Нет, не может быть! Так не бывает! - это было единственное, что могла произнести Ирина, ошеломленно садясь на край полки в купе. - Не бывает ...
- Бывает, - ответил ей немолодой мужчина, сидящий напротив нее. - Оказывается, бывает. Скажите, я смогу, наконец, узнать, почему вы тогда меня преследовали и куда так внезапно исчезли?
Ирина,кивнув, попыталась прийти в себя от неожиданности. Все начиналось так обыденно - ей нужно было выехать следом за мужем на свадьбу племянника: он, муж, отправился туда раньше, помочь, а она должна была еще доработать этот день.
Поезда Ирина любила всегда, но в последнее время ей приходилось редко куда-либо ездить. И эта поездка оказалась как нельзя кстати: она очень устала, осень не баловала теплом, и после лета, полного дачного простора, свежего воздуха, поздних возвращений домой под темнеющим небом - душные комнаты, унылый вид из окна, ежедневный дождь, слякоть...
И вот - вырвалась. Ирина радовалась всему: и острому вокзальному запаху - какого-то едкого мыла, смазки, металла, и пестрому водовороту толпы на привокзальной площади, и собственному одиночеству - такому редкому ... Она купила пирожок у разговорчивой лоточницы и присела на край высокого бордюра.
До поезда было еше полчаса, и она, обжигаясь, ела пирожок и ощушала себя студенткой - сколько раз в молодости вот так же сидела она на этом самом месте - то уезжая куда-то, то возвращаясь домой. Почувствовав взгляд симпатичного парня, улыбнулась, лихо забросила масляной шарик салфетки в урну и молодым легким движением спрыгнула на асфальт.
И в этом приподнятом настроении она вошла в вагон, открыла дверь в свое купе, с удовольствием отметив, что ей повезло - соседи оказались не развеселые командированные, а вполне добропорядочное семейство, видимо, отец, дочь и внук, так они были похожи - все трое светловолосые, некрасивые, спокойные. Но, чуть внимательнее глянув на немолодого попутчика, Ирина охнула, ноги у нее подкосились, и она опустилась на полку:
- Так не бывает ...
Этот человек был ей знаком. И хорошо знаком. Время только добавило ему немного морщин, седины в длинные светлые волосы, а так ...
- Посмотри, Раса, посмотри внимательно, - он повернулся к дочери. - Не узнаешь? А помнишь девушкy в сером пальто? Давно-давно?
Ирина в смятении - не знала, что и сказать.
- Вас зовут Раса? Как вы выросли ... Я помню вас совсем маленькой, с толстыми косичками
Молодая женщина улыбнулась:
- Конечно, выросла, это ведь давно было, лет двадцать назад. Моему мальчику уже пять, чуть меньше, чем мне тогда. А вы мало изменились. И прическа у вас такая же. Не удивительно, что папа вас сразу узнал. Да и я - я вас так не любила!
Ирина растерялась окончательно: - За что? Я же ничего плохого вам не сделала!
- У меня очень ревнивая жена, - ответил вместо дочери мужчина, - и она мне так и не поверила, что мы с вами не были знакомы. Но вы располагайтесь, а потом мы уложим мальчика спать и будем разговаривать, если вы сами спать не хотите.
- Не хочу. Совсем не хочу. -Ирина подняла глаза на такое знакомое лицо. Машинально раскладывая вещи, переодеваясь, она вспоминала ту осень и ту зиму, холодный, нелюбимый провинциальный город и себя - одинокую, неустроенную и несчастную.
Она приехала в Н. по распределению, после счастливых институтских лет в любимом городе. Подруги, театры, веселая общага, только-только начинавшийся роман с молодым актером - все это внезапно о6орвалось, и она оказалась одна - одинешенька в незнакомом городе. Все было плохо. Все! Комната на двоих в большой коммунальной квартире, болтливая соседка, в комнате напротив - злобная старуха, у которой везде были свои лампочки, и вечно драчливые, визжащие дети в комнате за стеной, плохой театр с обшарпанными креслами и черствыми пирожными в буфете, "чокающий" говор, непривычно широколицые прохожие на улицах, крысы в бараке, где находилась ее контора - они прогрызли пол в ее кабинете и нагло шуршали в бумагах.
Ирина плакала ночами, укрывшись одеялом с головой, и ругательски ругала себя за то, что плохо училась и не получила красный диплом, позволявший остаться дома. В конце концов, сейчас она бы согласилась выйти замуж за нудного и назойливого, как осенняя муха, Петрушу, лишь бы вернуться обратно!
Она не могла полюбить этот город. И Ирину не утешала золотая от кленов набережная: она была такой высокой! Волга была далеко внизу, нужно было так долго спускаться, чтобы побродить у воды.
И в тоске она ходила по улицам, вглядываясь в одинаковые лица прохожих. "Как китайцы" с неприязнью отворачиваясь, думала Ирина.
Время шло, но ничего не менялось, разве что осень сменилась зимой, и мокрый снег облеплял деревья: город стал наряднее, но не милее. До ее работы было пять остановок на трамвае. Ирина уныло тряслась в полупустом вагоне, как вдруг на одной из остановок вошел мужчина. Ирина, как зачарованная, смотрела на него, не в силах отвести глаз. Он был высок, худ, некрасив, прямые светлыe волосы доходили до плеч, куртка нараспашку ... Что-то было в нем нездешнее, похоже - прибалтийское, и Ирина все смотрела, смотрела, смотрела на него, пока не поняла, что давно проехала свою остановку и опаздывает на работу.
Художник возникал из небытия нечасто, но Ирина не искала встреч сама, ей даже не приходило в голову подойти к нему и познакомиться - ей было довольно того, что он сушествует и в любое время может появиться - легкий, быстрый, нездешне-светлый на серой улице.
Ирине повезло - через год ее отпустили, так она раздражала начальство непримиримостью, рассеянностью, манерой одеваться. Но, уже живя в своем городе, она долго ловила себя на том, что ищет в толпе знакомое лицо со строгими синими глазами.
... Мальчик спал, поезд мерно покачивало, стыл в стаканах чай, а они все разговаривали. После ее истории они долго смеялись, а герой ее девических грез рассказывал:
- А я ведь хорошо первую встречу помню. Жил себе не тужил, ничего не ждал, еду к себе в мастерскую и вдруг чувствую, кто-то на меня смотрит. Ведь всегда ощущаешь пристальный взгляд - даже спиной. А тут.. поднимаю глаза - девочка с другого конца вагона глядит. Глаза круглые, черные, завороженные - как кролик на удава смотрит, как у Чюрлениса, помните? "Соната ужа" .. Хороша, из-под кашошончика - светлые волосы, пальтишко коротенькое, ножки ... интересные такие.
Но мне-то зачем? Я жену люблю, дочка у меня милая растет ... Да и она - смотрит себе и только. Пусть себе ... Неудобно, правда, так уж пристально. Только жена через пару встреч начала мне шутя выговаривать, что нашел себе дурочку молоденькую. А потом уж и не шутя! Я ей говорю - не виноват! Что делать-то? Не подойдешь же и не скажешь: не смотри. Неприлично. И дочка сердится: что эта тетя за нами ходит?
И вдруг - пропала. Долго жена еще не верила, что все кончилось. А что кончилось? Ничего и не было. Все успокоились, я рад - никаких скандалов. А сам в трамвае еду, и нет-нет да гляну на заднюю площадку - не стоит ли она там? Глупо, конечно.
Ирина словно наяву видела старенький вагон "четверки" и себя - юную, неприкаянную ...
- Простите, - виновато сказала она, - я и подумать не могла, что у вас из-за меня .. так.
... Художник с семейством выходили ночью. Он передал сонного ребенка дочери и вернулся за чемоданами. Ирина проснулась и села, поправляя волосы:
- Уже? Счастливо вам, и простите - еще раз.
- За что? Знаете, я даже рад, что это со мной - было. - Он поцеловал ее руку и вышел.
Поезд тронулся, Ирцна смотрела в окно, пока они не скрылись из вида - три фигурки в осенней ночи, и пока не исчез в холодной тьме освещенный перрон.
Сон пропал окончательно, и Ирина с печалью и нежностью думала о той смешной и безрассудной девочке, которая так и осталась там, в Н., незримой тенью..