Чудеса никогда не приходят сами по себе. Обычно то, что потом называется чудом, долго волочат за собой, придавая ему разные причудливые формы, и только при достижения чудом необходимых качеств и наступления пикового момента, чудо преподносят на золотом блюдечке, как Чудо, а потом сперва им восхищаются, потом пренебрегают, а потом высмеивают.
Представьте себе небольшой райский уголок, сплошь засаженный высокими многолетними цветущими деревьями, огромные склоны, устланные зеленой шелковистой травкой, прозрачные пруды, струящиеся со склонов, и огромную бурную реку, несущую мощнейшие волны с севера на юг. Представьте себе суровую зиму с искристыми морозами и огромные заснеженные леса, а также и местную осень, когда все деревья покрываются золотисто-желтым цветом. Представьте чистый зеркальный воздух и необозримый купол неба на высоте. В таком очаровательном месте мечты любого европейского человека расположилось селение людей, бравшее начало от четырех семей, отколовшихся от индустриальной цивилизации и нашедших уют и покой в этом нетронутом уголке мира.
Люди в деревне жили довольно дружно, что являлось следствием давних родственных связей - в конечном итоге все здесь сплетались в хитроумном дереве фамильных отношений. Каждому с детства прививался местный, выработавшийся десятилетиями, менталитет. Где-то далеко отсюда жил скоростной жизнью огромный Город, но местным не было дела до того. Многие из деревни ездили в цивилизацию, и неизменно возвращались обратно, а молодых людей туда в одиночку не пускали. Так залегла огромная пропасть между деревней и Городом, в которую упали и внутренняя взаимонеприязнь, и существенная разница в образовании, и моральные устои.
Жизнь никогда не была весьма требовательна к этим людям, а люди, по своей склонности к спокойствию, никогда не требовали от жизни чего-то необычного. И в этом тоже заключалась прелесть их существования, поскольку каждый человек в Городе всей душой жаждал такого же спокойствия, но при этом ему не хватало того простого условия, которым они пренебрегли уже давным-давно: опыта старых людей. И только тонкая ниточка баланса, сохранявшая духовное общение старого и молодого поколения в деревне, была единственной причиной того, что жизнь, будучи спокойной, сохраняла в то же время и интересные и веселые качества.
Однажды на склоне посреди шелковистой травы вдруг появился огромный пыхтящий грузовик. Не так часто из Города приезжали сюда люди, а если приезжали, то большей частью богатые, ищущие того же спокойствия, которые подолгу восхищались местностью, клялись и божились, что лучшего не найти нигде, но приезжали они по большему на небольших красивых автомобилях, а не на запыленных грязных грузовиках. И поэтому все селение было заинтриговано неожиданным появлением этих странных людей, которые, не представившись, сразу же поехали к реке. На площади в деревне вскоре собралась толпа, и все активно обсуждали это событие. Во всяком случае, счастье весьма редко приходит в грязных лохмотьях, так что по простым понятиям этот визит ничего чудного не сулил.
В деревне был староста, мудрый пожилой человек по имени Линер, у которого была жена и дочка. Он был внуком тех, кто основывал это селение, он знал многое из того, чего не знали другие, кроме того, по своей природе у него был дар руководителя, а поэтому никто не возражал, когда он взял на себя обязанности старосты.
Так как нигде в толпе не было слышно его голоса, то вскоре народ, словно стадо послушных овечек в трудную минуту, побежал к своему пастырю, чтобы понять, что же происходит. Усадьба Линера находилась на краю деревни, и когда люди подошли туда, то увидели, что хозяин стоит около ворот и всматривается в раскинувшееся перед ним поле, разрезанное пополам рекой. Там, возле реки и остановился грузовик, а прибывшие люди бегали возле него и что-то кричали.
- Что это такое, Линер? - спросили у него. - Что нам делать с ними?
- К нам не так часто приезжают чужие люди, - ответил староста, - они редко привозят нам что-то хорошее. За свое время я много видел странствующих по наших лесах. Но кто бы ни был заходящий сюда человек, он всегда посещает деревню, по-другому не бывает. Мы подождем, и они сами расскажут нам о себе, а тогда мы и определим, что делать нам.
Люди разошлись по домам, толкуя, что Линер озабочен. Иначе, почему бы ему созерцать пришельцев у своего дома? Сколько приезжало людей сюда, никто так не привлекал его внимания.
Залегала ночь, а люди у реки жгли костер и не думали идти в деревню. Черная ночная вода в реке играла бликами огня, и эти блики зеркально прыгали по всей деревне. Ночь выдалась неспокойной.
На утро дочь Линера Ината проснулась оттого, что прямо под окном ее комнаты протарахтел тот самый грузовик, пахнув в комнату струей чада из выхлопной трубы. Ината схватилась, закашлялась, и вскоре выбежала во двор. Солнце взошло совсем недавно, деревня спала, а люди в темных грязных одеждах профессионально быстро воздвигали на площади навес, ставили столы и раскладывали на них чемоданы. На Инату никто не обращал внимания, девочка подошла поближе и увидела, что люди запыленные, заспанные и утомленные. Тем не менее, их движения были четкими и быстрыми, словно они каждый день делали это. Ими не командовал никто, как с детства к тому привыкла Ината, каждый сам знал что делать, что куда положить и откуда взять. Больше впрочем, ее интересовал грузовик, эдакая огромная махина, подобной которой она не видела никогда.
- А что ты так рано здесь делаешь? - услышала она голос за спиной, резко обернулась, и увидела, что к ней склонилась женщина с такими же утомленными глазами, но с приязнью на их дне. Впрочем, на тете была запачканная спецовка, это внушило девочке антипатию. Она помнила, что ее с малых лет учили не разговаривать с чужими, поэтому она отодвинулась в сторону и подозрительно исподлобья уставилась на женщину.
- Не бойся, - сказала та, - идем, я тебе что-то покажу.
Она взяла за руку девочку, и та послушно пошла вслед. Они подошли к фургону, тетя открыла дверцу и вынесла небольшую сетку, в которой сидел бельчонок.
Ината отрицательно покачала головой и насупилась еще больше. Белок она за жизнь видела много, а эта еще и сидела в клетке. Женщина явно не ожидала такого, она удивленно посмотрела на девочку, но вскоре спрятала клетку и дала конфету.
- Мы приехали сюда, - объяснила она, - потому что вниз по реке мы обнаружили сложное заболевание, которое еще можно предупредить. Мы опасаемся, как бы не началась эпидемия во всей местности, поэтому мы привезли вакцину. Смотри.
На стендах, воздвигаемых на площади, были нарисованы круглые устрашающие существа, о которых тетя рассказывала, что они находятся в воде, и что, по-видимому, уже и в людях.
- Откуда вы берете воду?
Девочка молчала.
- Из реки, да?
Ината молча кивнула и отвернулась.
- Понимаешь, эти существа могут убить каждого, и меня тоже. И тебя. И чтобы предотвратить это заболевание, надобно ввести вакцину. Это не больно, один укол.
Женщина подвела девочку опять к фургону и достала чемоданчик.
- Это не страшно, я уколю, и злые существа в тебе погибнут, а ты будешь здорова и жить долго-долго.
Прыснул укол в руках, женщина коснулась иглой нежной кожи девочки, и та вдруг с воплем бросилась в сторону. Опрокидывая что-то на своем пути и неистово крича, она помчалась по всему лагерю к своему дому. У ворот ее подхватил отец, она уткнулась носом ему в плечо, размазывая слезы по рубахе, и начала задыхаться во всхлипах.
- Что? Что случилось?
Ината плела паутину некой абракадабры о белке, конфетах, странных существах на картинке и о страшном шприце. Все ее тельце содрогалось при одном воспоминании о блестящей игле.
- Скоты!
Леденцы выпали из вспотевшей ладошки девочки, Линер схватил их и бросил вдаль, потрясал кулаками, затем нежно обнял дочурку и понес ее в дом. Там уложил в постель, приласкал, расцеловал вместе с женой, а потом девочка уснула.
Деревня зашевелилась, от хижины к хижине бежали люди, собирался народ. Ожили и заполнились пыльные улицы, и все двинулись к площади, там уже был расставлен навес.
- Ублюдки! Совратители детей! Убийцы! - кричала толпа, окружив табор, вскоре был опрокинут один стол, второй.
- Подождите! Стойте! - кричали люди с грузовика, но их не слушал никто.
Толпа утихла, когда вперед вышел Линер. В его глазах светилась такая ярость, что ее с лихвой было достаточно, чтобы выразить чувства всего народа вместе взятого.
- Убирайтесь прочь, пока целы, - сказал он, и толпа одобрительно завыла, потрясая кулаками.
- Подождите одну минутку пожалуйста, - выступил из кучки приезжих один человек. - Мы уедем немедленно, как только вы узнаете, зачем мы приехали.
- Мы и так знаем! Вы затаскиваете наших детей, издеваетесь над ними, вы загрязняете своим присутствием наши луга и портите нашу воду. И вы стоите того, чтобы вас убить, но я даю вам еще один шанс остаться в живых. Уходите прочь немедленно!
Над толпой повисла тишина.
- Пусть скажут, зачем приехали, - сказал молодой парень впереди.
Интерес, как обычно, перевесил все остальное. И все молчали, едва кивая головой. По-другому не оставалось возможности быть, и Линер отошел в сторону.
Тогда человек начал рассказывать.
Прибывшие являлись членами мировой организации здравоохранения. В селении ниже по течению при ежегодном осмотре жителей был обнаружен вирус болезни. Особенность ее состояла в том, что ее действие обнаруживалось только через несколько лет после заражения, но последствиями был стремительный паралич всего тела и скоропостижная смерть. И была только одна возможность избежать этому - принять вакцину. Тогда от начальства был дан приказ произвести профилактическое лечение на протяжении всей реки, и был дан срок - три месяца. Река была длинной, времени было мало. Эти люди приехали сюда, произвели анализ воды, обнаружили в нем изрядное количество вирусных клеток, и теперь намерены произвести лечение в селении. Так что каждый должен принять по одному уколу. У них крайне мало времени, так или иначе уже послезавтра утром они должны будут уехать, чтобы успеть охватить за три месяца все селения, расположенные вдоль реки. Поэтому эти два дня они готовы обслуживать всех, кто здесь живет.
Последние слова повисли эхом над внемлющей площадью и исчезли. Каждый пытался осознать, что произошло только что.
- Так ты хочешь сказать, что все мы умрем? - раздалось из толпы.
Мужчина, рассказывавший народу о болезни был начальником всей команды, его имя было Дик и эта поездка была последней в его карьере доктора, после этого он собирался уйти на заслуженный покой. Таков был его план.
- Да, - ответил он.
- Это сумасшествие! - вскричала часть толпы. - Они приезжают к нам невесть откуда, пачкают наши поля и воды, уничтожают добрую славу наших рек, пытаются сманить наших детей, и еще и угрожают смертью!
- То, что вы говорите - бред! - крикнул Линер. - Если я скоро умру от паралича, то почему мне сейчас ничуть не плохо?! Почему никто еще из всей нашей деревни от паралича не умер?
- Вы говорите как дети, когда их пытаются накормить манной кашицей, а они сопротивляются и говорят, что никто еще из их знакомых от нехватки манной каши не умер. Если у вас отнимет руку, то не будет ли это повод, чтобы обезопаситься от того, чтобы не отняло вторую руку, а то и ноги в худшем случае. Мы ездим вдоль реки и бывали уже в трех селениях, и там тоже никто не умер от болезни. Но больны все, и это еще их постигнет.
Мало кто слушал старого доктора.
- Мы побьем их! - завопил кто-то из толпы, и молодые кулаки уже сжались, чтобы выполнить это, но Линер заслонил собой команду с криком:
- Не надо сейчас драки, пусть забирают свои чертовы пожитки и катятся отсюда прочь!
Команда приехавших стояла не шевелясь, и Линер, повернувшись к ним, крикнул:
- У вас есть ровно час, вы должны собраться и уехать, и не надо нам оставлять ничего своего. Чтоб и духу вашего здесь не было. А мы через час вернемся.
Было воскресенье. Люди расходились по домам, крича и волнуясь.
- Мы уедем, Дик? - спросила женщина с команды.
Но старый доктор только покачал головой. Он чувствовал, что на этом все не окончится.
На площади осталось несколько людей, которые робко присматривались к стендам.
- Поговорите с ними, - сказал Дик и вошел в фургон.
Доктора пошли к этим людям, пытаясь разговорить их, но некоторые сразу шарахались и убегали прочь.
Доктор Стен увидел у столба мальчика. Мальчик прятался, но время от времени выглядывал и с интересом наблюдал за происходящим.
- Как тебя зовут? - спросил Стен.
- Том, - ответил мальчик.
- А почему ты не ушел с взрослыми, что ты ждешь?
- Я хочу конфету, которую дали Инатке.
Доктор не сдержал улыбки.
- Идем, я дам тебе, но ты должен выслушать, что я расскажу.
- Нет, я не буду выходить, вы мне принесите сюда конфету, а потом я вас здесь послушаю.
Людей на площади было очень мало, те, кто остались, быстро разбежались. Каждый трепетал при мысли, что его увидят на площади рядом с отверженными пришельцами.
Стен вернулся с кучкой конфет и вручил мальчику.
- Теперь ты обязан послушать меня.
Мальчик сжал в ладошках сладости, и уже через мгновение бежал по запыленной улице прочь, весело попрыгивая.
Когда Стен вернулся в фургон, там собрались все доктора.
- Вынуждена сказать, Дик, что мы провалились, нас здесь ненавидят, и боюсь, убьют, - сказала женщина. - Кажется, нам надо уезжать прочь отсюда.
- Не спеши, Марта, - ответил Дик, закуривая - эти люди боятся и ищут помощи. Они думают, что способны обрести поддержку, если держатся вместе и делают что-то только вместе. У нас два длинных дня чтобы либо сломать, либо навеки утвердить у них этот стереотип.
- Нам неважно, какие у них будут стереотипы, - заметил Стен, - мы - рабочие, у нас тоже есть расписание, от нас не требуется переколоть всех живущих в этом селении. Нам надо выполнить свою работу. Нам сразу говорили, что никому насильно ничего делать не надо. Эта процедура - добровольная. Если они НЕ хотят жить - это их проблемы. Мы им предложили, и если они отринули наше предложение, мы уедем, следуя своему расписанию далее. Во всяком случае, мы не будем виноваты.
И все кивали, сидя полукругом перед Диком, потому что каждый осознавал, что по правде-то Стен неправ, но в то же время по другой правде он был абсолютно прав, а именно эта другая правда и была сейчас оптимально удобной для них.
Только перед ними сидел человек, у которого не было второй, третьей и десятой правды. Он был слишком мудр, чтобы манипулировать истинами, осознавая, что такого в действительности и быть-то не может.
- Нет, Стен, если ты забыл, - сказал он, - наше расписание требует от нас, чтобы мы два дня провели в этой деревне. А я, если честно... - Дик помолчал, и, насупившись, выдавил: - Я буду ощущать, что это они по моей вине погибли, когда один за другим их скосит болезнь, потому что только у меня было лекарство, и только я мог дать им спасение. Но я не дал. Я знаю, ребята, что невольно я втягиваю в это дело и вас, потому что вы не можете бросить все и уехать отсюда. Но сейчас я ваш начальник.
И все кивнули опять, потому что так они хорошо знали, что та, вторая правда сейчас оказалась потоптанной, но совесть при этом остается чистой. И еще потому, что прыгать в котел с кипятком решили не они сами, а им приказали. Так легче, хоть и абсурдно это, потому что если что станется, виноваты в этом будут не они.
Когда Стен опять вышел на улицу, он вдруг заметил Тома у того же столба с конфетой за щекой. Мальчик попятился, когда Стен подошел к нему, но не убежал.
- И что теперь? - спросил Стен.
- Я пришел послушать вас, как мы договаривались.
Доктор улыбнулся и повел мальчика к стендам.
- Видишь, это ваша вода из реки, та, которую вы пьете. Смотри, а это - существа, которые оказались в вашей воде. Они не были там постоянно, они появились совсем недавно, но их миссия - убивать человека. Видишь, здесь показано, как этот вирус размножается внутри организма, захватывая все новые и новые территории. А это - то лекарство, которое мы привезли, вот так оно убивает этот вирус. Таким образом, человек после укола остается таким же, как и был, но здоровым, без болезни.
- Я это уже слышал, - сказал мальчик, - расскажите мне еще что-то.
Стен удивленно опустил взгляд на мальчика и увидел живые бодрые глаза, готовые впитывать любую информацию.
- Это и было то, что я хотел тебе поведать про эту болезнь.
- Но я уже слышал это, зачем вы дали мне конфету, если повторили то, что я и так уже знаю?
И спорить с этой детской логикой было невозможно.
- Хорошо, идем, я покажу тебе нечто большее.
Они подошли к навесу, где были разложены все принадлежности для ввода вакцины пациентам.
- Посмотри на этот шприц. В нем как раз и заключается эта сила, которая была нарисована на стенде. У этой бурой жидкости есть и другие качества, о которых ты еще не знаешь. После приема лекарства стает очень хорошо, и это - одно из подтверждений того, что теперь ты будешь свободен от вируса. Потом от тебя будет требоваться самое малое - не пить воду из той самой реки, из которой все селение пило до сих пор. Тебе и твоим родным надо вырыть собственный колодец, мы оставим тестеры, с помощью которых вы сможете проверить, заражена ли эта вода, и если она будет чиста - пейте ее, и нависшая смерть минует тебя и твоих родных.
- Это очень красиво, - сказал мальчик. - Я кое-что не понял.
- Да и не надо во всем разбираться, рецепт исключительно легок. Надо просто принять лекарство.
И, помолчав, добавил:
- Ты хочешь этого?
- Папа сказал, что вы обманываете людей и что вы попытаетесь затащить и меня в Ризон.
- Куда? - переспросил Стен. - Что это такое?
- Это одно страшное место. И я не хочу быть там. Идите сами туда, не трогайте меня, злодеи! Злодеи! Злодеи!
Мальчик отскочил назад и начал прыгать вокруг доктора, вопя одно и то же слово во все горло. Когда открылась дверь фургона, и на улицу вышел Дик, Том сразу же отбежал еще на несколько шагов, и, покричав немного, вскоре скрылся за углом улицы.
- Знаешь, Дик, мне кажется, мы зря теряем время, эти люди полны предрассудков, чего хорошего, они нам еще что-то сделают. Я все же считаю, нам нужно уезжать.
Стен обошел Дика, похлопал его по плечу, и, прошептав на ухо: "Подумай", вернулся в фургон.
Стрелка на часах оттикала час, но площадь пустовала. Улицы словно вымерли, никто не вытыкал носа из дому. Даже Линер не появился, хотя именно его визита в первую очередь ожидали доктора.
Шло время, солнце выбилось в зенит, началась полуденная жара. По-прежнему пустовали улицы, хотя обычно в такое время часто можно было раньше увидеть детей, бегущих с кувшинами к реке за водой. Теперь родители не посылали малышей напиться. Возможно оттого, что боялись, как бы дети не остановились на площади, а может, потому что не хотели пить.
Жара стояла невыносимая, доктора забились в фургон, включили кондиционер, и боялись нос выткнуть наружу. Под навесом лежали нетронутыми лекарства, прямо посреди центральной площади деревни. И хоть бы одна живая душа на улице.
Когда, разнеженные жарой, доктора немного задремали, внезапно отворилась дверь в фургон, и на пороге возникла маленькая фигурка.
Сонные люди, схватившись на ноги, увидели, что день клонится к исходу, жара уже спала, а на пороге стоит та самая Инатка, и больше никого на всей площади нет.
- Что тебе, девочка? - спросил Дик.
- Папа целый день мечется по дому, он зол на маму, на меня, на собаку, но больше всего, мне кажется, он зол на себя. Он грустен, и я боюсь, что что-то идет не так. Мне кажется, это из-за того, что никто не пришел через час на площадь, как было условлено, чтобы прогнать вас прочь. Я боюсь. Расскажите мне еще раз все то, что вы говорили уже.
В глазах девочки был настоящий неподдельный страх, она жалась и сутулилась. Дик подошел к ней, обнял ее, усадил к себе на колени, пытаясь успокоить, а Стен склонился над ней и спросил.
- Послушай, но ты уже два раза слышала эту историю, ты же знаешь, о чем мы будем тебе рассказывать.
- Я хочу, - ответила Ирита.
Марта оттянула Стена назад и прошептала ему на ухо:
- Не мешай, пусть Дик сам разберется.
Ласково разгладив волосы девочке, старый доктор начал ей рассказывать еще раз все то же, так тихо, что даже коллеги, сидящие в полуметре от него не могли расслышать отдельных слов. Но девочка слышала все, она по-прежнему дрожала и сутулилась, но страх понемногу начинал исчезать из ее глаз.
- Скажите, все это точно правда? Папа все время кричал, что вы - лгуны.
И Дик тихо кивал головой. Да, это правда.
- Ты хочешь этого?
- Да.
Не спуская Ириту с колен, Дик открыл чемодан и достал шприц, набрал в нее жидкости.
- Дай свою руку. Расслабься. Это будет чуть-чуть больно.
Ладошка нервно дрожала, и вся Ирита была так напряжена, будто готовилась к тому, что ей сейчас напрочь отрежут конечность. Шприц лег на кожу, резко проткнул ее, и через несколько секунд, жидкость постепенно исчезла из емкости.
Напряженная вспотевшая ладошка все еще дрожала, но все тише и тише, затем перестала вовсе. Глаза девочки были закрыты. Все молчали несколько минут, а потом Дик, наклонившись ей к уху, сказал:
- Как ты себя чувствуешь?
Девочка не отвечала. Тогда доктор взял ее за лицо, насильно повернул к себе, и громко повторил вопрос. Глаза Ириты открылись, она посмотрела на доктора, и улыбнулась:
- Я здорова.
- Что?
- Я чувствую, что здорова, я болела недавно ангиной, и когда болезнь ушла, я ощущала то же самое.
Девочка хохотала на руках у Дика, и такое счастье лилось из ее лица, что все в фургоне невольно заулыбались.
- Что же мне теперь делать?
- Ничего, все окончено, иди, живи, как прежде. Только не пей больше той самой воды.
- Но я хочу сделать что-то. Что мне сделать?
Доктора улыбались, пересматривались.
- Тогда иди и расскажи кому-нибудь о том, что ты только что почувствовала.
Девочка мигом соскочила с колен, и уже мгновением позже, что было силы, бежала к себе домой.
- Папа! - закричала она с порога. - Папа! Я знаю кое-что!
- Ты где пропадала?! - крикнул Линер с зала.
- Папа, я была у докторов, они не лгут, я действительно была больна!
- Что?! - Линер бежал через комнаты с настоящим испугом на лице. - Что, что ты сделала?!
- Они дали мне тот укол, и я почувствовала, что была больна, но теперь здорова!
Сильный удар сшиб Ириту с ног.
- Моя дочь, моя кровь, мое родное дитя идет к каким-то приблудам, и там колется их чудовищным зельем! Я для того тебя кормил, для того тебя воспитывал, чтобы ты бросалась за первыми же прохожими, наплевав на слова отца, слова матери, слова ВСЕХ людей!
Мать схватила отца за руки и пыталась оттащить от скорченной девочки на полу у порога.
- Ты что, ты ее искалечишь, отойди!
Через минуту все тяжело дышали, сидя на полу в веранде. Отец - с пустотой, мать с испугом, а дочь - с радостью в глазах.
- Папа, ты не понимаешь, они действительно говорят правду, мы все страшно больны. Эти странные лохматые существа с картинки живут в нас, и их надо убить.
С некоторым оттенком аутизма тихонько бормотал себе под нос Линер:
- Мой дед пил с этой реки, и умер здоровым. Мой отец пил. И умер здоровым. Я пью. И я здоров. Моя семья пьет, вся деревня пьет, и все здоровы. И это ясно, как светлый день. Что непонятного? Приходят совсем чужие люди, порицают нашу воду, порицают наше достояние, колют непонятно чем, и моя родная дочь, моя родная кровь, воспитанная все на все той же воде, одна-единственная идет к этим людям по первому их зову... Ты же первая приняла эту дозу?!
- Да, папа, да, - смеялась девочка, - и я так счастлива!
Через полчаса дверь фургона опять открылась, и на пороге возникла фигура Линера.
- Давайте будем деловыми людьми, - сказал он, - будем говорить напрямую. Вы расскажите все о себе, а я - о себе. Деваться мне уже некуда, никто из селения, только моя родная дочь приняла ваше лекарство. И я боюсь этого по-настоящему. Расскажите, что мне сделать, чтоб ее спасти от тех сетей, которые вы расставили. Что же мне остается еще теперь делать?
Деревня безмолвствовала до самого вечера. И все это время длилась беседа двух опытных пожилых людей: старосты селения Линера и начальника докторов Дика.
Линер рассказал, что селение находится на отшибе потому, что еще его праотцы, пресытившись городской распутной и скованной жизнью, бросили все и приехали в это нетронутое место, где основались. Здесь в нетронутой общине несколько семей создавали вместе свои собственные предания, совершенствовали свои ценности, растили детей. Эти прекрасные леса, эти обширные луга и бурная река стали их поэмой, смыслом их бытия. Они сеяли, обрабатывали, собирали плоды, жили с природой и в природе одновременно. Издали дальше доносились вопли города, но с детства всем местным была привита неприязнь к большому Городу, полному всего отрицательного, что только способен воздвигнуть человеческий разум. Их не прельщал ни прогресс, ни мода, ни достижения науки и техники. К ним не доходили газеты, у них не было ни телевизоров, ни радиоприемников, и это только созидало их бытие, так как весь мир, вместе с этими массовыми средствами приобретения все новых членов своего существа, неизменно катился вниз по наклонной, а здесь, в уединении и общении они могли подниматься ввысь. И это радовало всех поселенцев, и каждый, кто приезжал сюда с надменной улыбкой, убирался прочь, волоча за собой полные тюки презрения. Таким был Город для них - отвратительный и бессмысленный.
А Дик рассказал, что в Городе давно плюнули на это селение, полностью информационно оторванное от мира, никто и не пытается построить какой бы то ни было дороги сюда, и пока территориальных проблем в местности не возникает, селение никто и трогать не собирается. Рассказал, что в селении, находящемся ниже по течению во время ежегодного осмотра людей, был обнаружен вирус. Затем вирус был обнаружен в воде, и организация здравоохранения отрядила команду докторов, чтоб пройти вдоль реки вверх по течению и в каждом месте, где найдутся люди, провести профилактическое лечение. В связи с заброшенностью этого региона, им профинансировали только три месяца, и поэтому у них сверхъестественно плотный график. Что лекарство было разработано очень недавно, и оно имеет очень болезненную реакцию в организме, поэтому к нему подмешивают легкий наркотик, дающий человеку облегчение и ощущение совершенства, что наркотик не вызывает физической зависимости и широко используется в современной медицине.
- И последнее, - подытожил Дик, - мне уже все равно, я ухожу на пенсию после этого дела. Они, - он указал на докторов, сидящих в фургоне, - нет, они молодые, они хотят сделать хорошую карьеру. Мы сейчас отсюда уедем, и никто не примет лекарства. И нам зачтут эту командировку, я уйду на заслуженный покой, а они пойдут дальше по своему пути. Зато через пару лет, когда умрет вся ваша деревня, Линкерсон поднимет архив и увидит, что в командировку по его приказанию ехали семь человек, один на пенсии, а все остальные - вот они. И тогда покатится вся их карьера коту под хвост, они опять начнут с фельдшеров в дальних деревнях и до пенсии будут скитаться невесть где.
- Подожди, - прервал его Линер, - ты сказал, Линкерсон направил вас сюда?
- Да, - ответил Дик.
- Тогда все, разговор окончен, я не хочу видеть ваши палатки на площади, когда проснусь завтра и выйду во двор. И я думаю, никто в селении не хочет. Убирайтесь.
- Подожди, постой, причем здесь Линкерсон?! - кричал вслед удаляющемуся Линеру Дик, но тот даже и не обернулся, быстрым шагом идя к своему дому.
Все доктора сконфужено молчали. Даже столь обстоятельный разговор так ничего и не дал, отношения между местными и прибывшими только накалялись все больше и больше.
- Нам настоятельно надо пересмотреть вопрос о том, чтобы уехать отсюда сегодня же ночью, - заметил Стив, и несколько докторов кивнули.
Селение дальше безмолвствовало, зажигая время от времени кое-где огни. Вскоре вечерний мрак сгустился над площадью, и возле фургона заполыхал огонь, вокруг которого суетились темные фигуры.
Уже меньше чем через час о землю барабанил сильнейший дождь, вмиг потушив огонь. Все спрятались в фургоне. Ничего не было видно сквозь налегшую тьму, только молнии время от времени располосовывали небо на куски. Предстояла мрачная и тяжелая ночь.
- Видишь, Стив, - заметил Дик, - даже при желании тебе не удастся сейчас покинуть эту местность. Хочешь ты того или нет, но мы дождемся завтра, а послезавтра согласно расписанию двинемся дальше. Я дам этим людям еще один шанс обрести жизнь.
На утро дождь прекратился. Воды налилось столько, что все улицы укрылись толстым слоем грязи. Когда взошло и выбилось вверх солнце, улицы начали наполняться народом. Длинные цепочки тянулись от самых отдаленных углов селения к центру. А на площади формировалась огромная безмолвная толпа. Все стояли посреди широких мутных луж и молчали. И у всех были красные невыспаные глаза, подпухшие веки и безумие.
Спустя некоторое время из фургона выглянул Стив и вмиг скрылся.
- Вставайте, вставайте, лежебоки, весь народ собрался! - дергал он спящих коллег, бегая по всем углам. - Настал наш час, говорил же, что надо уезжать!
Один за другим вышли доктора на улицу и остановились перед немой стеной народа.
Так они стояли несколько минут.
Затем из толпы вышел Линер и сказал:
- Я дал вам шанс уехать самим. Вы отказались.
И стало понятно, что хотя вчера не было ни видно ни слышно, чтобы кто-нибудь ходил по улицам и разговаривал, но тем не менее непонятным образом все знают каждое слово с ихнего вчерашнего разговора со старостой. И все знают, что прислал докторов сюда Линкерсон.
В толпе послышались отдельные бессвязные реплики, гул все нарастал, волны пробегали по рядах.
- Мы хорошо знаем, кто такой Линкерсон и почему вы приехали сюда. Мы слышали об этом. Нас не надо пичкать уверениями о какой-то болезни, не надо пытаться обмануть нас и наших детей. Я горько сожалею о том, что не узнал этого с самого начала, я расплачиваюсь за это, моя родная дочь попала в эти ловкие сети.
- Правильно, верно, Линер! - послышалось из толпы. - Покажи нам Инату, где она?!
- Она дома, у нее нездоровое состояние, - с горечью в голосе обернулся Линер к толпе, - и я прекрасно знаю, что виноват в этом этот гнусный человек, который прислал сюда этих своих немых и слепых исполнителей, не видящих, что они отравляют наших детей! Они бесчеловечно игнорируют то, что в живом виде вкалывают нашим детям настоящий наркотик, от которого гибнет весь Город! Они решили распространить эту заразу на нас, они отравляют наши пастбища, уничижают наши воды, под видом простодушия и помощи они - и как коварно! - уничтожают нас! Я хорошо помню Линкерсона, помню его отца, деда и весь их род! Когда наши прародители пришли сюда, то не счастье погнало их в пургу на заснеженные склоны! Отнюдь! Но зверская система, дикие преследования, попытки убрать с лица земли. Ежедневные репрессии, повышение податей, ежедневные персональные штрафы - вот что обрекало хорошо живущих работящих людей бросить обжитые дома и в темную ночь убегать куда глаза глядят прочь от Города! И это те самые Линкерсоны заставили их сделать это, те самые Линкерсоны присылали сорок лет назад сюда машины, пытались построить здесь огромную фабрику, чтобы окончательно истоптать нетронутую девственность этой чудной природы, чтобы слить свои грязи в эти прозрачные реки, чтобы истоптать и залить асфальтом эти луга! Это те же Линкерсоны постоянно посылают сюда людей, чтобы разведать, что и как тут, для того чтобы в любой удобный для них момент захватить наши земли под свои ненасытные руки!
И старые люди в толпе кивали головой:
- Да, да, было такое.
- И это еще не все! Погибая сами, они не могут удержаться, чтоб не утащить еще и нас за собой, падая в пропасть, они прилагают все силы, чтобы и мы, даже отделившись от них, все равно упали в туда же! Достаточно! Наши отцы бежали сюда и грудью защищали это НАШЕ место, и теперь мы не отдадим его варварам! Хватит басен и недомолвок, мы поняли, что и как здесь!
Затем Линер повернулся к докторам и размеренным голосом промолвил:
- Даже в ваших злодеяниях у вас было время, чтобы уйти, потому что вы - всего лишь шурупы этой огромной машин, но вам мало. Люди, судите сами, что нам делать с ними!
И вердикт повис в воздухе многогласным воплем:
- Избить!
Но волна взлетела у берега, разбрызгала капли во все стороны, и вдруг сникла. И тишина залегла над площадью, а все глаза устремились на докторов и их начальника. Дик был тих и спокоен, словно не о нем только что шла речь. И столько было в его взоре того равновесия, к которому бежали из Города эти люди, что вдруг чувство пронизало толпу острием, что Город - это они сами, а не этот седой человек.
И тогда улеглась тишь.
А через несколько минут от толпы отделилась женщина и громко крикнула:
- А я им верю! Они говорят правду! Мы смертельно больны.
Она пробежала через площадь и упала на колени прямо в грязь около докторов.
Дик дальше молчал, и молчала толпа, ничуть не возмущаясь тому, что только что произошло.
- Послушай, Линер, а что же с Инатой? - раздалось из народа. - Почему ты ее не привел, ведь еще вчера она бегала здоровая и веселая, неужели же ей так худо сделалось за одну ночь?
- Да, Линер, что с ней, покажи ее!
К женщине подошла Марта, схватила ее под руки.
- Вставайте, к чему это? Зачем перед нами падать на колени?
Но женщина упрямилась, отбивалась.
- Не мешайте мне! - шептала она. - Я знаю, что делаю.
- Покажи, Линер, дочь, пусть мы увидим, какое лекарство они привезли!
Медленно повернулся пастух к своей пастве.
- О, дети-предатели, о изуверы, не ценящие своих преданий, забывающие о словах отцов! О шакалы, плодящиеся среди львов! Вы топчете все то, что было дорого и прекрасно столетия, вы идете на поводу у этих людей, не зная ничего у них! Вот я! Вы знаете меня, вы слышали меня с самого моего детства, вы видели меня каждый день десятки лет. Почему же вы не слушаете меня сейчас, не смотрите на меня, а устремляетесь на то, что дают вам совершенно чужие люди, которых вы никогда не видели, которые сыграли перед вами эту роль, и которым вы киваете. Вы - никто им, не родня, не близкие, никто, но по единому их зову вы уже готовы принимать Городскую отраву, это зелье, губящее целые поколения!
Но толпа не молчала.
- Это так, Линер, но ты покажи нам, что ты прячешь у себя!
- Да, ты вчера был здесь, ты говорил с ними, а нам нельзя!
- Нет, покажи нам Инату, тогда послушаем!
- Трудно быть пророком на родине, - тихо молвил Дик, и только доктора и Линер расслышали это.
Староста резко повернулся и уставился свирепеющим взором на старого доктора, но тот только тихонько улыбался в роскошные усы.
- Нет, вы заплатите за это! - возопил Линер, потрясая кулаками в направлении пришельцев.
Из толпы начали выделяться люди.
- Нас обманывали все это время! Нас предавали каждый день, истязали вдали от людей, нам вбивали непрописные заведомо ложные истины, теперь нас хотят убить!
- Замолчите, глупцы и невежды, вам ли в ваши годы знать что почем? Вы первыми броситесь ниц перед чужаками!
- О, да, Иоанна верно сделала!
Несколько парней и девушек, также взрослые люди перебежали через площадь и стали возле докторов.
- Да, Иоанна, ты права, наше место здесь!
- Лицедеи, предатели, изверги. Вам плевать на родительское слово, сейчас же вернитесь оттуда, стойте здесь, не смейте переступать черту!
Обе линии людей начали сходиться, у всех пылали глаза, все задыхались от воплей.
- Линер, Линер пусть покажет вам Инату! Поймете тогда, как далеко завели бы вас традиции! Все старое хорошо пока полезно, но хватит этих традиций, живите как надобно!
Вот-вот готова была разразиться драка, когда между стенами народа вдруг вскочил Дик и, подняв руки, закричал:
- Хватит! Послушайте меня!
Толпы шумно сопели, готовились к бою.
- Хватит! Мы пришли сюда, чтобы спасти вашу жизнь от смертельной болезни, а вы готовы отнять ее друг у друга без всяких недугов! Одумайтесь! Зачем эта драка, кому что она даст? Вы все хотите окончательно разрушить все то, что созидалось веками вашими и нашими отцами? Хватит! Уберите кулаки и остудите свой пыл! Мы везли сюда жизнь, мы даем вам шанс не только жить, но жить счастливо. Я убежден, что Ината не может быть сейчас больной, но если это так, покажите мне ее, и я засвидетельствую, что причиной недуга не является наш укол. Более того, я вылечу ее, ведь сколь быстро настигают болезни человека, столь быстро можно их и прогнать. Не надо кровопролития! Это не решит ничего, пусть все, кто мыслит здраво, примет наше лекарство, и мы всех приглашаем, но мы не обязуем к этому НИКОГО!
Кто-то подергал Дика за полу плаща, и он опустил взор. Рядом стоял мальчик, которого он видел вчера со Стивом. Глаза у мальчика были большие, голубые и бездонные. Оттуда, снизу он смотрел на старика и тихонько сказал:
- Я вам тоже верю.
И толпа рассеялась.
Безмолвный Линер, едва сдерживаясь, смотрел за тем, как часть людей разбегается по домам, а часть бежит к месту, где приникла с земле Иоанна и пристает к образовавшейся там кучке людей.
- Будьте прокляты, совратители! - крикнул Линер, и быстро зашагал прочь от площади.
- Счастлив ты, что столь ценишь свой народ, что не проклял его! - крикнул вдогонку ему Дик, затем поднял Тома на руки и понес к фургону.
- Ну, господа коллеги, что ж вы не шевелитесь? - весело крикнул он докторам. - Видите, сколько пациентов?
Все засуетились, раскрылись чемоданы, люди были выстроены в очереди, все приготовились к проведению процедуры.
- Я, я хочу быть первой, - пробилась вперед Иоанна, и ее пропустили:
- Да, пусть идет, она заслужила. Пропустите Иоанну!
Женщина сидела в стульчике и вся дрожала от нетерпения.
- Будет немного больно, - сказала Марта, готовя шприц. - Не волнуйтесь, пожалуйста.
- Что вы, я вам целиком верю, целиком.
Она быстро выложила длань перед Мартой и закрыла в ожидании глаза. Пережали руку, вошла игла под кожу, потом всосалось внутрь бурое вещество.
Иоанна не шевелится. Вся очередь начинает волноваться, начинают перешептываться, слышны отдельные возгласы:
- Что с ней, покажите, что с ней!
Под соседним навесом мужчина отдернул свою руку из-под иглы.
- Стойте, что вы с ней сделали?
Глаза Иоанны медленно открываются, и все лицо начинает сиять улыбкой. Тихо, едва слышно она говорит:
- О, как я счастлива. Мне хочется вас расцеловать. Я здорова!
Вся толпа качается назад, а потом быстро-быстро вперед. И так продолжается несколько часов, один за другим жители селения подходят к навесам, получают в вену свою дозу лекарства, и счастливо отходят. Но не уходят совсем, как первой не ушла Иоанна. Они становятся рядом друг с другом гомонливой кучкой, смеются, изредка обнимаются, поют.
Быстро катится день. От усталости доктора уже едва шевелятся, и, наконец, завершается последняя процедура. Все поднимаются на онемелые ноги и подходят к толпе счастливого народа.
- Как самочувствие, господа?
И в ответ - целый рой нестройных голосов. Но отовсюду счастье.
- Я уверен, - говорит Дик, - что именно такой и является болезнь Инатки. Она необычно счастлива. И я бы от всей души желал, чтобы и Линер почувствовал это счастье свободы от смерти. Ведь вы теперь в безопасности, а вашему старосте осталось жить от силы три года.
- Учитель! - падает перед Диком на колени Иоанна. - Скажи, что нам дальше делать?