Жизнь опять дала крен - денег ноль, желания что-нибудь делать тоже, а хорошо жить очень хотелось. Молодой человек, известный в известных кругах как Шахер, поскольку имел фамилию Шахеров, брёл по мокрым и грязным улицам провинциального российского городка. Светились витрины разного калибра и широты ассортимента, зазывно пахли и дразнили весёлой музыкой рестораны и прочие пункты индивидуального и общественного питания, сводила с ума реклама саун и массажных кабинетов. А в голове только исторические слова великого человека: "Мы чужие на этом празднике жизни". За что всё это? Эти мучения и нестыковки желаний и возможностей?"
Навстречу, поджав мокрый хвост, брёл, давно не знавший человеческого внимания, совершенно худой пёс. Кабель остановился напротив Щахера, завилял хвостом, но быстро понял, что зря тратит бесценные калории на движения задней конечностью и побрёл дальше. Шахер, который согласно паспорта, имел вполне человеческое имя Эдуард, а для близких Эдик и даже Эдичка, и ещё обладал отчеством - Львович, печально посмотрел вслед псу и, почесав лохматую голову, мрачно изрёк: "Ещё немного и придётся зачмекать вот такого бродягу, нет ведь до него никому никакого дела"
Он неприветливо оглядел ту часть своего тела, где находился живот и, услышав его злобное урчание, произнёс: "Если бы в животе всегда был порядок, то это был бы не живот, а библиотека" - опять направил острый луч своего зрения вдоль улицы. Где ещё маячил виляющий хвост бездомной собаки - "Да, нет до тебя никому дела..."
И вдруг - яркий луч, молния, взрыв вулкана в мозгу: "Никому нет до него дела! Прекрасно! А мне есть до него дело!" - он вдруг понял, что нащупал ту самую нить, что выведет его в другую жизнь - "Так, не будем нервничать, господа, не будем нервничать, спокойно, мысль должна утрястись в голове, иначе её можно спугнуть и потом не поймаешь!"
Эдичка даже остановился, замер и так стоял несколько минут не обращая внимание на то, что находился в центре огромной мокрой лужи. Его лоб напрягся глубокими мощными морщинами, а взгляд ушёл вглубь собственной таинственной души. Постепенно зрачки начали поворачиваться наружу, он оглядел прокисшую от дождя улицу и, хлопнув себя кулаком по лбу, закричал в восторге - "Я буду его защищать!"
Теперь Эдуард Львович знал, что он будет делать, не нарушая главного принципа - ничего не делать никогда. Гениальный план медленно, но верно созревал в его изворотливом уме, который столько лет кормил и выручал его, не готовое хоть к каким-то действиям, тело. Эта мысль начинала обретать черты и контуры, обрастать подробностями и тонкостями, оттачиваться вычурными решениями.
Эдик опять произнёс свою любимую фразу: "Не будем нервничать, господа, не будем затрачивать усилия на излишнюю детализацию наших планов, поскольку жизнь всё равно всё перепутает и перемешает"
Эдуард Львович ещё раз оглядел грязную улицу с яркими отблесками рекламы купающихся в необъятных лужах и, подняв воротничок старенькой курточки и глубже натянув на лоб бурую бейсболку, уверенной поступью зашагал прочь. Через несколько мгновений его стройная фигура растворилась в чёрточках надоевшего всем дождя.
А за несколько тысяч километров от, внезапно осенённого блестящей идеей Эдички, в небольшом провинциальном чистеньком городке одной небольшой, но очень гордой иностранной державы, шлепал поношенными сандалиями по горячему асфальту другой мужчина, с несколько отличной от Эдуарда внешностью - это был невысокий, густо поросший черной растительностью кареглазый мужчина с толстыми губами. Лет ему было по более, чем Шахеру. Над ним ярко светило жаркое солнце, припекая накрытую светлой шляпой лысеющую голову. Эта самая досадная лысина сильно раздражала, разглядываемого нами, человека и он иногда во сне видел чудесный сон, что вся буйная растительность с его спины, плечей и прочих частей тела вдруг неожиданно переселяется на макушку головы, закрыв сияющую брешь и восстановив его мужскую красоту. Мужчина подошёл к дверям невзрачного жилища с наглухо опущенными жалюзи на небольших окнах, переложил из руки в руку свой небольшой саквояж, что имел при себе и, предвкушая прохладу охлаждаемого кондиционером помещения, толкнул дверь, но его упитанное плечо ощутило непоколебимую уверенность и стойкость, сравнимую с каменной стеной. Дверь не желала открываться. Мужчина хотел ещё раз толкнуть неподатливое препятствие на скрипучих шарнирах и тут его усталый взгляд упёрся в стоявшие рядом две тощие, видавшие виды сумки, к одной из которых была прицеплена записка. Холодок мрачного предчувствия прокатился по нежной душе, а руки взяли листок бумаги и перед глазами запрыгали кривые строчки знакомого почерка его третьей и самой обожаемой супруги Сонечки: "Паршивый Махер, проваливай откуда пришёл, не вздумай колотиться в дверь, а иначе отправлю в каталажку на десяток лет за изнасилование"
Начинать свои злоключения по новому кругу Миша совсем не хотел, поэтому лишь провёл по бесталанной голове свей волосатой клешнёй, вздохнул и, забрав свой скудный багаж, побрёл прочь, чуть пройдя, остановился и бросил вещи на тротуар. Скупая солёная мужская, слеза выкатилась из тёмного глаза Миши Махерова, он сжал в бессильной злобе свой волосатый кулак и с силой воткнул его себе в грудь. Говорила ему мама, что негоже бросать её и родину, негоже искать счастья на чужбине. И вот результат! Будь сейчас он в родной Одессе, то разве позволила бы этот фортель эта поганая баба? Да ни в жизнь. А здесь, в этой стране предков, даже мысль о том, чтобы поучить жену уму разуму каралась вполне реальным сроком заключения, о чём Миша уже смог убедиться на опыте своей искалеченной жизни. Здесь и вправду любая жёнушка может упечь своего верного муженька за толстые стены тюрьмы за настойчивость на брачном ложе или за отсутствие таковой настойчивости.
Михаил Борисович Махеров ещё раз вздохнул, ещё раз ткнул себя кулаком в грудь, взял свои пожитки и побрёл в направлении пляжа, назад к морю, которое одно могло утешить и успокоить его одесскую душу в этот тяжёлый момент жизни.
Пройдя шагов сто, он остановился, вытер вспотевший лоб и обвёл взглядом пустынную улочку их невзрачной окраины.
В несколько присестов он добрался до берега, сел в тенёк на лавочку и, обдуваемый не слишком прохладным воздухом с Мёртвого моря, задумался. Перед его глазами поплыли картины из далёкого, а потому счастливого прошлого.
В это время он даже и предположить не мог, что судьба уже ведёт его навстречу с товарищем по несчастью из покинутом им много лет назад России, навстречу с Шахером.
Всё в этом мире предопределено заранее, да не мы это определяем и неведом нам предсказанный сверху путь.
2012г
Продолжение следует.
Сайт прозаика и журналиста из Калининграда Сергея Сальникова здесь: