В обескровленной осени, серой и очень долгой, 
жизнь идёт по задворкам, на обе ноги хромая, 
тело хилое скрыв под истрепанной римской тогой, 
наблюдая за лицами, ветром, дождём, домами. 

В обескровленной осени, ноги стерев до крови, 
жизнь сидит на скамейке, бездумно сминая пачку 
сигарет в кулаке, тихо шепчет под нос: "Доколе?", 
усмехается, бьётся, беснуется, воет, плачет. 

В обескровленной осени с привкусом острой боли, 
жизнь лежит без движения, выглядит очень странно, 
и истлевшие листья, упавшие с неба, то ли 
одеяло лоскутное ей, то ли пёстрый саван.