- На ней стоит печать иного пути. Для дриад-полукровок такое - крайняя редкость, - с улыбкой глядя на младенца, вздохнул мужчина. - Даже имя ее, Евсевия, "чужестранка", пришло к нам извне. И давая его, мы уже обрекаем свою дочь на вечный поиск, - поднял он глаза на волхва. - Береги ее, хотя бы до того момента, когда наступит "нужный час".
- Да что там могут навещать эти дубы? - волхв явно не разделял патетики своего собеседника. Однако еще раз внимательно пригляделся к девочке, в этот момент, зевающей во весь рот. Мужчина же, в ответ, горестно хмыкнул. А потом запрокинул глаза к верхушкам деревьев:
- Лесные тропы, дворцовые коридоры, улочки городов и даже... Но, не это главное. Главное, что путь свой она должна пройти не одна. И лишь тогда он закончится светом... Угост, ты узнаешь того, кто за ней придет.
- Тоже - по печати? - откровенно оскалился волхв.
- Нет. У мужчины в руках будет символ его народа...
Волхв, с младенцем на руках, еще долго смотрел вслед мелькающей меж деревьев мужской спине. А потом, развернувшись, направился назад, к своему озеру:
- Предсказания, иные пути. Ересь для слабых и слюнявых. Судьбу можно обмануть. Так ведь... Евсения?
Ребенок в ответ промолчал. Он был занят - тонкая горячая струйка, смочив рукав волховецкой рубахи, щедро оросила траву заповедного леса...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Лесными тропками...
ГЛАВА 1
- ... да и среди равнин тех среброко-лы-ша-щихся и курганов степными ветрами нежно обло-бы-зо-ванных живут эти гордые создания, сами себя именуемые потомками древнего рода эллинов, мне же издали привидев-ших-ся обычными конями. Уф-ф, - облегченно выдохнула я, дотащившись, наконец, до точки в этом длинном, как улица предложении и с опаской подняла глаза. - Всем всё... понятно?
- Не-а... - да кто ж сомневался то?!
- Осьмуша, что именно?
- Так-то "алени" были або жеребчики? Або вообще незнамо какой кудесный зверь? - недоуменным басом отозвался щуплый веснушчатый мальчонка и нетерпеливо заскреб коленки.
- Не олени то, а эллины - люди древние из предтечного мира. Мы про него уже читали. А конями они рыцарю привиделись, потому как похожи на них... снизу... и ногами. Хотя, называются на самом деле кентаврами. Хотите картинку покажу? - с готовностью предложила я и обвела глазами озадаченные ребячьи лица... Да чтоб я еще хоть раз в руки эту зубонойную епистолию(1) взяла.
- О-о-ой, - сложила губы свистулькой Галочка и ухватилась пухлыми пальчиками за косу. - Чёй-то страшно на такое смотреть. Вдруг, примерещится потом.
- Примерещится, говоришь? - уже внимательнее всмотрелась я в тусклый книжный рисунок. "Кудесный зверь" на нем стоял, широко расставив свои ноги-копыта и выгнув коромыслом мускулистую грудь, на которой вместо лошадиной сбруи красовалась большая круглая бляха на цепи. Прямо как у нашего многочтимого порядника(2) Вила, когда он "дорогих" гостей встречает. Мощные же свои руки кентавр подбоченил и голову вскинул, хотя лучше б наоборот, отвернул. Потому, как голова его, да и лицо, на человеческие мало походили: со свиными лохматыми ушами торчком, жеребячьей челюстью и большими глазами навыкат. А вот волосы... или все ж грива... Да, грива она и есть, хоть и за длинные уши заправленная. И такое, если примерещится... - Ну, как знаете, - с трудом оторвалась я от грозного жителя порубежной с Ладменией Тинарры.
- Да ты трусиха, Галка! Тебя и гУсенка на капустном листе испужает, не то, что... Евся, дай ко мне глянуть, - закончил речь Осьмуша, и выпятив свои тощие мослы под просторной рубахой не хуже рисованного кентавра, поднялся со ступеньки.
За ним следом повскакивали со своих мест и остальные трое, коим сидеть после таких слов принадлежность к мужскому роду не позволяла. А девчонки - "трусиха" Галочка и две ее смирные подружки так и остались на крыльце тянуть шеи. Все же могучая сила - любопытство.
- Да, извольте, храбрецы... - сунув в первые подставленные ручонки отвратную книженцию, я с удовольствием и сама встала с табуретки, а потом блаженно потянулась...
Месяц "изок", что в переводе с языческого, означает "кузнечик", а на ладменском государственном именуется июнем, нахлынул в наши края этими самыми неугомонными насекомыми, слышными сейчас отовсюду. Да еще трескотней крыльев стрекоз. И запахом молодых трав и теплым ветром, гуляющим по их верхушкам и шелестящим девственно зеленой, еще клейкой, не припорошенной летней пылью древесной листвой. Да и все, кажется, вокруг, сейчас пело, славя лишь набирающую соки жизнь, разворачивающуюся вместе с новым годовым циклом. По просторному двору неспешно гуляли пестрые куры, косясь глупыми глазами то на устроивших гомон у крыльца ребятишек, то на стружки, кружащие над ссохшимися напольными досками в воздушных вихрях. Серая кошка, свесив с амбарной стрехи лапы, лениво дремала, не обращая внимания на воробьев, устроившихся почистить перья на уличной изгороди. А из двора напротив ветер, как весевой сплетник, порывами приносил тихое женское пение. И какая теперь была разница, кто из местных богов всему этому благолепию покровительствует? Если тихая радость и покой, не бывавшие в моей душе уже очень давно, принадлежали сейчас только мне...
- А-а-а-а!!! Кёнтаврь!.. А-а-а!!! - конец идиллии.
- Галка, ты чего?! - резко развернулась я в сторону крика. Все ж побороло ее всемогущее любопытство - девочка теперь, с глазищами, как две чашки, блажила, застыв у моей покинутой табуретки, и в одной руке сжимала раскрытую книгу, а другую вскинула на... - Это не кентавр. Это не кентавр, говорю! - попыталась я перекричать и ее и вступивших в помощь подружек и зарыскала по двору глазами. - Ох, ты ж у меня сейчас...
Разоблаченный "человеко-конь" сам, кажется, растерялся от такого приветствия, но с места не сдвинулся (ни человек, ни конь). Лишь мешок на голове поправил, чтоб через дыры для глаз сподручнее за происходящим во дворе через изгородь следить:
- Евсения, поди сюда! - тон у парня был явно неуверенным, и он, прокашлявшись, решил его последующим текстом увесомить. - Поди сюда, говорю!
Ну что ж, добился результата, да и я уже нашла то, что искала:
- Сейчас... Галочка, ты успокоилась? - и, дождавшись робкого кивка от дитя, направилась к калитке. - Ну-у?
- Я, это... в Букошь еду, - вновь поддернул он, съехавшую на глаза мешковину и важно продолжил. - Может, там купить тебе... чего? - вот интересно, он на самом деле такой дурень или ему начхать на то, как со стороны выглядит? Загадка для меня... многолетняя:
- Ты зачем мешок на голову напялил, Лех?
- Х-хе, так ты ж сама мне в третейник(3) сказала: "Чтоб я твоей рожи больше не лицезрела"? - нахально просветил меня верзила... Ага, видно он все эти пять дней придумывал, как бы в таком разе извернуться. А я уж было успокоилась... Точно, конец идиллии:
- Да что ты?.. А если бы я тебе и про все тулово сказала, ты б тогда полностью в него влез? - не по-доброму поинтересовалась я, подходя к всаднику еще ближе.
- Да не-ет, - с сомнением протянул тот, видно прикидывая в своем "младенческом" уме и такой поворот. - Так что с покупками то? Может, бусы из бисера, або серьги? Ты говори, Евся, не стесняйся.
- Какое там стеснение? - под возрастающее хихиканье за моей спиной, сделала я еще шажок к коню. - А вот такие же мне купишь? - и оттянула от правого уха, закрученную в тяжелый крендель косу.
- Какие? - радостно свесился из седла парень, придерживая на макушке завесу.
- А ты слезь... и тогда лучше разглядишь.
Еще раз просить "смельчака" не пришлось, и в тот же миг он предстал передо мной во всей своей многовершковой красе:
- А, ну, покажь?
- Ага... - сделала я, напротив, два шага назад, чтоб сподручнее было размахнуться, выдергивая в это время из-за спины, зажатую в другой руке метлу.
- Ага-а... Ты чего?.. Евсения!
- Пыль из мешка буду выбивать, конь ты кудлатый! - и саданула от всей души первый раз. - И чтоб я тебя всего целиком больше не лицезрела!.. И чтоб не слыхала тоже!.. И чтоб... - замахнувшись в третий раз, лишь на долечку задумалась, чем воспитуемый тут же воспользовался, взмыв обратно на своего гнедого:
- Евся! Ты дикая! Но, я ж тебе когти пообстригаю, так и знай! - уже скача по широкой улице, прокричал он, на ходу сдергивая дырявую мешковину с кудрявой светлой головы.
- Скачи-скачи, кёнтаврь!
- Лех, лучше мне леденец купи! - высыпала вслед за мной на дорогу хохочущая во весь рот ребятня... А ведь, не знает, дурень, как рисковал... Да и я... еще пуще. Оттого и обозлилась не на шутку.
- Дядька Кащей! - оборвали мои хмурые мысли новые детские крики, но, в этот раз, приветственные - к нам, с другой стороны улицы, покачиваясь, будто от ветра, шел сутулый хозяин здешних хором...
"Кащей", в переводе со все того же, означает "пленник", что к приближающемуся сейчас старику имело прямое отношение, правда лет одиннадцать тому назад. Тогда, с горы, в которую весь Купавная своей единственной улицей почти упирается, сошла снежная лавина, вызванная неизвестными сотрясениями горных пород. Хотя, многознающие утверждают, что причиной тому явлению стали "темные" дела, происходящие в соседних с нами землях Озерного края. Будто там какую-то пещеру обвалили, ходы в которой на много миль вдоль всех Рудных гор простирались. Но, не то важно. А важно, что на самом гребне той лавины, и прямиком в огород нашего порядника и заехал на своих полозьях, тогда еще Терех, промышлявший на пару с подельником "черными" перекупками(4). Подельнику повезло больше, хотя, судить о том сложно, ведь его судьба для нас неизвестна. А вот наш "счастливчик" переломал себе обе ноги, перейдя, сначала в ранг "пациента" весевой знахарки. А уж потом ему на выбор и была предоставлена судьба - либо быть торжественно сданным государственным властям, либо остаться здесь и стать частью местной языческой общины, коей, по большому счету, глубоко начхать на отсутствие у нового своего члена даже паспорта. Главное, чтоб у него в наличие имелись: незлобливый нрав, умелые руки и, хотя бы уважительное отношение к многоликому божественному "хороводу"(5). А обращение "Кащей" так и зацепилось, сначала за местные языки, а потом уж надежно осело и в головах, что с годами привело к тому, что и сам бывший Терех при знакомстве стал представляться по новому, языческому имени. Благо, за пределами веси его значение мало кто знает.
- Ой, л-ли, - расплылся, при виде такой дружной компании, воротившийся хозяин, а потом прищурил на меня свои большие осоловелые глаза. - Чисто Мокоша(6) с дитями ты, Евсения и при хозяйстве.
- Ну, уж, - в ответ беззлобно фыркнула я, однако, тут же перевернув метлу к низу прутьями.
- Дядька Кащей, а мы про люде-коней сегодня читали. Ты нам такие же свистульки вырежешь?
- Ага, всем, окромя Галки, а то ей опять примерещится.
- Сам ты... Дядька Кащей, а мне тогда с птичкой. А я ее дома сама разрисую. У меня и краски есть, - обступили старика со всех сторон дети, дергая его, то за помятую рубаху, то за полное липовых заготовок под такие же забавы лукошко... Интересно, а где ж он "накатить" то успел? Не иначе, как с пастухом опять под березами об устройстве мира беседовали:
- А, ну-ка, всем помолчать! - напомнила и я о себе. - Докладываю: в ваше отсутствие на вверенном мне для просвещения дворе... - бросила я быстрый взгляд по притихшим ребячьим физиономиям. - ничего безгодного не произошло. Дети вели себя примерно. Книги - все в сохранности.
- А Лех в личине? - подала голос смуглая Жула, но тут же была одернута за жидкую косицу:
- Так-то ж за калиткой было. Молчи.
- Ну, раз вы такие молодцы, - сделал Кащей вид, будто он не только слабо видит, но, и слышит. - добро, смастерю вам свистульки с люде-конями, - а потом закончил, уже через радостный визг. - Евсения, ты-то завтра придешь?
- А у вас опять дела? - тоже повысила я голос.
- Да просто приходи. Я буду чадам читать, и ты тоже послушаешь. Или выросла уже из познавательных книжек?
А что мне ему ответить? Не выросла я. Да только в книжках этих, не про таких, как я написанных, больше вопросов, чем ответов, дать которые мне здесь некому:
- Будет время, приду. И за новое лукошко благодарствую... Ой, а, где ж я его оставила-то? - и подорвалась назад к высокому крыльцу, приткнув по дороге в прежний угол свое "воспитательное орудие"...
От Кащея мы возвращались, сначала все той же шумной "компанией", постепенно по дороге отпочковываясь каждый в свой двор, и оставшись, в конечном счете, на пару с трещащей без умолку Галочкой. А как же иначе, когда столько за день впечатлений, которыми требуется поделиться и в самых мельчайших подробностях. Но, сегодня, пришлось мне дитё расстроить:
- Нет, милая, я к вам не загляну. Так и передай от меня Любоне, что, мол, торопилась она сильно, потому как Адона гневаться будет, - девочка хлопнула пару раз своими, точь-в-точь, как у моей подруги, голубыми очами и внесла предположение:
- Так и пусть она... гневается, тетка Адона. Все равно ж, накричать на тебя не сможет.
- О-о, зато, как посмотрит, - в ответ засмеялась я, разворачивая ее в сторону далекого, в самом начале улицы, терема. - Иди ко, краски на свистульку разводи, - сама же свернула в ближайший, ведущий вон из веси проулок, и тут же добавила шагу, болтая в руке пустым берестяным лукошком.
Они в вправду очень схожи, две смешливые и радующие взор, будто румяные булочки сестры, всю свою жизнь, проведшие в этом тихом, отгороженном от остального мира деревянными идолами месте. За тенистым палисадником и кружевными занавесками самого красивого дома в Купавном - хоромах самого порядника Вила. Однако, стоит сказать, что, вот уже три года, как и эти надежные преграды нехотя расступились, впустив вдоль длинной весевой улицы ветер перемен. А началось все с похорон. Хотя, обычно, ими все заканчивается, но, это, смотря кого в последний путь провожать...
Не смотря на укромный образ жизни, весь Купавная гостей "извне" знала и принимала. Правда, не всех. Говорят, лет восемь тому назад прямо от придорожных "хранителей"(7) была завернута целая делегация церковных Отцов. А еще одному свезло и того меньше, потому как, его наш местный бык "завернул", которому тот чем-то не приглянулся. А может, наоборот чрезмерно приглянулся, только, не ему, а пятнистым подругам ревнивого бугая. Да, не о тех скачках в рясе по лугам сейчас речь, а о гостях особых - "дорогих", по которым мы, обычно и узнаем, чем живет остальная, "цивилизованная" страна. Этих гостей сам Вил привечает, навесив на впалую грудь тоже особую порядничью бляху (которая к тому ж, "от чужого лиха" оберег). Больше же всех наш глава традиционно благоволит к гномам из Бадука, кои прибывают, в меру своей деловитости всегда не одни, а в сопровождении дребезжащей всяким железом подводы. Тут вам и плуги и чаны и ножи и еще много разной всячины, сильно в хозяйстве требуемой, а значит и востребованной.
Тот, трехгодичной давности гном привез с собой диво дивное - сепаратор(8). Вначале, прямо на весевой площади, устроил показательную часть, распугав заунывным агрегатным воем половину старух и детей, а потом, плавно сместился в сторону Вилова терема, при полном содействии последнего и, конечно, с предлагаемым товаром. Вторая часть зрителей разбрелась уже сама из-под высоких окон порядника, когда страшный вой, вперемешку с охами и ахами жены Вила стих и во второй раз, уступив место ответным предложениям впечатленных покупателей. А предложения те Вил делать всегда умел. Особенно, если под можжевеловку и утку с грибами. Себя не обижал и "деловых партнеров" не лишал самоуважения (а то ведь и зарасти могут бурьяном укатанные дорожные колеи). И все бы вышло как обычно, если б не нелепый случай, сведший, как две ладони друг с другом, два весевых события: "явление" народу гномьего сепаратора и проводы в последний путь бога Ярилы.
Весна в тот год вышла ранней, со звездными ночами и теплыми дневными ливнями. Поэтому и отсеялись всей весью дружно и в срок, не забыв возблагодарить за то всех богов-покровителей по очереди. А особенно - главного весеннего радетеля - озорного и плодовитого Ярилу. Оставалось дело лишь за малым - "схоронить" его со всеми причитающимися почестями на одном из ближних яровых полей, дабы возродился он в срок и без помех своими многочисленными детьми, наливными упругими колосьями.
Выдвинулось шествие уже на закате, когда солнце, единственным в веси фонарем повисло в аккурат над внешними воротами в конце длинной улицы. Да так от них и пошли. Вначале традиционно Кащей, с традиционной же миссией главного божественного сопроводителя и в традиционной же драной рубахе. За ним - на длинной веревке лохматый козел, впряженный в низкую хозяйственную тележку. А на той тележке - сам "виновник торжества", в дубовом гробике соломенной куклой. Следом же за покойным шли остальные провожающие. И тоже, каждый со своей традиционной миссией: мужики - с бубнами и глиняными флейтами, молодухи - с частушками и прибаутками, а замыкающими - старухи с подвываниями, текст коих не менялся не зависимо от упокойного (только имя нужное подставь). В общем, тоже, все как обычно... Две эти "обычности" встретились как раз у терема Вила. Можжевеловка к тому моменту уже явно пошла и его хозяину и самому бадукскому гостю на пользу, да и процессия тоже до захода солнца совсем не скучала...
В общем, тремя днями позже, прибывшим из столицы представителям Прокурата(9) наш порядник долго и заунывно объяснял, что он просто хотел показать гному, как у нас в веси богов уважают. А уж каким образом "дорогого" гостя вместо того самого уважаемого бога чуть не схоронили, он ведать не ведает. Небось, сам в гробик влез. А что, ночи то холодные... Мне Любоня потом рассказывала, что после тех отцовских оправданий оба мужика при исполнении одновременно выскочили в сенцы, откуда потом послышался не то плач навзрыд в два голоса, не то жеребячье ржание. Правда, после они, как ни в чем небывало вернулись, оба красные только, и положили перед Вилом на столе бумагу: пиши, мол, все как есть, а уж мы разберемся как надо. Вот тут то и открылась "первая форточка" новым ветром перемен - наш многочтимый порядник, почесав затылок, покаялся уж и в том, что отродясь грамотой не владел. Дальше - больше и после двух прокуратских рыцарей пожаловали уже другие "господа при исполнении", только, к огорчению Вила, без груженых подвод. Они, недолго думая, сначала прошлись по всем дворам, а потом собрали весчан на площади и популярно объяснили: Вы, мол, молИтесь, кому считаете нужным и дальше и живите по своим вековым традициям, но не забывайте, что при этом являетесь гражданами одной большой страны, в которой существуют свои законы и нормы, к коим относятся и знание общего государственного языка и наличие паспортов, гражданство это подтверждающих. А раз у вас в веси ни один из обозначенных признаков не присутствует, то берем данный населенный пункт на заметку и обещаем часто "в гости" заезжать.
Вот так с тех самых пор весь Купавная и зажила: богам молились на своем исконном, старославянском, а "в обществе", старались, хотя бы через слово употреблять законные государственные слова, водрузив попутно на Кащея почетную просветительскую обязанность. Хотя, справедливости ради стоит сказать, он и раньше тем же себя развлекал, на добровольной основе, пропустив через свой старенький дом за десять лет пару поколений купавцев, освоивших грамоту и письмо. За паспортами же ездили партиями (семьями) и в свой вассальный центр - все тот же Бадук. Что же касается отношения к "дорогим" гостям и особым похоронным ритуалам, то здесь... все, как обычно... И смешно и грустно. Хотя, на моей жизни эти перемены совсем не отразились, потому, как паспорта у меня до сих пор нет, грамоту я освоила еще в детстве, а к язычеству никакого отношения не имею, являясь одновременно и внучкой местного волхва и "богопротивной" дриадой по матери. Но, то для всех, кроме моей семьи большая и постыдная тайна...
______________________________________________
1 - В данном случае имеется в виду автобиографичная книга "Странствия рыцаря Герберта Лазурного. Ветра континента", широко известная во всей Ладмении.
2 - Весевого (деревенского) старосты.
3 - В среду.
4 - Нелегальный ввоз (внос) в страну товаров из соседних государств. В данном случае имеется в виду, с территории Джингара и секретными горными тропами.
5 - Идолы языческих божеств на местном капище выставлены кругом (хороводом), в центре которого находится их Верховный владыка - Перун.
6 - Мокоша или Мокошь - языческая богиня, покровительница женщин, детей, брака и всего домашнего хозяйства.
7 - Идолы, выставляемые на подъездных дорогах к языческим селениям с целью охраны оных от злых духов.
8 - Аппарат, в данном случае, перерабатывающий молоко в сливки и молочный "обрат".
9 - Органа охраны порядка в стране и судебного.
ГЛАВА 2
Сразу за весевыми огородами, чернеющими свежими грядками, начался лес. Сначала повел узкой тропкой меж кустов орешника и терпко-душистой калины, а потом окунул в надежную тень щекочущих небо седых дубов, кое-где расцвеченных вязами с завитыми толстыми змеями корнями. То был лес особый - охранный, другим своим концом, как широкими рукавами, обхвативший озерцо с точно таким же названием, что и сама весь - Купавным. Вот только купаться в том озере не рискнул бы никто из местных жителей. А неместных наши кущи сами не пускали, нагоняя "непонятную" тревогу охранными знаками, рассыпанными вдоль границ всего этого "заповедника". Да и не одних людей он не пускал. Я лично, за свои девятнадцать лет жизни, не встретила на здешних тропках ни одной "единокровной" дриады, а озеро наше, на берегу которого все эти годы прожила, не имело своего водяного "хозяина". Потому что единоличным хозяином всего богатства вокруг, с птицами, зверьми, деревьями и цветами был грозный волхв Угост... Хотя, о чем это я? Ведь, одну то дриаду я уж точно знаю с самого своего рождения? Но, все дело в том, что для меня она - существо без расы, пола и возраста, лишенное каких бы то ни было признаков, потому как, заменяет собой все существующее на свете многообразие.
Вот рядом с этим "бесценным" сокровищем я и ерзала теперь на кухонной лавке, пытаясь нахально заговорить ему (ей) зубы:
- Я ведь правда спешила, да только, у Кащея пришлось задержаться. Забегала лишь книжку ему отдать, пока батюшка Угост не возвратился, а пришлось детишек развлекать. Ой, а кого я еще видала... - Адона с прищуром посмотрела на меня, развернувшись от дровяной плиты, и взмахнула в воздухе ложкой. - Ага, - правильно рассудила я, сей поощряющий знак. - Тетка Галендуха велела тебе кланяться и благодарить за настой от костной ломоты. И просила еще его сделать, - теперь взгляд моей няньки выражал большой вопрос. - Ну да. Видно, за мужем своим не уследила опять, - ехидно скривилась я, соображая в это время, по каким событиям еще Адону не просветила... Оставалось лишь последнее. - А еще я Леха видала...И не только видала. Ну, Адона. И не надо на меня так смотреть. Тебе ли не знать, что ничего путного из этого не выйдет? Тем более, после того, как он ко мне лобызаться полез, - вспомнив обстоятельства шестидневной давности, брезгливо передернула я плечами и с вызовом посмотрела на женщину. - Ты же знаешь, что у дриад свои принципы и, если мы и лобы... целуемся, то только по любви... И даже такие, как я. Тем более, такие, как я... - закончила, уже хмуро отвернувшись к окну, и услыхала сбоку от себя глубокий вздох Адоны.
Принципы... В одной из "умных" книжек Кащея есть их определение. Получается, что именно наши принципы устанавливают правила нашей же жизни, и как скелет тулово, ее поддерживают. Я за свой "нелобызальный" принцип держалась всеми конечностями, решив для себя, что, если когда-нибудь отступлюсь от оного, то и все остальное тяжко вымученное примирение с собственной неприглядной сутью развалится без этого важного опорного "скелета". Были, конечно, у меня и другие принципы. Например, поменьше болтать и побольше слушать. Или, относиться ко всем представителям мужского рода, как к осиному гнезду над головой, но это, на каждый день и не всегда они, к сожалению, исполнялись - то рот не вовремя открою, то палка в руках не вовремя окажется (или метла)...
- Ой! Адона, ты чего?.. Да ладно, ем уже, - и подвинула еще ближе тарелку с наваристыми зелеными щами...
Уклад нашей приозерной жизни был простым и понятным, не смотря на сложность исполняемых батюшкой Угостом волховецких ритуалов. Все дело в нас с Адоной. Мы, как создания сугубо лесные и жили по законам этого самого леса: вставали с солнцем, ложились с ним же и день свой выстраивали, исходя из насущных ежедневных потребностей, не обременяя себя заботами об урожае, скоторождаемости и моровых болезнях во всей ближайшей округе. И это было единственно правильным - жить, как сорная трава по своему жизненному циклу, не думая о дне завтрашнем и не расписывая свое будущее. Хотя, для таких, как мы ближе, конечно, сравнение с деревьями. Да только не пускали они меня к себе. Кровь моя, разбавленная красным ручьем инородности, не позволяла полного нашего "соития". Слыхать, я их слыхала - голоса приглушенные, скрипучие или наоборот, распевные, а порой так просто шепот, а вот остальное было недоступно. Особенно в "бабьи дни". Тогда все мои нехитрые навыки будто совсем отмирали, уступая место слепоте и глухоте, через которую смотрят на мир обычные, не обремененные природной магией люди. Но, как ни странно, я в этом своем болезненном состоянии видела радость, надеясь каждый месяц, что в утро одно не вернется ко мне шелестящий "шепот" за окном и смогу я, как моя подружка, Любоня, беззаботно петь и чирикать, да о простых человеческих радостях мечтать. Но, нет, все повторялось с той же цикличной закономерностью, с какой встает и садится светило, а значит, быть мне и дальше неприглядной сорной травой...
И сегодняшний день, отмеченный очередной "встречей" с настырным Лехом да книжными рассказами о кентаврах подходил к концу, завершаемый традиционным нашим с нянькой ритуалом - расчесыванием моей гривы. Фу ж ты, волос (ну их, этих кентавров). Адона подходила с сему занятию всегда с большим радением и гребень в мои светло русые "волны" запускала, будто сказку рассказывала, загадочно улыбаясь собственным мыслям.
- А ведь ты красивая была. Ну, ты и сейчас тоже... ничего. А много лет назад? Ведь красавица же? Влюбился же в тебя батюшка Угост, - млея от мягких прикосновений, скосилась я на Адонино морщинистое отражение в зеркале. Женщина замерла на долечку, а потом хмыкнула и продолжила, плавно ведя деревянными зубьями вдоль моей спины. - Ага... А вот я - точно уродина, - перевела я взгляд уже на собственную отраженную физиономию. - И лоб у меня слишком высок. И губы слишком... - выпятила я их со всем усердием, а потом пробубнила. - надутые, будто оса цапнула. А глаза... дриадские... - глаза у меня, действительно, были "лесными" - зелеными, как озерная тина и со зрачками, похожими на луну, накрывшую солнце во время их небесной "свадьбы". Я один раз такое видала. И что самое неприятное - ободок этот золотистый в момент опасности имел свойство разрастаться по зелени лучами, вспыхивая огнем изнутри. - Я сегодня Леха чуть не угробила. Он детей напугал. Едва "огонь" успела потушить и хорошо, что этот дурень далеко был и с мешком на голове. А так бы заметил... О-ой, Адона, больно же! Все, больше про этого кёнтавра ни слова... Ну, это люде-кони такие. Только не с чубом, как у него, а с длинной гривой... А-а, да ладно, не смейся...
Хозяин нашего маленького дома вернулся уже, когда темень за окном полностью заполнила мою чердачную "светелку". Проскрипел лестничными ступенями, застыв темным силуэтом, видным из половой дыры лишь наполовину, а потом спустился вниз, ко ждавшей его вечерить Адоне. Я еще различала сквозь подступившую дрему его недовольное бурчание, а потом и вовсе провалилась, уже где-то на грани яви почуяв нутром неладное, неприглядное, подступавшее вновь... все с той же проклятой цикличностью...
Вначале был сон. Дриады снов не видят, но, этот всегда был исключением. Все тот же лес, та же опушка с торчащими из травы, отсыревшими от дождей пнями и все те же облака в небе - серые, равнодушно летящие мимо. И с теми же действующими лицами - двумя хмельными мужиками и одной девочкой, перепуганным вусмерть подростком, распластанным между этими пнями. Она все так же кричала, хватая ртом воздух и сжимала прижатые к земле кулачки. И боль была все та же и резкое, как удар под дых осознание, что прежняя она уже умерла и никогда не сможет вновь стать чистой лесной росой... И закончился этот неприглядный сон точно так же - яркой вспышкой-бликом, ударившим девочке прямо по ее зеленым, как озерная тина глазам...
А потом она проснулась. Посидела немного, слушая темноту и восстанавливая дыхание, вдохнула, наконец, полной грудью и откинула в сторону одеяло. А затем и рубашку свою скинула, на пол, уже подходя к окну, в стекло которого нетерпеливо скреб коготками озерный бесенок:
- Тишок -Тишок, расскажи мне стишок, - усмехнулась одними уголками губ и подала ему руку. - Веди, - туман вспенился до самого распахнутого чердачного окна и проглотил их обоих...
На этот раз перед ними был постоялый двор. Один из нескольких в Букоши. Краем глаза она уловила на пустующей коновязи у крыльца кошку, выгнувшую им вслед спину. И блеклую вывеску над входом: "У Фрола". Ну да, не впервые здесь, в этом клоповнике для заезжих работяг со всей вассальной земли... и скользнула вслед за бесом сквозь серое дерево дверных досок. Внутри все тоже было по-прежнему: дремлющий у стойки тощий хозяин и парочка постояльцев за столами в состоянии не лучшем для столь позднего времени да еще буднего дня, но вот напротив, с другой стороны от входа, у очага...
Он сидел в обшарпанном высоком кресле и в полном одиночестве. Подогнув под себя одну ногу и облокотившись на нее рукой, задумчиво крутил в пальцах овальный золотой медальон. И смотрел на огонь. Пламя его всполохами играло в темных глазах мужчины, придавая им сходство с длинными-длинными тоннелями, в конце которых путника ждет долгожданное тепло и...
- Госпожа... - мужчина, вдруг, вздрогнул, и ей в тот же миг показалось, уперся взглядом прямо в нее, - госпожа, - вновь заскулил бес, дернув девушку за руку. - Нам пора. Тропка тает, - и потянул ее к лестнице.
В комнатке с убогой мебелью и узким занавешенным окном кроме спящего смуглого "источника" больше никого не было и не тратя время на ненужные меры предосторожности она подошла к кровати вплотную. Застыла, вытянув руку вперед, едва шевеля тонкими пальцами, будто стряхивая с них несуществующую пыль, а потом открыла глаза, проявляясь в обозримости. Только на этот раз - крепкой девахой с ежиком коротких, совершенно белых волос и татуировкой на бедре - драконом, извергающим пламя. Красивый рисунок. Да и "избранница" у источника тоже, видно, не промах. Деваха сначала присела на краешек смятой постели, а потом, решившись, наконец, криво усмехнулась и хлопнула мужчину по вздымающемуся от храпа животу:
- Долго ли мне тебя ждать?
- Шарка? - продрал тот узкие глаза и через мгновение уже сидел перед расплывшейся довольно подругой сердца. - Так ты ж в Тайриле осталась?
- В Тайриле?.. Ну, если ты и дальше будешь на меня просто пялиться, я, пожалуй, прямо сейчас обратно и отчалю... в Тайриль... Или?..
- Шарка. Любимая... Да что же это я?..
Через четверть часа все было покончено и пальцы "любимой" вновь сложились, как надо, выплетая на груди мужчины сложный узор знака. И сам он откинулся на подушку, до самого утра забывшись, нет, не во сне. Хотя, и после сна тоже можно встать и с разламывающейся на части головой и с ноющей болью во всех частях тела. Да и с провалом в памяти тоже можно встать после сна. А дриада вновь испарилась, шагнув прямо из пустынного проулка Букоши в заметно поредевший туман. Чтобы вынырнуть из него уже в нужном месте. Совершенно другом.
И вокруг сейчас был лес. Охранный. Бесенок дальше не двинулся. Лишь холодные пальцы ее отпустил, застыв терпеливо в ожидании у расщепленного молнией дуба. Потому что спешить больше надобности не было. По крайней мере, ему. Дриада же, обогнув высокий частокол местного капища, неслышно заскользила дальше, на небольшую лесную проплешину. Туда, где, из еще молодой июньской травы высился, похожий на горку из толстых каменных блинов валун. Ее жертвенный алтарь - кобь-камень. И вновь пальцы сложились узором, а потом припали к холодной поверхности, отдавая ей всю чужую ворованную силу, выплеснутую в самый счастливый человеческий миг, и еще в придачу свою, неприглядную, постыдную. До донышка, чтобы оставить себе лишь надежду не возвращаться сюда никогда.
А после она с разбега нырнула в озеро. И скользила там гибкой рыбиной, покуда хватило воздуха, смывая с себя, облаченной еще недавно в чужую личину, чужие же руки и губы. Хотя свои поцелуи тому, смуглому, не оставила. Ведь, дриады не целуются без любви... И выбралась, уже на пределе сил на срединный озерный остров, состоящий тоже из огромного камня, но, совсем другого - родного. Тишок пристроился рядом. Его любимое занятие - заплетать из мокрых спутавшихся волос дриады косицы. А она так и лежала, на спине, раскинув в стороны руки и глядя на звезды. А потом ей, вдруг, захотелось плакать. Обычно, она сдерживала себя, но сегодня... после этих глаз-тоннелей, ведущих к душевному теплу...
- Госпожа?..
- Да?
- Почему ты меня не просишь?
- Тишок-Тишок, расскажи мне...
- ... стишок?.. Почему ты плачешь?
- Не знаю... Это глупо. Ведь, утром я вряд ли уже что-то отчетливо вспомню...
Это было действительно, глупо. Потому что было платой. Платой за, хоть временный, но, покой. Потому что, когда три года назад начались ее ночные кошмары, и она неделю металась между жизнью и смертью, то мечтала лишь об этом - хоть недолгом, но, покое. А потом мудрый волхв ей помог, сжалился над богопротивной дриадой. Научил, как его обрести и что отдавать при этом взамен, беря у чужих мужиков, этих источников грязи, изгадившей ее душу и тело когда-то, их собственную силу. Это было и избавлением и лечением и справедливой местью одновременно... Так почему же сейчас ей так хочется плакать?..
ГЛАВА 3
Утро в мою светелку вошло вместе с Адоной. Потому как, первое, что я увидела, открыв глаза, была именно она, вся в пятнышках рассыпанного узорами занавески света, которые копошились в забранных узлом, медовых волосах дриады и играли на ее лице. "В общем, хорошее утро", - сделала я вывод и, сладко потягиваясь, села. А потом мне на лоб съехала тугая, как льняной шпагат, косица...
- О-ой... Тишок, - и, хмыкнув, отбросила ее обратно. - Новая работа - распутывать теперь. А знаешь, что?.. Надоели мне эти кренделя на ушах. Который год все с ними... Ну, не который, а уж год, так точно. Может, по-иному сподобимся? - и, дождавшись утвердительного кивка от Адоны, чмокнула ее в щеку, а потом поскакала, придерживая длинный подол рубашки, по ступеням вниз. - Доброго здоровья, батюшка Угост!
- И ты чтоб, не хворала. Зрю, бодра с утра, значит, в упряжь пора, - да, у нашего грозного волхва, иногда, стишки не хуже бесовских выходят, когда у него настроение соответствующее. - Вспоможение мне твое требуется, чадо, - а вот такое заявление уже ко многому обязывает, потому, как крайне редко оное звучит. - Послание будем слагать... душевное, ответное, - пригладил он свои длинные седые пряди и многозначительно расплылся, вставая со стула.
- А-а. Понятно...
Послания эти, "душевные", да ответы на них, носиться стали между весью Купавной и столичным Куполградом лет пять тому назад. И если поначалу вызывали у меня недоумение, как у неизменного их писца (батюшка Угост снисходить от своих рун до общего алфавита категорически отказывался), то со временем я привыкла. И даже втянулась в процесс, позволяя себе одиночные высказывания, хотя давно уже поняла для себя главное - здесь вопрос глубоко принципиальный. И тот, кто плюнет на это дело первым, тот и "проиграл". А позволить себе такое наш волхв никак не мог, потому что адресатом его был ни кто иной, как самый настоящий идейный супротивник - столичный католический чин...
- Значит, скреби так... С обращения начала?
- Ага. Все, как заведено: Ваше Преосвященство, - торжественно доложила я, уже предвкушая дальнейший текст.
Батюшка же Угост, распрямил напротив меня, сидящей сейчас за столом, свою худую спину, и снова качнулся с места, продолжив отмерять шагами всю длину комнаты. Иногда, в такие моменты, он неосознанно начинал хватать пятерней воздух в том месте, где когда-то еще была жидкая борода, увы, погибшая в неравной схватке с жертвенным Сварожьим(1) костром. Не везло батюшке Угосту на бороды - палил он их с наводящим на раздумья постоянством, а потом и вовсе чихнул на этот "волховецкий атрибут", обнажив на всеобщее обозрение свой длинный нервный рот с тонкими губами.
- Евсения, ты чего в меня вперилась? Глянь там, какая ближайшая... оказия.
Я тут же кинулась исполнять, выудив из стопки других бумаг плотный лист с "Церковным католическим календарем на 2632 год от начала мира", купленный лично мной же в Букоши лишь для этой цели. - Ближайший... - бегло заводила пальцем поперек убористого текста. - Одиннадцатого июня - День Святого Варнавы.
- Ну, так... - на долечку задумался старец. - Скреби своим пером: поздравляю с именинами того самого. И желаю соответствовать собственному кумиру(2), - ехидно хмыкнул волхв. - "Кумиру" не скреби... Он чем ославился то?
- Варнава?.. - вернулась я к буковкам. - Тем, что распродал все свое несметное имущество, и деньги за него общине благословил.
- Вот как?.. Скреби: желаю следовать его путем всему вашему Синоду(3).
- Батюшка Угост, а не обидится Его Прео...
- Еще чего! А как мне на Солнцеворот(4) папоротник с коноплей пожелать не перепутать? - гневно вскинул он на меня свои брови. - Так и скреби!
Нет, это Его Преосвященство, лишку, конечно, хватил. Мало того, что наш уважаемый волхв в травах лучше Адоны разбирается (я, как "ни рыба, ни мясо", не в счет), так у него в ту ночь и других важных дел хватает, чтоб папоротник на карачках караулить. Да он вообще в принципе, не цветет (у него, у папоротника, тоже свои принципы).
- Евсения!
- Ага. Уже дописываю... все-му Си-но-ду, - хотя, правду сказать, его тоже понять можно. Это я церковный календарь прикупила и все дела. А он там, в своей столице, какими источниками информации пользуется? Кто его в нашем весевом годичном цикле просвящает? Гадалка на потрохах?.. - Еще что-нибудь желаете добавить?
- Желалось бы многого, - снова черпнул воздух рукой старец. - Только к Троице те пожелания приберегу. К их Троице. Понеже у нас и своя имеется. Ибо в истинной вере, взращённой древними славянскими родами гораздо ранее всех иных пантеонов, главным богом был и будет Триглав, единый в трех ликах - бога Перуна, бога Сварога и бога Святовита, - произнес он с большим воодушевлением и, вдруг, замолчал, уставясь исподлобья на высунувшуюся из-за занавески Адону. - Да что я вам вещаю?.. Заканчивай, чадо. Дел елико. И... сама в Букошь на почту его снеси.
- А когда? - растерянно распахнула я рот, провожая волхва взглядом до двери.
- Сегодня ж. Або запоздаем... с поздравлениями.
- Або запоздаем с поздравлениями, - скорчила я выразительную гримасу в ответ на удивление в глазах моей застывшей няньки. - А я уж думала, что, покуда он на озере, мне, как обычно, наружу из леса ни ногой... Ой, да все ясно, Адона - куплю там все, на что укажешь. Только... с кренделями-то как?..
Весь Купавная, доверчиво приткнувшаяся к основанию Рудных гор, опоясавших Ладмению с трех ее сторон, аналогично же ей, тоже с трех сторон была надежно охраняема. С востока - выше обозначенными горами. С северной стороны, через заливные луга - могучим Вилюем, берущим начало в поднебесных вершинах. А с запада - речкой Козочкой, скачущей по порожкам от самого своего "отца" и вплоть до нашего озера. Ее и на карте то нет, как и нашей веси - не велика для обеих честь. Зато есть там Букошь. По крайней мере, на той, что висит в пол стены на почте этого молодого, но, бурно живущего поселения. Хотя, еще совсем недавно было оно полуживой деревней в десяток домов и одну чахлую часовенку. Однако, после того как шесть лет назад на одном из изгибов Козочки весенними ливнями вымыло камни палатума(5), жизнь в Букоши круто изменилась. Точнее, деревни совсем не стало - сначала, часовенки, которую снесли из-за стратегического с точки зрения рудокопов нахождения, а уж потом и жилых домов, выкупленных у прежних своих хозяев новым. Приехал он из Бадука, где жил последние несколько лет, однако, говорили о нем многое и не всегда лестно. Да у нас вообще любят поговорить. Особенно про тех, кто врывается в привычную жизненную неспешность и ломает ее своими грандиозными планами. Звали этого "баламута" нашей сонной округи Ольбег. И по мне, так был он, хоть и на вид не совсем молодым и совсем уж неприятным, да счастливчиком редкостным. И не оттого, что являлся единоличным хозяином прибыльного местного прииска. А совсем по другой причине, думать о которой мне было нерадостно, так как именовалась она Любоней, без трех месяцев госпожой - хозяйкой новой Букоши.
Вот всего-то шесть миль, по укатанной дороге через злаковые поля да новый дощатый мост, а какая огромная разница...
- Э-эх, до заката бы обернуться... А-а-а-а!!! - подхватив выходную юбку, понеслась я со всех ног по склону с холма, глотая все сочные травяные запахи. А потом, вдруг, вспомнила о своей новой красивой прическе - толстой косе, обхватившей короной всю голову... И перешла уже на широкий размеренный шаг.
Еще в глубоком детстве, в редкие те случаи, когда приходилось мне выходить под высокое небо со своих тенистых лесных тропок, странное чувство всегда охватывало в первый момент. И будто даже к земле оно прибивало. Наверное, так ощущает себя птичка, которую выпускают из тесной клетки на простор. Ей и хочется на свободу и страшно, потому как нет там привычных углов, в которые можно забиться. Глупая птичка. Ведь, какой бы ни был угол, а рука хозяйская все одно до него дотянется. Вот и я так же... Хотя, сейчас, я уже не боюсь просторов. Просто ощущаю всем своим дриадским нутром, что не мои они, эти... как их там...равнины среброколышащиеся. Их, наверное, ветер любит. Оттого и лобызает. Да что ж я все с кентаврами то?..
- Евся!..
- Ой, л-ли! Какая ж тут красота неописуемая нарисовалась! - весело оскалилась я, застыв на обочине напротив остановившегося новенького рыдвана(6).
- Я надеюсь, ты обо мне так, не о возе? - в ответ явила свои ямочки на щеках довольная Любоня. - Злазь к нам. В гости тебя не дождешься, так хоть на дороге словили. Сдвигайся, Галушка, - ну, конечно. На чем же еще моей подруге с сестрой раскатываться, как ни на таком шикарном "возе"? Да еще, как обычно, по таким нередким случаям, в сопровождении. - Доброго здоровья, Русан!
Рыдван дернулся, вслед за тронувшейся под кнутом кучера лошадкой, я тут же шлепнулась на мягкое кожаное сиденье. Главный же Ольбега грид(7), кивнул мне невозмутимо своей лысой лобастой головой и пришпорил вороного коня... Интересно, он всегда такой молчаливый или, лишь при исполнении?
- А ты куда? - открыли мы одновременно с Любоней рот и в голос же обе с ней залились. - Я - на почту. Да и по лавкам, - выдохнув, на этот раз опередила я подругу.
- И я... мы тоже по лавкам. Господин... Ольбег... - качнув подбородком, будто имя это из себя выталкивая, продолжила девушка. - велел мне подарок себе выбрать, на какой глаз упадет, а потом мы с Галушкой к нему заедем, ненадолго. В гости... А, хочешь, с нами? - вскинула она на меня свои голубые глаза.
- В гости? Тебе что, сестрицы мало?
Тон, с каким я этот вопрос задала, получился каким-то ехидным, даже помимо желания. И дело здесь было, конечно, не в моих сомнениях по поводу девичьей "скромности" Любониной. Да и вообще, в веси Купавной на досвадебное сожительство смотрели без всяких осуждений. Здесь даже самих свадебных церемоний было два варианта - если молодые из одного дома и, если из разных. А просто в "гости" эти самые мне совсем не хотелось. Пусть даже и из женского любопытства.
- Так, хоть по лавкам, - тут же сникла моя задушевная подруга. - Поможешь мне подарок выбрать, а то с Галушки то какой прок.
- Ну, надо же, - подала голос упомянутая, устраиваясь по удобнее сбоку от меня. - Чай гранит от бисера в силах отличить. А ты, Евся, схлопотала вчера от тетки Адоны?
- А то. Не зря торопилась. Как раз к раздаче подзатыльников успела.
- А-а, - со знанием дела, протянуло дитя. - Так-то ничего. Вот у нас матушка, чуть припозднишься, так завоет, громче ее разлюбимого сепаратора. А тетка ж Адона - нёмая. Какой от ее подзатыльников вред?
- Немая? - невольно вскинула я брови. Потому, как никогда про свое "сокровище" с этой стороны не думала. - Ну и что. Мне и взглядов ее выразительных хватает, - а еще глаз ласковых и рук теплых, не смотря на холодную ее дриадскую кровь...
- Евся, а ты чёй-то загрустила, вдруг? - дернула меня за жилетный шнурок Любоня. - Кто тебе такую косу красивую накрутил?
- Адона, конечно.
- Тетушка Адона у тебя мастерица. Как ты думаешь, если я ее очень сильно попрошу, она мне свадебную косу заплетет? Чтобы с розами там и лентами?
- Конечно, заплетет. А если Я ее очень сильно попрошу, она в твои "черноземные" кудри еще и цветов Ачишки(8) натыкает, - ...чтоб "молодой" первую брачную ночь с пользой для здоровья провел.
- Ой, да ладно тебе, - отмахнулась от меня подруга, не единожды испытавшая на себе "целебность" этого, произрастающего в большом изобилии вокруг Купавной, растения. - А почему бы и тебе не обжениться с Лехом? Перебрались бы с ним тоже в Букошь. Я бы попросила... Русана похлопотать пред Ольбегом за него. Он жешь парень зельный(9), стал бы тоже гридом. Да... Русан?
Мужчина, ехавший все это время в аккурат рядом с Любоней, глянул на нее внимательно и лишь вновь кивнул, а я в этот момент чуть из рыдвана на всем ходу не вывалилась. Жизнь моя, пожухлый лист! И почему я раньше этого не замечала?.. Наверное, потому, что не видала до сей долечки их так близко друг с другом. Иначе бы точно разглядела...
- Любоня? - просипела перехватившим от потрясения голосом.
- Ась? - оторвала девушка грустный взгляд от серых мужских очей.
- Ничего... - ну, теперь держись, подруга. Несчастная ты моя дуреха. Послушная дочь. Жертвенная овечка. - Я спросить хотела: тебе теперь везде сопровождающий полагается? Ведь Солнцеворот скоро. А вдруг, качелями накроет или прямо в костер приземлишься? И не пойти нельзя. Ты ж все действо открываешь.
- Да? - выкатила на меня наивные глаза "невеста".
- Я поговорю об этом с хозяином, - впервые на моей памяти услыхала я тихий голос главного грида Ольбега...
__________________________________________
1 - Сварог - языческий бог огня.
2 - Языческий идол - предмет подношения даров, проведения ритуалов и выслушивания бесконечных просьб.
3 - Высший орган церковной власти.
4 - День летнего солнцестояния, отмечаемый в язычестве, как Купала, а во всей остальной стране - Купальник, один из четырех основных праздников в Ладмении, знаменующий собой начало лета.
5 - Палатум (от латинского palatum - небо), минерал, обладающий особо ценными лечебными и магическими свойствами. Да и просто, очень красив в ювелирных украшениях, так как напоминает синее небо в самый предрассветный час.
6 - Повозки, в данном случае, открытой.
7 - Телохранитель.
8 - Однолетнее растение, при соприкосновении с сиреневыми цветками которого возникает сильное чихание и зуд.
9 - Физически выносливый.
ГЛАВА 4
Лавок в Букоши было завидно много, правда, сколоченных наспех, как и все остальные "засыпушки" на противоположном от прииска, скалистом берегу Козочки. Поэтому и компенсировало это множество собственную хлипкость обязательными верзилами у дверей. А вот нужная для нас с Любоней оказалась лишь одна. Правда, скучающих верзил при ней была целая парочка, это, если не считать развалившегося в лопуховой тени, здоровенного цепного кобеля.
На подкативший к самому крыльцу рыдван они и отреагировали по-разному: мужики сразу приосанились, а четвероногий страж лишь сухой нос от земли оторвал. Еще бы - страдает кобель. Кормят, чем попало, и воды чистой в чашку не допросишься. Но, осознание этого меня нисколько к жалости не подвигло. Мне вообще всегда кажется, что, кто бы ты ни был - человек, дриада или пес при будке - сам виноват во всех своих лишениях.
- Ой, звиняйте.
- Ничего, госпожа. Счас новой плеснем, - ну, это у меня случайно вышло... собачью чашку ногой задеть.
- Добро пожаловать в наш уголок вечной красоты в этом несущемся мире!
- Мокошь - заступница... - выдохнула Любоня, едва переступив порог, и намертво вцепилась в лямку моей сумочки. - Я без тебя дальше и шага не сделаю, - да... Я и сама после такого приветствия остолбенела. А еще от открывшейся взору "вечной красоты".
Русан, правильно оценив наш тройной столбняк (Галочка ж, тоже женщина, хоть и мелкая пока), тенью проскользнул из-за наших спин и заслонил уже своей расплывшегося гостеприимно лавочника:
- Покажите госпоже то, что хозяин вчера отложил, - прилизанного "душку" унесло в скрытую за бархатной занавесью комнату, а мы, наконец, смогли (опять же все трое), отмереть, так как остались в узком зале ювелирной лавки сейчас совершенно одни, тут же разбредясь взглядами, кто куда.
В камнях я, хоть и неглубоко, но, разбираюсь - у батюшки Угоста их много, на все случаи жизни. Одни - в перстнях, другие - на шнурках кожаных. А несколько, так и вовсе - в отдельном маленьком мешочке. К тем мне и прикасаться-то строго запрещено, так как служат они лишь своим богам, светясь через плотную ткань, мощной магической силой. Но, то, что было здесь, среди золота, серебра, да меди дешевой... Все маленькое, обитое синим бархатом пространство прямо переливалось и пело на разные голоса, обещая блага своим носителям и грозя им справедливыми карами. Хотя, особо ценных было мало. В основном, для работяг. Тех, кто заработанные на прииске медени не все в здешних тавернах просадил и жене "откупной" гостинец решил сделать. А, чтоб настоящих покупателей, на настоящие деньги... Где их в Букоши то взять, кроме...
- Вот, пожалуйста, - успевшая лишь расслабиться Любоня, на этот раз мимо моей лямки промахнулась. - Госпоже нравится?
- Ну-у, да... - мужественно кивнула головкой первая весевая невеста. - А что... это?
Лавочник, воодушевленный нашей реакцией, сунул моей подруге под нос дощечку, обтянутую все тем же бархатом с прикрепленными на нем объемными сережками и не менее внушительным колье и передвинул по прилавку канделябр:
- Единичная и тончайшая работа. Имитация начала тысячелетия -блистательных времен Женевьевы Первой. Белое золото, бриллианты и сердце обеих композиций - великолепные, густо-сиреневые аметисты. Хотите примерить?..
- Любоня?
- Ась?..
- Госпожа пока решает. Она желает еще что-нибудь посмотреть, - вновь и, как нельзя вовремя, встрял Русан, и, развернувшись, медленно пошел вдоль прилавка. Его же место тут же заняла, подтащившая от входа стульчик Галочка и, пыхтя, на оный взобралась:
- Ну, надо же. А мне вон те бусики нравятся, - ткнула пухлым пальчиком в серебряный с гранатами браслет... Губёшка не дура у дитя, да только не по силам ей еще мощь этих кроваво-красных каменьев.
Я же, воспользовавшись суетой с той стороны прилавка, тоже двинула, вслед за гридом, разглядывая украшения по проще - вот интересно, если б Лех мне что-нибудь из этой "вечной красоты" вчера выбирал, на чем остановился?.. - Ой, звиняй, не заметила, - натолкнулась на застывшего на моем пути Русана. - Скажи, а чтоб ты для своей... любимой здесь прикупил?
- Я?.. Вот это.
- Ага-а... - а ведь, действительно... "это".
Маленький, будто рябиновый листик, сложенный с одного края "лодочкой", бережно держал на себе круглую, молочную жемчужину. Жемчуг - символ скромной девичьей чистоты и верный обережник от неразделенной любви. Камень невест и тех, кто верит в непременное счастье:
- Можно мне вот это поближе посмотреть? - заслужила я настороженный взгляд от Русана и рассеянный - от лавочника. - Очень хочется. Тем более, к этому колечку еще и сережки такие же есть.
- Одно мгновенье...
Однако подруге моей пришлось тяжко. Я ж ее не один год знаю, и без секретных перешептываний понятно, что не по душе ей щедрый выбор жениха. И вправду сказать, где ей в таком, кричащем роскошью колье и сережках по нашей веси выгуливаться? Да к ним бедной Любоне шубу теперь надо соболью и платья из шелка да парчи. И о чем вообще этот Ольбег думает? Толи дело, Русан... Кстати...
- Любоня, подойди ко к нам вместе с подарком. Здесь видно лучше... Ага. Примерь, серьги то.
- А, может, не надо? Вдруг, погну?
- Или до пола уши оттяну, - вперилась я внимательным взглядом в разрумянившуюся от старания подругу. - А ты знаешь, как камень этот, аметист по-другому называется?
- О-о, - тут же вмешался в наш разговор, присквозивший следом лавочник. - Это - очень древний камень, известный еще с Библейских времен... - залился он жаворонком, под мои поощряющие кивки. - Самым первым его знаменитым носителем был сам Апостол Павел. Теперь же он - непременный спутник священнослужителей. Их верный талисман.
- А называется он... - открыла я рот.
- Глаз Христов, - торжественно закончил оратор.
Бря-як...
- Ай! Ой, простите. Не удержала в руках, - ну да, и всего-то чуточку я тебе в этом поспособствовала. - Я не могу такой камень носить. Мне...
- Ей то Мокошь не позволяет. Ой, Любоня, глянь. А вот эти тебе Мокошь позволит носить? Какие они красивые и с жемчужинами, прямо, как туман на нашем озере. Помнишь, когда мы в нем на рассвете плескались?..
До нужной мне улицы с одноэтажной, такой же "хлипкой" на вид почтой, ехали молча. Галочка, теребя свои новые бирюзовые бусики, купленные на выданные матушкой деньги. Я - старательно пряча улыбку на случайных прохожих и воронах по обочинам и Любоня, задумчиво вздыхающая, в новых сережках с жемчужинами на листиках и в таком же колечке. Наконец, подруга моя не выдержала:
- Мне этот "подарок" гораздо более люб, но, все ж, как-то нехорошо вышло. Хотя...
- Хотя, деньги немалые жениху своему сберегла и сама верных съуроков(1) избежала, - с готовностью вступила я в ожидаемый разговор. - К тому ж...
- К чему ж? - скривилась на меня совестливая подружка.
- Ольбег же тебе сам велел выбрать то, "на что глаз упадет". А он как раз и упал из твоих трясущихся рук вот на эти сережки, которые в тот момент на прилавке лежали.
- Глаз?
- Ну, да. А кто ж знал, что глаз этот "Христовым" окажется? Про то твой жених не уточнял. Или уточнял?
- Не-ет, - не выдержав, прыснула Любоня, увлекая и меня за собой...
Воду я люблю. И шумную, в маленьких радугах, живущих на каждом из речных порогов, и смирную, как на нашем Купавном озере. Да любую ее люблю, но, только не грязную. Грязь для воды, как болезнь для живого существа. Она, даже если и на дне осядет, все равно в любой момент о себе напомнить может, как батюшка Угост говорит, "встряской". А вот Козочка была "больна". Уже шесть лет. Еще одна причина, по которой я Ольбега не жалую (кроме той, что он мужского рода, с липким взглядом вечно припухших глаз и скоро с подругой меня разлучит). Потому как из-за его "породных разработок" наша вертлявая речка несла сейчас в своих водах песочную муть с прочими донными шлаками. Да еще ни куда-нибудь, а в Купавное озеро.
Особенно отчетливо эта безобразная картина была видна мне сейчас, с самой середины узкого, на ширину полутора подвод, дощатого моста, перекинутого через Козочку в миле от новой Букоши и на тракте, ведущем к нашей веси и дальше на юг вдоль Рудных гор. Еще одно "новое веяние" - новый мост. Старый, правда трухлявый, но, еще вполне себе действенный, обвалили вскоре после начала рудокопной канители. А новый был построен уже ближе к прииску и исключительно на деньги его хозяина, а, значит, и проезд (проход) по нему являлся исключительно же платным. Мало того, с обязательным личным досмотром (а вдруг кто камушки неучтенные заныкал?). Обычно, этим делом специально нанятый маг занимался. "Просвечивал" своим магическим взглядом, особо никого в пути не задерживая, и зевал себе в кулак. Но, сегодня его явно на мосту не наблюдалось. Зато наблюдался большой затор. Причем, довольно длительный. Причиной ему стали несколько груженых подвод, досмотр коих в сложившихся обстоятельствах требовал большой тщательности. "Тщательность" эту уже протащили мимо меня в сторону охранной будки в двух объемных бутылях и одной, накрытой полотенцем корзине, но, заметных подвижек что-то не наблюдалось.
Пеший же народ в это время заметно скучал, развлекая себя в ожидании поднятия шлагбаума, кто на что горазд. Кумушки из нашей веси трещали сбоку от меня языками, добавляя к грязи в реке еще и свою от семечек шелуху. Старик, явно блаженного вида что-то напевал себе под нос, беззаботно подставив лицо солнцу, а двое мужчин, как раз, напротив, о чем-то в полголоса перепирались. Один из них, коренастый, с короткими седыми волосами и ершистой щетиной на всю физиономию все время хватался за поводья примотанного к перилам коня и делал при этом отмашистый жест рукой. А второй, стоящий ко мне спиной, в кожаном жилете на голых прямых плечах ему не менее азартно парировал, правда, без жестов. Но, зато, то и дело, запуская пальцы в темные до плеч волосы. Я сначала тоже, ради собственного развлечения, пыталась прислушаться то к кумушкам, то к песне старца. А потом и к горячему спору. Но, скоро мне вся эта чужая жизнь наскучила, и я вновь развернулась лицом к бегущей воде, подтолкнув мысли собственные за ней следом...
И ведь как они тут же понеслись. Прямо до дома Любониного. Правда, ее самой сейчас там не было. Хотя, если я здесь еще поторчу, то, возможно и она подкатит на жениховском рыдване с Галочкой рядом и Русаном сбоку... Русаном... Давно я такого яркого и чистого света не видала, какой эту грустную парочку друг к другу тянул, переплетая их сияния. И хоть мужиков в принципе недолюбливала, но, не осознать сейчас не могла - грид этот всяко лучше "липкого" богатея Ольбега. Тем более, если любят они с подружкой друг друга, пусть и тихой любовью, от самих себя сберегаемой. Ну, да жемчужины вам в помощь. Ведь, в них теперь часть Русановой души. А, значит, вместе они неразлучно. "Что же дальше будет... Что будет...", - отмахнулась я как от мухи, от тихого, постороннего звука, пытаясь сосредоточиться на будущем двух влюбленных. - "Что с ними будет, мы... Да что ж это!" - не выдержав, вновь развернулась к заторным подводам и зашарила глазами в поисках источника этого заунывного ушного "зуда".
Шел он из самой ближней ко мне подводы, видной с этого места достаточно хорошо. И был похож... на тихий плач. Детский, тоскливый. Так не ноют, когда просто пытаются привлечь к себе внимание старших, а только лишь от безысходности. Да что же это?.. Ответ обнажился тут же. Потому как очередь досмотра дошла до этой самой крайней подводы. Сначала подошли к ней вразвалочку два наемника с охранными бляхами на потрепанных куртках, а следом за ними подоспел и сам хозяин подводы, суетливый мужичёнка с заткнутым за пояс кнутом. Он же, после властного кивка одного из блюстителей, с явной неохотой, отдернул в сторону дерюгу. Под ней оказалась небольшая клетка из буковых тонких штакетин, а внутри ее на яркий свет и людей моментально ощерилась молодая взъерошенная волчица, под передней лапой которой комочком затих маленький серый детеныш. Вот он то и плакал так жалобно все это время.