|
|
||
Небольшой этюд |
- Да, а мы-то чего - дак через день - день сюда прихожу, день в слободе, - говорил Володя, отодвигая стакан рукой, как и у всех деревенских, загоревшей до тёмно-глинистого цвета.
Мы сидели втроём за столиком около нашего дома. Дело было к вечеру; за рекой открывались, каждый раз по-новому, дивные вологодские виды.
- Ну давай тогда, - сказал дядя, кивком указывая на бутылку.
- А ты, Миша, Зелёного Змия видел? - спросил меня Володя.
- Нет, - с некоторой застенчивостью сказал я.
Тогда Володя схватил рукой горлышко, зажал большим пальцем уже откупоренную пробку и стал побалтывать бутылкой. С чистого донышка её внезапно стали подниматься пузырьки, сложились один в другой - и вот уже на меня сквозь стекло весело глянул весьма зловещий змеёныш.
- Я вот женить его хочу, - полушутя-полуизвиняясь сказал дядя, показывая на меня. - Как у вас тут, невеста найдётся?
- Найдём, - задумчиво сказал Володя, - без чего-чего, но работящую, - и озорно прищурился.
Мы засмеялись. Володя разлил. Чокнулись. Выпили.
- А твоя-то как? - спросил дядя.
- Да болеет, - поморщился Володя.
- А что с ней?
- Да с женскими органами что-то. Всё сохнет, сохнет, даже высохла - тридцать семь килограмм уже.
-
А лечится?- А-а... Говорю ей: "Ну сходи в поликлинику", а она: "Недосуг да недосуг", а может и не хочет...
- Да-а, - вежливо протянул дядя. Мы взяли по куску огурца.
- А ты всё, вижу, с бородой ходишь сам-то? - спросил дядя, хотя этот факт был, как говорится, у Володи на лице.
- Да я хотел как-то сбрить, сбрил - так Татьяна моя пристала - отрасти, говорит, обратно, а то без неё я на поросёнка похож. С бородой, говорит, лучше.
Со своей рыжей бородкой на круглом лице Володя действительно похож на разбитного столичного художника, приехавшего в деревню на этюды, но никак не на деревенского.
- Ну что, как говорил Оноре де Бальзак, ближе к телу, - и Володя стал разливать.
- У вас там ресторан теперь открыли, - сказал дядя про "слободу". - Ходите туда?
- А как же, каждую неделю хожу. Вечером в выходной там танцы. Я прихожу так как есть - меня уже знают. Туда девица одна как-то ходила, - заговорщически понизив голос, стал рассказывать Володя, - лейтенант КГБ.
Мы слушали, изобразив предельное внимание.
- Так вот я сижу, а она подходит - и за мой столик. Ну я, как танцевать стали, её пригласил...
...Я засмотрелся на обрыв и речку за ним. По небу плыли облака, оттого речка была серо-свинцовой, а в голове как-то сами собой проплыли известные строки:
О сельские виды!
О дивное счастье родиться...
Оторвавшись от мыслей, я понял, что прослушал, чем закончилась эта романтическая любовная фантастика. Вроде как бросил в конце концов он её, бедняжку...
- А ты не с родными живёшь? - переключился на новую тему дядя.
- Нет... У меня там вообще сложности... Меня ведь мать подгуляла - я не отца-то сын, - доверительным тоном сказал Володя и продолжал с нарастающей силой. - Вот он и стал меня звать: вырубок ты, мол. И братья тоже - чуть чего: вырубок да вырубок. Я терплю-то-терплю, а
потом с кулаками на них: что я вам совсем чужой, что ли, что вы на меня так... Вот так было...- А раз как-то захожу в клуб, - голос Володи натянулся и зазвенел, как струна, - а там Юрка Фомин и Сашка Сычёв батю моего за что-то метелят: они двое, а он только на одного замахнётся - другой вмажет, тот только встанет - этот опять - так они его и отделывали. Ну я такое дело увидел, кричу: "Держись, батя!" - а я по юношам в районе по классике выступал - ну подбежал, значит, и мы с ним от тех двоих отбились. Человека, можно сказать, спас, думал, он после этого перестанет, а он опять за старое: вырубок да вырубок... Тьфу, думаю, больше я вас не знаю. Ушёл от отца и с братьями теперь как чужие.
Наступило молчание. Бутылка была выпита, а новую ставить никто не стал. Некоторое время мы молча сидели и смотрели на реку.
К столу подошла старушка, помогавшая Володе на покосе.
- Вот... это моя мама... знакомьтесь, - вдруг запинаясь, засуетился Володя. - Мама... мама... - забормотал он.
Старушка стояла с совершенно бесстрастным конопатым лицом; только глаза светились чистейшей голубизной незабудок. Трудно было поверить, что она когда-то гуляла, даже прижила непутёвого сына...
- Ну пошли, Володя, домой-от-то, - начала она неподражаемым вологодским говором.
- Мама... сейчас, - бормотал Володя.
Он с трудом поднялся на ноги. Шапрахаясь в разные стороны, пошёл по тропинке, пока наконец, вильнув вбок, не скрылся за углом избы. Старушка с причитаниями шла за ним.
- Видишь, - тихо воскликнул дядя, указывая туда, где эти двое были минуту назад, - ведь только что был как стёклышко, а сейчас лыка не вяжет. Всё уже... алкоголик...
День медленно угасал; мы сидели за столом и пережидали последние лучи солнца. Подошли тётя с племянницей.
- Вот, - наставительно начал дядя, внезапно оторвавшись от дум, - смотри, как Володя - пусть там она и гулящая, и такая-сякая, а всё равно: "Мама, мама"... Вот что значит - деревенское воспитание!