Николай Васильевич пытался успокоить мысли холодом трамвайного стекла. Нескончаемый поток операций изо дня в день. И ради чего? Чтобы этих мальчишек вновь поставили под ружье, опять закрыли живым заслоном очередную дыру? Бессонные ночи поселили на его лице уличную серость, а осенняя тьма обжила место вокруг глаз. Черт, как же не кстати эта война.
Вчерашний постыдный скандал с сыном не давал уйти в спасительную дрему:
- Ты не пойдешь на фронт, я запрещаю, - сорвался на крик Николай Васильевич.
- Я еду защищать Родину! Это мой долг! - орал в ответ Дмитрий Николаевич.
- Твой долг - быть здесь, беречь мать, сестру! Я же выбил тебе справку, ты не представляешь, чего мне это стоило!
- Я и еду беречь мать с сестрой, а ещё - тебя, - тихо, но твердо сказал Дмитрий Николаевич. - Я люблю тебя, отец.
И ушел.
- Да пойми же ты, наконец - война бессмысленна, новыми убийствами ничего не решить! - бросил в сторону хлопнувшей двери Николай Васильевич.
Дорогая матушка, пишу тебе с самой линии фронта. Почтовая служба теперь работает просто великолепно. Спешу сообщить, что бомбежек по вам больше не будет. Наш новый командир провел блестящую операцию по уничтожению ракетных баз противника, мы сполна отомстили за предательский удар по родному Петрограду. В целом у меня все хорошо - и кормят отлично, и взаимовыручка у нас на высоте. Как ты там, матушка? Как там моя сестренка? Пишите мне обо всем.
Харбин 20. 11. 20..
Искренне ваш, Дмитрий Николаевич.
Николай Васильевич аккуратно сложил письмо. Подышал на руки. Трофейный калорифер слабо помогал в просторной офицерской землянке. Ответ он напишет потом - старательно рисуя круглые женские буквы. Сейчас не время - сейчас нужно думать о новой операции. Врагов оставалось ещё слишком много - уже не миллиард, конечно, но всё же...
