Лет десять тому назад Иван сидел ночью в "Лежачего не бьют" в обществе своей старой знакомой актрисы Веры, когда в прокуренный, заполненный голубым табачным дымом кабак вошла тонкая, рыжеволосая женщина с бледным лицом. Она была сильно возбуждена и, бессмысленно глядя по сторонам, стала бродить между столиками. Вера до жути боялась ночных алкоголиков и жалась к Ивану. Увидев, что тот заинтересовался рыжеволосой, Вера презрительно прошипела:
-- Да она скрытая наркоманка! Посмотри, как трепещут ее ноздри! Рыжеволосая почувствовала на себе пристальный взгляд.
-- Почему ты уставился на меня? -- спросила она, подойдя вплотную.
-- Сядь, -- Иван кивнул на стул. -- Ты плохо выглядишь. Ты устала.
-- Пошел к черту, -- нарочито грубо объявила рыжеволосая. Но тут в кабаке вспыхнула драка. Вера завизжала и полезла под стол. В драку вовлекались все новые и новые участники. Иван видел, как незнакомка с искаженным злобой лицом бросилась в побоище. Забыв про Веру, кинулся за ней и шутя раскидал в стороны дерущихся, очистив рыжеволосой обширное пространство. Иван, прищурившись, наблюдал за женщиной. Молодая, не больше сорока лет, с пышными ярко-рыжими волосами и поразительными ярко-синими глазами, она нравилась Ивану.
-- Хочешь, -- предложил он, -- мы прогуляемся по городу?
-- Боже! -- прошептала Вера и тихо заплакала. Ночной город сейчас находился во власти ночных, яростных алкоголиков. Драки, грабежи, насилие -- на улицах, площадях, парках и в подземке.
-- Не плачь, -- попытался успокоить ее Иван, -- я отвезу тебя домой.
Его бронированный автомобиль летел по черным улицам города, сметая все на своем пути. Вера забилась в угол на заднем сиденье, рыжеволосая же, напротив, уселась впереди и хищно вглядывалась в гудевшую человеческими голосами темноту. Где-то рядом раздался грохот крупнокалиберного пулемета. Трассируюќщие пули золотыми огоньками зависли на долю секунды над городом.
-- Браво! -- крикнула рыжеволосая.
Разбитая ночными похождениями, Алиса лежала на кожаном диване и курила сигарету за сигаретой. Ее руки дрожали, но выпить сироп, снимаюќщий похмелье, она отказалась. В отличие от большинства женщин, Алиса не делала пластических операций, и фигура ее не выглядела идеальной, без одежды она вовсе не казалась худой.
-- Ты раньше жил в округе атлетов? -- в прищуренных глазах блеснуло любопытство.
-- С чего ты взяла?
-- Ты выглядишь как культурист.
Иван неторопливо объяснил, что ему много лет и спортсменом он был очень давно, но мышечная масса сохранилась.
-- Расскажи о себе, -- потребовала женщина.
В округе алкоголиков не любили вспоминать прошлое. Несмотря на то что государство делало жизнь алкоголиков максимально комфортной, каждый из них вполне сознавал свою неполноценность, и у каждого за душой накопилось слишком много грехов, чтобы предаваться воспоминаниям. Но Ивану не хотелось, чтобы рыжеволосая обиделась и ушла, и он начал рассказывать. Она слушала внимательно, но вдруг что-то заставило ее прервать Ивана.
-- Ты знаешь, сколько мне лет?
-- Ты совсем молоденькая, тебе лет сорок -- сорок пять.
Алиса хмыкнула и села.
"Она, наверное, значительно старше, -- подумал Иван, -- у нее очень суќќхие губы".
-- Мне двадцать пять лет, -- болезненно поморщившись, выдала Алиса, -- и родилась я в Центральном округе.
Если бы все эмоции Ивана не были приглушены спиртным, то он бы изумился. В Центральном округе жили администрация президента и молодое поколение страны, не зараженное никакими пороками. Может быть, девушка лгала? Но в ней и в самом деле ощущалось нечто новое для Ивана. В ней распущенность сочеталась с внутренней свободой. Иван и его собратья прекрасно знали, что вне своего округа существовать не смогут. Алиса же вела себя так, будто была здесь временной гостьей.
-- Значит, ты столичная штучка, -- усмехнулся Иван. -- Так за это и выпьем.
Они выпили крепкого черного пива из больших хрустальных кружек.
-- Провинция -- отстой, -- отрезала Алиса. -- Во всем мире женщины уже лет двадцать не делают пластических операций, а тут... -- Она неопределенно взмахнула слабой рукой.
Яд алкоголя растворял все сомнения и рождал в мозгах иллюзию полного удовлетворения.
-- Какое вкусное пиво, -- удивилась она. Ее лицо постепенно расслаблялось, а глаза с каждым глотком становились спокойнее.
-- У тебя глаза неестественно синие. Это с помощью красителя? -- поинтересовался Иван.
-- У меня все свое. Понял?
Сказано было вызывающе грубо, но в их округе алкоголиков все временами становились грубыми и неуправляемыми. Даже такая тихоня, как Вера, могла закатить скандал.
Жукова в газете не любили и боялись. Он был огромен, как гора, звероподобен. Голову брил. Маленькие глазки невыносимо неподвижны -- глаза гипнотизера. Иван познакомился с главным в последнее десятилетие двадцатого века. Тогда Жуков выступал на арене цирка в качестве укротителя зверей. Потом цирки закрылись как нерентабельные, и Жуков стал гипнотизировать не зверей, а людей. Потом к власти пришел президент, и Жуков, не работавший в журналистике и дня, неожиданно для всех стал редактором общерусской президентской газеты.
Кабинет главного вызывал странные ассоциации. Находиться в нем было неприятно. Стены, сложенные из хрустальных треугольных кирпичей, создавали эффект изломанного, бесконечного пространства.
Секретарша Жукова, неулыбчивая, мускулистая женщина, сидевшая на высоком стуле, как-то терялась в этом пространстве.
-- Вас ждут! -- выкрикнула она высоким голосом, и дверь кабинета главного редактора открылась.
Тот нависал тушей над хрустальным столом и в упор глядел на журналиста. Раньше Иван отвел бы взгляд, но сейчас какая-то внутренняя сила заставила его смотреть в черные, неподвижные зрачки. Поединок продолжался минуты две. Наконец шеф крякнул, встал и подошел к бару. Он вынул бутылку коньяка и две рюмки.
-- Шлепнем, -- предложил он.
-- Так у вас же сухой закон, -- недоуменно пробормотал Иван, поднося рюмку к губам.
-- Сухой закон у дураков, -- парировал Жуков и опрокинул золотистую жидкость в свою пасть.
От запаха коньяка Ивана стало мутить. Он поставил рюмку на стол.
-- Так и есть, -- вздохнул Жуков, -- стало быть, не пьешь?
-- Не лезет что-то, -- пожаловался Иван.
-- Я всегда к тебе хорошо относился... И ты, -- он ткнул жирным пальцем в грудь подчиненного, -- даже не знаешь почему...
Иван действительно не знал.
-- Когда меня выгнали отовсюду, -- продолжал Жуков, -- даже из секции гипнотизеров, я остался нищим, и ты написал обо мне статью. А в ней курсивом выделил фразу о том, что по иронии судьбы человек, способный совершенно подавлять волю других людей, оказался нищим, а не занял пост губернатора. Тогда у нас еще были губернаторы. Иван молчал.
-- Так вот, эту строчку, выделенную курсивом, прочел наш будущий президент, нашел меня и взял в свою команду, чтобы я подавлял волю противников президента. А тебе, Иван, я сочувствую, -- неожиданно переменил тему шеф, -- тебе очень крупно не повезло. Во-первых, тебе вкатили не тот препарат, и ты еще долго не сможешь пить, а следовательно, придется переменить округ, а во-вторых, что гораздо хуже, известная нам обоим Алиса оказалась у Каштанова.
-- И что...
-- А то, -- повысил голос Жуков, -- что эта дрянь -- дочь одного из сенаторов, а сенатор -- любимец президента. И эта твоя Алиса, пользуясь папиным положением, совала и сует нос в такие места, куда ей соваться никак не следовало бы.
-- Но какая связь... -- начал Иван.
-- Связь простая, -- перебил его Жуков, -- если бы ты был по-прежќнему алкашом, то о тебе бы не вспомнили. Но Алиса у Каштанова, а ты вдруг протрезвел... Кому-то это показалось не случайным совпадением.
-- Ну, усыпите меня опять, черт возьми, -- в сердцах попросил Иван. Начальник глубоко и горько вздохнул. Подошел, тяжело переставляя слоновые ноги, к Ивану и положил руку ему на плечо.
-- Я боролся за тебя, милый мой, но там, -- он ткнул пальцем в потолок, -- сидят очень мнительные люди. И одному из этих людей пришла в голову мысль... идея... стратегический план...
Здесь главный редактор прервал речь на полуслове и тяпнул еще одну рюмку. Потом щелкнул пальцами, одобряя качество коньяка.
-- Они все стратеги и тактики.
-- Но кое-что я могу для тебя сделать, немного, конечно. Тебе, чтобы прийти в себя, нужно время. Дня три погуляй по городу, осмотрись, подумай. И я дам тебе время, я дам тебе шанс. Тем более что там против этого, кажется, ничего не имеют. Стратегам будет еще интереснее травить зайцев. Ты сейчас пойдешь к моему врачу. Он немножко поколдует над тобой. Ты кое-что начнешь чувствовать и даже соображать. Потом сходи в библиотеку. Почитай подборку нашей газеты. Начни с конца двадцатого века. Ну а потом -- ни пуха ни пера! -- действуй.