Все наброски, зарисовки не по теме и чёртову, написанную не его рукой, картину Зала, он отложил в сторону и завалил газетами. Положил на пол новую обёрточную бумагу, а сверху - чистый картон. Опустился на колени, прижался лбом к бумаге и закрыл глаза. Сделал несколько глубоких вдохов.

Эмоции, - думал он, - помни, что сила в эмоциях. Не ищи рациональных решений, не пытайся всё собрать, как кубик Рубика, это же не головоломка. У тебя есть картина - окно в истину - а в окне можно увидеть два элемента, создающие единую силу. Или единую слабость. Но надо силу. Должна ли агрессия быть своего рода защитой? Нет, ерунда какая, движущая сила не может быть пассивной. Кроме того, ты не должен комбинировать рационально. Прежде всего агрессия, это так притягательно. Подумай о том, что тебя по-настоящему злит. Чего ты ненавидишь больше всего?

Агнешка.

Нет, чушь, это самое любимое существо на свете, да ещё эти губы...

Она тебя возбуждает, ты это знаешь, ты ничего не можешь придумать, потому что она высасывать из тебя эмоции, превращает тебя в эмоционального евнуха, кастрирует тебя своими мясистыми губами. Из-за неё ты пуст, как дырявый горшок.

Роберт поднял голову и встал. Он выпил воды и начал быстро ходить по дому, чтобы успокоиться. Что-то снова придавило ему грудь. Может быть, в последнее время у них действительно дела пошли не так, наверняка гораздо хуже, чем до того, как они уехали из Олецко, но это ещё не повод, чтобы делать из неё козла отпущения и палача заодно.

Попробуй.

В самом деле, почему бы и нет? Воображение не грех, думать можно о чём угодно - так ему всегда говорила мать. На то у тебя и голова, чтобы обо всём думать. То, что ты воображаешь, как кто-то умирает, не делает тебя убийцей. Он присел перед картоном, быстро нарисовал овал лица Агнешки, волосы, пухлые губы, слегка приоткрытые, вызывающие.

Готовые сосать.

Он потянулся за красками. Нарисовал глаза. Большие, чёрные, без зрачков, две маленькие бочки смолы, зловеще выглядывающие из-под век. И губы. Красные, насыщенно тёмно-красные, как будто бы она с жадностью лакала кровь, краснота разливалась вокруг ее рта и стекала по картону, собираясь в небольшую лужу на коричневой бумаге, уголки губ слегка приподнимались в выражении, лишь отдалённо напоминающем улыбку.

Теперь видно её истинный облик, да?

Нарисовал призрака. Он с отвращением отбросил кисть и посмотрел на портрет чародейки. Плохо, плохо, плохо, не в том направлении, не в том суть, не в этом цель!

Единственное, что важно - это рисовать, так что давай, рисуй!

- Не командуй мне, - рявкнул он голосу в голове и тут услышал щелчок замка. Он энергично смял картонку и швырнул её в угол с мусором.

Она же должна была исчезнуть на час.

- Что случилось? Ты же за покупками уходила.

Агнешка бросила сумку и, не разуваясь, прошла через бумажный ковёр и села на диван.

- Не поверишь. Из этого проклятого дома нельзя выбраться.

- Как так?

- Дверь в подъезд закрыта и не открывается. Я хотела вылезти в окно между первым и вторым этажами, но оно тоже оказалось закрытым. Бред какой-то. Соседи собирались поговорить со смотрителем, чтобы он открыл дверь.

- Вы пытались выбить окно?

- Ну не, успокойся, если можно несколько часов посидеть дома, зачем сразу крушить общественное добро. Одно из окошек уже разбито, но выбраться, через него, к сожалению, не получится.

Теперь будет сидеть на голове, она специально так сделала.

- Значит, за покупками ты сходить не сможешь? - медленно спросил Роберт.

- Гениальное прозрение. С роскошным завтраком не выйдет, но я могу сделать тебе несколько бутербродов.

Она стянула свитер через голову, бросила его в шкаф и отправилась в кухню.

- А не можешь пойти куда-нибудь прогуляться?

Агнешка перестала напевать. Высунула голову из кухни и посмотрела на него, как на телёнка с двумя головами.

- Где мне гулять? Возле мусоропровода или по лестницам, а может на лифте покататься, вверх-вниз? Ты совсем уже?

Она издевается над тобой.

- Ладно, не заводись. Я просто думал, что смогу какое-то время спокойно порисовать, - сказал Роберт и уже на середине речи понял, что зря так высказался. Лицо его жены стало красным,

Да, прямо как ты и нарисовал.

и она двинулась к нему, поджав губы.

- Мил человек, - процедила она, - если ты такой великий художник, если тебе так нужны свобода, время и пространство, я тебе дам хороший совет. Собери яйца в кулак, повкалывай сутками, заработай, арендуй студию и работай там хоть неделями. Заработай, ты понимаешь смысл этого слова? Повторяю тебе по слогам: за-ра-бо-тай. Некоторые мужчины на это способны.

Он вскочил на ноги.

- Лоханулась, да? Дошло, наконец, что я не биржевой воротила? Тебе надо было выйти за сыночка Полковича. Ещё бы пару раз подмахнула бёдрами, когда трахалась с ним после вечеринок, и пошло бы дело. Наплодила бы ему младенчиков в красных шелках и возила бы их на "бэхе".

Она подошла к нему, сжав кулаки, её глаза яростно горели.

- Как ты можешь такое говорить? Как можно быть до такой степени глупым и низким? Как ты смеешь обвинять меня? А ты? Ты разве был главным девственником в Олецко, когда мы встретились? И дожидался свою девственницу? Вот же придурок! Ты прекрасно знаешь, что дело не в деньгах!

- Не в деньгах? А к чему это выступление о зарабатывании денег? Видела же, с кем связываешься. Я был голодранцем, есть голодранец и, наверное, так и останусь голодранцем. И знаешь, что? - крикнул он, поднимая палец вверх и переводя дух, хотя в глубине души знал, что сейчас не лучший момент. - Я буду ещё большим голодранцем, потому что вчера меня вытурили с работы.

- Как это? Как это вытурили? - Ярость мгновенно покинула её. Она прислонилась к дверному косяку, широко раскрыв глаза.

- Как? Взяли и вытурили. Сказали, что я мог бы работать эффективней. Серьёзный разговор, пан Роберт, садитесь, - он ещё сильнее распалился при воспоминании об этом унижении. - Пожалуйста, поймите, отношение к клиентам отражает компанию, грубить нельзя, бла-бла, бла-бла, исправьтесь, пожалуйста...

- Подожди, это же ещё не увольнение.

- Ты права, меня вытурили тремя секундами позже.

- Почему? Что ты сказал?

- Я спросил, можно ли с помощью этих карманных дрелей, продажа которых требует такой учтивости, найти мужскую точку G. Потому что если да, засуньте себе их в жопу до самого патрона, найдите свою точку и кайфуйте, - я старался всё время любезно улыбаться и испытал величайшее удовольствие в моей торговой жизни.

Последние слова он выкрикивал с перекошенным лицом, размахивая руками, но глазах у него выступили слёзы. Как он только умудрился выкинуть такое,

Ты достоин большего.

до такой степени невообразимо глупое, настолько детское и вдобавок не имеющее смысла. Агнешка опёрлась спиной об книжную полку, обхватила себя руками и смиренно склонила голову. Волосы закрыли её лицо.

- Господи, боже мой, - тихо сказала она, - как же мы теперь будем выкручиваться? Ещё и эти новые расходы.

- Какие ещё расходы? - грубо спросил он.

- Не думаю, что сейчас подходящий момент, - медленно начала она, фыркнула и закончила. - Я беременна.

- Да мне в хуй не тарахтела твоя тупая беременность! - прорычал он и почувствовал, как внутри него что-то оторвалось и умерло. Почему он не притормозил хоть на мгновение, на долю секунды, на пол доли? Почему, почему он одной фразой всё необратимо изменил? Или, может, обратимо? Может, она не услышала? Может, она сейчас как-нибудь отшутится, снимет напряжение, но он знал, что такого не будет, что у неё и мысли такой нет. А ведь он хотел прожить с ней до самой старости, в окружении внуков у камина в их маленьком домике в Бещадах.

Молчание длилось бесконечно долго. Он боялся пошевелиться. Он хотел, чтобы она совершила невозможное, изменила необратимое. Но она просто взяла свитер, посмотрела на него и сказала:

- Эта тупая беременность не только моя.

И ушла.

Ну и хорошо, пусть возвращается к папе. Так даже лучше.

Из шкафа выдернулся новый лист картона и лёг у ног Роберта.