|
|
||
Пока Роберт и Агнешка петляли среди машин по мокрой стоянке, забыв о своей гонке с грузовиками-убийцами, восемнадцатилетний Камил Жрудланец сидел с тремя приятелями в разбитом "ланoсе"1 своего отца. Курил, глядя, как капли стекаются в ручейки на лобовом стекле, и думал, что ему сказать (отцу, а не "ланосу").
Сидел уже три часа, всё время думая об одном и том же, и всё яснее осознавал, что никакая гениальная идея не спасёт его легкомысленную задницу. В конце концов придётся завести двигатель, выехать из укрытия на заднем дворе Намысловской, доехать до Брудно, поставить машину на стоянку, вернуться в квартиру на шестом этаже, положить документы с ключами на комод и...
- Можно просто оставить ключи, пойти домой, а завтра включить дурочка, - мысль, озвученная на этот раз Норбертом - "Норби" - всё время вертелась внутри машины, как назойливая муха. Никто не ответил.
Цепочка событий, приведшая к аварии "серой стрелы" (так отец Камила разывал свою долбаную тачку) началась в одиннадцать утра, когда Камил ехал по Пулавской в сторону Пясечно, по пустынным и ещё солнечным улицам. Он даже помнил, о чём думал в тот момент. Сначала воображал, будто приносит Михалу конспекты, а его нет дома, и дверь открывает его панна, красавица Сильвия, в кружевном белье и чулках, спрашивает, не смущает ли его, что она не одета. Понятно, что нет, - в мыслях ответил он и продолжил свою фантазию о предательстве друга. Он недоумевал, почему такое происходит только в порнухе, а в обычной жизни половину вечеринки приходится провести за обсуждением братьев Коэнов, чтобы под утро, борясь со сном, чуть-чуть погладить сиську.
И кстати, - задался он вопросом, заезжая в "Ашан" по пути к Пясечно, - если у него такая длинная фамилия, намного длиннее, чем, например, Коэн или Линч, не означает ли это, что успешная карьера ему не светит? Может, пока не поздно, сменить её, скажем, на Жрудло или на что-нибудь более международное - например, Source2. Камил Сос? Но это звучит не очень хорошо, и пока он придумывал что-то получше, он уже успел подъехать к кентам, которые поджидали его на пустой части парковки супермаркета.
Учителя в приливе хорошего настроения называли их четырьмя мушкетёрами, но чаще - четырьмя всадниками Апокалипсиса. В тот день они как никогда заслуживали звание всадников. Они собирались реализовать самую безумную из своих идей. Глупую, безрассудную, безумную, опасную, легкомысленную и ещё раз глупую. Грандиозную. Одну из тех, которые затеваются только в восемнадцать, когда ещё веришь, что ты почти бессмертен.
Вернёмся в прошлое. Несчастливая цепочка событий началась не сегодня утром, она началась в конце сентября, когда отмечали сдачу контрольной по английскому - первый шаг к весеннему экзамену на аттестат - ха-ха! - зрелости. Всё началось с перечисления фильмов, в которых снималась Сандра Буллок. Себа планировал всех собрать на киномарафон, посвящённый этой американской актрисе немецкого происхождения. С фройляйн Буллок - тут они сходились во мнении - всем хотелось с ней переспать, а утром вытащить её из простыней и снова оттрахать, взболтать яйца. Дошли до старого фильма "Скорость", в котором Сандра (с сексапильной чёлкой на лбу) ведёт заминированный автобус, полный пассажиров. Садист-террорист, собирая бомбу, настроил её так, что она взорвётся, если скорость автобуса будет меньше пятидесяти миль в час. Весь фильм - сплошная сумасшедшая езда на серебристом автобусе. Пытались припомнить цвет облегающего топа Сандры, но тут Камил сказал:
- Я это повторю в Варшаве. Проеду по Пулавской от "Ашана" до Silver Screen'a3 на Пясечно, ни разу не сбросив скорость меньше пятидесяти. Спорим?
Поспорили, как же иначе. Меньше чем через три недели все четверо пристегнулись ремнями и отправились в путь, несмотря на то, что погода испортилась.
- Не, покатались неплохо, - пробормотал Себа с заднего сиденья. - Можешь валить всё на меня. У меня в последнее время с предками всё на мази - подкинут мне баблишек на карман, и всё. Я серьёзно, буду считать, что купил билет на аттракцион. Оно того стоило, я бы и больше заплатил.
- Да ну нахуй. - Камил закрыл лицо руками и положил голову на руль. - Это не сработает, чел. Я всегда огребаю по полной - неважно, пьяным я вернусь, стекло разобью или всю машину.
- Эту Вилянувскую я никогда не забуду, - простонал Мацек.
Мацек был штурманом экипажа. Они десятки раз проезжали маршрут, проверяя настройки светофоров и разрабатывая оптимальный план. Камил вёл, Мацек выписывал данные в тетрадь: Пласковицкой, скорость до семидесяти, дальше Мысикрулика, ты должен проехать на жёлтый... сбросить до шестидесяти... на Полечки видишь красный? окей, сбрось до пятидесяти и тянись, как раз попадём на зелёный.
До Валбжиской, по широкой трёхполосной дороге, доехали без проблем, Камилу только несколько раз пришлось опасно лавировать между машинами. Перед Валбжиской их притормозил 505-й автобус, резко перегородивший им дорогу. Там уже было не пролезть, а на светофоре у Валбжиской они планировали проехать в последний момент и на полном газу. Камил сдвинулся в правый ряд, чиркнул зеркалом об автобус и, замедлившись, за малым не ниже пятидесяти, протиснулся, но за двадцать метров до светофора увидел красный. Поднажал. И пролетел перекрёсток под радостный рёв друзей, когда машины ещё только тронулись на светофоре. Езда что надо. Мацек орал: быстрее, сука, быстрее!
Перед ними был один из самых больших перекрёстков Варшавы. Здесь сходились Пулавская и аллея Неподлеглости, пересечённые аллеей Виляновской и трамвайной линией. Со стороны Камила перекрёсток выглядел как буква V, наполовину перечёркнутой горизонтальной чертой. План состоял в том, чтобы в последний момент пройти Валбжискую и заодно Виляновскую. И уже сто метров проскочили. Они бы с этим легко справились, если бы не пешеходный переход посередине, по которому группа гостей с Востока с клетчатыми баулами переходила от трамвая к рынку на Валбжиской. Камиль закричал, засигналил, и испуганные русские разбежались, но всё же пришлось немного притормозить. За двести метров до светофора жёлтый стал красным. За сотню метров они уже видели машины, пересекающие перекрёсток.
Это было хорошее время для того, чтобы спасовать. Спидометр показывал сто десять километров в час. Все притихли. Смотрели на вереницу машин и хотели, чтобы Камил сдался, но но не решались сказать. А Камил сдаваться не решился. Спидометр показывал сто, девяносто, семьдесят, шестьдесят... Осталось не больше тридцати метров.
- Хотите поразвлечься, сынки? - крикнул он. - Поехали! Дави клаксон, Мацек! - заорал он и взялся за то, что придумал секунду назад.
Влетел на тротуар с правой стороны, чтобы не врезаться в машины, проезжающие на зелёный и показать тем, кто слева, что на дороге сумасшедший гонщик. И вместо того, чтобы двигаться прямо, он с визгом шин повернул вправо, заставив "сейченто", шарахнуться к полосе зелени. Теперь он ехал в сторону Вислы, но нужно было как можно скорее развернуться и снова выйти на Пулавскую, иначе всё полетит к чертям собачьим. Когда стрелка показала семьдесят, он повернул руль, дёрнул ручник, и при развороте машины, отпустил тормоз, переключил передачу, втопил газ и вскоре снова выскочил на Пулавскую и помчался к центру города. Спидометр во время поворота показывал пятьдесят пять. Все четверо выли от радости, двигатель "ланоса" ревел, как забитое животное, они преодолели полпути. Дальше было просто. Оставалось только проехать старый трамплин, сразу после того, как загорится зелёный, и держать ровно девяносто пять в час. Они немного запаздывали из-за предыдущих манёвров, но не более чем на несколько секунд - и нагоняли. Они без проблем пролетели следующие три перекрёстка, один раз только проехавшись по трамвайным путям, чтобы обогнать медленно движущиеся машины. А потом "серая стрела" превратилась в "жертву серого хирурга".
Перед кафе "Мозаика" на светофоре собирались машины, и объехать их можно было только по тротуару. Во всяком случае, так планировалось. Накануне Мацек огородил эту часть тротуара лентой, чтобы там никто не ходил. Не помогло. Ленту сорвали, на тротуаре стоял серебристый BMW. Камил обогнул лимузин и, - не имея выбора - въехал в деревья сквера. От первого увернулся, второе оторвало левое зеркало, третье оторвало правое, превратило правый бок "ланоса" в барельеф и сорвало бампер. Когда он выехал на улицу прямо перед 514-м автобусом, задел ещё левым задним крылом ржаво-зелёный столб. Скорость держалась.
До Silver Screen'а, то есть до угла Пулавской и Раковецкой, добрались уже без приключений. Камил выиграл. Теперь три друга собирались поить его пивом в любых количествах, до самых выпускных экзаменов. И кроме того, делать всё, чтобы Ренатка, их неприступная подружка, выплепленная из чистейших сексуальных материалов, бросилась к нему в объятия. Было за что бороться. Так он замышлял когда-то, а теперь уже был близок к тому, чтобы поменять намерения. Но слегка.
- Ладно, не плачьте. Еду на хату и рассказываю почти правдивую историю о том, как меня подрезал автобус, и мне пришлось въехать в деревья, чтобы не помять прохожих, и...
- И сам помялся?
- Да, и сам помялся. Бывайте. Оно того стоило. Даю вам две недели, чтобы подмазать Ренатку. А, и отзвонюсь завтра. Пока.
Приятели вылезли из "ланоса", Камил с тоской посмотрел им вслед. Восемь минут, может, десять, он размышлял, заводя двигатель. Именно столько времени ему потребуется, чтобы добраться до Брудно, поставить машину на стоянку, закрыть ворота, помахать скрюченному дедку-сторожу и подняться на шестой этаж. Допустим, с решёткой в коридоре ещё немного повозится. Ну хорошо, даже пятнадцать или двадцать минут уйдёт, если на воротах стоянки будет висеть замок. Но это всё равно немного, немного. Чего он боится? Он большой мальчик, у него синяк. Подумаешь. Да и вообще, оно того стоило. Правда.
|