Дни размывают историю, как дождь смывает грязь с дорог. Разбитые площади зарастают травой, сквозь пробитые крыши падают лучи солнца. Учебники растворяются в пыль. Герои превращаются в эхо, которое неминуемо прекращает диссонировать.
Сменяются поколения. Города разрушаются и возводятся вновь. И вот никто и не помнит, как тогда..
А было ли это: - "Тогда"?
Пётр Максимович слишком стар для подобных вопросов. Память, поражённая возрастом, начинает подводить. И иногда, сидя в своей одинокой комнате, ему кажется, что вся его жизнь - это отголосок, пропитанного лекарствами, воображения. Но тогда он включает старый проигрыватель пластинок. И воспоминания выкарабкиваются, как кролик, которого вытащил фокусник из цилиндра под аккомпанемент оркестра.
Игла скользила по пластинке, в старом доме звучал вальс. Пётр Максимович неуверенно пытался попадать в такт ногами и Саша сбивалась. И они начинали заново. Один, два, три - шаг вперёд. Поцелуй.
Иногда Пётр Максимович попадает на улицу. Валентина вывозит его на инвалидном кресле раз в неделю в парк. Он видит людей совершенно чуждой ему эпохи. С другими ценностями и иной правдой.
И эта "иная правда" перечёркивает всё, что он помнит и знает о себе. Она вычёркивает его как личность и превращает лишь в образ. Образ, в котором карикатурно и вычурно звучит лозунг: - Мы помним!
Пётр Максимович сидит в своей коляске, которую толкает по парку Валентина. Они молчат. Иногда он хочет что-то сказать, но лишь старчески кашляет. Между ними целая жизнь. Жизнь, в которой она уже начала свой путь, а он, наконец, закончит.
А пока он помнит: как звучал вальс. Как гас свет. И руки гладили бархатную кожу. А губы искали и находили и терзали в порыве страсти. И в доме, на окраине самой революции, под проблесками грозы и далёких выстрелов, зарождалась душа.
Девушка со стариком на коляске вышла из парка к мосту. Остановились на том самом месте. Там, на той стороне реки, когда-то стоял дом. А за домом была центральная улица, с баррикадами и солдатами. Теперь всё другое, лишь река и место у берега, где лежат огромные камни - те же. И мост, история требует памятников.
Старик смотрит сначала на воду. Его глаза, обесцвеченные долгими бессонными ночами, выражают внезапно проснувшуюся бурю чувств. И если бы Валентина в них догадалась заглянуть, то испытала бы и восторг и ужас. Человек не должен смотреть так страшно. Старик переводит взгляд на мост. И прерывает тишину прогулки хриплым голосом: - Ты помнишь?
Валентина достаёт бутылку водки и стакан. Наливает и молча, выплёскивает на камни.
Пётр Максимович плачет. Он слишком стар для памяти. Память насилует его, вытаскивая образы и заставляя видеть то, что уже минуло.
Пётр Максимович помнил тот выстрел. Этот сухой хлопок. Занавес упал. Музыка превратилась в фальшивый белый шум, сквозь который прорезался непрекращающийся грохот пулемётных очередей. Он почувствовал нестерпимый запах горелого пороха. И этот запах был не новым, а наоборот въевшимся в эти стены, мебель.. В его одежду. И тяжёлые сапоги отбивали шаги по ступенькам. Один, два, три...
Девушка катит инвалидную коляску с плачущим стариком по улице. Прохожие на секунду останавливаются, чтобы бросить мимолётный взгляд. Спохватываются и делают вид, что ничего не заметили.