Мерно гудел внизу главный двигатель, вырабатывая электроэнергию для мощных моторов, что крутили два огромных стальных винта, месившие сейчас воды Японского моря. Раскачиваясь на встречной плавной волне, судно уверенно двигалось к проливу Лаперуза. Стрелка часов указала полдень. Сергей сдал вахту второму помощнику, потерявшему возраст невзрачному мужичку с крестьянской физиономией. От него попахивало "свежаком", и Семёна Трофимовича, пёрло на беседу. "Третий" односложно и без особой охоты ответил на несколько его вопросов и быстро ушёл с мостика.
"Гордый, пренебрегает, ничего обломается франт заморский" - то ли сам себе, то ли вахтенному матросу пробурчал Трофимович, зашёл в штурманскую, посмотрел на карту и вернулся на мостик.
Петренко Семён Трофимович уже пятнадцать лет, как окончил среднее училище на западе страны и по распределению попал в Дальневосточное пароходство. Не слишком удачно сложилась его морская карьера. Визы он не имел, а потому попал на судно, смотрящее носом на север. Согласно образованию, начал с четвёртого помощника и, в те годы, ещё мог со своим дипломом дорасти до старпома, но долго, в силу любви к алкоголю, переходил с одной карьерной ступеньки на другую. Вялым был его "степ ту степ". А потом неожиданно вышел приказ по Министерству Морского флота, что судоводителей, не имеющих высшего образования не ставить на должности больше второго помощника. Идти учиться заочно было лениво, и Семён Трофимович окончательно сломался. Детская мечта погулять по пригороду родного Херсона со значком капитана дальнего плавания умерла. Никогда не удивить ему соседей по грязному деревянному бараку, где прошло его детство, своим заморским видом. Трофимыч навсегда вычеркнул из своей памяти босоногое прошлое, и просто поплыл по течению, разменивая один день за другим. Месяц за месяцем, год за годом.
Он тоскливо посмотрел в лобовой иллюминатор на мерно поднимающийся и опускающийся бак судна, проверил взглядом крепление грузовых стрел и тяжеловеса, скользнул по крышкам грузовых трюмов, на которых начали оседать мелкие брызги катившего навстречу шторма, уткнулся лбом в холодное стекло и задумался.
На кой чёрт уехал он с милого сердцу юга страны? Какого беса понесло его в этот далёкий край, где летом сыро и туманно, а зимой злой морозный ветер бросает в лицо вместо снега, пригоршни песка и мелких камешков?
Через несколько месяцев после начала трудовой деятельности, он, ещё совсем молодой, девятнадцатилетний четвёртый помощник, после первого рейса пошёл в кабак, а утром проснулся в постели, рядом с толстой тридцатилетней тёткой, у которой, как потом выяснилось, было двое детей. И как выяснилось ещё позже, которая уже трижды побывала замужем. "Размагничивание" молодого моряка затянулось до конца отгулов, а полупьяный отдых закончился регистрацией брака. Так, в свои неполные двадцать он стал мужем и отцом сразу двух детей. Процесс усыновления пятиклассниц, странной беременности жены, к которой Трофимыч вряд ли имел отношение, и развода не заняли больше полутора лет. Он опять был практически свободен, если не считать пятидесяти процентов зарплаты, что методично вычитали из его финансового довольствия в фонд оставленной подруги жизни.
Последняя стоянка в порту Находка прошла для него по обычному сценарию - он, как проклятый, полторы недели занимался затариванием судна генеральным грузом, не спал ночей, сорвал голос, собачась с хамовитыми грузчиками, уличал вороватых тальманш, кувыркался по трюмам, проверяя соответствие каргоплана фактически уложенным ящикам, замерял метацентрическую высоту, сверял коносаменты, лично проверял прочность крепления палубного груза, который, к слову, отправлялся "на риск и страх отправителя", а перед отходом, как всегда надрался. Когда всё уже было готово к отходу, он глыкнул порядочную дозу и улёгся спать одетым на кожаном диване в своей каюте. И всё бы ничего, но Трофимыч, по давней традиции, ложился спать, подстелив под себя все свои документы на груз. И, уже по давней традиции, старпом, своими мощными руками, без напряжения, перекидывал маловесное тело "второго" с дивана на кровать, собирал и укладывал документы, четвёртый помощник "брал добро у властей" и судно уходило в очередной рейс. И опять, по местной традиции, на корме судна, вместо "второго", швартовой командой управлял плотник, а утром следующего дня в кают-компании, куда не заходит рядовой состав, появлялся приказ об очередном выговоре Трофимычу и лишению его очередной премии за его очередной ударный труд.
Всё, как всегда.
Почему его не списывали с судна? А кто ещё так страстно будет трудиться на его месте? Малые шалости бескорыстного труженика каботажа.
Петренко потёр свой широкий нос, зашёл в штурманскую, огляделся, достал из внутреннего кармана маленькую плоскую фляжку из нержавейки, открутил крышку и с удовольствие сделал несколько глотков.
(продолжение следует)
Все работы прозаика и журналиста Сергея Сальникова на его сайте: https://sss1949.wixsite.com/salnikov