. Может, ничего этого действительно не было. Ни разговора, ни объятий, ни ласк. И впредь я буду думать именно так. Так нужно думать: ведь это будет проще и лучше для всех.

Да. Теперь, когда мы чинно идём под руку - всё правильно. Теперь, когда мы лишь учтивый хозяин и его юная гостья - всё так, как и должно быть.

Отчего же сейчас мне так пусто и больно, как недавно было тепло?..

Глава двенадцатая

Все давно уже разошлись по своим комнатам, и я, раздевшись, сидела на постели, потерянно расчёсывая волосы - механическими, неживыми движениями, - когда в мою спальню вдруг проскользнула Бланш.

Её вид вывел меня из оцепенения, в котором я пребывала.

- Ты с ума сошла? - воскликнула я; сестра была в одной ночной рубашке, как и я, лишь шаль набросила сверху. - В таком виде шла по коридору?

- Кто бы говорил! - Бланш, хихикая, села на край кровати, на резных столбиках которой покоился тёмный бархатный балдахин. - Можно подумать, тебе дозволительно всё время нарушать правила, а мне ни разочка нельзя.

- Так хочешь выслушивать от матушки то же, что регулярно выслушиваю я?

- Ты же ей не скажешь, а больше она никак не узнает, - безмятежно ответила сестра. Взглянув в окно, за которым разливала свой серебряный свет почти круглая луна, резко посерьёзнела. - Ты ведь не пойдёшь искать привидений, Бекки?

Я невольно улыбнулась, даже несмотря на невесёлые мысли, вихрившиеся в моей идущей кругом голове:

- А ты хотела пойти со мной?

- Нет. Вернее, днём хотела, а теперь не хочу. И желала убедиться, что ты не пойдёшь. - Бланш, поёжившись, плотнее закуталась в шаль. - Просто... мне кажется, они и правда могут здесь обитать. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Ты ведь не пойдёшь, правда?

Вздохнув, я погладила сестру по волосам, рассыпавшимся по её плечам витыми золотыми нитями.

Сама того не зная, Бланш задала мне вопрос, мучивший меня с тех пор, как я пересекла порог этой спальни.

Остаток вечера после возвращения из лабиринта прошёл для меня, словно в тумане; я смутно помнила, как мистер Форбиден объявил, что нашёл меня в одной из комнат, и как я сидела в углу, не слыша никого и ничего, думая обо всём, что произошло, и обо всём, что я услышала.

Могла ли я считать его слова признанием? Или же нет? Я понимала, что часть меня отчаянно хочет верить в последнее: что всё сказанное им на самом деле не имело к нему отношения, что то были лишь отвлечённые вопросы, которыми мистер Форбиден хотел испытать мои чувства... но другая часть - та же, что вынудила меня в лабиринте задать свой собственный треклятый вопрос, - шептала, что это самообман. И чем больше я верила этому шёпоту, тем больше меркло во мне желание обследовать Хепберн-парк, ещё утром занимавшее все мои мысли.

Нет, я не верила, что найду в особняке привидений. Но верила, что могу обнаружить нечто куда страшнее. Доказательство того, что все мои опасения - правда.

И что я буду делать, получив их, я не знала.

- Не волнуйся, Бланш. Не пойду, - произнесла я.

Сестра с облегчением кивнула. Потом без всякого перехода заявила:

- Мистер Форбиден, оказывается, такой славный! И совсем не страшный. Мне хотелось бы, чтобы он был нашим дядей. - Её голос звучал застенчиво и немножко мечтательно. - Всегда хотела дядюшку, который бы нянчил нас с тобой и развлекал папу. Папе ведь не хватает в Грейфилде мужской компании, раз мы с тобой обе уродились девочками... - она вдруг нахмурилась. - Но я не могу понять, как Лиззи могла увлечься мистером Форбиденом. Он же старый!

Я отвернулась, чтобы Бланш не увидела выражения моего лица:

- Не такой уж и старый.

К счастью, мой голос прозвучал достаточно небрежно.

- Ну, ему же никак не меньше сорока!

- Сорок - это ещё далеко не старость. И выглядит он очень моложаво. К тому же, боюсь, Лиззи интересует в первую очередь не сам мистер Форбиден, а всё, что к нему прилагается.

- Бекки! Как ты можешь так говорить? - укоризненно воскликнула Бланш. - Разве Лиззи, наша Лиззи, может быть расчётливой и корыстной?!

Я скосила взгляд в её сторону: чтобы увидеть большие синие глаза, в которых плескалась та невинная наивность, к коей я так и не привыкла за минувшие семнадцать лет.

- Нет, конечно, - мирно произнесла я. - Действительно, глупость сказала.

Бланш удовлетворённо улыбнулась, и эту улыбку внезапно окрасила хитреца.

- А тебе он нравится, Бекки? - без обиняков поинтересовалось она, стараясь пытливо заглянуть мне в глаза.

Подобная бесцеремонность в подобной ситуации вызвала у меня смутное желание швырнуть в сестру подушку и велеть убираться вон - но я лишь произнесла, стараясь, чтобы голос не дрогнул:

- С чего ты взяла?

- Мне так кажется, - сестра с восхитительным простодушием пожала плечами. - Я же знаю, что тебе не нравится Том. А вот с мистером Форбиденом ты, похоже, неплохо ладишь. Как вы танцевали тогда! - в её глазах загорелся воодушевлённый огонёк. - А как он стрелял по тем тузам ради тебя, ах! И он похвалил твоё пение! Я так была рада и благодарна ему, когда он сделал это... всегда считала, что матушка незаслуженно тебя обижает, и если бы ты больше занималась, ты бы пела не хуже меня, а то и лучше. - Бланш вздохнула. - Жалко, что он такой старый... и контрабандист, и не знатный. Тогда, если бы он нравился тебе, а ты ему, родители могли бы отдать тебя за него замуж, и ты стала бы хозяйкой Хепберн-парк и всех этих богатств...

- Бланш, - очень ровно произнесла я, выразительно потерев глаза, - мне кажется, нам всё-таки пора спать.

- Ой, конечно! Прости, я совсем забылась со своей болтовнёй, а ведь сегодня был такой утомительный день. - Сестра тут же вспорхнула с постели торопливой птичкой. - Спокойной ночи!

Я смотрела, как она покидает комнату, аккуратно прикрывая за собой дверь. Потом, задув свечу, нырнула под одеяло: свернувшись калачиком в постели, устремив неподвижный взгляд в окно, расплескивавшее лунный свет по узорчатому ковру.

Хозяйка Хепберн-парка. Смешно. Но ведь Бланш снова попала в яблочко, сама того не зная.

Нравится ли мне мистер Форбиден? Глупо и дальше скрывать от самой себя, что да, и до такой степени, что впору испугаться. Нравлюсь ли ему я? Судя по тому, что произошло в лабиринте... но если он любит меня, то должен просить моей руки, верно? Он ведь знает, что наша помолвка с Томом - фикция, что моя рука и моё сердце свободно. И пусть родители никогда не согласились бы на этот брак - одно дело принимать любезного нувориша в своём доме и нанести ему ответный визит, и совсем другое отдать ему в жёны свою дочь, - но он ведь даже не касался этого вопроса.

А с другой стороны... если он действительно оборотень, о каком браке может идти речь?

Я закрыла глаза, кожей чувствуя прохладу одеяла; конечно, в кровать клали грелку, но даже это не помогло до конца справиться с леденящим холодом Хепберн-парка.

Если он оборотень, это объясняет всё. Все его слова. Всё его поведение. Ведь он не хуже - лучше меня понимает, какой опасности оборотень подвергает любую женщину рядом с собой. Я хотела бы найти другое объяснение всему, что видела и слышала, но не могла. И вместо того, чтобы сейчас искать последние доказательства того, что все мои догадки были правдивы, я лежу здесь и надеюсь заснуть: потому что убедиться, что тот, кого я ждала и кого полюбила, оборотень - было слишком страшно.

Я не боялась мистера Форбидена. Лишь ощущала некоторое презрение к себе при мысли, что убийца Элиота не вызывает у меня отвращения. Но я боялась того, что подобная правда делала отношения между нами невозможными. Ведь счастливых историй о любви к оборотню я не встречала, и их близких всегда ждал весьма прискорбный конец; а даже если бы я вдруг согласилась жить на пороховой бочке, готовой в любой момент взорваться подо мной - не согласился бы он.

Нет... я проведу эту ночь здесь, в своей спальне. Сделаю вид, что ничего не было. И у нас будет ещё несколько дней, прежде чем вернётся Том с какими-нибудь известиями. Правда, если известия эти будут такими, что отрицать ужасную правду сделается невозможным - или же Тому, напротив, не удастся узнать ничего, а между тем до намеченной свадьбы останется совсем немного времени...

Нет, не хочу думать об этом. Просто не хочу. Пусть я поступаю малодушно - но пока у меня ещё есть возможность, я хочу насладиться этим полётом падения. Ещё несколькими нашими встречами. Ещё несколькими нашими разговорами. Побыть маленькой глупой девочкой, которая закрывает глаза ладошками и верит, что от этого все чудовища исчезнут.

И поэтому, укрывшись одеялом почти с головой, я отвернулась от окна и, отдавшись во власть царившей в комнате тьмы, всё же уснула.

Меня пробудило неясное, но тревожащее ощущение. Несколько мгновений я лежала, пытаясь разобраться, что именно ощущаю... пока не поняла: моё лицо овевает сквозняк, отсутствовавший, когда я засыпала.

А ещё - ощупывает чей-то пристальный взгляд.

Осторожно, стараясь ничем не выдать своего пробуждения, я чуть приподняла ресницы.

Я лежала на боку, повернувшись к двери - так что мне отчётливо видна была и эта дверь, теперь приоткрытая, и тот, кто застыл на пороге, держа в руках свечу, осторожно прикрыв её ладонью. Мистер Форбиден смотрел на меня, пока огонёк, пляшущий меж его пальцев, бросал тени на его лицо, играя золотыми отблесками в глазах... и взгляд этих глаз окрашивала некая нехорошая задумчивость.

Будто их обладатель сейчас пребывал в тяжёлых раздумьях на тему, сможет ли он не совершить нечто, чего совершать не следует.

Я наблюдала, как он наблюдает за мной - почти физически чувствуя разноцветный взгляд, скользивший по моему лицу, по рукам, лежавшим поверх одеяла, и пальцам, которые я во сне по-детски прижала к приоткрытым губам. Наблюдала, тщательно стараясь дышать ровно и глубоко, несмотря на участившийся пульс, подделываясь под мерное дыхание спящего. Вдыхая, уловила, что сквозняк веет отзвуками резкого, странно знакомого аромата - и сообразила, что так пах абсент, бутылку которого отец держал в своём кабинете.

Мистер Форбиден... пил?

Что он здесь делает? И что сделаю я, если он всё-таки войдёт?..

В этот миг хозяин Хепберн-парка сделал шаг назад, отступая во тьму коридора; мне почудилось, что при движении он покачнулся, но шаг его был осторожным и абсолютно неслышным. Опустив ладонь, взялся за дверную ручку - и медленно, без единого звука прикрыл дверь, вновь оставляя меня в тишине и темноте.

Некоторое время я лежала, глядя туда, где он только что был: уже широко раскрытыми глазами. Потом, не выдержав, вскочила и метнулась к двери - но когда открыла её, в тёмном коридоре не видно было даже отблеска его свечи.

Я застыла, где стояла, пытаясь понять, что мне делать. Ночь лишала зрения, обостряя слух - и я слышала, как холодная тьма Хепберн-парка встречает меня шелестом ветра, скрипами и шорохами, похожими на призрачный шёпот. Щурясь, я вгляделась во мрак, привыкая к нему, начиная различать очертания предметов...

Когда неожиданное прикосновение к моей ноге заставило меня дёрнуться, едва не вскрикнув.

Как выяснилось, это был всего-навсего Лорд, в знак приветствия ткнувшийся белой мордой мне в колено - но лихорадочное биение моего сердца унялось ещё нескоро.

- Привет, - прошептала я с облегчением. Протянув руку, погладила волка по светлой шерсти между ушами - и зачем-то спросила, - где твой хозяин, не знаешь?

Лорд вскинул голову, глядя на меня, ластясь к моей ладони. Потом, вдруг скользнув вперёд, порысил куда-то, бесшумно перебирая когтистыми лапами по ковровой дорожке. Я следила, как он удаляется прочь - мои глаза уже адаптировались к темноте, слабо рассеиваемой лунным светом из окон, - но в конце коридора, у лестницы, ведущей наверх, Лорд замер и оглянулся, вопросительно глядя на меня.

Хочет, чтобы я шла за ним?..

Я посмотрела на приоткрытую комнату, звавшую меня обратно, манившую безопасностью покинутой постели. Ещё секунду колебалась.

Всего секунду.

А затем коснулась пальцами круглой медной ручки - и, решительно прикрыв дверь, быстро двинулась по тёмному коридору, следуя за белым волком.

Лестница была так темна, что подниматься приходилось на ощупь. Одна моя рука скользила по стене, отделанной деревянными панелями, пока другая придерживала полы ночной рубашки; прежде, чем сделать шаг, я осторожно нащупывала ногой каждую ступеньку. Во мраке за спиной мне чудились отзвуки, шёпоты, чужие шаги, вновь заставлявшие сердце бешено колотиться - но, замирая и прислушиваясь, я не слышала ничего. И правда впору было верить, что Хепберн-парк полон призраков...

К счастью, долго подъём не продлился. Вскоре Лорд вывел меня в другой коридор, располагавший двумя этажами выше того, откуда мы пришли; после лестничной тьмы лунный свет казался мне ярким, точно пламя. Коридор был знакомым, в его конце я заметила проход на другую лестницу, выводившую к смотровой площадке. Белой тенью скользнув мимо картин и гобеленов, пылившихся на стенах, волк поддел лапой дверь одной из комнат - и когда та поддалась, я поняла, что она была приоткрыта.

В последний раз оглянувшись на меня, Лорд исчез за порогом; а я, коротко выдохнув, на цыпочках приблизилась к двери, чтобы украдкой заглянуть внутрь.

Комната почти ничем не отличалась от той, что я покинула. Когда-то это явно была просто ещё одна спальня, но теперь её использовали скорее как склад: тут и там стояли чемоданы и сундуки, запертые тяжёлыми навесными замками. Те самые сундуки, о которых когда-то говорила Бланш? Полные золота и драгоценностей? Что ж, должен же где-то всякий уважающий себя корсар хранить награбленные сокровища...

Я ожидала увидеть мистера Форбидена, но внутри никого не было. А вот беспорядок - был. Шторы отдёрнули, и луна освещала картину в золочёной раме, которая стояла на полу, прислоненная к изножью кровати, и пустую бутылку, валявшуюся рядом. Рядом с бутылкой стояла маленькая деревянная шкатулка с откинутой крышкой, вокруг белели разбросанные письма, а чуть поодаль валялась ленточка, некогда наверняка связывавшая бумажные листки в аккуратную стопку. Один из сундуков был отперт, и теперь Лорд безмятежно лежал у него, косясь на меня.

Поразмыслив, я воровато вступила внутрь. Поморщилась от запаха абсента, разлитого в воздухе; думая о том, что уважающему себя корсару больше пристало бы пить ром, приблизилась к картине.

Это был портрет. Женщины, молодой и прекрасной. Рыжие локоны ниспадали на покатые плечи, грациозную шею украшала бархотка с изумрудом, пышный бюст обрамляло зелёное кружево вечернего платья; я машинально отметила, что такой фасон давно уже вышел из моды. Даже на портрете, неверно освещённым лунным сиянием, в выражении тёмных глаз незнакомки светился интеллект, а в улыбке - лукавство.

Она была обворожительно красива. Не чета мне, отчего-то грустно скользнуло в мыслях. Но почему её портрет не висит на видном месте? И кто она? Мать мистера Форбидена? Сестра?

Или старая возлюбленная?..

Ощутив невольный укол ревности, я опустила взгляд на пустую бутылку. Перевела на шкатулку, в которой, должно быть, хранились письма.

Нахмурившись, опустилась на колени, чтобы лучше рассмотреть то, что всё ещё лежало внутри.

Это было кольцо. Обручальное, слишком большое для женской руки. Непонимающе повертев его в пальцах, я положила его обратно. Взяла другую вещь, покоившуюся в шкатулке: тяжёлый медальон на золотой цепочке, с крышкой, украшенной вензелем-гравировкой, недвусмысленно гласившей 'Г. Ф.'.

Когда я открыла медальон, на ладонь мне выпал локон, перевязанный светлой ленточкой.

Некоторое время я рассматривала прядь рыжих волос, некогда бережно срезанную чьей-то любящей рукой. Аккуратно уложив её на прежнее место, закрыла медальон. Вернув украшение в шкатулку, смутно подозревая, как именно складываются обнаруженные мной кусочки мозаики, подняла с пола ближайшее письмо: конечно, восковая печать на нём была давно взломана. Сощурилась, силясь рассмотреть в неверном серебряном свете чернильные строчки, выведенные красивым витиеватым почерком, явно женской рукой.

Я догадывалась, какого рода письмо мне предстояло прочесть - однако написанному всё же удалось меня удивить; и когда я разобрала слова, вившиеся по плотной старой бумаге, у меня перехватило дыхание.

'Возлюбленный мой Гэбриэл!

У меня не хватает слов, чтобы выразить всё сожаление от того, что твоя работа, уже ненавистная мне, снова задерживает тебя. Без любимого супруга ни опера, ни балы, ни прочие развлечения Ландэна не милы мне. Если бы только мне можно было отправиться с тобой в те края, где теперь ты читаешь это! В твоём обществе глушь, куда тебя отослали, была бы мне милее всего столичного блеска. А ведь скоро моё деликатное положение будет уже не скрыть, и моя одинокая участь станет ещё тяжелее, ведь правила приличия не позволят мне выходить в свет, пока я не разрешусь от бремени. Надеюсь, к тому времени ты уже вернёшься, чтобы скрасить моё затворничество. Знай, дорогой муж: в час, когда наше дитя появится на свет, я хочу, чтобы ты был рядом. Лишь твоя поддержка и твоя любовь помогут мне справиться с этим испытанием. И... я хотела сообщить это тебе лично, но ты задерживаешься, а я просто не могу удержаться! Вчера наш лекарь снова обследовал меня и сказал, что боги милостивы, и я подарю тебе сына! Не могу дождаться дня, когда прижму к груди нашего прелестного мальчика и...'

В коридоре, оставшемся за моей спиной, послышался шум. Вздрогнув, я резко обернулась - и через открытую дверь увидела, что тамошний мрак рассеивают тёплые отблески далёкого свечного огонька. Уронив письмо, я мигом вскочила. Метнулась к огромному шкафу, темневшему по соседству с дверным косяком; рывком отворив дверцы, молясь, чтобы они не скрипнули, торопливо забралась в тёмное нутро пустующего гардероба.

И закрылась внутри буквально за миг до того, как в комнату вошёл мистер Форбиден.

Он вошёл стремительно, точно надеясь застать кого-то врасплох, но тут же замер. Сквозь щель между дверцами мне хорошо видно было его спину: в одной руке он держал канделябр с одинокой свечой, в другой - початую бутылку изумрудного стекла.

- А, так это ты открыл дверь, разбойник, - проговорил мистер Форбиден; я не видела его глаз, но он явно смотрел на Лорда, мирно лежавшего рядом с сундуком. - Я-то уж подумал...

Недоговорив, отвернулся - и сел прямо на пол, прислонившись спиной к стене напротив портрета. Поставив рядом канделябр, устремил взгляд на картину: рисованное лицо женщины теперь было прямо против его собственного.

Внезапная мысль о том, что этим вечером я всё же вынуждена была сыграть в прятки, почти заставила меня истерически хихикнуть.

- Вот я и вернулся, миссис Форбиден, - криво улыбнувшись, произнёс 'корсар'. Поднеся бутылку к губам, сделал большой глоток; он пил абсент из горла, лишь едва заметно морщась. - Уж простите, что отлучался... дрянная всё-таки штука, кровь фейри. Другому пары стаканов хватило бы, чтобы отправиться в царство Морфея, а мне вон... - он рассеянно взмахнул полной бутылью - в направлении пустой, валявшейся рядом с картиной, - пришлось добирать.

Отставив бутыль в сторону, рядом со свечой, он потянулся за одним из писем. Развернув лист, стал читать - но на лице его не отразилось и тени тех тёплых чувств, которыми веяли строчки, виденные мной. Напротив: чем ниже скользил его взгляд, тем сильнее уголки тонких губ кривила злая улыбка.

Миссис Форбиден. После всего, что я видела, это было логично - но слышать эти слова из его уст было странно и почти больно.

Так рыжеволосая красавица действительно его жена. И где она теперь? Почему 'корсар' не носит обручального кольца, почему читает её письмо с таким видом? Неужели где-то в Хепберн-парке есть комната, где он держит её взаперти?

Или...

Мистер Форбиден вдруг отшвырнул письмо в сторону - одним резким движением кисти, уже без улыбки. Вновь взявшись за бутылку, запрокинул голову, чтобы сделать несколько глотков; утерев губы рукой, уставился на портрет.

- Давненько мы с вами не беседовали по душам, миссис Форбиден. Думаю, пора это исправить. - Он поставил бутыль рядом с собой, не снимая пальцев с горлышка. Свободной рукой обвёл комнату; дуга, которую описали кончики его пальцев, вышла несколько неровной. - Как вам наше новое гнёздышко? Хэйл и окрестности - ужасно милое местечко. Как и люди, которые тут обитают. Крайне забавно за ними наблюдать... да и купить их хорошее мнение о твоей скромной персоне прискорбно легко. Немного любезностей, приглашение в гости да вкусный обед, подумать только, - его голос сочился ядом даже пуще обычного. - Всегда испытывал некое извращённое удовлетворение, получая очередное подтверждение того факта, что люди в большинстве своём - смехотворно предсказуемые создания. Ведь те, кому удавалось меня удивить, называться людьми чаще всего не имели никакого права.

Он снова приложился к бутылке; и когда он в следующий раз опустил её, стеклянное донышко стукнуло о пол куда сильнее, чем до того.

- Давненько я так не напивался. И давненько так не хотел напиться. - Он склонил голову набок: насмешливым, крайне скептичным жестом. - А я должен вам доложиться, миссис Форбиден. Как примерный супруг. Знаете, одна маленькая смелая девочка имела глупость увлечься вашим дражайшим муженьком... но вы, полагаю, не против, верно? - он неожиданно хохотнул, точно сказал что-то необыкновенно смешное. - Молчание ведь - знак согласия.

Сердце вдруг застучало так, что я испугалась: сейчас стенки шкафа отразят его эхом, сейчас он, сидящий совсем недалеко, услышит...

Но он не услышал.

- Наверное, я должен был проявить честность, которой некогда так славился, - продолжил 'корсар'. - Поведать ей печальную историю... и мою, и вашу. Но меня так забавляет, как она старается разгадать мою тайну... - он дёрнул плечом во внезапном раздражении. - Старый дурак. Не смог отказаться от соблазна. И не могу. Острый язычок, острый ум... и эта невинность на лице, этот огонь в глазах...

Он уставился в сторону. Застывшим взглядом, явно видя перед глазами нечто, находившееся совсем не здесь.

Хотя, скорее всего, как раз здесь - просто он об этом не знал.

- Ты тоже когда-то была такой, - наконец проговорил мистер Форбиден, вновь поднимая глаза на портрет. - А теперь ты уже сгнила, а она спит в моём доме, а я вместо того, чтобы провести в её комнате в кои-то веки приятную ночь, сижу и разговариваю с куском размалёванного холста. Ведь каким бы куском дерьма я ни был, под юбку чужой невесте я не полезу. - Горлышко бутылки коснулось его губ, и её содержимое с булькающим звуком перекатилось меж стеклянных стенок. - А портить ей жизнь, заставив отказаться от своего лордика ради старого ублюдка вроде меня... его-то изнеженные ручки не залиты кровью по локоть. Он не делал всего, что делал я. - 'Корсар' внезапно снова рассмеялся: сухим, коротким, очень недобрым смешком. - Или взять пример с тех, кого и кольцо на пальчике никогда не останавливало? Как думаете, миссис Форбиден?

Он замолчал, точно действительно желал получить от картины ответ - а я сидела, слушая тишину, боясь дышать.

Не смея думать о том, что слышу.

- Но я ведь даже о чувствах боюсь впрямую сказать ей. Я. Боюсь. - Новый смешок был мягким, абсолютно непохожим на предыдущий - и голос его вдруг зазвучал так тихо и почти деликатно, словно на месте одного человек вмиг оказался совсем другой. - Боюсь того, что тогда испугается она. Не поймёт. Сбежит. Я уже раз подумал, что она хочет вполне определённых вещей, что напрашивается на них, но ошибся. Она готова была убить меня, если б я попытался сделать с ней это. Попытаться, по крайней мере. Я видел это в её глазах. Мне бы жалеть, что она такая, но будь она иной... - он улыбнулся, и в этой улыбке странным образом смешались свет и горечь. - Она хочет разговоров, хочет тайну и страшную сказку, и романтичного злодея, в которого можно побыть немножко влюблённой, но ничего более. А в конечном счёте злодеи никогда не получают принцесс. И как тогда можно рассказать правду? И одну, и другую? Пусть она сказала, что не отвернётся, но она не знает, о чём говорит. Она ведь ещё такой ребёнок. - Он помолчал. - Нет... буду просто играть по её правилам, пока ещё можно. Давать ей то, чего она хочет. А потом всё закончится... свадьбой, как и полагается сказке. Только вот не со мной. - Прежде, чем он поднял руку с бутылкой, лицо его исказила усмешка, полная безграничной иронии. - Как же я жалок.

Я смотрела на него. Пьяного, утратившего весь свой привычный блеск и лоск, опустошающего вторую бутыль абсента, сидя на грязном полу. Исповедующегося мёртвой жене, говорящего такие вещи, от которых волосы на моей голове должны были встать дыбом.

Наверное, в этот миг я просто обязана была проникнуться к нему глубочайшим отвращением. Но вместо этого мне больше всего на свете захотелось вылезти из треклятого шкафа и, отобрав у него треклятую бутылку, сказать, что всё совсем не так.

Нет, жалким он не был. Совершенно другим, чем я привыкла его видеть, странно уязвимым в своих презрительных насмешках над собой - но только не жалким.

И в этих насмешках звучала такая боль, что она будто резала меня ножом по живому.

- Надо было сделать это ещё у гроба, - сказал мистер Форбиден потом. - Но тогда я был слишком... а, к фоморам. - Он выпрямил спину, с внезапным напряжением вглядываясь в портрет. - Не знаю, слышишь ли ты меня там, где ты теперь, но если слышишь... я никогда не хотел, чтобы всё закончилось так. Не желал тебе этой ужасной смерти. Никогда, - голос его упал до такой степени, что я уже едва могла расслышать слова. - Прости.

Смолк, сидя прямо и неподвижно, вглядываясь в неживое лицо так, словно и правда ждал отклика. И я вдруг поняла, что тоже этого жду: что нечто послужит ему ответом, что за окном сверкнёт молния или вдали послышится громовой раскат, или порыв ветра распахнёт окно, чтобы разметать письма на полу...

Но не произошло ровным счётом ничего.

И ответом ему была одна лишь тишина.

- Чего и следовало ожидать, - бесстрастно пробормотал мистер Форбиден. Опустошив бутыль до дна, небрежно отбросил пустую стекляшку в сторону; и когда он, пошатываясь, поднялся на ноги, я услышала его усмешку. - Моё счастье, что мёртвые не возвращаются так просто. Иначе я бы очень скоро к вам присоединился.

Больше он ничего не сказал. Лишь принялся собирать письма. Я следила, как он складывает их аккуратной стопкой, чтобы вновь перевязать ленточкой и убрать в шкатулку, а ту спрятать в сундук. Сундук мистер Форбиден запер на ключ - и, вернувшись к портрету, без особого трепета оттащил его в угол, отвернув лицом к стене, накинув поверх отрез гобеленовой ткани. Подобрав с пола канделябр, коротким свистом подозвал Лорда, прежде чем на удивление твёрдым шагом направиться к выходу. Я затаилась, опасаясь, что волк подойдёт к шкафу, выдав моё присутствие, но зря: тот протрусил мимо так равнодушно, точно напрочь обо мне забыл. Может, так оно и было - он всё-таки оставался зверем, пусть и умным...

Я слишком поздно сообразила, что если мистер Форбиден сейчас запрёт комнату, я окажусь в весьма затруднительном положении - но он просто захлопнул дверь, оставив мне возможность спокойно выйти. И вместо того, чтобы воспользоваться ей, я ещё долго сидела в тёмном шкафу: устремив во тьму невидящий взгляд, снова и снова прокручивая в памяти всё, что услышала.

Чувствуя, как в глубине души, так желавшей верить в другое - верить, что тот, кого я люблю, вопреки всем моим домыслам не делал ничего дурного, - медленно, но верно зарождается отчаяние.

Что ты сделал со своей женой, Гэбриэл Форбиден? Что сделал с женщиной, которая должна была родить твоего сына?

И сколько же их: тех, чья кровь теперь на твоих руках, чьи призраки могли бы прийти за тобой?..

Глава тринадцатая

Той ночью я так и не спала. Я ворочалась, периодически проваливаясь в темноту краткого забытья, однако тут же вновь просыпаясь. В итоге, когда рассвет сменила серость занявшегося утра, я встала с постели и, одевшись, выскользнула из комнаты: мне не хватало воздуха, и оставаться в стенах Хепберн-парка далее казалось невыносимым. Все ещё спали, так что я встретила одну лишь горничную, посмотревшую на меня удивлённо, но ничего не сказавшую.

Оказавшись на улице, я нервно прошлась по дорожкам меж стриженых кустов, но вид лабиринта заставил меня вспомнить вчерашнее - и, до боли прикусив губу, резко развернуться, чтобы направиться к выходу из сада. Ступив за чёрные кованые ворота, я двинулась в лес: не в ту сторону, где лежала дорога, по которой мы так часто ехали до 'Белой вуали', а в другую, где я ни разу ещё не бывала. Чем меньше я сейчас увижу вещей, навевающих воспоминания, тем лучше.

В смятении я зашагала вперёд по тропинке, уводившей меня всё глубже под сень вековых елей и сосен: надеясь, но в силах перестать думать о том, что узнала.

Зря я не сдержала обещание, данное Бланш. В итоге я всё же нашла привидение - и вовсе не покойного лорда Хепберна. Красивое лицо миссис Форбиден стояло у меня перед глазами даже сейчас, как и строчки из её письма. Сколько в них было любви и нежности...

Видимо, об этой истории говорил лорд Чейнз? Мистер Форбиден, не справившись со своим внутренним волком... или, быть может, в одно из полнолуний не выдержали цепи, которыми он себя сковывал ... обратился и убил свою жену, а потом каким-то образом сумел обмануть Инквизицию, избегнув её кары, или попросту сбежал из её лап? Но ведь платье на портрете уже лет двадцать как вышло из моды, а речь шла об истории семилетней давности. Или это просто портрет старый, а на самом деле его жена погибла не так давно?

И неужели его ребёнок так и не родился? А если родился, что с ним сталось? Если вспомнить, насколько умён Лорд... быть может, его сын и не умер? Если вдруг ребёнок, зачатый от оборотня, родился волком - или, как-то раз обратившись, не смог вернуться в человеческий облик...

При этих мыслях некая часть меня расхохоталась: саркастичным смехом, в котором я вдруг угадала смех мистера Форбидена. Ну вы и фантазёрка, мисс Лочестер, прошептало что-то внутри - и этот голос, мой внутренний голос, тоже принадлежал ему. Хватит подгонять все факты под вашу сказочную теорию об оборотне, да ещё сочинять новые, отдающие привкусом бреда больше, чем вся моя пьяная исповедь. Вы не услышали ни единого подтверждения того, что я действительно оборотень, равно как и того, что я сам убил свою жену. Лучше подумайте о том, что я уже несколько раз говорил что-то об изменах, и даже такое наивное создание, как вы, это не может не навести на некоторые мысли.

Да. Его слова можно было понимать двояко. Вполне возможно, я истолковала их превратно... но ведь я не услышала и опровержений того, чего опасалась. И, возможно, мне просто очень хочется верить как в его невиновность, так и в то, что теория об оборотне - всего лишь теория. А даже если его жена изменяла ему, как это может оправдать её убийство? Тем более если...

Ход моих мыслей оборвала тень, внезапно метнувшаяся ко мне из-за ствола ближайшей сосны. Я и ахнуть не успела, как меня сгребли в охапку: чья-то ладонь зажала мой рот, руки прижали к телу, и тень, от которой разило потом, грязью и вонью немытого тела, потащила меня с тропы в лес. Я брыкалась и пыталась кусаться, но тщетно.

В какой-то миг мой похититель остановился, повернулся - и в лесной полутьме я вдруг увидела ещё троих, разглядывавших меня впалыми глазами, блестевшими голодным лихорадочным блеском. Мужчин, чумазых, заросших всклокоченными бородами, с давно нечёсаными волосами, в рваных серых обносках.

Каторжники.

А ведь говорил мне мистер Хэтчер быть осторожнее...

- Гляньте, какая куколка тут одна загулялась с утра пораньше, - хрипло проговорил тот, кто держал меня.

- И на что она нам? - раздражённо спросил один из стоявших передо мной. - Я б сейчас хоть всех баб Ландэна променял на нормальный обед, тёплую постель да лохань горячей воды. Шмотьё её нам ни к чему, и при ней явно ни жратвы, ни денег нет.

- А это мы проверим, - усмехнулся один из троих, шагнув ко мне, позволяя рассмотреть его гнилые жёлтые зубы.

Я дёрнулась, желая вырваться, но меня безмолвно ударили кулаком по щеке. Так, что потемнело в глазах, а звуки приглушились, сменившись звоном в ушах. Удар странным образом обессилил меня, заставив обмякнуть в руках, державших моё тело клещами - пока другие, жадные и грубые, шарили по телу.

Это происходит не со мной, твердил внутренний голос, пока бесцеремонные пальцы задирали мне юбку, ощупывая ноги, и залезали под корсет, будто я могла зачем-то прятать там кошелёк. Это просто кошмарный сон. Я ведь почти не спала, и после того, что случилось ночью, немудрено увидеть кошмар.

Но если всё же не сон...

- Даже цацек не носит, - разочарованно констатировал каторжник, наконец милостиво убирая от меня тошнотворные лапы.

- О чём и речь. - Другой угрожающе взмахнул длинной железкой, в которой я узнала напильник: то ли обзавелись им ещё перед побегом, то ли потом украли где-то, чтобы снять кандалы. - Слушай, куколка. Сейчас мы зададим тебе пару вопросов. Вздумаешь орать, шею свернём, ясно? Или этим проткнём.

- Воткнём куда-нибудь, куда явно ничего ещё не втыкали, - рассмеялся третий, и остальные почему-то поддержали его. Негромким смехом, после которого мне ещё больше захотелось отряхнуться, точно меня облили грязью с ног до головы.

Я судорожно закивала. И, когда ладонь у моего рта разжалась, действительно не стала кричать. А толку? Хепберн-парк остался далеко, и здесь, в лесу, меня никто не услышит. Сопротивлением я только разозлю их. Но если вести себя послушно, если попытаться договориться по-хорошему... пусть попытка наверняка не увенчается успехом, однако я хотя бы усыплю их бдительность.

Нет, я не питала иллюзий. Они сказали, что убьют меня, если я буду кричать - но раз я видела их, всех четверых, из этого леса я в любом случае не уйду. И как только они получат от меня, что хотят, мне не жить.

- Ты пришла из того чёрного замка, который за лесом?

Я не сразу сообразила, что речь о Хепберн-парке.

- Да, - едва слышно выдохнула я.

- Кто там живёт? Много народа?

- Один джентльмен. Да, у него много прислуги. И десяток гостей.

- Не, не полезем, - сплюнул один.

- Город, деревня поблизости есть? - деловито продолжил допрашивающий.

- Деревня. Она называется Хэйл. При выходе из леса дорога, если всё время идти по ней прямо, придёте туда. - Я постаралась взглянуть в маслянистые глаза каторжника твёрдо, но получилось скорее отчаянно. - Слушайте, вам нет нужды никого грабить или убивать. Отпустите меня, и я принесу вам всё, что нужно.

Ответом мне снова был смех. И мне явно удалось рассмешить каторжников успешнее, чем их товарищу до того: они прямо-таки залились хохотом, даже забыв об осторожности, а на мои щёки брызнула слюна изо рта стоявшего прямо передо мной.

Да. Глупо было ожидать, что они мне поверят. Я бы на их месте тоже себе не поверила. С моей стороны было бы куда логичнее не вернуться, а вдобавок ещё натравить на них стражников.

И пусть даже я искренне готова была дать им то, что им требуется, в обмен на жизнь и свободу - чем я смогу это доказать?

- Я не вру! Честное слово! - выпалила я, пытаясь перекричать этот смех, почему-то напомнивший мне о тявканье гиен; я никогда его не слышала, но по книгам представляла именно так. Тело напряглось, готовое в любой момент вырваться из державших меня рук, от смеха немного ослабших, и бежать. - Если вам нужна еда, деньги и одежда, я принесу их, и не скажу о вас никому, клянусь! Я не знаю, за что вас осудили, быть может, вы отбывали наказание незаслуженно, так что если вам удалось сбежать, я не собираюсь...

Звук выстрела раздался почти одновременно с тем, как державший меня странно дёрнулся. Смех, гоготавший над ухом, мигом захлебнулся, хохот остальных - с опозданием в секунду. Этой секунды хватило, чтобы я, не устояв на ногах, упала наземь вместе с тем, кто держал меня. Резко вырвавшись из его безвольно обвисших рук, зачем-то повернулась, чтобы взглянуть в его лицо.

Дыра в его лбу - прямо между глаз, широко и удивлённо открытых - была такой маленькой и аккуратной, что скорее напоминала красные точки, какие рисуют себе индианки, чем след от пули.

Когда я, отползая подальше, посмотрела на остальных - Лорд уже стремительно и бесшумно, словно белый призрак, вгрызался в ногу одного, заставив того завопить и рухнуть наземь. Реакция двух оставшихся кардинально различалась: кто-то, развернувшись, кинулся бежать, другой, с напильником, рванул к мистеру Форбидену - приближавшемуся быстро и тихо, будто соткавшись из лесного сумрака, - но тот встретил противника наведённым дулом револьвера, не сбившись с мерного шага.

После второго выстрела, прогремевшего под лесными сводами, ещё одним беглым каторжником на этой земле стало меньше.

Сидя на холодной земле, вжавшись спиной в сосновый ствол, я смотрела, как мистер Форбиден подходит к третьему. Я не ощущала ни страха, ни тошноты, ничего - казалось, все чувства исчезли, замёрзли. Лорд уже отскочил от своей жертвы, оскалив белую морду, выпачканную кровью; на клыках волка висели ошмётки ткани и чего-то омерзительно красного. Каторжник дёрнулся, пытаясь то ли уползти, то ли встать - но когда мистер Форбиден, подойдя к нему почти вплотную, быстрым движением взвёл курок, мужчина замер: чтобы умоляюще протянуть руку к тому, кто уже направил ему в лоб дуло, зияющее жадной чернотой.

- Пощади, - прохрипел он.

Лицо мистера Форбидена осталось абсолютно бесстрастным. В нём не было ни злобы, ни ярости: белая фарфоровая маска без тени эмоций. И ни одна черта этой маски не дрогнула, когда палец её владельца нажал на спусковой крючок.

Эхо третьего выстрела ещё не утихло, и голова каторжника едва успела коснуться земли, а мистер Форбиден уже снова взводил курок, поворачиваясь в ту сторону, куда побежал последний. Я едва различала серую спину силуэта, петлявшего между стволами вдали - но хозяин Хепберн-парка вытянул руки и прицелился, щуря один глаз так же спокойно, как тогда, в бальной зале. Словно целью его опять была карта, но не живой человек.

Когда четвёртый выстрел разорвал лесную тишину - беглец замер и упал.

Больше стрелять было не в кого.

Откинув полы сюртука, мистер Форбиден молча сунул револьвер куда-то за спину: видимо, спрятал за ремнём брюк. Его руки не дрожали, в глазах не блестело раскаяние - и вместе с тем лицо не кривила злорадная улыбка, а с губ не сорвались торжествующие слова. Убийство четырёх человек не принесло ему ни горя, ни удовольствия; казалось, он сделал нечто совершенно обыденное, не более выдающееся, чем выпить чашку чая.

Подобие эмоций скользнуло на его лице лишь тогда, когда он, приблизившись ко мне, опустился на одно колено.

- Ребекка. - Мистер Форбиден взял моё лицо в ладони: скупым, но бережным жестом. Присмотревшись к щеке, на которую пришёлся удар каторжника, пристально заглянул в мои глаза. - Что они с вами сделали?

- Ударили, - прошептала я.

- И ничего больше?

Я молча кивнула. Рассказывать, что меня ощупывали, было незачем, да и тошно: мне и сейчас страстно хотелось содрать с себя кожу, где будто горели места, которых касались грязные пальцы, и заменить новой.

Наверное, я должна была разрыдаться. Впасть в шоковое состояние. Должна была жалеть тех, кто теперь лежал на земле, или ощущать злую радость от того, что они мертвы... но не чувствовала ничего, кроме холода и пустоты.

Впрочем, когда мистер Форбиден подхватил меня на руки, прижав к себе, позволив уткнуться лбом в гладкую ткань на его плече, чтобы не видеть бездыханные тела - мне стало немного теплее.

- Идёмте, - сухо произнёс он, неся меня куда-то. - На сегодня свою долю жути вы получили.

А я обхватила его руками за шею. Контрабандиста, убийцу и фомор знает кого ещё, в чьих объятиях меня захлестнуло спокойное чувство уюта и защищённости. Обречённо понимая, что даже если обнимавшие меня руки действительно залиты кровью по локоть - а после того, что я только что видела, сомневаться в этом было трудно, - сейчас мне нет до этого ровно никакого дела.

Искренне надеясь, что только сейчас.

Глава четырнадцатая

- Нам послали вас боги, мистер Форбиден, - дрожащим голосом проговорил отец, порывисто пожимая руки хозяина Хепберн-парка. - Вы уже дважды выручили Ребекку, и прошлый раз не идёт ни в какое сравнение с нынешним! Если бы не вы...

На этом месте голос отца оборвался, но мистер Форбиден, и так прекрасно всё понявший, молча хлопнул его по плечу. Матушка же ничего не сказала: лишь вновь провела по моей щеке тряпицей, смоченной целебным настоем, любезно предоставленным 'корсаром'. Глаза её были сухи, и лишь поджатые губы слегка дрожали.

Когда мистер Форбиден принёс меня в Хепберн-парк, все уже проснулись, и наше появление подняло знатный переполох. Когда же хозяин особняка коротко поведал о том, что произошло - у меня не было сил говорить, и я лишь подтверждала его слова кивками, - переполох стал только пуще; Бланш и вовсе лишилась чувств, упав в обморок прямо на руки отцу. Меня немедленно уложили в постель, после чего мистер Форбиден лично отправился в Хэйл за стражей. В итоге теперь я лежала всё в той же постели, а вокруг толпились родные и парочка прочих любопытствующих гостей, до недавней поры слушавшие, как я рассказываю о каторжниках прибывшему мистеру Хэтчеру. Он уже побывал там, где остались тела, и выслушал рассказ мистера Форбидена, - но потом, оставив своих людей изучать место происшествия, захотел узнать мою версию событий.

- Спасибо, Ребекка, - сказал мистер Хэтчер, слегка склонившись над кроватью, чтобы коснуться моей руки. - Прости, что заставил говорить об этом, но это было необходимо. - Выпрямившись, он вновь повернулся к мистеру Форбидену. - Большая удача, что вы увидели, как мисс Лочестер уходит в лес... и нашли её там.

Бледная Бланш лишь молча всхлипнула, подтверждая его слова.

- Счастливая случайность, - сдержанно поправил хозяин Хепберн-парка. - Мне не спалось, и я вышел на смотровую площадку подышать свежим воздухом. Оттуда увидел мисс Лочестер, встревожился, куда она направляется в столь ранний час, и решил пойти за ней. Лорд помог мне выследить её.

- Ваш волк? - мистер Хэтчер посмотрел на зверя, мирно лежавшего у камина; крови на его морде уже не было, но окружающие всё равно предпочитали держаться от него подальше.

- Да, именно он. - 'Корсар' пристально взглянул на меня. - Надеюсь, это заставит мисс Лочестер в будущем быть хоть немного осторожнее.

Не отважившись при всех встретить его взгляд, я опустила глаза: боялась, что кто-то прочтёт в них слишком многое.

Мистер Хэтчер тяжело вздохнул:

- Четыре трупа...

- Генри, только не говори, что у мистера Форбидена возникнут проблемы от того, что он избавил нашу грешную землю от этого отребья! - гневно воскликнул отец. - Тебе же меньше работы.

- Я бы попытался взять их живыми, - хмуро заметил мистер Хэтчер.

- Я мог попытаться, но опасался за мисс Лочестер, - спокойно ответил мистер Форбиден. - Она была у них в руках. Их заложницей. И вы не хуже меня знаете, на что способны такие люди, мистер Хэтчер. Они - загнанные звери, готовые на всё.

- Но заслуживали ли они смерти? - пробормотала миссис Лестер, до той поры молча сидевшая в углу. - Убивать их вот так, без суда и следствия...

- За побег их всё равно ожидала виселица, - сердито напомнил отец. - Полагаю, смерть от пули быстрее и милосерднее той, к которой их приговорил бы суд.

- Они не заслужили милосердия, - неожиданно резко произнесла матушка; руки её дрогнули, едва не расплескав целебный настой из миски, которую она держала. - Одни боги знают, что бы эти нелюди сделали с Ребеккой. И я рада, что они мертвы, хоть и предпочла бы, чтобы перед смертью они поплясали в петле.

На этом месте даже я воззрилась на неё с изумлением: пытаясь понять, кто и когда подменил этой женщиной мою чопорную, глубоко равнодушную к своему первенцу мать.

Видимо, окружающие задались тем же вопросом, и ненадолго в комнате повисло неловкое и немного шокированное молчание.

- Мистер Форбиден, разрешите взглянуть на ваш револьвер? - осторожно кашлянув, наконец произнёс мистер Хэтчер.

Тот без лишних слов достал оружие, - как я теперь разглядела, действительно из-за пояса брюк, из кобуры, прицепленной за спиной так, что на виду оставалась одна лишь рукоять тёмного дерева. После цепко наблюдал, как начальник хэйлской стражи вертит револьвер в руках: оружие было совсем небольшим, таким, что спрятать его не составляло никаких проблем - но отчего-то в моих глазах это лишь прибавляло ему смертоносности.

Как и её владельцу.

- Корво Инсидиос? Отличная модель, - констатировал мистер Хэтчер. - Выбор стражника в штатском... да ещё кобура скрытого ношения. - Он слегка улыбнулся. - Мы с вами случаем не коллеги?

- О, нет, - мистер Форбиден сопроводил ответ мягким смешком. - Но всегда лучше, когда наличие оружия у противника оказывается неожиданностью.

- И вы постоянно носите с собой револьвер?

- Почти. Старая привычка.

Мистер Хэтчер вскинул бровь:

- Позволите узнать, что же вам её привило?

В ответ мистер Форбиден усмехнулся.

- Полагаю, ответ на этот вопрос не относится к делу, а потому я предпочёл бы от него воздержаться. - Коротким свистом заставив Лорда поднять с места, он вежливо и непреклонно указал на дверь. - У вас больше не осталось вопросов к мисс Лочестер? Я не лекарь, но полагаю, что после подобного ей необходим отдых. Вынужден настаивать, чтобы её оставили в одиночестве, тишине и покое.

Мистер Хэтчер, беспрекословно кивнув, вернул револьвер хозяину и направился к выходу из спальни; его примеру последовали все, кроме матушки.

- Я сейчас, - коротко сказала та, отвечая на вопросительный взгляд отца.

Я тоскливо следила, как нас оставляют наедине, предвкушая выволочку и нотации, - но матушка лишь отставила в сторону миску с настоем, прежде чем негромко и неумолимо сказать:

- Больше никаких одиноких прогулок, Ребекка. Если бы мистер Форбиден не пошёл за тобой... если бы тебя...

Она осеклась. Поднявшись со стула, на котором сидела, склонилась надо мной.

Этот мир определённо сошёл с ума, подумала я, когда сухие губы поцеловали меня в лоб, а руки, от которых я совершенно не привыкла принимать ласку, погладили меня по волосам.

- Ты же знаешь, что я желаю тебе добра, - прошептал знакомый голос с незнакомой мне нежностью. - Я строга с тобой только поэтому... потому что люблю тебя, и желаю тебе счастья. И я всю жизнь хотела тобой гордиться, но ты не давала мне поводов для гордости.

Эти слова в момент разрушили иллюзию того, что меня обнимает тот, кто действительно любит меня. Настоящую меня - со своими желаниями, своими мечтами и прихотями, - а не куклу, которой меня хотят видеть. И когда мама выпрямилась, я вновь увидела глаза женщины, вот уже восемнадцать лет терпеливо сносившей выходки своевольной дочери-дурнушки.

- Я очень рада, что ты приняла предложение Тома. - Её улыбка была вполне сердечной, но почему-то от неё меня проняло холодом. - Он сделает тебя счастливой. Сейчас ты можешь этого не понимать, но я знаю жизнь лучше тебя. Однажды ты скажешь мне спасибо, что я не дала тебе загубить свою жизнь. Что настаивала на этом выборе... правильном выборе.

И ушла: предоставив мне молча смотреть ей вслед даже тогда, когда за ней уже закрылась дверь.

Мама, мама... так уверена, что имеешь право не принимать меня такой, какая я есть, но лепить из меня то, что ты хочешь? Отвергать даже мысль о том, что твоё видение мира может быть не единственно верным, и делать меня счастливой в твоём понимании счастья? Лишь потому, что ты родила меня на свет? Хотя, если подумать, из нас с Томом и правда могла бы получиться неплохая супружеская пара... если б я не понимала, что рядом с ним не чувствую и тени того, что ощущаю рядом с Гэбриэлом Форбиденом.

Я прикрыла глаза, свернувшись калачиком поверх одеяла, слушая, как потрескивает пламя в камине, сражаясь с вечным холодом Хепберн-парка.

Гэбриэл Форбиден... что было бы, если б я никогда не узнала ни тебя, ни всего, что с тобой связано? Если б и дальше жила, как уже привыкла, если б прогнулась под давлением обстоятельств и приняла предложение Тома ещё в тот вечер, когда он впервые его озвучил? Ведь это ты дал мне силы для сомнений; и силы, и почву, и возможность. Появившись в моей жизни так невовремя - и удивительно вовремя.

Что ж, сейчас я знаю о тебе немного больше. Или думаю, что знаю. Теперь бы ещё понять, что с этим делать.

И, кажется, для этого мне вновь придётся побеседовать с тобой наедине.

Обед я проспала, а ужин пропустила: сослалась на то, что всё ещё не пришла в себя, и еду мне принесли прямо в постель. В действительности я просто не хотела ни слышать новых обсуждений утреннего происшествия, ни видеть ничью персону, кроме одной. На поиски этой персоны я и отправилась, выждав достаточно времени, чтобы в столовой все успели поесть и разойтись; чутьё подсказывало мне, что сегодня моральных сил мистера Форбидена не хватит на игру в гостеприимного хозяина, а потому бильярд и прочие вечерние развлечения пройдут без него.

Конечно, я могла ошибаться. А даже если не ошибалась, мои поиски - наугад, вслепую - вполне могли не увенчаться успехом. И на смотровую площадку я поднималась безо всякой уверенности в том, что найду там того, кого искала.

Но тем не менее нашла.

Он стоял, сложив соединённые руки на каменном парапете, отстранённо глядя на горизонт. Прохлада вечернего ветра трепала его длинные волосы; сад, вересковые поля и лес окутывали сиреневые сумерки, небо бледно алело закатом.

- Рад, что вам стало лучше, - не оборачиваясь, негромко произнёс мистер Форбиден.

Я уже не удивилась, что он узнал меня, не видя. Лишь подошла, чтобы встать рядом: так же тихо, как до того поднималась по витой каменной лестнице.

Некоторое время мы просто вместе молчали, созерцая потухающий закат.

- Спасибо, - наконец негромко произнесла я.

Даже тогда он не посмотрел на меня.

- За что?

- Что спасли меня.

Мистер Форбиден пожал плечами так, будто моё спасение было делом настолько само собой разумеющимся, что не заслуживало ни малейшей признательности.

- И вы не считаете, что я жестоко обошёлся с бедными беглецами? - произнёс он с равнодушной иронией. - Не потрясены тем, что я убил человека, молившего меня о пощаде?

Вспомнив слова миссис Лестер, я резко качнула головой:

- А они убили бы меня, если б не вы. Возможно, я жестока, но когда я вспоминаю об этом маленьком обстоятельстве, мне трудно их жалеть.

На этом месте он всё же покосился на меня. Ничего не ответив, посмотрел вниз, - туда, где виднелась дорога, по которой утром я шла на свою роковую прогулку.

- Забавно, - задумчиво протянул мистер Форбиден; в его глазах медленно гасли алые отблески света, тонущего в подступающей тьме. - И с чего вас потянуло в лес, да ещё в столь ранний час?

Под сердцем неприятно и взволнованно кольнуло, и я порадовалось, что он не смотрит на моё лицо.

- Я не могла просто пожелать прогуляться? - как можно небрежнее заметила я.

- Могли. А могли пожелать прогуляться ещё раньше... ночью, к примеру. - Он по-прежнему не смотрел на меня. - И увидеть нечто, чего вам видеть не полагалось. Нечто, родившее у вас много вопросов, над которыми вы и решили поразмыслить в лесу.

Я сглотнула: надеясь, что это вышло не слишком выразительно и шумно.

Когда я заговорила вновь, шутливое спокойствие в голосе далось мне ещё тяжелее, чем раньше.

- С чего бы мне захотелось гулять по особняку, где меня могут настигнуть призраки?

- Я бы на вашем месте боялся не призраков, а вещей куда более реальных, - бесстрастно заметил мистер Форбиден. - И если сегодня ваша матушка запретила вам гулять в одиночку, я присоединюсь к её увещеваниям. Вы стали непозволительно неосторожны. К сожалению, я сам этому потворствовал. Больше не буду поощрять в вас качества, способные подвергнуть вас опасности... как бы мне этого не хотелось. Будучи тем, кто я есть, и настолько старше вас, я не имею на это никакого права. - Он наконец повернулся ко мне. - Значит, у вас нет никаких вопросов, ответы на которые вы хотели бы узнать?

Есть, глядя в его глаза, пристально всматривавшиеся в моё лицо, подумала я. И не один. Не оборотень ли ты. Как умерла твоя жена. Кем были люди, которых ты убивал. Почему называешь себя ублюдком, если ты всё же не чудовище, чего мне так отчаянно хочется.

Но вместо всех этих вопросов я - малодушная трусиха - почему-то озвучила совсем другой.

- Сколько вам лет, мистер Форбиден?

Он усмехнулся: так, словно я подтвердила некие его ожидания.

- Сорок девять.

Ничего себе. Так я ошибалась, считая его моложе отца.

Впрочем, учитывая, как он выглядит - ошибиться немудрено.

- Что, неплохо сохранился для человека моего возраста? - конечно, он снова правильно истолковал моё молчание.

- Говорите так, будто вы старик, - смущённо заметила я.

- А разве нет? Вы имеете полное право считать меня стариком. Всё-таки я гожусь вам в отцы.

Я сердито мотнула головой:

- Даже если так, мне это неважно.

Лишь заметив, как меняется его взгляд, я поняла, что сказала - и как это можно толковать, причём совершенно правильно. Поспешно опустила глаза, стесняясь этого внезапно вырвавшего признания: пусть даже мы уже делали и говорили то, после чего стесняться подобного было сущей глупостью.

Слова о крови фейри, прозвучавшие ночью, всплыли в памяти сами собой.

- Вы кажетесь куда моложе, - добавила я, искренне стараясь произнести это спокойно, будто невзначай. - У вас в роду затесался кто-то из Дивного Народа?

Он склонил голову набок, дразня меня улыбкой, плясавшей в разномастных глазах.

- Бабка подгуляла с фейри. В итоге принесла в подоле очаровательную среброволосую девочку, которую много лет спустя я имел счастье называть своей матерью. - Излом его бровей сделался насмешливым. - Это всё, что вас интересует, мисс Лочестер? Мой возраст и моя скромная родословная?

И я, шедшая сюда за ответами, вдруг отчётливо поняла: эти ответы ровным счётом ничего не изменят. Будь он хоть оборотнем, хоть женоубийцей, хоть фомором во плоти - если он позовёт меня, я пойду за ним. Куда угодно. И могу я тогда просто верить в то, во что мне хочется верить? Если он оправдает мою веру - веру в то, что он не монстр, веру, что он никогда не причинит мне вреда, - так ли важно, что именно скрывает его прошлое?..

Но та пара секунд, которые я колебалась, прежде чем мотнуть головой, стоила мне ещё одной его усмешки.

Не надо, отчаянно и безмолвно крикнула я, отвечая его пронизывающему взгляду; должно быть, в этот миг в моих глазах отразилась почти мольба. Пожалуйста, не вынуждай меня узнавать то, чего мне не хочется знать. Да только он уже шагнул вперёд, сократив благопристойное расстояние между нами до опасной близости, и холодные пальцы коснулись моей щеки, - той, что с утра достался удар, благополучно излеченной целебным настоем. Скользнули по коже, прослеживая линию скул. Замерли, придерживая моё лицо так, чтобы я не могла его отвернуть.

Я и не могла: одно его прикосновение обездвижило меня лучше любых оков.

- Знаете, мисс Лочестер, - мягко произнёс он, - мне почему-то кажется, что вы лукавите. А я, поверьте, за свою жизнь неплохо научился понимать, когда люди лукавят.

Я промолчала. Уже не пытаясь притворяться: ведь с ним все попытки всё равно будут тщетны. И пока его взгляд затягивал меня омутом, думала лишь, что эхо на лестнице достаточно гулкое, чтобы мы услышали чьё-то приближение, и это хорошо.

Интересно, какую кару боги готовят безнравственным особам вроде меня?..

- И что же мне с вами делать, маленькая обманщица?

Это он уже почти прошептал.

Перестать меня касаться, подумала я. Убрать руку и отойти, и отпустить меня, пока мы снова не подошли слишком близко к грани. Ведь я получила ответ, которого так хотела. Не спросив тебя ни о чём, зато узнав его от самой себя.

Но вместо всего этого я - ужасная девчонка, прекрасно понимающая, что она играет с огнём, и получающая от этого ни с чем несравнимое удовольствие - почему-то снова озвучила совсем другое.

- А что вам хочется сделать?

Он улыбнулся так, что мне стало не по себе - и я зажмурилась, боясь вконец потеряться в его зрачках.

О, боги. Что же ты творишь, Ребекка?..

Я почти надеялась услышать вдали посторонние шаги. Но вместо этого ощутила - в той темноте, куда я спряталась по собственной воле, - как одна его рука обвивает мою талию, вынуждая прильнуть к его груди, пока вторая нежно скользит по моему лицу вниз: по лбу, по сомкнутым векам, по губам и подбородку, по изгибу шеи. Кончиками пальцев очерчивает ключицу, следом плечо, прикрытое коротким рукавом домашнего платья - уже ладонью; его пальцы снова прохладные, но почему-то жгут меня даже сквозь ткань. Спускается ниже по руке - уверенно, не торопясь, без тени нетерпеливой жадности или той дрожи, которую снова чувствую я, - и когда рукав заканчивается, позволив чужим пальцам вновь с дразнящей лёгкостью коснуться моей кожи, сердце колотится так, что я почти задыхаюсь. Эти пальцы куда лучше воды смывали ту незримую грязь, что оставил на мне утренний плен; дойдя до выступающей косточки на моём запястье, они на миг исчезли - и в следующий легли уже на спину. Продолжили путь по ней: медленным танцем, вязью завораживающих движений, выплетая на мне узоры задумчивой, предвкушающей лаской.

Вырваться я тоже не пыталась. С ним и эти попытки были бы тщетны. Просто позволила себя тонуть в темноте, пьянящей остротой ощущений и сладкой горечью чужого запаха, застыв, не в силах двинуться с места. А его ладонь, вернувшись к шее, скользнула сквозь мои распущенные волосы, пропуская длинные пряди между пальцами; зарылась в них - и я ощутила, как он прижался щекой к моему виску.

- Лучше вам не знать о моих желаниях, мисс Лочестер, - произнёс он едва слышно. - До поры до времени, по крайней мере.

Я так и не открыла глаз.

Лишь бы он прекратил меня касаться. Лишь бы не прекращал. Лишь бы перестал держать - и лишь бы не отпускал, никогда, ни на миг.

- А если я уже знаю?

В тот миг мне казалось, что я действительно знаю. В конце концов, вариантов было не так много - даже при самом худшем раскладе. Либо то, что мужчине нужно от женщины, либо то, что хищнику нужно от жертвы.

Однако, даже не глядя на него, я услышала его усмешку.

- О, Ребекка. - Его тихий смешок тронул мой висок прежде, чем то же сделали его губы - коротким поцелуем, едва ощутимее касания закатного ветра - и его шёпот. - Поверьте... в вашу невинную светлую головку не может прийти и тень догадки, до чего я могу додуматься, глядя на вас.

Я ощутила, как он ослабляет объятие, и начало движения, которым он хотел меня отстранить - но, не позволяя этого, теснее прижалась к нему, пряча лицо у него на груди, подушечками пальцев впиваясь в его предплечья. Упрямым, отчаянным, почти неосознанным жестом, каким ребёнок цепляется за любимую игрушку, когда её пытаются отобрать; и на пару мгновений это заставило его замереть.

Следом я услышала вздох, с которым одна его рука вновь сжалась на моей талии, а другая огладила мои волосы - с трепетной, бережной сдержанностью.

Не хочу. Не хочу отстраняться, не хочу уходить, не хочу его отпускать. Не хочу возвращаться к глупым условностям, мрачным тайнам и сложным выборам, которых не существует, пока меня касаются его пальцы. Хочу дальше греться тёмным теплом, растворявшим все мои страхи; хочу быть рядом с ним, так близко, как только возможно. Я не знаю о нём почти ничего, но он знает обо мне то, чего и я сама не знаю. Он один понимает, что я есть на самом деле, и принимает - всю, целиком, со всеми мыслями и безумствами, всей безрассудностью и неосторожностью, которыми он не пользуется, хотя мог бы воспользоваться так легко. И я сама не знала, что в нём влечёт меня больше: эта его проницательность - или то, что он свято следует тому сонету Шекспиру, что когда-то вынудил меня читать.

Близость опасности так заманчива... до тех пор, пока эта опасность из близкой не становится непосредственной.

- Если не ошибаюсь, скоро возвращается лорд Томас, - перебирая мои волосы, молвил мистер Форбиден; в негромком голосе скользнуло раздумье и странная печаль. - Полагаю, он захочет, чтобы вы положили конец вашему маленькому обручальному спектаклю, сказав ему окончательное и твёрдое 'да'. Или окончательное и твёрдое 'нет', но этого он уже вряд ли захочет.

Эти слова заставили меня почти вздрогнуть. Вспомнив и о Томе, и о нашей мнимой помолвке, и о мире, оставшемся за пределами маленького тёмного мирка, куда я убежала, в котором грелась сейчас.

О том мире, где недостаточно было просто закрыть глаза, чтобы все твои проблемы исчезли.

- Да, - глухо проговорила я. - Захочет.

- И вы уже решили, что ему скажете?

Я промолчала. Лишь глубже зарылась лицом в его сюртук.

Том, Томми... что ты будешь делать, когда узнаешь правду? Когда поймёшь, что я не могу дать тебе того, чего ты жаждешь, но готова пойти за человеком, с которым едва знакома? Что не хочу быть твоей женой - женой того, с кем дружна с детства, - но останусь с хозяином Хепберн-парка, даже если он окажется тем, кем я думаю? Если даже я сама понимаю, что это сущее безумство, и безумство, которое причинит тебе боль...

Что буду делать я, если ты всё же осуществишь то, чего я боюсь?..

Ладонь на моих волосах дрогнула и застыла. Медленно спустилась ниже, замерев на шее, прижав каштановые пряди к коже.

- Думаю, наши встречи стоит прекратить, - сказал мистер Форбиден потом: так тихо и спокойно, что мне разом стало холодно.

Я знала, что он прав. Я сама думала о том же. В конце концов, завтра должна была приехать Рэйчел. Не говоря уже о том, что с каждым днём я всё больше теряю голову, и даже его выдержка не может быть бесконечной.

Но, помимо всего прочего, завтра наступало полнолуние.

И поэтому я всё-таки спросила, не поднимая головы:

- Почему?

- Я слышал, завтра приезжает ваша подруга. Полагаю, с ней вам будет не до одиноких прогулок.

- Вы могли бы нанести нам визит. После того, что случилось сегодня, вы будете в Грейфилде желанным...

- Ребекка. - Его голос прозвучал безрадостно и мягко, как выдох; в нём скользнула странная, так непривычная для него обречённость. - Вы прекрасно понимаете, что всё не может просто продолжаться, как есть.

Я смолкла.

Впервые ощутив, как холоден ветер, овевавший вершину башни, на которой мы стояли.

- Вы должны принять решение, хотите ли вы связать свою жизнь с лордом Томасом. Или готовы ли ему отказать. Вдали от меня ваш ум будет более трезвым.

Я хотела ответить - хоть что-нибудь, - но слова застряли в сжавшемся, внезапно переставшем подчиняться горле. И, прекрасно понимая его безжалостную и неоспоримую правоту, наконец позволила себя взять себя за плечи и отстранить; теперь - уже безропотно.

Но всё же нашла в себе силы поднять голову и хрипло спросить, пока он не успел разжать пальцы:

- А если моим ответом ему всё же окажется 'нет'?

Его глаза остались спокойны. Лишь ресницы чуть дрогнули, а зрачки сузились, пульсируя в разноцветной, выцветшей в сгустившихся сумерках глубине.

- Полагаю, тогда вам не избежать нового разговора со мной, - сказал он бесстрастно. - И отнюдь не о Шекспире.

А после, отпустив меня, легонько подтолкнул к лестнице: внизу которой уже ждали леденящие стены Хепберн-парк, семья, жених, тёмные тайны и весь реальный мир.

Глава пятнадцатая

Когда следующим днём Рэйчел выпорхнула из экипажа, яркая рыжина её локонов полыхнула ещё ярче на солнце, уже клонящемся к горизонту.

- Бекки! - воскликнула подруга, кидаясь ко мне с распростёртыми объятиями. - Прекрасно выглядишь!

Я почувствовала умилённый взгляд, которым матушка и другие домочадцы наблюдали, как мы расцеловываемся, - и мне стало совестно, что несколько дней назад я не хотела её приезда.

- Могу сказать то же о тебе, - искренне улыбнулась я.

Карие глаза Рэйчел сияли; кофейного цвета платье самого модного фасона - длинные рукава тесно облегают руки, перевёрнутый треугольник корсажа узким клином смыкается с широкой юбкой, спускавшейся вниз пышными складками, - прекрасно подчёркивало их шоколадный оттенок, как и жемчужную бледность лица, длинного и утончённого. Маленький капор, венчавший её голову, напоминал произведение кондитерского искусства: кружевные оборки обрамляли лицо нежным облаком, словно кремовые украшения по краям торта, ленты завязывались под подбородком пышным бантом.

Всё же у жизни в провинции есть свои преимущества. Всегда предпочитала платья попроще и посвободнее. Меня уже заставили надеть подобный наряд на бал, и вся эта красота сильно ограничивала свободу движений, разом делая тебя беспомощной и зависимой от окружающих. Впрочем, на то и расчёт: в глазах мужчин нежная, хрупкая и уязвимая дева явно была куда привлекательнее дерзкой и самостоятельной личности.

Большинства мужчин, во всяком случае.

Краем глаза я видела, как камеристка Рэйчел переговаривается с нашими слугами, уже подоспевшими для разгрузки вещей. Щедро отпустив всем комплименты и тёплые приветственные слова, подруга приняла руку отца и направилась в дом; и, вышагивая за ними, я ощутила, что её звонкий голосок немного облегчает тяжесть, повисшую у меня на душе со вчерашнего вечера.

Мы убыли из Хепберн-парка этим утром. За завтраком мистер Форбиден осведомился о моём самочувствии - и не более. Зато он был столь безукоризненно любезен со всеми, что гости разъехались в самых лучших и благосклонных чувствах, а происшествие с каторжниками лишь добавило изысканной остроты страшного приключения приятному вкусу этого визита.

И лишь мои мысли были далеки от тех, что занимали остальных.

За ужином матушка долго пытала Рэйчел о самочувствии её родных, столичных новостях и последних веяниях моды. Подруга стойко выдержала допрос, вежливо и доброжелательно сообщив всё необходимое, пересказав те светские сплетни, которые ей были известны, и мудро умолчав о тех новостях, которые обычно интересовали её саму, - располагавшиеся в колонках криминальной хроники.

- Когда я подъезжала к Хэйлу, я заметила бродячих циркачей, разбивающих шатры за околицей, - сообщила Рэйчел, когда поток матушкиных вопросов наконец иссяк. - Миссис Лочестер, позволите нам с Бекки и Бланш завтра прогуляться туда? Думаю, им тоже хочется взглянуть на фокусников, жонглёров, бородатых женщин, пожирателей огня и другие диковинки.

- Почему нет? - благодушно согласилась мать. - Идите, повеселитесь.

Рэйчел благодарно улыбнулась, Бланш просияла, но я лишь безразлично кивнула.

Циркачи так циркачи. Всё какое-то развлечение - и, что важнее, отвлечение.

- Полагаю, Рэйчел, ты ещё не знаешь о счастливом известии? - осведомилась матушка, расплываясь в заговорщицкой улыбке.

- О, вы о помолвке Бекки? А ведь я совсем забыла её поздравить! - всплеснув руками под досадливым взглядом матери, явно предвкушавшей приятный сюрприз, подруга повернулась ко мне. - Бекки, я так рада! И ведь даже не подумала мне написать!

- Ты ведь всё равно должна была скоро приехать, - пробормотала я.

Не говорить же правду: что с появлением в моей жизни мистера Форбидена все мысли о любой корреспонденции вылетели у меня из головы.

- К счастью, до моего отъезда Чейнзы нанесли нам визит и сообщили, что в Грейфилде мне предстоит застать не только свадьбу Бланш. Если честно, я ни капельки не удивлена... вы с Томасом всегда казались мне прекрасной парой, так что я ждала этой новости. - Брови Рэйчел едва заметно дрогнули, хмурясь. - Хотя меня немного удивила быстрота, с которой развиваются события. Меньше месяца от помолвки до свадьбы...

- Если жених и невеста знают друг друга столько лет, к чему тянуть? - философски заметил отец. - По-моему, прекрасно, что две сестры выйдут замуж в один день. Меньше мороки с организацией, да ещё и годовщины проще запомнить. Сущее счастье для отца-старика!

- Не говорите глупостей, мистер Лочестер! Какой из вас старик. - Подруга рассмеялась вместе с папой, и хмурая морщинка меж её бровей разгладилась. - А почему лорд Томас не ужинает нынче с нами? Была бы рада снова его повидать. - Она лукаво улыбнулась. - Он что-то говорил о романтическом путешествии во Фрэнчию, так что, полагаю, после свадьбы им с Бекки долго будет не до гостей.

- Думаю, он составит нам компанию сразу, как вернётся из Ландэна.

- Разве он ещё не вернулся?

- Если б вернулся, мы бы об этом знали, - уверенно произнесла матушка. - Он бы первым делом нанёс визит нам.

- Но он отбыл из Ландэна ещё прежде меня. - Рэйчел растерянно отрезала кусочек от телячьего медальона под ореховым соусом. - Я спросила его, не нужно ли передать письмо Бекки, а он ответил, что завтра сам отправляется обратно в Энигмейл... я думала, он уже будет в этих краях, когда я приеду.

Отец лишь плечами пожал:

- Должно быть, дела задержали его. Либо в Ландэне, либо в дороге.

Тут матушка спохватилась, что ещё не в курсе, какие нынче в столице шьют свадебные платья, и беседа ушла в сторону. Впрочем, отсутствие Тома явно не являлось событием, на котором стоило заострять внимание; я и вовсе ему радовалась.

Ещё несколько лишних дней на раздумья.

После ужина попили чай, а затем нам наконец позволили уйти наверх. Бланш увязалась с нами, но до поры до времени сидела тихо, не мешая обсуждению всего, что мы читали за время разлуки, и всего, что с нами произошло.

Почти всего.

- А Ребекку вчера спасли от беглых каторжников! - в какой-то момент торжественно произнесла Бланш, всё же вмешавшись в разговор, - который я старательно строила так, чтобы избежать хоть одного упоминания персоны мистера Форбидена.

- Как? - ахнула Рэйчел. - Бекки, на тебя напали? И ты молчишь?!

- Мне не слишком приятно об этом вспоминать, - буркнула я.

- Их было четверо! - самозабвенно продолжила сестра. - Ребекка ушла в лес, но они караулили у дороги! И один из них уволок её в чащу, и...

Я мученически выслушивала, как Бланш взахлёб пересказывает события вчерашнего дня. Впрочем, надолго моего слуха не хватило: в какой-то миг мои мысли вновь ушли в те безнадёжные дали, в которых пребывали большую часть времени, минувшего с достопамятной закатной беседы, и голос Бланш растворился в задумчивом тумане, заволокшем мои уши.

'Вам не избежать нового разговора со мной, и отнюдь не о Шекспире'. Интересно, я настолько умна или настолько глупа, чтобы расценивать предложением фразу, которую можно толковать самым разным образом? Правильно ли понимаю смысл, который был за ней скрыт - или просто хочу понимать её так, обманывая саму себя, вконец одурев от романтических мечтаний? Но предпринять попытку сделать меня своей любовницей Гэбриэл Форбиден мог уже сейчас, моя помолвка тому не помеха; и всё его поведение, все слова и поступки ведут к другому. К тому, что он ждёт, пока я решусь - сама - освободить свою руку от притязаний Тома, а ум и сердце от сомнений. Без всяких обещаний с его стороны, которые могли бы подтолкнуть меня к тому, о чём потом я могу пожалеть. Ведь он, как и я, не мог не понимать: логичным и правильным с моей стороны было бы превратить мнимую помолвку в настоящую. Связать судьбу с тем, кого я знаю долгие годы, чья кандидатура вызывает одно лишь одобрение у моих родных, чья репутация и положение распахнёт передо мной двери всех домов, а не закроет их. Он не хочет портить мне жизнь, пока я ещё не отрезала себе все возможности, которые представляются мне сейчас. В самом деле, что такое чувства, свобода выбора и взаимопонимание против всеобщего осуждения и отчуждения от любого приличного общества? Для большинства тех, кто нас окружает, выбор бы не стоял.

И да, он определённо считает, что его предложение испортит мне жизнь. Почему - уже другой, самый интересный вопрос. Впрочем, преград для нашего союза и правда много. Сословные рамки. Разница в возрасте. Его репутация.

Его кровавые секреты.

- ...любопытная личность, должно быть, этот мистер Форбиден, - услышала я голос Рэйчел, наконец пробившийся сквозь мысленную пелену.

- О, да! Он такой харизматичный и импозантный мужчина! Видела бы ты, как он стреляет! А как он обставил Хепберн-парк! Ты ведь не была там ни разу? Мы гостили когда-то давно, ещё при леди Хепберн, но теперь...

Что ж, как бы там ни было, в одном он - моё наваждение и проклятие, спасение и надежда - прав. Я должна принять решение, которого ждёт от меня Том. До свадьбы остаётся меньше двух недель, дальше тянуть нельзя, и мистер Форбиден... как странно называть его так сейчас... здесь отнюдь не главный аргумент. Главное - готова ли я пойти против семьи и против совести, призывавшей меня не обрекать старого друга на страдания от разбитого сердца, способные подтолкнуть его к ранней могиле.

С другой стороны... от меня потребуется просто найти аргументы, чтобы убедить Тома жить дальше, несмотря ни на что. Рассказать ему, что я - далеко не единственная девушка на свете, и уж точно далеко не самая достойная из них. Хорошо было бы намекнуть, чтобы он обратил свой взор на Рэйчел: подругу сумели воспитать так, что к мысли о браке без любви она относилась совершенно спокойно, и когда-то она признавалась мне, что Томас Чейнз - один из тех молодых людей, чьё предложение она приняла бы без особых раздумий. Наши с ней характеры схожи, и Рэйчел вполне способна прийтись Тому по вкусу, заменив меня в роли будущей леди Чейнз; то, что в отличие от меня она признанная красавица, лишь подсластит горькую пилюлю моего отказа. Разобравшись с Томом, мне предстоит выдержать битву с родными, - но, полагаю, победить в ней я не смогу. Мою жизнь в любом случае обратят тем, от чего я готова буду убежать куда угодно... однако если мистер Форбиден всё же озвучит моим родителям предложение, на которое непременно получит отказ, убегать окажется немного легче. Ведь будет, куда, и будет, с кем.

Нет, меня не остановит, что мама от одной мысли о зяте-контрабандисте схватится за сердце, а отец не пойдёт ей наперекор. Если хозяин Хепберн-парка позовёт меня, их согласие на брак будет для меня последним делом. Но даже когда родители скажут своё решительное 'нет', меня это не остановит, и...

И что я буду делать дальше? Если он действительно оборотень? Каждое полнолуние слушать рычание волка за запертой дверью, молясь, чтобы оно не стало для меня последним?..

- ...Бекки!

Моргнув, я наконец увидела перед собой глаза Рэйчел, устремившие на меня пристальный взгляд.

- Всё прослушала, - укоризненно констатировала она.

- Да, простите. Задумалась. О чём шла речь?

- Я говорила, что мистер Форбиден всё-таки не должен был сам убивать тех каторжников, - терпеливо повторила Бланш. - Он вполне мог просто ранить их, чтобы они никуда не убежали. А их судьбу должен был решать суд.

- Бланш, дело в любом случае уже закрыто, - в моём голосе всё же пробилось раздражение. - Мистер Хэтчер определил его действия как 'самозащита', и его коллеги согласились, что в данном случае вполне допустимо...

- Я понимаю, и я рада, что у мистера Форбидена не будет неприятностей с законом из-за того, что он спас тебя, но с точки зрения морали это всё равно неправильно! Не может один-единственный человек решать, кто достоин жить, а кто умереть!

- А я говорила, что всё зависит от конкретного случая, - сказала Рэйчел. - Я надеюсь, у меня хватило бы сил не колебаться, если б мне пришлось лишить жизни кого-то, угрожающего моим близким. - Она помолчала. - Хотя не могу не признать, что меня пугают люди, для которых убийство является привычным делом. Те же стражники или Инквизиторы... Инквизиторы в большей степени... всё же есть нечто противоестественное в человеке, который привык отбирать жизнь у себе подобных. Меня пробирает дрожь, когда я понимаю, что руки, на которые я опираюсь - руки убийцы.

- Ты сама только что говорила: всё зависит от конкретного случая, - не согласившись, напомнила я. - Разве плохо, что кто-то берёт на себя смелость очищать наши земли и наше общество от тех, кто угрожает нашему спокойствию? Что проливает кровь тех, кто иначе прольёт кровь невинных? Тех же военных всегда почитают как героев, и чем больше врагов они убьют, тем больше славы ожидает их по возвращении... хотя я всегда находила это довольно ироничным: то, что мы сторонимся палачей в тюрьме, но восхваляем палачей на поле боя.

- Я общалась с теми, кто прошёл войну. И с Инквизиторами тоже. И они... другие, Бекки. - Взгляд Рэйчел сделался печальным. - Всё же это неестественно для человека - привычка убивать. И тем, о ком я говорю, в какой-то момент пришлось научиться видеть перед собой не живые души, бесценные творения богов, а мишени. Бездушные, бесчисленные, неотличимые друг от друга. Это ломает в них что-то, раз и навсегда. И ты, человек, с которым сейчас они общаются, любезничают, смеются и танцуют... для них ты в любую секунду можешь обратиться из человека в такую же мишень, и их палец не дрогнет, когда им придётся спустить курок, чтобы оборвать твою жизнь. Это меня и пугает.

- У тебя не было возможности проверить. Не думаю, что Инквизиторы убили бы кого-то из членов своей семьи, преступившего закон, с той же лёгкостью, что незнакомого мага-отступника.

- Они вообще редко обзаводятся семьями. Мне кажется, это о чём-то говорит.

- Полагаю, они просто женаты на своей работе.

- Может, и так. - Рэйчел отстранённо накручивала на палец рыжий локон. - Но за время, что мы не общались, в газетах писали о ещё одной интересной истории. В одном из районов Ландэна пропадали продажные женщины. Выяснилось, что за этим стоял семнадцатилетний мальчишка, который практиковал кровавые ритуалы, чтобы вызывать дух умершей возлюбленной. Сын одного барона, родители знали его. Но он сопротивлялся при аресте, и Инквизиторы убили его на месте, без суда и следствия. - Рэйчел сощурилась. - Он был младше нас с тобой, Бекки. Тоже аристократом. И хотел ещё раз увидеть любимую, унесённую холерой. Не власти, не богатства, не чего-то ещё.

- Полагаю, какое-то следствие было, раз в газетах написали всё это, - мягко возразила я. - Хочешь сказать, его цель была благородной? Но для её осуществления он похищал и убивал женщин. Таких же, как мы с тобой.

Губы Рэйчел дрогнули, складывая намёк на высокомерную гримаску.

- Не говори так. Существа, добровольно избравшие путь греха... для меня они иного сорта. Никак не ровня нам.

В этот миг она вдруг остро напомнила мне матушку - и подобное лицемерие из уст той, кого я привыкла считать подругой, заставило меня яростно вскинуть голову.

- Хочешь сказать, от этого их убийство становится меньшим грехом, чем убийство их убийцы?

- Он был просто мальчиком, обезумевшим от горя. Он мог бы убивать невинных, но не стал.

Глядя ей прямо в глаза, я грустно сцепила руки в замок.

Рэйчел, Рэйчел... свет с его разграничениями и рамками даже тебя потихоньку перемалывает под свои правила. Если и меня титул будущей графини Кэрноу однажды заставит стать заносчивой блестящей ханжой - лучше умереть от голоду в какой-нибудь подворотне.

- Гуманизм - это прекрасно. Но мне чужд как гуманизм, призывающий прощать всех и всё, так и избирательный, делящий людей на разные сорта, чтобы представители одного имели право убивать, а другого - лишь быть бесправными жертвами, - произнесла я со всей мягкостью, на какую в тот момент была способна. - Есть вещи, которых нельзя простить. Если человек совершил одну из них, он более не человек, но животное... бешеное животное, которое нужно усыпить. И хвала Инквизиторам, которые взваливают на себя это нелёгкое бремя, пятная свои души грехом убийства, чтобы мы могли спать спокойно.

- Довольно! - поморщилась Бланш, смотревшая на нас совершенно круглыми глазами. - Хватит обсуждать такие ужасные вещи! Разве нельзя поговорить о чём-то другом?!

Уже разомкнув губы для ответа мне, Рэйчел осеклась.

- Прости. Ты права, - миролюбиво произнесла она, поворачиваясь к сестре. - Расскажи лучше, как там поживает твой жених.

И до конца вечера мы больше не поднимали 'опасных' тем; но даже когда подруга желала нам спокойной ночи, прежде чем удалиться в свою комнату, я чувствовала в её тоне некое напряжение. Так что спать я снова ложилась в расстроенных чувствах, только уже по другой причине, нежели накануне.

Как легко я рассуждала про Инквизиторов и бешеных животных. Но человек, которого я люблю, явно некогда ускользнул из лап Инквизиции, и почти наверняка - после убийства. Выходит, я такая же двуличная, как те, кого осуждаю?.. Но нет, Гэбриэл явно не хотел убивать свою жену. Правда, не могу сказать того же насчёт остальных его жертв, которые явно имели место быть.

Гэбриэл. Боги, я называю его Гэбриэл, как будто он уже мой... кто-то. А ведь всё, что у меня есть - двусмысленная фраза, которая может намекать на очень и очень многое. И что я буду делать, если ошибаюсь на его счёт? Если считаю его более благородным, чем он есть, если в действительности он коварный соблазнитель или кровавый убийца? Если я отрекусь от всего и кинусь в его влекущие объятия, а он, поигравшись, выбросит меня, как использованную вещь - или, хуже того, заставит вовсе исчезнуть...

Нет, так не может продолжаться. Давно пора перестать закрывать глаза на то, чего мне не хочется видеть и узнавать. При следующей же встрече я прямо спрошу его обо всём: и о прошлом, и о планах на будущее. Ведь нельзя терять голову и просто идти за ним, забыв обо всём, полагаясь на мою глупую влюблённую веру в него. Как бы мне этого ни хотелось.

Правда, ничто не помешает ему солгать, а мне - поверить его лжи.

Конечно, из-за всех этих мыслей заснуть я не могла. В конце концов мне надоело ворочаться с боку на бок, и, встав с постели, я подошла к окну. Распахнув створки, выглянула наружу, чтобы вдохнуть прохладу весенней ночи, пронизанную лунными лучами. Посмотрела на белый диск, тонущий в синей бездне небосвода, сияющий холодным серебряным светом среди россыпи бледных звёзд.

А потом, опустив взгляд, чтобы оглядеть сад, увидела волка.

Он был чёрным. Целиком и полностью. И куда крупнее Лорда - я видела это даже отсюда. Его шерсть лоснилась в лунном свете, отливая обсидиановым блеском; он сидел в начале яблоневой аллеи, прямо напротив моего окна, и смотрел на меня. Я не видела его глаз, но чувствовала его взгляд совершенно отчётливо.

Страх прошил меня ледяной волной. Я резко захлопнула створки, лихорадочно отпрянула от окна, - но волчий вой, пронзивший ночь миг спустя, услышала даже так. Замерла, часто дыша, пока утихал звук, полный ярости и тоски; затем рискнула шагнуть обратно к окну, осторожно посмотрев в сад через стекло... но зверя там уже не было.

Его исчезновение испугало меня куда больше, чем его появление.

Потом я долго сидела на кровати, закутавшись в одеяло, обняв руками колени. Желая разбудить всех, сказать о том, что видела, упросить не выходить из дому, - и понимая, что никто даже не подумает мне поверить, а если поверят, будет куда хуже. И просто смотрела в темноту за окном, таившую в себе опасность, слушала тишину, ожидая, что её в любой момент сменит чей-то крик - или звук, с каким хищные зубы и когти начнут терзать мою дверь, которую едва успели привести в порядок после прошлого волчьего визита. Смотрела и слушала, пока в какой-то момент всё же не забылась сном без снов: глубоким и мутным, как омут, чёрным, как шерсть того, кто ждал меня снаружи...

И одежды того, кто сейчас должен был спать в Хепберн-парке.

Глава шестнадцатая

- Бекки, довольно дуться, - весело и ласково проговорила Рэйчел, подхватывая меня под руку. - Из-за какой-то ерунды целый день ходишь мрачнее тучи! Предлагаю больше не касаться вопросов, которые могут заставить нас повздорить. Ну же... мир?

Ответная улыбка далась мне через силу, - и вовсе не из-за обиды.

- Мы и не ссорились. Не обращай внимания, я просто дурно спала нынче ночью.

Мы вышагивали по Хэйлу, залитому золотом яркого солнца. Мы с Рэйчел - впереди, за нами, хихикая - Бланш и Эмили с Элизабет, которым сестра успела утром передать весточку и предложить присоединиться к нашей прогулке к циркачам; благо поместье Лестеров было ближайшим к Грейфилду, а дом Гринхаузов и вовсе располагался в самом Хэйле. Сейчас мы были уже на околице, проходя мимо кладбищенской ограды.

- Кошмары? - мигом посерьёзнела Рэйчел.

- Что-то вроде.

Подруга, вздохнув, накрыла мою ладонь своей.

- Если ты боишься свадьбы, не бойся, - проговорила она, ободряюще сжав мои пальцы. - В супружестве много своих прелестей... в частности, теперь твоей жизнью не будут заправлять родители. Чейнзы - редкие гости в столице, и никто не принудит тебя жить в Ландэне. Я знаю, город всегда казался тебе лицемерным, чопорным и грязным. Я и сама в провинции чувствую себя куда свободнее, и дышится здесь легче... во всех отношениях. - Рэйчел скользнула рассеянным взглядом по могильным камням, серевшими справа ровными рядами, один за другим остававшимися позади. - Томас не будет рядом целыми днями, ведь у мужчин всегда свои интересы. У тебя появится много свободного времени, которое ты сможешь посвящать занятиям по своему вкусу. Твой будущий супруг - человек не жёсткий и не властный, и он любит тебя. Больше никаких указаний, никакого контроля над тем, чем ты увлекаешься и что читаешь. Разве это не здорово?

- Ты считаешь это достоинством брака? - хмуро уточнила я. - Когда у новобрачной образовывается много времени, что она проводит не с мужем?

Рэйчел вздохнула.

- Бекки, ты не хуже меня знаешь, что единство душ - большая редкость. Хорошо верить в ту прекрасную любовь, что описывают в романах и сказках, пока ты маленькая девочка... но нам с тобой лучше трезво смотреть на вещи. Людям свойственно не сходиться во взглядах, и зачастую им просто необходимо отдыхать друг от друга. По моему мнению, мужья априори не предназначены для задушевных бесед. Для этого есть подруги, а супруг... глупо надеяться, что помимо спутника жизни и отца твоих детей он будет тебе и идеальным другом, и идеальным любовником. - Она смотрела вперёд, на пёстрые крыши большого шапито и шатров поменьше, рассыпавшихся вокруг него; отсюда уже видны были сполохи пламени, полыхавшего в руках фокусников, и слышен восторженный гомон обступавших их зрителей. - Наш выбор сильно ограничен нашим положением. Из тех, кто подходит мне по происхождению, я не выйду ни за того, кто не привлечёт меня внешне, ни за глупца, ни за деспота, ни за искателя завидного приданого. Однако если твой супруг умён, богат, хорош собой, искренне любит тебя и не насаждает тебе своё мировоззрение... разве можно мечтать о большем?

Мечтать о большем? Можно, подумала я. Обо всём, что дарит мне общество хозяина Хепберн-парка.

Однако вслух, конечно же, я этого не сказала; и поскольку мысли о Гэбриэле Форбидене вновь всколыхнули во мне слишком много чувств, в который раз постаралась об этом забыть.

Терпение, Ребекка. До разговора с ним ты только и можешь, что опять тщетно терзать себя сомнениями и догадками. Ты уже намекнула отцу утром, что неплохо было бы снова зазвать твоего спасителя на ужин в Грейфилд; осталось дождаться, пока намёк обратиться реальным приглашением, и после ужина улучить минутку для разговора наедине. А если 'корсар' вдруг откажет, невзирая на правила хорошего тона - учитывая, что он хотел пресечь ваше общение на некоторое время, это окажется ожидаемо, - ничего не останется, как самой заявиться в Хепберн-парк.

С Рэйчел, правда, это окажется нелёгкой задачей, но я была уверена, что найду способ.

- Наверное, нет.

Мы уже ступили в вотчину циркачей. Два ряда шатров складывали нечто вроде длинной галереи; между ними расположились ловкачи, жонглировавшие ножами и горящими факелами, и фокусники, зазывавшие на большое вечернее представление в шапито. На стенах шатров висели пёстрые афиши, обещавшие, что внутри за мизерную плату гости увидят повелителя змей, мужчину без костей, двухголового пса, всяческих уродцев и прочие удивительные вещи. Эмили с Бланш, ахнув, замерли напротив улыбчивого златокудрого юноши в старомодном бархатном камзоле, с каждым шагом которого из вытоптанной земли под его сапогами пробивались цветы и свежая зелёная трава, льнувшая к его ногам. Он показывал карточные фокусы, пока вокруг его рук порхали светящиеся алые бабочки, - и пусть я знала, что это иллюзии, знание не делало зрелище менее красивым и впечатляющим.

Судя по тому, что потрёпанный цилиндр у его ног был заполнен монетами почти доверху, моё мнение разделяли многие.

Мы с Рэйчел тоже приостановились, глядя, как фокусник протягивает колоду зардевшейся Элизабет, предлагая выбрать любую карту для следующего трюка.

- Бекки, только обещай не делать глупостей, - проговорила подруга вполголоса, так, чтобы не расслышали окружающие: сплошь женщины, тоже зачарованно любовавшиеся красавцем-фокусником. - Ты ведь не увлеклась своим таинственным спасителем, этим мистером Форбиденом? Романтики принижают браки по расчёту, превознося союзы по любви, но сестра моей матери презрела доводы родных и рассудка, выйдя замуж за бедняка. В итоге сейчас она растит десяток крикливых младенцев в грязной лачуге, проклиная день, когда позволила любви, давно уже прошедшей, задурить себе голову. - Она выразительно покосилась на меня. - Пылкие чувства рано или поздно сгорают, а для счастливого брака вполне достаточно нежности и взаимного уважения. Их огонь горит не так ярко, как пламя страсти, зато надёжнее и дольше.

- Мистер Форбиден не бедняк, - сказала я: прекрасно понимая, что надо промолчать, но не в силах сдержаться.

- И не аристократ. Он не просто другого круга - он человек, преступавший закон, и, судя по убитым каторжникам, не одной лишь контрабандой. Пускай нас с тобой, в отличие от многих, всегда стесняли те бесконечные глупые правила, что нам навязывали, - мы остаёмся леди, а различие между джентльменом и простолюдином огромно. Мы не сможем жить с человеком ниже нас, тем, кого воспитывали совсем иначе, чем принято в свете... если воспитывали вообще. Однажды тебя начнёт коробить вульгарность его манер и взглядов, однако ваш брак уже порвёт твою связь и с семьёй, и с людьми твоего круга. И когда он начнёт пить, оскорблять твои уши портовой бранью или заниматься рукоприкладством, что вполне естественно для людей его сословия, помочь тебе будет некому.

- Ты не знаешь его. Ты ничего не знаешь о нём, - мой голос прозвучал куда резче, чем я ожидала. - И обо мне, - помолчав, добавила я едва слышно.

- Что за глупости, - фыркнула она. - От Бланш я услышала о нём достаточно, чтобы сделать выводы. И знаю о тебе почти столько же, сколько о себе.

- Но с тех пор, как мы виделись в последний раз, многое изменилось. - Я смотрела, как фокусник ловким жестом вытаскивает нужную карту из воздуха за ухом Элизабет, и та, ширя глаза в изумлённом восторге, хлопает в ладоши; в этот миг мисс Гринхауз даже не походила на ту хитрую змею, которой я привыкла её считать. - Я не леди, Рэйчел. И, боюсь, мне никогда ею не стать.

'За это любая добропорядочная девица будет иметь полное право презрительно от вас отвернуться'... так ты говорил когда-то, Гэбриэл? А ведь с того нашего чаепития я совершила столько непристойных глупостей, что даже Рэйчел наверняка посчитает меня обесчещенной, если не падшей. Забавно было бы мне рассказать ей о наших с тобой встречах, обо всём, что я позволяла себе с тобой и что позволяла тебе: просто ради того, чтобы посмотреть, как изменится её лицо.

Но она ничего не подозревала, - и поэтому тепло обняла меня за плечи.

- Возможно, просто твои взгляды на понятие 'леди' несколько отличаются от моих. - На пару мгновений сжав меня в объятиях, она снова отстранилась, чтобы достать кошелёк. - Для меня ты всегда будешь леди, Бекки. И подругой - даже многодетной нищенкой в грязной лачуге. Как, полагаю, и для Томаса. Не забывай об этом... не забывай ни о семье, ни о старых друзьях. Пусть даже порой тебе будет казаться, что они вконец тебе опостылели, и ты готова отказаться от всего этого ради чего-то другого.

Это вновь заставило меня невольно улыбнуться.

- Моя мудрая старушка Рэйчел. Ты старше меня всего на три года, но порой говоришь так, будто уже взрастила внуков.

- Необязательно самой совершать ошибки, чтобы познать жизнь. Порой достаточно вдумчиво проанализировать чужие, - заметила подруга, кидая в шляпу фокусника вознаграждение за его эстетичный труд. - А твоя 'старушка', как тебе прекрасно известно, та ещё бедовая девица. - Убрав кошелёк, Рэйчел вновь взяла меня под локоток и повела за Бланш и компанией, уже ушедших вперёд; впрочем, троица то и дело оглядывалась на златокудрого кудесника, начавшего новый трюк. - Устроим сегодня вечер страшных историй, как в старые добрые времена? А после можно погадать, что нас ждёт, на лунных бликах в водах пруда. Правда, придётся проскользнуть мимо твоей матушки... надеюсь, эта попытка выйдет успешнее прошлой, - её слова окрасила странная смесь ностальгических и заговорщицких ноток. - До сих пор помню, как она нас поймала на лестнице.

- 'Куда собрались в таком виде среди ночи', да-да, - усмехнулась я, живо вспоминая тот случай. - Своим криком всех перебудила.

- И твой отец сказал, что лучше не мешать нам простужаться и обзаводиться своей головой на плечах, чем будить уставшего главу семейства. - Рэйчел рассмеялась вместе со мной. - Славная была ночь.

- Бекки, Бекки! - напряжённо вглядевшись в афишу на очередном шатре, Бланш обернулась к нам, требовательно указывая пальцем на вход. - Давай зайдём!

Я всмотрелась в разукрашенный бумажный прямоугольник, висевший рядом со входом. Полотняные стены шатра выкрасили пурпуром - цвет явно некогда был насыщенным, но теперь поблек от солнца и дождя; на афише рядом с хрустальным шаром изобразили лицо некой дамы в разрисованной вуали. Надпись ниже гласила 'мисс Туэ, предсказательница', ещё ниже мелкими буквами интригующе-зловеще подписали: 'Загляните в своё будущее, если осмелитесь'.

Вопросительно взглянув на Рэйчел, я увидела в глубине её глаз тот же азарт, что всколыхнулся во мне.

- Если уж мы всё равно собирались гадать, - произнесла подруга, - лучше доверить это дело профессионалу.

Солидарно кивнув, я махнула рукой Бланш в знак согласия, - и когда сестра, просияв, затащила своих товарок в шатёр, следом за ними ступила в пристанище предсказательницы.

Плотные стены шатра, изнутри задрапированные ярким алым шёлком, не пропускали свет, но мрак рассеивали десятки свечных огарков, сиявших в маленьких стеклянных банках, висевших в воздухе под потолком. Откуда-то пахло дымом и черносливом, Бланш восторженно перешёптывалась с подругами, любуясь волшебными светильниками. Как я поняла, мы находились в некоем подобии прихожей: у стены стояли несколько низких деревянных табуретов, прямо перед нами висела плотная бархатная занавесь, похожая на гардины.

- Проходите, барышни, - донёсся до нас голос из-за занавеси - приглушённый бархатом, он тоже казался бархатным. - По одной.

Бланш и Эмили переглянулись во внезапной робости, но Элизабет, горделиво вздёрнув подбородок, отважно шагнула вперёд. Рукой в перчатке слегка отодвинув правую половину занавеси, девушка скрылась за ней; я лишь мельком успела увидеть через щель стол, покрытый золотой парчовой скатертью, почему-то окутанный лёгкой дымкой. Рэйчел, оглядываясь вокруг с любопытным прищуром, присела на табурет, остальные последовали её примеру. Мне места не хватило, но я и не хотела садиться, предпочтя прохаживаться взад-вперёд, стараясь не прислушиваться к тому, что происходит за занавесью: это казалось мне неприличным. Бархат скрадывал звуки, однако до нас всё равно доносились отголоски беседы Элизабет с предсказательницей - впрочем, слишком тихие, чтобы можно было отчётливо различить хоть что-то.

Надеюсь, эта мисс Туэ не шарлатанка. Впрочем, ещё вопрос, что лучше: если она окажется обманщицей или если действительно владеет пророческим даром. Заглядывать в будущее и правда опасно... впрочем, обычно гадалкам неподвластно увидеть ничего большего, чем нечто туманное и расплывчатое, и говорили они об этом намёками, которые едва ли могли на что-то повлиять или как-то повредить.

Однако в глубине души я понимала, что надеюсь получить за занавесью совет, который сейчас был мне так необходим.

Наше ожидание не было долгим. Вскоре Элизабет вернулась к нам, задумчивая и будто побледневшая.

- Мне не велели говорить о том, что я услышала, - покачала головой она в ответ на жадные вопросы подруг. - Но... идите, сами всё увидите.

И села: очень прямо, с непроницаемым лицом, явно стараясь скрыть от нас вихрь чувств и мыслей, бушевавших в её разуме и душе.

Никто не стал одолевать её дальнейшими расспросами.

Следующей за занавесь нырнула Бланш. Она вернулась быстрее Элизабет - и, в отличие от своей подруги, с радостью в лице и сияющих глазах.

- Она гадала мне по руке, и на картах тоже, и она всё про меня знала, всё! - взахлёб поведала сестра, опустившись на табурет. - Иди к ней скорее, Эмили!

Той не пришлось повторять дважды: она и без того сидела на табурете, чуть не подпрыгивая от нетерпения.

Эмили тоже вернулась скоро, смущённая, но довольная. Она подсела к Бланш, явно горя желанием поделиться впечатлениями, и мы с Рэйчел обменялись вопросительными взглядами.

- Иди первая, - решила я, оттягивая момент, которого в глубине души немного опасалась.

Подруга без возражений поднялась с места - и вернулась даже быстрее остальных, а в ответ на все вопросы с улыбкой пожала плечами:

- Ничего неожиданного для себя я не услышала, но это и к лучшему. - Она весело подтолкнула меня к занавеси. - Вперёд, Бекки. Иди навстречу своей судьбе.

Пафос этой фразы заставил меня усмехнуться, но я подчинилась без промедления.

Помещение за занавесью оказалось вдвое больше того, что я оставила за спиной. Его озарял свет масляных лампад с цветными стёклами, расставленных тут и там - на полу, на сундуках с вещами, на небольшом круглом столе у дальней стены, который явно нарочно расположили как можно дальше от входа. На скатерти поблескивал прозрачный хрустальный шар и ждала своего часа колода карт, - и теперь стало ясно, откуда взялась дымка и запах чернослива: мисс Туэ курила трубку, прикусив уголком рта длинный тонкий мундштук. Её лицо - до губ - и волосы покрывала прозрачная вуаль фиалкового шёлка, впрочем, особо ничего не скрывавшая. Предсказательница сидела за столом, отделённая от меня складками покрывавшей его золотой парчи, и смотрела на меня, не моргая. Её облекало элегантное сливовое платье, богато отделанное кружевом; фасон уже вышел из моды, но в любом случае это был не тот наряд, какого можно ожидать от странствующей циркачки.

Впрочем, наверное, я могла понять причину этого странного несоответствия.

Мисс Туэ была баньши. Ими становились мертворожденные девочки, одна из тысячи; когда восходила первая луна после неудавшихся родов, уже остывший младенец вдруг мог шевельнуться и ожить, переродившись баньши, вестницей смерти. Эти девочки росли, как все обычные дети - но их кожа приобретала голубой или зеленоватый оттенок, цвет волос варьировался от василькового до снежной белизны, уши заострялись, как у всех фейри, а пальцы неестественно вытягивались. Кожа мисс Туэ отливала тоном бледных лепестков незабудок, волосы - аквамарина, а кисти тонких изящных рук отдалённо напоминали пауков. Баньши были неким переходным звеном между людьми и призраками: будучи материальными, с тёплой кожей и бьющимся сердцем, они умели парить над землёй и быть невесомыми... и обретали пугающий дар: по линиям руки читать срок, отпущенный живым, а у мёртвых - видеть, как именно они умерли.

Должно быть, мисс Туэ родилась в знатной и респектабельной семье - в чертах её лица читалась тонкая и благородная красота аристократки. Чаще всего родители отказывались от маленьких баньши, обрекая их на участь безродных сирот; но её родные, видимо, не отказались. Да только в конце концов, не выдержав предубеждения и страха окружающих перед фейри, а особенно перед теми, кому подвластно видеть чужую смерть - девушка предпочла сбежать из дому с циркачами, не чуравшимися 'уродов' вроде неё, однако не забыла прихватить пошитые для неё наряды.

Окинув меня с головы до ног оценивающим взглядом, баньши, затянувшись, отняла трубку ото рта; она казалась немногим старше меня, но взгляд серых глаз, в которых таял пепел погребальных костров, был очень взрослым. Выпустила струю сладкого ароматного дыма - и мундштуком указала мне на табурет по другую сторону стола, напротив себя.

- Присаживайтесь, - приятным грудным голосом велела она.

Я села, глядя, как баньши, сделав последнюю затяжку, откладывает трубку на скатерть.

- А плата? - спросила я.

- Плата после. Столько, сколько сочтёте нужным, и лишь если останетесь довольны результатом. Не одни благородные леди пекутся о своей репутации. - Мисс Труэ положила ладонь на стол, внутренней стороной кверху; сама ладонь была не больше моей, но вот пальцы - раза в полтора длиннее положенного. - Рука. Всегда начинаю с неё.

- Не уверена, что хочу знать, сколько мне осталось жить.

Её серые губы исказила тонкая, ускользающая усмешка.

- Нам запрещено открывать смертным планы Владычицы Предопределённости. Та баньши, что сделает это, потеряет дар и вскоре уйдёт за грань. Я не скажу вам срока, отпущенного вам, но мне подвластно видеть куда больше этого.

После секундного колебания я всё же вытянула руку, положив её на стол так, чтобы моя ладонь легла поверх ладони баньши, сухой и тёплой. Мисс Туэ налегла грудью на стол, склонившись вперёд, с интересом всматриваясь в глубокие линии, испещрявшие мою кожу.

- Что сперва? - последовал вопрос. - Жизнь или любовь?

- Любовь, - облизнув губы, тихо проговорила я.

Она снова усмехнулась - с лёгким снисхождением. Сощурилась.

Широкие рукава её платья доставали только до локтя, и потому мне было отлично видно, как на её руке медленно проявляются тонкие линии, сияющие нежной сиренью. Будто впечатанные в голубую кожу, они складывались в узорчатую филигрань, обвивая руку затейливой вязью - от кончиков длинных пальцев до предплечья; сиреневый свет пробивался даже сквозь ткань.

Магическая печать.

Так она ещё и колдунья...

- Любопытно, - проговорила баньши. Вдруг отпустив мою ладонь, потянулась за трубкой - и, откинувшись на спинку стула, с задумчивой насмешкой поглядела на меня; сияющие линии на её коже мигом погасли, исчезнув, будто их и не было. - Знаете, почему я люблю свою работу?

- Откуда бы мне знать? - настороженно откликнулась я.

- Истории. Вы ведь любите читать, верно? - затянувшись, мисс Туэ выпустила тонко очерченными губами струйку дыма, не сводя с меня взгляда прозрачных пепельных глаз. - Книги хороши, но реальные человеческие жизни - вот самые интересные истории, что способен создать наш мир. Хотя жизнь иных людей неприлично банальна и скучна... но вот ваша история получается весьма любопытной. Вне зависимости от того, какой выбор вы в итоге сделаете.

Я молчала, растерянно и внимательно слушая, - и баньши отвела глаза, посмотрев на шёлковую стену.

- Юные девушки любят принцев. И принц обязан быть молод, отважен и хорош собой. Но таинственность, ореол тайн, венец злодея на твоей голове, которой недолго осталось до момента, когда она начнёт седеть... это способно привлечь девушку к кому-то, кто не слишком похож на принца. - Она говорила вполголоса, устремив взгляд вдаль, словно забыв, что я по-прежнему сижу рядом. - Мечты юных особ - тоже о юных, и грёзы их пока - не то о любви, не то просто о сказке. Они слишком молоды, они ещё сами не способны понять, чего хотят. А принцы... пока девушки хотят невинных поцелуев, принцы уже жаждут куда большего. Жаждут нестерпимо, а сдержанность - откуда бы ей взяться у них? И кровь кипит и бьёт в голову, и мысли туманятся, уступая место желанию. Желание велико, а вот опыта и терпения, чтобы подарить объекту желания то, что ей нужно, нет. - Мундштук трубки застыл в уголке её рта, и, говоря, баньши жевала его краешком губ. - Но порой зрелый мужчина может дать девушке то, что ей необходимо. Трепетность. Нежность. Бережность. Красоту всего, что между ними происходит. Он уже мудр и терпелив, он умеет держать свои страсти в узде, его желание не испугает её и не отвратит. Да только ты для неё - старик, тот, кто мог бы стать ей отцом или другом её отца, а тут не до любви. Вот тогда твоим помощником и станет тёмная тайна. Помани её этой тайной, поиграй с ней в игру... маленькие девочки любят игры, любят тайны, красивые мечты и страшные сказки, и тьма подчас влечёт их, глупеньких, куда сильнее света. - Она усмехнулась. - Всё это - лабиринт. Но чтобы пройти его, нужно быть опытной и искушённой. А ему не нужна искушённость и опытность: ему нужна наивность и невинность, и смелость с дерзостью, и чистота, веру в которую он почти потерял...

Я медленно, с шумом вдохнула. Потрясённая, сбитая с толку тем, что она говорит - и тем, что она действительно знала, о чём говорит.

Наверное, этот вдох напомнил баньши о моём существовании. Во всяком случае, она наконец затянулась, выдохнув дым в сторону, и снова повернулась ко мне.

- Меньше доверяйте своей голове, мисс. И голове, и глазам. Вы видите не то, что есть на самом деле, а то, что хотите видеть, но ваши фантазии и сомнения не доведут до добра. Это невероятная удача - встретить того, с кем ты можешь быть действительно счастлив. Того, кто послан тебе самой судьбой. Уникальный шанс, стечение тысячи обстоятельств, которое встречается до обидного редко. И если вы упустите этот шанс, будете жалеть всю оставшуюся жизнь. - Снова отложив трубку, она подалась навстречу ко мне. - Будьте смелой. Не бойтесь переступить через то, что вам и так не страшно потерять. И больше думайте о себе. Быть эгоистом порой полезно - не только для самого эгоиста. Могу сказать одно: выберите того, кого вам так хочется выбрать, и вам откроется путь к счастью, о котором многие могут только мечтать... и вам, и тому, кто любит вас не меньше, чем вы его.

Под её пристальным взглядом я только и смогла, что кивнуть.

Чувствуя, как эхо её слов, звучащее в моей голове, растворяет всю мою нервозность, вместо неё разливая в груди медовое тепло странного ликования.

Я права. И была права, доверяя Гэбриэлу. Что бы ни таило его прошлое - он никогда мне не навредит.

И он любит меня. Любит, любит!..

Судя по улыбке баньши, перемена в моём настроении от неё не укрылась.

- Теперь жизнь, - сказала она.

Я уже без колебаний вложила свою ладонь в её пальцы. Наши соединённые руки, искажаясь, отразились в шаре, стоявшем на подставке рядом с картами Таро; сияние магической печати, вновь вспыхнувшей на голубой коже, мерцало в хрустале отражённой сиренью.

Пару мгновений баньши всматривалась в мою ладонь.

Затем я ощутила, как её пальцы дрогнули - и, подняв недоумённый взгляд на её лицо, поняла, что мисс Туэ помрачнела.

Сердце упало ещё прежде, чем она резким движением отдёрнула руку. Схватилась за трубку, явно ища в дыме успокоение. Не говоря ни слова, я ждала, пока она сделает несколько затяжек: зная, что я услышу ответы лишь тогда, когда баньши окажется к ним готова.

Чувствуя, как от тепла, захлестнувшего меня только что, не остаётся и следа.

- Непростые испытания грядут тебе, девочка, - проговорила мисс Туэ в конце концов. - Непростые... если не сказать страшные. - Она помолчала. - Но я попробую тебе помочь.

Я следила, как она поднимается с места, чтобы, обогнув стол, проплыть мимо меня к одному из сундуков; ног под длинной юбкой было не видно, но двигалась баньши так плавно, что у меня не осталось сомнений - она не шла, а парила.

Открыв тяжёлую крышку, мисс Туэ явила моему взгляду недра сундука, наполненные закупоренными склянками тёмного стекла.

- Приготовься к потерям, - отстранённо проговорила она, ведя длиннопалой рукой над склянками, явно выискивая среди них нужную. - Владычица Предопределённости следует за тобой по пятам. Она уже забирала за грань тех, кто тебе близок, и заберёт снова, ещё прежде, чем луна снова станет полной. - Баньши наконец нашла то, что искала - и, закрыв сундук, вернулась за стол с маленькой круглой бутылью, на ходу вытаскивая деревянную пробку. - Вскоре ты встанешь перед сложным выбором. Ты захочешь спасти того, кто тебе дорог, однако плата за это будет слишком велика. За его спасение тебе придётся заплатить собой. - Наконец сев на прежнее место, мисс Туэ устремила на меня тяжёлый взгляд из-под вуали. - Выбирать тебе, и тебе одной. Но мой совет - не губи себя. Забудь о самоотречении. Твоя жертва всё равно окажется напрасной.

Мне казалось, что каждое её слово падает на меня камнем, - но я повторяла их про себя, отчаянно стараясь запомнить; и когда баньши поставила открытую бутыль передо мной, лишь безмолвно уставилась на неведомое зелье.

- Пей. До дна, - велела предсказательница, потянувшись за хрустальным шаром, чтобы воздвигнуть его посреди стола. - Здесь нужно нечто посильнее карт.

Я взяла бутыль в руку. Осторожно принюхалась: варево внутри пахло резко и очень необычно, но я сумела разобрать нотки аниса, имбиря и календулы.

- Что это?..

- Это поможет тебе открыть разум. Чтобы ты смогла действительно заглянуть в будущее. Обычно в шаре не разглядеть ничего, кроме туманных картинок, обрывков неясных видений, но я помогу тебе узреть куда больше. Надеюсь, это поможет тебе выбрать правильный путь... и избежать ошибок, которые могут дорого тебе обойтись. - Баньши нетерпеливо кивнула на бутыль. - Пей. И учти, это я делаю далеко не для всех.

Я понимала, что это весьма неразумно: глотать непонятное питьё в шатре незнакомки, которую я вижу впервые в жизни. Но, наверное, уже привыкла поступать неразумно, - потому что поднесла тонкое горлышко к губам.

Зелье немедля связало рот горечью, заставив меня скривиться. Хорошо хоть его хватило всего на три глотка. Никаких изменений в своём самочувствии или мировосприятии, впрочем, я не заметила.

Радоваться этому или огорчаться?..

- Клади руки на шар, - сказала мисс Туэ, когда я отставила опустевший сосуд обратно на стол.

Я подчинилась, ощутив кожей прохладу хрусталя. Ладони баньши тут же легли поверх моих, прижав мои пальцы к стеклу.

- Ты увидишь то, что будет, и то, что только может быть. Будущее не определено. Что из этого произойдёт, а что нет, зависит только от тебя. - Предсказательница прикрыла глаза, и на коже её снова вспыхнула магическая печать. - Смотри в шар.

Глупость какая-то, сердито шептало что-то внутри меня, когда я уставилась в прозрачную хрустальную глубь, где цветными пятнами искажались отражения предметов вокруг; горечь зелья до сих пор стояла на языке. С чего ты вообще ей веришь? Почему не думаешь, что она устраивает представление, дабы выбить плату побольше?..

Я едва успела подумать, что в словах баньши слишком много совпадений с реальностью, чтобы я могла им не верить, когда хрусталь помутнел. Миг спустя я поняла: в нём клубится туман, сворачиваясь меж стеклянных стенок вкрадчивыми белыми клубами, похожими на пушистых змей.

Шар исчез в тот же миг, как я осознала, что у меня кружится голова. Вместе с шатром, черносливовым дымом и ощущением чужих пальцев поверх моих. И туман вдруг оказался не в нём, а вокруг меня; и я летела в этот туман, летела вниз головой, чувствуя, как звенит в ушах внезапная тишина, пугающая даже больше всего остального, а потом...

Я стою в светлой комнате. Нет ни звуков, ни ощущений - лишь немая картинка перед глазами, цвета и резкость которой смягчены, точно кто-то подкрасил реальность пастелью.

Комнату не видно целиком - лишь кусок; остальное поглощает тот же туман, окружавший всё непроглядной стеной. Он открывает лишь часть выбеленной стены с окном, за которым - красота: невысокие дома белоснежными ласточкиными гнёздами лепятся к скалам, пеной покрывая вершину острова, отвесно срывающегося в море. Воды столь пронзительно-голубые, что едва можно отличить, где они переходят в небосвод, и синие крыши-купола кажутся не то их отражением, не то продолжением неба. Там светит яркое летнее солнце, а рядом с окном в плетёном кресле сидит темноволосая дама, укачивая на коленях маленького мальчика. Он совсем кроха, ему едва ли исполнилось пять-шесть. Хмурая девочка постарше - на вид ей около десяти - стоит перед креслом, слушая, как дама что-то ей выговаривает с ласковой строгостью; я вижу лицо дамы и движение её губ, но не различаю ни единого слова.

Эта дама - я.

Я приближаюсь, вглядываясь в саму себя годы спустя. Волосы ниспадают до талии вольной каштановой гривой, лицо изменилось мало, лишь немного осунулось, окончательно утратив детскую припухлость и обретя привлекательную гармоничность; фигура женственно округлилась, и бюст стал пышнее. На мне свободное белое платье с широкими рукавами, из лёгкой ткани, струящейся светлыми складками - боги, неужели под ним нет корсета?.. Что ж, если бы меня не ограничивала ни мода, ни приличия, я бы и правда хотела носить такое: ни сковывающее движений, не ограничивающее ни в чём.

Я приглядываюсь к детям. У заплаканного малыша тёмные кудряшки и зелёные глаза, прямые волосы девочки - пепельного оттенка - свободно ниспадают на плечи; она насуплена, серебристый взгляд не по-детски серьёзен и хмур, и острые черты тонкогубого личика поразительно напоминают о другом лице.

Я могу сказать, кто её отец, ещё прежде, чем он появляется из тумана, чтобы приблизиться к креслу. Непривычно улыбчивый, в непривычно светлых одеждах, уступивших место обычной черноте. Не постаревший ни на день: напротив, этот Гэбриэл Форбиден кажется куда моложе того Гэбриэла Форбидена, которого знаю я. Он целует меня, ту меня, что я вижу перед собой - в губы, легко и коротко, и спрашивает что-то, глядя на детей; и настоящая я, подчиняясь неясному порыву, тяну руку к нему... но её не видно, точно я соткана из воздуха - и туман тут же заполняет собою всё, поглощая и Гэбриэла, и другую меня, и комнату, и детей.

Когда он рассеивается, я уже в Грейфилде.

Нашу гостиную я узнаю безошибочно. Бланш - располневшая, но ничуть не подурневшая, - разливает чай; юбка её платья столь пышна, что не остаётся сомнений - под ней кринолин. Джон, отрастивший внушительные бакенбарды и животик, выпирающий из-под жилета, любовно наблюдает за действиями супруги. Ни матери, ни отца не видно: то ли их прячет всё тот же туман, вновь покрывающий большую часть комнаты, то ли произошло то, о чём мне не хочется думать.

Другая-я сижу в углу. Читаю что-то двум девочкам-близняшкам, пухлым и белокурым, в которых легко угадываются мои будущие племянницы; они сидят прямо на полу у моих ног, жадно вслушиваясь в какую-то историю. Мои волосы собраны в пучок, чёрное платье столь строгое, что такое скорее бы пристало носить гувернантке. Девочкам не больше шести-семи, и по Бланш я с уверенностью могу сказать, что со дня её свадьбы прошло не так умного времени... но я - бледная, измождённая, с тусклым взглядом и морщинами, тонкими страдальческими ниточками испещрившими лицо - кажусь куда старше, чем в предыдущем видении, и даже более худой, чем сейчас.

Ещё прежде, чем я вижу, что на моём пальце нет обручального кольца, я понимаю: у этой меня никогда не было детей. Мужа, похоже, тоже. И по кому мой траур? По родителям? Но Бланш в сапфирно-синем...

Туман снова сгущается, скрывая это жалкое зрелище: меня-приживалки, няньки для детей собственной сестры.

Следующим я вижу свадьбу.

Маленький храм почти пуст: ни гостей, ни свидетелей, лишь жрец и жених с невестой. Сухопарый священнослужитель мне незнаком, и храм - явно не в Хэйле. Мне снова восемнадцать, и глаза мои сияют - не понять, от счастья или от бликов свечей; простое платье - цвета нежной сирени, в каштановые волосы вплетены голубые ленты, на челе зеленеет венок из вереска, боярышника и плюща. Гэбриэл держит мои пальцы в своих, пока жрец обматывает наши соединённые руки тяжёлым золотым шнуром. В разноцветных глазах - выражение, которого я никогда не видела в них наяву: странное, какое-то беззащитное недоверие. Точно Гэбриэл Форбиден боится, что его невеста вот-вот исчезнет.

На нашей свадьбе не могло быть ни гостей, ни родных. У него их нет, а мои никогда не дали бы согласия - и, должно быть, этой мне всё же пришлось бежать из дому, чтобы выйти замуж далеко от дома. Наверное, в Шотландию, где для заключения брака не требовалось разрешение родителей.

Но, судя по нашим лицам - нам никто и не нужен.

Туман вновь даёт мне совсем немного времени, заполняя храм от каменного пола до сводов высокого потолка. Затем расступается, открывая взгляду помещение, в котором я не без труда опознаю корабельную каюту. В ней темно, и оттого белая дымка вокруг смотрится ещё неестественнее, чем прежде; за иллюминатором в ночи мигает свет маяка, на комоде рядом с кроватью тускло горит лампа. Кровать необычно высокая, она `уже той, в которой я привыкла в одиночестве спать в Грейфилде, но тем не менее в ней лежат двое. Мужчина и женщина.

Он - на ней.

Боги...

Некоторое время я смотрю на них и то, что они делают, со смесью изумления, завороженности и жгучего отвращения. Не сразу понимая, что одно из лиц, озарённых отсветами огня - с закрытыми глазами и ртом, беспомощно и жадно приоткрытым, изменённое страстью до неузнавания, - принадлежит мне. Потом пытаюсь зажмуриться, зажать глаза ладонями, но не могу - мои веки и пальцы прозрачны, а, быть может, здесь у меня их нет вовсе. И я вижу то, чего мне не дозволено видеть: плавные движения, плетущие запретный танец в темноте, золотые отблески лампы в светлых волосах, впервые на моей памяти свободных от ленты, рассыпанных по черноте его расстёгнутой рубашки. Как узкие губы касаются моей кожи, выдыхая что-то на ухо между поцелуями; потом срывают ответ с моих губ, дрожащих в намёке на шёпот - я думаю, что шёпот, - и спускаются к шее, беззащитно оголённой, к впадинке между ключицами, к тому, что открывает нижняя сорочка, бесстыдно спущенная с плеч. Как становится теснее переплетение пальцев, когда наши сомкнутые ладони скользят по простыням: он заводит мои руки за голову, к тёмным локонам, разметавшимся по подушке, и плавность движений обращается в порывистость, когда танец ускоряет ритм.

Той, другой мне явно нравится то, что с ней делают. Должно быть, за это в загробном мире для неё уже приготовлено тёплое местечко в обители фоморов, которые будут ждать её наготове с пыточными инструментами.

А меня - за то, что отвращение отступает, и я нахожу это зрелище странно, пугающе, непристойно прекрасным - тем более.

Туман спасает меня, скрывая и постель, и каюту, чтобы сменить их нежной летней зеленью и ярким солнечным днём. Успокаивающая невинная безмятежность после смущающего мрака. Мы с Гэбриэлом - снова, и снова танцуем: самый обычный танец. Его лицо зачем-то скрыто бархатной полумаской, но узнать его не стоит труда. Он в соломенной шляпе, и в сочетании с обычным чёрным нарядом головной убор смехотворно вбивается из его облика. На моих волосах опять зеленеет венок невесты, но каштановая грива уложена в затейливую высокую причёску, роскошное платье - цвета незабудок, а поляну, на которой мы кружимся, окружает толпа народа; я вдруг узнаю Рэйчел, и за её спиной вижу пёстрые крыши праздничных шатров. Большего туман разглядеть не позволяет.

Свадьба? Другая, уже с позволения моих родителей? Тогда отчего на Гэбриэле костюм, не особо подобающий жениху, а на лицах гостей - тревога, растерянность и даже возмущение, но никак не умиление, подобающее для созерцания танца счастливых новобрачных?

И отчего, встречая его взгляд, устремлённый на меня из-под маски, я смертельно бледна?..

В тот миг, когда я понимаю, что вижу нашу свадьбу с Томом - солнце, трава и шатры тают в белой дымке, возвращая ночь. Хэйльское кладбище я узнаю не сразу, но всё же узнаю. Вдали видна полная луна и разноцветье огней, озаряющих шатры циркачей - значит, мне показывают то, что случится уже сегодня или завтра. Прямо передо мной - могила Элиота... и Элизабет. Лежащая на земле в одной ночной рубашке, залитой кровью, с кожей белой, как полотно.

Я не могу понять, без сознания она или мертва.

Рядом - мы с Рэйчел. Одетые, вцепившиеся друг в дружку, с изумлённым испугом смотрящие на что-то в стороне, скрытое волшебным туманом. Другая-я кричит что-то, подавшись вперёд, но дымка уже в очередной раз заволакивает всё вокруг; и когда она рассеивается, я вижу нас с Томом. Юных, как сейчас, - это видение, как и все последние, явно открывает события недалёкого будущего.

Мы сидим в клетке.

Похоже, клетка находится в каком-то подвале или подземелье. Она большая: в такой могли бы держать льва или тигра, и мы двое помещаемся в ней без труда. Я в одном нижнем белье, Том - в кальсонах и рубашке. Мои кисти скованы за спиной верёвкой, надёжно привязавшей их к одному из прутьев. Другая-я с ненавистью смотрю на кого-то, укрытого треклятым туманом - когда моё тело невесть отчего вытягивается дугой, лицо искажается, и губы раскрываются в крике боли. Том тоже связан, так же, как я, только у противоположной стены; он отчаянно рвётся ко мне, пытаясь избавиться от пут, и оглядывается через плечо на невидимого мучителя, выкрикивая что-то, и на лице его - смесь ярости и мольбы. Не выдержав, я прослеживаю его взгляд и быстро иду вперёд сквозь туман, туда, где может прятаться в белой мгле наш тюремщик. Не надеясь на успех, но не в силах просто стоять и смотреть. И, всё же различив в молочной белизне тёмный силуэт, отчаянно убыстряю шаг, тянусь к нему, - но пол уходит у меня из-под ног, и я, кувыркаясь, лечу в туманную бездну, оставляя видение в белой пелене, и...

Возвращение в реальность захлестнуло меня лавиной звуков, запахов и тактильных ощущений. С такой пугающей, беспощадной яркостью, точно я испытала всё это впервые. Осознав, что я вновь вижу перед собой хрустальный шар, я отпрянула, вырвав руки из-под пальцев баньши, тяжело дыша: заново смиряясь с ощущением материальности собственного тела, чувствуя всё так остро, будто я всю жизнь была глухой и парализованной, и лишь теперь исцелилась. Судорожно моргнула, ощущая болезненную сухость в глазах - должно быть, оттого, что я смотрела в хрусталь, не мигая.

С мягкостью и состраданием глядя, как я прихожу в себя, мисс Туэ взяла в руки трубку.

- Не рассказывай мне того, что увидела. Не рассказывай никому. Твоё будущее принадлежит тебе, и тебе одной, - заметила она устало, пресекая мои попытки заговорить, пока туман в шаре медленно таял, возвращая стеклу прозрачность. - Иди. Тебе есть над чем подумать, и твои подруги уже заждались.

Осмысливая всё, что открыл мне шар, стараясь не забыть ни единой детали, я потянулась за кошельком - и, не задумываясь, вытряхнула на стол всё, что там было. Поднявшись с места, шагнула к выходу.

Тут же обернулась через плечо.

- Это ужасно тяжело, должно быть, - тихо проговорила я: решив всё же высказать то, что мне хотелось сказать ещё до гадания. - Знать, что кто-то вскоре умрёт, и не иметь права предупредить его об этом.

Баньши раскрыла губы, выпустив наружу дымное колечко. Глядя, как оно тает, оставляя после себя лишь флёр чернослива в воздухе, пожала плечами.

- У всего есть своя цена. Даже у того, что люди называют дарами. Просто за одни вещи ты платишь таким же, как ты, а за другие - судьбе или богам. За что-то расплачиваешься золотом, а за что-то - страданиями и душевным покоем. К счастью, чаще всего мы можем выбрать, чем и за что хотим заплатить... главное - не забывать, что плата неизбежна, - голос мисс Туэ был почти равнодушным. - Когда ты зажжёшь свечу, она отбросит тень. За всё, что ты приобретёшь, ты что-то потеряешь. Ты не можешь получить всего, а потому главное - правильно расставить приоритеты. Что для тебя важнее другого. Чем ты готов пожертвовать. Чем готов расплатиться, чтобы получить действительно желанное. Любовью ради карьеры или карьерой ради любви. Годами лишений ради безмятежной старости. Болью тех, кому не хочется причинять боль, ради собственной радости. Талантом ради быстрой и быстротечной славы. Трудностями земной жизни, безвестностью или ранней могилой - ради того, чтобы твои творения пронесли твоё имя сквозь века. Если гнаться за всем и сразу, рискуешь ничего не приобрести, зато всё потерять. - Прежде, чем снова поднести трубку к губам, она чуть прищурила один глаз. - У твоего счастья тоже есть своя цена. И надеюсь, у тебя хватит смелости и ума отдать судьбе то, что она потребует.

Я промолчала. Лишь, отвернувшись, продолжила свой путь к выходу.

Снова замерла - остановленная одним мягким, коротким словом.

- Девочка...

Я оглянулась, снова встречая пепельный взгляд той, что служила Владычице Предопределённости.

- В тот момент, когда окажешься на перепутье, вспомни мои слова. - В глазах баньши туманной дымкой таяла печаль. - Не делай этого. Не нужно. Ты его не спасёшь.

Медленно отняла мундштук от губ, пока в моей крови разливался тоскливый холод, - и очень, очень тихо добавила:

- И никто не спасёт.

Глава семнадцатая

На большом представлении в шапито, куда меня повели остальные, я сидела, точно во сне. Передо мной прыгали через огненные кольца дрессированные звери, акробаты танцевали на канатах, а иллюзионисты разворачивали фантастические зрелища, обращая шляпы зрителей в тропических птиц или создавая вокруг морок морского дна, срывая бурю аплодисментов; но я видела перед глазами не это, а шатёр баньши и видения, представшие моему взору в хрустальном шаре - кружившие голову вихрем догадок и вопросов, на которые я пока не находила ответа, - и сквозь цирковой шум пробивалось эхо вещих слов.

'Ты его не спасёшь. И никто не спасёт'. Я мантрой твердила это про себя, но яснее смысл пророчества не становился. Кто этот неведомый 'он'? Гэбриэл? Том? Судя по сцене с клеткой, вероятнее второе. Но что за клетка, и что значат остальные видения? Очевидно, один из вариантов моего будущего предполагал счастливый брак, в котором мне предстоит носить фамилию Форбиден; однако другие...

Вспомнив о видении про кладбище, я покосилась на Элизабет. От бледности, покрывшей её лицо в шатре мисс Туэ, не осталось и следа, и представление она смотрела с живым интересом.

Ей грозит опасность. Уже в эту ночь, или в следующую: прежде, чем луна пойдёт на убыль, и прежде, чем циркачи уедут из Хэйла. Должно быть, мисс Туэ предупредила её об этом, потому Лиззи и вышла от предсказательницы столь задумчивой. Впрочем, она явно не считала грозящую ей беду такой уж серьёзной, если теперь позволяла себе вместе со всеми увлечённо наблюдать, как четверо пушистых белых котов танцуют контрданс под зорким взором дрессировщика ... но если вдруг ей грозила скорая смерть, баньши ведь не могла ей об этом сказать.

Мысли об Элизабет даже вытеснили из моей головы раздумья о собственной судьбе. Наверное, потому что это видение было единственным, не оставлявшим места для мучительных догадок и предположений, и сейчас мне проще было думать о нём. И потом, с проблемами нужно разбираться по мере их поступления, верно? Раз РазРазэтому событию явно суждено произойти раньше других...

Словом, из-за всех этих раздумий оконченное представление я покидала в расстроенных чувствах, на все вопросы отвечая рассеянно и невпопад. И когда мы проводили Элизабет к дому - Гринхаузы жили совсем неподалёку от места, где теперь пестрили шатры циркачей, и из окон их открывался бы вид на кладбище, если бы его не загораживал храм, - легче мне не стало. Собственное бессилие раздражало меня; но в самом деле, что после визита к баньши могу сказать ей я? И что могу сделать? В том видении мы с Рэйчел были рядом, однако я понимала: единственным разумным решением будет забыть о том, что я видела, и провести обе следующие ночи в безопасности моей постели в Грейфилде. Кто бы - или что - не угрожало Элизабет, в борьбе с этим мы всё равно ей не поможем. Бежать к мистеру Хэтчеру и говорить про гадание? Но мне велят идти домой и не верить циркачам-шарлатанам, и бросать читать свои страшные сказки...

Погружённая в эти мысли, я мерила шагами сухую и пыльную дорогу, уводившую нас обратно к Грейфилду. Золото закатных облаков сияло на густеющей небесной синеве; с одной стороны уютно пыхтели дымоходами жилые дома - я видела лишь крыши, возвышавшиеся над густыми садами, закрывавшие своим хозяевам вид на последнее пристанище мёртвых, - с другой темнели булыжники кладбищенской ограды. Сюда мы добирались пешком, благо путь от Грейфилда до Хэйла был совсем недолгим, и возвращаться от дома Элизабет нам снова пришлось мимо кладбища. У Рэйчел хватало тактичности не мучить меня вопросами и разговорами: она видела, что мне явно не до того, так что молча вела меня под руку. Впрочем, раздумья не помешали мне краем глаза заметить человека в чёрном, вышедшего с кладбища как раз в тот момент, когда мы проходили мимо.

И поскольку этого человека я бы узнала, наверное, где угодно и как угодно, - я остановилась ещё прежде, чем он замер, увидев меня.

- Мистер Форбиден! - обескураженно вымолвила я.

Его замешательство длилось всего секунду. Одну бесконечно длинную секунду, которую мы смотрели друг на друга.

Затем он, как ни в чём не бывало, подошёл ближе - и, учтиво приподняв шляпу, склонил голову.

- Мисс Лочестер. Мисс Лестер... и мисс Лочестер. - Он посмотрел на Рэйчел, и та застенчиво опустила глаза: не выдержав того взгляда, который так легко встречала я. - Смотрю, в цветнике вашей прелестной женской компании прибавилась новая роза?

Эмили смущённо и глупо хихикнула, - и видение окровавленного тела Элизабет у могилы Элиоты встало перед моим внутренним взором так ясно, точно меня вновь окружил белый туман.

Что ему понадобилось на хэйлском кладбище? Как раз перед тем, как там должно случиться что-то страшное?..

- Позвольте вас представить. Мисс Рэйчел Кэлтон, - радостно прощебетала Бланш. - Рэйчел, это мистер Гэбриэл Форбиден.

Рэйчел, всё же подняв глаза, кинула на собеседника долгий взгляд из-под ресниц.

В ответ тот улыбнулся.

- Вид моей скромной персоны оправдал ваши ожидания, мисс Кэлтон? - мягко и насмешливо осведомился он.

Взгляд Рэйчел окрасило удивление.

- Полагаю, со вчерашнего дня вы успели многое обо мне услышать, - отвечая на её немой вопрос, небрежно добавил Гэбриэл. - Правда, что бы вы ни услышали, не думаю, что этому стоит верить. Юным экзальтированным особам свойственно преувеличивать как мои недостатки, так и мои достоинства. - Слегка насмешливо посмотрев на Бланш, он наконец снова обратил взор на меня. - Вы что-то непривычно молчаливы сегодня, мисс Лочестер. Надеюсь, случившееся в Хепберн-парке не слишком вас подкосило?

Никто другой не прочёл бы в его словах, что в виду имеется вовсе не встреча с каторжниками. Никто другой не различил бы за иронией в его взгляде и голосе необычную пытливость, а ещё - тень чувства, совершенно ему несвойственного. Чувства, похожего на... тревожность?

Что ж, это можно понять. Ведь мы расстались на том, что он будет ждать моего решения, - а сейчас я наверняка смотрю на него так, словно он держит в руках окровавленный мясницкий тесак.

Мне совершенно некстати вспомнилась сцена в каюте, увиденная мною в шаре, и щёки мои полыхнули жаром... но я не опустила глаз.

- Благодарю за беспокойство. Со мной всё в порядке, - проговорила я тихо. - Можно узнать, что вы здесь делаете?

- Осматриваю местные достопримечательности. На кладбищах, знаете ли, встречаются такие любопытные памятники... произведения искусства. Подталкивают к работе мысли и размышлениям о вечном.

Тон его остался восхитительно небрежным, но едва ли мне удалось успокоить его или обмануть.

Как ему определённо не удалось обмануть меня.

- Позвольте поблагодарить вас, - наконец справившись с собой и вернув себе дар речи, сказала Рэйчел, сверля Гэбриэла изучающим взглядом. - За то, что вы спасли Ребекку.

- Священный долг джентльмена - выручить прекрасную даму, попавшую в беду. - Он отступил на шаг. - Кажется, вы направлялись домой? Не смею более вас задерживать.

- Если вы интересуетесь захоронениями, в крипте под храмом потрясающие древние саркофаги, - не обратив на его слова никакого внимания, посоветовала Бланш. - Там погребены многие жрецы, служившие в Хэйле. И туда пускают посетителей... днём, пока храм открыт. Сейчас уже поздно, но вы можете зайти туда завтра.

- Там так жутко! - Эмили даже сейчас передёрнуло, хотя единственный наш визит в крипту - мы спускались туда все вместе, - состоялся много лет назад. - Темнота и холод, и странные шорохи, и кажется, будто мёртвые шепчутся во мраке...

- Но гробницы у них красивые, - беззаботно возразила Бланш. - На крышках высечены из камня их фигуры в полный рост, и очень искусно.

- Тем страшнее!

- Крипта, говорите? - мистер Форбиден в задумчивости провёл пальцем по своим губам. - Благодарю. Определённо туда загляну. - Лицо его было непроницаемо. - Идите. Уже смеркается, а вам стоит вернуться домой до темноты.

- Хотите сказать, нам есть, чего опасаться? - стараясь ничем не выдать своего волнения, заметила я.

Уголки его тонкого рта дрогнули в намёке на улыбку.

- Вы и сами прекрасно знаете, мисс Лочестер. В темноте творятся странные и страшные вещи. И такие очаровательные девы, каких я имею счастье видеть перед собой, больше других рискуют подвергнуться в ней... всякому. - Он вновь невозмутимо приподнял шляпу, прощаясь. - Прекрасного вам вечера.

Бланш с Эмили, послушно отвернувшись, продолжили путь, и Рэйчел потянула меня за собой, но моя рука выскользнула из её пальцев.

- Иди, - коротко бросила я. - Я сейчас.

Подруга выразительно вскинула бровь. Затем, ничего не сказав, всё же зашагала следом за остальными.

- И что же в действительности вам понадобилось на кладбище? - негромко спросила я, когда Рэйчел отошла достаточно далеко.

Он лишь рассмеялся, тихо и коротко: одобряя и поощряя мою проницательность, но не собираясь давать ответ. Оборвав смех, едва заметно склонил голову к левому плечу, глядя на меня так, что мне снова стало жарко.

- Даже не знаю, благословение это или проклятье - то, что мы с вами всё время поджидаем друг друга на пути. - Я так и не поняла, чего в его отстранённом голосе больше: печали или веселья. - Все имеют право на свои секреты, Ребекка. Вы храните от близких свои, я - свои.

Почему мне до боли хочется шагнуть к нему, сократив разделяющее нас расстояние, кажущееся таким ненужным и досадным? Даже сейчас, когда на краю сознания вертятся мысли, которым следовало бы повергнуть меня в ужас?..

- Для истинно близких секретов существовать не должно, - вымолвила я.

- Так и есть. Но наше время открывать свои секреты ещё не пришло.

- Как и близости, видимо?

- Как и близости. - Улыбка ушла из его мягкого взгляда ещё прежде, чем пропала из голоса. - Если вы думали, что мы с вами действительно близки, вы не совсем представляете глубину пропасти, которая нас разделяет.

- Но доверие помогло бы перебросить через неё мост, не считаете?

Он помолчал, созерцая меня словно бы оценивающе.

- Когда мы встретимся в следующий раз, я отвечу на все вопросы, которые у вас хватит смелости задать, - сказал он затем. - Обещаю. - Отрывисто кивнув на удаляющихся девушек за моей спиной, круто, на каблуках повернулся - и последние слова бросил уже через плечо. - Идите домой. Если не ошибаюсь, вам всё ещё есть, над чем подумать.

Пару секунд я смотрела, как он идёт по направлению к храму: туда, откуда мы пришли, где недавно распрощались с Элизабет.

Потом, тоже отвернувшись, поторопилась за сестрой и подругами. Не оглядываясь, кусая губы.

Зачем ты ходил на кладбище, Гэбриэл Форбиден? Неужели ты тоже знаешь о нападении, которому суждено вскоре там произойти?

И если ты не тот, кто нападёт - что было бы так логично, учитывая чёрного волка под моим окном и все мои подозрения, но во что мне совершенно не верится, или просто не хочется верить, - то откуда?..

Глава восемнадцатая

- ...Бекки!

Судя по тону, Рэйчел окликала меня не в первый раз, но даже сейчас я трудом вернулась в реальность: чтобы увидеть, что мы остались в спальне вдвоём. И ужин, и вечернее чаепитие благополучно миновали, и до недавних пор мы все вместе сидели и болтали в моей комнате - я, Рэйчел, Бланш и Эмили, сегодня ночевавшая у нас. Вернее, болтали другие, а я в который раз прокручивала в голове пророческие видения и слова мисс Туэ, чувствуя себя так, словно осторожно распутываю клубок ниток.

'Владычица Предопределённости уже забирала за грань тех, кто тебе близок, - сказала мне баньши; благо, её речи врезались в память так, словно кто-то высек их там резцом. - И заберёт опять, ещё прежде, чем луна снова станет полной'. Владычицей Предопределённости, как и Великой Госпожой, баньши называли богиню Дану, - Богиню-мать, воплощавшую жизнь, смерть и судьбу. Несомненно, в первом случае речь шла об Элиоте, но вот во втором... кому ещё суждено вскоре погибнуть? Элизабет? Это её я захочу спасти, но моя жертва окажется напрасной? Сомнительно, особенно учитывая, что впоследствии баньши говорила про загадочного 'него', которого никому не спасти. К тому же Элизабет никак нельзя назвать 'тем, кто мне дорог'... и, к некоторому моему стыду, ради её спасения я бы вряд ли согласилась 'платить собой'.

Может, в действительности Лиззи не грозит смерть? Поэтому мисс Туэ и не стала слишком её пугать? Да, в ближайшее время она определённо окажется в смертельной опасности, но, может, кто-то придёт ей на помощь?..

...например, мы с Рэйчел, которые в видении как раз были рядом.

Ну да, скептически подтвердил внутренний голос. Две хрупкие девушки, конечно же, сумеют дать отпор и большому злому волку, и любой другой кровожадной твари.

Ещё скажи, что её спасителем окажется Гэбриэл Форбиден.

- Я понимаю, что не имею права тебя спрашивать, - сев на кровать рядом со мной, проговорила Рэйчел. - Мне тоже сказали не распространяться о том, что я услышала, но ты... я не могу видеть тебя такой. Ты весь вечер витаешь в облаках, и эти облака явно грозовые. - Она участливо накрыла мою руку своей. - Что такого страшного тебе сказала мисс Туэ?

С моих губ сорвался мучительный вздох.

Что Гэбриэл делал на кладбище? Присматривал будущее место преступления? Думал, куда лучше спрятать тело? Или, напротив, выслеживал ту тварь, которая попытается убить Элизабет?.. Часть меня была уверена в последнем, отметая даже мысль о том, что Гэбриэл Форбиден всё же может быть монстром - особенно после всего, что я увидела в шаре, - но другая снисходительно хохотала над тем, сколь наивными бывают влюблённые девушки.

Я не увидела ничего, что опровергало бы теорию о его оборотничестве. И если он никогда не тронет меня, это не значит, что он не тронет никого другого.

В памяти всплыла сцена, где мы с ним танцуем на моей свадьбе с Томом. Я ещё там, в шатре, догадалась, что к чему, пусть и не сразу. Гости, платье, моё выражение лица - всё указывало на то, что в одном из вариантов будущего я согласилась стать будущей леди Чейнз; и странный наряд Гэбриэла был ничем иным, как частью свадебного обряда, ведь соломенная шляпа и маска - непременный атрибут 'соломенных принцев'. Этот ритуал шёл с древнейших времён: тогда друзья жениха и невесты обряжались в костюмы и маски из соломы, теперь же остались лишь шляпы и самые обычные маски из бархата или фарфора. На свадебном торжестве 'соломенные принцы' танцевали с невестой, олицетворяя соперников жениха из Дивного Народа, которые пытаются оспорить его право на будущую жену. Фейри ведь обожают красивые вещи, включая прелестных девушек, и чужая невеста для них - лакомый кусочек. Сказок о девах, украденных фейри из-под венца, ходило множество; какие-то свадебные ритуалы обыгрывали эти истории, другие пытались защитить невесту от подобной прискорбной участи. 'Соломенные принцы' относились к первым: девушка не имела права отказать в танце ни одному из тех, кто притворялся обитателем Сказочной Страны, - но потом обязательно возвращалась к жениху, тем самым доказывая, что сумела устоять даже перед чарами фейри и предпочитает будущего мужа всем другим мужчинам. Бывали, правда, забавные случаи, когда под масками скрывались настоящие фейри, и после танца невесту действительно выкрадывали прямо со свадьбы, ведь для истинного представителя Дивного Народа это не составило бы труда... однако отказаться от ритуала людей это не заставило.

А что, если видения двух свадеб вовсе не исключают друг друга? И если у меня не хватит духу отказать Тому, Гэбриэл явится на наше торжество - за мной? Весьма ироничная выйдет история, учитывая, что хозяин Хепберн-парка как раз фейри на четверть. Воображение услужливо нарисовало радужную и захватывающую картинку, как Гэбриэл увозит меня в закат на своём чёрном коне, - прямо из-под носа ошарашенного Тома и разгневанных родителей, навстречу маленькому храму в Шотландии и счастливому будущему с парой детишек... и я скривилась от презрения к романтичной и безнадёжной дурочке по имени Ребекка Лочестер.

О чём я думаю? Я подозреваю Гэбриэла Форбидена в том, что он оборотень, который хочет убить мою... пусть не подругу, но хорошую знакомую, - и в следующий миг уже грежу о совместном побеге? Это не только глупо, но и в высшей степени эгоистично.

Наверное, именно это презрение к себе бросило последний камушек на чашу весов моих сомнений.

- Не сказала. Показала. - Глядя в окно, за которым в тёмном небе уже поднималась луна, я решительно тряхнула головой, больше не колеблясь. - Я заглянула в хрустальный шар, Рэйчел. И увидела, что Элизабет грозит опасность.

Её брови удивлённо изогнулись: эти слова определённо были не теми, что она ожидала услышать.

- Мисс Гринхауз грозит опасность? - повторила она медленно, уставившись на меня, не мигая.

- На неё нападут этой ночью. Или следующей. Я видела её на хэйлском кладбище... мёртвой или полуживой. В ночной рубашке. Должно быть, её каким-то образом выманили на улицу прямо из собственной постели. Мистер Хэтчер - помнишь его? - недавно говорил о девушке, пропавшей похожим образом. Она исчезла ночью из собственной комнаты, при этом вся её одежда осталась на месте. - Я мучительно сжала кулаки. - И в моём видении мы с тобой тоже были там.

- На кладбище? На нас тоже напали?

- Я не видела у нас ран, но мы выглядели такими испуганными... монстр, что сделал это с Элизабет, явно был рядом. Вряд ли бы он нас пощадил.

Рэйчел наконец моргнула. Отведя глаза, прикусила нижнюю губу: белыми и маленькими, как у ласки, зубками.

- И ты весь вечер думаешь о том же, о чём я сейчас? - вымолвила она некоторое время спустя.

- Что мчаться на кладбище в попытке её спасти - самоубийственная глупость, но мы не можем просто остаться в стороне и сидеть тут? - мрачно уточнила я. - И что это единственное, что мы можем сделать, ведь никто не поверит какому-то гаданию какой-то бродячей циркачки?

- Именно. - Рэйчел скосила взгляд на меня. - Тебе не кажется, что твой мистер Форбиден может иметь к этому самое непосредственное отношение?

Сердце упало, заставив меня пропустить вдох.

Если даже Рэйчел, знающая куда меньше меня, подумала об этом...

- Он не мой, - сердито сказала я, не понимая, на что сержусь больше: на это 'твой' - или на то, что её слова утверждают меня в мыслях, в которых мне совсем не хотелось утверждаться. - С чего ты это взяла?

- Что по рассказам Бланш, что по его виду - он не показался мне человеком, который действительно имеет слабость к видам красивых захоронений. Подобным обычно грешат поэты, но никак не циники-контрабандисты. Раз он не местный, навещать там ему решительно некого. Если сложить твоё видение и то, что сегодня он выходил с кладбища... он вполне может оказаться представителем злых фейри вроде бааван ши. Или какой-то нечистью. Как думаешь?

Мне вдруг захотелось не то смеяться, не то плакать. Слышать собственные подозрения из уст кого-то другого оказалось слишком больно. Пока они жили лишь в моей голове, это было одно; но уста Рэйчел, казалось, придали им больший вес, превращая призрачные догадки в безнадёжную истину.

В этот миг мои внутренние весы, переполнившись, рассыпались в прах.

- Я подозреваю в нём оборотня. С первого дня нашего знакомства.

Слова прозвучали на удивление тихо и отстранённо. Будто сорвались вовсе не с моих губ. Будто их произнёс кто-то другой.

Даже забавно, насколько легко оказалось выговорить их сейчас.

- Оборотня?

В голосе Рэйчел не прозвучало ни удивления, ни недоверия. И, наверное, именно поэтому - потому что передо мной был человек, действительно способный выслушать, понять и, возможно, принять, - я внезапно заговорила. О растерзанных кроликах и царапинах на моей двери, о поездках к Белой Вуали и разговоре в лабиринте, об исповеди, подслушанной мной у портрета его мёртвой жены. Слова выплескивались и выплескивались из меня - всё, что я так долго копила и носила в себе, всё, что сводило меня с ума последние недели; и когда я замолчала, в комнате ещё долго царила тишина.

Мы обе сидели неподвижно. Не встречаясь взглядами. Слишком страшно мне было бы увидеть в глазах Рэйчел осуждение и понять: я потеряла ещё одного из тех немногих людей, с которыми была действительно близка.

Однако когда тишину нарушил её шёпот, в нём было что угодно, кроме осуждения.

- Бекки, Бекки...

В следующий миг меня заключили в крепкие порывистые объятия, и я ощутила, как с моей души не просто сваливается камень - куда-то исчезает тяжёлая надгробная плита.

- Бедная, бедная моя Бекки! - вздох, вырвавшийся у Рэйчел, явно исходил из самой глубины души. - Ну и в переплёт же ты угодила! Теперь я понимаю... оборотень он или нет, он совсем задурил тебе голову. Понять бы ещё, какой ему в этом интерес. - Отстранившись, но продолжая держать меня за плечи, подруга пристально заглянула мне в глаза. - Если, конечно, ты рассказала всё.

Я прекрасно поняла, на что она намекает, но это вызвало у меня одну только усталость.

- Даже если бы моё окончательное и бесповоротное падение уже свершилось - я и так пала достаточно низко, чтобы мне не было смысла скрывать всю его глубину. - Я ощутила, как мои губы кривит усмешка, и подозревала, что в этот миг выражение моего лица весьма напоминает совсем другое лицо. - Хотя можешь думать, что хочешь.

- Бекки, не говори ерунды! Я просто пытаюсь разобраться, чего он хочет от тебя, а в таком случае всё выглядело бы куда логичнее. - Рэйчел махнула рукой с таким раздражением, что я невольно улыбнулась, несмотря на всю плачевность ситуации. - Значит, ты всё же его любишь.

Я не ответила.

Отвечать не было нужды.

- Глупенькая, наивная Бекки... что ж, спасибо ему хотя бы за то, что он не воспользовался твоей наивностью и глупостью. - Рэйчел горячо сжала пальцами мои предплечья. - Почему ты не рассказала мне сразу? Боги, почему ничего не писала, не спрашивала совета? Если ты думала, что за твою неопытность, за безумие влюблённости я приравняю тебя к тем женщинам, которых презираю... это, знаешь ли, больно.

Мне стало совестно за все мысли, что я допускала в её адрес. Это не отменяло её снобизма, - но Рэйчел оставалась и останется моим другом, несмотря ни на что. Настоящим верным другом, который всегда выслушает, поможет и не осудит.

- Прости, Рэйчел. Мне не следовало ни умалчивать это от тебя, ни поддаваться моему безумию. Но теперь ты знаешь, и это главное. - Я зажмурилась. - Я не могу так больше. Я должна убедиться в том, что это неправда, или правда, всё равно. Должна знать, монстр он или нет. Только тогда я смогу спокойно думать о том, что делать дальше. Сейчас я не в силах размышлять трезво.

- А если монстр? Хочешь сказать, у тебя хватит душевных сил в один миг разлюбить и отречься от него? Или, ещё лучше, открыть его тайну страже? - я не видела лица Рэйчел, но слышала горечь в её голосе. - Я знаю тебя, Бекки. Даже если он оборотень, ты никогда и никому об этом не расскажешь. Ты не обречёшь его на смерть. Более того, ни это известие, ни помолвка, ни протесты твоих родителей не смогут остановить тебя от побега с ним, если ты действительно этого захочешь.

Я помолчала. Эхо её слов резонировало во мне, вновь перекликаясь с моими собственными мыслями: помогая мне наконец в полной мере понять себя - и признать абсолютную правоту этих самых слов.

Никто из нас не произнёс этого вслух, но я уже знала: когда мы поднимемся с постели, мы выскользнем из комнаты, чтобы тайком отправиться в Хэйл. Сперва - к дому Элизабет. Если выяснится, что мы опоздали, и её спальня уже пуста - на кладбище.

Однако прежде мне оставалось прояснить ещё один момент.

- Если тот, кого ты любишь, поражён смертельным и смертельно опасным недугом... будет ли это правильным и благородным с твоей стороны - отречься от него? Правильно и благородно - быть рядом, несмотря ни на что. Удерживать его руку, когда болезнь вынуждает его совершить нечто непоправимое и страшное. Оборотень он или нет, Гэбриэл Форбиден не причинит мне вреда. И если я решусь выбрать его, я буду счастлива. - Медленно разомкнув ресницы, я спокойно взглянула в глаза подруги, на чёрном дне которых плескалась боль. - Рэйчел, поклянись мне. Поклянись: если мы благополучно переживём эту ночь, что бы ни случилось, ты не будешь вмешиваться. Ты никому не скажешь о том, что узнала. И что бы я ни выбрала, не попытаешься меня остановить.

Она прерывисто, измученно вздохнула.

- Нет, - твёрдо произнесла Рэйчел. - Я не позволю тебе погубить себя. Пусть ты проклянёшь меня за это, но...

- Это моя жизнь, Рэйчел. Это - мой выбор. Куда бы этот выбор меня ни привёл, это мой путь. Только я решаю, куда повернуть на нём. Ты не имеешь права делать выбор за меня. И если ты не желаешь мне будущего, в котором я буду вечно ненавидеть не только тебя, но и себя - поклянись.

Резким движением опустив руки, она сердито мотнула головой.

- Я люблю рискованные приключения, сама знаешь, но это...

- Ты клянёшься или нет?

Я не отводила взгляда от её глаз - и на краю зрения всё равно заметила, как ладони Рэйчел судорожно сплетаются в замок, вонзая ногти в нежную кожу между костяшками пальцев.

- Клянусь, - гневно выпалила она. - Пусть это не отменяет того, что ты обезумела. Как, впрочем, и я. - И, с каким-то отчаянным весельем тряхнув витой медью локонов, наконец поднялась с постели. - Надеюсь, в вашем доме можно без особых проблем раздобыть серебряные ножи?

Две самые безрассудные и глупые девчонки страны, прокомментировал внутренний голос, пока мы шли к двери; голос, в котором я снова узнала ироничную интонацию Гэбриэла Форбидена.

Спорить с ним я не стала.

Глава девятнадцатая

Неладное я почувствовала, едва мы подъехали к кладбищу.

По коридорам спящего Грейфилда мы пробирались, замирая от каждого шороха, но нас никто не заметил. Оседлать коней и вывести их наружу нам труда не составило, так что на сей раз до Хэйла добрались быстро. Ночь выдалась туманной; дорогу через вересковые поля и улицы, опустевшие до утра, окутывала белёсая дымка, не позволяя видеть дальше нескольких футов - но кладбищенский туман казался плотнее и гуще, чем в других местах. Он вкрадчиво обволакивал могилы, скрадывая всё, что скрывалось за каменной оградой.

- Тебе тоже это не нравится? - осведомилась Рэйчел.

Ночь окутывала её лицо туманной темнотой.

- Именно, - сказала я, решительно понукая Ветра по направлению к жилищу Гринхаузов.

Двухэтажный дом, увитый плющом, тоже кутался в белую мглу; и первое, что меня насторожило - отсутствие собак. Элизабет говорила, что перед сном они всегда спускают сторожевых псов с привязи до утра, но нас никто не встретил. Лишь когда мы подъехали ближе ко входу, я увидела на земле нечто, напоминавшее тёмную кучу - во мраке трудно было разглядеть точнее, - и, спрыгнув наземь, обнаружила, что это мирно спящий пёс. Он не проснулся, даже когда я осторожно коснулась его морды.

Жуть пробрала меня с головы до ног куда успешнее, чем туманная промозглость.

Вздёрнув голову, я всмотрелась в окно комнаты Лиззи. Оно было закрыто, сияя светлым квадратом на втором этаже - расплываясь в тумане, в нём трепетали оранжевые отблески свечи. Однако, учитывая спящего пса, меня это не успокоило.

Ветер нервно переступал с ноги на ногу, пока я подбирала горсть мелкого гравия, которым Гринхаузы засыпали двор. Оставаясь в седле, Рэйчел наблюдала за тем, как я один за другим бросаю камушки в окно спальни Лиззи; в цель попадали не все, но многие из них угодили в стекло, донеся до моих ушей тихий стук.

И все мои попытки привлечь внимание хозяйки комнаты остались без ответа.

- Может, она просто спит? - мрачно предположила подруга.

- Не потушив свечу? - накидывая повод Ветра на каменную вазу, возвышавшуюся на постаменте рядом с колоннами у входа, так же мрачно уточнила я. - Может, но маловероятно.

Подступив к двери, решившись всё же постучаться, я стащила с руки перчатку и выбила из дерева короткую дробь костяшками пальцев. Не дождавшись никакой реакции, повторила стук - уже кулаком. Потом дёрнула за ручку: дверь оказалась не заперта, просто прикрыта. Либо кто-то забыл задвинуть на ночь засов, либо кто-то совсем недавно выходил наружу...

Либо кого-то недавно впустили внутрь.

Тишина, которой встретил меня дом Гринхаузов, понравилась мне ещё меньше.

- Если через пару минут я не вернусь, - невесело проговорила я, прежде чем переступить порог, - уноси ноги.

- Может, я лучше подожду ещё?

- Лучше стучи в ближайший дом и зови на помощь. И если услышишь крик, тоже.

Рэйчел спрыгнула на гравий; в оглушительной тишине вокруг звук её шагов казался мне грохотом.

- Пожалуй, лучше я просто пойду с тобой, - проговорила она, накинув повод своего коня на ту же вазу, следом за мной доставая нож из голенища сапога. - А на помощь мы, если что, позовём вместе.

- Думаешь, если мы не будем разделяться, у нас больше шансов не оказаться съеденными?

- Если разделимся, шансов оказаться съеденной точно прибавится.

- Да, но так монстр не смог бы одновременно добраться до нас обеих, и хоть одна сумела бы убежать.

- Не думаю, что на улице я буду в большей безопасности, зато добраться до нас поодиночке ему точно труда не составит. Если мне суждено умереть, я предпочла бы испустить дух в твоей приятной компании.

Я не стала возражать. Лишь посмотрела назад, за её плечо, в туман, скрадывавший всё за пределами двора.

Я не увидела никого и ничего. Во всяком случае, ничего более подозрительного, чем всё вокруг.

Оставалось понадеяться, что липкое ощущение чьего-то взгляда на моём лице мне только померещилось.

- Мистер Гринхауз? - осторожно крикнула я, заставив себя отвернуться, сжимая холодную, быстро греющуюся рукоять в пальцах. - Миссис Гринхауз?

Тьма поглотила мой голос, наградив меня многозначительным молчанием.

Переглянувшись с Рэйчел, я тихо направилась к лестнице на второй этаж, где располагались спальни.

Мы бывали в гостях у Элизабет, так что я знала, куда идти. Однако пробираться по этому пути во мраке, прислушиваясь к каждому звуку, каждый миг ожидая нападения неведомой твари, оказалось тем ещё увлекательным занятием.

Поднимаясь наверх, чувствуя, как напряжение вытягивает моё тело струной, я складывала в голове новый паззл.

Спящие псы. Туман. Засов, открытый изнутри...

Ничего общего с разодранными кроликами и царапинами на моей двери.

Шорох наших юбок и звук шагов, мешавший мне слушать тишину, раздражал, словно колокольный звон.

Кто бы ни напал на Гринхаузов, он не врывался в дом. И если бы оборотню было под силу выманивать людей из собственных спален, я давно была бы мертва. Ещё той ночью, когда он рвался в мою комнату. Или той, когда выл под моим окном.

И почему я соображаю это только сейчас?..

На ощупь пробравшись по тёмному коридору к единственной двери, из-под которой пробивалась полоска света, я нащупала ручку. Рывком открыв её - нервы мои были на пределе, истощив силы красться, - ворвалась внутрь, наконец позволив себе выдохнуть: всё же комната, ограниченная четырьмя стенами, казалась мне куда более безопасным местом, чем всё за её пределами.

Спальня Элизабет была пуста. Оплавляющаяся свеча мирно дрожала огненной каплей фитиля, в смятой постели лежала книга. Всё свидетельствовало о том, что лишь недавно хозяйка всего этого мирно читала, готовясь ко сну.

- Опоздали, - сердито выдохнула Рэйчел.

Не сказав ни слова, я схватила свечу и, озаряя свой путь трепещущим огоньком, выбежала из комнаты. Не думая о том, что может встретить меня в соседней спальне, ворвалась туда, не утруждая себя стуком; напряжённо щурясь, приблизилась к постели.

Свет золотом растёкся по белому чепчику миссис Гринхауз и ночному колпаку её супруга, лежавшего рядом.

Тихий звук их дыхания сразу сделал темноту вокруг куда менее пугающей.

Впрочем, миг спустя я сообразила: пусть грудь у обоих мерно вздымается, но ритм, в котором это происходило, был неестественно мерным. Слишком спокойным, слишком медленным. И оба даже не пошевелилась, когда свет лёг на их лица. Они не проснулись ни после того, как я снова окликнула их, ни после того, как я потрясла миссис Гринхауз за плечо: сперва легонько, потом сильнее.

- Эта тварь усыпила их, - констатировала Рэйчел. Она стояла, прижавшись спиной к стене, наблюдая одновременно и за мной, и за прикрытой дверью в спальню, и держала нож наготове. - Кем бы она ни была.

- Как и собак, и всех в доме, ручаюсь. И обитатели дома наверняка проснутся поутру, даже не поняв, что спали слишком крепко, но вместо Элизабет найдут лишь пустую постель.

Кусочки мозаики стремительно вставали на места в моей голове.

Ну конечно. Спальня пропавшей девушки, о которой говорил мистер Хэтчер, была на первом этаже, поэтому она смогла просто вылезти через окно. Однако спальня Лиззи располагалась на втором, - и когда её поманили наружу, она вышла через входную дверь.

Лихорадочно мотнув головой, я спиной назад отступила от кровати.

Боги, только бы Элизабет была ещё жива!..

- Мы ведь не пойдём на кладбище вдвоём, - непреклонно произнесла Рэйчел.

- Нет, но теперь нам точно поверят те, кто должен туда пойти. - Я почти бегом направилась к выходу. - Больше нельзя терять ни минуты: разбудим мистера Хэтчера, расскажем ему обо всём и вместе с ним отправимся на кладбище искать...

В этот миг я и услышала голос.

'Иди ко мне...'

Он был самым приятным, что я слышала в жизни. В нём звучал шёпот ветра и журчание воды, треск огня и шелест шёлка; он раздавался в моей голове, окутывал разум чарующей пеленой, впитывался в кровь и кости. Он звал меня, нежно и властно...

Следующее, что поняла крохотная часть моего сознания, не потерявшая способности мыслить - я спускаюсь по лестнице, не чувствуя движений, потеряв ощущение собственного тела. В руках моих не было ни ножа, ни свечи, и часть меня кричала мне 'стой'; но мои ноги не подчинились мне, и разум, проснувшийся вспышкой, тут же уснул вновь, бессильный перед неведомым зовом.

'Иди', - пел призрачный голос, ласково и жутко, вкрадчиво и невыразимо прекрасно.

Когда новая вспышка на миг пробудила меня ото сна наяву, я поняла, что перешагиваю через кладбищенскую ограду, неприлично высоко подобрав юбку. Казалось, я иду с закрытыми глазами, порой на миг поднимая ресницы, - но вновь смеживаю веки, отдаваясь блаженному бездумью влекущей темноты.

Может, это и правда было так.

Впрочем, важно ли оно сейчас? Что вообще в этом мире важно, кроме этого голоса, кроме того, кто ждёт и зовёт меня?..

'Иди...'

Следующим я увидела могильные камни, тонувшие в белой дымке, льнущей к моим ногам. Туман обволакивал всё вокруг стеной, обнимал меня молочной пеленой - такой плотный, что я чувствовала, как он касается моих рук. Рэйчел тоже была рядом, застыв с широко открытыми глазами, с неподвижным лицом куклы, уставившейся перед собой незрячим стеклянным взглядом; верно, она всё это время шла рядом, но заметила я её лишь сейчас, когда неведомая сила велела нам остановиться.

'Ко мне...'

Тьма вновь поглотила меня в тот миг, когда туман прямо перед нами стал обретать очертания. Белая дымка, вдруг соткавшись в человеческую фигуру, начала чернеть и облекаться материальностью. И, вновь очутившись в странном сне без снов, теряя себя в волнах зачарованного блаженства, я ощутила неясный отзвук реальных ощущений: холод чужих прикосновений к моей коже, запах тления, ударивший в ноздри...

Звук выстрела вернул меня в явь так резко, будто я вдруг окунулась в ледяную воду - и тварь, державшая меня с нежностью любовника, заставив меня беспомощно откинуть голову, разжала руки. Отшатнулась с хриплым воплем, не имевшим ничего общего с голосом, звавшим меня: иллюзией, рождённой магией и моим собственным сознанием.

За тот миг, пока я падала наземь, потеряв равновесие, я даже во тьме отчётливо разглядела его лицо. Располосованное зверем, бледное до того, что оно казалось сплетённым из паутины - и тем отчётливее на нём чернели раны, оставленные хищными клыками, раны, которым уже не суждено было зажить никогда. Кровь, в ночи казавшаяся чёрной, заливала губы и короткую седую бороду, глаза горели во мраке тусклым багровым огнём.

Я помнила эти глаза. Помнила их голубыми.

И помнила тот день, когда они закрылись навсегда.

- Элиот? - потрясённо выдохнула я.

Второй выстрел, прогремев в ночи, заставил нашего старого конюха - нашего мёртвого старого конюха, - содрогнуться всем телом. В следующий миг он растворился в тумане так же, как недавно появился из него: став его частью, слившись с воздухом и тьмой...

Наконец позволив мне увидеть Гэбриэла Форбидена, до сего момента скрывавшегося за его спиной, - а теперь быстрым шагом приближавшегося ко мне, чуть опустив револьвер.

Я посмотрела на Рэйчел: в свою очередь очнувшись от гипноза, она ошеломлённо взирала, как хозяин Хепберн-парка идёт к нам. Перевела взгляд на могилу, рядом с которой я лежала - могилу Элиота: камни, складывавшие её, как-то странно поблескивали в ночи.

Потом, резко обернувшись, увидела Элизабет. Она сломанной куклой лежала на земле позади меня, совсем как в моём видении; кровь темнеет на прокусанном горле и на белой рубашке, бледное лицо с беспомощно приоткрытым ртом почти сливается цветом с дымкой вокруг.

Элиот. Элиот, верный старик-конюх, обратился в живого мертвеца. Это он выманил из дому Элизабет и завлёк на кладбище, где мог спокойно утолить свою жажду. Это он звал нас с Рэйчел. Это он только что пытался меня убить. А Гэбриэл Форбиден, сейчас стремительно прошедший мимо меня, снова спас... спокойно расхаживая под полной луной, даже не думая отращивать чёрную шерсть и четыре лапы.

Немыслимо.

Я смотрела, как хозяин Хепберн-парка быстро опускается на одно колено рядом с Элизабет. Прощупав пульс на её залитой кровью шее - я искренне надеялась, что присутствующий, - поднялся, вглядываясь в туман вокруг.

- Мистер... Форбиден? - обескураженно проговорила Рэйчел.

- На ваше счастье, - бесстрастно промолвил хозяин Хепберн-парка. - А теперь сядьте подле подруги и помолчите. Вампир ещё рядом.

Его тон не допускал возражений - и Рэйчел, беспрекословно рухнув на колени рядом со мной, обняла меня за плечи. Я вцепилась в её руки почти непроизвольно: снизу вверх глядя на сосредоточенное лицо Гэбриэла, вслушивавшегося в тишину.

Элиот, наш Элиот, хотел убить меня. Наверное, услышал нас, когда мы проезжали мимо кладбища - и, бросив Элизабет, переключился на новых жертв. Элиот сейчас таится где-то там, в тумане, выжидая момент для нападения; Элиот стал вампиром...

А Гэбриэл Форбиден - не оборотень.

Нет, всё это пока определённо не укладывалось у меня в голове.

- Почему... почему Элиот пытался меня убить? - прошептала я. - Я же... была его...

Вместо ответа он, даже не взглянув в мою сторону, молча поднёс палец в перчатке к губам. Вновь положил ладонь на рукоять револьвера, всматриваясь в туман - и я, больше не задавая вопросов, судорожно завертела головой, пытаясь заметить подступающую опасность.

Некоторое время, показавшееся мне вечностью, я слышала лишь тяжёлое дыхание Рэйчел да шорох ветра. Гэбриэл стоял на месте, так спокойно, точно готовился стрелять по мишеням развлечения ради.

В тот миг, когда туман за его левым плечом начал обретать неестественную плотность, я непроизвольно подалась вперёд:

- Слева!..

Но Гэбриэл уже повернулся сам - и, отступая на шаг, одновременно уткнул дуло револьвера почти в самый лоб вампира: движением плавным и стремительным, точно танец. Третий выстрел отбросил неупокоенного назад, и я ждала, что он снова растворится во мгле - но тот, издав звук, похожий на рычание и стон, скрылся во тьме на своих двоих, мгновенно потерявшись за туманной стеной.

Круто повернувшись, Гэбриэл опустил револьвер. Наконец удостоил нас своим безраздельным вниманием.

Под его пристальным взглядом мне стало холоднее, чем в объятиях мертвеца.

- А теперь позвольте узнать, - вежливо и очень холодно осведомился он, - что вы здесь делаете?

Да. Лишь сейчас я в полной мере начинала осознавать всю глупость того, что творила, и того, что думала.

С чего я вбила себе в голову, что он оборотень? С чего взяла, что тварь, убившая Элиота, и тварь, выманившая из дома несчастную девушку - один и тот же монстр? С чего подгоняла все факты, которые так просто было сложить в истинную картину происходящего, под одну-единственную смехотворную теорию?..

Впрочем, пока от полного понимания истинной картины я была далека.

- Мы... были у гадалки, - беспомощно проговорила я. - И я увидела... Элизабет на кладбище, в крови.

- И вы отправились выручать подругу из неведомой беды? Вдвоём, никого не предупредив? - в том, как он сунул револьвер в кобуру, привычно спрятанную сзади, я прочла очень хорошо скрываемое бешенство. - В ваших головах есть хоть капля мозгов, или они служат вам исключительно для того, чтобы вы могли нацепить на них новые шляпки?

Я молчала. Ни капельки не обидевшись, понимая и признавая всю справедливость его обвинений.

Должно быть, именно это он и прочёл в моём молчании; во всяком случае, когда он повторно прошёл мимо нас к Элизабет, голос его явно смягчился.

- Две самые бедовые девицы страны, - устало бросил Гэбриэл, бережно подхватывая окровавленную девушку на руки. - За мной.

Цепляясь друг за дружку, мы с Рэйчел поспешно поднялись на ноги, чтобы устремиться за ним: Гэбриэл уже быстро шёл мимо памятников, неся Элизабет легко, как пушинку.

Только сейчас я поняла, что туман вокруг сделался куда менее густым, чем был несколькими минутами ранее.

- Она жива? - обеспокоенно спросила Рэйчел, вышагивая подле меня.

- Вампиры редко доводят дело до конца. Они не пьют мёртвую кровь. Однако после укуса их жертвы долгое время не способны очнуться, и без помощи со стороны они просто умирают от полученных ран и кровопотери. - Он говорил сухо, сдержанно, очень спокойно. - Полагаю, вы начали своё приключение с визита в дом мисс Гринхауз?

- Да.

- Добирались верхом? Проезжали по дороге мимо кладбища?

- Да...

- Вампиры слышат далеко. Ваше появление поблизости отвлекло его во время кормления, и он бросил жертву, чтобы выследить вас. Иначе, насытившись, он спрятал бы её в саркофаг в ближайшем склепе, где она и истекла бы кровью. Вампиры в этом плане чистоплотные, как кошки: на видном месте отходы своей мертводеятельности не оставляют.

Наверное, именно облегчение при мысли, что Элизабет жива, позволило мне наконец вновь подумать о вопросах, вертевшихся в моей голове.

Итак, Гэбриэл Форбиден - не оборотень. Как ни странно, я не могла сказать, что испытала облегчение по этому поводу: ситуация не слишком к тому располагала.

Но если он не оборотень, кто же он?..

- Почему Элиот не узнал меня? - медленно спросила я. Почему-то - совсем не то, что хотелось спросить в первую очередь.

Впрочем, трудно было сходу выбрать один вопрос из всех тех, что отчаянно желали быть заданными.

- Его память мертва. Его личность мертва. Эта тварь - не тот бедный старик, которого вы любили. Всё, что от него осталось - мёртвая оболочка, жаждущая крови. Всё равно, чьей. Впрочем, невинные дурёхи вроде вас для вампиров - десерт и основное блюдо в одном лице. Даже между ребёнком и юной девственницей они выберут последнюю.

О вампирах он говорил почти равнодушно. Как о чём-то совершенно обыденном, о чём-то, с чем он сталкивался не раз и не два.

И неожиданная догадка, промелькнувшая у меня в этот миг, разом расставила по местам очень многое.

'Мне посчастливилось некогда иметь с Инквизицией слишком близкое знакомство', сказал он мне однажды. Здесь, на этом самом кладбище.

Что заставило меня сделать из этих слов тот вывод, что я сделала? Вывод, теперь казавшийся таким нелепым?

- Почему? - спросила Рэйчел.

- Вампирскому зову вы подчиняетесь так же легко, как дети. Увы, возможности поболтать по душам с каким-нибудь вампиром, вызнав его пристрастия, у нас не было, ибо дара нормальной речи они лишаются вместе с жизнью, - однако мы полагали, что для вампиров детская кровь уступает по вкусовым качествам крови созревших, но нетронутых девушкам. Взрослых людей проще усыпить, чем подчинить, а соблюдать осторожность - один из основных инстинктов любого вампира. Они никогда не устраивают бойни, и не убивают так, чтобы их жертв легко можно было обнаружить. Усыпить всех, чтобы беспрепятственно заманить в ловушку самый лакомый кусочек - другое дело.

- Вы полагали? Кто 'вы'?

Он не ответил: просто вышел за кладбищенские ворота, наконец покинув территорию мёртвых.

- Полагаю, её дом недалеко, - бросил он, удобнее перехватывая Элизабет, безвольно обмякшую в его руках. - Показывайте путь.

Я устремилась вперёд, увлекая за собой Рэйчел - мы снова шли под руку. Меряя торопливыми шагами дорогу, произнесла, не оборачиваясь:

- Вы знаете, что нас сюда привело. Но что вы здесь делали?

Он отозвался не сразу.

- Проявлял чистый альтруизм. Решил тряхнуть стариной. Собственными руками портил себе заслуженный отдых. Выбирайте любое объяснение из трёх, какое вам больше нравится.

В его словах прозвучало некое мрачное, циничное веселье.

'И вы постоянно носите с собой револьвер?'

'Почти. Старая привычка'.

Головоломка, щёлкнув, сложилась сама собой: обратив мою догадку в уверенность.

О, боги. Я так отчаянно пыталась понять, кем же на самом деле является хозяин Хепберн-парка, - и всё это время думала о другой стороне медали... считая монстром того, кто в действительности с ними боролся.

Смешно.

- Вы Охотник, - утвердительно сказала я, глядя в белёсый мрак перед собой.

- Инквизитор, - просто ответил Гэбриэл Форбиден. - Был им когда-то.

Для меня данная поправка почти не имела значения, но я ощутила, как дрогнула в изумлении рука Рэйчел.

- Инквизиторы ведь борются с магами. С людьми, - проговорила она недоверчиво. - Нечисть - забота Охотников.

- Во время нашей работы можно столкнуться с чем угодно, а потому повадки нечисти мы знаем немногим хуже Охотников. С примитивными тварями вроде вампиров разобраться несложно. Но вы правы, борьба с ними никогда не была моей основной специальностью. Именно это и послужило причиной моего опоздания.

Его слова помогли мне наконец определиться со следующим вопросом, который я намеревалась задать.

Пусть даже он почти повторял предыдущий.

- Почему вы оказались здесь? Этой ночью? - спросила я, пока мы шли мимо храмовой ограды; очертания самого храма терялись в тумане и темноте. - Как узнали, что он нападёт?

- Я знаю этих тварей. Знаю периодичность, с которой они питаются. Знаю даже излюбленное время для кормления. На званом вечере в вашем доме мистер Хэтчер любезно поведал, когда пропала его предыдущая жертва. Если б вы не замаячили у него под носом, он вполне удовлетворился бы одной мисс Гринхауз, но когда аппетитное блюдо само просится в руки, да ещё грозится разорвать паутину, которую ты сплёл... - я услышала его усмешку. - К сожалению, я караулил вампира подле крипты, где он обосновался, но он этой ночью он решил покормиться у своего гроба. Видите ли, время от времени им приходится возвращаться в свою могилу. Когда я не нашёл его в крипте или возле неё, я поспешил на кладбище и как раз увидел вас, очарованных его зовом. Я пошёл следом, справедливо полагая, что вы приведёте меня прямиком к вампиру, и не ошибся.

Увидев дом Элизабет, я ускорила и без того быстрый шаг, - но, судя по звуку его шагов, Гэбриэл не отстал, даже несмотря на свою ношу.

- Он обосновался... в крипте?

- Каждый раз проникать под землю, возвращаясь в изначальное место своего упокоения - муторное занятие, пусть даже туманная форма значительно облегчает дело. Чаще всего вампиры выбирают себе уютный склеп или крипту, где и спят в одном из саркофагов. Сегодня днём я посыпал его могилу серебряной пылью. Если вампир там, она запирает его в могиле, если покинул её - мешает вернуться.

Во второй раз за эту ночь переступая порог жилища Гринхаузов, я вспомнила странный блеск камней на последнем пристанище Элиота; и теперь мне наконец стало ясно, зачем Гэбриэл в действительности ходил сегодня на кладбище.

- Где здесь гостиная? Мисс Гринхауз надо уложить.

Вспомнив дорогу, я покорно пробралась в темноте вперёд, открывая дверь своим спутникам.

- Но как вы узнали...

- Обстоятельства, при которых пропала несчастная девушка, показались мне подозрительно знакомыми. - Оказавшись в гостиной, он бережно уложил Элизабет на кушетку. - Учитывая, что недавно в окрестностях Хэйла образовался свежий покойник, погибший при странных обстоятельствах, я решил наведаться на его могилу; а ночью, когда мне никто не воспрепятствует, проверить другое место, чудесно подходящее ему как для ночёвки, так и для того, чтобы прятать там тела своих жертв. Увы, в крипте я обнаружил только последнее, но других доказательств не требовалось. - Достав что-то из кармана жилета, Гэбриэл сунул это мне в руку. - Особые нюхательные соли. Помогут пробудить обитателей дома от вампирского сна. Займитесь этим. Потом бегите за лекарем. Мистера Хэтчера тоже придётся разбудить, но это подождёт.

- А вы? - уточнила я, сжав в пальцах прохладный стеклянный флакончик.

- А я позабочусь о том, чтобы наш беспокойный бедняга-конюх всё-таки упокоился.

Я следила, как он выходит из комнаты, возвращаясь ко входу в дом: глазам, привыкшим ко мраку, уже не требовался свет.

Колебания мои длились всего пару секунд.

- Думаю, ты найдёшь дорогу на второй этаж, - произнесла я, вручив флакон Рэйчел. - Разбуди родителей Лиззи. Расскажи им всё. Потом займись остальными домочадцами. Пусть кто-нибудь из них сбегает к лекарю, а другой - к мистеру Хэтчеру, начальнику стражи.

- Мы с Гринхаузами даже незнакомы, - вяло возразила подруга.

- Так представься. Поверь, они о тебе наслышаны. Сделаешь?

Она безнадёжно махнула рукой - и я, отвернувшись, побежала за Гэбриэлом: сейчас, когда меня терзало столько вопросов, оставаться на месте было выше моих сил.

- Непослушная девчонка, - безо всякого удивления фыркнул он, когда я нагнала его в воротах. - Так и знал, что вы увяжетесь следом.

- Вы же не собираетесь меня прогонять.

- Вы же не моя собачка, чтобы я имел на это право.

Удовлетворённо кивнув, я пристроилась рядом с ним, стараясь не отставать:

- Почему вы не погнались за Эли... за вампиром сразу?

- Я всадил ему в голову три разрывные серебряные пули. После третьей он утратил способность принимать туманную форму и отправился зализывать раны. Ручаюсь, мы найдём его в крипте. Серебро для вампиров - яд; думаю, к этому моменту он уже полностью парализован.

- А как его уничтожить? Кол в сердце?..

- Сердце вампирам совершенно ни к чему. Оно у них уже не бьётся, какое им дело, цело оно или нет? Разрушить мозг - единственный способ, и тут даже отсечение головы не поможет. - Гэбриэл достал из-за отворота сюртука предмет, в котором я без труда опознала знаменитый серебряный кол Охотников. - Безголовый вампир просто обратит и голову, и туловище в туман, а из туманной формы вновь восстановит своё тело в первозданном виде... на момент погребения, естественно. С остальными конечностями принцип тот же. А вот эта милая вещичка справляется с вампирами на ура.

Он едва заметно шевельнул рукой - кажется, нажал на какую-то кнопку, - и острый наконечник кола вдруг раскрылся цветком, стремительно распавшись во все стороны десятком маленьких лезвий, образовавших идеально ровный круг. Щелчок - и они снова поднялись, слившись в единое целое, прижавшись друг к другу, точно лепестки в бутоне.

- Вогнать в каждую глазницу, раскрыть - и вампир больше таковым не является, - закончил Гэбриэл, опуская руку с колом.

Я представила, во что превратится содержимое черепа после того, как в нём дважды раскроют подобную красоту, - и нервно сглотнула.

- Значит, вы были Инквизитором?

- Полно, мисс Лочестер. Вы достаточно умны, чтобы понять простую фразу с первого раза.

- И все эти... вещи... остались у вас с той поры, когда вы служили Инквизиции?

- Вряд ли их можно просто купить в первой попавшейся лавочке.

Сарказм его ответов, наверное, мог ужалить кого угодно; однако его уколы никогда не причиняли мне боль.

- Но почему вы перестали ей служить?

Он молча открыл калитку, желтевшую в низенькой, по пояс, ограде храма: цвет был настолько ярким, что различался даже в ночи.

- Почему вы никому ничего не говорили? - не унималась я, следуя за ним по каменной дорожке к невысокому старому святилищу. - И даже когда заподозрили, что ту девушку убил вампир, почему не сообщили об этом мистеру Хэтчеру?

- Тогда я ещё не был уверен, что это вампир. И вряд ли мистер Хэтчер прислушался бы к моим словам, не открой я ему всю правду о моей скромной персоне. Однако я желал, чтобы моё прошлое и дальше оставалось в прошлом, и с предполагаемым вампиром надеялся разобраться тихо. - Неспешно пройдя мимо двустворчатых дверей в храм, он завернул за угол: там располагался вход в крипту - счастье, что его вынесли наружу, так что не придётся проникать в сам храм. - Что ж, человек предполагает, а Великая Госпожа располагает.

- Но почему? И почему вы прятались от того Инквизитора? Тогда, на кладбище...

- Не имел ни малейшего желания встречаться с бывшим коллегой, которого я прекрасно знаю. - Внезапно остановившись, он развернулся ко мне: я едва успела замереть, чтобы не уткнуться ему в грудь. - Ребекка, Инквизитор Гэбриэл Форбиден мёртв. Тот, кто сейчас стоит перед вами, не имеет с ним почти ничего общего. И я не хотел воскрешать прошлое. - Помолчав, отвернулся - и следующие слова бросил уже через плечо, едва слышно. - В нём слишком много того, что я надеялся навсегда оставить позади.

Ничего не говоря, я снова зашагала за ним мимо древней каменной стены храма: не отказавшись от мысли выведать все вещи, интересовавшие меня, но осознав, что сейчас для этого определённо не лучший момент.

Низкая деревянная дверь, ведущая в крипту, поддалась в ответ на один-единственный толчок его руки.

- Пришлось поработать отмычками. Надеюсь, хэйлские священнослужители меня простят. - Гэбриэл извлёк из-за ворота рубашки нечто, что мне не сразу удалось разглядеть в темноте; и лишь когда это нечто вспыхнуло в его пальцах мягким золотым светом, опознала прозрачный жёлтый топаз на длинной цепочке. - Здесь без света уже не обойтись.

Я без страха принялась спускаться следом за ним по узкой прямой лестнице, окружённой тёмным камнем, ведущей к подземным захоронениям. Ступеньки были высокими, эхо наших шагов гулко отдавалось на них.

- Если Элиот стал вампиром... значит, его убил не волк, а другой вампир?

Я постаралась задать этот вопрос как можно тише, но подземелье всё равно усилило мой голос, далеко разнося отзвуки.

- Не думайте, что народные сказочки поведают вам правду. Если человек был убит нечистью - любой нечистью - и остался неотмщённым, есть примерно тридцатипроцентная вероятность, что в посмертии он не обретёт покоя и сам станет нечистью, а именно живым мертвецом. Где-то их зовут упырями, мы называем их вампирами, но суть одна. - Он размеренно оставлял позади ступеньку за ступенькой; в одной руке серебряный кол, в другой - сияющий топаз, который он держал подле своего уха так, чтобы свет не бил ему в глаза, освещая дорогу нам обоим. - Мистер Хэтчер - прекрасный человек и не самый плохой специалист в своём деле, но по части сверхъестественного не имеет ровно никакого опыта. Полагаю, за волка он принял заблудшего бист вилаха, и неудивительно. Даже Охотникам трудно бывает отличить их жертв.

Я вспомнила волка под своим окном. Впрочем, волк ли это был?.. У страха глаза велики, а я вполне могла принять за него того же бист вилаха. Как сперва и подумала, - прежде, чем зациклилась на своей смехотворной теории 'оборотень по имени Гэбриэл Форбиден'. Однако иногда прирученный волк - это просто прирученный волк; а сказки и фантазии - лишь сказки и фантазии.

И ничего большего.

Я хотела уже рассказать Гэбриэлу о своём ночном госте, но тут тошнотворная сладость ударила мне в ноздри - одновременно с тем, как мы ступили в длинный зал крипты. Золотой свет лёг на каменные колонны у необлицованных стен, сложенных из красного кирпича; колонны обрамляли арки в стене, в каждой из которых на небольшом возвышении покоился саркофаг. Сияние топаза выхватило из темноты резьбу на стенках - плющ и ива, - и фигуры на тяжёлых крышках: статуи давно умерших жрецов в парадных облачениях, навеки сложивших на груди свои каменные руки. Черты их лиц были скорее намечены, чем отчётливо прорезаны, и мне всегда было интересно, что тому виной, - время, не пощадившее их, или задумка скульптора, желавшего изобразить их скорее символами, чем реальными людьми?..

- Двум здешним покойникам пришлось потесниться. Несчастная жертва вашего конюха покоится здесь. - Гэбриэл указал колом на один из саркофагов. Крышка его была слегка сдвинута, но я не стала и пытаться разглядеть, что под ней таится. - А сам он... ну да, как я и думал.

Нужный саркофаг я заметила почти сразу. По крышке, которую кто-то успел задвинуть едва ли наполовину. К нему я приблизилась без страха, даже сейчас не отстав от Гэбриэла.

И не вздрогнула даже тогда, когда вздрогнул лежавший там мертвец.

Когда свет ударил ему в глаза, вампир отчаянно дёрнул рукой, но в следующий миг уже лежал неподвижно, явно не находя в себе сил пошевелиться. Тёмная дыра в его лбу не кровоточила, распухшее лицо, обагрённое чужой кровью, было омерзительно. Он смотрел на меня глазами, сиявшими во тьме пугающим багряным свечением, и в этих глазах - страшных, мёртвых глазах - я ясно читала единственное желание: вцепиться мне в горло.

Нет. Это не Элиот.

Эта тварь даже внешне имеет с ним крайне малое сходство.

- Вы хотели попрощаться, я знаю. Но с вашим конюхом вы попрощались тогда, когда положили ветви ивы на его могилу, - в голосе Гэбриэла вновь зазвучала та мягкость, которую он на моей памяти проявлял только со мной. - Пусть существо, творившее все эти страшные вещи, выглядит, как ваш старый верный слуга, оно - не он. Он умер уже давно.

- Как Инквизитор Гэбриэл Форбиден, - тихо вырвалось у меня.

Он помолчал, прежде чем утверждающим эхом повторить:

- Как Инквизитор Гэбриэл Форбиден. - Сдёрнул с шеи шнурок с золотым камнем, набросил на резную капитель ближайшей колонны - и, отвернувшись к мертвецу, сверлившего его ненавидящим алым взглядом, перехватил серебряный кол обеими руками. - Возвращайтесь наверх, Ребекка. Вам не стоит на это смотреть.

Я без возражений отвернулась и зашагала к выходу, чтобы подняться по ступенькам. Первые из них озаряли отблески волшебного камня, остальные я нашла наощупь - и, выбравшись из-под земли, с наслаждением вдохнула ночную прохладу, восхитительно свежую после царившего в крипте запаха смерти. Прислонясь спиной к стене храма, холодной в ночи, уставилась в тёмный туман, окутывавший деревья вокруг.

Я знала, что времени на раздумья у меня немного. И больше всего мне хотелось дождаться, когда Гэбриэл поднимется наверх, после чего просто вернуться с ним в дом Гринхаузов. Не задавая вопросов, не говоря больше ни о чём, позволив всему и дальше идти своим чередом... но я не имела на это права: больше нет. Не теперь, когда я знаю так много, когда до возвращения Тома остаются считанные дни, если не часы. И поэтому, когда всё было кончено и Гэбриэл, выйдя из низкой двери крипты, аккуратно затворил её за собой - кола в его руках не было, а камень погас сразу же, стоило его владельцу вновь оказаться под небом, - я встретила его словами, которые он вряд ли хотел бы услышать.

Тем более сейчас.

- Вы сказали, вы не хотите воскрешать прошлое. Но я хочу знать, - без обиняков произнесла я. - Теперь, когда я знаю, что всё, что я думала о вас - неправда, я хочу знать правду. Как вы перестали быть Инквизитором. Где ваш ребёнок. И... как умерла ваша жена.

Он приблизился ко мне. Застыл напротив, в шаге или двух, заслонив собою туман, не выразив ни малейшего удивления. Конечно: он ведь наверняка догадывался о той моей ночной прогулке.

И хотя я почти не надеялась, что он поддержит этот разговор здесь и сейчас, в обстановке, крайне мало к тому располагавшей - всё же поддержал.

- И что же, позвольте спросить, вы думали?

Он задал вопрос тихо, почти шёпотом... но я, не обманываясь этой тишиной, в кои-то веки побоялась поднять взгляд на его лицо.

Вот и настал час твоей расплаты, Ребекка. За глупость тоже приходится платить. И пусть солгать ему было бы так просто - казалось, что просто, - на ложь ты тоже не имеешь права.

Тем, кого любят, не лгут.

- Я думала, вы оборотень. Думала, вы убили Элиота и свою жену, и хотели... хотели съесть меня.

Вслух слова моего покаяния прозвучали ещё более жалко, чем в моём сознании.

Наверное, именно поэтому я совершенно не удивилась, когда воцарившуюся тишину разбил его хохот.

- Так я был прав, - выдохнул Гэбриэл сквозь смех. - Всё-таки тёмный принц.

От удивления его последней фразой - смысл её остался для меня совершенно неясен, - я всё же подняла голову, встретив его взгляд.

В ночи мне трудно было рассмотреть выражение его глаз, но выражение его лица заставило меня нервно сглотнуть.

- Видите ли, - продолжил Гэбриэл, и в голосе его ещё плескались отзвуки холодного смеха, - я всё гадал, с чего прелестное создание вроде вас так заинтересовалось потрёпанной личностью вроде меня. Поскольку моя внешняя и внутренняя привлекательность в ваших глазах представлялась мне весьма сомнительной, я искал причины в ином; и, как теперь выяснилось, не прогадал. Не знаю уж, что заставляет юных дев видеть притягательность в зле и грезить об обаятельных демонах, однако за свою жизнь я сталкивался с этим не раз. - Даже в темноте я увидела, как презрительно дёрнулся уголок его рта. - Что ж, поздравляю. Вы превзошли все мои ожидания. Я полагал, вы считаете меня кем-то вроде мистера Рочестера, а сами жаждете стать великим сыщиком, раскрыв, куда именно я припрятал свою сумасшедшую супругу, но оборотень?.. - он лениво сомкнул ладони в хлопке: раз, другой, третий, одаривая меня саркастичными аплодисментами. - Браво.

Я хотела возразить, хотела сказать, что всё совершенно не так, но слова отчего-то отказались идти на язык.

Да и было ли всё в действительности совершенно не так? Вызвал бы новый сосед у меня такой интерес, не придумай я самой себе страшную сказку про оборотня, героиней которой мне так хотелось оказаться?..

- Значит, хотите знать правду. - Шагнув вперёд, он упёр руку в стену рядом с моим лицом. - Извольте. Вот история моей жизни, которую вы так жаждали услышать. - Его прищур обжёг меня холодом. - Желторотым юнцом я сбежал на фронт. Мне посчастливилось увидеть победу при Ватерлоо и вернуться с войны, отделавшись парой царапин, но продолжать военную карьеру я не пожелал. Вместо этого я решил стать Инквизитором. Мой достопочтенный отец был банкиром, и он с одобрением отнёсся к моему выбору, оплатив моё обучение. По его смерти семейное дело унаследовал мой старший брат, но мне досталась половина состояния... сумма весьма и весьма приличная. Финансовое благополучие в итоге позволило мне добиться руки прелестной девы из семьи обедневших аристократов, завоевавшей моё сердце. - Ядовитая ирония, с которой он говорил об этом, мало вязалась с его словами. - Предоставив моей дражайшей супруге вволю тратить мои деньги и блистать в обществе, сколько её душеньке угодно, сам я вынужден был коротать дни, а порой и ночи на службе. Впрочем, не сказать, чтобы меня это огорчало: светские сборища всегда казались мне пустыми болотами ханжества и лицемерия, и куда больше меня радовали наши уединённые вечера дома, куда я всегда так спешил. Специфичные радости супружеской жизни случались между нами куда реже, чем мне бы хотелось, но я уважал желания жены и не придавал особого значения тому, что желание разделить со мною ложе возникает у неё до прискорбного нечасто. В конце концов, благопристойной женщине действительно должно претить это занятие, а мне была противна сама мысль расценивать жену как средство продолжения рода и удовлетворения своих низменных потребностей. Главное в браке - дружба и близость душ, думал я, и был абсолютно уверен, что с этим-то у нас всё в полном порядке. - Последние слова сопроводил бесконечно горький смешок, мигом остудивший мои щёки, смущённо запылавшие от его речей. - Карьера моя складывалась, супруга, несмотря на редкость наших попыток обзавестись наследником, всё же обрадовала меня вестью о скором рождении маленького Форбидена, и я считал себя счастливейшим человеком... когда добрые люди вдруг раскрыли мне глаза, что на моей голове давно уже выросла пара прекрасных развесистых рогов, а мой будущий наследник вполне может оказаться не моим.

Гэбриэл замолчал, не то переводя дыхание, не то поглощённый воспоминаниями; а я, вспомнив свои давние догадки по этому поводу, вместо изумления ощутила удовлетворение.

Не зря я всё же тогда акцентировала внимание на его речах об измене...

- Я долго отказывался в это верить, - наконец продолжил он. - Но в конце концов провёл маленькое расследование, благо с моими профессиональными навыками это не составило особого труда. Увы, выяснилось, что доброжелатели были правы. Более того, в действительности моя жена терпеть меня не могла, не уставая тайком жаловаться любовнику и подругам на супруга-мужлана. Я, видите ли, посвящал работе больше времени, чем ей, осчастливившей мой дом своим великосветским присутствием, - а это оскорбляло её тонкую натуру даже при том обстоятельстве, что моей женой она стала исключительно ради моего толстого кошелька. Окрутить дурака вроде меня ей не составило труда, как и обманывать после, создавая иллюзию счастливого брака; благо для счастья мне, чудаку, требовалась не постель, в которой я был ей глубоко противен, а разговоры, совместные выходы в театр и прочая вполне терпимая чепуха. И пусть моя работа давала ей возможность коротать дни и ночи с тем, кто ей действительно мил, моя расстановка приоритетов возмущала её, утверждая в мысли, что не стоило и пытаться проникнуться ко мне нежными чувствами. Впрочем, чего ещё можно было ожидать от презренного буржуа, представителя и выходца из среднего класса. - Он усмехнулся. - Забавно... я, всегда считавший, что вижу людей насквозь, и успешно подтверждавший это на службе, был так слеп в собственном доме.

Моё удовлетворение сменила горькая жалость, но я не выказала её ни словом, ни жестом, ни взглядом. Гэбриэл Форбиден был не из тех людей, которым нравилось, когда их жалели.

Да... душа дамы с портрета явно уступала красотой её лицу.

- Когда я выяснил всё это, супруга моя была уже на последнем месяце беременности, и тревожить её отповедью в столь деликатном положении я не стал. Я размышлял о том, что же теперь мне делать и с ней, и с этим ребёнком, молча. Но боги любят злые шутки, и они избавили меня от необходимости находить ответ. - Он прикрыл глаза. - Тогда мы расследовали дело одного человека... очень влиятельного, очень опасного. И не отступали, хотя все вокруг твердили, как сильно мы рискуем. В конце концов нам стали открыто угрожать. Пытались ударить по нам самим, но Инквизиторов нелегко застать врасплох. Следом пригрозили ударить по нашим семьям. Другие призадумались, но я был молод и настолько глуп, что мнил: я справлюсь с чем и кем угодно. Этот выродок может говорить всё, что хочет, но я засажу и его, и всю его шайку за решётку раньше, чем он осмелится привести свои угрозы в действие... так я считал. - Он снова помолчал, и губы его - даже спустя все эти годы - исказила страшная кривая улыбка. - Что ж, мне весьма убедительно доказали мою неправоту.

Пауза, воцарившаяся следом за этими словами, была такой долгой, что я не выдержала.

- Её убили? - едва слышно выдохнула я, ужасаясь тому, что говорю. - И ребёнка?..

- Десять ножевых ранений. Пять из них - в живот. До родов оставались считанные дни. - Он говорил так сухо и бесстрастно, будто просто цитировал один из отчётов следователей по делу. - Я в то время был в штаб-квартире нашего отдела. Убийцы пробрались прямо в дом, взломав магическую защиту. Хотели подставить меня, учитывая благодатную почву: будто это я, обезумевший от ревности муж-рогоносец, нанял убийц. Не вышло. И пусть мои коллеги после этого действительно отступились, но я... та сволочь выбрала меня, самого молодого, в качестве предостережения остальным. Думал, я сломаюсь, а даже если продолжу копать под него, расправиться со мной, получившим такой удар, не составит труда. Он ошибся. Я пошёл по его следу до конца, жаждая крови, как бешеный пёс, и месть стала для меня всем. Месть за ту, что всегда мне лгала и никогда не любила, и ребёнка, который почти наверняка не был моим... зачем? Я сам не знал. Но я добрался до врагов раньше, чем они до меня. И тот, кто стоял за смертью моей семьи, в итоге отправился на виселицу, а я получил несказанное наслаждение, наблюдая за его предсмертной агонией. - Резко отпрянув, Гэбриэл отвернулся, чтобы неторопливо зашагать по каменной дорожке: туда-сюда, до дверей крипты и обратно, при развороте взметывая полы сюртука. - Придя к выводу, что семейного счастья мне обрести не суждено, я решил посвятить свою жизнь работе, и ей одной. Я находил плюс в том, что теперь меня ничто не сдерживает; отныне не было никого, кому могли бы навредить мои действия, и я мог заходить так далеко, как считал нужным, рискуя исключительно собственной шкурой. Но чем выше я поднимался по карьерной лестнице, тем чаще слышал предложения, от которых мало кто смог бы отказаться. Я отказывался. Я раскрывал все дела, которые попадали мне в руки. Сколько скелетов я вытащил из шкафов добропорядочных джентльменов, сколько сора вымел из-под ковров достопочтенных леди, сколько грехов отыскал за душами их избалованных детишек... я сажал и вешал богатых и знатных ублюдков наравне с ублюдками нищими, и мне не было дела до титулов. В итоге немало влиятельных персон затаило на меня зуб, и меня признали крайне... неудобным человеком. Тогда предложения закончились, зато начались провокации, вызывавшие у меня только смех. В конце концов мне подбросили парочку запрещённых тёмных артефактов, ранее похищенных из хранилища Инквизиции, к которому я имел доступ. Продавший их на чёрном рынке получил бы сотни тысяч. Подставляли меня почти филигранно, однако суд меня оправдал. Впрочем, истинного зодчего так и не нашли, и пошёл слух, что я просто сумел выйти сухим из воды благодаря своим блестящим профессиональным навыкам. Имя моё было опорочено, и вскоре меня отправили в отставку. После этого окружающие окончательно уверились в том, что в действительности я виновен; даже немногие друзья отвернулись от меня, решив, что Инквизиция просто не захотела публично марать имя одного из лучших своих слуг, пороча тем самым всю организацию, а предпочла замять дело и избавиться от повреждённого элемента тихо. Тогда-то, уже во второй раз лишённый того, что составляло цель и смысл моей жизни, я и решил, что негоже оставлять моё наказание без преступления. Я пошёл против закона, который ранее так яростно защищал и который так весело надо мной посмеялся, и занялся почти тем же, в чём меня обвинили: контрабандой. - Развернувшись в очередной раз, он с каким-то ожесточением вдавил каблуки в камень дорожки. - Пожалуй, не буду оскорблять ваши невинные ушки перечислением того, чем я занимался следующие годы помимо неё. Сам порой удивляюсь, как меня миновала участь подцепить срамную болезнь или скончаться в грязном притоне, где я не раз коротал ночи в объятиях очередной шлюхи, будучи смертельно пьяным от абсента и кокаина, - но она меня миновала. Ни арестовать меня, ни предъявить мне сколько-нибудь серьёзные обвинения наша доблестная стража не могла, ведь когда я действительно вознамерился преступить закон, я никому не позволил бы себя поймать. Я позволял распускать про себя абсолютно правдивые слухи и смеялся, наблюдая за беспомощностью тех, кому полагалось меня остановить. В конце концов я сделался неприлично богат, моя жажда мести мирозданию и властям удовлетворилась сполна, а распутная и преступная жизнь успела смертельно мне надоесть. В итоге я решил отойти от дел и обзавестись тихим гнёздышком в тихом местечке, удалившись на покой подальше от суетной столицы...

- И купили Хепберн-парк, - прошептала я, подводя его историю к точке.

Я поняла не всё из того, что он говорил. К примеру, что за болезнь он подразумевал под 'срамной'.

Но переспрашивать, что имелось в виду, желания не возникло.

- Да. Я купил Хепберн-парк. Впрочем, как выяснилось, место это не столь тихо, безмятежно и пасторально, каким я себе его представлял. - Наконец остановившись прямо напротив меня, Гэбриэл склонил голову набок. - Ну как, удовлетворил я ваше любопытство? Рассказал вам достаточно, чтобы за своими фантазиями об инфернальном тёмном принце вы наконец разглядели обычного потасканного смертного? Довольно, чтобы отбить у вас всякое желание в дальнейшем искать моего общества?

Я разомкнула губы, снова пытаясь сказать, что всё совсем не так... но ком в горле, вызванный болью за него, пережившего все эти удары судьбы, и стыдом за себя, домыслившей про него всю эту чушь, помешал мне сделать это.

Лицо его вдруг сделалось непроницаемым.

Конечно, он истолковал моё молчание по-своему.

- Я... я не...

Я сумела выдавить только это, прежде чем голос дал осечку, а навернувшиеся вдруг слёзы вынудили меня опустить голову.

Конечно, это он тоже истолковал по-своему.

- Ваша сказочка про злого волка и его жертву была хороша, не спорю. Но, полагаю, теперь нам обоим пришла пора с нею попрощаться. - Гэбриэл отвесил мне издевательский поклон. - Добро пожаловать в реальный мир, мисс Лочестер.

В последний раз отвернувшись, он стремительно направился прочь, к выходу с храмовой земли. Я потянулась за ним, протянула руку, чтобы схватить его, остановить, удержать; но он уже скрылся в тумане, а я осталась одна в темноте, глядя ему вслед.

И, глотая влажную соль с губ, думала лишь об одном.

Какая же я была глупая.

Глава двадцатая

На следующий день проснулась я поздно. Так поздно, что окутанное облачной дымкой солнце уже клонилось к закату.

Всё, случившееся после нашего возвращения из храма в дом Элизабет, помнилось мне урывками: и лекарь, хлопочущий вокруг Лиззи, и Гринхаузы, благодарно охающие вокруг Гэбриэла, и мистер Хэтчер, устроивший и хозяину Хепберн-парка, и нам с Рэйчел допрос с пристрастием. Когда ему были продемонстрированы останки Элиота и его несчастной жертвы, покоившиеся в крипте, и все события нападения вампира прояснились сполна, а жизнь Лиззи гарантированно оказалась вне опасности, мистер Хэтчер лично сопроводил нас с Рэйчел до Грейфилда; и я предпочла бы забыть о том, как гневно взирал на нас разбуженный отец и кричала проснувшаяся матушка. Это она ещё сдерживалась, помня, что распекает не только родную дочь.

Я была уверена, что этой безумной ночью не засну вовсе, но ошиблась. Стоило мне оказаться в спальне, в которой меня пригрозили запереть до самого дня грядущей свадьбы, и коснуться головой подушки, как меня моментально сморило: не оставив времени ни на раздумья, ни на стыд. Зато теперь, когда я, пробудившись, села в постели, обняв руками колени, всё это нахлынуло сполна.

Гэбриэл. Сколько же ему пришлось вынести, и так несправедливо! Я могла лишь восхищаться его силой духа: тем, что он не сломался, что нашёл в себе силы жить дальше, несмотря на всё пережитое. Но теперь он уверен, что я просто маленькая дурочка-фантазёрка... и, по правде говоря, такова я и есть.

Какая из меня пара ему, так много видевшему, так много пережившему? Он разочарован во мне и, верно, больше не захочет меня видеть, не сможет говорить со мной и уважать меня, как раньше, не...

Мне снова захотелось плакать, но из прострации меня вывело появление Нэнси.

- Проснулись, мисс? - осторожно заглянув в комнату, горничная вошла внутрь. - Мне велели вас разбудить. Мистер Лочестер хотел дать вам выспаться, но уже время обеда.

Значит, и завтрак, и ланч я благополучно проспала. Ну и ладно, всё равно мне кусок в горло не полезет. Я бы и обед пропустила, но странная апатия, вдруг овладевшая всем моим существом, лишила меня сил взбрыкнуть и отказаться; так что, безропотно позволив завить себе волосы и облачить вялое тело в платье, я спустилась вниз.

- А, вот и вторая искательница приключений!

Всё семейство уже собралось за столом. Рэйчел сидела тихо, всем своим видом выражая сожаление и раскаяние, Бланш смотрела на меня с лёгкой завистью - как же, сестре посчастливилось попасть в такую увлекательную историю! - матушка смерила ледяным взглядом. Отец встретил меня насмешливым изречением, но, невзирая на шутливый тон, я чувствовала, что он всё ещё сердится.

Молча пройдя на своё место, я уткнулась в свою тарелку.

Я не подняла глаз, ни когда едва тронутый мною суп сменили седлом барашка, ни когда за столом - явно не в первый раз - начали обсуждать ночные события. Коснулись и нашего с Рэйчел безумства, и неожиданных и печальных известий про Элиота... и не менее неожиданных известий об истинной личности хозяина Хепберн-парка: мистер Хэтчер ещё ночью не пожалел времени, чтобы подробно изложить родителям суть произошедшего.

- А я давно это подозревал, - заявил отец. - Где ещё он мог научиться так стрелять? Либо в страже, либо в армии, либо в Инквизиции, не иначе.

- Теперь-то мистер Форбиден точно сделает Элизабет предложение! - мечтательно проговорила Бланш. - Он спас её от вампира! Это так романтично! А раз он бывший Инквизитор, а никакой не контрабандист...

- Одно не отменяет другого, душечка, - заметила мама. - Впрочем, это действительно большое облегчение для Гринхаузов. Думаю, теперь они с радостью согласятся на их помолвку: едва ли Элизабет могла рассчитывать на лучшую партию.

Я заметила быстрый взгляд, который кинула на меня Рэйчел, но никак не отреагировала.

Всё равно эти слова не вызвали в моей душе, измотанной переживаниями, ни малейшего отклика.

- Прости, Рэйчел, но теперь твоя подруга переступит порог этого дома лишь в тот день, когда ей нужно будет отправиться в храм на собственную свадьбу, - когда пытка обедом кончилась, позволив мне подняться из-за стола, непреклонно резюмировал отец. - Если это рушит твои планы, мне жаль. Однако я хотел бы, чтобы моя дочь дожила до того момента, когда она перестанет носить мою фамилию; и пока за её голову ещё отвечаю я, а не Том, я сделаю всё, чтобы обеспечить её сохранность.

Не сочтя нужным комментировать это, я прошла к выходу из столовой.

- Я буду в своей комнате, - бросила я через плечо. - И до завтра прошу меня не беспокоить.

- Послушайте, юная леди...

Не обращая на сердитый голос отца ни малейшего внимания, я быстрым шагом направилась к лестнице, чтобы вернуться к своему одиночеству. На всякий случай даже заперла дверь спальни на ключ, лишая родителей возможности вторгнуться с продолжением нотаций: мне хватало своих печалей.

Впрочем, когда спустя некоторое время - я провела его, сидя на постели, обняв руками колени и кусая губы - ко мне постучались, это оказались вовсе не родители.

- Бекки, это я.

Услышав голос Рэйчел, приглушённый деревом, я пару секунд молча смотрела на замочную скважину. Поначалу хотела не отвечать; затем, решив, что продолжать в затворничестве угрызаться совестью - не слишком толковое занятие, всё же решилась встать и впустить подругу внутрь.

- Как ты? - проскользнув за порог, спросила она, когда я вновь заперла дверь.

Я бросила ключ на туалетный столик.

- Познаю прелести домашнего ареста, как видишь.

Глядя, как я возвращаюсь на кровать, Рэйчел тяжело вздохнула:

- Жаль, что я не твоя сестра и твой отец не имеет права наказать нас обеих. Я виновна во всём этом не меньше твоего. - Она гневно сощурилась. - Но ведь ничего такого не случилось, в конце-то концов! И не каждый же день ты собираешься сражаться с вампирами! Почему они лишают тебя возможности...

- Нет, папа прав. Я не имела никакого права так рисковать и своей, и твоей жизнью. Мы всё равно ничем не помогли бы Элизабет, а если б не Гэбриэл...

Осознав, что назвала его по имени при Рэйчел, я осеклась. Сев на кровать, отвернулась, бездумно глядя в стену. Подруга подошла ко мне и, опустившись по соседству - я не видела её, но слышала и чувствовала, - какое-то время молча сидела рядом.

Пусть Рэйчел ничего не говорила, но отчего-то в её присутствии мне всё равно было капельку легче.

- Какие же мы с тобой дурочки, - едва слышно пробормотала она наконец. - Напридумывали себе невесть чего.

Это заставило меня опустить голову ещё ниже.

'Вы превзошли все мои ожидания'...

- Бекки, что стряслось? Когда вы с ним ушли, а потом вернулись... ты с тех пор сама не своя. - Рэйчел обеспокоенно коснулась ладонью моего плеча. - Это всё потому, что ты видела, как он убил вашего Элиота? Или... неужели он...

С моих губ сорвался сухой смешок.

- Нет, ничего такого он себе не позволил, если ты об этом. Видишь ли, труп вампира поблизости как-то не располагает к романтике.

- Тогда почему ты такая... потухшая?

Я прикрыла глаза. Затем тихо и очень сдержанно пересказала то, что услышала от хозяина Хепберн-парка после нашего визита в крипту.

Тишина, в которой звучали мои слова, замечательно гармонировали с пустотой, властвовавшей внутри.

'Потухшая', сказала Рэйчел. И правда. Казалось, вчерашний уход Гэбриэла в туман и то, как потом он избегал даже смотреть на меня, что-то выжег во мне. Позже, в доме Гринхаузов, я пыталась поймать его взгляд, но отводила глаза, как только могла действительно его встретить: боясь того, что могу в нём увидеть.

Ведь разглядеть там то насмешливое презрение, с которым он обычно смотрел на окружающих, стало бы для меня пределом всему.

- Бедный мистер Форбиден! - потрясённо прошептала Рэйчел, когда я смолкла. - Сначала лишиться любимой жены и ребёнка, да ещё так подло, да ещё с ножом в спину - от неё! А потом и любимой работы! Неудивительно, что он принялся вести... такой образ жизни. - В паузе, последовавшей за этими словами, ясно читались её размышления над чем-то. - Должно быть, ему по сию пору очень горько и больно от всего этого.

- Да, - безучастно подтвердила я. - Навер...

И осеклась, внезапно осознав одну простую вещь.

Верно. Ему больно. И когда он рассказывал это мне, тоже было больно. И вместо того, чтобы утешить его, чтобы показать своё восхищение им, я захныкала! Зациклилась на себе, своей глупости и своих страданиях по этому поводу! А он и раньше считал себя 'неподходящей компанией' для меня; а теперь, рассказав мне правду и встретив подобную реакцию, вовсе уверился, что я не пожелаю в дальнейшем искать общества 'обычного потасканного смертного', и...

- Боги, что я наделала? Как себя повела? - вскочив на ноги, я сжала кулаки, глядя в окно, за которым уже смеркалось. - Он открылся мне, положил конец моим терзаниям, а я... а я блеяла что-то, как овца!

- Ты растерялась, - резонно заметила Рэйчел. - Если ты долгое время была уверена, что он монстр, подобная новость не могла не оказаться для тебя слишком большой неожиданностью. Не говоря уже о том, что у нас была тяжёлая ночь.

- Это не оправдание! Я готова была остаться с ним, даже если бы он оказался оборотнем, а когда он наконец убедил меня, что это не так, как я отреагировала?! И сейчас предпочла впасть в меланхолию вместо того, чтобы...

- Чтобы что?

Но я вспоминала всё, что раньше слышала от хозяина Хепберн-парка, - и в моей опустошённой душе, возвращая ей жизнь, закипало нечто, весьма напоминающее гнев.

Минутку. Так поэтому он говорил про кровь на своих руках? Поэтому считал, что ни одна женщина не заслужила пары вроде него, поэтому всячески предостерегал меня против своей персоны? Потому что без жалости убивал тех, кто без жалости убивал других? Потому что враги отняли у него семью, работу и доброе имя, потому что семь лет назад он позволил себе озлобиться на мир, так несправедливо с ним обошедшийся, и некоторое время предаваться вещам, которым не пристало предаваться джентльмену, - чтобы затем самому же с ними покончить?..

Я вдруг осознала, что не знаю, чего мне хочется больше: обнять его или отвесить пощёчину. А, может, и того и другого.

Но для этого мне в любом случае потребуется быть рядом с ним.

А там, думаю, разберусь.

- Чтобы идти к нему, - наконец ответила я. - Я отправляюсь в Хепберн-парк.

Спокойствие собственного голоса удивило даже меня.

- Что?!

- Я пойду к нему. И наконец скажу ему всё, что так давно хочу сказать. - Невозмутимо вынудив Рэйчел подняться с постели, я сдёрнула покрывало и простынь; прикинув, что длины как раз должно хватить, дабы облегчить мне прыжок со второго этажа, принялась связывать их вместе. - Ты поможешь мне? Раз меня не выпустят из дому, придётся лезть из окна. Как раз темнеет, меня не увидят. Но тебе придётся втащить верёвку и закрыть окно, а потом запереть мою спальню снаружи на ключ и забрать его себе.

- Бекки...

- Даже если ко мне решат постучаться, никто не удивится, что я заперлась и не отвечаю. Я ведь попросила меня не беспокоить: решат, что я просто обиделась. А когда я вернусь, то прокрадусь с чёрного хода к тебе, заберу ключ и вернусь в свою комнату.

- Бекки...

- Конечно, вывести Ветра я не смогу, так что придётся идти пешком; но до Хепберн-парка не так далеко, и...

- Бекки, но как же Том?

На миг я замерла.

Мне вспомнилась свадьба, которую я видела в шаре баньши, и клетка... но я отогнала эти воспоминания. И их, и те уколы совести, что я ощутила.

Пусть это было ужасно эгоистично с моей стороны, и, может быть, снова глупо, - сейчас я не хотела думать обо всём этом.

- Он поймёт. Он сразу сказал - я в любой момент вольна ответить ему 'нет'. - Убедившись, что огромный узел вышел достаточно крепким, я повернулась к подруге; голос мой был твёрд. - Рэйчел, ты же знаешь мои чувства к Гэ... мистеру Форбидену. Ты видишь их. И теперь, когда мы обе знаем, что он не монстр... неужели ты думаешь, что в этом мире найдётся хоть одна причина, способная удержать меня от того, чтобы быть с ним?

Рэйчел хмуро скрестила руки на груди.

- Этот Инквизитор заставил тебя вконец потерять голову, - устало констатировала она. - Ты хоть это понимаешь?

- Прекрасно.

- И ты действительно готова сейчас, на ночь глядя, бежать к нему? Пешком, через поля?

Я усмехнулась:

- Я пересекла бы океан, если б пришлось.

- А если с тобой что-то случится? Ни каторжники, ни вампир ничему тебя не научили?

Я вспомнила чёрного зверя в саду Грейфилда, то, что сейчас всё ещё полнолуние и как раз приближается последняя его ночь... а потом то, что никаких оборотней в окрестностях Хэйла нет, - и упрямо тряхнула головой.

- Согласись, это было бы слишком фантастической неудачей: если б за несколько дней я умудрилась собрать всех опасных тварей в округе и навлечь на себя ещё одну неприятность.

Вздох, вырвавшийся из груди Рэйчел, был тяжёл, словно лавина.

Когда она, приблизившись к окну, настежь распахнула створки и окинула пустой двор цепким взглядом, я готова была её расцеловать.

- Прав был твой мистер Форбиден. Мы точно две самые бедовые девицы страны. - Решительно отобрав у меня простынь, Рэйчел подтащила её к подоконнику. - Ладно, романтическая героиня, вперёд. Я подержу тебе это убожество, которое ты называешь верёвкой.

***

На моё счастье, я подошла к Хепберн-парку до того, как вконец стемнело.

Спускаться в длинной юбке по простыне и покрывалу достаточно низко, чтобы безболезненно спрыгнуть наземь, оказалось не особо удобно. Но я кое-как справилась, благо дома я предпочитала не обременять себя нижними юбками. Не дожидаясь, пока Рэйчел втянет 'верёвку' обратно в комнату, бегом двинулась к мосту через речку, а оттуда - в поля, кутавшиеся в сиреневый сумрак, к горизонту, ещё алевшему отблесками заката.

Меня никто не заметил, но я перешла с бега на быстрый шаг, лишь когда Грейфилд остался далеко позади.

Вступив на крыльцо чёрного особняка, я замерла перед дверью, колеблясь. Оттягивая момент, когда мне придётся заявить о своём прибытии - и когда обратного пути уже не будет, - на миг оглянулась через плечо. Луна уже поднялась довольно высоко, но ночной мрак ещё не сгустился окончательно. Откровенно говоря, с момента, когда я вступила на территорию Хепберн-парка, мне стало куда спокойнее. Пусть тварь, убившая Элиота, и не была оборотнем, это не отменяло того, что она выла под моим окном, - и за время своего путешествия через вересковые пустоши я не раз встревоженно озиралась, высматривая возможного недруга.

Вновь устремив взгляд на дверь, я нерешительно потёрла ладони друг об друга: про перчатки при побеге я благополучно забыла. В домашнем платье из узорчатого сизого шёлка с рукавами чуть ниже локтя мне было немного зябко, но я подозревала, что виной тому не только лёгкость моего наряда.

Ладно, Ребекка. После всего, что было, проделав такой путь, ты всё равно не отступишь в последний момент. А раз так, к чему тянуть?

Коротко выдохнув, я сомкнула пальцы в кулак и решительно постучала.

Когда дверь открылась, лакей устремил на незваную гостью донельзя удивлённый взгляд.

- Доложите мистеру Форбидену, что прибыла мисс Лочестер, - вступая в просторный холл Хепберн-парка, очень уверенно велела я.

Впрочем, после того как слуга, подчиняясь, оставил меня в одиночестве дожидаться ответа, уверенности у меня вновь поубавилось. Настолько, что я насилу заставила себя не кинуться обратно к двустворчатым дверям.

Как Гэбриэл примет меня? Чем встретит, что подумает? Захочет ли вообще выслушать?

И - самое страшное - что ответит, если я решусь наконец высказать ему всё?..

Вернувшись, лакей слегка склонил голову:

- Прошу, мэм. Следуйте за мной, мистер Форбиден ждёт вас в гостиной.

Мосты за моей спиной вспыхнули - и, собрав волю в кулак, я направилась навстречу неизбежности.

Он ждал, стоя у камина в той самой комнате, в которой когда-то, безумно давно, поил чаем и развлекал одной из первых наших бесед. Сейчас здесь царил полумрак: просторную гостиную озарял лишь свет пламени, пляшущего на головёшках за витой чугунной решёткой, да приглушённое сияние бра над каминной полкой. При взгляде на плотно сжатые губы Гэбриэла мне снова захотелось развернуться и бежать - но, естественно, я не побежала.

Он не шагнул мне навстречу и не предложил сесть; и заговорил лишь тогда, когда лакей удалился, затворив за собой дверь.

- Мисс Лочестер. - Гэбриэл держал сцепленные руки за спиной, и голос его был холоден и отрывист. - Вы что, действительно пожаловали одна? В такой час? Пешком?

Памятуя, что молчание можно расценивать как знак согласия, я предпочла не отвечать. Лишь смотрела на него, пытаясь нащупать в себе точку равновесия, которая помогла бы мне обрести спокойствие.

Как высказать то, что я собиралась высказать, когда в его глазах крошится разноцветный лёд?

Но...

- Восхитительно. Скольким ещё монстрам и преступникам вы должны попасться, чтобы в вас наконец пробудилось хоть немного здравого смысла?

...забавно, но этот лёд, и сарказм, и воспоминание обо всём, о чём он - да, он, пусть даже поневоле - вынудил меня думать, вновь заставили меня сердиться. А эта сердитость вытесняла и робость, и страх, возвращая мне решимость.

Прекрасный настрой для объяснения в том, в чём я собиралась объясниться.

- Ребекка, зачем вы пришли, да ещё одна? И, конечно, сбежали из дому? Если вы не в силах расстаться со своими сказочками, ищите для них другого антигероя. Теперь, когда нам обоим известна правда, я больше не намерен играть в ваши игры. И я никогда не прощу себе, что поддался соблазну и позволил наше сближение, но я же и положу ему конец, если вы не можете. Так будет лучше и правильнее для нас обоих. - Слова его смягчила усталость, но было уже поздно. - Я велю отвезти вас в Грейфилд, и...

- Я пришла одна, ибо вам бы вряд ли понравилось, если б я при всех сказала то, что хочу сказать. - Голос мой прозвучал звонко и зло, и заставил его осечься. - Гэбриэл Форбиден... вы такой безнадёжный идиот, каких ещё не видывал свет.

Его лицо почти не изменилось. Оставшись столь же неприступным, как в тот миг, когда я только вошла сюда.

Однако теперь эта неприступность меня не пугала; и молчание того, кто никогда не лез за словом в карман, заставило меня испытать странное торжество.

- Вы серьёзно думали, меня испугает сам факт того, что вы убивали? Что без жалости пускали пули в лоб преступникам или обрекали их на виселицу? Что ваша жена-изменница погибла по вине одного из них, и нет, никак не вас? Вы считали себя недостойным меня - из-за этого? - больше не колеблясь, я направилась вперёд, прямо к нему. - Так знайте: это невыносимо, смешно и не менее глупо, чем мои фантазии об оборотне.

При взгляде на его холодное лицо горячность и громкость моих слов казались неуместными, - но я знала, что всё делаю правильно, и не собиралась сдерживаться.

- Вы успешно очернили себя в собственных глазах, но со мной этот фокус у вас не пройдёт. И теперь, когда я знаю правду, у меня нет никаких причин сомневаться.

Я остановилась лишь тогда, когда до него остался только шаг. Застыла, вскинув голову, вздёрнув подбородок: так прямо, что, казалось, ещё немного - и ноги мои оторвутся от пола. Мне хотелось зажмуриться, ведь так было бы куда легче сказать следующие слова; но я заставила себя держать глаза открытыми, глядя прямо на него, и лишь отчаянно впилась пальцами в собственную юбку, вонзив ногти в шёлковые складки на бёдрах.

Я знала, что это ужасно неприлично. Приличным людям полагалось объясняться туманными намёками, недомолвками и экивоками. И, естественно, я должна была дождаться его признания, но никак не наоборот.

Однако с ним я нарушала приличия уже так часто и так грубо, что это - не в счёт.

- Я люблю вас.

Это сказалось куда легче и тише, чем я ожидала. И в молчании, наступившем затем, стёршим время и остановившим часы, тикавшие на каминной полке, я увидела, как едва заметно дрогнули его светлые, будто заиндевевшие ресницы.

И только.

Казалось, моё дыхание и сердце замерли вместе с секундной стрелкой.

Если я всё же невероятным образом заблуждаюсь...

- Ребекка, уходите, - проговорил Гэбриэл: под аккомпанемент часов, возобновивших свой ход с первым его словом. - Возвращайтесь домой. Вы увлеклись образом, который сами себе придумали, не более.

Несказанное, звучавшее между строк - глухостью его голоса, намёком на отзвук тоски, - говорило куда больше сказанного.

Вернув мне и дыхание, и сердцебиение.

- Нет. Не уйду. - Я подалась вперёд, и мы оказались так близко, что несоприкосновение лишь придало интимности нашим необъятиям. - И мне нет никакого дела до крови на ваших руках. Мне всё равно, убей вы хоть сто тысяч убийц. Невинных - уже не хотелось бы, но и то не знаю.

Быть далеко друг от друга и то легче, чем стоять так. В одном движении от него, мучительно желая - и не смея преодолеть мизерное расстояние, куда едва бы поместилась ладонь.

- Меня останавливала лишь собственная глупость, ведь избранницам оборотней свойственно плохо заканчивать. Но поскольку мне не грозит в одну прекрасную ночь быть съеденной собственным мужем, я могу с огромным облегчением считать, что между мной и вами нет никаких препятствий. Я люблю вас. - Сказать это снова оказалось ещё легче, чем впервые. - И знаю, что вы любите меня, и даже не пытайтесь лгать, что нет. Вы вполне на это способны, дабы снова попытаться спасти бедную невинную меня от страшного развратного себя, но я всё равно не поверю.

Его губы тронула улыбка, но веселья в ней не было ни капли.

- Нет. Лгать я не думал. - Эта улыбка пробилась и в его голос, и в глаза, смотревшие на меня глубоко и бархатно, казавшиеся темнее обычного. - Разве такое... такое, как ты - можно не любить?

Это прозвучало просто и почти устало. В этом не было ни патетики, ни сладости, ни других вещей, которых после романов я ждала от любовного откровения.

И это - одна короткая фраза - захлестнуло меня большим теплом и восторженной нежностью, чем любая пафосная коленопреклонённая речь.

- Это не отменяет того, что тебе лучше уйти, - помолчав, сказал он.

Я не удивилась.

- Почему?

- Хотя бы потому, что достопочтенный мистер Лочестер никогда не отдаст мне твоей руки. По крайней мере, пока не захочет избавиться от своей супруги, устроив ей сердечный приступ.

- С тем, кто в совершенстве овладел искусством произвольно превращать своё сердце в ледышку, приступ приключиться не может, - уверенно ответила я. - А папа будет счастлив, если я буду счастлива. Но даже если мне придётся отречься от семьи, я отрекусь.

- Ты слишком молода, чтобы понимать всю ценность семейных уз. И всю тяжесть их разрыва. - Он покачал головой. - Ребекка, пойми наконец. Отринь романтический флёр, взгляни на вещи трезво. Я - старый циничный убийца, а ты...

- А я, как вы когда-то совершенно справедливо сказали, особа, от которой имеет полное право отвернуться любая добропорядочная девица. Выходит хорошая пара, по моему скромному мнению.

- Я делал такие вещи, о которых тебе даже слышать не пристало бы.

- Общались с продажными женщинами, имеете в виду? - деланно безмятежно уточнила я - надеясь, что щёки не вспыхнут, выдавая моё смущение. - Ну, если после нашей свадьбы вы вдруг вознамеритесь возобновить знакомство с ними, я вас убью, уж извините; а былое меня не волнует.

Некоторое время он смотрел на меня. Сверху вниз, из-под полуприкрытых век.

- Я хотел её смерти. Моей жены. Тогда, когда узнал правду.

Это тоже меня не удивило. В конце концов, даже при чтении 'Отелло' я, осознавая всю несправедливость сомнений ревнивого мавра, понимала его чувства; а представить, что должен был ощутить на месте Гэбриэла влюблённый мужчина, не являвшийся по натуре образчиком всепрощения, было нетрудно.

- Подобные мысли вполне естественны в подобной ситуации, - до смешного умудрённо и философски откликнулась я.

- Я хотел убить её. Я представлял, как смыкаю руки на её тонкой шее и не отпускаю, пока свет в её глазах не погаснет.

И правда Отелло.

- Не убили же. - Я знала, что подобная реакция с моей стороны весьма отягощает кару, ожидающую меня за гробовой чертой, но там меня уже и так не ждало ничего хорошего. - Она сама привела вас к этому. Вы ни в чём не виноваты.

- Действительно? Но наши желания могут услышать те, кто выше нас. И воплотить в жизнь.

Бедный, бедный Гэбриэл... неудивительно, что это до сих пор терзает тебя.

Меня бы тоже терзало.

- Вы не хотели её гибели. Не хотели, чтобы всё закончилось так. И в действительности никогда не допустили бы, чтобы она умерла. Ни она, ни малыш.

- Тем не менее я допустил. Их убили. Убили из-за меня.

- Будь вы тогда дома, вы сражались бы за их жизни до последней капли крови. Я знаю. И скажите мне, даже если б она была верна вам, если б вы не злились на неё... разве вы уступили бы тому мерзавцу? Разве её измена повлияла на ваше решение продолжить расследование?

- Нет. Нисколько. И это тоже меня не красит. - Улыбка вернулась на его губы, и теперь она была кривой. - Я был хорошим Инквизитором, а вот супругом - не слишком.

- Я уже говорила, и повторю ещё раз. В том не было вашей вины. Вы делали то, что должны были делать. - Моя убеждённость стёрла горькую насмешку с его лица. - В какую бездну скатился бы наш мир, если б в нём не было таких, как вы? Не отступающих перед угрозами, идущих до конца, идущих на жертвы? Если бы вы сдавались, там самым отдавая этот мир во власть тех, кто не гнушается убивать беременных женщин? - я смотрела на него прямо и упрямо. - Я бы скорее сама согласилась умереть, чем оставить на свободе подобного негодяя.

В его взгляде пробилось что-то, чего я так долго добивалось, и рука, которую он до сих пор удерживал за спиной, вдруг потянулась к моей щеке... но, так и не коснувшись, замерла: согнув пальцы в костяшках, один за другим, словно задевая невидимые струны, так близко от моей кожи, что я почти ощущала их тепло.

- Какое искушение. - С губ его сорвался печальный смешок. - Знала бы ты, как мне хочется в это верить... как хочется верить, что ты не обманываешь ни меня, ни себя. - Он неотрывно смотрел на моё лицо, не опуская полусжатой ладони. - Ребекка, ты знаешь меня меньше месяца. Настоящий я и твоя фантазия обо мне - очень разные вещи. Ты не можешь понимать, о чём говоришь и на что идёшь.

- Хватит считать меня ребёнком! - покончив с опостылевшим напряжением несоприкосновения, я сердито перехватила его пальцы прежде, чем он снова отвёл их прочь. - Да, я юна, наивна и мало знаю жизнь! Но теперь я знаю тебя - не спрашивай, откуда, просто знаю, как ты знаешь меня; знаю, что чувствую, и знаю, чего хочу! - сжала его ладонь обеими руками - и, повинуясь неясному, безотчётному порыву, поцеловала: прикрыв глаза, не думая, что делаю, прижавшись губами к прохладной коже на костяшках. - Я хочу быть с тобой. Каждый день, каждый миг. Всегда.

Он не шевельнулся, даже когда я выдохнула последние слова в его руку. Ощущение, что я сжимаю в ладонях недвижные, неживые пальцы мраморной статуи, заставило меня снова посмотреть на него.

Лицо Гэбриэла обратилось маской идеальной, бесстрастной, безупречной выдержки, но в зрачках полыхал тёмный огонь.

Когда он заговорил, тихие слова звучали так, будто каждое давалось ему с трудом.

- Я старше тебя на тридцать с лишним лет. В конце концов ты наиграешься и захочешь домой. Пожалеешь о том, что сейчас рядом с тобой не прекрасный молодой лорд. Но пути назад не будет.

- Мне не нужен этот путь. И не нужен никто другой.

Ещё пару мгновений перекрестье наших взглядов окутывала тишина, полная тягучего молчания и потрескиванья огня: куда менее яркого, чем пламя в глазах, блестевших напротив моих.

- К фоморам всё.

Это он почти выплюнул. Почти шёпотом, почти обречённо.

А в следующий миг рука его вырвалась из моих пальцев, и тонкие губы с силой накрыли мои.

Они были сухими и теперь - тёплыми. Они тоже были жёсткими, и тоже не спрашивали разрешения: больше нет. Но если поцелуй Тома напомнил укус, ранил, причинил боль - в этом странным, непостижимым образом мешалась безжалостность и нежность, кружа голову пьяным миндалём, заставляя зажмуриться и поддаться, разомкнув губы в ответ. Я упала бы, наверное, если б стальные руки не обхватили мою талию; и той каплей сознания, что осталась у меня, не растворившись в миндальном бездумии, я поняла, что мои пальцы - они тоже не спрашивали разрешения, даже моего, - обвивают его шею, зарываются в светлые волосы на затылке, ослабив хватку чёрной ленты, притягивая его ещё ближе, так, чтобы между нами не осталось ни дюйма. Я порывисто привстала на цыпочки, а потом ноги мои вовсе перестали касаться пола: не отстраняясь, Гэбриэл приподнял меня, точно в вальсе, и повлёк куда-то сквозь темноту перед глазами. Опустив, почти рывком вжал в стену, вдруг очутившуюся за моей спиной, - и, запечатав губы поцелуем, пил меня, долго и неспешно, заставляя почти задыхаться; а я отвечала неловко, неумело, но с жадностью, которую никогда в себе не подозревала, на которую не думала, что способна.

Всё, что я есть, всё, чем хочу стать, всё, чем могу быть... всё это - его. Хочу отдать ему всё, что имею, хочу принадлежать ему, вся, без остатка: лишь бы он не отпускал меня, лишь бы держал ещё крепче, прижимая к себе, выпивая дыхание с губ. Мне кажется, я вот-вот потеряю сознание, но он отрывается от моего рта, позволяя вдохнуть, - чтобы коснуться поцелуями волос, век, скул, щёк, так, словно желая покрыть меня ими целиком. Спустившись к шее, прихватывает губами кожу, делая со мной что-то невообразимое и невыразимое; и когда ладонь его скользит с талии на бедро, комкая в пальцах шёлк, задирая подол юбки, я глотаю воздух почти со всхлипом, - не зная, почему не могу и не хочу его останавливать, не зная, что со мной происходит, не зная, как назвать то, что я чувствую, и почему мне так... так...

Он оторвался от меня резко, будто кто-то его окликнул. Дыша глубоко и мерно, обнял за плечи, вынудив опустить руки; прижал к груди, и я ощутила дрожь его пальцев - ту же, что била меня.

- Подожди здесь, - едва слышно произнёс Гэбриэл, заставив меня взметнуть ресницы вверх. - Я велю заложить экипаж, тебя отвезут домой. - Приникнув губами к моим волосам, медленно выдохнул, и ладони его перестали дрожать. - Завтра вечером я приеду в Грейфилд просить твоей руки.

- Отвезут домой? - я не сумела скрыть разочарование в голосе: и тем, что он выдворяет меня так скоро, и тем - к моему стыду, - что прекратил целовать. - Сейчас?

- Да, сейчас. Ты ведь не собиралась уходить оттуда насовсем?

- Нет. - Я скосила глаза на окно: мы стояли рядом с камином, и сквозь щель в задёрнутых гардинах проглядывал чёрный бархат сгустившейся ночи. - Но я могла бы остаться до утра, - неуверенно выговорила я, отчаянно не желая его отпускать: не теперь, когда мне так тепло в его объятиях, когда между нами больше нет глупых надуманных преград. - Не до самого утра, мне надо вернуться, пока дома все спят... но пока не станет хоть капельку светлее.

Ответом мне был тихий смешок.

- Твоя невинная наивность меня с ума сведёт. - Я не видела его губ, но слышала его усмешку. - Нет, Ребекка, ты не останешься до утра. Потому что я не эталон безгрешности, а ты не эталон бесчувственности. И если ты проведёшь эту ночь под моим кровом, полагаю, она пройдёт весьма приятно для нас обоих, после чего твоё возвращение в Грейфилд уже не будет иметь никакого смысла, а мистеру Лочестеру и правда не останется ничего, кроме как позволить нам пожениться. Однако я хочу хотя бы попытаться уладить всё честно, не пороча сходу ещё и твоё имя.

Я к ужасу своему поняла, что изложенный им план не вызывает во мне особого отторжения. И часть меня отнюдь не страдает от перспективы не вернуться домой, зато радостно одобряет перспективу отныне больше с ним не расставаться.

Но поскольку это было слишком непристойно даже для меня, давно забывшей о пристойности, - запрятав эти мысли и чувства как можно дальше, я неохотно кивнула.

- Завтра я попрошу твоей руки, - повторил Гэбриэл. - У тебя будет целый день, чтобы набраться смелости и объявить о расторжении вашей помолвки с лордом Томасом. Но когда после этого заявлюсь я... мне откажут, ручаюсь, а без благословения твоих родителей, как ты помнишь, нас не поженят. - Он легонько, едва ощутимо погладил меня по волосам. - Готова будешь снова бежать из дома?

- Бежать?..

- В Гретна-Грин. - Он хмыкнул, и в этом читалось что-то одновременно снисходительное и мальчишеское. - Любительница романов должна знать, зачем туда стремятся все несчастные влюблённые, чья страсть не встретила особого одобрения со стороны их почтенных семейств.

Конечно, я знала. Гретна-Грин был первым поселением на пути из Ландэна в Шотландию, расположенным по ту сторону границу. И поскольку в Шотландии для бракосочетания не требуется разрешение родных, там мы сможем пожениться без проблем и вопросов.

Я вспомнила другое видение из шара баньши: незнакомый храм, незнакомый жрец, соединяющий золотым шнуром наши руки, мои и Гэбриэла... и, ещё отчётливее осознав, куда ведёт дорога, которую я выбираю, улыбнулась.

- Только не в Гретна-Грин. После всех этих романов это так банально, - уверенно сказала я, не желая снова выглядеть романтичной дурочкой, возжелавшей воплотить в жизнь одну из любимых книжных историй. - Любой другой шотландский город тоже подойдёт, верно?

Он усмехнулся, и я поняла: он прекрасно угадал ход моих мыслей, и это его позабавило, хоть и вызвало одобрение.

- Как пожелаешь. - Чуть отстранившись, Гэбриэл взял моё лицо в свои ладони, чтобы пристально заглянуть мне в глаза. - Всё ещё уверена?..

- Да. Я пойду за тобой, куда угодно. - Вспомнив о том, как мой побег скажется на репутации нашего семейства, я вдруг ощутила себя неуютно; но, конечно, это не могло ничего изменить. - Бланш уже почти замужем, Джон от неё не откажется, и мой побег её не погубит, - добавила я, оправдываясь перед самой собой.

- Тебе придётся проститься с прежней жизнью. Возможно, навсегда. И вряд ли нас обоих когда-нибудь допустят в приличное общество.

- Пусть. Мне не нужно это общество. Не нужно ничьё общество, кроме твоего. - Я накрыла одну его ладонь своей, плотнее прижав к щеке шёлковую прохладу его пальцев. - Лучше покажи мне всё, о чём ты мне рассказывал, и все страны, в которых побывал сам.

Он только улыбнулся, улыбкой, которая казалась так ему несвойственной: тёплой, без капли сарказма, разом омолодившей его лицо. Коснулся губами моих припухших губ, на сей раз - легко, бережно, сразу отстранившись.

- Жди здесь, - отпустив меня, коротко велел Гэбриэл.

И, развернувшись, вышел так стремительно, словно боялся, что если пойдёт медленнее - повернёт назад.

Отстраниться от стены далось мне не без труда. Я кое-как добрела до кресла и упала в него, внезапно обнаружив себя совершенно без сил. Пытаясь поверить в то, что всё это не сон, коснулась пальцами губ, чуточку онемевших, невольно растянувшихся в довольной улыбке: должно быть, в этот миг я походила на кошку, вылакавшую полный бидон сливок.

Нет. Это реально. Всё, что было - реально. И всё, что будет, тоже.

От осознания этого мне сделалось так хорошо, что невесть почему захотелось плакать.

В прикрытую дверь почти беззвучно проскользнул Лорд. Белой тенью приблизившись к камину, разлёгся у моих ног, положив морду на лапы; когда я погладила за ухом, блаженно прикрыл глаза. Гэбриэл не возвращался, но меня это не тревожило.

День. Потерпеть всего день, всего один день. Если отец даст согласие, конечно, придётся подождать ещё, но я попрошу не затягивать со свадьбой... хотя Гэбриэл прав: мама не примет моего отказа Тому. Она сделает всё, чтобы я пошла к алтарю именно с ним, в положенный день, до которого остаётся совсем немного, и слышать не захочет о браке с Гэбриэлом. А у папы не хватит сил пойти против неё.

Что ж... когда отец увидит, как я счастлива, он примет, поймёт и простит. Обязательно. А пока нам с Гэбриэлом действительно лучше не оставаться один на один, - чтобы я больше не чувствовала того, что теперь, когда к мыслям медленно возвращалась трезвость, заставляло меня стыдиться.

То, что мне отчаянно хотелось почувствовать это снова, лишь добавляло поводов для стыда.

Когда Гэбриэл вернулся, я сонно смотрела на пламя в камине, не зная, что больше меня убаюкало: волчье тепло у моих ног, медитативный танец огня или усталость, откатом нахлынувшая после всего пережитого.

- Идём. - Он подал мне руку. - Экипаж подан.

Я без лишних слов поднялась на ноги; и то, как чинно мы шли, пока он выводил меня на крыльцо Хепберн-парка и помогал спуститься - едва касаясь друг друга, точно боясь обжечься, - было даже забавно.

- Ты не поедешь со мной? - всё же жалобно спросила я, когда Гэбриэл распахнул лакированную чёрную дверцу. - Не проводишь?

- Нет. Не провожу. - Его губы дрогнули, а в глазах заплясала насмешка: точно он знал и предвкушал, какое впечатление произведут на меня его следующие слова. - Даже у моего терпения есть предел, и сейчас, когда ты уже почти моя - чем дольше мы наедине, тем ближе я к нему подхожу.

Я смущённо потупилась. Приняв его помощь, безропотно забралась в экипаж, кое-как устроившись на мягком сидении.

- Я предупредил кучера, чтобы он остановился на подъезде к Грейфилду. Полагаю, это позволит тебе вернуться домой незамеченной. - Прежде чем захлопнуть дверцу, Гэбриэл коротко коснулся на прощание моей щеки. - До завтра, Ребекка... моя Ребекка.

Удержавшись от жгучего желания вылезти из дурацкого экипажа, который сейчас увезёт меня от него, и кинуться ему на шею, попросив никуда меня не отпускать - а лучше отнести в дом и поцеловать ещё, - я откинулась на спинку ещё раньше, чем кони тронулись с места. Прикрыв глаза, вслушалась в цокот копыт.

'Моя Ребекка'...

Да, Гэбриэл Форбиден: корсар, Инквизитор и несостоявшийся оборотень. Твоя.

Как и ты - мой.

***

То, что Рэйчел не спит, я поняла ещё на улице, - по свече, горевшей в её окне. И когда я бесшумно прокралась в её комнату, она сидела в кресле с книгой в руках, встречая меня напряжённым взглядом.

Конечно же, мой кошачий вид от неё не укрылся.

- Вижу, всё прошло благополучно, - констатировала подруга, хмуро наблюдая, как я забираю ключ с тумбочки подле её кровати.

- Вполне, - даже не думая придать себе менее довольный и более благопристойный вид, подтвердила я. - Меня искали?

- Твой отец стучал, насколько я слышала. Попробовал из-за двери убедить тебя, что хочет как лучше. Не дождавшись ответа, расстроился и ушёл.

Бедный папа. Сколько хлопот и расстройств я уже ему доставила, и сколько ещё планирую.

Почему этот мир устроен так, что своё счастье до обидного часто приходится покупать несчастьем других?

- Ожидаемо. - Я приблизилась к ней. - Спасибо, что помогла.

Рэйчел захлопнула книгу; то, с каким равнодушием она это сделала, ясно дало мне понять - все эти часы мысли её были вовсе не о читаемом.

- Я потворствую распутству, и благодарить меня не за что, - буркнула она. - Пусть только попробует после этого на тебе не жениться, снова сделав из нас обеих честных женщин. Сама вызову его на дуэль.

В ответ на это рассмеялись мы обе... и, опустившись на колени перед креслом, я крепко обняла единственного человека из прошлого, который точно останется на моей стороне, когда я объявлю о выборе своего будущего.

- Рэйчел, ты лучший друг, которого только можно пожелать.

Она ответила мне тяжёлым вздохом.

Потом всё же обняла в ответ.

- Иди спать, романтическая героиня. - Отстранив меня, подруга воззрилась на моё лицо так строго, что вдруг напомнила отца. - И слышать не желаю, что там между вами двумя было, но я жду его визита к мистеру Лочестеру.

- Он приедет завтра. Вечером. А днём я скажу родителям о разрыве помолвки. - Я поднялась на ноги, сжимая в кулаке ключ: чувствуя, как прохладный металл греется теплом, горевшим в моей душе, наполняя всё тело. - Ты меня поддержишь?

- Чем смогу.

Кивнув на этот простой ответ - большего мне и не требовалось, - я двинулась к выходу из комнаты. Торопливо отперев дверь, снова закрыла её с той стороны. Кое-как распутав узел 'верёвки', которую Рэйчел оставила на кровати, принялась застилать постель.

Завтра будет тяжёлый день. И, если всё завершится так, как я думаю, ночь тоже: потому что мне снова придётся бежать из собственного дома, и на сей раз - навсегда. Но какую бы отповедь и какой бы скандал мне ни устроили, никто не в силах мне помешать. Никто и ничто.

И, откинув усталую голову на подушку, закрывая глаза, ощущая, как вспыхивают жаром щёки при воспоминаниях о том, что было в Хепберн-парке так недавно, - я лишь твёрже, чем до своего побега, была уверена: в этом мире не найдётся причины, что способна меня остановить.

Глава двадцать первая

Утром меня разбудил стук в дверь.

- Ребекка, хватит вести себя, как ребёнок, - грозно возвестил отец, пока я жмурилась, возвращаясь из сна в действительность. - Я жду тебя к завтраку, и на сей раз не я один. Не спустишься, я пришлю другого парламентёра; но искренне надеюсь, что ты не заставишь Тома уговаривать свою невесту выйти из добровольного заточения и поесть, как маленькую.

Я медленно села в постели. Осознала, где я, вспомнила вчерашние события, - и всю сонливость с меня как рукой сняло.

Том? Том здесь?..

Мне вдруг захотелось выругаться - но, конечно, я сдержалась. Пусть сам Гэбриэл часто поминает фоморов, боюсь, даже он не одобрит, если его невеста последует его примеру.

Во всяком случае, я уже искренне считала себя его невестой.

Да... более неудачного момента для своего возвращения Том выбрать не мог. Хотя, может, оно и к лучшему? Скажу всё и ему, и родителям прямо сейчас, за столом. К чему тянуть? Разве что сперва всё же поем: после вчерашней голодовки у меня разыгрался зверский аппетит, а когда я оглашу свою маленькую новость, мне явно станет не до еды.

Решившись на это, я умылась и, дёрнув за шнурок подле кровати, чтобы позвать Нэнси, отперла дверь. Позволив горничной привести себя в приличный вид, собрала в кулак всё мужество, которое только может быть у девушки, и принялась спускаться вниз... но у подножия лестницы меня ожидал сюрприз: в виде тонкой высокой фигуры, до боли знакомой, взволнованно прохаживавшейся туда-сюда у нижней ступеньки.

Услышав мои шаги, Том обернулся и замер, - и когда я увидела, как при виде меня засияли его глаза, у меня защемило сердце.

- Ребекка!

Он подлетел ко мне. Подхватив прямо со ступеньки, закружил, спуская вниз; как умудрился при этом не упасть со мной на руках, осталось для меня загадкой. Впрочем, выражение моего лица - он вглядывался в него с такой жадностью, с какой, должно быть, странник в пустыне вглядывается в оазис на горизонте, - явно остудило и его восторг, и его пыл.

- Ох, прости. Что я себе позволяю. - Смутившись, Том аккуратно поставил меня на пол. - Прости, не удержался, чтобы не встретить тебя тут. Всё же увидеть тебя спустя столько времени... а при посторонних, за столом...

Он осёкся, смутившись вконец, пытливо всматриваясь в мои глаза, - но я отвела взгляд.

- Значит, ты вернулся, - бесцветным голосом произнесла я.

- Приехал сразу же, как только смог. Привёз твоё платье и ворох новостей про нашего таинственного соседа. Да, ты знаешь, что он бывший Инквизитор, мне поведали о вашем с Рэйчел ночном приключении, но... впрочем, я лучше расскажу это сразу всем, чтобы не пересказывать дважды. - Кажется, Том взял себя в руки - и, решив не обращать внимания на мою холодность, подхватил меня под локоток. - Пойдём, все уже собрались.

Я позволила повести себя вперёд скорее машинально, мучительно думая, что же мне делать.

Этот его приезд, спутавший мне все карты!.. Конечно, я понимала, что мне всё равно придётся поговорить с ним, так или иначе; но не прямо сейчас, не когда я приготовилась к конфронтации с родителями, и с ними одними!

- Не буду читать тебе нотации, - продолжил Том, пока мы шли к столовой, и на лицо его легла тень, - но я не позволю тебе больше встревать в такие истории.

- Что, возьмёшь пример с моего отца и после свадьбы запрёшь меня в Энигмейле? - колко заметила я, надеясь ожесточить своё сердце перед предстоящим объяснением.

Лицо Тома вмиг помрачнело ещё больше.

- Я не собираюсь нигде тебя запирать. И ни в чём ограничивать. Я хочу быть тебе опорой, а не клеткой. - Замерев и вынудив замереть меня, он устремил пристальный взгляд на моё лицо: говоря так тихо, что никто, кроме меня, не смог бы его расслышать. - Если б ты погибла... я бы никогда себе этого не простил.

Я опустила глаза.

Не могу смотреть на него. И не должна. Иначе это беспокойство за меня, эта нежность и эта странная тоска, сквозившая в его взгляде, окончательно лишат меня решимости для каких-либо разговоров.

- Тебе не за что было бы себя винить. Только меня и мою глупость, - небрежно заметила я: зная, что его ранят мои слова, рассчитывая на это - и одновременно безумно злясь на себя. - Даже если б ты не уехал в Ландэн, я бы, конечно, не стала звать тебя на нашу ночную прогулку. Ты в любом случае ничем бы мне не помог.

Он помолчал. Шагнув вперёд, продолжил путь к столовой.

- В любом случае это, знаешь ли, положительно нечестно, - абсолютно проигнорировав моё замечание, произнёс Том: тоном, который явно был наигранно беззаботным, - становиться охотником на вампиров в одиночку, когда мы мечтали об этом вместе.

Я поневоле вновь вспомнила те времена, когда мы, начитавшись сказок, фехтовали деревянными палками вместо мечей, воображая себя то пиратами и разбойниками, то, напротив, стражами или Охотниками. Невинные игры, невинная дружба, невинный восторг...

- Они совсем не такие, как в сказках. Вампиры, - проговорила я, с тревогой чувствуя, что с каждой минутой смягчаюсь всё больше. - Да и охотники на них тоже.

- Знаю. Жизнь и сказки... это очень разные вещи. Пусть даже нечто общее у них всё-таки есть.

- Что же, к примеру?

Том печально усмехнулся.

- Любовь, которой под силу победить всё.

Ответ, с которым я вроде готова была согласиться, поставил меня в тупик. Тем, что в моей жизни чьей-то любви всё же суждено проиграть. И, загнанная в этот тупик, даже за столом я сидела абсолютно молча, пока Том рассказывал моему семейству историю жизни Гэбриэла. Конечно, без подробностей, о которых мог поведать лишь сам Гэбриэл, - но рассказ вышел весьма точным, включив в себя и гибель его жены, и историю с судом и увольнением... вот только герой этого рассказа выглядел совсем иначе, нежели в той истории, что слышала я. Сперва выскочкой из среднего класса, деньгами купивший себе красавицу-аристократку, томившуюся в его доме, как в темнице; затем мужем, который между женой и работой выбрал работу, после чего удачно избавился от опозорившей его супруги, решившей развеять свою тоску в чужих объятиях; а следом карьеристом, на пути к креслу Великого Инквизитора не останавливавшимся ни перед чем, но в конце концов всё же неосторожно поддавшегося своей жадности.

Я слушала всё это с неким отстранённым и брезгливым любопытством. Избегая взгляда Тома, зато время от времени встречаясь глазами с Рэйчел: подруга сидела с непроницаемым видом, однако на меня смотрела с тревогой.

Ещё бы понять, чего она больше опасается - моей предстоящей речи или моей возможной реакции на речь Тома.

- ...и вот наконец, всё же обогатившись, он осел в Хепберн-парке, - угрюмо закончил Том, в очередной раз безуспешно попытавшись перехватить мой взгляд.

- Никогда мне не понять этих буржуа, - пожала плечиками Бланш, явно разочарованная и огорчённая услышанной повестью. - Думают только о деньгах, и этих денег им всегда мало! У мистера Форбидена ведь и так всё было; ну, кроме семьи, но она как раз явно была ему без надобности. Так зачем ему понадобилось ещё больше денег? Зачем он решил так рисковать, выкрадывая эти артефакты?

Держа руки на коленях, я сжала кулаки.

Молчи, Ребекка. Молчи.

- Радость моя, не сравнивай жалованье Инквизитора с деньгами, что он мог бы выручить, продав подобные ценности, - снисходительно заметила матушка. Устремила осуждающий взгляд на отца. - И ты позволял вору сидеть с нами за одним столом и спать с нами под одной крышей!

- Этот 'вор', Маргарет, дважды спас нашу дочь. Если для тебя это не оправдывает все его мифические прегрешения по отношению к другим, то для меня вполне, - прохладно напомнил отец: заставив гневные слова 'а я намереваюсь в скором времени спать с ним под его крышей' замереть на моих губах. - И я вполне допускаю мысль, что мистера Форбидена действительно оклеветали. Согласись, если б такой блестящий специалист, как он, расследовавший преступления других, и правда захотел бы что-то украсть...

- Дыма без огня не бывает.

Глубоко дыша, я поднялась с места.

Нет, подобный порыв ни к чему хорошему не приведёт. И сперва я обязана сказать о своём решении Тому. Объяснить, смягчить удар, насколько можно... предотвратить возможные последствия этого удара.

Да, это будет куда проще - и слишком жестоко: если он узнает обо всём так.

- Я наелась, - придав себе настолько хладнокровный и чопорный вид, насколько это в принципе было возможно, проговорила я. - Матушка, отец... если позволите, мне хотелось бы поговорить с Томом наедине.

Кажется, в этот миг на меня напряжённо воззрились все присутствующие, кроме разве что Бланш: как всегда, ничего не понявшей, лукаво захихикавшей в ладошку.

- Разумеется. В конце концов, вы так давно не виделись, - опомнился отец, предупредив возражения матушки. Натянуто улыбнулся. - Молодость, молодость.

- Благодарю. - Не обращая никакого внимания на угрожающий прищур матери, я стремительно отвернулась. - Том, жду тебя в библиотеке.

И устремилась к дверям мимо длинного стола, на миг встретившись глазами со своим отражением: оно было бледно, зато глаза горели каким-то мрачным огнём, пока я проходила мимо зеркала над камином.

Может, это выдавало во мне крайне жестокосердную особу, но всё обожание во взгляде Тома не заставило меня ни капельки усомниться в моём выборе. Зато заставило усомниться, хватит ли у меня духу на личное объяснение, и не лучше ли просто взять да и сбежать из дома - прямо сейчас, днём, ещё до визита Гэбриэла, оставив вместо себя два письма: одно Тому, другое родителям. Потому что я была готова ударить этим объяснением последних, однако предстоящий разговор с отвергнутым женихом вызывал у меня чувство, словно я собираюсь вивисекцировать щенка.

Нет, это будет слишком малодушно с моей стороны, просто взять и исчезнуть. Пусть молчаливый побег сильно облегчил бы мне уход, но это выйдет трусливый и даже низкий поступок; не говоря уже о том, что лишь беседа с Томом позволит мне убедиться, прав ли был лорд Чейнз, и предотвратить теоретические глупости, на которые толкнёт его сына мой отказ.

Оказавшись в библиотеке, я прошла мимо кресел у камина. Оглядела книжные корешки, золотившиеся тиснением на полках. Воспоминания о героях, живших на страницах вокруг меня, немного успокаивали: им-то приходилось проходить через куда более страшные испытания, чем какой-то там разговор.

Хватит, Ребекка. Ты всегда готова была брать на себя ответственность за свои поступки. Даже маленькой девочкой ты не пыталась прятать осколки разбитой вазы или скрыть, что безнадёжно испортила очередное платье - прекрасно зная, что за это устроит тебе мать. Ты никогда не убегала от наказаний, не побежишь и теперь.

Встав посреди комнаты, переплетя пальцы опущенных рук, я стала ждать. Том не заставил ожидание затянуться: он вошёл следом за мной совсем скоро и, не дожидаясь моей подсказки, аккуратно прикрыл дверь.

То, как медленно он приближался, то, как он смотрел, ясно дало понять - он подозревает, о чём пойдёт разговор.

Что ж, оно и к лучшему.

- О чём ты хотела поговорить? - не оттягивая момент собственной казни, спросил Том, остановившись на расстоянии вытянутой руки.

Я невольно опустила глаза, разглядывая цветочный узор на ковре.

Забавно. Взгляд Гэбриэла, обжигавший льдом, я вчера выдержать сумела, а вот его - тоскливый, затравленный - нет.

- Том, я... я не смогу стать твоей женой.

Я почти ненавидела себя в этот момент. За то, что так и не смогла поднять взгляд, за эту запинку, за голос, изменивший мне, промямливший эту фразу вместо того, чтобы прозвучать твёрдо. За саму фразу, неизбежно обрекавшую другого на горе.

Я ожидала вопросов, уговоров, слёз, вспышки ярости... однако ответом мне было молчание. Столь долгое и беззвучное, что я осторожно подняла взгляд: желая убедиться, что мой собеседник ещё здесь.

Том отвернулся прежде, чем я смогла увидеть его лицо. Подошёл к окну, оставив мне провожать взглядом его спину.

- Значит, всё же 'нет'. - Скрестив руки на груди, он застыл, словно глядя на деревья в саду. - Полагаю, ты хорошо это обдумала.

Он говорил тихо и размеренно. Совсем не так и совсем не то, к чему я готовилась.

- Да, - сбитая с толку тем, что не встречаю сопротивления, негромко и коротко подтвердила я.

- И отныне никакой надежды на иное решение у меня нет.

- Нет.

Я напряжённо следила за его спиной, всё ещё ожидая подвоха. Крика, обиды, угроз, чего угодно. Но Том молчал; лишь в одно мгновение плечи его странно дрогнули, вызвав у меня почти физическую боль.

Когда он вновь повернулся ко мне, лицо его было спокойным.

- Я напишу твоим родителям через пару дней. Скажу, что отец нашёл для меня более подходящую партию и велел разорвать помолвку. - Том вновь подошёл ко мне: что движения, что интонация казались неживыми, точно принадлежали марионетке. - Они ни в чём не смогут тебя обвинить.

Он не сводил взгляда с моего лица, и смотрел так, словно готовился писать картину. Запоминая каждую чёрточку.

Прощаясь.

- Том, я...

- Не нужно. - Он прижал указательный палец к моим губам, прерывая все мои попытки оправдаться, и я ощутила, насколько холодны сделались его руки. - Не объясняй. Я же говорил, достаточно будет одного твоего 'нет'. - Опустил ладонь, оставив меня растерянно глядеть на него, и прикрыл глаза, зелень которых безжизненно выцвела. - Будь счастлива.

Склонившись ко мне, Том легко и коротко дотронулся губами до моего лба. Коснувшись меня одними только губами - в этом жесте, как и в бесстрастности его голоса, читалась такая обречённость, что мне вдруг захотелось кричать.

И пока он отворачивался, чтобы уйти, в моей памяти непрошеным вкрадчивым хором звучали чужие голоса.

...'предпочитают смерть жизни без любимой'...

...'приготовься к потерям'...

...'как вы одним неосторожным словом убили своего друга'...

...'у твоего счастья тоже есть своя цена'...

...'значит, ты осталась бы с тем, не сможет без тебя жить?'

Я смотрела, как Том идёт к двери, пока голоса - баньши, Тома, лорда Чейнза, - назойливым шёпотом сплетались в моей голове.

В один миг сделав всё кристально ясным.

Том - вот моя цена. Его жизнь. Боль, которую я испытаю, муки моей совести. Ведь он действительно любит меня слишком сильно: даже для того, чтобы пытаться удержать.

И он уйдёт из этой комнаты на смерть.

...'ты захочешь спасти того, кто тебе дорог'...

Я смотрела, как Том идёт к двери, и секунды перетекали в прошлое густой карамелью.

Я не знала, что тому виной - визит к баньши, приоткрывший мне тайны того, что лежит за гранью, или моё болезненное воображение, - но на мгновенье я увидела это. Перепутье, на котором оказалась, дороги, одну из которых мне предстояло выбрать. Они убегали за горизонт радужными лентами, сотканными из череды дней и бесконечных выборов, разбегаясь паутинкой движущихся картинок, сложенных из глав моей жизни.

Я не могла видеть то, что ждёт меня в конце каждой, но откуда-то знала, что будет в начале.

Дать Тому уйти. Принять то, что он так великодушно дарит мне своим уходом. Вычеркнуть из жизни мальчика, бывшего моим другом, перелистнуть, как прочитанную страницу - и всё окажется до смешного просто. Побег, маленький храм в Шотландии, свадьба, всё, как я хотела; и счастье с Гэбриэлом... омрачённое лишь болью известия, что Тома больше нет. Человека, с которым у нас когда-то были одни печали и радости на двоих, нет - из-за меня.

Остановить его. Попытаться спасти, удержать от отчаянного глупого шага, - и... и что? Неизвестно.

Я знала лишь одно: там, на другом пути, просто не будет.

...'однако плата за это будет слишком велика'...

Я смотрела, как Том идёт к двери, и отчаянно пыталась убедить себя, что это ерунда. Что слова баньши не имеют к нему никакого отношения, что все мои мысли - слепые догадки, наверняка ошибочные.

А даже если правдивые, лучшего расклада и пожелать нельзя.

Радуйся, глупенькая. Какое тебе дело до того, кого ты отвергла? Ваше общее будущее перечеркнулось в тот миг, когда ты увидела Гэбриэла на крыльце Грейфилда. Ваши дороги начали расходиться и того раньше. В этой истории ты не можешь осчастливить всех; у Тома теперь свой путь, и неважно, куда он его приведёт. Живи для себя, не для других. Твоё счастье важнее чужих несчастий, какими бы они ни были, и это счастье окупает любую боль, через которую тебе придётся переступить. И твою, и чужую.

В конце концов, муки утраты, как и муки совести, рано или поздно утихнут.

Я смотрела, как Том подходит к двери, и отчаяннее, чем когда-либо, хотела родиться абсолютной эгоисткой.

...да только мне было дело. И я за него отвечала: за мальчика, которого так неосторожно привязала к себе, которому так неосторожно дала надежду, что всё же могу его выбрать. За него, и за то чувство, что поселила в его сердце, и за это самое сердце. Мне пришлось его разбить, но я не позволю ему остановиться.

Я уже подалась вперёд, когда голос баньши вновь зазвучал в моих ушах.

'Не делай этого. Ты его не спасёшь'.

Слова послышались так отчётливо, точно мисс Туэ шепнула мне их на ухо. Они отдались в сознании тревожным колокольчиком, предостерегая, удерживая...

И утихли: когда я побежала следом за тем, кого не должна была пытаться спасти.

Да какое мне дело до предсказаний? Разве несколько чужих слов могут вынудить меня просто взять и отпустить друга на смерть? Никто не смеет выбирать наше будущее за нас, никто; ни за меня, ни за Тома! А я не дам ему умереть, ни за что. Не сейчас, не так глупо.

Из-за какой-то девчонки, в конце концов!..

Я подбежала к двери ровно в тот момент, когда Том потянулся к медной ручке. Загородив её собой, прижалась спиной к тёмному дереву: преградив ему путь, заставив в смятении отдёрнуть руку и замереть.

- Ребекка, что ты делаешь?

Он говорил так глухо, что его слова казались эхом чужих слов - и глаза, двигавшиеся и блестевшие, были глазами мертвеца.

Ничего, я найду слова, которые заставят его ожить. Обязана найти.

- Не позволяю тебе уйти туда, куда ты идёшь. С таким видом люди отправляются на эшафот, но никак не навстречу светлому будущему. - Твёрдость и горячность моего голоса оказались для меня приятным удивлением. - Том, я люблю тебя, как брата, ты же знаешь. И то, что я не гожусь тебе в жёны, не делает чести мне, не тебе. - Я решительно взяла его ледяные руки в свои; безвольные пальцы, оказавшиеся в моих ладонях, будто принадлежали тряпичной кукле. - Том, послушай... ты молод, богат и хорош собой. Ты нежен и добр, твоя жизнь только начинается. Оглянись вокруг, и ты с лёгкостью найдёшь девушку, которая будет тебе куда лучшей парой, чем когда-либо сумею стать я.

Он высвободился из моей кошачьей хватки бережно, но непреклонно. Отступил на шаг, помешав мне вновь перехватить его пальцы.

- Ребекка, выпусти меня.

Том сказал это очень, очень ровно, - и я лишь мотнула головой.

- Нет.

- Дай. Мне. Уйти.

Я упрямо вздёрнула подбородок.

- Я выпущу тебя только тогда, когда ты поклянёшься, что не наделаешь глупостей. К примеру, не решишь поиграть в Вертера и свести счёты с жизнью.

Сквозь бесстрастие на его лице пробилось изумление, и я поняла: он никак не ожидал от меня ни подобных догадок, ни подобной проницательности.

Благодарю, лорд Чейнз. Без вас это и правда вряд ли пришло бы мне в голову.

Я-то склонна была считать Тома слишком умным для подобных решений.

- Клянёшься? - настойчиво спросила я.

- Что за ерунда. - Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла похожей на гримасу. - Ты считаешь меня способным на такое? Обернуть собственную жизнь сентиментальной трагедией?

- Считаю, - без колебаний подтвердила я. - Если хочешь меня разуверить, клянись.

Его улыбка выцвела, и Том отвёл глаза.

- Клянусь.

Его мёртвый голос отнюдь меня не убедил.

- Клянёшься моей жизнью?

Он не ответил, по-прежнему глядя в сторону.

- Том, обещай мне!

- Ребекка, отойди от двери, - проговорил он сквозь зубы. - Я не хочу причинить тебе боль.

- И не подумаю.

Он схватил меня за плечи, пытаясь убрать с дороги - и мои пальцы вцепились в дверной косяк, а туфли упёрлись в пол, не позволяя переместить меня ни на дюйм. На миг предплечья сжало так, что я едва удержалась от вскрика; но в следующий Том опустил руки.

- Отойди.

- Никуда я не отойду, пока ты не убедишь меня, что будешь жить дальше.

На его юном лице, исказив аристократичные черты, отразилось такое страдание, что на миг оно показалось мне бесконечно старым - старше отцовского, старше Гэбриэла; и упорство, с которым Том хранил молчание, захлестнуло меня отчаянной яростью.

- Почему? Ответь, почему? Почему ты думаешь, что не сможешь без меня жить?! Дурак! - я подалась вперёд, почти срываясь на крик. - Что есть во мне такого, чего ты не сможешь найти ни в ком другом?

Тихий, какой-то безумный смешок, сорвавшийся с его уст, испугал и пронял меня больше, чем если б он закричал.

- Не заставляй меня, Ребекка. Пожалуйста. - Том наконец посмотрел на меня, и в глазах его, засверкавших лихорадочным блеском, читалась мольба. - Сейчас я не могу лгать тебе так, чтобы ты поверила. Не могу сказать правду. Не могу дать клятвы, которую ты просишь: я верю в силу клятв, даже не скреплённых магией. Ты приняла решение не связывать наши жизни, так не мучай больше ни себя, ни меня. Что отныне будет со мной, не твоя забота. - Он снова взял меня за плечи, на сей раз - мягко. - Ты не будешь долго горевать. Я выбираю путь слабых, а ты не любишь тех, кто слаб. Забудь меня. Всё равно это единственное, чего я достоин.

Мой злой взгляд скользнул по мягким кудрям, крупными завитками обрамлявшим его бледный лоб - тёмным, почти чёрным... и фантастическая, внезапная, дикая мысль заставила меня оцепенеть.

'Это единственное, чего я достоин'...

Чёрный волк под моим окном. Полнолуние, этим утром подошедшее к концу. Эта странная задержка, когда Том уехал из Ландэна уже давно.

...'приехал сразу же, как только смог'...

Кролики, разодранные в ночь, когда Том вернулся из столицы. После того, как я ускользнула от ответа на его предложение, оставив его мучиться неизвестностью.

Элиот, убитый нечистью в ночь, когда они с отцом спали под нашей крышей. После того поцелуя в саду, когда я убежала, оставив его терзаться сожалением и раскаянием.

...'если б ты погибла, я бы никогда себе этого не простил'...

Моя исцарапанная дверь... и проливной дождь, который той ночью промочил бы любого бист вилаха до нитки. Не позволив бы ему пробраться в дом с улицы, не оставив за собой след из влаги и грязи.

Которых не было.

...'любовь, которой под силу победить всё'...

Странное стремление графа Кэрноу жить в глуши, странный взгляд при виде будущей невестки, и при этом - странная настойчивость на мезальянсе, которым станет брак его единственного сына и вздорной девицы из провинции...

Боги, и почему я соображаю это только сейчас? Почему когда-то отмахнулась от этой догадки с такой лёгкостью, почему стремилась подогнать все факты под сказку, которую сама придумала?

- Том, - когда я заговорила, я едва узнала собственный голос. - Скажи мне, прошу... умоляю. - Мне пришлось сглотнуть, чтобы хоть как-то смягчить пересохшее горло. - Почему тебе так нужно, чтобы я стала твоей женой? И тебе, и твоему отцу?

Конечно, моя мысль была лишь мыслью. Безумной теорией, скреплявшей все факты воедино не крепче, чем пара булавок - старую разодранную ветошь. Не говоря уже о том, что для этого мне пришлось снова вспомнить о глупых сказках.

Но это единственное, что могло бы объяснить всё.

Том держал меня за плечи, и взгляд его был одновременно гневным и беспомощным.

- Так отец говорил с тобой? А ведь я просил его не вмешиваться. - Его губы тронула болезненная усмешка, словно их вдруг исказило кривое зеркало. - Ты тоже думала, как это странно: то, что родители всегда знают, что для нас лучше? Ведь все они когда-то тоже были детьми, и тоже страдали оттого, что с их желаниями никто не считается. Но потом они вырастают и забывают об этом, чтобы снова и снова, раз за разом замыкать проклятый круг.

- Не уходи от темы. О твоём гениальном самоубийственном плане я догадалась бы и без лорда Чейнза. - Я не была уверена, что не лгу, однако сейчас это было неважно. - Есть причина. Помимо той, что ты меня любишь. Я знаю. Я чувствую. Скажи мне, пожалуйста, - то, как тихо звучал мой голос, не умаляло его настойчивости. - Я имею право знать, почему мой друг собрался умирать.

Он покачал головой, но по тому, как он смотрел на меня, я поняла: он знает. Знает, что я знаю или подозреваю, и упорствовать уже нет никакого смысла, - потому что, заподозрив правду, я докопаюсь до неё, так или иначе. И всё равно хотел уйти.

Насколько всё было бы проще, если б не хотел! Если б пытался меня заставить или мною манипулировать, если б хоть на миг подумал о себе прежде, чем обо мне; если б позволил с чистой совестью отвернуться от него, заставил разочароваться, презирать, ненавидеть!..

- Я не хочу, Ребекка. Не хочу давить на тебя этим. Ты слишком добра, чтобы после этого меня отвергнуть, а последнее, чего я хочу в этом мире - сделать тебя несчастной. - Отпустив меня, Том повернулся боком, снова устремив взгляд в окно; в профиль отчётливо видна была лёгкая курносость, которая всегда казалась мне такой милой. - Я хотел, чтобы ты решилась по доброй воле, чтобы действительно захотела попробовать это... стать моей женой. Создать семью, твою и мою. Вырастить из дружбы любовь. Я ведь был бы не самым ужасным мужем, если подумать. - Он мучительно улыбнулся. - Я верил, что однажды ты можешь меня полюбить, а если не сможешь, я бы отпустил тебя; но если я так противен тебе... я не хочу, чтобы ты ломала свою жизнь из жалости ко мне.

- Говори.

- Мне не нужно исцеление, купленное твоими страданиями. Не нужна жизнь, купленная твоей болью.

- Говори!

Отпусти его, кричало что-то внутри меня. Отойди от двери, раз он так этого хочет, позволь ему уйти; позволь всему просто идти своим чередом, фомор тебя побери!

Но я не могла. Не могла. Потому что никогда себя не прощу, если отпущу.

И это станет тем ядом, что всё равно отравит мне - и не мне одной - всё возможное счастье.

- Пожалуйста. Я должна знать, - вымолвила я едва слышно. - Если ты когда-нибудь действительно считал меня другом... говори.

Том обречённо прикрыл глаза, и я поняла, что победила: там, где многие на моём месте предпочли бы проиграть.

Глупая, сердобольная, тошнотворно добренькая девочка Ребекка...

- Я - оборотень. Убийца. Нечистое отродье, проклятое богами, фейри и людьми, - с ненавистью выплёвывая каждое слово, произнёс Том. - И лишь брак с той, кого я люблю всем сердцем, поможет снять моё проклятие.

Его слова на удивление мало меня удивили.

Значит, я была права. Красавица и Чудовище, Гавейн и леди Рэгнелл, Диармайд и дочь подводного короля*. Все те сказки, где злые чары развеивает любовь; а если не любовь, то брак или ночь с тем, кто готов принять тебя таким, какой ты есть.

(*прим.: легенды кельтского фольклора. Гавейн - рыцарь Круглого Стола, был вынужден жениться на ужасной старухе, чтобы спасти короля Артура; однако в их первую брачную ночь старуха обратилась прекрасной леди и поведала, что была заколдована. Диармайд служил королю Финну; однажды в охотничью избушку, где он ночевал со своими товарищами по оружию, постучалась страшная старая карга и попросила пустить её на ночь в постель одного из них. Все брезгливо отказались, кроме Диармайда; в итоге старуха провела ночь рядом с ним, а наутро превратилась в прекрасную девушку, оказавшись заколдованной доверью подводного короля.)

Да. Это действительно объясняло всё. Оборотни перевоплощаются либо в те ночи, когда светит полная луна, либо в те, когда сильные переживания лишают их власти над собой. И для лорда Чейнза я - просто средство вылечить его наследника: всё равно что пузырёк с лекарством. К пузырькам в аптеке не питают тёплых чувств. Пузырьки в аптеке не привыкли спрашивать, хотят они быть купленными или нет.

Я чувствовала странное опустошение: только что в душе бушевала буря, а теперь воцарился мёртвый штиль. Наверное, потому что я ещё не в полной мере осознала, что всё это значит. Осознавала лишь множество вопросов, возникших в моей голове взамен некоторых разрешившихся.

С них я и решила начать.

- Как ты... стал...

- Моя мать умерла не в родах. Вернее, в родах, но... я должен был появиться на свет через два месяца, когда оборотень напал на неё. - Заложив руки за спину, Том отошёл от меня. Спокойным, неспешным шагом, будто просто прогуливался после завтрака; и я поняла, что сейчас им владеет то же неестественное, опустошающее спокойствие, что приковало к месту меня. - Они с отцом тогда были в нашем загородном поместье. Не в Энигмейле, в другом. Мать вышла прогуляться перед сном, волк напал на неё прямо в саду. Отец подоспел на помощь и убил его, но слишком поздно. А после смерти волк вернул себе человеческий облик. - Он остановился подле кресла, не глядя на меня. - Отец потом пытался выяснить, кем был этот несчастный, однако в окрестностях никто не пропал. Этот оборотень был пришлым, похоже, бродягой... верно, скрывался от Инквизиции, скитаясь. Мама умерла три дня спустя, однако лекарь сумел спасти меня. Отцу пришлось изменить ему и слугам память, чтобы всё скрыть. Тогда он ещё не был уверен, что я буду... таким, но знал: если б мама осталась жива, она бы стала чудовищем, и проклятье почти наверняка успело коснуться меня. Он боялся, что меня убьют, если узнают правду.

- Так проклятье и правда передаётся через укус?

Меня саму удивило деловитое любопытство, которое прозвучало в этом вопросе и которого я совсем не чувствовала; вопрос вырвался сам, и собственные губы казались мне чужими и далёкими.

- Порой сказки врут, - сухо заметил Том. - Но не в этом.

- И все эти годы... - я шумно выдохнула. - Как ты скрывал это от меня?

Он слабо улыбнулся.

- Не считай меня лицемером. Я ничего не скрывал. Я и не смог бы... не от тебя, по крайней мере.

- Но...

- Я сам узнал совсем недавно. Пока мне не исполнилось шестнадцать, проклятье никак себя не проявляло. Затем я начал оборачиваться, но каждое полнолуние отец усыплял меня прежде, чем наступала ночь, и запирал в клетке в подвале. Обставлял всё так, что я просто засыпал в своей постели, а поутру просыпался в ней же. Если у меня возникали любые подозрения по этому поводу, он стирал мне память об этом. - Том отстранённо провёл рукой по спинке кресла. - Бедный папа... конечно, он боялся, что маленький я случайно выдам свою тайну, - но больше, чем страхом, им двигало желание, чтобы у меня было счастливое детство. Чтобы я жил нормальной жизнью, не мучаясь осознанием своей неправильности.

Я лишь смотрела на него, поражённая услышанным.

Так мне не показалось когда-то. У Тома были провалы в памяти. Должно быть, стирая воспоминания об оборотничестве, лорд Чейнз порой случайно задевал и другие... но истязать память собственного сына? Хранить его тайну даже от него самого?..

Что ж, это хотя бы объясняет, почему Том ничуть не протестовал против наших игр в Охотников. Знай он, что мы играем в тех, кому полагается охотиться на него, - ему было бы трудно получать от этого удовольствие.

- И когда ты узнал?

- Незадолго до того, как попросил твоей руки. Отец только тогда решил открыть мне правду. И потому, что у меня появилась возможность исцелиться, и потому, что дальше скрывать это становилось всё сложнее.

Вот почему мне казалось, что Том изменился. Тогда, когда он вернулся из Ландэна в предыдущий раз. Он действительно изменился.

То, что он узнал, не могло его не изменить.

- Почему сложнее?

- Потому что зверь во мне растёт. И умнеет. И жаждет крови. - Я увидела, как Том снова прикрыл глаза. - То, что случилось с Элиотом... я обернулся не в полнолуние. Прежде такого не бывало. - Он судорожно вздохнул. - Отцу пришлось сотворить мою иллюзию, чтобы той ночью никто не понял, что меня нет в моей постели. А потом ещё отыскать меня в полях, где я лежал без сознания, вернувшись в человеческий облик, и вернуть в Грейфилд под самым носом у стражи.

Сейчас я вспомнила, что действительно не видела Тома среди тех, кто толпился у моей истерзанной двери. Впрочем, тогда нам всем было немного не до этого: я зациклилась на другом подозреваемом, а остальные думали о теле Элиота, лежавшем во дворе.

Только вот сейчас было уже безнадёжно поздно.

- И я хотел добраться до тебя, Ребекка. А когда не смог, убил бедного старика.

- Не говори так, - вырвалось у меня. - Это был не ты.

Звук его глухого смешка показался мне ужаснее скрипа металла по стеклу.

- Отец тем утром сказал мне то же самое. Когда я узнал, что сделал... он бы и тут стёр мне память, если б не понимал, что на сей раз сопоставить факты труда не составит. - Том помолчал. - А две ночи назад я сбежал из своей клетки. Той, куда меня всегда запирают в полнолуние. Разогнул зубами стальные прутья и сумел нажать лапами на рычаг, отпирающий подвал. Бегал по окрестностям всю ночь, отцу снова пришлось меня искать. Чудо, что никто не погиб.

Видение клетки, представшее моему взгляду в шаре баньши, всплыло перед моими глазами само собой.

- Клетка?..

- В подвале Энигмейла. Отец сделал её для меня.

Я не могла быть уверена, что это та же клетка, которую видела я, - но известие о ней всё равно ни капельки мне не понравилось. Хотя с чего бы нам с Томом оказаться запертыми там? Куда вероятнее, что я видела клетку в застенках Инквизиции, и этот вариант будущего - тот, где тайну Тома раскроют. А меня, видимо, схватят вместе с ним: за то, что знала правду и молчанием покрывала того, кто должен быть казнён.

Мысль не молчать, естественно, была для меня абсурдной.

- Я... в ту ночь я видела волка под своим окном.

- А. Так вот что я тогда делал. - Улыбка Тома вышла пугающе весёлой. - Отец запретил ехать к тебе сразу, как мы вернулись из Ландэна. Хотел, чтобы я спокойно переждал полнолуние. Однако мне слишком не терпелось тебя увидеть. Волку, видимо, тоже. - То, как резко он перестал улыбаться, напугало меня не меньше. - И я до сих пор не знаю, как добрался до ваших кроликов. Я проснулся в своей постели, одетый, не в крови, но то, что с ними случилось... это ведь явно моих рук дело. Вернее, клыков.

Отойдя от двери, я подошла к нему. Села в кресло: просто потому, что на ногах мне было не удержаться.

- И что, оборотня может исцелить сила истинной любви? Как в сказках? - я почувствовала, что мои губы изгибает горькая улыбка. - Но это невозможно, Том. Иначе все те истории об оборотнях, которые убивали своих жён...

- Нет. Это - невозможно. Иначе всё действительно было бы куда проще. - Том печально смотрел на меня сверху вниз. - Отец подозревал, что я всё же стану оборотнем. Потому и растил меня в Энигмейле: здесь скрывать мою тайну было бы проще. Но он до последнего надеялся, что я всё же избегну этой участи... и даже когда его надежды не оправдались, он не сдался. Он верил, что есть способ избавить меня от проклятия. Он искал информацию везде, задействовав все свои связи, все свои средства. Осторожно, через цепочку посредников, дабы никто не догадался, зачем графу Кэрноу могут понадобиться подобные знания. И он нашёл то, что искал, в тайных архивах Инквизиции. - Том коротко, прерывисто вдохнул. - Чтобы исцелиться, оборотень должен жениться на невинной девушке, которую любит всем сердцем и которая питает к нему нежные чувства. И если перед бракосочетанием провести определённый магический ритуал... в тот миг, когда оборотень прольёт кровь своей жены на брачном ложе, проклятье спадёт.

Что ж, это уже больше похоже на правду.

Впрочем, от этого не легче.

- Та кровь, о которой я думаю? - уточнила я с хладнокровием, которого не ощущала. - Которую в старые времена демонстрировали на простынях?

- Да.

Значит, чтобы исцелить Тома, мы должны не просто пожениться, но и консумировать брак. Забавно... а ведь вчера, кажется, я была очень близка к тому, чтобы лишиться всякой возможности ему помочь. Если бы всё-таки осталась прошлой ночью в Хепберн-парке.

Когда я поняла, что часть меня жалеет об этом - о том, что сейчас я не могу развести руками и сказать 'Том, прости', - то ощутила жгучее отвращение к самой себе.

- А женщины-оборотни? - зачем-то угрюмо спросила я, заставляя свою внутреннюю эгоистку замолчать. - Им что делать?

- Не знаю. Наверное, ритуал един для всех. - Том явно растерялся. - Я не спрашивал... да и отца это вряд ли занимало. Им же двигал не научный интерес.

- Я ведь не люблю тебя. Ты знаешь это.

Заметив, как он вздрогнул, я торопливо добавила:

- Не той любовью, которую обычно подразумевают под 'нежными чувствами'.

- Любовь не должна быть взаимной. Важнее, что чувствует оборотень, чем то, что чувствуют к нему, - тихо проговорил Том. - Здесь 'нежные чувства' стоит понимать буквально. Нежность, пусть даже дружеская. Симпатия. Главное, чтобы не отвращение или ненависть. Чтобы девушка пошла к алтарю добровольно... и отдалась мужу по собственному желанию. В этом смысл.

Логично. А то, что я питаю к Тому дружескую нежность, отрицать бессмысленно. Иначе я просто дала бы ему уйти.

Значит, поволочь меня к алтарю силой всё равно бы не вышло. Нет, даже при таком раскладе Том не стал бы этого делать; но вот насчёт его отца я отнюдь не была столь уверена.

- И околдовать невесту, думаю, не поможет.

- Нет. Всё должно быть честно.

И снова логично. Думаю, только это и останавливало лорда Чейнза от того, чтобы подлить мне приворотное зелье.

- Но почему тогда это никому неизвестно? То, что оборотни всё же могут исцелиться? Если знала Инквизиция...

- Почему же никто? Оно просочилось в сказки... в искажённом виде. Но Инквизиция не хотела огласки. - Лицо Тома осталось спокойным, как и его голос - но пальцы, лежавшие на спинке кресла, непроизвольно сжались. - Они догматики, Ребекка. Расчётливые, хладнокровные. Для них все оборотни подлежали истреблению, потому что вероятность исцеления была не так велика, а вот опасность для окружающих и распространение заразы - гарантированы. Проще было выкосить всех под корень. Но если б люди знали, что исцеление возможно... они не позволили бы Инквизиции протолкнуть закон, осудивший нас на смерть. Не позволили бы сделать то, что сделали Охотники. Что и сейчас сделают с любым оборотнем, о котором узнают.

Я хотела возразить, хотела найти доводы против, - ведь то, что он говорил, казалось мне чудовищным... а потом вспомнила бесстрастное лицо Гэбриэла, с каким он стрелял в каторжников, и промолчала.

Да. Для тех, кто служит закону, жалость к преступникам - непозволительная роскошь. И если поставить на одну чашу весов кучку нечисти, способной погубить невинных людей, да к тому же ещё обратить их в себе подобных, а на другую - всех остальных...

- Когда я узнал о гибели Элиота... я уже тем утром хотел покончить со всем этим. И покончил бы, если б не отец. Я не мог оставить его, не мог подвести после всего, что он для меня делал. Его и весь наш род. - Взгляд Тома снова сделался неживым; отвернувшись от меня, он прошёл к креслу напротив. - Но я не хочу быть монстром, Ребекка. Я мог бы подождать, пока полюблю снова, полюблю ту, кто ответит мне взаимностью... да только я знаю, что это займёт годы, если произойдёт вообще, а с каждой новой луной зверь во мне становится сильнее. Уже двое погибли по моей вине. Несчастный Элиот, несчастная девушка, которую он убил, не обретя покоя из-за меня... и вы с Рэйчел тоже могли умереть. - Упав в кресло, он закрыл лицо руками. - Если я не излечусь сейчас, если этих смертей будет больше... выбравшись из клетки в следующий раз, волк может устроить кровавый пир в Энигмейле. Я не хочу этого. И я не буду этого дожидаться.

В этом жесте, как и в его голосе, читалось не отчаяние, но бесконечная усталость. И это было страшнее отчаяния. Отчаяние - преходящая эмоция; то, на что оно толкает людей - импульс, порыв, который можно погасить. Усталость же свидетельствовала, что человек много думал над тем, о чём говорит. И здесь не выйдет просто удержать его за руку в тот момент, когда желание умереть заглушит доводы разума, и дождаться, пока здравый смысл возьмёт своё: это желание и было продиктовано здравым смыслом.

Я на его месте приняла бы точно такое же решение.

Я сидела в кресле, глядя на Тома; но перед глазами почему-то вставало его лицо, покрытое испариной, и то, как он метался в жару, в бреду бормоча какую-то несуразицу.

Это было два года назад, ранней весной. Мы тогда гуляли вместе по окрестностям Грейфилда, когда увидели келпи. Волшебный конь стоял на берегу реки, раскапывая копытом снег, точно искал мёрзлую траву под холодной белизной. Он казался сотканным из чернил - тонконогий, ускользающий, изящный до того, что выглядел слегка прозрачным; вороная грива колебалась на ветру с неестественной плавностью, так, словно даже сейчас вместо воздуха её окружала вода. Заметив нас, келпи застыл неподвижно, спокойно следя за нашим приближением, однако мы не решились подойти слишком близко. Поняв, что мы с Томом не горим желанием его оседлать - келпи обожают простаков, которые пытаются это сделать, и охотно позволяют вскарабкаться себе на спину, после чего увлекают несчастных в полынью, из которой явились, - конь разочарованно отвернулся и порысил по речному льду. Там он в какой-то миг и исчез, будто провалившись сквозь него. Я, любопытная донельзя, уговорила Тома пойти следом и отыскать ту самую полынью; да только тонкий весенний лёд, легко выдержавший поступь водного духа, не выдержал нашей. В итоге я оказалась в воде, и течение повлекло меня под белую корку, сковавшую реку: под которую легко было провалиться - и невозможно пробить снизу, лишавшую меня, завёрнутую в тяжёлый многослойный наряд, всякой возможности вынырнуть... но Том, не раздумывая, прыгнул за мной. Каким-то чудом мы выбрались, и если для меня всё обошлось - моё здоровье всегда было возмутительно крепким для нежной девы, которым полагалось щеголять томной бледностью и падать в обморок при каждом удобном случае, - сам он в итоге слёг с воспалением лёгких.

То, как смотрел тогда на меня лорд Чейнз, было мелочью в сравнении с тем, как терзала меня собственная совесть, пока я сидела у постели его сына.

Если б я сейчас сидела там, где теперь сидит Том, и просила его спасти мою жизнь, - он бы не стал думать дважды.

...'твоя жертва всё равно окажется напрасной'...

И что теперь делать? Поверить словам баньши, подчиниться доводам здравого смысла, пойти на поводу у своих эгоистичных желаний? Не ломать своё счастье собственными руками, сдаться и осудить друга на смерть? Но я не собиралась обманывать себя: вместо того, чтобы сказать Тому 'нет', я сама могу сейчас сходить за отцовским револьвером, приставить дуло к его голове и спустить курок. Разница между тем, кто это сделает - я, здесь и сейчас, или Том, позже, покинув Грейфилд, - только в одном: в первом случае я угожу за решётку, во втором - останусь на свободе, ибо формально руки мои будут чисты.

Да только в книгах я больше всего презирала тех героев, кто, творя зло, стремился натянуть на свои пальцы белые перчатки.

Я не смогу лгать себе, что в этом нет моей вины. И жить убийцей тоже не смогу. Осознание того, что я могла его спасти и не спасла, сведёт меня с ума; и если я сделаю этот проклятый выбор в пользу Гэбриэла, я буду винить в этом не только себя, но и его.

Подумать только, даже здесь думаю в первую очередь о себе.

Нет. Я не верю в судьбу. Будущее не определено: баньши сама мне это сказала. Даже лекари порой ошибаются с диагнозом, и когда они подписывают больному смертный приговор, - если не опускать руки, и смерть можно победить. А я не опущу руки. Да и что мне сказали, помимо загадочного 'ты его не спасёшь'? Почему не спасу? Почему я должна этому верить? Ведь всё, что говорит Том, выглядит весьма правдоподобно, и пока все требуемые условия соблюдены.

Я не позволю ему умереть. Не позволю остаться проклятым. Не позволю.

Но Гэбриэл...

От невыносимой горечи происходящего мне вдруг захотелось расколотить о стену все вазы с каминной полки.

Почему, почему, почему я?! Почему в моих руках оказались судьбы двоих людей, каждый из которых лучше меня: маленькой глупой девочки, в которой примечательного - лишь то, что она не умеет держать свои чувства в узде, а мысли за зубами? Выбрать одного - предать другого. Спасти одного - обречь на гибель его соперника. Ведь после всего, что выпало Гэбриэлу, моё предательство добьёт его. А я не могу сказать ему правду: он никогда не позволит мне пойти на то, на что я должна пойти. Потому что не отдаст меня другому. Потому что этот другой - тот, кого любой Инквизитор убьёт, не задумываясь.

Особенно такой Инквизитор, каким был он.

Что сделал Том? Что сделал Гэбриэл? За какие грехи им досталось их воздаяние?

В этом мире нет несправедливости. Нет. Нет.

Когда я поднялась на ноги, Том не шевельнулся. И когда я направилась вперёд, тихо шурша юбкой - к его креслу, за которым ждала дверь библиотеки, - тоже. Наверное, решил, что я хочу уйти.

Поэтому я ощутила, как он снова вздрогнул: когда я, остановившись у ручки кресла, молча обняла его, положив руки на чёрные кудри, прижав его голову к груди. Виском - напротив сердца.

- Я говорила тебе, что не брошу друга. Я не брошу тебя. - Мои глаза были сухи; ладони отстранённо гладили его затылок. - Я стану твоей женой.

Кажется, Том поверил в моё решение ещё меньше меня.

- Не надо, Ребекка. Я того не стою, - его шёпот был чуть громче биения моего обливавшегося кровью сердца. - Не надо идти на это из...

- Хватит! Ты мой друг, и ты стоишь того, и это не жалость! - резко отстранившись, я яростно зарыла пальцы ему в волосы, заставив его вскинуть голову. - Думаешь, я смогу просто жить дальше, зная, что обрекла тебя на такую участь? Остаться монстром или застрелиться, чтобы не быть им? Ты бы отдал за меня жизнь, я знаю. От меня требуется отдать куда меньше. - Я прикрыла глаза; собственный голос слышался будто со стороны, и он смягчился сам собой. - Я стану твоей женой. Но с одним условием.

- Всё, что угодно.

Я сжала в ладонях вьющиеся тёмные пряди, так непохожие на те, что текли сквозь мои пальцы вчера.

Наверное, Тому должно было стать больно, но он не шелохнулся.

- Ты говорил, что отпустил бы меня. И ты меня отпустишь. - Я заставила себя посмотреть в его лицо: удлинённое, изящное, аристократично красивое, сейчас оно казалось белее мела. - Как только проклятье спадёт, я уйду. Ты никогда меня не увидишь. И ты не будешь меня удерживать.

Его непонимающий взгляд замер на моих глазах.

Я встретила этот взгляд спокойно. Понимая, что этим решением окончательно становлюсь на путь, где потеряю всякое право называться порядочной леди. Что плюю в лицо богам и людям, и рушу все законы, которые только можно нарушить, и бедняжку Джейн Эйр хватил бы удар при одной мысли, что можно в здравом уме пойти на подобное.

И тем не менее не собиралась отступать.

Ритуал в храме - всего лишь ритуал в храме. Одна ночь - всего лишь одна ночь. А неприятную процедуру, которая произойдёт этой ночью, мне вполне по силам перетерпеть. Иногда, чтобы спасти человека, лекари просят его близких отдать свою кровь; от меня фактически требуется отдать её же. Не сердце, не душу - ничтожную часть своего тела. Учитывая, что мужчины увлекаются чужими жёнами или женятся на вдовах, а когда-то и вовсе практиковалось 'право первой ночи', для них невинность является желательным, но не обязательным условием. Значит, Гэбриэл не должен отвернуться от меня лишь потому, что лишится возможности, как говорят, 'сорвать цветок'. До мнения общественности ему давно уже нет дела, а чтобы не давать ему поводов для ревности - чтобы он поверил, что мною двигало желание спасти друга, ничего более, - я поклянусь никогда больше не встречаться с Томом.

Это не предательство. Это - лечебная операция, вынужденная мера, моя плата Великой Госпоже за спокойную жизнь: не омрачённую раскаянием и бесплодными попытками смыть с рук невидимую кровь, уподобляясь леди Макбет, портя эту жизнь себе и тем, кто будет рядом со мной. И когда я объясню всё Гэбриэлу, он это поймёт.

Должен понять.

Я понимала, что рассуждаю поразительно смело и уверенно для того, кто ни-че-го во всём этом не смыслит. Кто не берёт в расчёт эмоции, кому не понять, как мыслит и что чувствует влюблённый мужчина. Что я сама буду чувствовать, пусть даже мои чувства меня волновали в последнюю очередь.

Но что ещё мне остаётся делать? Как иначе избежать необходимости отречься от одного ради другого?

- И не думай, что сможешь остановить меня, не дав мне развод. - Я не верила, что Том способен на это, но при заключении договора лучше сразу уточнить все сомнительные пункты. - До сплетен и сплетников мне дела нет. Пусть моё имя ославят все, кому есть дело до подобных вещей, я не останусь с тобой. Это не обсуждается.

Том неотрывно вглядывался в мои глаза, в самые зрачки. Наверное, утопая в них так же, как я тонула в глазах Гэбриэла.

- Так ты любишь... его?

Он не произнёс имени вслух, но мы оба прекрасно понимали, о ком речь.

- Люблю. И уйду к нему, потому что люблю, и потому что ему я нужна не меньше, чем тебе. Если, конечно, он меня примет.

- А если не примет?

Хороший вопрос. Ведь тогда, пожалуй, мне самой впору будет следовать по стопам Вертера.

Впрочем, если для Гэбриэла главное во мне - тот самый 'цветок', вряд ли наш брак в принципе мог быть счастливым. Нам обоим требовалось нечто куда большее, чем совместные ночи и общие дети.

- Примет. - Хотела бы я быть такой же уверенной, какой казалась. - И вместо того, чтобы сегодня же бежать с ним, я покупаю у тебя твою жизнь. Потому что после того, как я сделаю для тебя то, что сделаю, ты не посмеешь её загубить. - Я взяла лицо Тома в свои ладони, пристально глядя на него сверху вниз. - Ты не будешь страдать по мне. Ты найдёшь себе другую жену, хорошую жену, которую полюбишь и которой достоин, и ты будешь не просто жить: будешь жить счастливо, и подаришь своему отцу внуков, и воспитаешь по крайней мере два поколения маленьких Чейнзов, и умрёшь в глубокой старости, с сигарой в руках и улыбкой на губах. Ясно? - я сдавила пальцами его скулы, на одной из которой темнело шоколадное пятнышко родинки. - Это - та жизнь, которую я готова у тебя купить. За которую готова уплатить ту цену, что ты просишь. Иначе я уйду прямо сейчас.

Даже сейчас мне чудовищно трудно было не сделать этого: уйти, не дожидаясь его ответа. Я и ушла бы, наверное... если бы счастье можно было купить чужой кровью и построить на чужих костях. Костях тех, кто тебе дорог.

Счастье кого-то другого - может быть. Но не моё.

- Я говорил, что твои желания станут моими желаниями. Если твоё желание - уйти, так тому и быть, - тихо проговорил Том. - Я дам тебе развод. Я сам предоставлю для него основания. Твоё имя не пострадает. Этим браком ты и так сделаешь для меня слишком много.

Вот и всё.

- Тогда решено. - Опустив руки, я отступила на шаг: всё ещё пытаясь поверить, что пошла на это. - И ещё одно. Сейчас ты поскачешь в Хэйл. На околице найдёшь странствующий цирк. Ты пойдёшь туда и под любым предлогом привезёшь сюда мисс Туэ, предсказательницу.

- Та, которая напророчила про Элизабет Гринхауз?..

- Да.

- Зачем она тебе? - встав, Том пытливо сощурился. - Что ещё она вам сказала?

Что тебя не спасти, мысленно ответила я, считая светлые крапинки, рассыпавшиеся по майской зелени его радужек. И теперь я очень хочу узнать, что она имела в виду. Если, конечно, ей самой это известно.

Однако вслух произнесла совсем другое.

- В том-то и дело, что ничего, - стараясь, чтобы это прозвучало как можно естественнее, сказала я. - Но я надеюсь, что она предскажет что-нибудь... по поводу всего этого.

- Пока тебе ещё не поздно отступить?

Я промолчала, и взгляд Тома сделался до боли понимающим.

- Вернусь так скоро, как только смогу, - коротко пообещал он.

На сей раз я позволила ему уйти. Лишь провожала глазами его спину, пока её не скрыла затворившаяся дверь.

Подошла к окну, уставившись на отцветающие яблони, аллеей протянувшиеся вдоль пруда: отчаянно желая проснуться от странного и жуткого сна, которым в один момент обернулась моя жизнь.

Подумать только, ещё вчера вечером всё было таким простым и ясным. Вечером, который теперь сам казался чем-то нереальным, зыбким... безумно далёким, безумно давним. А ведь самое тяжёлое только начинается.

И первым из этого тяжёлого будет разговор с Гэбриэлом, который скоро будет здесь.

Если сейчас я не решусь открыть ему правду о Томе, если не решусь спросить его позволения и совета, тем самым рискуя... нет, нет, это - потом. Сначала мисс Туэ. Я просто не могу думать обо всём этом сразу. Мне и так хочется то ли плакать - над тем, как всё обернулось, то ли смеяться - над собственной самозабвенной глупостью, то ли утопиться - только чтобы не быть сейчас там, где я есть. Тем, кто я есть.

Тем, кто может не погубить друга ради любимого и любимого ради друга, лишь причинив боль обоим.

Том действительно вернулся скоро. Не знаю, как он объяснил свою отлучку родителям, но матушка успела заглянуть в библиотеку, где я дожидалась его возвращения, для виду достав с полки книгу. Она явно подозревала неладное, - и успокоилась, когда на вкрадчивый вопрос, не хочу ли я посмотреть платье, последовал короткий ответ, что я обязательно сделаю это позже. Моя мать достаточно хорошо меня знала, чтобы понять: если б помолвка была разорвана, я честно заявила бы, что за ненадобностью она может пустить это самое платье на тряпки.

Хорошо, что в нашей семье никогда не опускались до подслушивания под дверью.

А час спустя, вернувшись, Том растерянно доложил, что цирк уехал. Этим утром, едва рассвело.

Значит, в этой схватке я всё же останусь с Великой Госпожой один на один...

Что ж, поглядим, кто кого.

Конец ознакомительного фрагмента. Полную версию романа можно приобрести по ссылкам в описании.

---

Комментарии: 719, последний от 02/06/2018. © Copyright Сафонова Евгения (alligran92@mail.ru) Размещен: 25/08/2016, изменен: 20/04/2018. 506k. Статистика. Роман: Фэнтези, Любовный роман

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список