Посчитав Ленинград слишком шумным для пораженного столь странной болезнью (стыдно - все-таки назвала это болезнью), я переехала в Баку, и была неприятно удивлена этим шумом и толкотней, старыми знакомыми, что меня отыскали, подхватили, понесли по гостям, дискотекам и барам, а я могла вдруг сделать это, неловко сказать что, может, к концу рассказа найду нужные слова, разрожусь этими словами, разрожусь, я сказала "разрожусь", но как бы то ни было, удалось отыскать тихий дворик, снять комнату у родни - папа был азербайджанцем. Все-таки придется сказать о любовнике, ведь это он подтолкнул меня к сумасшедшему поступку, придется даже добавить, что он писал стихи - ведь и это сыграло роль в катастрофе. Сыграло роль даже то, как он писал, он сам этого не знал, и вообще он был полной скотиной, шумной, обаятельной и большезубой, но это стало понятным, только когда я уже привязалась к нему. И вся тонкость, лиризм недурных его стихов исходили неведомо откуда, из какой дыры, я сказала "дыры", и он, кажется, гордился тем, что они непонятно как извергаются, вот еще сказала: извергаются.
Моя тайная особенность понималась всеми как способность отыскивать котят в самых нежданных местах, на пикниках и в турпоходах я всегда находила в кустах, за деревом котенка семи-десяти дней, что трудно было объяснить одной любовью к кошкам, но это еще казалось просто забавно-привычным. Хуже было, когда в гостях (еще в Ленинграде, еще замужем), уже попрощавшись, я вдруг прошла в ванную и вернулась с сонным тельцем, он спал под раковиной, как вы не замечали, муж потом смеялся - что за детские игры, пронести тайком котенка в гости и делать вид, что там же его нашла, дабы уверить окружающих, что зверьки в твоем присутствии появляются из ниоткуда - не делай так больше, хорошо? Самое идиотское случилось в ресторане, когда я, захмелев, поспорила, что залезу под стол и вылезу в другом платье (скатерть свисала низко), и вылезла с препушистым комочком, окружающие видели во мне профессионального фокусника, муж раздраженно кусал губы, лакей говорил, что с животными нельзя, и пришлось уйти, а чуть позже уйти от мужа, он крикнул в очередной раз: "ты что его, высрала, что ли?", я зашлась в смехе, и при следующем котоявлении на вопрос, откуда, отвечала его же словом, это было первым поводом для ссоры, остальные сейчас не имеют значения.
И был вечер, литературный вечер (разведенной, в Баку), и стихотворный мой любовник читал сильные вещи, и меня раздражало это, раздражало, что можно быть скотиной (я уже решила расстаться с ним) и недурственно писать, кто-то рядом спросил, ни к кому не обращаясь, откуда эти стихи берутся, другой отвечал негромко: "из седалищного нерва", и на меня напал хохотун, все обернулись, обаятельный стихотворец негодующе глянул, а я уже чувствовала, что сейчас произойдет это, невозможно сказать что, и я встала и говорила, что если человек как человек - так себе, а только слух или голос отменный, или из него извергаются стихи неведомым образом, то уважения заслуживает извергаемое, а не извержитель, это вроде кортасаровского персонажа, которого рвало кроликами, он творил чудеса, но сам по себе: обыкновенен, и многие хорошие поэты с этим персонажем схожи, и что я - самая обыкновенная, но также порождаю чудо. Заулыбались, а одаренный паршивчик поинтересовался язвительно, какое чудо и каким образом, а меня как раз прихватило, я вышла на середину, быстро расстегнула брюки, спустила трусы и присела.