Почему мне нравится кофейня "Аматорская"? - задавался вопросом Виктор. Это унылое, душное, пэнээровское¹ место, где всё как в 80-х. Барные стулья, обитые красной искусственной кожей, стеклянный холодильник с вузетками, оксидированный буфет, чёрные столы, на каждом скатерть, покрытая стеклом и искусственная ромашка в белой вазе Społemn. Чем мне нравится этот чёртов музей?

Прежде всего зеркалами. По периметру стен, на высоте столов, с чёрным полированным багетом, убегающим в даль. Ты мог сидеть рядом с ним. Сесть и смотреть в зеркало, тянущееся вдоль стены над столешницей. Простой архитектурный приём, оптически увеличивающий помещение, в "Аматорской" приобретал совсем другое значение. Никто никогда не пил в одиночестве. Даже если ты окажешься единственным посетителем, буфетчица упадёт в обморок за стойкой, а посудомойка засядет в туалете - ты никогда не будешь один. У тебя по другую сторону стола будет приятель, всегда готовый выпить и поговорить. Да, зеркала превратили "Аматорскую" в культовый паб для одиноких психов-неудачников.

Виктор любил приходить сюда и заказывать четыре по пятьдесят. Буфетчица не спрашивала, чего четыре, не смотрела с презрением, не предлагала колы, не задавала вопросов, какой именно водки и не желает ли он джин по акции. Первую он выпил сразу же, у барной стойки, а остальные отнёс к раме, как он называл чёрный багет. И там начал ритуал переселения души из измерения, которое казалось ужасным, в некие серые, знакомые, туманные и приносящие покой края. Он поставил три по пятьдесят на рамку и принялся ждать. Сперва надо выманить монстра.

Выпить всё сразу было бы всё равно, что бросить три гранаты в логово дракона. Он бы хоть и затаился бы на какое-то время, но всё равно вышел бы, взбешённый. Приходилось ждать, пока зверь вылезет из своей норы. Много времени это не заняло.

Сначала Виктор почувствовал, что его руки дрожат, а левая рука начала неметь. Несколько раз он пошевелил плечом - сустав похрустывал, но онемение не проходило. Наоборот, он почувствовал боль выше локтя. Это была не боль перетренированной мышцы или растяжения - она охватила всё плечо, и источник был внутри, в костях, может быть. Внезапно стало больнее, Виктор скрючился, сжимая рукой ноющую руку, в голове прошла тень паники. Сердечный приступ, господи, помилуй, это сердечный приступ. Читал об этом, всегда так начинается. Невыносимый стресс (как сегодня), невозможность снять напряжение (как всегда), сердце качает кровь с таким давлением, которое мозг не может контролировать, перегруженная сердечная мышца начинает отчаянно рассылать SOS в виде боли, охватившей левую сторону тела, особенно левую руку (!!!), а потом сердце сжимается и уже больше не расширяется, - слышал Виктор, как пищали его мысли.

Он выпил свои вторые пятьдесят. Ему не нужно было ждать, пока водка потечёт в желудок, а оттуда в кровь, из крови в мозг и наконец успокоит его. Чтобы чувствовать себя лучше, ему достаточно было знать, что процесс уже начался. Граната полетела в пасть змея. Пришло время для второго раунда.

Руку отпустило. Достаточно, чтобы он ясно помнил сегодняшний разговор. Было ли это для него неожиданностью? Нет. Он же не настолько глуп, чтобы рассчитывать на что-то. Каждое учебное заведение выплёвывает тысячи молодых, сильных людей, без вредных привычек, способных работать сколько угодно за любые деньги. Какое у него преимущество перед ними? Опыт, ум, литературный талант? Кому это интересно. Ни одно из изданий в наше время не требует этого от автора. Достаточно просто не делать орфографических ошибок. Да и для этого есть корректор. Глупые люди пишут глупые статьи для того, чтобы ещё более глупые люди читали их в тупых газетах.

И всё же не отпустило. Наоборот, он с ужасом заметил, что не может оторвать руки от столешницы. Парализовало. Когда он задёргался, рука безвольно упала со стола ему на бедро, ударив с такой силой, что он чуть не вскрикнул. Прижался головой к груди, вцепился в воротник. Он чувствовал, как боль проходит. Сердце бешено билось, он положил руку на ключицу, опустил чуть ниже, схватился за мышцы на левой стороне груди. Тело вздрогнула, и он чуть и свалился со стула. Перестарался на этот раз, перестарался - вместо того, чтобы прямиком пойти к врачу и постараться спастись, он умрёт на полу "Аматорской", не попрощавшись с дочерью до того, как скорая помощь сюда пробьется сюда через вечерние пробки. Почему он так тупо себя повёл? Может, ещё не поздно, и надо звать на помощь! Он уже собирался закричать, но тут в его голове раздался мощный мужской голос. Возьми себя в руки, парень, - сказал он, - ты же знаешь, это обычный приступ. Может, он когда-нибудь и убьёт тебя, но не сейчас. Пей!

Виктор выпил свои третьи пятьдесят и опустил голову на руки. Он задыхался. Он бросил взгляд на своего кореша с другой стороны. Тот выглядел так, будто смотрел на собственную смерть. Виктор дружески ему кивнул.

Он знал, что худшее ещё впереди, но, как всегда, надеялся пропустить последний этап. Он пытался думать о чём-то безмятежном. Вероника? Нет, слишком болезненно. Последние четыре года? Нет, нет и ещё раз нет. О работе, когда он был на вершине? Похоже, у него всё-таки бывали хорошие моменты, он улыбался при упоминании своего имени в газетах, тексты о нравах, судебные дела. Господи, нет! Далеко, как далеко это всё! Это Котичек, голову бы ему оторвать, это он вызвал демонов. Сгнинь, нечистый, а с тобой и воспоминания, которые ты вызвал, чтобы потешиться. Господи, Господи, в последнее время я мало верил, но прошу тебя, помилуй меня сейчас. Видишь, я тайком перекрестился под столом, помню слова молитвы. Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё; да приидет Царствие Твоё и на земле, как на небе, нет, не так, я ошибся, прости Господи, я вспомню, когда вернусь домой, только не убивай меня. Матильда? Да, Матильда, доченька моя, красавица моя, я тебя так давно не видел. Ты была такой маленькой, могла уместиться на коленях, а потом, когда стала большой, я приходил, и ты всегда бежала ко мне, чтоб я тебя поцеловал, помнишь? Ты единственное хорошее, что у меня есть, единственное, с чем мне повезло. Видишь, ты и теперь меня спасаешь, мне уже лучше, я дышу. Точно, я дышу, хотя и через боль, а если бы у меня был инфаркт, я бы дышать не смог, я бы задыхался, это просто лёгкий приступ.

Он выпрямился и вдохнул через нос, глубоко не получилось, совсем не получилось, как будто его лёгкие всё ещё были набиты пылью. Он попытался снова - бестолку. На этот раз это была не тень паники, то чувство, охватившее его. Это была большая, мускулистая, разъевшаяся, яростная паника, самая подлая из всех - она одной рукой зажала ему рот, а другой сжала ему сердце, ломая при этом все рёбра. Он хотел перевести дух, но не мог. Его друг посинел, наблюдая за борьбой.

Он выпил последние пятьдесят. Пронесло. Граната угодила дракону прямо в пасть, и тот с визгом убежал в свою нору. Её нужно было быстро засыпать. Виктор влил в себе два по пол-литра "Крулевского", помахал буфетчице на прощание и побежал к такси, стоящим на Смольной. Теперь осталось только побыстрее вернуться домой, подняться на седьмой этаж, открыть решётку тамбура, пройти мимо старого велосипеда, открыть дверь и за пару часов спокойно расправиться с "Гожкой Жоландковой", ещё осталось полбутылки. До утра всё будет нормально, а там посмотрим. Может быть, опубликует материал у Томека? В конце-то концов.

- Куда едем?

- Брудно. На Кондратовича, к цветочному магазину "Тубероза", напротив больницы.

- Знаю, знаю. По какому маршруту поедем?

- Хуй его знает, вы же таксист. Везите, и всё.