Семенов смыл остатки пены с лица, и внимательно изучил отражение в зеркале. На этот раз его совсем не волновало качество бритья; он пытался разглядеть в нем признаки своего сорокалетия. Странное дело, они вроде бы и присутствовали и отсутствовали одновременно. Томило душу легкое похмелье. Затащили таки вчера сослуживцы в какой-то шумный ресторанчик. Четыре десятка отходил по земле, а пить толком и не научился, может быть потому, что никогда особенно и не пил? Впрочем, и не хвастался этим, с одной стороны, среди выпивающей страны как-то глупо и бессмысленно этим хвастаться, а с другой - довольно легко жить в трезвости, если нет никакой непреодолимой тяги к алкоголю. Но, как бы там оно не было, пока другие учились пить, Семенов учился работать, что в конечном итоге искомую пользу принесло. Пока другие упивались абстрактной свободой на руинах прошлого, он пытался сохранить семью, пытался дать свой дочке образование, веру в себя, надежду. И, вроде бы ему все удалось. Он не зря прожил эти свои сорок лет, скорее всего не зря. А вчера ему случилось сорок лет, и захотелось дико напиться.
Жена с утра убежала в салон красоты прихорашиваться, а дочь каждую субботу занимается плаваньем. Семенов решил быстренько перекусить, и пойти пройтись по магазинам. А к четырем придут гости.
Запах вареных сосисок остро напомнил юбиляру далекую уже школьную пору. Он вспомнил маму, веселую и жизнерадостную женщину. Она как могла, создавала в доме атмосферу уюта и счастья. Отец постоянно находился в командировках, он работал в одном из НИИ, а летом они всей семьей ездили на природу, с друзьями родителей, большими шумными компаниями. И восьмилетний Володя мечтал научиться играть на гитаре, петь у костра и рассказывать страшно интересные истории о далеких геологических походах. Но во взрослой жизни этому не суждено было исполниться. А потом заболела мать, и через полгода ее не стало. А когда Семенов окончил институт, не стало и страны, и вместе с ней походов, костров и песен под гитару, и еще много чего другого. Владимир женился, и без помощи эмигрировавшего в Канаду отца было бы совсем туго, но время текло, жизнь менялась. На улицах, среди толпы, стали мелькать новые лица. И Семенов отчетливо осознал - вот оно, время для жизни. На кой черт ему все эти костры, вся эта глушь как средство сознательного побега от невыносимой искореженной действительности, самоиступляюще протесты, нищенская свобода души и ума при голодном теле. Нет, правда, зачем истязать себя великим и запрещенным знанием, тайно втридорога покупая книги, джинсы и видеокассеты, если глубинную суть воспринятого ты не мог передать ни друзьям, ни детям. А теперь все мыслимые блага на каждом углу продаются по три копейки и никому больше не нужны, ах, неужели такова инфляция освобожденных ценностей? Зачем трястись на электричке три часа, а потом мерзнуть по ночам в палатке? Сейчас можно заработать на приличный, нормальный отдых, повидать мир. Когда Семенова назначили замдиректором филиала, он так и решил - теперь повидает. Но дальше "овощных" пляжей Турции, жажда приключений и новых мест его не завела. Впрочем, отдыхали всей семьей в Париже, и почему только всех без исключения представительниц прекрасного пола тянет туда?
В тридцать пять лет Семенов окончательно сформировался как прагматичный, хваткий человек. Деловые качества понадобились ему для формирования личного быта, уверенности и стабильности. А сегодня Владимир осторожно задавал себе один вопрос. А что дальше?
Дальше пришли гости. Провозглашая вычурные тосты, дарили всякие приятные ненужности. Виновник торжества чувствовал себя слегка не в своей тарелке - ему казалось, что он несколько вторичен на своем собственном празднике, что сам повод, собравший всех этих близких и дорогих людей куда как значимее его самого. Впрочем, Владимир не грустил, он думал о приятном. И самые приятные мысли посвящал жене, красавице Валюше, любимой и обожаемой. Он часто смотрел на нее, любуясь, и с каждым взглядом становился все счастливее и счастливее, не замечая, что все ее внимание к нему, участие и жизнерадостность в некоторой мере основаны на вежливости и врожденном таланте бескорыстно дарить себя общению. Человеку удобно видеть мир статичным, и внезапно прозревая требовать от него изменений, все равно в тайне желая покоя предсказуемости.
Когда гости утолили голод и жажду, завели ленивые рассказы с обязательной долей преувеличения и хвастовства, кто-то постоянно бегал на кухню курить, из коридора доносились обрывки телефонных разговоров, и стало уютно и немного сонно. Семенов решил немного подышать свежим воздухом и, выйдя на балкон, вдруг услышал Валю, разговаривающую в соседней комнате. Она что-то такое говорила своему незримому телефонному собеседнику, но что именно, разобрать было нельзя. Семенов испытал легкий внутренний укол, но разобраться в причинах не пытался, да и особого значения ему не придал. Наверное, неприятны были сами интонации, звук неразборчивых словосочетаний таивших отрицательно воздействующий фонетический код. Валя повесила трубку, и некоторое время оставалась в спальне, а затем вышла.
В первый день рабочей недели Семенов думал о совершенно отвлеченных вещах, не имеющих никакой практической ценности. Например, что пора бы сменить машину. До самого обеда он листал всякие дурацкие журналы и пил кофе. Коллеги не обращали на это никакого внимания, будто так и должно быть. На следующий день трудовой энтузиазм продолжил наслаждаться спячкой. Владимир лениво отметил про себя, что оказывается его совсем (и, очевидно уже давно) не интересуют ни дела фирмы, ни ее процветание, и даже собственное процветание волнует весьма слабо. Неужели - депрессия? Может, пора в отпуск? Отпуск не дадут. Ну, в самом деле, каждые два месяца отпуск не дают. А дела-то у фирмы шли не ахти как. В прошлом месяце сорвался очень приличный подряд, и старый, проверенный поставщик неожиданно подвел. В среду Семенов заставил себя пойти в офис просто нечеловеческим усилием воли. А вечером, неожиданно оказался в тихом баре, где пропустил пару пива с раками.
Затем апатия вроде бы растворилась среди забот и навалившейся работы, но беспокойство не исчезло, а наоборот усиливалось. Так получилось, что пик деятельности фирмы приходился на первую половину дня, до обеда, и Семенов стал возвращаться домой на пару часов раньше обычного, зачем просиживать штаны без толку, лучше дать себе небольшую передышку, больше отдыхать, проводить время с семьей. Однако дочь после школы ходила на курсы для поступающих, и возвращалась поздно, а Валя, оказывается, приходила с работы не намного раньше Семенова, что для него явилось совершенной неожиданностью. И Владимир завел новое "хобби" - валятся на диване перед телевизором попивая пиво и пожевывая соленую рыбешку. И почти после каждого телесеанса, он с удивлением обнаруживал полную неспособность вспомнить содержание просмотренного им за вечер. Жена не замечала, или делала вид, что не замечает происходящих изменений. Впрочем, как-то в июне, Семенов в одних шортах слонялся по квартире и, заглянув на кухню поинтересоваться, когда там будет готов обед, наткнулся на чужой и странный взгляд Валентины. Она натянуто улыбнулась и легко шлепнула ладошкой по его голому животу. "А это что еще такое?" - спросила она, и отвернулась к плите. Семенов почему-то обиделся и ушел во двор мыть машину. Он любил возится со своей Тойотой по мелочи, и с удовольствием бы ремонтировал ее сам, но во-первых, ни черта не понимал в технике, а во-вторых, машинка бегала исправно, скорее всего по причине своевременного ТО на хорошей станции. Он даже слегка завидовал Диме, соседу с третьего этажа, счастливому владельцу "Жигулей". Автолюбитель постоянно что-то менял, что-то ковырял, ползал под днищем. Они садились на скамейку у детской площадки, пили пивко и травили истории, и Семенов, жмурясь от солнца, едва ли не захлебывался волнами безмятежного покоя. В такие минуты ему меньше всего хотелось находиться дома, он отдыхал от всего, от работы, от жены, от дочери, от всего. Он жил в свое удовольствие.
Катя поступила в институт, и сама запросилась на дачу, чего с ней не случалось ни разу. Семенов с радостью откликнулся на призыв дочери, и они вдвоем укатили за город, Валя же не смогла взять неделю за свой счет, и осталась.
***
-Ты чего такой?
-И какой же я?
-Молчаливый, заторможенный.
Семенов быстро посмотрел на Свету. Так раздражают вопросы вуалирующие обвинение. И раздражали они, прежде всего, нежеланием высказаться прямо, своим плохо скрываемым раздражением, неубедительным сомнением. В такие минуты хотелось ответить резко, прямо, демонстративно отказываясь от навязываемого тона, вывалить собственное холодное и вразумительное мнение.
-Я задумался.
Дальше ехали молча.
Все случилось совсем неожиданно, так с годами бывает все реже, и тем самым, иррационально отрицая всеобщую запланированность, обыденное на секунду победило само себя, шепнув - "дыши". Света появилась на следующий день после приезда. Уникальная особенность русской дачной традиции - сезонные друзья-товарищи, безосновательно близкие и живущие все остальное время собственной неизвестной жизнью. Недостаток информации о человеке на отдыхе явно положительный момент. На шашлыки Катя пригласила свою подругу, скучающую, надменную, юную и, естественно прекрасную тем. Пришли еще какие-то дочкины знакомые, но Семенов, снова позволивший себе расслабиться, сидел несколько в стороне и, попивая пиво из бутылки, украдкой наблюдал только за ней. А у костра вещал некий интеллектуал-максималист.
-Иными словами, я утверждаю принцип повышения самооценки через получения удовольствия. И наоборот. Человек, ведь в сущности, прикрытая прогрессом физиология.
Семенов слушал его разглагольствования, очевидный смысл которых поражал отсутствием собственной, его, Семеновской, интерпретации. И чем ему плоха физиология? И что в ней позорного?
-Психология требует награды за усилие тела. Иначе - дискомфорт, депрессия.
После такого безапелляционного заявления, Владимир решил немного отвлечься от внимающей собственной ахинее компании, и отошел за дом. Он некоторое время постоял в тишине, изучая окружающую его серо-зеленую густоту растений. Некая шахматная искусственность рукотворной природы вызвала внезапную тоску, пробудившую противное чувство одиночества. Семенов вынул из кармана сотовый телефон и позвонил жене, но та не отвечала. Наверное, легла спать.
-Не отвечают? - спросила за спиной Света.
Семенов резко обернулся.
-Простите.
-Да, ничего страшного.
Владимир неспешно убрал телефон.
-Вам тоже хочется поговорить?
-Скорее, просто хочется того, чего здесь нет, - попытался отшутиться он.
-У Вас очень хорошо, но Катины друзья развлекаться не умеют.
-Отчего же? Они просто выпили, и болтают, и валяют дурака. Это нормально. Я в их возрасте делал тоже самое, только, наверное, менее изящно.
-Вы их защищаете, - Света извлекла из длинной пачки сигарету и замерла выжидая.
Семенов протянул ей зажженную зажигалку.
-А ты их обвиняешь?
-Боже упаси. А вы не заметили, что мы живем почти без звезд? - неожиданно спросила она.
-То есть? - не понял Семенов.
-Летом белые ночи, зимой так холодно, что постоянно торопишься, да и пасмурно всегда, весна пролетает сама собой, остается только осень, а осенью звезды прекрасны и грустны.
-Ты - романтик?
-Нет, просто спонтанный вывод - посмотрела на небо, а звезд совсем не видно.
-Пойдем к костру, - предложил Семенов.
-Пойдемте лучше прогуляемся.
Машина плавно катила по шоссе. Владимир чувствовал себя разбитым. Ему хотелось в город. После душа надеть чистое белье и выпить на тихой кухне чая. Он даже успел соскучиться по работе. Но на соседнем сиденье сидела Света, и он понимал, что разбежавшись, будет очень сложно встретиться вновь.
-О чем ты задумался? - неожиданно тепло и участливо спросила она, - ты хочешь уехать?
Первый раз Света задала этот вопрос на озере, где они сегодня загорали и купались с самого утра. Семенов продолжал молчать. Через некоторое время запиликала трубка, звонила дочь.
-Папа, привет! Света с тобой? Дай ей трубку.
Жена открыла дверь машинально. Ее лицо ничего не выражало. Впрочем, букет цветов она приняла почти улыбаясь.
Валя все рассказала ему вечером, у телевизора, буднично, спокойно, без волнения. Она больше года встречается с другим. Он обеспечен, они любят друг друга. А его, Владимира, теперь нет, не любит. Давно уже нет. Она решила уйти. Давно собиралась. И, собралась. Ей просто об этом говорить, ведь все так просто. Она устала от безразличия, от собственного безразличия. Они могут остаться друзьями, он может видится с дочкой когда захочет и сколько захочет. Она просит у него прощения, ее можно понять, он должен ее понять. А он изменял ей? Имущество делить они не будут, ничего не надо, только свои вещи заберет.
В конце концов, Валя расплакалась. Семенов переспал с ней, как с чужой женщиной, как с женщиной, которую он видит в первый и последний раз.
Как-то осенью в гости пришла Катя. Сначала обсудили учебу, потом чем-то еще, приятное и малозначительное.
-Знаешь, папа, - уже собираясь уходить, решилась сказать Катя, - я маме никогда не говорила про Свету, ты не думай, я все понимаю, и я не предательница, и в чужие дела не лезу. Кстати, она беременна. Уже на пятом месяце. У нее будет мальчик. И еще. Я выхожу замуж.
-За кого же? - неожиданно пересохший рот вытолкнул слова с трудом.
-За Диму, папа.
-Дима? - переспросил Семенов, - тот самый умник у костра?
-Мы любим друг друга, - спокойно ответила Катя, - ты знаешь, а тогда на даче мне было так здорово, папа. Я все время вспоминаю то время. А чем тебе Дима не нравиться? Он совсем не глуп, получает отличное образование, и семья у него хорошая.