|
|
||
Женя сидит на кухне и отец сидит тоже и она знает, что нужно поговорить с отцом. Как взрослый человек со взрослым и пусть он знает, что она уже в курсе. И пусть расскажет ей, родной дочери - как же так...
Все это она знает, не знает только, что нужно сделать, чтобы не расплакаться прямо сейчас.
Как там Стив - повернулся Виктор к дочери - Процветает?
Женя наморщила нос и продолжала теребить футболку,
Все набираюсь храбрости сказать ему, что нам нужно больше времени. Или пространства. Или еще чего нибудь... - она с надеждой посмотрела на отца в поисках поддержки.
Ну, ты у нас уже большая - выкрутишся - поддержал ее Виктор, на что дочь возмущенно фыркнула.
Маме только ничего не говори, пока сами не определитесь - посоветовал отец - Мама Стива любит и будет участвовать в вашей общей судьбе, изо всех сил.
Стив был Женини бойфренд, вот уже, почти год.
Пап - повернулась к нему Женя - Он меня замуж зовет...
- Замуж... Кто... А тебе уже можно? - Отец наморщил лоб, высчитывая возраст дочери.
Это пить мне еще нельзя, а замуж - без проблем - Женя пожала плечами.
А ты сама хочешь?
Ты про выпить, или про Стива?
Я бы, честно говоря, еще выпил - Виктор, встал и открыл дверь бара.
Вернувшись за стол, он легонько толкнул дочь в плечо
- Ну не дуйся, я правда не знаю, можно ли тебе замуж, по местным законам.
Женя покачала головой
Пап, ты просто невыносим...
- Так, что ты сама думаешь? - Виктор приложился к спасительному стакану и попытался звучать значительно
- Я думаю, что ты пить стал много - устало ответила дочь, вставая из за стола.
Это да, или нет...
Она подошла к окну
- Стив хороший... Он мне нравится. Он говорит, что любит меня. Боится потерять. Мама его меня любит.
А папа?
Что? - Женя обернулась, вопросительго глядя на отца.
Да нет, ничего - Виктор виновато поднял руку ладонью кверху.
Они помолчали несколько минут, думая каждый о своем.
Так, ты хочешь замуж? - прервал тишину Виктор, почти покончив со стаканом.
Пап, ну ты понимаешь, что ты абсолютно бесполезен в семье... - удивительно спокойно начала дочь и у Виктора поползли мурашки по спине - Мама зарабатывает больше тебя, пьет меньше и ее совета не надо два раза спрашивать.
Мне что - надо больше зарабатывать, или меньше пить, чтобы приносить пользу - почти без обиды спросил Виктор, наполняя стакан.
Как, насчет совета - понимая, что перегнула палку, мягко спросила Женя. Она подошла к Виктору сзади, положила руки ему на плечи и прижалась к спине - Не дуйся, пап, ты же знаешь, я тебя люблю.
Я знаю...
- Нет, я тебя, как мужчину люблю - возвращаясь к окну сказала дочь.
Здесь тебе придется встать в очередь, дорогая. Во-первых мама... - с сильным сомнением в голосе, начал он.
Пап, ты когда нибудь можешь быть серьезным - Женя не выдержав, улыбнулась и покачала головой.
Малыш, если 16 летняя девочка признается в любви 40 летнему мужчине, то надо быть идиотом, чтобы относиться к этому серьезно.
Мне уже, практически 20... - вставила было Женя, затем бессильно махнула рукой.
Неважно... Сколько, сколько? 20... И это первое предложение замуж... - Виктор огорченно покачал головой - Ну, не Клаудия Шиффер, конечно, но все-таки, из приличной семьи... - и, уворачиваясь от полотенца - Кстати, по поводу того, что от меня совета не дождешся. Помнишь, когда тебе было лет 9 и ты, бросив очередного бой френда, пришла домой зареванная, я тебе посоветовал не реветь... Ну - помнишь.
Он подошел к дочери и, держа стакан в отставленной левой руке, попытался обнял ее правой та, надувшись, оттолкнула его.
Ты просто невыносим - повторила она, уже почти без раздражения. И кивая на стакан с виски заметила - Я бы, кстати, не отказалась выпить чего-нибудь.
Сколько, ты говоришь, тебе лет - 20... - с сомнением произнес Виктор, могу предложить минералку, или мороженое
- Как насчет вина... - заглядывая в бар спросила Женя
Или вино - согласился он.
Дочь принесла бутылку из бара, Виктор наполнил ее бокал и они, молча чокнувшись, выпили
- Ты его любишь? - наконец произнес отец, как можно равнодушнее.
Пап... проехали уже... мне проще маме позвонить - Женя подняла бокал и предложила отцу чокнуться в очередной раз.
Не любишь - обьявил Виктор и, коснувшись ее бокала, поставил свой на стол.
Любишь - не любишь, человек меня замуж зовет, а ты о поэзии - дочь насмешливо взглянула в глаза отцу.
А замуж ты, значит, хочешь.
Пап, мне почти 20 лет, я учусь в очень хорошем юни, у меня безоблачная карьера впереди, четыре жениха и один мужчина, которого я люблю... Как ты думаешь, хочу я замуж? - Она с вызовом посмотрела на Виктора.
Женщины все время хотят замуж - убежденно произнес он.
Паап... Ау... Проснись и пой... Взгляни за окно - мы в 21 веке. Те женщины, о которых ты грезишь, остались там, далеко, в бедной стране, где они вынуждены цепляться за мужика, чтобы элементарно выживать... Или быть не хуже других. Вернее - они так думают, пока не выскочат за вас, с перепугу не нарожают детей, чтобы вы не сорвались с крючка, а потом всю оставшуюся жизнь пытаются оправдать свой идиотизм и, не находя оправдания, отравляют жизнь себе, вам и детям....
Рад, что ты на моей стороне в этом вопросе, мама действительно, перебарщивает в последнее время.
Дочь, только молча пожала плечами, как бы говоря, что ничего умного от отца она и не ожидала услышать.
Вот ты, зачем женился на маме? - она опять с вызовом посмотрела в глаза отцу.
То есть - зачем мама вышла за меня, вопросов не вызывает - ответил тот с гордостью.
Ну, понять не трудно. Мужчина все таки... - насмешливо продолжала дочь - Сколько тогда ты был - метр девяносто? Спортсмен, отличник...
- Что значит был, а сейчас я сколько?
Ну... рост, может и остался, а вот, с остальным, учитывая возраст, лишний вес и количество выпитого....
Давай-давай, поэта обидеть легко.
Так ты ответишь дочери, или, как всегда, не ответишь.
Мама забеременела... - ответил Виктор, глядя в свой стакан.
А... Вот так... Моя вина... Значит ты 20 лет тащил на горбу непосильный воз и вот, наконец, когда нежеланная дочь выросла и стала почти на ноги, ты умываешь руки... Маг может удалиться.
Разговор Виктору совсем не нравился
- Малыш, не забывай, что мы жили в стране, где слово "презерватив" было почти нецензурным. И предложить девушке из приличной семьи воспользоваться им было немыслимо... - он не мог поверить, что он только что произнес это - "Ты че... Совсем идиот, что ли" - спроосил он себя. Дочь подняла на него глаза в которых стояли слезы и ужас.
Пап... Ты че... Совсем что ли... - почти повторив его мысли, тихо сказала она.
Он подпрыгнул с места, присел рядом с дочерью и притянул ее к себе.
Женя разревелась ему в плечо.
Прости....
Рев усилился.
Такое может сказать только человек с незапятнанной репутацией... - Виктор гладил дочь по голове - Ты же знаешь - я тебя люблю даже больше, чем валяться на диване.
Пап... Не бросай нас... А... - сквозь плач и всхлипывания было трудно разобрать слова.
Виктор молча прижал дочь к себе.
Пять минут спустя, они сидели на диване в гостиной, Женя, положив голову на плечо отца, держала двумя руками огромную чашку с чаем, Виктор крутил в руке свой стакан.
Я никогда не говорил с тобой серьезно...
Я знаю - грустно сказала дочь.
Виктор потрепал ее по коленке.
Я вас не бросаю, куда вы без меня... - он помолчал - Просто у человека кризис среднего возраста. Пора уже - мне за 40 и у меня работа, которую я не люблю, часы, которые мне надоели и постоянно отстают... Страна, где я не родился - он покрутил стаканом перед глазами, подумав, опустил - Ты не поверишь, но я никогда в своей жизни не жил один... - он опять с сомнением посмотрел на стакан - Сначала родители, школа и комсомол, потом, армия и замполит. Потом, институт, общага и декан. Потом, мама и вы... У тебя есть мечта? - спросил он
Есть - сразу ответила дочь - Две мечты - подумав, добавила она.
А у меня одна и я ее мечтаю почти всю свою жизнь
- Какая жалкая семья - вздохнув, поддержала Женя - Отец всю жизнь мечтает избавиться от нее и не может.
Я знал, что мы найдем общий язык.
Ладно, не виляй, ты хотел поговорить серьезно
- Да, вот и все. Может быть мне и не понравится, я не знаю. Дайте мне попробовать... пожалуйста.
Может, тебе купить новые часы и пожить самостоятельно где- нибудь недалеко от нас, давай мы тебе снимем домик по соседству. Мы с Саней будем в гости приходить. Мама супчики варить будет.
Супчики с грибами, конечно.
Пап... - захныкала Женя, как бы спохватившись - Я не хочу, чтобы ты уезжал... И в Россию - далеко совсем.
Я, вроде, русский, куда мне еще ехать, был бы поляком - дунул бы в Германию...
Пап... Ты знаешь, что мне мама сказала..? - дочь вопросительно замолчала.
Не хочешь не говори - с надеждой ответил отец.
Она сказала, что ты нашел себе невесту по интернету, на 20 лет моложе и едешь жениться... Глупо.
А ты, что думаешь?
- Я думаю - она права.
Помнишь, ты спросила моего совета, по поводу предложения Стива?
- Какого предложения?
- Ну... про замуж.
О... Не могу поверить. Родился отцовский совет. Может быть, даже, наказ - Женя повернула голову и заинтересованно посмотрела на отца - Ну-ну.
Что - ну-ну..?
- Совет гоните... Папа.
Откуда в тебе этот цинизм. И насмешка... мама отравляет.
Это от брата, пап, от него.
"Боже, мне же еще с сыном предстоит разговор" - тоскливо подумал Виктор.
Ты, кстати, с ним еще не разговаривал - прочитав его мысли, злорадно сказала Женя.
Он мужик, он на моей стороне.
Если ты про мечту - то это легко, его мечта получить годовой доступ на порносайт... - она наморщила нос - Забыла название.
Я оставлю ему свою кредитку. Говорил тебе - с мужчинами проще.
Если ты надеешся откупишься несчастной кредиткой пап, то ты даже наивней, чем мы думали, он уже давно оплачивает все свои счета твоими карточками, просто тебе лень проверять балансы.
Виктор задумался на минуту, вспоминая, конфликты с банками по поводу проплат о которых он не имел ни малейшего понятия.
Ладно, не виляйте папа... Совет гоните - Дочь требовательно толкнула отца в плечо.
Какой совет? - попытался затормозить Виктор
- Про замуж совет... Как обещал.
Это не совет, так - размышление вслух. О том, что нет ничего глупее чем, будучи женщиной, спрашивать совета у мужчины... - Виктор, на всякий случай выдержал паузу и, не получив тычка в бок, продолжал.
Женщины и мужчины, выходя замуж, болеют по разному. Вы выходите замуж за мечту. В надежде изменить свою жизнь раз и навсегда. Мы же, пытаемся упростить доступ к телу - Виктор задумался на секунду - Ну, кому-то, может, просто лень готовить. Бывают, конечно, исключения. Вон, возьми Аллу Борисовну - там в придачу к роскошному телу, счастливчик получает и мечту.
Значит это тело...
- А...?
Я говорю, что все, что вам от нас надо, это тело... Или котлеты - Голос дочери звучал недобро.
Ну, я конечно, упростил проблему, учитывая твой возраст и образование... - здесь Виктор получил давно ожидаемый тычок в бок и продолжал - С женщиной, как с машиной. Ты покупаешь машину, прикидывая все параметры - марка, внешний вид, цена, пробег... Машину соседа, опять же. Ну и свои возможности - хватит ли денег на бензин и ремонт. Выезжая в ней ты говоришь о своих мечтах, комплексах, проблемах... То же самое с женщиной. Плюс, конечно, секс... Первое время... ну, это как и с машиной.
Первое время - это сколько... месяц? - Женя явно высчитывала что то в голове.
Нет, ну месяц это, конечно, не срок - Виктор подумал - Хотя - смотря какое тело.
Машина, говоришь - Женя, похоже, не получала удовольствия от разговора, делая частые и шумные глотки из чашки
- Ну, это для наглядности - примирительно пояснил Виктор, тревожно прислушиваясь к тяжелому дыханию дочери.
А вы, значит - мечта - уже не слыша его, гнула та свою линию.
Мечта, которая никогда не сбывается - поторопился подтвердить Виктор - Не то, что мы хотим быть вашей мечтой. Боже упаси - нет конечно. Понтов набить при знакомстве - это да. Как без этого. Вас же иначе не уговоришь. Но это все понты - до тела добраться... - Виктор , напряженно вслушиваясь в тишину, продолжал
Это вы верите 30 летнему мужику, который ездит на работу на трамвае и живет с родителями, что ему и вам вот-вот попрет. Вы, сходив в кино с сексуально озабоченным второкурсником, искренне надеетесь, что он станет президентом, или, на худой конец - олигархом. И, выходя за него, вы даже мысли не допускаете что не станет. Пусть только попробует не стать... Вы возлагаете на нас надежды, даже не интересуясь, можем ли мы соответствовать. Мы постоянно в проигрыше, соревнуясь с Брюсом Виллисом, или соседом. Мы, понятно и виноваты в том, что ваши надежды на нас не оправдались.
Виктор попытался сделать глоток из стакана и обнаружил, что тот пуст.
Интересно, что ты маме пообещал... - тихо сказала Женя не двигаясь - Президента, или олигарха?
- Хуже, малыш... Гораздо хуже - Виктор опять взглянул на пустой стакан, осторожно встал, придержав дочь за плечо и пошел на кухню за добавкой - Я сказал ей, что все будет хорошо... Можешь поверить?
Вернувшись, он нашел дочь уткнувшейся подбородком в коленки и глубоко задумавшейся.
Чаю? - спросил он, щелкая по пустой чашке.
Женя подняла на него глаза.
Да... И яда положите побольше... Что-то жить не хочется - она протянула кружку отцу. Викто провел рукой по голове дочери
- Добро пожаловать во взрослый мир... Еще совет?
Нет, спасибо... Я лучше с мамой помечтаю.
Жене было грустно, даже не грустно, а тоскливо, как-то плохо на душе. Отец вот, бросает их, отец, который всегда был их, или даже не их - а ее. Папик. Ядовитый и нудный, сводящий любой серьезный разговор к дурацкой шутке, отец, с которым невозможно говорить о любви и разбитом сердце, о дураках бойфрендах... Вряд ли, конечно, с другими отцами можно об этом говорить, да и кого интересует их мнение, но это другие отцы. А это ее... И вот, его не будет. Не будет глупых комментариев, грязной посуды, запаха виски... И не будет папика.
Когда мама, с удивительно сухими глазами сказала ей об этом, Женя сразу поверила и заплакала, тут же заплакала мама и они молча ревели вдвоем, прощаясь каждая со своим. И вот, сейчас, она сидела, злясь на отца, его тупой эгоизм и нежелание понять, что никуда ему не надо уезжать, что все у него есть, что ему нигде и ни с кем не будет лучше - только хуже. И вообще... Ей опять хотелось плакать. И этот Стив со своим предложением - как глупо, ей только 20. Какая женитьба. Кто выходит замуж в 20 лет.
Жене повезло - она выросла из нескладной мосластой девочки, стеснявшейся своей худобы, длинных ног, большой груди и хороших оценок. Она выросла и стала красивой, к величайшему облегчению отца, который больше всего на свете боялся, что дочь вырастет страшной. Он с тревогой рассматривал ноги малютки, боясь обнаружить, что они растут кривыми, или не дай бог короткими. Надеясь, что лицом и фигурой дочь будет больше походить на маму, чем на него, он придирчиво осматривал грудь жены
- Думаешь, у Жени грудь будет больше? - глупо спрашивал он, в самый неподходящий момент.
У какого Жени..? - не сразу схватывала Наташа, увлеченная страстью - Чем тебе моя грудь не нравится - тут же вскипала она и теряла интерес к сексу - На себя посмотри - урод - в слезах бросала она, отворачиваясь к стене и сталкивая его с кровати ногами.
Виктор на урода не обижался, он, конечно, не был красавцем, как Брэд Пит, или Владимир Владимирович, но и на Филю похож не был. Мужик и мужик, правда, нос немного сломан, а кому сейчас легко. А в остальном - почти нормальный.
"Так это мужик, а у женщин все по другому" - искренне думал Виктор. И вырасти дочь некрасивой - несчастней его, наверное, трудно было бы найти человека... Ну, может, только Женя.
Не то, чтобы этому были основания, или, окажись она, в итоге похожей на Сердючку - Виктор стал бы стесняться дочери, или любил бы ее меньше - нет, просто, по его твердому убеждению, женщина, чтобы быть счастливой, должна быть красивой, или, по крайней мере, настолько глупой, чтобы верить в свою красоту.
Ответственность за это возлагалась целиком и полностью на родителей. В этом вопросе нельзя было бы обвинить школу или армию, или свалить вину на маленькую зарплату и дурное влияние улицы.
Конечно, некрасивые женщины тоже живут и выходят замуж и рожают детей, и делают вид, что счастливы, и делают карьеру, и снимаются в кино, и становятся президентами. Стать президентом у страшной женщины даже больше шансов, чем у не страшной. Кто будет голосовать за красивую? Дураку понятно - с красивой рожей и фигурой, баба блядь. Нам бляди в президентах не нужны. Хватит уже.
Но и президенту и директору и актрисе и миллионеру, если они все женщины, небо покажется с овчинку, если они будут некрасивыми - таково было тупое и твердое убеждение Виктора.
Конечно, он был неправ и некрасивая женщина, это совсем не то же, что мужчина с маленьким членом - нет конечно. Во-первых - у мужчины не видно и можно жизнь прожить, мороча всем голову. И настроение портится только в редкие случаи походов в туалет и просмотра порно. Ну, жена еще, конечно, тоже немного неудобно но, если учесть, что муж непьющий и деньги домой приносит так, может и сойдет.
Другое дело - женщина, ее некрасивость все видят, сравнивают со своей, злорадствуют и смеются. И жалеют... Она президент, а ее жалеют - представляете. Ладно, если президент в России - здесь нетрудно заставить любить любого президента. Ну, если не любить, то, хотя бы уважать, или, на худой конец, бояться.
В общем - Виктор очень боялся того, что дочь вырастит некрасивой и станет президентом.
Лучше пусть будет красивой, глупой и счастливой, чем умной богатой и страшной - говорил он жене, на что та обещала ему типун на язык.
Типун на языке его не беспокоил и тут, неожиданно, дочь стала хорошеть. Хорошеть для Виктора она начала с трехмесячного возраста, стремительно и радостно. Он был неплохим спортсменом и мог оценить возможности человека по его сложению. И в мосластой и угловатой девочке с большими глазами, он сумел безошибочно разглядеть разбитые сердца женихов и жонихов. К его удивлению и беспокойству, дочь росла еще и неглупой.
"Пить будет" - с тревогой размышлял он, понимая, что умной и красивой женщине, непременно придется пить. Жена, слыша такое, толкала в спину и обещала типун, дочь продолжала расти, Виктор продолжал беспокоиться.
Когда произошел эпизод с тремя полубандитами в школе Виктор всерьез задумался об отьезде за рубеж.
"Ладно - повезло и те идиоты не были в настроении, а если бы были..." - эта мысль отравляла все его существо с того дня. Была еще и другая причина для отьезда, тоже очень важная, не такая важная, как жизнь его девочки, зависящая от количества алкоголя в крови у какой-нибудь сволочи, но тоже беспокоила. Хотя, уже времени много прошло и уехали они уже из своего города на Дальнем Востоке, а все равно... Хоть и не со зла он убил человека, да и человек-то был, так себе, а все равно...
Пап... А ты вообще, маму любил? - глядя в свою кружку, тихо спросила дочь.
Виктор, только собрался потихоньку исчезнуть из кухни.
Господи - тоскливо выругался он и помолчал в ответ, надеясь, что дочь забудет вопрос, или отвлечется, или уснет.
Женя молча толкнула его в бок, напоминая о себе.
Не знаю - просто ответил он, искренне считая вопрс исчерпанным. Дочь, очевидно, была другого мнения.
Ты когда нибудь можешь быть серьезным? - возмутилась она - Я вот- вот лишусь единственного отца так, за всю жизнь и не услышав ни одного прямого ответа от него.
А что с твоим отцом..? - начал Виктор и тут же оборвал себя - Ты не поверишь, но я действительно не знаю. Нет, я ее и сейчас люблю... - жалко попытался он потянуть время - В смысле, всегда любил... - не сдавался он и замолчал, реагируя на раздраженный тычок дочери, которая качала головой, не веря в происходящее.
Мы с тобой из разных поколений малыш, если ты еще не заметила. Это я выгляжу так молодо... - Женя насмешливо фыркнула, Виктор, обиженно замолчал на секунду.
Люди моего поколения уже не делят мир на "Да" и "Нет" как вы... - продолжил он - Мы делим мир на - "не знаю". Так вот - я не знаю, любил ли я твою маму. Я не знаю, любила ли она меня когда-либо. Я не знаю, как люди любят и что такое любовь. Я даже не знаю, какие они, люди... - Виктор прислушался к тишине и облегченно помолчал, очередной тычок от дочери не замедлил себя ждать.
"Боже, как же легко с сыном..." - думалось ему - "Купил ему мотоцикл... Или пистолет, показал куда нажимать... Куда ехать. Где свои - и оба счастливы. Парню в двух словах можно обьяснить основные житейские истины - почему нужно драться до конца и зачем человеку друзья... А главное - научить его на что и как надевать презерватив и все - получай путевку в жизнь.
Но в этом вопросе нужна твердость - в смысле презерватива, а иначе - все к черту, иначе - все пропало и ни пистолет, ни мотоцикл, ни друзья уже не помогут".
Злые люди придумали религию и любовь - двинул он дальше, крутя стаканом - Религию - для глупых и слабых, любовь - для идиотов. И там и там - бог. Ни того, ни другого никто не видел.
Когда человек идет в церковь - скорее всего, ему плохо и он пытается поднять себе настроение, видя толпу людей, которым тоже плохо, желательно еще хуже, чем ему... Ты видела, когда-нибудь веселого человека в церкви? - спросил он дочь.
Та промолчала.
Веселый человек идет в кабак, к друзьям... В бордель, пардон мой французский. О боге вспоминают только неудачники и преступники. Первые просят помочь, вторые, просят не злиться. И тем и другим, почему-то, нужны посредники...
Зачем тебе посредник, если ты хочешь поговорить с Богом? Каким бы глупым и косноязычным ты не был - это твой Бог, с кем ты хочешь поговорить, не чиновник в ожидании взятки и не мент... Он, может, конечно и судит, но он не судья в погонах, или в парике, разговаривать с которым можно только через адвоката, который непременно должен быть евреем - потому, что только евреи знают подход к людям, в смысле - чиновникам и судьям, знают, как и сколько...
Зачем тебе посредник в рясе, с крошками в бороде и прыгающими глазами, чтобы поговорть с Богом..?
- Мы, вроде, про любовь, пап - тихо напомнила Женя.
А я про что..? А... Ну-ну... Сейчас и до любви дойдем, только вот вискаря чуть-чуть добавим... Для поэзии - он встал и отправился на кухню, откуда вернулся через минуту, погремев бутылками.
Так, что там про любовь, ты говоришь..? - бодро начал он.
Это ты говоришь - любовь для идиотов...
Хорошо сказал - похвалил Виктор - Если ты мне покажешь влюбленного человека, который еще в состоянии соображать, то я, может даже, дам тебе прокатиться на моей машине...
Мы о любви говорим, пап... Не о сексуальной озабоченности, не увиливай - Дочь говорила задумчиво.
В этом-то и весь секрет - отличить любовь от сексуальной озабоченности - Виктор сделал неприлично большой глоток и, чуть не закашлялся - Любовь - это Бог, секс - это Дьявол. Любовь пишет стихи, Дьявол развязывает войны и предает друзей. Любовь влюбляется, мучается, режет вены, в слезах и дожде стоит под окном, а Дьявол, хохоча и всхлипывая от удовольствия, имеет чьего-то любимого... А Любовь, запуталась и уже сама не знает, то ли ей любить хочется, чтобы душа настежь, то ли зубы ломит - секса надо... А может, вообще - просто обидно, что не тебе дали...
Я не очень наглядно? - прервавшись, спросил он у дочери, надеясь, что та пошлет его и можно будет комфортно допить вискарь, философствуя о погоде. Женя молчала.
Малыш... Я честно, не знаю про любовь ни черта... Все, что я думал, что я знал, оказывалось то дьяволом, то слепой лошадью.
А лошадь-то, тут при чем? - плача, спросила Женя.
Не знаю... Так, к слову пришлось - Виктор притянул дочь к себе и она разревелась, уткнувшись ему в грудь.
У нас не было времени любить девочек - мы любили Родину, Ленина, Фиделя Кастро и Павлика Морозова. Правда - я еще втихаря конфеты любил... И на велике кататься - он помолчал - Любили собирать макулатуру... Негров любили, особенно - Нельсона Мандейлу... Жевачку и джинсы... Нет - джинсы, скорее уважали.
Когда пришла пора любить девочек - мы пошли в армию и там любили Устав и командиров... - Виктор легонько потрепал Женю по голове.
Ты девочка, ты больше меня должна знать о любви... После армии, истосковавшись, мы задохнулись от свободы и любили все, что двигалось - получив сильный тычок в бок он помолчал еще чуть-чуть, собираясь с мыслями, чтобы избежать очередного острого локтя.
С Наташей Виктор познакомился в "Орленке", куда, студентом спортфака он попал, благодаря легкому роману с заведующей отделом одного из райкомов комсомола. Добравшись до места, доложив о себе и получив ключи от комнаты, он осязаемо понял смысл выражения - "Как кот в масле... Или в сметане" - на сто с лишним вожатых приходилось 28 парней, даже - скорее 25. Трое, похоже, еще не определились с полом.
Виктору дали отряд старших школьников и пожилую девушку, вторым вожатым. Вернее - Виктора дали девушке вторым вожатым, что его вполне устраивало. Девушке было лет 35 и она была большая.
"Очень большая" - скользнув по ней взглядом прикинул Виктор.
Исключив для себя возможность служебного романа, он легко вздохнул и пустился во все тяжкие.
Нельзя сказать, что он был лишен женского внимания в последнее время. Спортфак пединститута - волшебное место, где сбываются самые безумные фантазии. Но - лето, море, пионерские галстуки, короткие юбки и шорты, канистры вина из адыгейского села... Песни у костра, ночные заплывы и загулы...
Виктор, всерьез подумывал остаться в лагере на постоянную работу, на годик, может на пять... на сколько здоровья хватит.
Наташа была вожатой в соседней дружине. Виктор сразу ее заметил, девушку можно было описать одним словом - хрупкость. У него не было иллюзий по поводу романа, или, не дай бог, секса с Наташей. Он не был уверен, что такие девочки вообще занимаются сексом, или ходят в туалет... Да у них и органов-то необходимых, наверняка нет, зачем им эти органы, они вон какие - воздушные.
Он просто смотрел на Наташу и умилялся -
"Смотри, смотри... Идет... Господи, какая милая... А глаза - глаза какие... У нее все в глазах".
Наташа была чудо, как хороша. Тонкая, волшебная, все время удивленная - какой там секс, Виктор бы сильно удивился, узнав, что она носит трусы, купальник - это купальник, а трусов точно не носит - незачем ей.
Когда она, громко застонав, уткнулась головой в простыню и заревела навзрыд, он испугался.
"Дурак... Ну дурак... Что ты наделал... Наверняка все ей там переломал... Ну идиот... Ну зачем тебе надо было такое чудо калечить... Мало тебе девченок..." - Он положил руку ей на плечо и легонько потормошил
- Наташ...
Она потихоньку успокоилась и, положив мокрое от слез лицо ему на грудь, притихла. Больше она не плакала а просто отстонав и, глубоко и шумно вздохнув напоследок, затихала на несколько секунд, а потом, уютно прижималась к Виктору, заставляя того задерживать дыхание и следить за руками, чтобы не положить случайно весь вес своей лапы на хрупкую спину.
Нет, спорить глупо - было здорово, удивительно здорово. Наташа не задавала вопросов - "Ну и что дальше..?". Вопрос, изобретенный с одной единственной целью - отравить результат всего предшествующего ему процесса.
"Пойдем на море..." - обычно, с надеждой предлагал Виктор, не уставая радоваться близости моря.
Девушка, обычно, слегка надувалась, полагая, что на глупую шутку сильно обижаться не стоит. Поняв, что с ней не шутят, она злилась всерьез, угрожала прекратить всякие отношения... Уловив вздох облегчения, она тут же меняла тактику - пускалась в слезы, говорила, о том, что - вот, она ему всю себя отдала и что - что взамен...
"Я, вроде, тоже старался..." - недоуменно думал Виктор, а все эти стоны и крики, скомканая простыня, глаза с поволокой и потная спина - это что, все ради него?
"Я, значит, один тут удовольствие получал, а она просто тащила воз, как и все женщины со времен Евы, мужики удовольствие, а женщины - просто на работе". Поэтому, мужику счет и вечная вина.
Наташа вопросов не задавала. Она комкала простыни, она с удовольствием стонала и царапалась... А потом она просто и уютно укладывалась у Виктора на груди.
Когда через несколько месяцев от нее пришло письмо, Виктор даже начал скучать по девочке - ее глазам, гибкому телу и удивленной улыбке.
Ему было 24, Наташе, как выяснилось - 17. Какая беременность, какие дети. Он просто отложил письмо в сторону и напился.
Через неделю он сидел в Ленинградской квартире Наташиных родителей и пил с ее отцом. Труднее всего было обьяснить ее родителям, почему он не хочет жить с ними в одной квартире. Квартира была большая - глупо отказываться. Район хороший...
Отец Наташи оказался нормальным мужиком, проректором какого-то института, или университета. Мать, Виктора не взлюбила, почему-то. Почему - трудно было сказать, наверное - потому, что жених оказался со сломаным носом и вообще - с Дальнего Востока и еще упирается, идиот, в Ленинград переводиться не хочет. Идиотов женихов, матери невест, обычно не любят.
Наташа грустно и виновато улыбалась. Эта ее виноватая улыбка и решила все. Виктор увез ее с собой...
Взяв академический отпуск, он, с бригадой калымщиков строил свинарники, коровники, потом ремонтировал уже построенное, короче - строил развитой социализм. Деньги были хорошие. Он купил сначала кооперативную квартиру, потом "шестерку". Конечно, он хотел сначала купить "шестерку" - кому нужна квартира, когда нет машины, но ревущая без конца Женя требовала квартиру.
С Наташиными родителями отношениея были хорошие, можно сказать теплые. Виктор больше не ездил в Ленинград и на междугородние звонки по телефону кивал Наташе - "это тебе".
Когда тесть и теща приехали к ним с подарками и инспекцией, Виктор помогал местному совхозу имени Ленина подготовиться к юбилею мертвого вождя. Если они и обиделись, то виду не подали, во всяком случае, Виктору ничего не было сказано.
Когда разрешили кооперативы - у них уже, кроме ревущей Жени был и ревущий Саня. Виктор, проводивший дома мало времени, приезжая, всегда прислушивался - не ревет ли кто-нибудь еще - третий. Наташа, к счастью, решила ограничеться двумя детьми.
Разрывая себе сердце, Виктор продал "шестерку", чтобы собрать денег "для оборота" и начал ездить, сначала в Москву - за компъюторами, потом, купив Мидовский паспорт и Паспорт Моряка - в Китай, Корею и Японию.
Наташа умудрилась заочно учиться в папином университете. Кроме способностей к деторождению, у нее оказались способности к физике и математике, которые переросли в увлечение компъюторами.
Любил ли он Наташу? Да черт его знает... Она ему нравилась, конечно... Он испытывал к ней чувство нежности... и вины - это было. А любовь - черт его знает, какая она эта любовь.
Так, о чем мы? - вернувшись к стакану и дочери, спросил он.
Мы о любви... Правда, я уже не уверена, хочу ли я дослушать.
Вот и славно... Что там у нас по телевизору? - Виктор облегченно потянулся за пультом.
Не отвлекайся - дочь забросила пульт подальше на кресло.
Да, вот и все, потом мы встретились с твоей мамой, потом родиласть ты, потом Саня.
Мы не про роды пап... Про любовь. Про твою любовь к маме. Не к Родине, и не к Марку Твену.
Виктор не так много разговаривал с дочерью. Да и с сыном не много. Он, вообще, не был любителем разговоров по душам, да его не особо и интересовали души других людей и, тем более, их мысли. У него было навалом своих мыслей - думать не передумать. Он вообще был немногословным, что сначала нравилось Наташе
"Ты такой... немногословный" - она сворачивалась на его груди - "...мне нравятся немногословые мужчины", а потом, почему-то, стало ее раздражать
"Тебе что, со мной совсем неинтересно..." - возмущалась она, пытаясь втиснуть свое лицо между Виктором и пультом, или книжкой, или стаканом - "... ну - поговори со мной..." - ныла она, обижаясь.
Этот сегодняшний разговор с Женей был ему нужен. Нужен даже больше чем дочери, которая с удивлением знакомилась с новым отцом. Виктор не мог избавится от чувства вины за побег. Перед Наташей, с которой он не знал, как себя теперь вести. Они жили в одном доме, встречаясь и разговаривая друг с другом, как посторонние люди, без злости и обид, просто, как два командировочных в двухместном номере гостинницы Советская.
Он не был скотиной. В смысле - конечно он был скотиной - как еще назвать человека бросающего семью в чужой стране. Правда, чужой она оставалась только для него, семья легко и естественно вписалась в ландшафты и пейзажи Штатов. Это он не вписывался...
Не то, чтобы в ландшафты своей страны он вписывался без проблем.
Россия была как родители - в отьезде скучаешь, звонишь и честно хочешь приехать, приехав и протрезвев, через пару дней, идешь менять билет на ближайший рейс.
Что он хотел сказать дочери? Оправдаться хотел. Он привык оправдываться. Ему было жалко Наташу. Она была хорошая. При всех ее женских недостатках ему повезло. Он знал, что ему повезло и, если бы он когда нибудь в своей жизни планировал добровольно жениться, лучше Наташи ему было бы трудно найти. Все дело в том, что он не планировал.
Конечно, это была его вина, что Наташа забеременела. Откуда 17 летнему ребенку с томиком Цветаевой под подушкой, было знать о существовани матки внутри ее тела, состоящего из одного желания любить... Ну, может быть, из двух желаний - чтоб и ее любили тоже. Конечно, она бы любила сильнее - она знала как. Она и любила. А он...
Виктор вел себя как свинья, да что там как - он и был свиньей. Он редко бывал дома, работал много, конечно, это было, но и в загулы загуливал регулярно, в смысле - по девочкам. Дома плакали дети, ему было 25, деньги были. Наташа не знала. Догадывалась, может быть, но за ногу ни разу не ловила.
Любил ли он Наташу? Она была как хрупкий и странно красивый цветок, он ее оберегал, любовался ею и все время боялся сломать. Нежность, чувство, странное для Виктора все время присутствовала.
Насчет любви... черт его знает.
Он хотел обьяснить дочери почему и зачем он уезжает и не знал как, он не любил говорить о себе, все любят говорить о себе, а он не любил. И вот он уезжает и хочет обьяснить почему и зачем и не знает как...
Глупо. Столько лет жили вместе и он не пытался, было время и подумать и подобрать слова, а он молчал и тут, на тебе - взял и уезжает, а обьяснить не может.
Чего искать собрался. От добра добро искать. Есть семья, хорошая семья, жена не пьющая, работает... Теща далеко. Дети, как дети. Какие-никакие, деньги водятся. Чего еще надо. Работа... а кому работа нравится.
Виктор не любил свою работу. Он, вообще, не любил работать. Особенно - торговать. За свою жизнь он торговал разными вещами - компьютерами, соевым соусом, топливом и Камазами, продавал медь и бронзу, вывозил удобрения пароходами и привозил вагоны пластиковых кроссовок... Продавал лес и квартиры. Покупал дешевле, продавал дороже, как и все. Трудно сказать, была ли работа, которая ему бы нравилась. Вряд ли... Хотя, с другой стороны - откуда ему было знать.
В Советском Союзе работать было плохо. Не запрещено, нет конечно - просто плохо. Ходить на работу - это одно, не ходить было нельзя. Ходить было обязательно, а работать - плохо.
С самого юного возраста октябренка учили тому, что работать плохо. И если непонятливый октябренок тупо собирал макулатуры больше, чем положено, то получал пинки и тычки вместе с шипением - "Тебе чо, Сидоров, больше всех надо... Прогибаешся перед классной...".
Из октябренка потом вырастал пионер, который собирал металлолом, или работал в трудовом лагере - в СССР любили лагеря. И тот пионер, до которого в октябрятском возрасте не дошло, что ходить на работу и работать, это не одно и то же, получал в ухо и до него начиинало доходить, что в этой стране "работать" и "прогибаться" - слова синонимы.
В армии, солдат, выслужившийся до ефрейтора получал емкое определение - "Пес". Сержант - это ладно. На сержанта надо учиться в сержантской школе. А на ефрейтора учиться не надо, ефрейтора выслужавают. Поэтому - "Пес". Заводской паренек рисковал серьезным мордобоем за перевыполнение нормы - коллектив не собирался получать повышенные нормативы из за подхалима.
Так и хромала страна от пятилетки к пятилетке. И нелепо Виктору было слушать американских президентов, толкающих друг друга грудью и спорящих о том, кто из них победил Советский Союз. Дети, право слово. Советский Союз жил и умер непобедимым. Он просто сьел себя сам. Изнутри. Молчаливый и всеобщий саботаж сьел страну.
А победить ее никто не мог, пробовали и не могли. Потому что мы ни кому не позволим нас победить. Мы сами...
А Виктор не знал, была ли работа которая ему бы нравилась. Закончив школу, он поступил в "Политех" на факультет "Машины и аппараты пищевых производств". Зачем поступил...
"Учусь на директора пивзавода" - обычно говорил он - "Или мясокомбината".
Не то, что бы ему мечталось пиво варить, или колбасу делать - а на кого еще было учиться... не на врача же. Пиво и колбаса в то время были стратегическим сырьем. В принципе и трусы были стратегическим сырьем, и зубная паста, но лично ему, пиво было ближе.
Отучившись два семестра и поняв, что даже перспектива ежедневного доступа к колбасе не компенсирует ему потерю пяти лет, он бросил науку и, эапутавшись в любви, забыл об Армии. Когда ему вежливо напомнили, что пора бы и долг Родине отдать он, получив к тому времени Мастера Спорта по боксу, тихо понадеялся пересидеть в местной спортроте. Так бы и сложилось, если бы не зам военкома. Виктор переживал сложный период разрыва отношений с его женой и дочерью и, почему он не загремел в морфлот - ему до сих пор непонятно.
В любом случае - со спортротой ему не повезло, а повезло с мотострелковым батальоном, где он с удовольствием рассчитался с долгами перед страной и приобрел билет кандидата в члены КПСС. Зачем ему был билет, он точно не знал, но не возвращаться же было из армии с пустыми руками.
Отработав на моторном заводе полтора месяца и, не найдя в своем сердце места для местных девушек, интимно бросавших ему в спину болтами и подшипниками и застенчиво хихикавших, он всерьез затосковал.
Это они с тобой заигрывают, познакомиться хотят - пояснил его мастер, когда Виктор обьявил, что ему нужен больничный - залечить раны.
Исчерпав свой интерес к техническим наукам Виктор, понимая, что получать образование все равно придется, решил двинуть в гуманитарии. Он продолжал тренироваться и тренер предложил помочь поступить в местный пединститут на спортфак. Пединститут звучал немного унизительно, но в Политехе Виктор уже учился, а - Университет, Сельхоз, или Строительный - не имело большого значения - зарплата везде одна и та же.
"В педе, по крайней мере будет повеселее" - решил Виктор, вспоминая походы в местное общежитие факультета русского языка и литературы.
Так и учился он доброй и светлой профессии то ли тренера, то ли педагога, пока не встретился с Наташей... Потом пошел работать в бригаду строителей коровников для развитого социализма.
А потом вдруг обьявили:
Все - теперь новые правила, хорош строить... Теперь - всем тоговать...
Кто все сразу понял, те далеко пошли, а кто начал в книги заглядывать, в энциклопедии... у знакомых спрашивать
"А чем торговать то? А, что и мылом можно... И носками... А где брать мыло и носки?".
А ему говорят -
"Слышь, ты чо - дурак что ли... Какое мыло, всем торговать можно. Понял ботаник - всем"
"Так у меня, вроде и ничего нет, чем торгануть можно" - сопротивлялся ботаник.
"Корешь у тебя есть, дебил... Неужели кореша даже нет. А Страна... Смотри - какая у тебя страна большая. А сам ты... Хотя, кому нахер ботаники сейчас нужны, сейчас спрос на государственного человека. Пока они недорого идут, прикупи с десяток другой, они быстро окупаются"
А ты говоришь любовь - встряхнулся Виктор и покосился на затихшую дочь - Какая любовь, когда все рванули, кто с низкого старта, кто на осле, а кто и на "Чайке". Некогда было о любви думать, когда кругом чиновники в дешевых костюмах, лохи, деньги и бандиты. Торопиться надо было. Представляешь страну, где единственным ценным талантом было умение торговать. Это кажется просто - брать подешевле, продавать подороже. А на самом деле, не просто, не всем просто...
- Ты о чем, вообще, пап... - с видимой тревогой и сочувствием спросила дочь, внимательно глядя на отца.
Виктор встряхнулся и с обидой посмотрел на стакан
"Начинается"
Да это я так... О своем.
А сын еще не знал, что отец собрался уехать, ему еще никто не говорил. Он не знал, как реагировать на отьезд отца, потому и не знал, что ему еще никто не говорил. Без отца, наверное, будет не так как с ним. Как не так, он тоже не знал - отец всегда был. Саше еще предстояло узнать о том, что теперь отца не будет. Когда узнает, тогда и думать будет, как дальше жить. Саша был мужчиной и решал проблемы, по мере их поступления. Поэтому, когда мама с Женей в голос, ревели в маминой спальне, Саша не ревел. Он видел опухшие глаза сестры, но с глупыми вопросами не лез. Он однажды влез с глупым вопросом и Жене пришлось искать другого бойфренда.
Может они там, помаду губную найти не могут, вот и ревут.
Женщины. Так реветь из за помады могут только женщины.