Иван Иваныч любил пить чай. Уж очень ему это дело нравилось! Бывало, сядет у окошечка в своей сторожке и потягивает чай с блюдечка в прикуску с сахарком. На солнышко жмурится. А нету солнышка, так галок пересчитывает, иль на речку глазеет. Сторожка была ему как дом родной. Работал он там, сторожем в санатории. К слову сказать, ответственная была работа! Коли идет кто незнакомый, так Иван Иваныч сразу форточку раскроет, да как гаркнет зычным голосом: "Фамелия!". Если пугается человек и фамилии своей не называет - значит, чужой; а ежели пропуск показывает, то, стало быть, свой, санаторский. В этом и заключалась вся тонкость его работы. Крутился он как белка в колесе: то с начальством здоровается, то пьяного какого гонит от греха подальше, то порядок в сторожке наводит. По душе ему была такая важная работа. Так и сегодня, сидел он у окошка и попивал чаёк с конфеткой - работал, то бишь.
Подступы к санаторию были пустынны. Никто не шёл и не ехал. Время послеобеденное. Обычно, в эти часы все отдыхающие сидели в нумерах, ожидая пока улягутся в желудке санаторные яства. Но бдительный Иван Иваныч знал, что именно в это время вражеские лазутчики-шпиёны проникают на закрытые объекты. Поэтому он проявлял, невиданную доселе, бдительность, и даже чай пил через раз!
А денёк прекрасный был: солнечный, тёплый. Небо синее-пресинее, и облачка на нём маленькие и пушистые, как кусочки ваты. Казалось, что, проплывая, они задевают за верхушки сосен, тихонько покачивая их. И такая погода стояла уже с неделю. С крыш беспрерывно капало; галки орали, одурев от запаха весны; а на оттаявших санаторских клумбах начали пробиваться ростки тюльпанов и крокусов.
- Вот тебе и февраль! - пробурчал Иван Иваныч, пытаясь вспомнить на своём веку хотя бы одну такую зиму. Но вспомнить не получалось. И Иван Иваныч с досадой помусолил седой ус, который уже минут десять пускал круги в блюдце с чаем.
- Вот тебе и февраль! - повторил он, и шумно отхлебнул.
На шкафу мяукнул кот. Кот был рыже-белый и невероятно пушистый. По счастливой случайности, его тоже звали Иваном. Однако, фамилия у него была другая, нежели у сторожа. Кот ел исключительно лосося из консервной банки и пил только сливки, что сильно сказывалось на бюджете сторожки.
- Экий ты негодяй! - частенько бранил Иван Иваныч тёзку. - Никакого от тебя толку! Мышей не ловишь, а только жрёшь всё время да волосья свои по всей округе расшвыриваешь!
В ответ на эти замечания, кот презрительно молчал, а через некоторое время начинал просить пищу. Вот и сейчас, в грубой форме, он требовал подать ему сливок.
Иван Иваныч кряхтя поднялся с табуретки, и полез в старенький, дребезжащий холодильник. Покопошившись, для порядка, в нутре холодильника, он вытащил сливки, налил их в блюдце и разбавил тёплой водой:
- На, жри, оглоед! Чтоб тебя разорвало!
Кот мяукнул, очевидно, желая Иван Иванычу того же, и принялся остервенело поглощать свой полдник. Но тут произошло нечто неожиданное...
В окно сторожки постучали. Иван Иваныч обернулся и увидел, сидящую на карнизе, собаку.
- Иваныч! - хрипло спросила она. - Сахарку не найдется?
Сторож ошалело уставился на собаку. Он хотел, было, перекреститься, но постеснялся, и только беспомощно моргнул. Собака зевнула от нетерпения, и выразительно покрутила лапой у виска:
- Ивааааныыыыч! С тобой всё в порядке?
Сторож такой наглости никак не ожидал, и с минуту стоял в замешательстве. Так и не найдя что ответить, он, тыкая пальцем вперёд, промычал:
- Фамелия!!!
- Да-с. Тяжёлый случай. - констатировала собака. - Слышь, Иваныч, кончай дурачиться! Бери сахар, и пошли молочка попьём.
- А сахар-то тебе зачем? - наконец, пришел в себя Иван Иваныч.
- Да понимаешь, молоко у меня нолито уже как недели две... Прокисло... Вот, я и решила сахарку туда добавить.
- А сторожку на кого мне оставить прикажешь? - недовольно спросил Иван Иваныч.
- Да вот, хотя бы на него... - кивнула на кота собака.
Кот недовольно поморщился. А сторожу вдруг так захотелось кислого молочка, что он решил: "Да ладно! Ничего! Постоит без меня сторожка!", и вслух промолвил:
- Ну, хорошо. Уговорила. Но только ненадолго!
- Ладно-ладно. Выходи. Я тебя возле двери жду. - сказала собака, спрыгивая с карниза.
Иван Иваныч надел тулуп и вышел на крыльцо. Собака была уже там:
- Ну? Пошли чтоль? - вильнула она хвостом.
- Пошли... - лицо Иван Иваныча вдруг сделалось строгим. - А зовут-то тебя как?
- Собака. Просто Собака.
- Это я понимаю. А имя у тебя есть?
- Вот это и есть. Имя. Со-ба-ка! А что, плохо?
- Да нет. Главное простенько и со вкусом.
Собака чихнула:
- Я тоже так думаю. Имечко отличное! Никто не спутает!
И они пошли по лесной санаторской просеке. Солнышко пускало лучики сквозь сосновые ветки. Пахло талым снегом и ёлками. Тут только Иван Иваныч заметил, что идёт на четвереньках:
- Ой! Чего это я? - вслух удивился сторож.
- А что? Неудобно? - участливо спросила Собака.
- Да вообще-то, удобно. Даже хорошо... в целях безопасности.
- Это как? - заинтересовалась Собака.
- По льду хорошо бегать. Не поскользнёшься. А в моём возрасте падать нельзя. Обязательно что-нибудь сломаю. - ответил сторож.
- Эт точно! - поддакнула Собака. - И чего ж ты раньше об этом не додумался?
- Не знаю... А ведь, как хорошо!
Сторож был горд своею выдумкой. Теперь не надо было обходить скользкие места, да и для развития мускулатуры полезно.
Собака остановилась:
- Воздух-то какой сегодня! - восхитилась она.
Иван Иваныч принюхался. Воздух на самом деле был дурманящий. В лесу было тихо. Только синицы где-то вдалеке спорили о том, кто первый нашёл семечку. Иван Иваныч почесал ногой за ухом:
- Эхх! Красотишша!
- Вот-вот! - тявкнула Собака. - А ты сидишь, как сыч, целый день в своей дурацкой сторожке! Света белого не видишь!
- Положение обязывает... - вздохнул сторож.
- Положение! - передразнила Собака. - Какое еще положение? Положение мы сами себе выдумываем. Вот, к примеру, взять меня! Меня же ничего не обязывает! Вообще, не понимаю: ну как можно круглые сутки сидеть в душном помещении; тем более, когда рядом кот?! - Собаку аж передёрнуло от отвращения.
- А что кот, не человек чтоль? - возмутился Иван Иваныч. - он тоже жрать хочет!
- Жрать-то он хочет! Кто ж этого не хочет?! А вот мышей не ловит! - парировала Собака.
- Ловит! - крикнул в запале сторож. - Он одну поймал как-то!
Теперь возмутилась Собака:
- Одну?! За пять лет?! Это же издевательство! Кстати, знавала я эту мышь. Она, с рождения, на плоскостопие жаловалась, а в день смерти её радикулит прихватил!
Иван Иваныч смущённо замолчал, признавая свою неправоту.
- А разжирел-то он как! - не унималась Собака. - За три дня не объедешь! Вот матушка его, покойница, всегда подтянута была! Чувствовалась дворовая выправка. Объедками не брезговала, мышей ловила, скромна была. Коллеги её очень уважали!
- Ну хватит, хватит, - взмолился сторож. - Убедила ты меня! Я и сам, признаться, так думаю. Просто защищал его из чувства солидарности.
- А меня кто защитит? - опять заспорила Собака. - А белок всяких, птичек, жучков, червячков? Они тоже в защите нуждаются. Ты о них подумал?
О них Иван Иваныч не подумал, и потому пристыжено молчал, делая вид, что выкусывает блоху из подмышки.
- Ну, где ж твоё молоко? - вспомнил он вдруг.
- Да тут. Недалеко осталось. Скоро придём.
Вдруг из леса неожиданно послышались вопли.
- Убивец! Убивец! - орал кто-то во всю глотку.
- Это еще что? - насторожился Иван Иваныч.
- Понятия не имею. - ответила Собака. - Побежали, узнаем!
- Да-да, побежали. - подхватил сторож. - Обязательно надо разобраться! А то, кто ж я после этого: сторож или где?
И они поскакали в чащу сквозь кусты и мокрые сугробы. Иван Иваныч никак не поспевал за Собакой, но она этого не замечала - происшествие притягивало всё её внимание. Наконец, они выскочили на поляну. На ней уже собралась толпа зевак. Тут были и птицы всякие и звери, и даже муравьи. Иван Иваныч, как заправский городовой, принялся за выяснение обстоятельств:
- Тааак! Ну-ка, разойдись! Панику не создавать! К месту происшествия подходим по одному, в порядке старшинства! Инвалиды и пенсионеры обслуживаются вне очереди!
Пока Иван Иваныч наводил порядок в фауне, Собака отыскала потерпевшего: на краю поляны лежала оторванная еловая шишка, а рядом на ветке сидела галка и продолжала кричать:
- Убивец! Убивец!
- Что случилось? - спросила у неё Собака.
- Он её... того... Убивец! Убивец! - не унималась галка.
- Молчаааать! - подключился Иван Иваныч. - Фамелия! - гаркнул он по привычке.
- Галка! - браво отрапортовала галка, отдавая честь крылом.
"Что-то у всех сегодня имена какие-то заковыристые!" - посетовал про себя сторож, и выпалил:
- Так! А теперь чётко, доходчиво и кратко изложите обстановку, товарищ Галка.
- Докладываю, Ваше Высокородие! - Галка вытянулась по струнке. - За прошедший день зафиксировано семь нарушений общественного порядка. Из них, три раза лисицы отбирали у ворон сыр; один раз волки и овцы драку затеяли; в двух случаях изымались наркотические вещества.
- А эт как? - удивился Иван Иваныч.
- Да очень просто, Ваше Высокородие. Два раза у котов валерьянку отбирали.
- Понятно. А здесь что случилось?
- Докладываю. Белка затеяла ремонт у себя в дупле на старой ёлке. Наняла дятла. А он, стервец, так нынче долбил, что ёлка ходуном ходила! Вот шишка и не удержалась, упала. - Галка перевела дух.
- А убивец кто? - спросил сторож.
- Известно кто! Дятел! - встряла в разговор белка. - Он же долбил, а не я!
- Голубушка, но заказчица-то ты! Ты же его наняла! - возразила ей Галка.
- Так я же его наняла ремонт делать, а не шишками швыряться! - завопила белка. - А ты что молчишь, ирод окаянный? - повернулась она к дятлу.
Дятел смущённо поправил очки на резинке:
- Ну не со зла я, матушка, не со зла. Хотел побыстрее ремонт тебе сделать. К празднику поспеть. Ну... вот и расстарался...
- Расстарался! - передразнила белка. - Поспешишь - белок насмешишь! Это тебе урок хороший! Вот вернётся весной твой папаша из командировки, всё ему про тебя расскажу! Всё, как на духу!
- Посмотрим-посмотрим! - не унималась белка. - Вот, как начальство решит, так и будет! А сама я на это пойтить не могу! Воспитание не позволяет! - отрезала она.
- Ну, хорош! Расшумелися! - встрял в перепалку Иван Иваныч. - Голова от вас болит!
- Наверное, она умерла от разрыва сердца. - решил сторож.
- Ишь ты, какой прыткий! - фыркнула Собака. - А прошлой зимой, когда тебя поленицей завалило, ты тоже умер чтоль?
- Нет... - опешил Иван Иваныч.
- Вот то-то и оно, что "Нет"... А ведь, лежал, прости господи, минут пятнадцать как мумия!
- Так боооольно же! - протянул сторож.
- С этого и надо было начинать! К каждому делу свой подход должон быть! - подытожила Собака и подняла заднюю лапу.
- Ай! - раздалось из-под Собаки. Это запищала шишка. - Что здесь происходит? Почему я тут, а не на ёлке?
- Да потому что, кумушка, дятел безмозглый тебя уронил! - выступила белка. - А ты сама-то ничего не помнишь?
Шишка возмутилась:
- А что мне помнить?! В декабре на ёлке заснула, а проснулась сейчас. Здесь, под кустом. Ну, просто не успеешь глаза сомкнуть - сразу будить начинают! Спасу от вас нет! Я требую, чтобы меня вернули на место!
Белка забеспокоилась:
- Не я тебя оттуда скидывала, не мне тебя и на место возвращать! А виновник всего этого - дятел, чтоб ему пусто было! Пущай он тебя на ёлку обратно и тащит. Вот он... Уже удирать намылился! - белка сердито ткнула дятла лапой. - Давай-давай, родимый. Бери шишечку и тащи её наверх. Шкодить-то вы все мастера, а как дело благое сделать, так, аккурат, никого не дозовёшься!
Толпа зевак-болельщиков одобрительно зашумела. Поняв, что ему не отвертеться, дятел обхватил крылом шишку, поправил очки и полез на ёлку. Иван Иваныч самозабвенно руководил процессом:
- Майна! Вира! - звучно голосил он, скача вокруг ёлки, как лошадь Пржевальского. - Не кантовать! Не стой под стрелой! Не влезай - убьёт!
Когда лозунги кончились, Иван Иваныч с удивлением обнаружил в потаённых уголках своего сознания, невостребованные до сих пор, шутки, прибаутки и объявления:
- Скучен день до вечера, коли делать нечего! - верещал он. - Ждите отстоя пены и требуйте долива! Чем больше пузо, тем дальше от станка!
Собака, слушая весь этот бред, сгорала от стыда, и делала вид, что сторож не с ней. Но к моменту, когда дятел добрался до середины ёлки, прибаутки у Иван Иваныча иссякли. На лицах окружающих выразилось глубокое облегчение. До конца ёлки дятел полз в приятной тишине. Водрузив шишку на место, он слетел на поляну под аплодисменты публики.
Собака крикнула шишке:
- Ну, как? Всё у тебя нормально?
В ответ, с верхушки раздалось умиротворённое посапывание.
- Ну слава богу! Разобрались! - вздохнула Галка.
Толпа начала быстро редеть, и вскоре, рассосалась совсем. Иван Иваныч и Собака остались одни на поляне.
- Ну что, Иваныч? Пойдём что ли? - устало сказала Собака. - А то, не дай бог, еще и молоко у меня сопрут. Ведь, что за народ пошёл! Что за народ! Тащат всё, что плохо лежит. А что хорошо лежит - утащат еще быстрее! Никакого спокойствия!
Иван Иваныч отряхнулся от сосновых иголок:
- Твоя правда! Надобно идтить... - И они пошагали сквозь кусты.
А потом они с аппетитом лакали прокисшее молоко с сахарком и грызли косточки, которые Собака, по случаю, откопала из заначки под березой. И на душе было так радостно и спокойно.
Вечерело. Тёплые сумерки опускались на лес. Иван Иваныч и Собака возвращались к сторожке и глядели на небо. Какое-то необыкновенное было этим вечером небо. Казалось, что это огромный бледно-голубой холст, который неуклюжий художник заляпал розовыми, бардовыми и серыми пятнами. И воздух был как-то особенно свеж и прозрачен. Хотелось налить его в миску, как молоко, и пить, пить, пить... Пить захлебываясь и отфыркиваясь. А потом влезть в эту миску с ногами, и беззаботно барахтаться в вечерней свежести.
- Дааа! - протянул Иван Иваныч. - Всё же, как хорошо в нашем лесу!
- Ага! - кивнула Собака. - Просто замечательно!
- Послушай, - вдруг встрепенулся сторож. - Но ведь, так не бывает...
- Чего не бывает? - уставилась на него Собака.
- Ну не бывает такого, чтоб сторожа на четвереньках ходили, блох выкусывали, а звери и шишки по-человечески говорили!
- А разве бывает так, чтобы в начале февраля весна приходила, и тюльпаны на грядках начинали пробиваться? - язвительно спросила Собака.
- Как видишь, бывает. - ответил сторож. - Хотя, я первый раз в жизни такое вижу.
- Всё в жизни бывает впервые... - загадочно сказала Собака. - Ну вот и пришли. Ладно. Бывай, Иваныч! Побежала я.
- Постой! - крикнул Иван Иваныч, останавливаясь на пороге сторожки. Его сильно мучил какой-то вопрос. - Ответь мне, пожалуйста: сегодня все говорили по-человечески. Только один кот мой не говорил. Почему?
- Так спроси у него сам! - усмехнулась Собака.
- Спроси-спроси! - мяукнули из сторожки.
Сторож вздрогнул. В сторожке на стуле чинно восседал кот Иван, и лениво жмурился.
Иван Иваныч глядел на него с минуту, а потом почесал в затылке:
- Эх! Ничегошеньки не понимаю!
Он обернулся к Собаке. Но Собаки во дворе уже не было...