Это была такая неожиданная дружба, просто неоткуда. Я пришел получать гонорар в одну газету, там же была журналистка с Украины, которая была спецкором этой газеты и тоже получала гонорар.
Я обратил внимание на некоторое несоответствие. Журналистка эта была блондинкой с ярко накрашенными губами, такая с виду женственная дурочка, как Мирлин Монро, но у нее был очень умный взгляд.
Вышли мы вместе, у нее была здоровенная сумка, и я как джентльмен предложил помочь нести. Она сказал с сомнением, что сумка очень тяжелая, тут я как всякий мужик усмехнулся (вот дурак-то), схватил эту сумку... И прогнулся в бок под тяжестью.
Помня, что она с Украины и спросил: " Что там у тебя, сало что ли?
Она покраснела, замахала руками и возмущенно сказала: "Что ты, какое сало? Что ты?"
Потом, через год, она призналась, что там действительно было сало для брата, живущего в Москве.
Мы поговорили с Леной минут пять, пока я пер сумку до ближайшего кафе, и я понял, что это "мой" человек, мне с ней легко, она не просто журналюга, она писательница, и у нее только что вышла книга рассказов.
Мы зашли в кафе, я заказал ей вино (гонорар же в кармане) себе чай с лимоном. Мы начали общаться дальше, и она оказалась потрясающей рассказчицей.
Не мое это открытие, но моя бы воля, я бы все время общался со слегка поддавшими дамами, они становятся такими эйфорическими существами!
Поскольку мы были абсолютно чужими и должны были расстаться, то Лена взяла и рассказала мне про свою жизнь, как это делают с попутчиками в поезде.
И уже минут через двадцать общения, я поставил ей диагноз - ты не можешь полюбить! Ты за всю жизнь так никого и не любила!
А она мне рассказала историю своих влюбленностей и замужеств, замужем она была три раза.
Родилась она на Дальнем Востоке, отец и мать у нее были украинцами, но она всегда чувствовал себя русской. Это к слову, об этом позже. И вот приезжает в их город, тогда никому не известный гипнотизер К. У него бешеный успех в городе.
Лене всего шестнадцать, она ходит на все сеансы гипнотизера и влюбляется в демоническую личность!
Она храбра! Она ничего не боится, она такой родилась! И вот она они приходит за кулисы, демонический гипнотизер все понимает по ее лицу и говорит ей: "Кыш отсюда!"
И тогда она тихо плачет, слезы текут у нее по лицу.
К. подходит к ней и говорит: " Ты больна чем-то? Тебя подлечить?"
Она кивает головой.
- Что у тебя.
Она молчит
- Энурез?
Лена сказала, что не знала, что такое энурез, но слово ей показалось очень красивым, и она подумала, что это какая-то психическая болезнь и кивнула головой.
- Бедная девочка, - сказал демон, - ну пошли, я тебя полечу.
И он два часа пытался ее погрузить в гипноз, но ничего не получалось, и так пытался, и эдак, просил глядеть на блестящий шарик, и расслаблял, ничего не вышло. Потом они гуляли по парку, она читала ему свои стихи, а он ей стал говорить об Ахматовой и Цветаевой, а она спросила - кто это? Тут уж он вообще почувствовала себя сверхчеловеком.
Он улетел, но ее запомнил, Мирлин Монро в шестнадцать лет.
В 18 лет она пошла работать в местную газету, и одна хитрая тридцатилетняя баба, любовник которой должен был вернуться с зоны, стал уговаривать Лену прописать того у себя, сама баба была замужем. Любовник этот вроде бы сел за политику, за антисоветский роман.
- Тебе кто нравится из писателей? - спросила Лену эта баба.
- Бунин.
- Ну вот представь себе, что у тебя есть шанс спасти для русской литературы Бунина!
Лена была склонна к жертвенности и была абсолютной дурехой, ее вдохновила, зажгла эта идея спасти Бунина для русской литературы, а она жила одна в домике, который ей остался от бабушки. Туда этого "Бунина" она прописала.
И в одном доме с ней поселился зек, далее в своем рассказе Лена что-то пропустила (думаю, свою влюбленность), за "Бунина" она вышла замуж, но он быстро довел ее до белого колена своей сексуальной неудовлетворенностью.
Эй это было не нужно тогда.
- Представляешь, я один раз осенью от него под утро в окно выскочила в одной рубашке, не могла больше.
Она задумалась, облизнула губки, и тихо-тихо сказала, глядя в даль:
- Сейчас я иногда по ночам думаю, вот мне бы его сейчас, такого, каким он был тогда.
С ним она развелась и стала мечтать об умном муже, но импотенте. И нашла такого, завлита в местном театре, он был еврей, тихий алкоголик.
- Представляешь, - расширив глаза, сказала Лена, - с "Буниным" у нас было по пять раз в сутки, а с этим два раза за 8 месяцев, которые я с ним прожила, и то с грехом по полам, но ребенок родился.
Потом развал СССР, она переехала с родителями на Украину. Я спросил - как ей все это было?
- А как может быть, если у человека отняли его родину, Россию? - сказала она.
И тут она опять влюбилась. Он был брюнет, молчаливый красавец, моряк.
- Наверное, потому что он все время молчал, я стала его выдумывать, я выдумала себе такого молчаливого капитана пиратского корабля, мужественного и доброго. Но когда он заговорил, - печально продолжила она, - было поздно. Он оказался полным дураком. А я уже была за ним замужем, и у меня родился еще один ребенок.
- Понятно, - сказал я, - примерно зная судьбы женщин такого склада, - вот эти трое и были мужчинами во всей твоей жизни?
Она промолчала, а потом сказала, мог быть еще один мужчина. И рассказала, как на Украину в зените славы приехал тот самый никому не известный гипнотизер, который приобрел огромную известность, он выступал в концертном зале, она послала ему записку, помнит ли он девушку Лену из дальневосточного городка?
Он сказал со сцены, что помнит, и предложил ей пройти за кулисы после сеанса. Она пришла, он был в халате, окруженный рабынями-истеричками, сказал, что сейчас ему некогда, но завтра пусть приходит к нему: "Я приготовил тебе роскошный подарок", - сказал он.
На следующий день Лена шла к нему с желанием отдаться, но невольно думала про подарок, что это? Духи? Белье? Или что-то круче? Ведь он так богат!
И вот она пришла к нему, и он сказал, что приготовил подарок, она имеет возможность родить от него ребенка. Лена сказала, что у нее уже двое.
- Но тех ты родила от какого ублюдка, а от меня родишь сверхчеловека.
После таких слов про ее детей Лена сразу ушла, и даже сейчас, сидя напротив ее, я чувствовал, как она ненавидит гипнотизера-демона.
... После кафе я допер ее сумку до нужного адреса, и мы договорились встретиться завтра, я как всегда был без постоянной работы, и у нее был последний день в Москве.
Мы гуляли по осенней Москве, она рассказывала о многом, она блестящая рассказчица, меня интересовала Украина, но она говорил о литературе. Я опять предложил зайти в кафе. Она протестовала, говорила, что на эти бешеные деньги может неделю кормить семью. (Платил я, но она без всякого жеманства требовала пополам)
Было холодно, я перестал слушать ее, просто вывернул ей за спину мягко руку и завел в кафе.
Она засмеялась и подчинилась, по натуре она была крута, такая крутая хохлушка, которая всегда права с мужчинами, но ей было приятно подчиниться. И смешно.
На прощание она подарил мне свою только что вышедшую книгу рассказов, написала там что-то, я пробежал глазами и забыл.
Приехал домой, не чувствуя за собой никакой вины, вручил эту книгу жене, книга-то была про женщин и для женщин. Жена открыла и прочитала вслух автограф, написанный Леной: "Александру в память о незабываемо ярких минутах..." Это было написано в числе прочего, но жена прочитала именно это.
Я молчал.
- Неплохо, - сказала жена.
С Леной мы переписывались, раз или в два в год она приезжала в Москву.
Рассказы ее прочитал, ей не хватало школы, конечно, но она всю жизнь была в журналистике, у нее был очень точный глаз, она любила людей, но была беспощадна, как-то в ней это сочеталось.
Скажем, в одном ее рассказе, женщина за сорок (как и сама Лена) проводит ночь с богатым мужчиной, и просто так говорит ему, чтобы хоть кому-то сказать: " Я тебя люблю". И мужчина в панике убегает, его испугали эти слова, весьма точно.
В один из его приездов мы опять сидим в кафе, она рассказывает, как их, журналистов с Востока Украины пригласили во Львов, как с ними встречался глава области, как он сразу начал пытаться издеваться над москалями, рассказывать анекдоты.
Лена просто затряслась от отвращения: "Это такая мерзость, такой ужас, я ненавижу националистов".
Мне стало не очень приятно, но я мужественно признался, что я тоже националист, только русский. И стал что-то сбивчиво рассказывать о русском национализме. Она послушала минуту, потом положила свою руку на мою и сказала: "Тебе я верю, и не верю, что ты будешь заниматься чем-то плохим".
Странная вещь, но ее слова и интонации меня до сих пор поддерживают.
Еще она постоянно уговаривала меня дописать "Женофобию", я послал ей две с главы, я считал литературу делом уже абсолютно пустым, никому не нужным. И вот идем мы с ней по Москве, она ласково толкает меня своим плечом в плечо и говорит-мурлычит: "Ну допиши, ну интересно же".
Рассказы она писала все лучше, а личная жизнь ее становилась все горше. Она, к примеру, восхищалась Улицкой, я ей говорил, что в чем-то она гораздо сильнее. Улицкая хорошая писательница, но у нее люди-схемы, у Лены были обнаженные нервы и точность зарисовок.
Лена мне не верила, думала, что льщу. Она вообще переставала верить этому миру. С мужем она была уже просто соседкой, вот появился какой-то мужчина у нее, в смысле они стали общаться, она тут же пишет мне, что "я ему не верю". На сайте знакомств познакомилась с мужчиной, который был моложе ее, он к ней приехал в ее город и опять: "Я ему не верю, он на десять лет моложе, зачем я ему ..."
С ней становилось тяжело даже переписываться, выручало только ее чувство юмора, прислала как-то фотографии своего кота, которого назвала Пиндохуй.
Она назвала его этим украинским словом в ответ на культурную экспансию украинизаторов Украины.
...Лена стала катастрофически стареть, т.е. ей так казалось. Последний раз она приехала и сказала, что в следующий раз мы встретимся только после того, как она сделает пластическую операцию, когда накопит денег. Я думал она шутит. Я же не близкий ей человек, не муж, не любовник, для того чтобы болтать на разные темы, не нужны пластические операции.
...Она хотела, чтобы ее любили, еще больше хотела сама любить, но ее писательский глаз видел мужчину таким, как он есть, она не могла выдумать мужчину, приукрасить его, она не могла создать атмосфер, без которой любовь невозможна. Думаю, что в этом была ее драма.
... Она стала со всеми ссориться, смертельно обижалась из-за пустяков, да еще и выдуманных, на близких людей, на брата, на подруг, в конце концов, обиделась на меня и перестала общаться. Года три мы не общались. И тут случайно узнаю из Интернета, что корреспондент московской газеты Елена Т. умерла.
Но душа ее живет, любящая душа, сильной, нежной и умной женщины.