У городских ворот сидели мужчины всех возрастов, опустив глаза, повторяли: "Аддуб. Аддуб". Спросила одного, что б это значило. Отвечали: "Анима - Аддуб". Верно жутковатый городок, стоит ли входить? Но спутник улыбнулся печально: будто есть иные города, будто есть у нас выбор, и вошли: безлюдно и тихо, осмотрели готический чудный собор; утомясь, отобедать уселись. Лакей, невзрачный и печальный, спросил, как им город. Спасибо, уютен. Поблагодарили Кисотсирха? Кого?
Кисотсирха. Хозяина всего в этом городе. Впервые слышим. Лакей покачал головой: вам будет плохо.
Поковыряв без аппетита, пошли искать квартиру. Хозяйка пышнотела, неряшлива. Сказала шепотом: благодарите Халлу за удачную сделку. Но кто он, и где его можно найти?
Он невидим, неслышим. Он хозяин всего. Это дурно, что не знаете о нем. Очень дурно. И захлопнула дверь.
Всю ночь он слышал за дверью шорох, будто кто-то силился подслушать. Я боюсь, говорила она, бессонно глядя в потолок. Кого? Сего хозяина неведомого. Но он же невидим, неслышим. И, наверное, неосязаем. Зато другие осязаемы, сказала она.
......но все уже было не так, как вчера. Народу стало значительно больше. На них оборачивались. Пальцем указывали. Шептались по углам: это верно о них. Подбежал прохожий, растрепан, вида суматошного. Они все врут, сказал - Кисотсирх и Халла: все вранье. Хозяина зовут Авогеи. Он покарает незнающих.
Мне страшно, говорила АспАзи. Сейчас что-то будет. Нужно смешаться с толпой, решил он, потеряться, и вышли на площадь, точнее, их вынесло в общем потоке. Толпа сгрудилась вкруг...... раздавались какие-то выкрики. Мне страшно, твердила она. Держи меня крепче. Он хотел пошутить, но ничего не шло на ум, и тут стал различать, что говорят. Слава Гобу, кричали, покровителю, создателю города, он Кисотсирх, он Аушеи, он Авогеи и Халла. Проклятие не знающим его. "Вот они!" Лакей вчерашний указывал пальцем. Давай клясться друг другу, сказала она - но в чем - во всем; и сцепившись, чтоб не разняли, торопливо они поклялись: никогда не покинем друг друга, не предадим, не устрашимся ничего; она хотела добавить: и не утеряем доверия, но не успела, их расцепили......
Спросили, как величаете Гоба: Кисотсирхом, Халлой, Аушеи, Авогеи, или может быть, Свезом? Нет, они вообще не знают о Гобе. Значит, не верят? Почему же не верят?
А зачем? Шум толпы: он как ветер осенний (это мысль Аспази) - так слетают последние листья надежды; а Рудин подумать ничего не успел, их развели......
Вопрошали его, не маньяк ли, верно растлевает малолетних, упиваясь рыданьями их, ведь хотелось и им, только Гоб не велит - что вы несете, это же бред; и возмутились горожане: за столь наглую ложь мы подругу твою изнасилуем - а он и не знал, что такое бывает: веки оттянули и принудили смотреть, и пытали дебелые бабы: верно ты проститутка, нам бы тоже хотелось, но хозяин остерег - нет, вы помыслите, ну это же дико - какая наглая ложь, ведь мы не злодеи лишь милостью Гоба, а мы просто не злодеи, надрывалась она - просто так, отвечали, ничего не бывает, а признание мы из вас вытянем, и принялись избивать, ремнями, кнутами, проявив фантазию великую, в очередь встав, оттесняя друг друга - он и не знал, что бывает так больно, об Аспази подумал и ею держался, а тут рассмеялись: предала тебя подруга, уже ведут, и послушай-ка, что говорит. Он дожидаться не стал, не хотел ее видеть, он вскричал: верно мир сошел с ума, ведь такое неможно, видно вправду Гоб здесь хозяин, раз ломает столь духом бесстрашных, видно вправду жалок человек, не хочу утешений, сочувствий - преклониться вот только бы мне. Тут приволокли Аспази, оставляя красные следы, говоря: а супруг от тебя отступился, ты прислушайся, что говорит, но продолжить Рудин не успел...... стараясь откинуть с лица клок волос, что слиплись от крови и пыли...... значит все возможно в этом мире, видно вправду могуществен Гоб, коль именем его подобное творится; под этим небом пламенеющим, под этим солнцем догорающим клянусь, что я верю в него, ненавижу его, и не надо сочувствий, и не надо супруга - отплеваться вот только бы мне.
Умолкла, уволокли ее спешно обратно, а Рудин враз сошел с ума: силы нашел в себе встать и с речью обратился, ха, рассмеялся, вы со мной разыграли "Отелло", больно много стало Яго, раньше в одиночку охотился, нынче толпами бродят, так что я оправдаться бы мог: мол, немудрено обмануться Отелло; но я правду скажу, что Отелло - он хуже, чем Яго: с подлеца взятки гладки, но человеку человек - он верить должен, знать развратили Отелло, коль уверили в подлости мира, не к месту Яго мне стыдить, они - Другие, но человека пристыдить уместно, а значит Отелло - он хуже, чем Яго.
Горожане не поняли мысли, но столь диковатый вид имел оратор, что толпа рассмеялась, поначалу не приметив бегства Аспази: не снеся истязаний, вырвалась чудом и помчалась по улицам, то ковыляя, то подпрыгивая на бегу, Рудин за нею, порываясь что-то сказать; невозможно было поверить, но ей удалось добежать до ворот, обратившись с мольбою к сидящим и услышав: "Анима - Аддуб"; там наконец закололи, и дивясь столь отчаянной бегства попытке, вконец упустили из виду второго, хотя, по сути дела, он был мертв уже давно.