Катерина потянулась за сигаретами, пощёлкала зажигалкой и медленно со смаком затянулась. Много зим , таких же, как и эта, невыносимо холодных, полных боли и одиночества. Нет, пожалуй, эта особенная. Замечательный подарок на Новый Год! Губы её скривились в грустной усмешке. Никогда ещё она не была так близка к тому, чтобы поконичть со всем этим. Катерина ещё раз затянулась сигаретой, выпустила клуб сизого дыма в потолок. Она смотрела за окно. И там не было ничего привлекающего внимание, просто зима, ночь, чёрные дома с редкими жёлтыми окнами, снег, покрывший всё вокруг. Возле дома горел старый фонарь и от его пронзительного голубоватого света разбегались в разные стороны резкие тени. Не было ничего интересного за окном, а Катерина почему-то всё смотрела и смотрела - безо всякого желания, без надежды на что-то, просто так. Потому что смотреть на эти стены было бы ещё хуже, так уж пусть лучше будут перед глазами снег и фонарь. "Уже никогда я не заведу собаку", - вдруг подумала Катя, хотя мысль о собаке появилась внезапно, раньше она об этом и не помышляла. Зачем ей собака? Никогда не была нужна и не нужна сейчас. Катерина горько вздохнула, гася окурок в красивой пепельнице-раковине. Ей всегда равились красивые необычные вещи. Они привлекали её какой-то скрытой таинственной властью, непостижимо и необъяснимо. Можно бы было только пожать плечами, думая об этом. Катерина поморщилась, обняла свои голые плечи руками. Где-то в глубине живота опять что-то ёкнуло и заныло. Опять. Звоночек прозвенел. Теперь она знает, что это такое. Катерина поджала ноги под себя, уселась на подоконнике, свернувшись для тепла почти в комочек, тревожно сжавшись и прислушиваясь к себе. Боль некоторое время волнами нарастала, Катерина даже слегка задержала дыхание. А потом вдруг стала слабеть и прекратилась. На время. Теперь она это знала. Вот как иногда просто всё объясняется. И именно сегодня. Она вдруг очень живо вспомнила этого врача, сегодня в больнице, он сначала вроде что-то там начал ей говорить, с улыбочкой, что-то обнадёживающее. Катерина слушала и даже не слышала, потому что чётко видела, знала, что всё это - ложь. "У меня рак?" - просто спросила она. И он сразу замолчал, вероятно, понимая, что игра его проиграна. "Да," - также просто сказал этот молоденький симпатичный врач, теряя улыбку. Только ресницами своими похлопал длинными. "Но это лечится, сейчас процент выздоровлений достигает двадцати .. Это пятилетняя выживаемость... Потом, есть ещё перспективы... Возраст ещё небольшой..." - с какой-то вызубренной робостью и неуверенностью начал он новый заход. Но она, всё понимая, спокойно, сразу его осадила: "Пожалуйста, скажите, сколько мне осталось, мне очень нужно..." Он пожал плечами, отвёл взгляд, подумал молча несколько секунд: "Ну что же, если вы действительно настаиваете..."
Полгода. Это всё, что у неё осталось. Полгода мучительных процедур, облучений, рвоты и выпадений волос. Полгода операций, когда из неё будут выбирать все кишки. Полгода медленного угасания в мучениях.
"Боже! Ну где жы ты, если ты есть!"- кричала она молча, удаляясь по заснеженному тротуару от корпуса больницы. Бог не появился и не ответил, как всегда. "Наверное, смеётся на своём облаке, смеётся над моей бедой, " - промелькнула странная нелепая мысль. Отбежав от ненавистного корпуса порядочное расстояние, Катерина вдруг почувствовала, что ноги подкашиваются. Она медленно подошла к одиноко стоящей заснеженной скамейке, села прямо в снег, озябшими руками нашарила в сумке сигареты и нервно закурила. Руки её тряслись, а слёзы почему-то никак не останавливались. Наверное, потому что рядом не было никого. Вдали к корпусам больницы и от них шли какие-то люди. Сквозь слёзы Катерина смогла увидеть прихрамывающую бабушку в сером пальто с большой сумкой, наверное, кому-то передачку принесла. Мужчина в кожанной коричневой куртке пробежал бодрой рысцой к станции переливания крови, донор, по-видимому. Возле соседнего корпуса два молодых санитара покуривали и смеялись о чём-то, ребячились, толкая друг друга. А тут не было никого, только молчаливые, запорошенные снегом деревья, да хитрые, посматривающие одним блестящим глазом, вороны. Только они и увидели эти её нечаянные, единожды пролитые слёзы.
Катерина опять смотрела в окно. Сейчас была уже глубокая ночь и, конечно, очень хотелось думать, что всё, что произошло днём, лишь нелепая случайность, какая-то ошибка, дурной сон, в конце концов. Можно было надеяться на будущее, это даже в крайнем случае, если уже чуть сдавшись, принять за правду то, что есть... И ведь никуда не деться от этого, придётся принять. Может быть, всё-таки попытаться убедить себя, что это просто плохой сон? Катерина зажмурилась, обхватила руками голову, зажав уши. Она почувствовала приятную гладкость своих волос, холод ладоней, услышала внутреннюю музыку своего тела - напряжённый гул мышц, перебиваемый короткими скрипами и испуганный пульс. Она задержала дыхание. Всё, это просто сон. Сейчас она проснётся и всё будет, как прежде. Но иллюзии не наступило. Даже эти привычные внутренние звуки, казалось, пели сегодня лишь об одном: "только полгода". Катерина опустила руки, открыла глаза. Чуда не произошло. Отрицать очевидное просто глупо. И сбежать нельзя. "Куплю завтра бутылку вина и напьюсь," - вяло подумала она, а потом ещё, - "Нет, наверное, надо было сегодня купить по дороге, завтра уже не поможет. Значит, не напьюсь". Её рассеянный страдающий взгляд снова упал за окно, на желтовато-голубой блик от фонаря на снегу. Снег искрился и переливался, это завораживало. Катерине вдруг захотелось свободы, захотелось открыть окно и вылететь, прямо так, в ночнушке, но не упасть, а лететь далеко-далеко от самой себя, от этого симпатичного доктора с его неумением разговаривать с пациентами, от недоученного французского, книгами и учебниками полон с недавних пор её дом, но теперь, конечно, всё это не имеет смысла, от замечательной, заманчивой работы заграницей, от денег, цветов, мужчин, детей, от будущего. Если бы можно было так вот улететь!
Неожиданный импульс толкнул её в грудь. Катерина соскользнула с подоконника, заметалась, что-то ища и не находя. Как пьяная она бушевала, раскидывая со стола учебники и словари, сметая с тумбочки возле зеркала баночки и флаконы с дорогой косметикой. Раскрыла шкаф и с ненавистью стала рвать с плечиков кофточки и блузки, юбочки и платьица. Наверное, она бы разнесла весь свой дом, но в какой-то момент опять вернулась боль в животе и Катерина, обхватив себя руками, стараясь дышать не слишком глубоко, сползла по стене и сжалась в комочек, пережидая, пока эта гадость отпустит и можно будет просто ещё немного пожить.