Кержак Сергей. Разворот на Ленинградском шоссе

Ленинградское шоссе.

Где-то недалеко

от семьдесят четвертого

километра.

1981 год.

Инспектор ГАИ Олег Тимофеевич Опорный всего лишь полчаса как заступил на дежурство, был еще свеж и бодр, и поэтому, когда в пятидесяти метрах от него в редкой пелене моросящего дождя вдруг появился силуэт человека, он никак не мог подумать о галлюцинации.

Невольно вздрогнув, инспектор вперил взгляд в пешехода. Сотворившийся из ничего высокий, худой, сутулый человек двигался прямо на него. На появленце не было ни плаща, ни хотя бы какой-нибудь простенькой болоневой накидки. Не было при нем даже и зонтика. Он шел, ежась от дождя, от чего фигура незнакомца напоминала форму не до конца разогнутого вопросительного знака. И, без всякого сомнения, появленец направлялся именно к нему.

Стараясь не выдавать охвативший его мандраж, милиционер стиснул жезл, приготовившись в случае чего обороняться. В голове пронеслась мысль, что за границей полицейские заступают в наряд с оружием, а здесь - в СССР - гаишникам носить его не полагается. А ведь сейчас оно ой-бы как пригодилось! - На пару километров вокруг не было ни души.

Хотя, как знать? - Поможет ли оно против... непонятно чего?...

Не дойдя до Опорного несколько шагов, незнакомец резко сбавил шаг, подняв руку вперед.

- Господ... - воскликнул он и неожиданно запнулся, - товарищ милиционер! Не пугайтесь меня!

От его возгласа инспектор опять непроизвольно вздрогнул, еще крепче сжав жезл.

- С чего это вы взяли, - подавляя дрожь в голосе, ответил он, - что я испугался?

От его внимания не ускользнуло, что незнакомец явно попытался назвать его на иностранный манер господином, от чего в душе прокатился неприятный холодок.

- Не пугайтесь! - повторил неведомый пешеход. - Я знаю... Я не должен был так появляться, но у меня не было другого выхода... Выслушайте меня!

Он остановился на месте, глядя на гаишника умоляющим взглядом. По его волосам сбегали струи воды, капли дождя шлепали по лицу, но незнакомец не делал попытки прикрыться или хотя бы стереть рукой воду с глаз.

Инспектор начал приходить в себя.

- Чего вам надо? - настороженно спросил он.

Незнакомец неожиданно заколебался. Продолжая ежиться, он некоторое время изучающе всматривался в милиционера.

- Через тридцать минут, - наконец заговорил незнакомец, - здесь проедет автомобиль... наш, отечественный... - появленец как-то странно надавил на слова "наш, отечественный", - Волга ... ее надо будет остановить и продержать... хотя бы полчаса.

Опорный удивленно повел бровью.

- А покукарекать вам не надо?! - спросил он, сделав это больше для храбрости. Однако, продемонстрировать бесстрашие не получилось - предательская дрожь всё-таки проскочила в голосе.

- У Волги будет номер... - будто не расслышав вопрос, продолжил незнакомец, - ноль-ноль-семнадцать...

У инспектора екнуло внутри - Оп-па! Пришелец стал обретать реальные черты. Ведь он назвал не просто номер, это был знаменитый номер - известный на весь Союз.

Опорный изумленным взглядом осмотрел незнакомца.

"Странный тип какой-то! - подумал он. - Одет непонятно как... И что значит "наш, отечественный"? ... Будто здесь заграница!... Псих, наверное!"

Неизвестный человек продолжал стоять, ежась от холода и глядя на милиционера умоляющим взглядом.

Это немного смутило инспектора. Слишком простовато для жуткого привидения выглядел скрюченный от дождя появленец.

- С чего это я должен его останавливать? - с напускным вызовом спросил инспектор.

Разумеется, в его планы не входило без санкции сверху останавливать машину с таким номером, поэтому он спросил скорее для того, чтобы посмотреть на реакцию незнакомца.

- Беда может случиться.

Опорный еще раз удивленно поднял брови.

Незнакомец некоторое время промолчал, а затем все тем же умоляющим тоном проговорил:

- Я понимаю, что вы не верите мне, но это так... Я знаю это... Я докажу, что знаю... и не только это... Вот сейчас из-за моей спины появится грузовик с номером двадцать один ноль три.

И в этот момент мимо них действительно в сторону города прогрохотал зилок с номером двадцать один ноль три. При этом грузовик появился с той стороны, к которой незнакомец стоял спиной, и поэтому появленец не мог его видеть.

Инспектор на некоторое время застыл в шоке - "Еще и телепат!... Точно ненормальный!"

- Вы еще не верите мне?

Незнакомец уже заметно дрожал.

- Вы хоть знаете, чья это машина? - прохрипел еще не пришедший в себя милиционер. - Ноль-ноль-семнадцать...

- Харламова... хоккеиста...

Знаменитая фамилия встряхнула инспектора.

- Как вы представляете себе, - дребезжащим спросил он, - чтобы я без причины остановил самого Харламова?

- Так придумайте причину! - вдруг прокричал незнакомец. Он крикнул так пронзительно, что инспектор опешил. Теперь неведомый пешеход выглядел совсем уж жалким. Его губы дрожали, а в глазах стоял ужас.

У Опорного будто что-то шевельнулось в груди. Это было и появившееся сомнение в своих страхах, и остатки еще не прошедшего шока от совпадения с зилком, и сочувствие продрогшему незнакомцу, и - самое главное - при словах о беде у него всплыло в памяти, что Харламов уже попадал однажды в аварию - в 1976 году.

- Опять авария что-ли?... - вырвалось у инспектора. - В смысле, не авария, а ...

- Да! - громко перебил его незнакомец. - Да! Да! Да! Авария!!!

"Псих! Точно - псих!".

Перед той аварией в семьдесят шестом году к дежурившему на посту гаишнику точно так же подходил какой-то тип и точно так же просил остановить машину. Тогда постовой отказался останавливать Харламова, и незнакомец выскочил на дорогу. Ноль-ноль-семнадцатый притормозил и, не останавливаясь, медленно объехал сумасшедшего. Спустя пять минут с Харламовым и случилась автокатастрофа. В милиции на сообщение дежурного о том, что ноль-ноль-семнадцатый попал в аварию и теперь лежит в больнице, задержанный чуть не заплакал от изумившей всех - совершенно дикой для такого случая - радости. Он сказал шокированным дежурным, что если бы Харламов не притормозил перед ним, он лежал бы не в больнице, а в морге, куда он уже попал в какой-то другой параллели... Но затем он все-таки начал плакать - с ним случился неврастенический срыв.

"Та-а-ак! - пролетело в голове у Опорного. - История, значит, повторяется!"

Он уже почти овладел собой и теперь обдумывал, как поступать дальше. Пришельца, разумеется, надо было нейтрализовать - убрать куда-нибудь подальше от трассы, чтобы он не выскочил на дорогу, как тот ненормальный. Инспектор оглянулся на постовое помещение. Другого места пока не было.

- А ну-ка... идемте! - проговорил он незнакомцу, кивнув на свой домик. - Согрейтесь и обсушитесь!

- А как же...? - начал было возражать незнакомец.

- Вы же сами сказали, что Харламов будет минут через тридцать. Время у нас еще есть.

- Значит, поверили?! - просветлев, спросил незнакомец.

"Ага! Как бы не так! - хмуро подумал инспектор. - Пророк, тоже мне! Харламов тут часто в это время проезжает..."

II.

- Зилок-то как угадали? - как бы между прочим спросил инспектор, когда они вошли в помещение. Сомнения все еще сильно глодали его душу.

- Я знаю, я всё знаю... - На этих словах незнакомец вдруг смешался, будто нечаянно проболтал какой-то секрет.

Инспектор взял запасную брезентовую накидку и протянул гостю.

- Возьмите! Обогрейтесь, хоть ею, что-ли!

- Об этом грузовике, в смысле, всё знаю... - поправился незнакомец, забегав глазками. - Обманул я Вас... Но ведь не это сейчас главное.

Инспектор напряженно хмыкнул и воткнул в розетку вилку от плитки. В голове всё еще стоял сумбур. Новые странности незнакомца отодвинули на задний план факт его необъяснимого появления на трассе, да Опорный и сам пока старался не думать об этом, чтобы для начала разобраться с вещами более простыми.

- Звать-то вас как? - проговорил он.

- Иннокентием.

"Хм! Оригинальное имя! - подумал инспектор, водружая на плитку с раскалившейся спиралью пузатый чайник. - Впрочем, Смоктуновский - тоже Иннокентий!"

- Однажды один человек, - повернувшись к столу, заговорил милиционер, - уже предупредил аварию с Харламовым, точнее сказать, так предупредил... что наоборот...

- Я знаю! - перебил его гость. - Это было пять лет назад, и это тоже был я.

Опорный чуть не присел от неожиданности. Он пристально посмотрел на пришельца.

- И что? - с натянутой иронией спросил он, скосив взгляд на дверной засов. - В какой-то параллели Харламову опять уготовано попасть в морг?

Пришелец удивленно посмотрел на него.

- Знаете о том разговоре? - удрученно спросил он. - Мне так неловко было потом. Не удержался...

Пришелец вдруг расплылся в грустной улыбке.

- Но все-таки удалось тогда уберечь... - протянул он. - Харламова...

"Да уж!" - пролетело в голове у инспектора.

- Хар-ла-мо-ва!... - опять проговорил пришелец, произнеся фамилию хоккеиста нараспев. В его глазах мелькнул огонек восхищения. - Как же вам повезло, что вы живете с ним в одной эпохе!

Инспектор удивленно покосился на гостя.

"Ну-ну! Кое-что проясняется! - подумал Опорный. - Бывают психи, которые называют себя пришельцами из других галактик. А этот, значит, покруче их будет - он из другой эпохи!"

- До нас дошли только видеозаписи, - продолжил незнакомец. - Его суперголы... Тот, который он забил канадцам в 1974-м, и в мое время удивляет всех.

Незнакомец, задумчиво улыбаясь, посмотрел в окно.

- Но что тот гол?! - вдруг проговорил он негромко. - Харламов лишь раскидал финтами защитников в разные стороны и проскочил между ними. Красиво вышло, но если по-справедливости, то не он один так делал - в разное время разным хоккеистам и даже футболистам удавалось провести такой дриблинг... Но вот его первый гол, который он забил канадцам в 1972-м, способны оценить немногие, а повторить вряд ли у кого получится. Помните его?

Опорный сдержано пожал плечами. Как и все мальчишки, мужчины и старики СССР, он был заядлым хоккейным болельщиком, но из той игры помнил лишь первый гол Эспозито и последний гол-красавец Якушева.

- Во-во! Его никто и не помнит, - продолжил незнакомец. - Внешне он совсем не эффектен, ненатренированному глазу не запоминается. Да и многие из тех, кто просматривают его в записи, считают, что это вратарь ошибся, пропустив шайбу между щитков. Не всякий разглядит, что именно Харламов своими движениями заставил вратаря раздвинуть щитки и застрять в таком неудобном положении... Посмотрите как-нибудь видеозапись того момента. Или вот вообразите сейчас.

Незнакомец резко повернулся к столу. От его движения инспектор непроизвольно дернулся рукой к жезлу.

- Вот несется Харламов на ворота по правому краю... - незнакомец прочертил пальцем по столу воображаемую линию. - Угол обстрела небольшой и прикрыт вратарем очень надежно. В центр не дает пройти защитник. Вот! - Незнакомец движениями рук обозначил ситуацию, использовав бутылку из-под кефира и большую фарфоровую кружку. - Что делает Харламов? Он переводит шайбу под правую руку и коньками закладывает большую дугу, будто собирается двигаться вправо. Вот сюда! Вратарь, - (левая рука с уперевшимися в стол двумя пальцами на время стала канадским вратарем), - левой ногой делает шаг в угол ворот, чтобы запереть его, и едва начинает подтягивать вторую ногу, как в этот момент Харламов совершает нелогичное - резко дает вираж в центр - прямо под клюшку защитнику. А идет он на большой скорости, уже начал обходить канадца, и тот теперь не сможет применить силовой прием. У вратаря мгновенное замешательство - во-первых: нелогичная ситуация, но главное другое: он уже начал вслед за левой ногой двигать правую, чтобы сомкнуть щитки, однако теперь ее трогать с места нельзя, поскольку она закрывает центр, а левую вернуть назад одномоментно не может, потому что стоит на ней, он ведь перенес центр тяжести на нее, вот, смотрите, - он надавил на левый из раздвинутых пальцев, одновременно отставив в сторону насколько возможно правый. - Зазор между ногами такой большой, что прикрыть его клюшкой невозможно, а Харламов очень быстро приближается к нему, сокращая время для реакции. И сомкнул-бы-таки щитки вратарь - подтянул бы на место левую ногу, он уже перевалился на правую, но не хватило доли секунды - того самого мига, в который Харламов и втиснулся со своим броском. Вратарь лишь запоздало наклонил отставленную в сторону левую ногу.

Левый палец на столе согнулся и застыл в этом положении.

- Это была просто филигранная атака, - восторженно продолжил незнакомец. - Харламов на большой скорости обманными финтами поставил в раскоряку вратаря и бросил шайбу в тот момент, когда вратарь на мгновение оказался обездвижен. Разглядеть это можно только в видеозаписи с большим покадровым замедлением. Согласитесь - раскидать двух защитников проще, чем развести вратарю щитки! Однако гол 1974-го года все сразу принялись комментировать - канадские защитники дали кучу интервью о том, как Харламов надул их, а об этом голе, в котором проявилось сверхмастерство нападающего - молчок. Не разглядели. Списали на ошибку вратаря. Ну не будет же сам Харламов хвастать, раскладывать по полочкам свой гроссмейстерский гол. Не увидели - и ладно, главное - что забил, обозначил себя в Канаде своей визитной карточкой.

Незнакомец резко замолчал, снова обратившись к окну. На его лице блуждала задумчивая улыбка.

Опорный удивленно посмотрел на пальцы уже убранной со стола руки, а затем, качнув как бы в знак согласия головой, подошел к чайнику и потрогал его. Мандраж от перенесенного шока был немного растоплен воспоминаниями о канадской серии. К тому же незапланированный гость, оказавшись глубоким знатоком хоккея, не мог не вызвать у него - закоренелого болельщика - некоторое уважение и в чём-то даже доверие. Хотя... еще одну необычную особенность уловил инспектор в словах незнакомца - тот целиком называл года. Например, тысяча девятьсот семьдесят четвертый, хотя нормальный человек сказал бы просто семьдесят четвертый.

Чайник очень медленно разогревался.

- Ну раз вы всё знаете, Иннокентий, - спросил, слегка напрягшись, инспектор, - то наверняка в курсе, почему Харламова - лучшего хоккеиста планеты - не взяли на Кубок Канады? Для всей страны это было большим сюрпризом.

- Да, в курсе.

Опорный бросил на гостя короткий удивленный взгляд.

- У них в ЦСКА сложилась сложная (простите за тавтологию) ситуация. После череды побед на чемпионатах мира и успехов с канадцами пошли поражения.

- Ну для этого тренеры существуют...

- Тренеры потеряли влияние на ведущую тройку страны - Михайлова, Петрова и Харламова. Это ведь звезды мировой величины. Кто им может указывать?

- Ну это Вы зря...

- Зря - не зря, но как-то один из армейцев в приватной беседе намекнул одному из тренеров, что тот сам, как хоккеист, в свою бытность таких успехов, как петровская тройка, не добился, и мол, чему может их научить? Нет, первое звено страны не уклонялось от тренировок, много работали, пахали больше всех, но тренерские установки на игру нередко пропускали мимо ушей. На льду они - сами себе академики!

- А что, разве это не так?

- Так-то оно так! - кивнул гость. - Но что-то стало происходить с тройкой Петрова. И чтобы понять, почему они стали сдавать, давайте посмотрим, в чем особенность игры каждого из них.

III.

- Вот, например, Михайлов, - незнакомец снова наклонился над столом, поставив на него два раздвинутых пальца. - Его игра упрощена по максимуму. Скажем, оказавшись на позиции броска по воротам, он не пытается разыграть со своими партнерами комбинацию, а бросает... порою почти наобум - в расчете на неготовность вратаря. Вспомните, как в первом матче с канадцами они с Петровым забили вторую шайбу. Они вышли вдвоем против одного защитника. В таких случаях россияне, в смысле, советские обычно играют в пас. Михайлов же пожадничал сделать передачу Петрову, который находился в стопроцентной ситуации, а бросил по воротам сам. Вратарь отбил шайбу, и, слава богу, она отлетела прямо к Петрову, который и отправил ее в сетку. А если бы вратарь отбил шайбу в другую сторону? - Гола бы не было. В этом весь Михайлов. Он берет настырностью и большим количеством бросков, из которых результативность вытягивается просто теорией вероятности. А ведь это - типичный канадский стиль - бросать по воротам из любых положений. Канадцы, начав играть с нами, удивлялись тому, что наши игроки не всегда бросают из выгодных положений, а предпочитают отдать пас игроку, который находится в еще более выгодной ситуации. "Русские, - рассказывали они, - стараются не просто забить гол, а сделать из каждого гола шедевр". Но это не про Михайлова, тот по стилю игры был ближе к ним.

А теперь посмотрите, как играет Петров. Его игра состоит из штампов. Удачных или неудачных, но штампов. Он может, забив гол из какого-либо положения, начать кондово повторять подобные броски - даже если они перестают приносить результат. Но в целом, его штампы выстраивают каркас игры. Его функция - начинать атаки, и он, как шахматист, выбирает обкатанные, опробованные им дебюты, которые в эндшпиле и довершают его партнеры, или он сам. Харламов как-то говорил, что они понимают друг друга в тройке с полунамека. Заранее знают, куда надо бежать, чтобы получить пас, и партнер с шайбой почти не глядя пасует туда, зная, что ты там должен быть непременно. Учитывая, что Михайлов чаще жадничал на льду, то, получается, что эти слова больше относятся именно к Петрову. Хоккеисты сами не осознавали, что играли именно по его выверенным схемам.

Харламов!... Это творец. Он зачахнет, если перестанет создавать нестандартные ситуации. Он самый яркий индивидуалист, но одновременно и самый коллективный в мире игрок. Запутывая своим гроссмейстерским дриблингом соперников, он часто пасует партнерам, о которых соперники, загипнотизированные его игрой, просто забывают. У Харламова, который мог бы быть лидером по заброшенным шайбам, - самый высокий процент результативных передач.

Секрет успеха этой тройки - рационалиста, перфекциониста и креативщика - во взаимодополняемости стилей, в слаженности...

- Как-как вы сказали? - перебил его инспектор, - ке... ратив...

- Креативщика... - ну, в смысле, выдумщика...

- Ну так и говорите!... И этот тоже... префераци... или как там?...

- Перфекционист, ну в смысле фаблонщик, педант... Это слова-американизмы. В моем времени они в ходу ...

- Хм! О своем времени вы будете амбалам-санитарам рассказывать, - съехидничал Опорный, - и об этих - как их там... американтизмах тоже - а здесь давайте попроще, по-родному. Здесь Союз... Россия, а не Америка.

Незнакомец осекся.

- Россия... - протянул он через некоторое время, задумчиво глядя на бутылку из-под кефира.

Его взгляд неожиданно стал грустным.

- Мда! - проговорил он еще через минуту. - Америка здесь будет потом... Харламов же играл именно в России...

Инспектор опять удивленно посмотрел на него.

- Как же вам повезло, - сказал задумчиво незнакомец, - что вы живете в России - настоящей еще России...

- Однако я не понял, - заговорил Опорный, - как все сказанное вами об игре тройки Петрова связано с тем, что Харламов сейчас дома, а не играет вместе со сборной в Канаде?

- В их тройке получилось очень удачное сочетание стилей плюс настоящая человеческая дружба. Они ведь дружили по жизни. Дружили семьями и эту дружбу продолжали на поле. Они очень хорошо понимали друг друга на льду. Вообще, сила советского стиля, как стало ясно на примере их распада, не просто в комбинационной игре, а именно в дружбе на льду. Но такая игра чревата - она подвержена настроению, эмоциональным подъемам и спадам. Ведь если кто-нибудь перестает играть в полную силу, или игроки поругаются - рассыпается вся игра. А к концу семидесятых такое стало не редкостью. Накопилась усталость.

Но даже не это главное. Начала себя давать знать общая тенденция нашей игры. Столкновение с канадским хоккеем не пошло на пользу нашему хоккею. Все принялись говорить, что оба хоккейных стиля стали взаимообогащаться. Но на самом деле это пошло в плюс только канадскому хоккею, который начал становиться более коллективным. Наши же преимущество канадского хоккея вдруг увидели в силовой манере игры, в напористости, в стремлении идти во всех атаках до конца, выцарапывать голы в самых безнадежных ситуациях. И стали копировать, но, по сути говоря, пошли по пути упрощения игры, сводя ее к тупому силовому давлению и примитивным стычкам на льду. То есть, в плане хоккейной тактики покатились назад. Это хорошо видно по тому, что на общем фоне вдруг стал заметно выделяться Михайлов, играющий фактически в канадский хоккей. Он оказался, как рыба в воде, и стал забивать больше всех, в конце концов заняв первую строчку в таблице советских бомбардиров всех времен, обойдя Боброва, Фирсова, Старшинова, Александрова.

Тихонов, став тренером ЦСКА и сборной, остановил эту тенденцию. На первый план снова была поставлена комбинационная игра - снова поиски новых дебютов, развитий, эндшпилей. Он начал переламывать откат к канадскому стилю, но теперь он мог это сделать только на новом поколении хоккеистов. Те, кто прошел через первые канадские серии, оказались ими испорченными. Наши же академики на льду - Петров, Михайлов, Харламов, так же как и лидеры других ведущих команд, - стали вообще неподдающимися. Победы над силовыми канадцами силовыми же манерами подействовали на них, как наркотик.

К 1981 году Тихонов подготовил им смену. Он замыслил звено, которое должно было вновь вернуть в хоккее упор на комбинационный стиль. И такими игроками стали Макаров, Ларионов и Крутов. Их игра впоследствии станет на голову выше игры петровцев. Однако чтобы они стали законодателями хоккейной моды в стране, заиграли в полную силу, их надо было вывести в лидеры.

Незнакомец на время остановился и перевел дух.

- Но что такое лидерство в команде? - продолжил он. - Это не только безупречная игра, но и ощущение ответственности, когда в трудной ситуации на лед выпускают именно тебя. Макаров, Ларионов и Крутов уже играли в новый хоккей, но они не были законодателями, не были лидерами, не ощущали на себе груз ответственности. Ведь первыми на поле были все еще петровцы. Тихонов и решил петровцев постепенно отодвигать в сторону. Он стал искусственно их разрывать, разводить в разные тройки. Случай с нарушением спортивного режима дал ему шанс не пустить в Канаду Харламова, чтобы уехавшие туда Макаров, Ларионов и Крутов почувствовали, что теперь ответственность за игры ложится на них. Так они и взлетели на Кубке Канады. После Кубка они стали лидерами ЦСКА и сборной...

Незнакомец замолчал и, повернувшись к окну, застыл в задумчивости.

Инспектор тоже неподвижно застыл на месте и не говорил ни слова. Видно было, что услышанное удивило и впечатлило его.

В чайнике забурлила закипевшая вода. Гость подошел к нему и со всех сторон осмотрел плитку.

- Как это выключается? - озадаченно спросил он.

Его слова вернули Опорного из забытия. Крякнув, он тоже подошел к плитке и выдернул из розетки шнур.

- Долго же у вас он нагревался, - проговорил незнакомец, наблюдая, как инспектор разливает кипяток по кружкам.

Опорный снова хмыкнул: "У вас!!!"

- А у вас?! - съязвил он. - В вашей эпохе плитка ядерная что-ли?

- Ну, типа того!... Шучу...

- Угу! Юморист!

Незнакомец никак не отреагировал на эти слова, и некоторое время в бытовке провисело молчание.

- Тихонов жестко шел к своей цели, - проговорил наконец незнакомец. - Однако через семь лет это обернется тяжелыми потерями. Ведь он совершил свой прорыв, похоронив душу хоккея.

Михайлов, Петров и Харламов играли на льду - именно играли, а Макаров, Ларионов и Крутов стали работать на нем. А это уже не просто тактика и стратегия игры. Это - совсем другая ее философия. Ларионовская пятерка достигла успеха тем, что была фактически заключена Тихоновым в лагерные условия, когда практически на весь год они были оторваны от семей и всего остального мира. Их сыгранность на льду - результат долгой совместной лагерной жизни. Это тоже было следствием столкновения с канадцами. Те ведь отнеслись к хоккейным сериям, как к войне, и наши такой вызов приняли. Под эту цель и был выбран Тихонов.

Вообще все, что было в нашем хоккее лучшее до Тихонова - это игра. Тихонов превратил хоккей в муштру, в ремесло. А игра, как игра, подразумевает и особое к себе отношение. Она допускает вольности и даже кураж.

Мы сами не понимали этого, пока не столкнулись с канадцами. До них мы ведь фактически куражились на льду, баловались, слагали хоккей, как стихи. Харламов, как Харламов, был соткан именно из такой игры. Не случайно кто-то назвал его Пушкиным хоккея. Канадец Фил Эспозито как-то сказал, что игра с нашей сборной напомнила ему его детство, когда они мальчишками беззаботно играли в хоккей - именно как в игру.

Но игра, как игра, подвержена и эмоциональным перепадам. Если у кого-то из тройки нет настроения, разлаживается вся игра. Уйти от этого можно, только превратив игру в ремесло, чтобы она не зависела от эмоций, что и сделал Тихонов. Отчасти и для этого ломалась тройка Петрова и поэтому, Харламов, выбившийся из спортивного режима, был удален тренером. Все это делалось как бы на благо, однако Харламова это привело к трагедии.

- В смысле, привело к трагедии?!

Незнакомец вздрогнул и быстро посмотрел на часы.

- Надеюсь, теперь уже не приведет, - облегченно выдохнул он.

- Несколько минут осталось... - проговорил он через некоторое время. - Харламов плохо спал этой ночью и поэтому за руль сядет его жена. Вы ведь остановите их? - заключил он вопросом.

- Тьфу на вас! - резко вскричал инспектор. - Хватит уже нагнетать!!!

Неожиданно он спрятал взгляд, а затем и вовсе повернулся к окну. Незнакомца будто обухом по голове ударило.

- Остановите их!!! - испуганно воскликнул он. - Если вы мне не верите, посмотрите, кто будет сидеть за рулем! Там будет сидеть жена Харламова, а у нее нет водительских прав...

- А это откуда вам известно? - не снижая резкого тона, ответил Опорный. - Вы, что, знакомы с их семьей?

- Нет! С семьей не знаком. А то, что машину вела она, не имея прав, выяснится после аварии.

- Да, прекратите же вы наконец! - заорал инспектор. - Не дай бог, накаркаете!!!

Незнакомец вдруг вытер рукой глаз.

- Остановите их, господин... то есть, товарищ милиционер! - умоляюще произнес он. - Я истратил последнюю возможность попасть к вам! Надо вернуть хоккею игру. Петровская тройка должна еще поиграть. Без них через семь лет начнется позорнейшее действо.

- Вы знаете, что будет через семь лет?!

- Знаю!

Опорный едко посмотрел на него.

- Через семь лет, - продолжил незнакомец, - лучшие хоккеисты страны начнут рваться за океан.

- В смысле?... Как это рваться?

- Будут требовать, чтобы их отпустили играть в канадских клубах...

- Что значит, требовать? Мы своих хоккеистов не отдаем.

- Через семь лет начнем отдавать. Это будет уже другая страна с другими правилами.

- Хм! А, впрочем, в этом нет ничего странного. За это время у нас будет так много своих звезд, что здесь им станет тесно. Начнем делиться с другими странами.

- Если бы это, действительно, было бы так... - упавшим голосом произнес незнакомец.

- Послушайте, гражданин Иннокентий! - с раздражением заговорил инспектор. Причуды сумасшедшего стали его доставать. - Что вы о себе возомнили?! Откуда вам знать, что будет со страной хотя бы завтра?!

Пришелец помрачнел.

- Завтра, - тихо проговорил он, - точнее говоря, уже сегодня, не далее чем через десять минут в стране уже не будет Харламова...

- Тьфу на вас!!!

На некоторое время в комнате повисла пауза.

- Через семь лет, - продолжил незнакомец, - капитан сборной Фетисов начнет выбивать для себя право уехать за границу. Для этого он даже покинет ЦСКА. Он будет первым, кого отпустят. За ним в Канаду переберется лучшая пятерка страны и мира: Ларионов, Макаров, Крутов, Касатонов...

Это будет катастрофа нашего хоккея. Представляете! Сборная страны обезглавится! Нет не просто обезглавится - вся надежда нашего хоккея, кумиры, душа нашего отечественного хоккея достанется сопернику. Вообразите, что накануне войны Жуков со своими военачальниками перебрался бы служить в гитлеровский штаб... потому что там баснословно платят.

Гость опять вытер глаз.

- Останься жив Харламов, - проговорил он, - Фетисов бы точно не решился на отъезд. Харламов ведь его еще пацаном отметил. Такое в человека глубоко западает. Ведь знаете, как Харламов мальчишек любил! Он ведь мечтал после окончания хоккейной карьеры стать детским тренером. Вот где душа хоккея! Помню, я сам как-то видел одного мальчишку, который плакал от настоящего, неподдельного горя, когда его кумир-футболист перебрался в другой клуб и забивал голы своей родной команде. Вот она - душа всякой игры! В мальчишках!!!

Опорного это уже стало выводить из себя. По мозгам били слова "Останься жив...", "Мечтал...". Инспектор начал подумывать, что "пришельца" надо бы связать и вызвать психиатров. Однако ему вдруг пришла в голову неожиданная идея.

- Послушайте! - сказал он. - Сейчас мы выйдем на трассу и будем ждать Харламова. Если он появляется, что еще не очевидно, смотрим, кто за рулем. Если сам Харламов, я вызываю вам скорую помощь. Если же это будет женщина, то я, так и быть, останавливаю их. Смотрим ее права. Если они в порядке - я отправляю вас в психушку.

- Согласен! - с облегчением вскрикнул гость. - Главное, что он опять задержится здесь, пока будете проверять документы, а значит, столкновения на семьдесят четвертом километре не будет. Ради этого можно и покантоваться с психами!

- Хм! Еще и километр вам известен! Идем!

Довел-таки незнакомец инспектора! Опорный решился остановить Харламова, если за рулем окажется женщина, только потому, что теперь стал бояться сам. Нет, он не был суеверным человеком, но если, не дай бог, что-нибудь случится, то всю оставшуюся жизнь он будет винить себя, что не послушал случайного прохожего. И будет уже все равно, как этот псих здесь появился и из какой эпохи он себя вообразил.

Дождик уже закончился. Трасса была не пуста. Несколько автомобилей двигалось в обоих направлениях.

- Конечно, - заговорил незнакомец, - не только у хоккеистов съедет крыша. Вся страна помешается на халявной свободе. На целое десятилетие растянется шабаш и беспредел. Держава рухнет. Третьяк потом будет оправдывать уезжавших хоккеистов тем, что в условиях краха им де надо было где-то зарабатывать на хлеб. Уезжали не только игроки. Удирали, спасаясь от безденежья, и тренеры.

Опорный молча посмотрел на него, сверкнув глазами. У него разгорелось сильное желание двинуть жезлом психу по башке. Иначе заткнуть его антисоветчину не представлялось возможным.

- Но как можно было говорить, - продолжал незнакомец, - о поисках работы где-то на стороне, когда надо было спасать свое Отечество?!

И опять он произнес слово "Отечество" с удивившей Опорного интонацией. Она сочеталась с каким-то непонятным надломом.

- Стране нужны были такие люди, как Харламов. Они должны были еще поиграть. Войну за честь страны надо было не так выигрывать - не муштрой... а игрой, нашей дружбой, нашим духом... Вы, наверное, удивляетесь, почему я - не заставший игру звена Петрова - так много о них знаю. Да потому что я однажды понял, что они были последними лидерами нашего хоккея, в игре которых еще был настоящий дух игры! Дух!!! Я изучил все их видеозаписи и воспоминания современников... А в конце восьмидесятых наше Отечество потеряло именно дух... во всем... - не только в хоккее...

Трасса оживлялась. Автомобили по ней двигались уже почти беспрерывным потоком. Однако Волги со знаменитым номером не было.

Опорный стал ощущать досаду от того, что так необдуманно пошел на поводу у сумасшедшего.

А незнакомец все чаще и чаще посматривал на часы.

- Вот! Сейчас! - вдруг сказал он.

Неожиданно на трассе образовался разрыв. С той стороны, откуда они ждали Харламова, не было ни одной машины.

Опорный зло крякнул. Всё в нем закипело. Он резко шагнул к пришельцу, схватил его за шиворот и потянул к домику.

- Да стойте же вы! Подождите! - панически заорал незнакомец. - Сейчас! Сейчас они будут!

Из занятий по психологии Опорный знал, что с психически больными спорить нельзя, а применять физическое насилие непрофессионалам даже небезопасно - те могут не остановиться перед нанесением травм, вплоть до убийства, однако ничего не мог с собой поделать. Он рванул еще жестче. Незнакомец крутнулся, и в руках инспектора осталась лишь брезентовая накидка - та самая, которую он дал психу, когда заводил его в дом "на обогрев".

- Вон они!!! - истошно закричал незнакомец.

Милиционер попытался было поймать увернувшегося сумасшедшего, но вдруг резко замер на месте - вдалеке действительно показалась Волга.

Инспектор стал изумленно всматриваться в приближающийся автомобиль.

За рулем в огромных очках сидела женщина.

Когда стал различим номер, у Опорного всё оборвалось внутри.

Это был ноль-ноль-семнадцатый...

VI.

На Опорного нашел ступор. Он стоял неподвижно, глядя вдоль шоссе.

- Машите! Машите им! - доносились до него крики появленца.

Но время будто остановилось. И будто замерла в неподвижности белеющая на шоссе Волга.

- Эх вы! - вскрикнул незнакомец и вдруг дернулся в сторону дороги.

Инспектор среагировал моментально. Точнее говоря, мгновенно сработало его подсознание. Оно напомнило ему, что в семьдесят шестом году этот псих уже выскакивал на дорогу. Милиционер двинул незнакомца в челюсть. Да так, что тот полетел в кювет. Но Опорный этого уже не видел. Он решительно направился к трассе и поднял жезл.

Сидевшая за рулем женщина удивленно уставилась на них. Машина сбавила скорость, и стало видно, как водитель и пассажиры, вытянув головы, смотрят на выбирающегося из кювета человека.

Инспектор жестко махнул жезлом. Женщина перевела взгляд на него, и вдруг автомобиль прибавил газ.

Волга пронеслась мимо.

- А-а-а! - завопил незнакомец. - Не остановились! Поймайте их! Догоните! Сообщите по трассе!

Опорный потрясенно смотрел вслед удаляющейся машине.

- Ну что же вы стоите?! - подскочил к нему незнакомец. - Делайте же что-нибудь!!!

- Ничего тут не сделаешь! - растерянно ответил Опорный. - Если авария произойдет, как вы говорите, на семьдесят шестом километре...

- Семьдесят четвертом!

- Если авария произойдет на семьдесят четвертом километре, то до него больше нет ни одного поста. Сообщать некому. А своей машины у меня нет.

- Ну что же делать?! Что же делать?! - незнакомец дернулся в направлении скрывшейся Волги, будто хотел догнать ее. Но, сделав несколько шагов, он в бессилии остановился.

Инспектор отрешенно посмотрел на него.

- У-у-у! - завыл незнакомец, опускаясь на колени. - Зачем вы уда-а-арили меня?! Сейчас они стояли бы зде-е-есь! Я истратил последний ша-а-анс...

Опорный медленно подошел к нему и опустился перед ним на корточки.

- Ну с чего вы взяли, - негромко спросил он, - что на семьдесят четвертом километре должна будет произойти авария? Только не рассказывайте мне сказки о другой эпохе. Дурной сон приснился?

Незнакомец поднял на него взгляд.

- Вам мало того, что я угадал женщину за рулем и время с точностью до минуты?

Опорный смешался и в шоке посмотрел на него.

- Во-во! - проговорил незнакомец и уселся прямо в лужу. - Не верите мне. Никто не верит. Как же вам еще объяснять? Через семь лет вы будете жить... все мы будем жить уже не в России. От нее останутся только название и царский фетиш.

Опорный недовольно хмыкнул.

- Этого не может быть! - сказал он.

Незнакомец тоскливо посмотрел вдаль.

- Во-во! - негромко протянул он. - Все так и говорят. Не верят, что такая страна может разом, без всякой войны, рухнуть.

Он остановил взгляд на устремленной вдаль дороге.

- Этого не может быть, потому что быть этого не может! - сказал Опорный и поднялся.

"Между прочим, зная привычки Харламова, - подумал он, - можно предугадать и женщину за рулем, и время. Правда, для этого несколько дней их придется попасти".

Однако в душе царило сильное смятение. Все его слова успокоения звучали как хлипкое - очень хлипкое - оправдание.

Он сделал несколько шагов вдоль дороги, развернулся и снова прошагал.

Надо возвращаться в реальность, в рабочий ритм. Иначе с этим психом самому можно свихнуться.

И вдруг он увидел, как незнакомец напрягся. Некоторое время тот всматривался в двигающийся по дороге грузовик, а затем вскочил.

- Вы видите его?! - вскричал он инспектору.

Милиционер бросил критический взгляд на машину. Ничего особенного в автомобиле не было.

- Посмотрите внимательно! - кричал незнакомец. - Мне кажется - это тот самый грузовик, в который харламовская Волга должна была врезаться! По-моему, это он был на всех фотографиях! Посмотрите - это он?!

Опорный на секунду поддался его азарту и пристально всмотрелся в грузовой автомобиль. Но через мгновение он тряхнул головой и раздраженно посмотрел на появленца.

- Тьфу-ты!!! Ну, хватит вам уже! - прикрикнул он.

И они оба проводили прогрохотавший мимо них грузовик долгим взглядом. Разумеется, они смотрели вслед удаляющемуся автомобилю по-разному. И не услышали они, как рядом с ними на сыром асфальте мягко шоркнули тормоза.

Остановившаяся рядом с ними Волга заставила обоих вздрогнуть.

Это был ноль-ноль-семнадцатый.

- Хар-ла-мов... - будто выпустил из себя воздух незнакомец.

За рулем стоявшего автомобиля находился самый великий хоккеист всех времен и народов.

- Живой... - прошевелил губами утренний появленец...

VII.

У Опорного от растерянности вытянулось лицо.

Женщина и еще один мужчина находились на заднем сидении. Женщина сидела, прижавшись к дальней дверце и опустив голову. Не поднимал взгляда и Валерий Борисович.

На какое-то время меж ними повисла пауза.

Наконец водительская дверца медленно открылась и Харламов, пряча глаза, вышел к инспектору.

Опорный замедленным движением поднял ладонь к козырьку и представился.

Харламов молча протянул ему права.

Милиционер машинально взял их и, не отрывая взгляда от Харламова, на какое-то время застыл в этой позе.

- Валерий Борисович! - наконец негромко проговорил он, сглотнув подкативший к горлу комок. - Я хочу видеть водительское удостоверение вашей жены.

Харламов скользнул по нему повинным взглядом.

- Виноват... - проговорил он. - Удостоверения у нее нет.

- За рулем была она?

Великий хоккеист подавлено кивнул.

- Повторяю вопрос: За рулем была ваша жена?

Харламов поднял взгляд, сильно покраснев.

- Да! - негромко сказал он.

Опорный перевел дыхание.

- Валерий Борисович!... - проговорил он, смягчившись. - Вы сейчас спасли от психушки одного очень хорошего человека.

Харламов удивленно посмотрел на него, а затем скосил взгляд на появленца.

- Товарищ майор! - сказал Опорный, снова обращаясь к хоккеисту. - Что ж вы делаете? Ваша жизнь имеет невероятную ценность, а вы так легко ею распоряжаетесь!

Харламов опять виновато потупил взгляд.

- Валерий Борисович! - продолжил Опорный. - Вот это... - он махнул водительским удостоверением хоккеиста, - я вынужден буду оставить у себя... за совершенное вами грубейшее нарушение правил дорожного движения.

Харламов растерянно посмотрел на него.

- Понимаю... - выдавил он из себя.

- Волга побудет здесь. После восстановления прав вам вернут ее в установленном порядке. Ключ дайте, пожалуйста...

***

Спустя некоторое время инспектор ГАИ Олег Тимофеевич Опорный остановил рейсовый автобус, куда усадил Харламова и его спутников.

Появленец и милиционер долго смотрели вслед удаляющемуся автобусу. От перенесенного стресса незнакомец заметно дрожал.

- Живой... - проговорил он, вытерев глаз. - Ощущение такое, будто в сказке... уже второй раз...

Появленец явно находился на грани нового неврастенического срыва.

- Живой-живой! - поддержал его стоящий рядом Опорный, который сам с трудом подавлял в себе волнение. - Теперь гарантировано доедут до метро, а там пересядут.

- До метро?... Он, наверное, давно уже не ездил на метро... Жестко вы с ним поступили...

- Жестко? - удивленно хмыкнул Опорный. - За это спасибо скажите себе! После ваших разговоров так и хочется взяться за какой-нибудь дрын... или автомат и биться... за Союз... - он улыбнувшись подмигнул появленцу, - за Оте-чес-тво...

Появленец мельком посмотрел на него и улыбнулся в ответ. Встретившиеся взгляды и улыбки подтопили сковавшее его напряжение. Блеснувший было на краешке глаза шарик застыл на месте.

Появленец смущенно отвел взгляд, и тот случайно зацепился за стоящую рядом Волгу

- А не боитесь осложнений? - появленец кивнул на машину.

- Вот еще! В случае чего дойду до самого ЦК... - милиционер решительно выдохнул.

- Да только не придется! - продолжил он после недолгой паузы и опять улыбнулся. - Сами видели: Харламов не будет жаловаться! Мировой парень! Мужик! Настоящий, советский... до мозга костей!...

Появленец растерянно повел бровью и задумался.

- Жалко, всё-таки, - проговорил он после некоторого молчания. - Он опаздывает, наверняка. Если бы вы позволили, я бы сам мог довезти их до места назначения... Уж я бы - со всеми предосторожностями. Всё равно быстрее получилось бы, чем на автобусе. Москву я хорошо знаю, и права у меня есть.

Он машинально достал из кармана корочки с вложенным в них водительским удостоверением.

- Оставьте это себе, - ответил Опорный. - Люди такого уровня должны время от времени освежать в памяти езду в автобусах и метро.

- Да, Олег Тимофеевич... - задумчиво проговорил появленец, - хотелось бы, - он нелегко вздохнул, - хотелось бы, чтобы Харламов не повторил судьбу Третьяка - не уселся бы на почетное место в престижной партии, не записался бы в сенаторы, чтобы на старости лет лишь жать кнопки и звездить своей всемирно известной физиономией на президентских приемах.

У Опорного изумленно поднялись брови: ладно бы опять - причуды про сенаторов и президента, но откуда пришельцу известны его имя и отчество? Инспектор ведь ни разу сегодня не назвал их. Даже Харламову представился только званием и фамилией.

Опорный с напряжением во взгляде протянул руку к документам появленца.

- Нет, не должен, - механически отдавая корочки, продолжил тот. - Ведь это Хар-ла-мов!... -взгляд незнакомца засветился. - До мозга костей Харламов!

И появленец вдруг осекся - милиционер округлившимися глазами смотрел на его водительские права и корочки.

На удостоверении стоял две тысячи десятый год выдачи, а на корочках - двуглавый орел...

Комментарии: 6, последний от 25/10/2019. © Copyright Кержак Сергей (szs21@rambler.ru) Размещен: 11/06/2013, изменен: 26/03/2014. 46k. Статистика. Рассказ: Фантастика Скачать FB2
Аннотация: Не скрою, рассказ написан под влиянием всплеска интереса к хоккеисту Харламову, вызванного фильмом "Легенда N 17". Открыв разные интернет-источники, которые сейчас активно посещаются заинтересовавшимися людьми, обнаружил много кривотолков, после чего захотелось написать вот это...

Кержак Сергей : другие произведения.

Разворот на Ленинградском шоссе