Сашин Владимир Алексеевич : другие произведения.

Наваждение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
   "Наваждение"
  
  
   Мирон Фокич Буркин, всесильный глава Шапкинского района, летел домой как на крыльях. А все потому что, после совещания у губернатора, к нему подошел, Мокин вездесущий клерк из аппарата и сообщил под большим секретом, что к ним в район скоро приедет олигарх Михаил Сопликовский. Владелец заводов, газет, пароходов, а так же нефтяных вышек и прочих богатств, уроженец Шапкинского района, возжелал навестить малую родину, припасть к корням и вложить хорошие инвестиции в экономику района. Мирона Фокича, аж подбросило от такой новости, ведь пять минут назад ему казалось, что район в сильнейшем упадке и спасти его может только чудо. А чудо, меж тем, тихо поджидало его в укромном коридоре "Белого дома", как называли в народе главное здание области. Не будь Мирон Буркин таким важным и опытным руководителем, он бы наверняка обнял и расцеловал незаметного клерка, но положение не позволяло этого сделать.
   Тем временем, Мокин продолжал нашептывать ему разные соблазнительные вещи об олигархе и тех возможностях, которые сулил его ближайший визит и благосклонное отношение к землякам. Старая канцелярская крыса, Мокин пережил не одну смену областной власти и знал когда, кому и что надо сказать, Он умел извлекать выгоду из любой информации, а новость о визите олигарха могла принести хорошие дивиденды ее обладателю. И хотя Буркин был ужасно скуп, но умеючи можно было и из него выдоить толику для незаметного, но необходимого и чрезвычайно полезного клерка каким считал себя Мокин.
   - Ты сахарку просил, так водитель мой доставит на днях, ну и муки подвезет, если надо, так что не стесняйся, обращайся, если нужда какая будет.- Мирон Фокич сразу сообразил, что Мокин сообщил важную информацию не из симпатии к нему, а по причине алчности своей и наглости.
   - Спасибо, Мирон Фокич и вы обращайтесь, если что, буду рад помочь.- сказал Мокин угодливо изогнувшись. В этот момент он ненавидел Буркина всей душой, но возможная польза от предстоящих событий, смиряла злость вездесущего клерка.
   - Так вы звоните, а я прослежу ситуацию и, буду держать вас в курсе.- добавил он и протянул главе свою визитную карточку.
   -Однако,- предупредил Мокин- не факт, что Сопликовский легко расстанется с деньгами. Самое главное олигарху понравиться, угодить его вкусам и интересам, а уж тогда деньги потекут рекой.
   - Мяса привезем- схватил быка за рога предприимчивый Буркин.
   За приятную информацию о мясе Мокин добавил, что Сопликовский любит народные традиции, старину и бережное к ней отношение.
   -Так этого добра у нас хоть отбавляй, устроим ему экскурсию в краеведческий музей, ну и танцы с визгами- сказал Мирон Фокич и заторопился к выходу. Заснеженные равнины таяли в пушистой дымке. Солнце февральское, не жаркое, светило во всю. Пела душа от такой красоты, простой и необыкновенной. Радовался Мирон Фокич красоте, умел радоваться. Не только победам в бесконечных интригах, обогащению и удачам на любовном фронте- радовался глава района, но и таким вот светлым дням. И, не потому что, светило солнце и искрился снег под его лучами. Светло, по- особому, на душе бывало в такие странные дни. Будто чудо произойти должно в этот день. И по опыту было известно Буркину, что чуда не будет, но все равно забывалось плохое и думалось о хорошем. Он любовался пейзажем из окна персональной "Волги" и размышлял.
   Район конечно катился в пропасть, рушилась экономика, разбегались квалифицированные кадры, но не такая же обстановка была и у соседей? В Чаплинке, что была ближайшей к Шапкино, тоже было не все гладко. Да и у Ильинцев, чьи земли лежали южнее Шапкинского района, наблюдалась та же картина. Куда ни кинь всюду клин - как говорили предки. И, что мог сделать он, Мирон Буркин, когда люди и по умнее его, стыдливо разводили руками, перед трудностями. Но никто из них; ни хитрый Батыгов из Чаплино, ни тугодум и зануда Власов из Ильинки, не признаются в своей слабости такой, сделают вид, что все им по барабану.
   -Чудные мы, крестьянские дети,- как любил говаривать Семен Семеныч Кучерявый. Хотя, хитрого старика, ну никак нельзя было отнести к этому сословию. Слишком интеллигентен, и образован, чтобы быть из простых колхозников. Но, в отличие от них, Кучерявый умел выражать свои мысли и чувства, красивым и понятным языком. Ему, Мирону Фокичу, никогда не научиться, так излагать свои мысли, не любитель он книжной премудрости. Правду жизни, смысл ее он постигал не по книгам, но лучше любого Семена Семеныча, разбирался в непростых жизненных ситуациях и обладал, поистине звериным чутьем. Это качество редко его подводило. А то, что он был человеком противоречивым и непостоянным, так это наследственное. Да и кто в их стороне был другим? После отмены и запрета коммунистической партии, все они бросились в храм, надеясь там обрести опору и покой. Неумело крестились, ставили свечки, вели беседы с местным батюшкой. Но и отец Виссарион, ныне усопший, мало успокоения и твердости мог дать им, потерявшимся в этой жизни. Настоятель Шапкинского храма был настоящей личностью. Люди приходили на церковные службы, чтоб посмотреть, как мощно и артистично вел себя отец Виссарион. Он не боялся никого, был независим и очень добр. Но тоже по своему противоречив и занятен. Однажды он явился на прием к главе с просьбой защитить одну его прихожанку.
   -Помилосердствуйте Мирон Фокич, затаскали старуху опричники, не дают покоя,- начал он излагать свою просьбу. Оказалось, что сотрудники милиции преследовали старуху за кражу шпал с железной дороги. Было ясно, что старухе Шилкиной не по силам было бы утащить три десятка шпал. Но участковый Ерофеев, не давал старушке прохода, таскал на допросы и грозился посадить. Буркин, не смотря на занятость, вызвал к себе Ерофеева и пригрозил уволить с работы его жену, что трудилась бухгалтером, на пищекомбинате главы. Ерофеев отступился и о краже шпал на железной дороге забыли. Спустя пару месяцев, возвращаясь из города, Мирон Фокич посадил по дороге местного батюшку. У отца Виссариона поломалась машина, и он путешествовал на своих двоих. Как водится, разговорились о том, о сем. Буркин любил поговорить с людьми духовного звания, по его мнению, общение с ними и посильная помощь им, влияли на распределение мест в загробном мире. А, Мирон Фокич, не смотря на атеистическое воспитание, верил в существование души и смерти боялся.
   -Как дела в храме, что нового?- спросил Буркин.
   -Слава Богу, все хорошо, трудимся, во спасение душ человеческих,- ответил батюшка.
   -А дома как, все ли здоровы, может проблемы какие имеются?- продолжал глава.
   -Да нет, все хорошо, сарай вот закончил строить,- отец Виссарион, не смотря на промозглую осеннюю погоду, был в приподнятом настроении.
   -Кирпичный, поди, сарай то,- не унимался Буркин.
   -Да нет, из шпал железнодорожных,- ответил батюшка.
   -Помнишь, по весне шпалы пропали, я тогда к тебе еще приходил насчет старухи Шилкиной. Так вот из них и построил сарайчик, охренительный получился сарайчик, скажу я вам,- добавил отец Виссарион.
   -Так это ты батюшка шпалы спер?- опешил Мирон Фокич.
   -Я, и пристроил им ноги, как говориться, с Божией помощью,- невозмутимо сказал батюшка.
   -А что же тогда старуху то невинную таскали в милицию?- повеселел Мирон Фокич.
   -Вот, что я скажу тебе Мирон Фокич, у вас людей светских свои порядки, а у нас свои. И нечего вам в наши дела вникать,- сказал батюшка.
   -Чудны дела твои господи,- произнес Буркин, услышанную когда- то фразу.
   -Не поминай всуе имя господа,- строго сказал отец Виссарион и добавил- Может ко мне заедем, матушка сливянки наварила?
   Отказывать лицу духовному Буркин не посмел, и они славно посидели в гостях у отца Виссариона до полуночи. Сливянка, действительно оказалась хороша, впрочем, котлеты из щуки, тоже не подкачали и приятели повеселились от души. На следующее утро, в храм заявились телевизионщики из города с намерением поснимать внутри церкви. Но, с позором были изгнаны, прочь, хотя ранее, отец Виссарион, весьма лояльно относился к представителям средств массовой информации. Не помогло, даже вмешательство главы, которому пожаловались журналисты.
   -Шатаются тут всякие, а потом иконы пропадают,- проворчал батюшка и закрыл храм.
   Легко бежит машина по зимней дороге, легко и просторно мыслям, тепло и не суетно на душе. Вот так бы ехал и ехал, да разве можно, так то. Еще полчаса, и появятся крыши родного поселка. Он всегда появляется внезапно. Окруженный высокими холмами, лежит он в излучине реки, укрытый от студеных ветров. Все-таки, не дураки были те, кто решил поселиться в этих местах. У обочины дороги, в снегу копошились бродяги, там, под снегом была свалка. Среди прочего хлама в ней можно было найти и какую-нибудь ржавую железяку. Заросшие и грязные, они целеустремленно разгребали снег, не обращая внимания на приличный морозец.
   -Разболтался народец, не хотят работать, все бы им по свалкам, да помойкам шнырять. Раньше, таких за тунеядство судили, а теперь шляются где хотят. Доигрались в демократию,- ворчал Мирон Фокич, глядя на бродяг. Себя он считал человеком весьма деятельным, деловым и предприимчивым. С ним не могло произойти ничего похожего, того, что случилось с этими бродягами. А они ведь тоже когда -то были людьми, имели семьи, получали жалованье. Буркину было, не жаль этих несчастных, опустившихся людей.
   Когда приблизились к зданию администрации, Мирона Фокича поразила тишина и безлюдье. Между тем, только, что закончился обеденный перерыв и все должны были находиться на рабочих местах. Аппарат администрации был непомерно большим и разрастался как на дрожжах. У того дочка закончила институт, у этого племянник приехал из ближнего зарубежья - всем надо помочь, всех пристроить. И люди то все непростые: прокурор из города, директор крупного предприятия из соседней области, ну как им отказать? Буркин не отказывал, уверенный в том, что такие уважаемые люди с удовольствием отплатят за его добро - сторицей. Но сейчас подле здания не было ни души и, глава насторожился.
   -Поди поразведай, что к чему, а я здесь посижу,- дал он указание своему водителю.
   -Шницель опять буянит, больше и нечему быть,- сказал водитель и нехотя поплелся к зданию.
   Вскоре догадка водителя подтвердилась. Действительно в администрацию приперся пьяный в дым доктор Шницель и всех разогнал.
   -Слушай, что то устал я сегодня, поедем сразу домой,- сказал Буркин и машина направилась по широкой центральной улице к особняку главы.
   Марк Ильич Шницель, доктор медицинских наук, был местным уроженцем, но всю сознательную жизнь, провел вдали от родных мест. Доктор, от Бога, и просто талантливый человек он много страдал из-за своего неуживчивого характера. Не мог он сказать черное, если видел белое и наоборот. За такую особенность своего нрава он не раз бывал, изгнан с хороших должностей и, в конце концов, оказался снова на родине. Падение доктора Шницеля, длилось несколько лет и, явно затягивалось. После изгнания, из областной больнице он перебрался в райцентр, но и там поскандалив с главврачом - вынужден был уйти. Какое то время посидел без работы, а потом открыл кабинет и занялся частной практикой. Правда, периоды работы сменялись у него длительными запоями. Уходя в запой, Шницель превращался в лютого зверя и нагонял ужас на весь поселок. Его частенько забирали в милицию, сажали на пятнадцать суток, иногда избивали. Но доктор Шницель как побитый пес, зализывал раны и снова принимался за старое. Марк Ильич, высокий, стройный человек, с красивым лицом и безупречными манерами, причислял себя к старой интеллигенции и презирал простолюдинов. Впрочем, к простолюдинам он относил и Буркина, выходца из семьи заведующего фермой. Обладая высоким уровнем интеллекта, и обширными знаниями, Шницель страдал в захолустном поселке, считая себя одиноким и несчастным. Рожденный в годы второй мировой от эвакуированного доктора, Марк Ильич, рос без отца, но был смышленым мальчишкой. Вырос, выучился на доктора и скоро сделал карьеру, вдали от родных мест. Однако, подняться наверх, оказалось легче, чем удержаться. Потерявший семью и положение в обществе, он возвратился не солоно хлебавши туда, откуда начал свое восхождение. Подлатал дом матери, что стоял неподалеку от администрации и решил доживать свой век в Шапкино. Но воспоминания о лучших днях в своей жизни, не давали покоя, и он пристрастился к выпивке. Напившись до беспамятства, колобродил, где только мог. Неудивительно, что объектом своих нападений Шницель избрал местный "Белый дом". Недалеко от дома, и есть с кем поскандалить. Работники аппарата, привыкшие к набегам бешеного доктора, разбегались кто куда, либо закрывались в кабинетах и ждали - когда буря утихнет. Мирон Фокич, не любил визитов Шницеля, они унижали его достоинство в глазах подчиненных, но и сдать хулигана в милицию он тоже не решался. Не боялся доктора, просто ему доставляло удовольствие, наблюдать за тем как этот талантливый человек терял свой облик, на глазах превращаясь в скота.
   -Видали мы таких. Тоже мне доктор. Алкаш он, а не доктор, еще сатрапом меня обзывает- ничтожество,- тихо возмущался Буркин, наблюдая из за массивной шторы в своем кабинете за чудачествами Шницеля. Который в этот момент уходил из администрации с очередным собутыльником, через широкую площадь.
   -Он, что, негодяй, думал самый умный, думал, поднялся высоко. Вот и упал обратно в наше болото. Недолго полетать пришлось,- успокаивал себя Мирон Фокич. Он ненавидел зарвавшегося Шницеля, за его независимость, ум и непокорность. В его болоте, а Шапкино было без сомнения его болотом, квакать можно было только с разрешения главы и, доктор с его извращенными понятиями о человеческих отношениях, был явно лишним в этом маленьком мире. Независимый и гордый, Марк Ильич, раздражал многих столпов местного общества. Поживший в ином измерении, он не понимал многого из местного жизненного уклада, спорил, доказывал, что можно жить иначе и не бояться Буркина. Его слушали и возможно соглашались в глубине души, но поступали по своему, так как было принято в этом краю. Люди, веками жившие безвылазно в Шапкино и окрестностях, не верили, что может быть иная жизнь - отличная от их существования. Так и жил Марк Ильич Шницель, белой вороной среди своих земляков. Непризнанный и, неприкаянный, а от того ужасно одиноки
  
  
   * * *
  
   Буркин, действительно хорошо помнил Мишку соплю, пардон, Михаила Антипыча Сопликовского. Они были родом из одной деревни, учились в одном классе. Мишка был хилым, тщедушным парнем, ровесники не уважали его, поколачивали при любой возможности и по всякому поводу. Но тот, не смотря на свою внешнюю убогость, был мстителен и злобен, не упускал случая расквитаться со своими обидчиками. Не стесняясь, стучал на одноклассников, куривших в туалете и щупавших сверстниц в темном коридоре.
   Мирон Буркин, не был в числе примерных учеников и, ему часто доставалось из-за Мишкиных козней. Друг друга они не любили, но, ограниченные пространством деревни, вынуждены были общаться и даже играть в одни игры.
   Отец Мирона, был заведующим молочной фермой, должность на селе заметная и почетная. Высокий, тучный, он был по звериному хитер, и изворотлив, и воровал с вверенного ему предприятия все, что только мог. Коровы и телята, двери и замки, фляги и резиновые шланги- ни что не могло миновать проворных рук Фоки Фокича Буркина. Благо времена стояли спокойные, и колхозная живность плодилась быстрее, чем ее разворовывал Буркин- старший. Так что, уличить его в воровстве было трудно, да и ни к чему, ведь крал колхозное, да и крал так, чтоб и другим оставалось. Его уважали, выделяли, награждали грамотами, и даже портрет его года три красовался на районной доске почета. За выдающиеся успехи в работе, Буркину предоставили возможность на внеочередное приобретение автомобиля. Машину он купил, "Жигули" первой модели, но поездить не смог. Внушительные габариты не позволили Фоке Фокичу уместится в пахнувшем достатком и успехом, салоне. Старый Буркин заволновался, снял даже кепку и пиджак, но усилия его были тщетны.
   - Пусть постоит пока. Мирон подрастет, ему отдам.- после некоторого замешательства, нашелся Фока Фокич.
   У Мишки Сопликовского отца не было, поговаривали, что мать, Зинаида Петровна, прижила его от заезжего артиста, в пору бурной молодости. Она работала продавщицей в местном магазине, что во времена всеобщего дефицита давало сказочные преимущества перед остальными смертными. С ней старались дружить все: Фока Буркин, председатель колхоза Шмотенко, директор школы Носовская, и даже участковый милиционер Барбаридзе.
   Таким образом, и Мирон, и Мишка, по праву принадлежали к сливкам деревенского общества, на сверстников из простых семей посматривали свысока, держась в рамках своей касты. Учился Мишка слабо, но на уроках вел себя примерно и ябедничал в открытую, что позволяло ему быть в числе твердых троечников. Учителя с ним заигрывали и двоек старались не ставить, опасаясь гнева Мишкиной матери, что могла не отпустить дефицитных товаров. Впрочем, с Мироном, педагоги тоже обходились достаточно мягко, а за активность и организаторские способности, старались всячески выделять. В пятом классе он уже заведовал школьной кроликофермой и был капитаном футбольной команды.
   Мишка футбол не жаловал, а любил шахматы и даже стал победителем районной олимпиады. После чего Мирон, взбешенный успехом одноклассника, увеличил поголовье кроликов вдвое. За этот впечатляющий успех, его премировали книжкой Дюма "Три мушкетера". Книжку Мирон забросил на чердак, так как не являлся любителем чтения, и занялся сбором макулатуры. Где снова добился хороших результатов и, снова был премирован книгой Майна Рида "Всадник без головы".
   - Сами вы все тут безголовые.- проворчал Мирон и снова забросил книжку на чердак.
  
  
   * * *
  
   Музей был гордостью главы района, а на его открытие приезжал сам губернатор Белкин и хвалил Мирона Фокича за бережное отношение к старине. Места для размещения музея, в районе не было, но энергичный глава не растерялся. Музей разместили в здании библиотеки, для чего пришлось ее переселить в детский сад, детсадик поместить в здание пекарни, а пекарню закрыть. После чего, Буркин, открыл свою личную хлебопекарню в помещении бывшей прикмахерской. Хлеб в пекарне Мирона Фокича получался плохой, отвратительный получался хлеб, но хороший можно было купить только в воскресенье на рынке, и потому продукция новой пекарни, худо-бедно расходилась. Между тем, губернатор Белкин любил инициативу: будь-то открытие музея, народные гуляния на Масленицу, или соревнования пахарей. Любил и всячески поощрял, а губернская казна щедро отпускала средства на проведение мероприятий, инициаторов поощряли, а народ ворчал втихомолку и разбегался по соседним регионам. Убегать на заработки в соседние губернии не возбранялось и, мужики толпами валили в иные земли.
   Самовар без краника, рассохшаяся прялка, соха без сошника и десяток глиняных горшков- были наиболее заметными экспонатами Шапкинского краеведческого музея. Не густо, но Мирон Буркин не отчаивался, верил в себя. Олигарху надо было понравиться любой ценой, и цель оправдывала средства.
   -Любит олигарх старину, сделаем ему экскурсию в музей. Наша задача наполнить музей хорошими экспонатами, Проверю лично, ближе к обеду.-сказал Мирон Фокич на планерке. Буркин, был наш человек, заместители его тоже были люди наши, приказы свыше не обсуждали и уж тем более не задумывались над ними. Полные служебного рвения, они бросились исполнять поставленную задачу.
   Директор краеведческого музея, Семен Семеныч Кучерявый был не мало удивлен, когда с утра в музей к нему стали свозить экспонаты. Первый заместитель главы Фролов, притащил старинный письменный стол и часы с кукушкой. Следом явился Канарейкин с закопченной иконой и дедовской шашкой времен гражданской войны. Синичкина, заместитель по экономике, привезла старинную картину работы местного художника и томик Пушкина, издательства Сытина 1907 года. Сам Буркин приехал ближе к обеду, остался доволен увиденным и, присовокупил к экспозиции, старинные золотые часы и золотую же статуэтку обнаженной женщины, доставшиеся по наследству от почившего в бозе Фоки Фокича.
   - В честь какого праздника такая щедрость?- осмелился спросить Семен Семеныч.
  
   - Культуру в районе надо поднимать, чтобы не хуже чем у других было, а то заросли, понимаешь плесенью.- Проворчал, чрезвычайно довольный собою Мирон Фокич. И, оставив, Кучерявого, теряться в догадках, величественной, как ему показалось, походкой покинул музей.
   -Воняет там как в погребе, надо порядок навести, побелить, покрасить.-наставлял он уже начальника коммунального хозяйства, а по совместительству кума и троюродного племянника Синюкова.
   - Чтоб к утру завтрашнему порядок навели и краски не жалеть я все оплачу- сказал на прощание Буркин и направился к дому кльтуры.
   -Порядок навести, натопить как следует и начать подготовку к приезду высокого гостя.- отдавал он уже распоряжения Серафиме Теткиной, исполнительнице народных песен, а по совместительству управляющей культурой в районе.
   -Так ведь Мирон Фокич, если мы эту махину протопим как следует у нас месячный запас топлива за один день уйдет.- засомневалась Теткина.
   -Не твое дело, дура, сказано топить значит топить.- рявкнул Буркин. Он легко распалялся и, в минуты гнева мог обругать подчиненного такими словами, что не всякая бумага стерпит, а потому, оскорбление Теткиной могло спокойно сойти за комплимент. Не рискнувши далее пререкаться со всемогущим главой, Теткина отправилась выполнять данное поручение.
   -Даст Мишка инвестиции, куда он денется?- думал Мирон Фокич, обозревая главную площадь райцентра. Он любил постоять, этак минут десять на постаменте рядом с памятником Ленину и посмотреть на свои владения. С одной стороны возвышалось угрюмой серой громадой здание администрации, именуемое в народе "белым домом", далее музей, дом культуры и кинотеатр. Напротив кинотеатра располагалось здание прокуратуры, а по соседству с ним зал игровых автоматов, частный медицинский кабинет по лечению запоев и контора судебных приставов.
   Мощный, дородный, Мирон Фокич, даже если бы и не был большим начальником, то все равно производил бы впечатление такового. Большой, почти, что римский нос, седые волосы, кирпичного цвета лицо и внушительный живот, без сомнения выдавали в нем человека непростого, важного. Надо заметить, что в Шапкино и окрестностях, все начальники были как бы на одно лицо. Толи, определенный тип внешности, позволял достичь вершин власти, толи под воздействием ее, человек, доселе тощий и незаметный, становился вдруг, толстым и важным. Таким был и кум Буркина Данилыч, и родственник Синюков, и заместитель Канарейкин, и многие другие. В свою очередь, ближайшие помощники начальников, были как на подбор худые, вертлявые- и какие то неприметные. Таким был Фролов, первый заместитель Буркина, Сонников, заместитель Данилыча, да и помощник Синюкова, Скачко, тоже габаритами не выделялся. Одним словом, по внешнему виду человека, можно было сразу определить, на какой ступени иерархической лестницы района он стоит в данный момент. Однако бывали и редкие исключения, так, директор банка Варавва был худой и тщедушный человечек, а заместитель прокурора Петушков, мало отличался от начальника, размерами живота, чем не мало огорчал почтенного Сергея Дмитриевича Пузановского, прокурора района.
   -На мое место, гаденыш, прицеливается,- жаловался Пузановский Данилычу в приватной беседе.
   -Так давай мы его на повышение в область двинем, нечего ему тут под ногами мешаться. Да и племяш- мой, Витька Базарный, по весне институт заканчивает, надо бы пристроить.- продолжал увещевать прокурора, хитроумный Данилыч. Особенностью Петра Данилыча Порейко, владельца элеватора, было обилие племянников. Их было так много, что он едва поспевал пристраивать их на теплые места в районе, нарушая и без того шаткое положение дел с наследованием чинов и должностей. Но непутевые родственнички продолжали объявляться и, Данилыч, начинал уже жалеть о том, что у него так много родни.
   -Расплодились, понимаешь, так скоро мест в районе не останется, а они все лезут и лезут. И в милицию их на втыкал, и в прокуратуру, и у себя на элеваторе целую ораву держу- а их меньше не становиться.- ворчал Данилыч, но родственникам продолжал помогать. И самое то обидное было в том, что подавляющая часть родни была со стороны жены. Но Данилыч был без ума от нее и, отказать дражайшей половине был не в силах. Впрочем, от племянников тоже была определенная польза, Порейко вряд ли читал роман "Крестный отец", но поступал зачастую так же как его герой, Дон Корлеоне. Племянники, что работали на его предприятии, составляли мощную, сплоченную банду, занимавшуюся выбиванием долгов из председателей колхозов и фермеров. Элеватор и держался в последние годы только за счет предоставления кредитов, под непомерно высокие проценты. Мелкие хозяйства, чтобы посеять по весне хлеб, вынуждены были идти на поклон к Данилычу. Порейко не отказывал, а по осени, бригада его племянников отправлялась по селам и деревням района, выбивать долги. Должники знали с кем связывались, когда весной шли на поклон к Данилычу, но по наивности своей, надеялись, что урожай сполна окупит, понесенные расходы, что цены на зерно будут выше прошлогодних, что Данилыч, может быть умрет или попадет в аварию. Но цены падали еще ниже, урожай не радовал своим обилием, а Порейко, как вампир, напитавшись ихними страданиями, становился еще крепче и бодрей.
  
  
  
   Племянники свое дело знали, беспощадно расправляясь с должниками, забирали последнюю технику, если не было денег, оставляя неудачников без штанов. Таким образом, Данилыч и компания разорили уже не один десяток хозяйств, но остались "чисты", перед законом. В милиции их прикрывали одни племянники, а в прокуратуре другие. Круг был замкнут, и никто еще не вырвался из него, сохранивши шкуру в неприкосновенности. Между тем, Данилыч считал себя благодетелем всего населения и очень гордился своим положением. Кроме всего прочего, Порейко являлся депутатом областной думы, избранным на третий срок, человеком в области известным и уважаемым. Губернатор Белкин, хоть и обладал фантастической способностью приспосабливаться к любым ситуациям, но любил стабильность и, опирался только на старых, проверенных людей. Данилыч был из числа именно таких, а потому никто не сомневался в том, что Порейко будет депутатом от Шапкинского района пожизненно. У себя в кабинете, в ящике стола, Данилыч держал две большие амбарные книги, в которые записывал все добрые дела, свершенные им на депутатском поприще. Для чего он это делал, сказать трудно, но в них содержалась информация о, всех благодеяниях, коими Порейко осыпал своих земляков. Хотя может быть, эти записи, по мнению самого Данилыча, могли, пригодится ему на страшном суде. Не смотря на коммунистическое прошлое и кое какое образование, Порейко был человеком весьма суеверным. Верил в приметы и, если на его землях случался неурожай, то привозил из города колдунов для снятия порчи с посевов озимой пшеницы и, одновременно устраивал крестный ход. Словом, как человек осторожный и опытный подстраховывался со всех сторон и искал помощи у сил добрых и злых одновременно. Такое поведение народного избранника и непререкаемого авторитета, не смущало окружающих. Все уже привыкли к причудам отцов района и прощали им многое. Уверенные- в том, что вся власть дается свыше, Шапкинцы не могли помыслить дурно о таких людях как Данилыч. И такие люди наслаждались властью, жалуясь одновременно на нехватку средств и проблемы.
   -Денег нет, понимаешь, совсем скоро по миру пойдем. Разорили в конец, реформаторы, понимаешь.- жаловался Данилыч очередному просителю, явившемуся на прием.
   -Петр Данилыч, подпишите документы.- ворковала, меж тем секретарша Тая. И заботливо поправляла очки, на лбу шефа.
   -Вам бы очки новые надо купить.- заботливо говорила она, прилаживая на место отпавшую дужку с помощью, извлеченной изо рта жевательной резинки.
   -Погоди Таечка, вот наладим дела на предприятии и в районе, а уж потом и очки купим новые.- говорил Данилыч дрожащим голосом. В такие моменты просителю становилось стыдно за свою неуместную наглость и, хотелось уже самому дать денег, хотя бы на новые очки для Данилыча. В прочем не только по очкам Порейко плакала помойная яма, но и- колченогий стол в его кабинете, давно просился в печь. Вот так, наряду с могуществом и богатством, в Порейко уживалась фантастическая жадность. Он платил своим рабочим самую низкую в районе зарплату, а недовольным предлагал искать новое место работы. Одни старались с хозяином не спорить, а другие бежали в столицу на заработки. Это обстоятельство не могло не вызвать текучки на предприятии, а вместе с этим, аварий, несчастных случаев и прогулов.
   - С главой района Буркиным, Данилыча связывала давнишняя дружба и общие заботы о районе и его жителях. Нередко они ссорились, когда один за спиной другого, приписывал себе то или иное достижение.
   -Это я построил школу в Дроздовке, а Буркин кричит, что он.- плакался Данилыч, обиженный в лучших чувствах. Школа в деревне Дроздовке была гордостью местных властей, построенная из суперсовременных импортных материалов, по последнему слову техники, она могла бы стать украшением любого города. Но воздвигли ее, в полувымершей деревушке Дроздовке, где учеников было около двух десятков. Строительство учебного заведения обошлось, в несколько миллионов, и как поговаривали злые языки, не один крупный чиновник нагрел руки на этом мероприятии. Проблемы начались сразу же после сдачи объекта. Крыша потекла, а евровагонка, коей украсили стены изнутри, чрезвычайно понравилась крысам и уничтожалась с поразительной быстротой. А тут еще народ из деревни стал разбегаться и школа, этот прекрасный памятник глупости, жадности и безалаберности, опустела. Но об этом, отцы района, предпочитали не распространяться, делая акцент лишь на самом факте строительства школы.
   Между тем, элеватор с годами стал все же хиреть, напуганные- головорезами Данилыча, фермеры боялись брать в долг, а другие уже разорились. Данилыч, видя такие печальные перспективы, решил вплотную заняться сельским хозяйством. Посоветовавшись с Буркиным, они на пару, быстренько разорили, ближайший к элеватору колхоз имени Ленина. Затем Порейко ; захватил опустевшие было земли и, сам стал сеять хлеб. Но вскоре, в районе поняли, что выгоднее всего выращивать свеклу и Данилыч все земли засеял этой культурой. Проблем с прополкой у него не возникало, на плантации выгонял рабочих с элеватора. А тех кто не соглашался на подневольный труд увольнял без выходного пособия. На пригорках, поблизости от плантаций, он расставил отряды племянников, для присмотра за рабочими. Крепкие ребята в шортах и пробковых шлемах с биноклями, они славно смотрелись на полях в окрестностях Шапкино.
   Осенью, когда пришла пора собирать урожай, Порейко пришлось изрядно поволноваться. Каждый из племянников, а заодно с ними и некоторые приближенные, стали нагло и цинично красть урожай. Хуже всех было сторожам, что ночевали прямо в поле. Им угрожали и те и другие, и все приезжали под прикрытием темноты, нагружали свеклу и вывозили ее под охраной милиции. В конце концов, разъяренный директор элеватора, сам, окружив себя отрядом милиционеров, отправился воровать свеклу. Сторожа были в шоке, когда увидели такие дела, но тоже не стали препятствовать краже. В итоге, крупного конфликта между сородичами удалось избежать, и все насытились на время.
   А Данилыч в перерыве между полевыми работами, вновь решил посвятить себя служению людям. К нему явилась депутация верующих с просьбой помочь в устройстве православного скита, что стали возводить в соседнем районе. Порейко пообещал помочь в этом богоугодном деле и, стал думать каким образом. Денег дать монахам было жалко, но и отказать или обмануть таких людей было нельзя. Решение пришло внезапно, неподалеку от строящегося скита, лежали земли некоего Жмурикова, давнишнего должника Данилыча. У незадачливого фермера забрали все, что можно, даже самого пару раз брали в заложники, лихие племянники Порейко. Однако, взять с него было кажется, уже нечего, но остались еще две больших бочки для воды. О них то и вспомнил Данилыч, размышляя о том, как помочь православным монахам. Эти бочки он заприметил еще весной, во время очередного налета на ферму Жмурикова. В тот день Данилычу было скучно, и он решил развеяться, съездить с племяшами- в набег по злостным должникам. Вдоволь натешившись побоями и издевательствами над Жмуриковым, родственники присели передохнуть на завалинке перед домом. И, тут Данилыч обратил внимание на две большие бочки. Как человек хозяйственный, наделенный крестьянской сметкой он сразу стал думать, где могут пригодиться эти бочки.
   Сейчас он вспомнил о них, и послал своего заместителя Сонникова сказать монахам, чтоб ехали забирать бочки с фермы Жмурикова. Монахи не заставили просить себя дважды и- уволокли бесхозные бочки в свой монастырь. По слухам, православная братия собиралась выращивать огурцы, и бочки им пригодились для полива, этой влаголюбивой культуры. На ферме Жмурикова, к тому моменту не оставалось уже ничего, кроме этих бочек. Не было и самого фермера, он сбежал, куда то в окрестности столицы и стал бомжом. Поговаривают, что там, он ощутил себя по настоящему человеком, перестал бояться и вздрагивать во сне, располнел, и собирался жениться на такой же бродяжке как сам. А- богобоязненный Данилыч, после отъезда Сонникова, извлек из ящика стола амбарную книгу и, надувши губы. потея и покряхтывая, аккуратным почерком записал еще одно свое деяние. Без сомнения принесение в дар монастырю двух не нужных бочек еще больше приблизило Петра Данилыча Порейко к числу праведников, и перспектива адского пекла заметно отодвинулась. Не смотря на обилие добрых дел, Данилыч все же опасался возможной ошибки, в небесной канцелярии и, напоминал о себе еще множеством свечей, что ставил в местном Шапкинском храме Николая Угодника.
   Впрочем, креститься он не умел, как и большинство местных чиновников, вышедших из лона компартии, но на службах в церкви бывал и даже пробовал поститься. Это удавалось плохо, ибо постоянные встречи на высоком уровне, сопровождающиеся обильными возлияниями- мало способствовали умеренности в еде и питье. Да и губернатор Белкин мог пожурить за ревностное соблюдение поста и других традиций. Не любил глава области лицемерия своих подчиненных и открыто посмеивался над ними, неумело осеняющими себя крестными знамениями. Сам губернатор, считал себя атеистом, но если требовала ситуация, мог пойти на службу куда угодно; хоть в синагогу, хоть в мечеть.
   -Принципы для нас непозволительная роскошь.- говорил Белкин Данилычу в минуты задушевных бесед за чашкою чая. Они часто общались неформально, и Порейко гордился благоволением со стороны губернатора. Это поднимало его в глазах окружающих и в первую очередь Мирона Фокича Буркина, что всерьез угрожал авторитету Данилыча. На людях эта нечистая пара демонстрировала полное единодушие во взглядах и подходах, но в глубине души оба, давно ненавидели друг друга. Самым крутым шапкинским авторитетам становилось тесно в маленьком районе, и возможную схватку за остатки имеющейся собственности и земель, предотвращало только желание выжить перед лицом внешних угроз. А угрозу для благополучия доморощенных олигархов местного пошиба, представляли: и работники известных органов, и усиливающиеся день ото дня диаспоры лунатиков и маликян, и денежные мешки из столицы, жаждущие земли и новых ощущений. Все эти факторы вкупе, заставляли заклятых друзей держаться вместе.
   Да и не было возможности выжить в одиночку и достичь чего-либо. Только крупная группировка, спаянная родственными узами, или общими интересами, могла рассчитывать на успех в шапкинском районе. Хотя подобная ситуация наблюдалась и в соседних; Чаплинском, Пургинском и Валенковском районах. Соседей в Шапкино не любили и, ревностно следили за их успехами, радовались неудачам и промахам.
   -Всюду пролезут, прохиндеи им только палец покажи, сразу руку отхватят.- говорил Данилыч о соседях чаплинцах, самых ненавистных ему. Соседи об отношении к себе знали и старались отвечать взаимностью. Так и жили они бок о бок тихо ненавидя и презирая друг друга.
   Тем временем, приезд Сопликовского, навел на размышление и Петра Данилыча Порейко. Несомненно, визит олигарха, благотворно скажется на ситуации в районе, но, что это даст ему, владельцу элеватора и конкуренту Буркина в борьбе за влияние в районе?
   * * *
  
  
   Жизнь деревенская, не баловала разнообразием, скучная и однообразная, она давала много свободного времени и мало занятий. И хотя сам районный поселок, считался городской территорией, он мало отличался от обычной деревни. Разве, что плата за потребляемую электроэнергию была больше, как в городе. Одним из главных отличий главы, была патологическая любовь к чистоте. Один раз в неделю, всех сотрудников из учреждений райцентра, выгоняли на уборку территории. Собрать мусор, подмести улицы и побелить бордюры - было главным занятием пятницы. Пыль поднималась высоко над поселком, толпы служащих старательно убирали мусор, а Мирон Фокич, тем временем разъезжал по улицам на персональной "Волге" своей и зорко следил за тем, не сачкует ли кто? И, горе было тому руководителю, чей сотрудник не проявлял особого рвения в борьбе за чистоту в момент, когда Буркинская машина проезжала поблизости. Впрочем, Мирону Фокичу, не обязательно было лично наблюдать за ходом работ. Для контроля - за поселком и районом, у него имелось достаточно осведомителей. Любил районный глава послушать свежие сплетни, как какая ни будь сельская кумушка. Обладая прекрасной памятью, Буркин легко запоминал, полученную информацию и в нужные моменты использовал ее с большой эффективностью. Подчиненные стучали на своих начальников, начальники на подчиненных и на своих коллег- руководителей- и, все вместе стучали Мирону Фокичу. Стукачество, стало обычным явлением, возведенным чуть ли не в ранг доблести. Одним словом, Шапкинцы жили по заповеди-" Настучи на ближнего своего, ибо он настучит на тебя и возрадуется".
   -Ты думаешь, мы тут дураки сидим, не знаем про тебя ничего, ошибаешься, нам все про тебя известно.- начинал разговор глава с провинившимся подчиненным. Это наглое, а зачастую не подкрепленное, какой либо информацией, предисловие, сбивало собеседника с толку, давало большую фору, атакующей стороне. Перед началом, традиционной ежедневной планерки, в кабинете Буркина собирались те, кто обычно занимался сбором информации. Они поочередно докладывали свежие сплетни, свои догадки и подозрения, а порой просто свои глупые фантазии. Информация обобщалась, анализировалась и, Мирон Фокич готовился к нападению на очередную жертву. Тем временем, толпа руководителей различного ранга, уныло дожидалась в приемной, прислушиваясь к звукам, доносившимся из кабинета главы. У всех были свои заботы и проблемы, но не явиться на планерку, означало подписать себе приговор, и люди терпеливо ждали. Те же, кому терпения не хватало, или им было неприятно слушать сплетни и ругань главы, сопровождавшие все подобные мероприятия, уходили. Однако, вскоре, на их место приходили новые, более покладистые руководители и, вертикаль власти укреплялась еще больше. Сейчас же, в преддверие возможного визита олигарха, планерки стали проводить дважды в день- утром и вечером.
   - Мы, не имеем права расслабляться.- утверждал Буркин и все соглашались. Хотя многим было просто начихать- на этот приезд, но все делали вид, что ужасно переживают, и, делают все возможное. Надо это Буркину, стало быть, и всем надо других мнений быть не могло.
   - У меня с горючим проблемы, продукты не успеваю развести по детским учреждениям.- жаловалась глава поселка Серова, но тоже была вынуждена тратить драгоценное время на ежедневное сидение в кабинете главы. Она часто спорила с Буркиным, отстаивая свое мнение, чем вызывала гнев главы, но тому никак не удавалось удалить ее с места руководителя поселка. Однажды ему это почти удалось. Накануне выборов- поселкового главы, Букркин провел большую подготовительную работу. Главу должны были избрать депутаты совета простым голосованием. Депутатов было десять человек, и большинство из них, должно было решить; кто станет следующим главой? Со всеми депутатами как следует, поговорили, объяснили, что голосовать надо за Синюкова, родственника Мирона Фокича и тоже депутата поселкового совета. Все выразили горячую солидарность с мнением Буркина и, пообещали проголосовать правильно. Предчувствуя очередной триумф, Мирон Фокич, лично явился на процедуру голосования, усевшись на самом почетном месте. Здесь же крутились операторы местной телекомпании и фотокорреспондент газеты "Шапкинская правда" Бергман. Все они были призваны, запечатлеть исторический момент победы Буркина над инакомыслием и непокорностью. Широкое освещение этого мероприятия, должно было, по мнению Мирона Фокича, послужить наглядным уроком всем остальным, кто проявлял недовольство его политикой.
   - Я им всем покажу демократию. По нашему. Кончилась демократия, к чертям свинячьим, теперь я решаю как жить всем остальным.- кричал Мирон Фокич на совещании директоров школ. Сюда он явился буквально на пять минут, бесцеремонно прервал совещание и уселся на почетном месте, предварительно вытолкав с него начальника отдела образования Французову.
   -Ну, что притихли, сейчас продолжать будем, заходите, где вы там, мать вашу.- рявкнул он кому то за дверью. Теми, кто был за дверью, оказались опять же операторы телевидения Шапкинского района. Они не заставили себя приглашать дважды и, сразу же принялись за съемку.
   -Эй ты, оператор, как там тебя, вот отсюда меня снимай.- командовал он съемкой репортажа с совещания директоров школ.
   -Я вас всех научу, как надо руководить образованием, Ишь- ты разболтались, то им не нравиться, это не так. Как я скажу, так и будет. На носу себе зарубите. Нет больше демократии, а есть эта, как ее, диктатура.- старательно выговорил Мирон Фокич, новое для него слово.
   -Без моего разрешения даже уборщицу не смейте новую принимать, а то всех уволю.- закончил он, и видимо, удовлетворенный произведенным впечатлением, величественно удалился. Вслед за ним словно тени, испарились и телевизионщики. Педагоги, пришли в себя, минут через пятнадцать, и продолжили совещание.
   -А вездесущий, и необыкновенно энергичный в тот день Буркин, был уже в зале, где начинались выборы- поселкового главы.
   -Без вас не начинаем, Мирон Фокич.- Пробормотала Приспешникова Наталья, председатель участковой комиссии. Она ужасно боялась Буркина и, готова была выполнить любое его приказание.
   -Сейчас начнем, все пришли?- поинтересовался глава, усаживаясь на самое почетное место. На Серову он даже не взглянул, да и не счел нужным даже поздороваться. Это тоже было одним из правил Буркина, приветствовать тех кто ниже, было для него унизительным.
   Тем временем, в помещение ввалилась толпа работников прессы, и голосование началось. Буркин был настолько уверен в успехе и, заготовил уже речь, что мало внимания обращал на саму процедуру. Пресса трудилась во всю, депутаты складывали бюллетени в урну, все шло по обычному сценарию. И потому, когда Приспешникова, срывающимся голосом объявила результаты голосования, никто ничего не понял. Синюков, считавший себя уже новым главой поселка, сиял как медный самовар, Буркин старательно позировал перед телекамерами, а Серова невозмутимо читала какой то журнал.
   -Победила Серова Наина Капитоновна.- упавшим голосом промямлила Приспешникова, тиская в крупных руках листок бумаги.
   -Что и требовалось доказать.- сказал Мирон Фокич и поднялся, чтоб принести свои поздравления Синюкову. Но тот, покрасневший как рак, не спешил принимать поздравления и старательно прятал взгляд своих белесых бегающих глаз. Буркин на миг растерялся.
   -Ты чего, от волнения что ли?- спросил он родственника и, не состоявшегося главу.
   -Язык от радости проглотил, ей оператор, мать твою, вот отсюда меня снимай, ну всех вас балбесов, научить надо.- заворчал он обращаясь уже к телевизионщикам. Побледневшая- от страха Приспешникова, еще раз повторила результат голосования.
   -Так, я не понял, вы что шутки шутить вздумали.- возмутился Мирон Фокич, до него тоже стал доходить смысл сказанного председателем комиссии. Он рванулся к Приспешниковой, вырвал у нее из рук бюллетени, посмотрел, скомкал и бросил на пол. Багровый от досады, Буркин, возвратился на свое место, глаза его бегали в поисках подходящей жертвы. Но все присутствующие, старательно отводили взгляды. Через пару минут глава таки справился с волнением, и нехотя поздравил ненавистную ему Наину Серову. Рукопожатие получилось, каким то неумелым и неуместным, а глаза женщины торжествующе смеялись. Все это, естественно, запечатлели телекамеры, и выборы вошли в историю района, как еще не окончательная победа диктатуры. Буркина предали, проголосовали за Серову, крови которой он давно жаждал.
   -Вашего хозяина кинули, не простим измены.- ревел он на утренней планерке. И ближайшие помощники выражали свою солидарность, вращали глазами в поисках предателей и клялись лично расправиться с иудами-депутатами поссовета. Так вот, ни шатко, ни валко, в стычках местного значения и протекала жизнь в районе. Свое поражение от Серовой Буркин, долго не мог забыть, и всячески придирался к ней по любому поводу. Однажды по телевизор он увидел, как средствам массовой информации сливают компромат на неугодных чиновников. Теперь задачей главы стало найти компромат на Серову. Как это сделать, подсказал ему Данилыч.
   -Напусти на нее ревизию, да и дело с концом.- успокоил он старого товарища. Ревизия из областного контрольно ревизионного управления, не заставила себя ждать. Перерыли все, что можно было, неделю жили в гостинице и питались за счет Данилыча. Тот уже не раз пожалел, о совете, данном Буркину, но было поздно. Ревизоры, меж тем, чувствуя полнейшее со стороны хозяев радушие, уезжать, не торопились, жили в свое удовольствие. Накопать, что то стоящее им не удалось, так мелкие нарушения, присущие многим конторам. За такие и выговор то какому ни будь бухгалтеру, был бы слишком суровым наказанием, а уж на саму Серову так и вовсе ничего не было. Но комиссия работала усердно, отрабатывая предоставленное содержание. Они под любым предлогом старались отсрочить свой отъезд и оттягивались по полной программе. Ближе к обеду ревизоры являлись в здание поссовета, вяло копались в бумагах, часок другой, а затем отправлялись на обед в местный ресторан. Обеды щедро оплачивал Данилыч и, гости не стесняли себя выборе и количестве блюд. Затем следовал краткий отдых в стенах гостиницы, и поездка на лоно природы с непременными шашлыками и купанием в реке. От такой приятной жизни отрываться не хотелось, и ревизоры не спешили обратно в город. Для мелких чиновников из областного центра, поездки на периферию были чем то вроде отпуска, незапланированного и, потому вдвойне желанного. Вместо того, чтоб сидеть в душном городе они с удовольствием резвились на лоне природы, подставляя солнцу и ветру. свои бледные рыхлые тела. Однако, все хорошее имеет свойство заканчиваться, закончилась и проверка работы поселкового совета. Комиссия, скрылась, не попрощавшись, но по телефону руководитель ее заверил Буркина, что компромата достаточно, чтобы упечь Серову за решетку лет на семь. Мирон Фокич, сделал вид, что поверил чиновнику из города и положил объемистую папку в ящик стола. Потом, как то на досуге. Он дал ее посмотреть Магнолии Павловне Канарейкиной, и она не нашла там ничего такого, что могло бы навредить Серовой. Мирон Фокич по сожалел о неудаче, но вскоре успокоился, отвлекся на другие дела, а за Серовой поручил следить Синюкову ее злейшему отныне врагу и возможному конкуренту.
   -Все равно со света изживу.- поклялся Буркин, он не любил и не умел проигрывать. А поражение от Серовой стало одним из самых заметных в его карьере.
   -Не переживай ты так сильно Мироша, иди лучше обедать, холодец твой любимый приготовила, с хреном.- позвала его, дородная супруга, Валькирия Петровна.
   -Ну, подумаешь, не получилось. Сегодня не получилось, завтра получиться. У нее вон, у самой с невесткой проблемы и сын алкаш.- добавила выразительно супруга.
   -Ох, Валюха, умеешь ты настроение поднять.- сказал, выходя из задумчивости Мирон Фокич и, от всей души, хлопнул жену пониже спины. Валькирия Петровна, заругалась притворно, но ласка супруга ей понравилась. Впрочем , он и не умел, по - другому. Не умели они, иначе выражать свои чувства в деревенской этой глуши.
  
  
  
   * * *
  
  
   Тем временем, высокий столичный гость Михаил Сопликовский, уже был встречен губернатором Белкиным в аэропорту губернского центра. Ждать оставалось совсем немного и Мирон Буркин, потирал довольно руки. Вечером он сидел у телевизора, смотрел новости областного телевидения и поглощал холодец с хреном. Сие простонародное блюдо было слабостью районного главы и кухарке Буркиных, приходилось часто бегать на рынок за свиными ножками и головами. В новостях, меж тем сообщалось, что приезжий олигарх, тепло отзывается о достопримечательностях губернского центра и намерен посетить местные храмы. Как человек, глубоко и истинно верующий он не жалеет средств на благоукрашение церквей и, всячески готов поощрять религиозное рвение местных жителей.
   Буркин, взвился ужаленным поросенком от услышанного, а тут еще изрядная порция хрена, принятая по невнимательности застряла в горле, вызывая обильные слезы. И как же он сразу не сообразил чем можно снискать расположение денежного мешка из столицы. Хотя в детстве и в юности Мишка не проявлял своих религиозных чувств, был пионером, комсомольцем, но времена меняются и все может быть. Мирону Фокичу вспомнилось, как летом прошлого года к ним в район приезжала делегация из солнечной Магалии. Путешественники откопали в Интернете сведения о том, что когда то их далекие предки жили на земле Шапкинского района. Магалы, явившиеся не звано, интересовались прошлым и настоящим района и очень хотели найти потомков тех кто жил когда то на этой земле. Тогда Мирону Фокичу, чтоб угодить гостям, пришлось старательно изображать из себя одного из потомков великих Магальских князей, щурить глаза и много жестикулировать. А еще пришлось соврать, что все нынешние обитатели Шапкино и окрестностей, все как один, произошли от Магалов.
   -А эти чего у вас делают?- грозно спросил руководитель делегации, указав пальцем на толпу Маликян, у входа на центральный рынок.
   -Да вот понаехали, но мы их депортируем на днях.- поспешил он заверить гостей.
   Маликян в Шапкинском районе на самом деле развелось неприличное уже количество. Они валом валили на местные плодородные земли, всячески притесняя местных аборигенов. Захватили рынок, часть магазинов и прицеливались к пищекомбинату. Однако, это предприятие было собственностью Синюкова, родственника главы и, пришельцам пришлось отступить.
   -Мы к вам скоро своих поселенцев пришлем, земли у вас хорошие, да и климат мягкий не то что у нас в Магалии.- говорил высокий гость из далекой страны.
   -Разместим в лучшем виде, мы шапкинцы народ гостеприимный.- ворковал Буркин, подобострастно изогнувшись.
   Приезд колонистов из Магалии, сулил немалые выгоды и, Мирон Фокич не скупился на расходы по приему делегации. Гости много ели, почти не пили и ничем не выдавали своих чувств. Их бесстрастные серые лица с щелочками для глаз напоминали маски, понять что на уме у этих людей, было решительно невозможно. Измотали они районного главу окончательно, но все таки уехали, наобещавши всяческих благ и крупных вложений в экономику, хиреющего год от года района. Случилось это достопамятное событие в июле прошлого года и, с тех пор известий никаких из Магалии не приходило.
   Мирон Фокич, по сожалел какое то время о потраченных средствах и времени, а затем успокоился и переключился на новые заботы.
   На утренней планерке он отдал новое распоряжение своим заместителям- срочно привести в порядок местный храм и, к приезду высокого гостя провести службу с большим стечением верующих. Церковь привели в надлежащий вид за сутки- побелили, покрасили, повесили новые двери, подлатали изгородь. Настоятель храма, отец Понтелеймон был в шоке, никогда еще светские власти не проявляли такого внимания к местной церкви.
   -Ну вот, ведь можем, когда захотим.- самодовольно урчал Буркин, явившийся с инспекцией.
   Теперь дело выгорит, вытрясем из олигарха денежку, Спиртзаводик поставим, мельницу новую и пяток магазинов.- шептал он на ухо своей любовнице, а по совместительству, заму по экономике Синичкиной. Ей он доверял многие тайны и планы, с ней советовался в трудные минуты жизни. Магнолия Павловна, старательно улыбалась, выражая полнейшую солидарность с мнением начальника и полового партнера. Мужик из него был никакой, но он об этом не догадывался и, ни в чем ей не отказывал.
   * * *
   После поездки в храм, Буркин сидел у себя в кабинете и, с интересом просматривал свежий номер газеты "Куплю-продам". Это было единственное издание, которое читал Мирон Фокич и читал от корки до корки. В такие минуты он забывал обо всем на свете, с головой погружаясь в мир интересной и полезной информации. От этого увлекательного занятия, его оторвала Синичкина. Магнолия Павловна, вошла как всегда без стука и без доклада, продемонстрировав лишний раз свои особые отношения с шефом.
   -Слышал, Мирон Фокич, что олигарх то наш вытворяет.- со всей возможной развязностью обратилась она к Буркину, стараясь при этом чтоб ее декольте было в поле зрения главы.
   -Принял в областной администрации предводителя лунной диаспоры и проговорил с ним два часа, вместо протокольных сорока минут. А потом они вместе отправились на народные гуляния лунатиков, посвященные их празднику дню лунной коровы.- Магнолия Павловна говорила медленно, стараясь определить реакцию главы на новую информацию.
   И действительно, Михаил Сопликовский встретился с лунатиками, гулял на их празднике, пел и плясал, проявляя чудеса политкорректности. Об этом писала областная газета "Правда". Свежий номер печатного органа областной администрации лежал на столе в кипе корреспонденции. Но эта газета не являлась распространителем коммерческой информации, а потому в поле зрения главы не попадала.
   -А ну посмотрим, чего они здесь врут?- Мирон Фокич схватил газету и развернул ее.
   - Ух ты автобус перевернулся.- вытаращил он глаза на первый, попавшийся снимок. Не иначе как Чаплинские учудили, больше некому.
   -Ну что ты Мироша, ты же газету кверху ногами держишь.- ласково поправила его Магнолия Павловна.
   -Грамотные все стали, на сама читай.- проворчал Мирон Фокич, обиженно надувши губы.
   Но дочитать статью он ей не дал и велел срочно собрать всех своих заместителей. Стоит ли удивляться, что всем им влетело, по первое число, а затем было приказано как можно скорее найти в районе представителей других цивилизаций и доставить к нему.
   -Не найдете лунатиков, так хоть меликян ведите, один хрен, но без пришельцев не возвращайтесь.- грозно ревел глава района.
   Утром следующего дня, к зданию администрации стали свозить меликян. Невысокие, с бурыми лицами и большими фиолетовыми ушами, они удивленно таращили глаза на аборигенов и не понимали, чего же от них хотят. Буркин, успокоившийся и повеселевший, с чувством жал лапу главному пришельцу, стараясь чтобы историческое пожатие, как можно лучше уместилось в объективе телекамеры местного телеканала. Одновременно с этим он говорил сумбурную как всегда речь о том, что готов всячески поддерживать пришельцев, вплоть до предоставления автономии.
   -А пищекомбинат отдашь?- недоверчиво спросил Маликан-Паликан, вождь диаспоры.
   -Нет, извини дружище, я пищекомбинат лунатикам обещал, а вам нефтебазу отдам, будете паленый бензин продавать.- не растерялся Мирон Фокич.
   В то же день он назначил своим новым заместителем, Маликана-Паликана, а здание гостиницы "Дружба народов", что на Ленинском проспекте, отдал под маликанский культурный центр. Маликяне по достоинству оценили широкий жест главы и, вечером привезли ему домой голову свежезарезанного поросенка, бочку варенья и корзину печенья.
   -Маликяне и Шапкинцы, отныне братские народы и, если лунатики будут наезжать, то все наши будут на вашей стороне, Гнать их пора отсюда, ишь понаехали.- Сказал предводитель маликянской диаспоры, обнял Мирона Фокича, и облобызал троекратно, согласно православному обычаю. Тем же вечером, маликяне ворвались в здание гостиницы "Дружба народов", поколотили и выбросили на улицу персонал, а сами закатили гулянку до утра.
   -Мирон Фокич, чего делать то, хулиганят пришельцы.- интересовался по телефону начальник местной милиции Белкин, племянник губернатора.
   -Персонал на пятнадцать суток, чтоб не нервировал наших маликянских братьев, а пришельцев и пальцем не смей тронуть. Мы должны быть политкорректными, ты что Белкин, газет не читаешь?- возмутился Мирон Фокич. Он как раз, с удовольствием распечатывал дары, поднесенные предводителем маликян, и был расстроен, что его побеспокоили по такому пустяку.
   Докатились с этой политкорректностью, на улицу без автомата не выйдешь.- проворчал Белкин, но приказ главы все же выполнил.
  
  
  
   * * *
  
   В эту ночь Мирон Фокич спал спокойно, он гениальный и проницательный, сделал все чтоб произвести впечатление на олигарха Сопликовского. Он как никогда был уверен в успехе и ошибку исключал. Наученный горьким опытом предыдущих своих прдприятий, Буркин старался гнать подальше неприятные мысли и воспоминания, а их хватало с лихвой. Случилась эта некрасивая история, лет пять назад, когда он руководил районом во второй срок и, чуть не сгубила его карьеру. Тогда в Шапкинском районе начали проводить газовые магистрали. Голубое топливо, хоть и с большим опозданием, но все же шло в вымирающий на глазах район. Неудивительно, что Буркин сразу же приписал заслуги в газификации района своей выдающейся персоне. А затем стал ломать голову как бы погреть руки на святом деле газификации Шапкинских земель. По тысяче рублей с домовладения за подключение, было до обидного мало, но Буркин не отчаивался и ждал своего шанса. И случай вскоре представился. Газовую трубу как раз тянули мимо захолустного уголка, именуемого деревней Рыловкой. Как на грех, в деревушке этой доживала свой век, бабушка директора винзавода из областного центра Кирюхина. Как человек деловой, Кирюхин поинтересовался у Буркина во сколько обойдется газификация Рыловки?
   -Двадцать миллионов, да и то как земляку.- не моргнувши глазом, брякнул Мирон Фокич. Но, к его огромному удивлению, Кирюхин не стал торговаться и выложил требуемую сумму.
   -От свезло, так свезло, такую кучу денег с Кирюхина содрал,- радовался Буркин, все еще не веря в свой успех.
   Газовую трубу в деревушку Рыловку дотянули и дома подключили, но Мирон Фокич неожиданно закусил удила. Оставалось лишь дать разрешение на подключение и, тут будто наваждение какое, на него нашло. Решил и этих жителей сорвать по тысяче, за разрешение. А там и домов то с десяток оставалось и жили то в основном пенсионеры. Только как говориться, дьявол силен, а человек слаб, не устоял Буркин перед искушением. Собирать деньги, отправилась Магнолия Павловна. Она аккуратно обошла все дома, собрала положенную мзду и зашла в последний дом, где жила бабушка Кирюхина.
   -Ох милая, не знаю как и быть, пенсию задержали, а я все деньги потратила. Ну ничего, сейчас внучку своему позвоню, он поможет.- запричитала старуха и полезла на шкаф за сотовым телефоном. Осознав, что сейчас разразиться катастрофа, Магнолия Павловна, выскочила на улицу и бегом припустила, к ожидавшей ее на краю деревни Буркинской "Волге".
   Как сообщала впоследствии, желтая пресса, утром следующего дня к зданию администрации подъехали три черных, на катафалки похожих иномарки. Из страшных машин вышли страшные черные люди и вошли в здание. Вскоре они возвратились и вместе с ними Мирон Фокич Буркин, сели в свои машины и исчезли. Так по крайней мере утверждал сторож дома культуры дядя Вася Синельников. Уже к обеду, по поселку пронесся слух, что главу района Буркина, унесли черти.
   -А кто же его еще заберет как не они, своими глазами видел, чтоб мне лопнуть.- клялся очевидец утреннего исчезновения главы. Он конечно не лопнул, но и Буркин как в воду канул. Лишь вечером того же дня, морозным крещенским вечером, жителям поселка было видение. Человек, как две капли похожий на Буркина, только абсолютно голый, брел по улице и тихонько скулил.
   Разное поговаривали после. Одни говорили, что Мирон Фокич неосторожно искупался в проруби, другие будто помогли ему в этом страшные люди на черных машинах, а может и не люди вовсе. Словом, история вышла запутанная, прямо мистическая. А Мирон Фокич на полтора месяца из района исчез. Магнолия Павловна разнесла аккуратно деньги жителям Рыловки, сославшись на ошибку подрядчиков.
   Прошли годы, но Мирон Фокич до сих пор с ужасом вспоминал, то ужасное похищение и купание в проруби. Злости уже не было, вот о деньгах, что пришлось вернуть, да еще с процентами, скорбел до сих пор.
  
  
   * * *
  
   Утро не принесло облегчения. Пронизывающий восточный ветер проносил над поселком тяжелые темные тучи, падали редкие снежинки. Мирон Фокич, встретил новый день, разбитым и недовольным, пропадал месяц, испорченный приездом олигарха. Вянваре глава района традиционно отправлялся за границу, отдохнуть и поправить здоровье. Сразу после рождественских каникул, они с Магнолией Павловной собирались в Германию, но известие о приезде Сопликовского, спутало все карты. Хотя при благоприятном стечении обстоятельств, были шансы хорошенько раскрутить, зажравшегося олигарха на хорошие деньги. Район хирел и разваливался на глазах: закрылся сахарный завод, следом за ним мясокомбинат и кирпичный завод, обанкротился райпотребсоюз, распались многие колхозы. На плаву оставались только элеватор Буркинского кума Данилыча, коммунальное хозяйство троюродного брата Синюкова, да маслозавод, что на паях держала вышеупомянутая троица. Так что, необходимость каких то срочных мер была очевидна. Хотя помимо, перечисленных предприятий у тех же олигархов местного пошиба, имелось много еще чего, но это была частная собственность, районных дел не касающаяся. Помимо маслозавода, Буркину принадлежал: пищекомбинат, маслобойка, мельница, хлебопекарня и, десятка два магазинов в райцентре и на периферии. А еще Мирон Фокич, был крупнейшим землевладельцем в районе, ему принадлежали несколько тысяч гектаров лучших земельных угодий, десятки тракторов, комбайнов и другой техники. Но, любимым детищем Буркина был магазин похороннйх принадлежностей "Вечность" Смертность в шапкинском районе давно уже превышала рождаемость в несколько раз. Как человек предприимчивый, Мирон Фокич, не мог обойти стороной такое явление. Комбинат бытовых услуг, занимавшийся вопросами погребения, был развален в считанные месяцы и, одновременно с этим, в поселке появилась "Вечность". Буркин был на вершине блаженства, помимо мощного и стабильного источника дохода, он получил возможность на досуге, заняться любимым делом. Любил он повозиться в столярной мастерской, где пахло свежей стружкой, где никто не мешал. Поработать рубанком, поразмышлять, о чем ни будь не сложном, прикинуть навар. Гробы, в конторе Мирона Фокича выходили не важные, плохие можно сказать, но выбора у жителей района не было. Не тащиться же в конце концов в город за сотню километров, покупать последнее пристанище тому, кому во общем то все равно в чем его отнесут на кладбище.
   Меж тем, Мирон Фокич всерьез подумывал об открытии маленького частного кладбища. Он уже и место присмотрел на окраине поселка, на опушке соснового бора. Светлый просторный луг, в полукружье вековых сосен, внизу шумит быстрая река, чуть поотдаль гремит поездами железная дорога, поселок как на ладони. Ну чем не место для последнего пристанища, да и не дорого? Хотелось еще и часовенку поставить, да денег было жаль. С другой стороны, если объявить добровольный сбор пожертвований, да потрясти местных торгашей, то наскрести можно.
   А если еще и Сопликовский поможет, совсем хорошо получится.- вырвалось у Буркина, когда подходил он к дверям своего кабинета.
   Вот видите, как человек заработался, все о вас- дураках думает.- сказала секретарша Татьяна, немногочисленным просителям, ожидавшим в приемной. Посетители, понуро склонив головы, стояли вдоль стены в обшарпанной приемной. Единодушный вздох их выражал полное согласие с мнением секретарши. Буркин намеренно запретил держать стулья в приемной.
   -Пусть помучаются, постоят, почувствуют к кому на поклон пришли.- заявил он подчиненным, как только заселился в кабинет.
   Посетителей было, не сказать чтобы много, как обычно их было. Приезжали и приходили они, скорее по привычке, потому как больше некуда было пойти, а пойти хотелось. Добиться от Буркина чего либо было невозможно, но они шли в надежде, что повезет и, власть все таки поможет. И власть помогала, но не всем и не всегда. Многодетной семье Зайчиковских, из отдаленной деревушки Пузановки, за семь лет хождения на прием, помогли двумя кубометрами досок, да и то за счет местного колхоза. В семье было двенадцать детей и, все они ютились на тридцати квадратных метрах, в убогом домишке. Долго еще после этого случая, хвастал Мирон Фокич своей добротой и готовностью прийти на помощь ближнему. А на деле выгнал многодетную мать, вон из кабинета,
   -Идиоты, наплодили целую ораву, а я им помогать должен.- возмущался глава.
   Сегодня, Буркин решил посетителей не принимать, надо было собраться с мыслями. На днях ожидался приезд олигарха, подготовка к нему велась полным ходом. Однако подготовка эта, оборачивалась уже последствиями непредсказуемыми и неприятными. Винить в этом Мирона Фокича или кого то другого из его команды было бы несправедливо. Все они были наши люди, а наши люди не любят думать о последствиях чего - либо. И все то у них выходило как то наперекосяк, но ведь выходило.
   Обалдевшие от внезапного ремонта церкви, прихожане, ставили свечки и молились за здравие Мирона Фокича Буркина и готовили депутацию с тем чтобы просить денег на новый колокол. Семен Семеныч Кучерявый, директор музея, ночевал на работе, в страхе, что кто ни будь, похитит драгоценные экспонаты, преподнесенные главой и прочими достойными лицами. Он тоже слегка помешался на почве подготовки к встрече и затеял крупные перемены в музее. Вызвал из города специалистов и с ними вместе разрабатывает проект грандиозной панорамы. По замыслу директора музея, полотно должно будет повествовать о жизни и великих свершениях, самого выдающегося главы района, Мирона Фокича Буркина. А Серафима Теткина готовила сценарий народных гуляний в честь приезда Михаила Сопликовского, тоже одного из выдающихся уроженцев Шапкинской земли. На все про все, требовалось каких то сто тысяч, и Серафима не сомневалась, что получит эти деньги.
   Обо всем этом, Мирону Фокичу поведала Магнолия Павловна, явившаяся как всегда без доклада. Сначала она попыталась приставать к нему, но, видя его озабоченность, отступила и, зашла с другой стороны.
   А тут еще лунатики приходили, угрожают в совет галактики обратиться.- добавила, отвергнутая Магнолия Павловна, желая в отместку за невнимание к ее увядающим прелестям, окончательно расстроить любовника. Ей срочно требовались деньги на покупку новой шубы но по опыту она знала, что без предварительной подготовки в виде любовных утех, разговор о шубе заводить бесполезно.
   -А этим, ну как их, лунатикам, чего не нравится?- возвратился из забытья Буркин.
   - Тоже требуют автономии и своего представителя на место заместителя главы.- Магнолия Павловна была беспощадна.
   Действительно, лунатики были крайне недовольны успехами меликянской диаспоры и благоволением, что оказывали им местные власти. Для начала, они спалили два десятка дачных домиков на окраине поселка, а потом заявились в администрацию, накурили, сожрали все цветы в приемной и, не дождавшись Буркина, ушли восвояси.
   Час от часу не легче, теперь еще и этих ублажай. Будь он неладен олигарх этот. Ну чем я лунатикам помогать буду, что пообещаю? Я же знаю, что они давно к элеватору прицеливаются, чтож мне теперь из-за Сопликовского, с кумом Данилычем ссориться?- недоумевал Мирон Фокич. Он расстроился окончательно и захотел, чтоб его кто ни будь пожалел. Пожалеть его в данную минуту, тяжелую для всей шапкинской земли, могла только Синичкина, и она сделала это.
  
   * * *
   Еще одной отличительной особенностью местных аборигенов было их двоеверие. Хотя двоеверие, это слишком мягкая характеристика. Жители Шапкино и окрестностей; верили во все, даже в то, во что и верить было как бы нельзя. Причем многоверие это, свободно умещалось в их душах и умах, оставляя место для новых верований. Они, в большинстве своем, ходили в церковь по большим религиозным праздникам, а некоторые даже пытались соблюдать пост. Причем это не мешало им, верить в существование и других сил. Черная кошка, перебегающая через дорогу, баба с пустыми ведрами - вызывали первобытный суеверный ужас у местных жителей. Любое, мало-мальски необычное явление природы, кирпич не вовремя упавший с крыши, собака, поднявшая вой в неурочный час - способны были нагнать страха, даже на сильного взрослого мужчину. Вера в леших, домовых, русалок, овинников, банников и прочих представителей, потустороннего мира, свободно уживалась с верою в Христа и в коммунистические идеалы. Удивительно, откуда в душах людей, находилось столько места, но оно находилось. Между тем, они различали свои верования по степени важности. На первое место ставилась вера в дурной глаз, порчу и прочие гнусные колдунства. Затем, следовали всевозможные приметы от того, много ли покойников было в первую неделю нового года, что означало хороший урожай, до того, сколько раз в день, по телевизору показали губернатора Белкина, что говорило о близости очередных выборов главы области. Затем шли менее значительные, зависящие от конкретных ситуаций; вера в тезисы той или иной партии, участие в деятельности какой либо секты и вера в христианство. Однако, находились и эстетствующие личности, сохранившие веру еще в языческих богов далекой древности. И все это многообразие легко умещалось в каждом из жителей района.
   -Что- то неможется мне нынче, не иначе как порчу навели,- жаловался утром в субботу почтенный Мирон Фокич, своей супруге.
   -Это все завистники, их проделки, поди, Фролов заместитель твой его рук дело,- соглашалась Валькирия Петровна. Она жалела мужа и боялась, что кто нибудь, на самом деле может нанести порчу на Буркина.
   -Ты же у меня такой уязвимый, всегда на виду,- продолжала она жалеть супруга. Она не любила Фролова, худой и язвительный, он вызывал подозрения в неблагонадежности у первой леди района. - Не пьет, на автоматах не играет, не курит, в церковь не ходит, да и любовница только одна, не наш человек, гони ты его Мироша куда подальше. Копает под тебя, как пить дать копает.- Уже всерьез боялась пышнотелая Валькирия Петровна.
   -Может святой водичкой тебя окропить, у меня осталось с прошлой поездки по святым местам,- участливо интересовалась жена.
   -Что ж покропи, пожалуй,- соглашался Мирон Фокич, с трудом поворачиваясь на диване.
   Валькирия брызгала на мужа водой из пластиковой бутылки, но безрезультатно, ему не становилось легче.
   -Точно, испортили, другому и нечему быть,- уверенно заявляла супруга и отправлялась за консультацией к Николаю Всевидящему, участковому колдуну из их квартала.
   -Ты, только поскорей возвращайся, а то чего-то совсем дурно мне,- напутствовал любящую супругу. Безутешный Мирон Фокич.
   Николай Всевидящий, в миру,- Николай Николаевич Топорков - Шмарко, до начала карьеры колдуна, был директором районной базы снабжения. После одной из махинаций, завершившейся для него неудачно, на директора завели дело. Долго таскали на допросы, и даже чуть не посадили. После долгих мытарств, Николай Николаевич, отделался условным сроком и запретом занимать руководящие должности, в течение трех лет. Недолго думая, Топорков- Шмарко, решил переквалифицироваться в колдуны. Съездил в областной центр на недельные курсы, получил диплом магистра белой и черной магии, шестого разряда и, занялся врачеванием, телесных и душевных хворей. Не смотря на то, что колдунов в поселке, было изрядное уже количество, нашлось место и для нового знахаря и ведуна. Пост участкового колдуна в "хамском" поселке, где проживал Мирон Фокич Буркин и другие достойные люди, неожиданно освободился. В автокатастрофе погиб прежний знахарь Понтелеймон Всезнающий. Топорков - Шмарко, легко сориентировался в сложившейся ситуации, а именно, поднес надлежащие дары самому Буркину, и занял вакантное место. За работу брал немного, что бы не отпугнуть клиентов. Скажем, за полное излечение от ревматизма, надо было поднести колдуну пять килограммов пряников, требуху теленка, старый телефонный аппарат и килограмм гвоздей. За любовный приворот, либо отворот такса была следующей: три кроличьих шкурки, одна шкурка собачья и банка малинового варенья. За успехи в делах и привлечение денег, надо было заплатить банкой соленых огурцов, тремя кошками и мешком старых галош. Пустяковая порча, вроде той, что возможно подвергся Мирон Фокич, стоила три бутылки керосина и мешок картошки. Запасшись всем необходимым, Валькирия Петровна направилась к дому колдуна. Тот принял просительницу, весьма радушно и, отменивши все текущие дела, поспешил к дому главы.
   -Порча Третьей степени сложности, нанесена рыжим человеком в старых ботинках, три дня назад,- выдал Николай Николаевич, после беглого осмотра пациента. Хитрый колдун знал о неприязненных отношениях между Буркиным и Фроловым, а потому не боялся переборщить, бил в самую точку. Он тут же приступил к лечению в виде заговоров и окропления пострадавшего святой водой из пластиковой бутылки. Валькирии Петровны. Затем, дал Мирону Фокичу, выпить нектара собственного изготовления, настоянного на шкурках летучих мышей с добавлением ягод шиповника и меда от диких пчел, собранного на третью ночь полнолуния в лесу за час до рассвета. Проглотивши стакан нектара, Буркин, будто бы почувствовал себя лучше, но на всякий случай, попросил еще раз окропить его водой из пластиковой бутылки. На самом деле, Мирон Фокич отравился грибами, целую банку которых, сожрал за ужином. Но, признать у пациента банальное отравление, было бы ударом по карьере потомственного целителя и, Всевидящий назначил трехдневный курс лечения.
   Надо заметить, что к услугам целителей типа Топоркова - Шмарко, прибегали не только люди, из коридоров власти, но и медицинские работники, и даже Данилыч. Не жаловали колдунов только два человека: Марк Ильич Шницель и Павел Иванович Суров. Кстати, последний, будучи директором крупного совхоза, однажды чуть не подверг одного знахаря линчеванию. Однажды, утром, в контору к нему заявился, потрепанного вида, мужичок, с длинной рыжей бородой.
   -Я, Чистяков, знахарь и организатор дождей, ветров и ясной погоды. Я, Чистяков, я могу нагнать засуху на ваши поля, могу вызвать обильный дождь. Беру не дорого, пару мешков муки и мешок сахарного песка, после сбора урожая,- с высокомерием, присущим, разве что царственным особам, сообщил, незваный гость.
   -Вот тебе и на. Раньше бандиты приходили, дань требовали и крышу предлагали, а теперь колдуны стали являться,- удивленно сказал Суров. Для него, явление Николая Угодника, а в миру Николая Селивановича Чистякова, бывшего завотделом пропаганды райкома партии, было в диковинку.
   -И давно ты таким делом пробиваешься?- спросил Суров.
   -Уж года два. Раньше детишек от сглаза пользовал, а теперь вот погоду нагоняю,- нараспев, мелодично проговорил Чистяков.
   -Что же, поди и в Бога веруешь?- продолжал веселиться директор совхоза.
   -Верую в господа нашего и в святую троицу,- не моргнувши глазом, пропел юродивый.
   -Забыл что ли, как возле церкви в престольные праздники дежурства организовывал, партийных вылавливал?- голос Сурова становился жестче.
   -Каюсь, грешен был, поддался дьявольскому искушению, а теперь вот искупаю, помогаю страждущим, к тебе вот пришел. Слышал я, дождей ждете, свекла не взошла,- перешел к делу Чистяков.
   -Не идут, хоть ты тресни,- пожаловался Суров.
   -Если договоримся, помогу с дождем,- скромно сказал гость.
   -Ладно, хрен с тобой, дам я тебе мешок сахара, только насчет дождей не ври больше, иди откуда пришел,- сказал директор, которому начал надоедать повелитель стихий, а в прошлом яростный агитатор и пропагандист Чистяков.
   -За сахарок спасибо, а с дождичком, подсоблю к вечеру, и ожидайте,- елейным голоском пропел визитер и удалился.
   По дороге в райцентр, Суров, обратил внимание на лохматого старика. Тот стоял на перекрестке, нелепо размахивал руками и, что-то орал.
   Совсем свихнулся старик Чистяков,- пожалел он бывшего агитатора. И, как выяснилось напрасно. К вечеру на востоке собралась гигантская туча. Приблизившись к свекловичным плантациям, она разразилась таким обильным дождем, что за полчаса смыла слабые побеги свеклы. Было ли это простое совпадение или на самом деле козни Чистякова, сказать трудно, но все поля свеклы пришлось пересевать заново. А незадачливого заклинателя туч и ветров, спасли от расправы сотрудники милиции. Суров, с бригадиром и агрономом, выловили старика Чистякова на берегу пруда, где он прятался от расправы. Привезли на машинный двор и собрались распять на воротах кузницы. Только оперативное вмешательство блюстителей порядка, спасло Чистякова.
   После этой акции устрашения, местные знахари, несколько поутихли, стали более осторожно давать прогнозы и меньше бывать на людях.
   Но неистребимую тягу местных аборигенов ко всему сверхъестественному, было уже не остановить. И колдуны, да и просто проходимцы, выдающие себя за экстрасенсов, стали важной и неотъемлемой частью местного быта. А после неудавшейся расправы над их коллегой, обрели еще и ореол мучеников, страдальцев за свои убеждения.
   Старый лозунг о том, что не запрещено, значит, разрешено, прочно вошел в сознание местных аборигенов, привыкших к присутствию представителей потустороннего мира на грешной земле. И представители эти, по-современному, дилеры, спокойно заняли свою нишу на пространстве района.
  
   * * *
  
  
   Спустя пару минут, Магнолия Павловна покинула кабинет главы, поправляя прическу и, всем видом своим демонстрируя то чем занимались они с Буркиным. Хотя итак все давно уже знали о тех непростых отношениях, что связывали этих стареющих людей. Вопрос с деньгами для покупки шубы был решен, остальное, уже мало заботило буркинскую фаворитку. Мирон Фокич тоже повеселел, отвлекся от грустных мыслей, стал думать позитивно
   Позови ко мне этого, ну как его блин, ну в музее который.- проревел он секретарше Татьяне.
   -Семен Семеныча?- спросила она.
   -Ну да Семеныча.- раздражаясь уже, сказал Буркин.
   Кучерявый не заставил себя ждать. Явно польщенный высоким вниманием главы он сразу стал излагать суть своего грандиозного проекта. Старый аппаратный волк, всю жизнь проработавший в райкоме партии, Семен Семеныч, знал слабые струнки в душе Буркина и потому не боялся переборщить. Олигархи приезжают не каждый день и, даже не каждую неделю, а потому он решил бить наверняка. Буркин разомлевший, и обалдевший от всего происходящего, казался легкой добычей. А слабыми струнами в душе Мирона Фокича как впрочем и любого власть предержащего были непомерные гордыня и тщеславие. Убежденность в своей незаменимости, неповторимости и исключительности- делали в определенные моменты таких людей весьма уязвимыми для деятелей, одним из коих являлся Кучерявый.
   А проект, действительно был грандиозным и по масштабу, и по значению. Эпическое полотно, размером пять на двадцать метров должно было донести до благодарных потомков всю правду о жизни и деяниях самого великого Шапкинского главы, Мирона Фокича Буркина. Вот он оседла вши электрический столб, вооруженный пласкогубцами и отверткой, проводит электричество в район. Далее он красуется на фоне хлебной нивы, вместе с губернатором Белкиным, они держат свежесжатые снопы нового урожая. За широкими спинами их, строй комбайнов, готовый ринутся в битву за урожай. Следующим этапом большого пути была газификация. Ей на полотне было отведено центральное место. Затем следовали строительство храма и победа над стоглавой гидрой, символизирующей безработицу. Храма Буркин не возводил, но все еще было впереди, как и борьба с безработицей. Другие, мелкие, но необходимые детали картины, повествовали о развитии спорта, культуры, помощи детям и заботе о стариках. На воплощение в жизнь грандиозного проекта, требовалось сто пятьдесят тысяч рублей. Буркин не стал торговаться, посчитавши торг неуместным, в таком серьезном деле. Тем более, что деньги были казенные, и на увековечивание своих деяний их было не жалко. Но минуту спустя он спохватился, что то выходило не так.
   -Двадцать процентов с реализации проекта мне, а то хрен ты у меня получишь, а не деньги.- заявил Мирон Фокич, в нем проснулся владелец земель и хозяин похоронной конторы.
   -Тогда, на все дело двести тысяч, а не сто пятьдесят.- не растерялся Кучерявый. Компаньоны ударили по рукам.
   Как человек, обладающий властью, Буркин не мог устоять перед лестью, даже такой грубой и откровенной, но и принципы свои нарушать не собирался. Хотел получить откат, даже с прославления самого себя. Хитрый Семен Семеныч, ничего не просил взамен, разве сущую безделицу, похлопотать о присвоении ему звания заслуженного работника культуры.
   -Давай, пиши, это как его, ходатайство, а я подпишу- сказал растроганный Мирон Фокич. Он не любил писать, так же как и читать. А имен и фамилий подчиненных не запоминал, считая, что называть их по человечески, ниже его достоинства. Меж тем, довольный собой Кучерявый, уже протягивал главе текст ходатайства. Оно было написано еще вчера вечером. Прожженный делец Кучерявый хорошо знал, сколь непостоянны , бывают власть предержащие и, потому загодя подготовил нужный документ.
   -А и хитер же ты.- восхищенно сказал Буркин и, не читая, поставил свою залихватскую подпись под ходатайством.
   Проводив Кучерявого, он велел соединить с областной администрацией. Надо было порасспросить Мокина о делах и планах Сопликовского.
   -А ни хрена не делает, закрылся у себя в номере, в готинице "Центральная" и пьянствует второй день с какой то артисткой.- равнодушно сообщил Мокин.
   -Он что, актрис любит.- осторожно спросил Буркин.
   -А пес его знает, кого он больше любит, актрис или актеров.- загадочно ответил вездесущий клерк, чем в конец запутал Мирона Фокича. Выходило вообще какое то безобразие, и Буркин растерялся.
   -Что же мне ему актеров что ли искать?- озадаченно спросил он. Хотя сообразил, что Мокин возможно выжимает из него новых подношений.
   -У меня завтра машина в город пойдет, может привезти чего?- стараясь чтоб голос звучал как можно равнодушней сказал Мирон Фокич.
   Ну его к свиньям собачьим, этого олигарха.- добавил Буркин.
   Что ж не откажусь, завезите конечно.- обрадовался Мокин, давая понять собеседнику с чего на самом деле надо было начинать разговор.
   -Все доставим в лучшем виде: и сахар, и масло, и мясо.- заверил Буркин жадного клерка. Он уже начинал ненавидеть этого хлипкого человечка в очках. НО информация о планах и передвижениях олигарха, требовала финансовых вливаний и, пересилив себя, Мирон Фокич, решил не поскупиться.
   -Актеров говоришь, нет ты лучше футбольный матч устрой. Они это дело любят, глядишь, и у тебя в Шапкино будет свой "Челси".- повеселевшим, сразу голосом сказал Мокин. И Буркин ухватился за эту новую идею.
  
  
   * * *
  
  
  
   Футбол был в чести у районного руководства, был спортом номер один. В него играли: Фролов, первый заместитель главы, Синюков, кум и троюродный брат главы, Данилыч, хозяин элеватора и друг главы и многие другие. Сам Мирон Фокич тоже с удовольствием погонял бы мяч по зеленой поляне, но препятствовали внушительных размеров живот и, сопутствующая крупным габаритам одышка. Между тем, футбол являлся для правящей шапкинской элиты не только видом спорта, но и продолжением политики. Каждый, уважающий себя представитель местной знати имел свою собственную команду, а хороший игрок ценился выше грамотного специалиста в сельском хозяйстве. Умение играть в футбол заменяло образование, опыт и профессиональные навыки. При назначении на ответственную должность, решающим фактором было умение кандидата играть.
   -Да вы знаете, как он в футбол играет, он в последней игре "Элеватору" два гола заколотил и оба в девятку.- горячился Мирон Фокич, отстаивая перед вице-губернатором Лампасовым кандидатуру на пост директора шапкинской телекомпании. Кандидат, окончил когда то ПТУ, работал массовиком-затейником в доме культуры, любил выпить, но в нападении играл потрясающе, чем и снискал высокое доверие главы.
   -А еще он что ни будь умеет, образование у него какое?- продолжал настаивать на своем Лампасов. По правде сказать вице-губернатор и сам не мог щегольнуть образованием и пониманием проблем современного телевидения. Вопрос был скорее политический и, профессионализм, не являлся решающим фактором для обеих договаривающихся сторон. Главное чтоб человек надежный был, остальное не важно. Собачья преданность хозяину ставилась выше других качеств.
   -Как думаешь, не подведет он тебя?- спрашивал Лампасов, все еще сомневаясь в надежности кандидата.
   -Не подведет, я же говорю наш человек, а как играет, загляденье!- продолжал гнуть свою линию Буркин и, Лампасов, бывший армейский прапорщик с продуктового склада, сдавался под напором спортсмена и гробовщика.
   Неизвестно, каким бы образом строилась в районе кадровая политика, не будь на свете чуда под названием футбол. Между тем, из всех значимых в районе людей, своей команды не было только у Мирона Фокича. Но это и отличало его от всех остальных. Он негласно являлся владельцем всех команд в районе, по крайней мере с ним советовались при покупке игроков и отстегивали проценты со сделки. Буркино это льстило и он считал себя большим специалистом в области футбола, посещал все важные матчи и неистово болел. А перед началом игры ему предоставлялось почетное право нанести первый удар.
   После телефонного разговора с Мокиным, Мирон Фокич, велел срочно созвать к себе на совещание всех владельцев команд. Было выработано решение в день приезда олигарха, провести футбольный турнир имени главы района с большим количеством болельщиков.
   -Так ведь холодно, Мирон Фокич, на улице минус двадцать, не пойдут в такую погоду.- осмелился возразить заместитель Фролов.
   -Ты что, твою мать, забыл где живешь. Ты что думаешь, я спрашивать буду, хотят они идти или нет. Сам явку и организуешь, и ответишь. Нечего народу на печи лежать пусть развеется, на турнир сходит. Согнать всех работников районных учреждений, а кто не явится, с работы выгоню. Синичкина, заготовить списки сотрудников, то есть болельщиков. Все кто придет на футбол распишутся, а кто нет, на биржу у меня пойдут. И чтоб как следует у меня болели, с флагами, с трубами и прочее.- закончил свое пылкое выступление глава. Речь его, лилась на удивление складно и ловко, когда он говорил о любимом виде спорта или гробах, словом тех предметах, в которых он хорошо разбирался.
   Поминая в душе матушку Сопликовского и родительницу Буркина, почтенную Степаниду Христофоровну, владельцы футбольных команд, покидали кабинет главы, готовые к организазии турнира.
  
  
  
   * * *
  
  
   Мишка сопля, был футболист никудышний, но из- за нехватки игроков, его тоже взяли на соревнования в райцентр. Команд в группе где играли они, было всего две, а потому, после сокрушительного поражения от хозяев поля, игроки из их деревушки, заняли почетное первое место. Мирону Буркину, как капитану команды вручили почетную грамоту, Мишку игравшего в линии защиты после игры изрядно поколотили товарищи по команде. Сыграл он отвратительно и бит был вообщем то за дело, но директор школы имел другую точку зрения и обидчиков Мишкиных сурово наказал.
   - Вот ведь доходяга, и в чем только душа держалась, а вон как взлетел.- жаловался Мирон Фокич на бывшего одноклассника, супруге своей Валькирии Петровне. Валькирия Петровна, в миру Валентина Потаповна, жалела мужа и всячески старалась развеять его грустные мысли. До замужества, и даже в начале оного, она не обращала внимания на свое имя и отчество, но со временем, решила отказаться от них и выбрала себе другие. По ее мнению не подходило первой леди района именоваться Валентиной, хотелось чего то заграничного и более красивого. Окружающие с пониманием отнеслись к новому имени госпожи Буркиной, как известно у богатых свои причуды.
   -Они доходяги, всегда такие, всюду норовят первые пролезть. Там где солидному человеку совестно будет, они сразу проскочат, такая их гнусная натура.- успокаивала она Мирона Фокича. Будучи женщиной, что называется, в теле, Валькирия Петровна завидовала худышкам и, от этого ненавидела их еще больше. По ее мнению, солидный человек, обязан был обладать внушительным животом и неспешностью. Таким каким был ее дрожайший супруг, Мирон Фокич.
   Поженились они не по любви, но умная и расчетливая дочка директора мясокомбината Семенова и, не надеялась на романтические отношения. Выросшая, в рамках сословных предрассудков, она заранее знала кого предложат ей в качестве жениха. Не могла же она стать женой тракториста или пастуха. Только равный по положению в обществе мог рассчитывать на руку и сердце Валентины. По прошествии многих лет брака, супруги привыкли друг к другу и разногласия между ними были явлением редким. Ее устраивало положение в обществе, авторитет мужа и всеобщее уважение со стороны окружающих. Сам губернатор Белкин, приезжал на пятидесятилетний юбилей первой леди района, рассыпался в комплиментах и преподнес золотой браслет. Довольная своим существованием, Валькирия Петровна, мало обращала внимания на похождения супруга с благосклонностью относясь к многочисленным любовницам Мирона Фокича. Многоженство, о котором так много в последнее время говорили по телевидению и писали в газетах, давно и прочно прижилось в их захолустье и никого не смущало. Каждый, мало мальски уважающий себя чиновник или олигарх местного пошиба, имели по несколько любовниц, содержали их, покупали дома, машины и все что было необходимо. Любовницы рожали своим спонсорам детей и, не скрывали своих взаимоотношений от окружающих. Магнолия Павловна Синичкина, к примеру, была близкой приятельницей Валькирии Петровны и, часто захаживала в гости, одна или с супругом вместе. Они пили чай, напитки покрепче, обсуждали последние сплетни и перемывали косточки, известным в районе людям. А пару недель назад, обе вместе с мужьями, ездили на крестины к Анастасии Бирюлькиной. Настя, работала директором дома культуры в деревне Бирюлькино и, на одном из праздников понравилась Мирону Фокичу. Он как раз заглянул в деревню, навестить с ревизией один из своих магазинов. Стоит ли удивляться, что через известный отрезок времени, у Анастасии родился чудный малыш, нареченный в честь папы Мироном. И Магнолия Павловна, и Валькирия Петровна, остались довольны малышом, по очереди нянчились с малышом, а пунцовый от счастья и гордости, Мирон Фокич, робко обнимал молодую мамашу и глупо улыбался. Муж Насти, колхозный комбайнер, в мероприятии не участвовал. Обалдевший, от свалившегося на его семью счастья, он сбежал на север, добывать нефть. Меж тем, почтенные матроны пили за здоровье малыша и его мамы и давали советы по уходу за маленьким.
   Несмотря на всю абсурдность ситуации с многоженством, в ней открывался глубокий практический смысл. Шапкинские олигархи, сами того не ведая, трудились над улучшением породы и сохранением местной популяции. Основная масса местных мужиков тихо спивалась и умирала, не в состоянии дать крепкого потомства. А наиболее сильные и приспособленные к жизни особи в лице правящей верхушки и представителей местного капитала, во всю плодили себе подобных, даже не задумываясь над тем, какое важное делают дело. Любвеобильность местной знати не давала народу шапкинскому угаснуть окончательно и раствориться среди пришельцев окончательно. Такая ситуация устраивала всех и, как только кто то из местных торгашей, успевал обрасти жирком, он тут же заявлял своей половине.
   -Ну все Катюха, я себе любовницу заимел, теперь как люди жить будем. Видеться, конечно, будем по реже, но сама понимаешь, положение обязывает.
   И Катюха, не обижалась, лишь с пристрастием относилась к родословной любовницы мужа и к ее внешним данным. Хотела чтоб не хуже чем у других была.
  
  
   * * *
  
   Время тянулось мучительно медленно, прошло всего несколько дней, с момента как Мирон Фокич узнал о визите олигарха, а ему казалось, что минула вечность. Столько пережить и предпринять пришлось ему за эти короткие зимние дни. Он стал, меньше есть, хуже спать, бывал подолгу задумчив и, раздражался по любому пустяку. По ночам ему стала часто сниться родная деревня. Убогая и неприкаянная, она умирала на глазах. Вместе с ней, как казалось Мирону Фокичу, уходило из его жизни что то важное, уходило невозвратно. Таяла Мироновка, растворяясь в омуте времени, стирались в памяти Буркина лица земляков. Их так много умерло за последние годы, что он часто путался, принимая живых за умерших и наоборот. Казалось, что человек еще жив, а его уже не было на свете.
   Когда то во времена его детства, в деревне насчитывалось две сотни дворов и полтысячи жителей. Молочнотоварная ферма, мельница, гаражи, склады, мастерские, кузница, пилорама- отовсюду раздавался шум голосов и гул моторов. Жизнь, если не кипела, то была осязаема, находилась в движении. Клуб, школа, детский сад- всюду веселье и детские голоса, смех и возня. Тогда еще никто не замечал, не ощущал начала конца. Все казалось простым и понятным, незыблемым на века. Уехать из деревни хотели многие, и делали это при любой возможности. Бежали поднимать целинные земли, строить новые города, растворяясь на просторах большой страны. В эпоху развала империи, бежали от безысходности. А теперь бежать стало некому, все сожрал прожорливый город. Закончился великий исход из деревни, затихла, примолкла она, приготовилась к смерти.
   Мирону никогда не хотелось уезжать в город, тамошняя суетность не привлекала его. А еще у него был принцип. Лучше быть большой лягушкой на маленьком болоте, чем маленькой на большом. По этой установке жил его отец Фока Фокич и ему завещал. Устроить свою жизнь там где живешь, и не зависеть от продажного, нелепого случая и, таких же продажных опасных людей, было важнее витания в облаках.
   -Всех коров на ферме порежу, а сына единственного выучу.- заявил Буркин- старший и, слово свое сдержал. Коровы, правда, на ферме остались, но и сын получил образование и теплое место в управлении сельского хозяйства района. Оттуда его, вовремя и, не без помощи отца, перевели на должность директора хлебозавода. После развала хлебозавода, Мирон Фокич возглавил колхоз, после распада которого, перебрался на пост руководителя мясокомбината, после банкротства которого, пристроился председателем, районной потребкооперации. Райпотребсоюз, долго не протянул, но после его развала у Буркина, чудесным образом, во владении оказался весь транспорт и все магазины, исчезнувшей организации. В годы реформ он удачно вступил в нужную партию, и на выборах губернатора, поддержал правильного кандидата. Затем вдвинул свою кандидатуру на пост главы района и, на удивление легко обошел конкурентов. Он плохо успевал в институте, неважно руководил предприятиями, но он чертовски умело сходился с людьми и успевал лизнуть в нужном месте, в нужное время. Человек с такими талантами, просто не мог не взлететь на вершину власти в тихой, черноземной глубинке, с ее кладбищенской стабильностью. Он был туповат, не поворотлив, но предан губернатору, той собачьей преданностью, что не оставляет возможности на размышления, не видит разницы между хорошим и плохим. И он не различал. Настучать на вчерашнего собутыльника, не подать руки, оступившемуся, подтолкнуть падающего- было просто и легко. Буркин не считал такие свои поступки, чем то нехорошим, он просто не мог по другому.
   - Надо строить, значит буду строить, надо ломать построенное я одним из первых пойду.- признавался он жене, в минуты пьяного откровения.
   -Пускай писатели, да философы головы ломают, а мне некогда, мне надо район поднимать.- любил он повторять, заученную когда то фразу. И трудился не покладая рук на благо родной земли. Только все у него выходило как то наперекосяк, не так как хотелось в начале. Возьмется поднимать, разваливющийся колхоз, от того и камня на камне не останется. Подступится к восстановлению сахарного завода, кредитов наберет, а завод, будь он неладен, восстанавливаться не желает. Вон уж и строители-восстановители разбегаются, и грузовики, похожие на Буркинские, уже металлолом с территории вывозят. Не везло, одним словом, Мирону Фокичу, да и только.
   -Несчастливый ты у меня какой то, Мироша.- жалела супруга, Валькирия Петровна.
   -Что люди, скоты неблагодарные, пыль у ног моих.- взвивался Буркин в приступах жалости к самому себе. Но, даже напрягшись, не смог бы он припомнить хоть одно доброе дело, что сделал он для людей. Ему было жаль себя, обреченного всю жизнь провести, среди быдла и хамов. Эту выдающуюся мысль, он всячески насаждал среди своих подчиненных, обзывая их скотами и идиотами. Те соглашались быть кем угодно, лишь бы находится поближе к хозяйской кормушке. А те, кто не соглашался, были вынуждены влачить нищенское существование, либо обрекали себя на изгнание из шапкинских земель. Такое поведение главы невольно порождало кольт личности в местных масштабах. И безумный проект панорамы, Семена Семеныча Кучерявого, не был чем то необычным. Именем Буркина, нарекали, появившихся на свет младенцев, его высказывания, к месту и не к месту цитировала местная газета, его лицо не сходило с телеэкранов во время выпусков новостей местной телекомпании. С ним старались советоваться, в решении проблем. Его имя упоминалось в спорах и разборках, как кличка уголовного авторитета. И, наконец, ему пытались подражать, учились играть в футбол и есть холодец с хреном. А он, суровый и величавый, возвышался на постаменте у памятника Ленину, и гордо озирал, родные просторы.
   -Кто не с нами тот против нас.- провозгласил он однажды, и, лозунг этот, подхваченный придворной камарильей, прочно вошел в жизнь района.
  
  
   * * *
  
  
   Однажды, безраздельное правление Мирона Фокича, попытались поколебать. Некто Вертушкин, бизнесмен из областного центра, но уроженец шапкинской земли, выставил свою кандидатуру на пост районного главы. Буркин к тому времени, завершил свой первый срок правления и, вошедший во вкус, не хотел отдавать власть, заезжему проходимцу. Проходимца поддерживала криминальная группировка и вел он себя уверенно. Но Буркин, уверенный в своей непобедимости, не принял всерьез притязаний Вертушкина и вел свою игру. Смысл игры заключался в поиске подходящей кандидатуры на роль подставного претендента. Так в области делалось уже давно. Заведомо известный победитель, назначал своим конкурентом, человека из своей же среды. Этого, лжепретендента на власть, подкупали, либо запугивали, чтоб соглашался по участвовать в выборах. С одной стороны это обеспечивало необходимый кворум, о котором уже стали забывать, а с другой исключало даже минимальный риск для проходного кандидата. Буркин, таким конкурентом назначил Ивана Ивановича Фомина, директора базы приема вторсырья. Фомину было восемьдесят лет, и ему было решительно наплевать на предвыборную борьбу в районе, но покидать теплое место не хотелось и, он согласился.
   Уволю к такой то матери.- ревел Мирон Фокич на несговорчивого старика. Одним словом, дело было на мази, но тут вмешался Вертушкин и спутал все карты.
   Пришлось посуетится и провести полномасштабную предвыборную кампанию. Для начала, по совету губернатора Белкина, Буркин вступил в сношения с местными бандитами, и пообещав им ряд привилегий, переманил на свою сторону. Бандитскую карту разыграли на всю катушку. По району стали разъезжать черные иномарки, битком набитые бандитами. Бритоголовые агитаторы, призывали голосовать за Вертушкина, угрожая в противном случае круто расправится с инакомыслящими. Черной пиар- кампанией, заправлял племянник по линии жены Буркина, Гришка Тряпкин. Он специально на время перебрался из города, чтоб помочь любимому дядюшке. Следом за ними, на неприметной "Ниве", по селам путешествовал Буркин, собственной персоной, и тоже встречался с избирателями.
   -Вот видите, что творят беспредельщики, мать их так.- нарочито тихим голосом говорил Мирон Фокич. Люди, не оправившиеся еще от шока, вызванного общением с приезжей братвой, как мессию принимали, Буркина. Человек наш очень добр по натуре, ему всегда жалко обиженных и оскорбленных, и Мирона Фокича, тоже становилось жалко. Людям в забытых Богом селениях, обобранным и обманутым, тем же Буркиным, вдруг становилось жаль своего обидчика. Пусть он плохой, но эти, бритоголовые еще хуже, так казалось людям.
   -Неужели вы хотите, чтоб районом нашим управляли эти городские отморозки. Чтоб они отобрали элеватор, пищекомбинат, магазин ритуальных услуг и центральный рынок?- дрожащим голосом, увещевал Буркин, притихших селян. И селяне, внимали речам главы, не желая жить под руководством бандитов.
   Между тем, кандидат Вертушкин, в гордом одиночестве, колесил по деревням и весьма грамотно и интеллигентно общался с людьми. Вертушкин, понимал, что деньги бандитов, выделенные на его предвыборную кампанию, дело хорошее, но лишний раз появляться на людях в их обществе, все таки не желательно. За него это прекрасно делали подручные Гришки Тряпкина. Во время визита в Мироновку, одна старушка признала в Гришке, буркинского родича.
   - Гришка, что ж ты христопродавец делаешь, против дядьки, хоть и не родного поднялся.- возопила старуха.
   -Уберите отсюда эту полоумную.- смутился Гришка. Старуху, оттеснили в конец толпы, свалили в высокий декабрьский снег. Но, как говорится, на кого люди, на того и Бог. Даже этот неприятный инцидент, сыграл на пользу Мирону Буркину. Народ еще больше уверовали в добрые намерения главы. В людях жила надежда, что после трудных выборов, когда даже родственники ополчились на него, Буркин исправится и станет добрым по отношению к своим подданным. Еще одного кандидата, Фомина всерьез никто не воспринимал, а выдвижение его, иначе как блажью, выжившего из ума старика не называли. Словом, выбор у шапкинцев был невелик: бандит, престарелый приемщик вторсырья и Буркин, возможно вставший на путь исправления.
   Но осторожный Буркин, принял и другие меры по изоляции основного конкурента. Директору телекомпании Крысенко, была дана команда не под каким видом ролик с агитацией Вертушкина в эфир не выпускать.
   -Но как же я могу, ведь Вертушкин эфирное время оплатил, договор и все такое.- осмелился возражать Крысенко.
   -Меня не волнует как ты этот вопрос решишь, меня волнует кого я директором поставлю если не решишь.- сказал Буркин. И, директор, на свой страх и риск, испортил передатчик, по причине чего, ролики Петрушкина так и не увидела публика. Не увидели в районе и настоящих бандитов, заставлявших аборигенов голосовать за Вертушкина, но слухи об их бесчинствах росли и ширились, по мере приближения выборов. А накануне всенародного голосования, передатчик все же починили и в телеэфир вышли обращения сторонников Буркина. Несколько часов к ряду, с телеэкранов лились выступления Данилыча и Синюкова, Фролова и Синичкиной, Кучерявого и Серафимы Теткиной. Тон обращений был однообразен и сводился к тому, что бандитам не место на шапкинской земле и только один человек способен привести ее к процветанию. Этим единственным и неповторимым, был конечно же Мирон Фокич Буркин. Прокурор района Пузановский, сквозь пальцы смотрел на телевакханалию и откровенное беззаконие. Накануне выхода в эфир этих выступлений, ему была обещан контроль над игровыми автоматами райцентра. Присовокупив, возможные барыши к имеющимся уже доходам от десятка частных прудов и доли от перепродажи зерна, а так же от вывоза лома цветных металлов, прокурор успокоился и вышел из игры.
   В результате, уже к полуночи, Буркин принимал поздравления с заслуженной победой. Перевес в его пользу был невелик и обеспечила его Виктория Носкова, новая пассия главы и руководитель самого крупного в районе, Сапоговского сельсовета. Победу начали праздновать здесь же в здании администрации, в кабинете главы. За столами с обильными яствами, сидели все те, кто ковал победу в течение последних двух месяцев. Во главе пиршественного стола, восседал, сам виновник торжества, по левую руку от него прокурор Пузановский, по правую, кум и благодетель Данилыч и, прочие достойные лица.
   -Я знал и ни минуты не сомневался в том, что стану победителем. Народ верит в меня, я бы и без агитации победил.-уверенно и спокойно говорил Мирон Фокич и, уже начинал верить в сказанное. Впрочем, подобной слабостью страдали многие авантюристы и до него и после. У, власть, предержащих это называется верой в собственные силы, а у людей обычных самоуверенностью и паранойей. Меж тем, заздравные речи лились рекой, гости наперебой восхваляли своего вождя, стараясь, перещеголять друг друга в искусстве пресмыкаться перед более сильным. Они уже ревностно следили за тем кто сидит ближе к всенародно избранному, кто первым слышит высказывания Мирона Фокича, и первый имеет возможность назвать их гениальными. После нескольких рюмок, Буркина понесло.
   - А что, где теперь мой конкурент, в какую дыру забился?- грозно вопросил он.
   - В город поди умотал, где же еще.- отозвался Данилыч.
   -Испугался, змееныш, проиграл в честном бою и в кусты.- багровея, прорычал Буркин и, тут его осенило.
   -А позвать сюда другого моего соперника.- повеселел он.
   -Может не стоит старика среди ночи беспокоить?- встрял осторожный Фролов.
   -Вот ты мне его и доставишь, раз такой умный.- прогремел Мирон Фокич и, Фролов бросился исполнять приказание хозяина.
   Минут через пятнадцать, продрогший и перепуганный Фомин, в пижаме и тапочках на босу ногу, был доставлен на пир.
   -Что же ты козел старый, не пришел поздравить меня с победой?- недобро прищурившись. спросил Буркин.
   - Радуюсь за вас и поздравляю.- еле слышно пролепетал Фомин.
   -А раз радуешься, то садись и выпей с нами.- предложил Мирон Фокич, и подставному конкуренту отвели место в самом конце стола.
   -Ишь ты козел старый, вздумал тягаться со мною.- не унимался Буркин, а приспешники смеялись подобострастно. Над стариком еще долго глумились. Участь его была решена еще до застолья. К Данилычу приехал племянник и его надо было, куда то пристроить, выбор пал на контору по приему вторсырья.
  
   * * *
  
   Родственные отношения, играли не последнюю роль при устройстве на работу. Наряду с крупными взятками, и умением играть в футбол, решающим был фактор родственных отношений. Человек, не обладающий перечисленным набором средств, не мог даже мечтать о каких то перспективах. Вся жизнь района была распланирована на несколько поколений вперед. Заранее было известно о том какой пост займет в будущем сын, Синюкова или дочка Серафимы Теткиной. Исключения в подобном устройстве жизни были просто немыслимы. Даже губернаторский племянник Белкин, что работал начальником местной милиции, мог рассчитывать лишь на кратковременное пребывание в шапкинских землях. На эту должность прочили племянника Данилыча, который как раз, заканчивал институт. Все понимали, что Белкин недолго пробудет в районе, и относились к этому факту спокойно, с пониманием относясь к чудачествам губернаторского родственника. А чудачества заключались в том, что чуть ли не в первую неделю работы в должности, он начал бомбить местных коммерсантов. Деньги вымогались в открытую и, самым наглым образом. Перепуганные и растерянные бизнесмены бросились к Буркину.
   -Что за дела, Мирон Фокич, обнаглел начальник, хочет нас данью обложить.- возопил Пиявский, самый авторитетный в Шапкино предприниматель.
   - Так вы, что же, прежнему не платили разве?- развел удивленно руками Буркин. Он был уже в курсе наездов Белкина на торгашей, но решил прикинуться этаким простачком. В конце концов деньги вымогали не у него.
   -Раньше все полюбовно было, мы ему , а он нам, договаривались.- смущенно сказал Пиявский.
   -Ну вот и с этим договоритесь, какие проблемы.- Мирон Фокич проявлял полное равнодушие к судьбам местного бизнеса. Повернуть ситуацию к своей выгоде, вот, что было главным для, поднаторевшего в обирании подданных, Буркина.
   -Ладно, так и быть, решу я вашу проблему, но и вы не жмитесь, когда я обращусь за помощью. Сами понимаете, не для себя стараюсь, для людей.- с пафосом закончил Мирон Фокич. И предприниматели поняли, что теперь их будут обдирать еще больше, но отступать было некуда. Посовещавшись, они сбросились на покупку новой квартиры для Виктории Носковой, главы сапоговского сельсовета. Она решила перебраться в райцентр, поближе к Буркину и, подальше, от разваливающейся и, разбегающейся Сапоговки. Словом, и овцы, хоть и немного потрепанные, остались целы, и волки смогли насытиться. Ничто не могло нарушить плавного течения щапкинской жизни, и каждый сверчок знал свой шесток. Буркину не смели мешать в изготовлении гробов, Данилычу в скупке и продаже зерна, а прокурору Пузановскому, в сборе дани с игровых автоматов и разведении карпов.
   С теми, кого не устраивал существующий порядок, разбирались быстро и беспощадно.
   У нас зубы длиннее.- любил говорить Мирон Фокич в таких случаях. Разумеется, охотников спорить с ним не находилось. Особенно, после его исторической победы на последних выборах. Однако, в упоении победой, он не забыл о тех, кто был по ту сторону баррикад. Кто колебался в трудные для него дни, или попросту наплевал на борьбу и, решил отсидеться в стороне. Быстро и аккуратно были составлены списки неблагонадежных. Тех, кто явно поддержал Вертушкина, внесли в списки чернилами красного цвета, тех чья позиция была невыясненной, чернилами зеленого цвета, а тех, кто устранился от борьбы вообще, записали черным цветом. Репрессии были проведены тоже быстро и организованно. Не пощадили ни кого, будь то чиновник администрации, крупный коммерсант или продавщица коммерческого ларька. В течении месяца продолжалась шапкинская охота на ведьм, и никому мало не показалось. Бизнесмену Дураковскому, открыто выступившему на стороне Вертушкина, пришлось свернуть свой бизнес в районе, и переехать в соседнюю область.
   Закончив репрессии, Мирон Фокич отправился за границу, что бы на тамошних курортах, поправить здоровье, успокоиться. Лишь ранней весной, возвратился Буркин к управлению районом. Заграничная сказка закончилась и наступила суровая отечественная быль. За время отсутствия главы, в районе: сгорели три школы в лютые крещенские морозы, распались еще два колхоза, а главное, какие то отморозки из соседней области повадились торговать гробами на местном рынке. И это было еще не все, бандитские группировки из областного центра, захватывали земли на севере района, а с юга продолжали прибывать лунатики. Плохо понимающие местное наречие, они легко осваивались на пустеющих шапкинских черноземах, разводили своих лунных коров и, не подчинялись местным властям. Почва уходила из под ног Мирона Фокича, уже надо было что то решать. Его вызвали на ковер к губернатору и дали понять, что такой руководитель территории не устраивает областную власть. Если не будет принято, каких то срочных мер, какой то инициативы, то несдобровать Буркину, как пить дать, попрут с теплого места.
   -Я вам скажу, если не поправите дела, то я вам скажу, трудно нам будет с вами работать. Я вам скажу, когда наш регион самый в стране стабильны, мы не позволим вам, тянуть его назад. Я вам скажу это ни в какие ворота, я вам скажу.- губернатор Белкин грозно вращал глазами и нес как всегда несусветную дичь. Руководитель области любил поговорить, но страдал забывчивостью и легко терялся в своих же собственных речах. Его могло занести куда угодно. Начал за здравие, а кончил за упокой.- любил говорить о нем его заместитель Свинаренко. Когда с речи о повышении надоев Белкин соскакивал на международную обстановку, и заканчивал призывом выращивать на полях области кукурузу. Ему страшно хотелось отличиться, и это болезненное желание бросало его из одной крайности в другую, а вслед за ним и всю область. Никто из глав районов не знал, куда в очередной раз занесет их губернатора, и все предпочитали не спешить с претворением в жизнь его полубезумных инициатив. Наряду со страшным словоблудием, Белкин страдал забывчивостью, и непостоянством в принятии решений. Это позволяло его подчиненным водить его за нос годами, ничего не выполняя и, потихоньку проворачивая свои дела. Но они исправно отстегивали и , что самое главное для здешних широт, были по собачьи преданны своему повелителю.
   -Тем временем, Буркин покинул кабинет губернатора, полный гнева и обиды. На него, на самого Мирона Фокича, наехал этот ничтожный человек Белкин. Но тут же спохватившись, он перестал думать о губернаторе плохо и, воровато осмотрелся по сторонам, не усышал ли кто его крамольных мыслей. Ведь плохо подумать о Белкине, а уж тем более сказать это вслух, приравнивалось в области к государственной измене. За такие мысли и речи можно было жестоко поплатиться, и Буркин испугался. Но в бесконечных и запутанных коридорах губернской власти было тихо и спокойно, никто не обратил внимания на шапкинского главу, и не прочел его мыслей. Это там у себя дома он был царь и Бог, а здесь обычный безликий чиновник коих сотни шныряют, у дверей белкинского кабинета
  
   * * *
  
   Буркина, на протяжении последних нескольких дней, насыщенных подготовкой к приезду Сопликовского, не оставляло ощущение того, что чего то не хватает. Музей, футбольный турнир, церковь, пришельцы из других миров,- все это было прекрасно, но не создавало полной картины жизни в районе. Мысль об этом не покидала Мирона Фокича, мешала сосредоточиться на делах насущных. Озарение пришло, как всегда внезапно, и наступило минутное облегчение. У них же сельскохозяйственный район, знаменитый своими черноземами и обильными урожаями. Вот с чего надо было начинать подготовку, а не с благоустройства музея и храма. Ведь не в музей же соизволит вложить деньги, могущественный олигарх. Но в районе не было ровным счетом ничего из сельского хозяйства, что могло бы произвести впечатление на высокого гостя. Все предприятия были либо развалены, либо ожидали своей участи. Колхозы давно разбежались, или стали собственностью Порейко и ему подобных. Словом, похвалиться- было решительно не чем. Летом, еще можно было бы показать олигарху тучные нивы соседней области, но на дворе стоял суровый февраль, лежал снег и выли метели. И Мирона Фокича осенило; надо срочно создать образцово- показательное хозяйство, с хорошо развитым животноводством и переработкой внутри сельхозформирования. Недолго думая он велел позвать к себе Магнолию Павловну, Фролова, Данилыча и Синюкова. Выбор, конечно, оставлял желать лучшего, но других советчиков у главы не имелось, приходилось довольствоваться тем, что есть. Хотя, конечно толковых помощников найти было можно, но Буркин порой трезво оценивал собственные способности и понимал, что слишком умные люди в окружении, понизят самого главу в глазах населения района. Умные люди опасны, а на фоне посредственности- можно выглядеть вполне достойно. Мирон Фокич, хотел выглядеть достойно и избавлялся от всех, кто пытался иметь свою точку зрения. Беспринципные и туповатые- исполнители воли главы, были куда удобнее, людей приличных, совестливых. В конце концов, на тупых исполнителей можно было свалить всю вину за собственные ошибки. И, что самое главное, люди, обвиненные в этих ошибках, сами признают твою вину как свою, да еще покаяться принародно. Ибо хорошо знают правила игры, а принципов для них не существует. Должен же кто-то копаться в грязи, вместо него, на кого можно списать свои недочеты. Народ местный удивлялся непотопляемости того же Фролова, но никогда не догадался бы, о том, что, на своего, ближайшего помощника, сваливал свои грехи сам Буркин. Фролов знал это, не обижался, но и не злоупотреблял оказанным доверием, понимая, что незаменимых людей даже на такой неприглядной должности не бывает.
   Между тем, помощники и советчики, бросивши насущные дела свои, собрались в кабинете главы.
   -Сидите, мать вашу, не думаете ни о чем, все я должен за вас придумывать,- начал как обычно, свое общение с подчиненными Мирон Фокич. И далее, в том же духе, не меняя тональности и не выбирая выражений. Подчиненные, поняли, что их гениального руководителя посетила новая идея и, приготовились слушать. Они так же сурово хмурили брови и поводили очами, так же надували щеки и сжимали кулаки. Лишь бы у него не возникло подозрения, что они не согласны или не до конца разделяют его намерений. Не смотря на частые употребления нецензурных слов и безграмотных выражений, до собравшихся - дошел смысл нового предприятия Буркина. Необходимо было срочно организовать в районе мощный колхоз с развитой переработкой и животноводческой отраслью.
   -Как же мы его организуем, ведь в районе ни одной коровы не осталось?- засомневался Данилыч. На правах кума и ближайшего друга ему позволялось задавать вопросы главе.
   -Разве ни одной не осталось?- удивился Буркин.
   -Точно говорю, ни одной, ну разве где-нибудь на северной окраине,- высказал предположение Данилыч. Север района, давно входил в сферу влияния крупной бандитской группировки из областного центра, и животноводство там могло еще сохраниться. Остальные территории, давно уже были поделены между ближайшими соратниками главы и обращены в пепел. Бандиты не совались со своим уставом в дела крестьян, собирали сливки, но и людям на жизнь оставляли, а потому коровы в этих краях могли и сохраниться.
   -Срочно выезжай на север района, посмотри, послушай и все такое,- отдал распоряжение Мирон Фокич, своему ближайшему заместителю Фролову. Тот заметно погрустнел, услышавши приказ шефа, но ослушаться, не смел и засобирался в дорогу.
   -Не горячись Мирон, не получиться у нас туда проехать, надо другой метод искать. Я, намедни- поехал было в Волковку, мне ихние фермеры с осени еще задолжали. Так на самой границе колхоза остановили, не пропустили дальше. Они там все дороги перекопали траншеями и на всех машины с бойцами, не сунешься.- пожаловался Данилыч. Он на самом деле натерпелся страха в той неудачной экспедиции. Данилыча вытряхнули из машины крепкие ребята в камуфляже, сунули лицом в снег, обыскали, и давши пинка отпустили. Бойцы были из группировки Слона и с ними не рискнули бы спорить, даже племянники Данилыча, многочисленные и отмороженные- напрочь.
   -Так что же не ехать мне что ли?- робко спросил, отчаявшийся было Фролов.
   -Оставайся, прибьют еще,- великодушно согласился Буркин и махнул рукой.
   Вопрос, оставался открытым, коровы не находились. Но Мирон Фокич не умел отступать, не понимал, как можно отказаться от принятого решения.
   -Может у тебя что нибудь осталось?- обратился он к Данилычу.
   -Откуда, последних порезал осенью, горючее требовалось, да и на приемы гостей ушло много мяса. Забыл, как сам требовал, чтоб я на мясо не скупился, обещал заплатить, до сих пор платишь,- Данилыч хитрил, в надежде, что Буркин заплатит таки за мясо, съеденное бесконечными визитерами из областной администрации.
   -Может, коровник хоть остался?- подала голос Магнолия Павловна, сидевшая доселе незаметно. Мирона Фокича, обрадовало вмешательство этой женщины, умеющей вовремя подсказать нужное решение. Правда пока он еще не догадывался, о ее мыслях, но был уверен, что она снова выручит, как бывало не раз.
   -За каким хреном нам нужен коровник, если у нас нет коров?- тем не менее, грозно, что бы не потерять лица, спросил Буркин. Данилыч и прочие заерзали довольно на своих стульях, в предвкушении наезда главы на глупую женщину. Но глава и не думал наезжать, а ждал, что скажет Магнолия Павловна.
   -Если есть коровник, найдем и коров, проведем еще раз коллективизацию,- выдохнула одним махом Магнолия Павловна и торжествующе посмотрела на собеседников. Она подтвердила мнение о том, что история повторяется дважды. Сначала в виде трагедии, а потом в виде фарса. И фарс этот, выпало разыграть им, нынешним хозяевам земли Шапкинской.
   -Над этим стоит подумать,- едва сдерживаясь от восторга, сказал Буркин. Остальные не сказали ничего, но всем видом своим дали понять, что солидарны с мнением хозяина.
   -Коров по дворам соберем, а кто откажется, по ушам,- подал, наконец, свой голос и Синюков, отличавшийся прямолинейностью мышления. Пока остальные ломали голову над возникшей проблемой, он играл в игру на сотовом телефоне, и не мог отвлечься на разговоры о коровах. Лишь в самом конце разговора, услышав надежду в голосе главы, он решил вступить в беседу и, как всегда вовремя.
   -Вот, идиоты, учитесь, как надо дела делать,- подвел итог разговору, Мирон Фокич. Ему нравился Синюков - решительный туповатый и, по собачьи преданный ему. Он всегда успевал почувствовать настроение хозяина и подать голос вовремя. Но инициатору всегда достается самая неблагодарная работа. На этот раз Синюкову предстояло заняться сбором коров у населения. Хотя с другой стороны Данилыч предоставлял коровник, а у Фролова и Магнолии Павловны было много забот в администрации. Не мог же сам Буркин заниматься сбором крупного рогатого скота у населения. Кроме того, главе предстояло перевезти поближе к ферме Данилыча свои мини-цеха по производству колбасы и других мясопродуктов. Да еще снабдить все эти производства людьми.
   Синюков взялся за порученное дело, засучив рукава. Отправился на маслозавод, где раздобыл списки молокосдатчиков, сотрудничающих с предприятием, а затем начал планомерно, но быстро вывозить скот из домовладений. Владельцы коров, понучалу роптали, но им объяснили, что животные необходимы для выполнения дела большой политической важности и пообещали буренок вернуть. Наш человек, не привыкший еще к частной собственности, без особого сожаления расстается с имуществом. Но еще легче расстается он с ним, когда ему говорят о деле большой, почти государственной важности. Помочь государству, а хотя бы и в лице проходимца Буркина, являлось для Шапкинцев делом святым.
   -Никак опять власть меняется, опять всех в колхоз загонят,- говорили тихо между собой селяне. Расставание с коровами давалось им легко, ведь вместе с ним появлялась надежда на новую жизнь. Точнее на жизнь старую, когда надо всем работать, получать зарплату и немного воровать из родного колхоза. В этом тоже была своя прелесть и, люди, заинтригованные очередным чудачеством местной власти, заметно оживились. Некоторые, в страхе, что у них нет коров, пытались всучить Синюкову овцу или поросенка. Сдача скота стала приобретать угрожающе, массовый характер. Но Синюков не терялся от обилия приводимого скота, надеясь, урвать- малую толику за свое старание в выполнении важного задания. А крестьяне, переживающие за судьбу своей скотинки, тащили на ферму Данилыча корма. Так была неожиданно решена еще одна проблема, проблема снабжения новой фермы кормами. Но бывшие владельцы коров и прочей живности, помогли решить и кадровую проблему. Взялись- за бесплатно, ухаживать за скотом. Таким образом, Мирону Фокичу удалось быстро и относительно безболезненно, воплотить в жизнь еще одну свою идею. Хотя за это, пришлось перевезти с территории личного пищекомбината мини-цеха по производству продуктов. Но этот самоотверженный шаг, только прибавил популярности шапкинскому главе.
   -Смотрите, что глава наш, делает. Последнее отдает, так неужели мы- из-за каких то коров, будем позор на себя принимать,- говорили люди, преисполненные гордости за своего главу. Весь район в едином порыве бросился исполнять волю Буркина, и он уже начинал опасаться энтузиазма масс. Народ хотел перемен, пусть возврата к старому, но хоть каких то действий и это пугало главу. Ведь насколько спокойнее жилось прежде, до приезда олигарха. Но отступать было уже поздно, а надежды на милость и щедрость Сопликовского притупляли чувство опасности за чудачества.
   Не прошло и двух суток со дня исторического совещания в кабинете Мирона Фокича, а ферма работала во всю, и пришлось организовывать доставку молока с фермы на маслозавод. Кроме того, не все животные смогли разместиться в помещении коровника, и пришлось под другой коровник переоборудовать склад Данилыча. Тот ворчал втихомолку, но терпел в надежде, что и ему отколется от щедрот олигарха. Коров на ферме набралось до полутора сотен, это все, что смог собрать Синюков на пространстве Шапкино и окрестностей. И не потому, что кто- то заныкал скотинку, а просто коров в районе больше не осталось. Были, правда, коровы лунатиков, но они были мелкие, много поедали сена и ужасно бодались. Да и лунатики, плохо разбиравшиеся в делах местных аборигенов, могли запросто прирезать, даже такого энтузиаста как Синюков. Для них, суровых детей мерцающей луны, все Шапкинцы были на одно лицо.
  
  
   * * *
  
   Энтузиазм шапкинцев не ведал границ. Не важно, для выполнения какой задачи он требовался, главное, что был. Лет триста назад, а может четыреста, поселенцы с севера, высокие и светлоглазые, свирепо вгрызались в жирный чернозем. Лихо отбивались от соседей с юга и подальше посылали представителей из центра губернии. Императору даже пришлось выслать войска для усмирения шапкинской вольницы. Военные пришли, быстренько организовали контртеррористическую операцию, выловили всех сепаратистов и подались обратно на север. Шапкинцы пришли в себя, почесывая известные места, и пришли к выводу, что воевать с властями, все равно, что мочиться против ветра и успокоились. Но мысль о вольности, крепко засела в их головах, гораздо крепче. Чем розги усмирителей. Мысль эту и само упоминание о восстании против власти, передавали из поколения в поколение. В надежде, что когда- ни будь поротые задницы пращуров будут отмщены, а Шапкино займет подобающее место в истории цивилизации. Не смотря, на модную в последние годы политкорректность, аборигены были редкостными националистами и , шовинистами. Не любили приезжих, считая свой поселок центром вселенной.
   -Мы рады приветствовать, на нашей шапкинской земле дорогих гостей,- начиналась каждая речь главы района Мирона Фокича Буркина во время приема гостей. Всеми силами, старался он, привить землякам чувство патриотизма и превосходства коренных жителей над всеми остальными обитателями планеты.
   -Наш шапкинский чернозем самый черный, наша вода самая чистая, соль самая соленая, а наши люди самые талантливые на планете- говорил Буркин, и люди запоминали его слова, а школьники заучивали наизусть на уроках краеведения. Не жалея слов, восхваляющих себя и отчий край, глава внушал подданным уверенность в их исключительности и миссионерстве. Люди верили, и умирали с мыслью, что уходят, не выполнивши своей почетной миссии. Хотя, находились и те, что верили в исполненный свой долг, заключавшийся в напоминании простым смертным о существовании сверхлюдей. Обитателей шапкинской земли.
   -Мы самые - самые. А все остальные кучка проходимцев на нашем пути. И особенно наши соседи из Чаплинского района. Ворюги и пройдохи- каких свет не видывал,- говорил Буркин своим землякам и они свято верили, что так оно и есть. Ведь сами они мало общались с соседями, а Буркин не мог говорить лжи, ведь он главный, а главный не может врать. Вся власть от Бога, и спорить с этим охотников не находилось.
   Между тем, вина соседей была лишь в том, что они умудрялись не обращать внимания на исключительную роль шапкинцев в истории человечества, а просто работали. Беда и тех, и других заключалась в близком соседстве их земель. Это соседство вынуждало областные власти, устраивать соревнования между районами. Соревновались во всем: в количестве надоев молока, культуре полей, футбольных турнирах, укосах и умолотах. Борьба шла с большим преимуществом чаплинцев, особенно в годы правления Буркина. Это заставляло Мирона Фокича, еще яростнее внушать землякам мысль о недостойном происхождении соседей.
   -Чем лучше сосед, тем выше строй забор, На соседа надейся, а лошадь покрепче привязывай,- сказал местный краевед и историк Семен Семеныч Кучерявый на вопрос о его отношении к чаплинцам. И снова аборигены поверили на этот раз, в слова своего почтенного старожила, краеведа и ходячей достопримечательности. Он откопал, где то, в архивах, что сто лет назад, никакого чаплинского района и на свете не было, а все земли к востоку от Шапкино были их землями. Это открытие взбудоражило местную общественность и идея о исключительной миссии шапкинцев, получила хорошую подпитку. Снова, заговорили о возможном отделении от области и присоединении к Шапкино всех земель Чаплинского района. Говорили уверенно. Как о деле уже свершившемся. Что поделать, аборигены, часто верили в то, во что очень хотели верить. Во всяком случае, расширение земель за счет соседей весьма заинтересовала Мирона Фокича. Он решил взяться за решение этой проблемы весной, а пока занимался подготовкой к приезду олигарха. Надо было разобраться еще с одним делом. Михаил Сопликовский был уроженцем его района, надо было, как то восстановить биографию великого человека, сохранить, хотя бы на время пребывания олигарха в Шапкино.
   -Было бы неплохо, в музее стенд организовать, с информацией о нем, ну и школьникам задание дать, что б учили биографию,- советовал многоопытный Семен Семеныч Кучерявый. Старый служака, он хорошо знал, какие места надо укрепить, накануне решающей схватки за деньги капиталиста Сопликовского.
   -Давайте мне транспорт, поеду в деревню Бузовку, порасспрошу старожилов, поищу личные вещи, сфотографирую, что ни будь,- директор музея умел делать дела и с удовольствием брался за работу. Человек он был насколько деятельный - настолько и медлительный. Назначая, кому ни будь встречу на восемь часов утра, Семен Семеныч мог прийти в час дня и, никого это в поселке не удивляло. Все привыкли к странностям директора музея, и все его чудачества воспринимали с юмором. Не смотря на медлительность, Кучерявый был человеком ответственным и инициативным. При всех недостатках, именно он был главной движущей силой в создании в районе краеведческого музея. Он очень трепетно относился к своему детищу, проводил там все свободное время, порой даже оставался ночевать. Сон среди экспонатов, хранящих память о старине, был самым необыкновенным удовольствием в жизни этого, не плохого, в общем- то человека. Ему снились времена освоения шапкинских земель, набеги кочевников, крестьянское восстание под предводительством Луки Босякова, приезд в поселок всесоюзного старосты Калинина, ужасы коллективизации и гражданской войны. Семен Семеныч, чрезвычайно гордился своими высокохудожественными и политически выдержанными сновидениями и собирался вызвать в Шапкино академиков для изучения своего феномена.
   -Возьмешь машину Фролова, а лучше пусть и он сам едет с тобой. Поедешь в Бузиновку, соберешь экспонаты, поговоришь со старожилами и обратно, сроку даю один день. Не успеешь, закрою твой музей к такой то матери,- Мирон Фокич, был как всегда лаконичен и скор на руку.
   -Не волнуйтесь, Мирон Фокич, не подведем, едем сейчас же,- по военному доложил Семен Семеныч, и на пару с Фроловым, они покинули кабинет главы.
   -А и умный, я- все таки мужик, до всего сам додумался, все предусмотрел,- вслух, похвалил себя Буркин и направился тоже к выходу. Он и так сегодня слишком перенапрягся, пора отдохнуть. Провинциальное бытие, своей холодностью и размеренностью, исключает резкие движения и спешку. Буркин, одно время не мог понять, зачем в их деревне нужны мобильные телефоны?
   -Если мне надо с Данилычем поговорить, то зачем орать в пустоту, зачем с кем- то невидимым говорить. Он и так со мной увидится, не сегодня так завтра. Куда ему пропасть из нашей то глухомани? Все окружающие, бурно и единодушно, соглашались с мнением главы, но потихоньку, в тайне друг от друга, обзаводились этим маленьким, противно пищащим, чудом техники.
   -И ты Данилыч, продался капиталистам проклятым, завел себе эту хреновину с кнопками?- укорял он заклятого друга, заметивши новинку техники, выпирающую из кармана владельца элеватора. Телефон запищал в самый неподходящий момент на одном из совещаний.
   -Дак, это, Мирон Фокич, супруга уговорила, сердце у нее слабое, сам знаешь. Вот и купил, что б постоянно связь с ней поддерживать,- начал оправдываться Данилыч.
   -Ладно не оправдывайся, сам вижу, что пора нам переходить на новые технологии. Пора всем специалистам, всем руководителям среднего звена, выдать сотовые телефоны. От прогресса нельзя отмахиваться, всем срочно купить по телефону,- подсуетился как всегда во время Буркин и, подчиненные облегченно вздохнули. Все они давно уже обзавелись телефонами, но боялись, что гнев Буркина будет, непредсказуем и благоразумно отключали их, на пороге администрации.
   -Ты это, купи мне другой телефон, по круче, тысяч за двадцать. А то сидим, понимаешь на совещании у губернатора, у всех телефоны по двадцать тысяч со всеми наворотами, а я как лох сижу, у меня за пятнадцать,- давал Мирон Фокич поручение завхозу администрации Загребайлову. Впрочем, Буркин, так и не научился обращаться с этой новомодной штуковиной, и, каждый раз испуганно вздрагивал, при малейшем движении в кармане, где лежал телефон. А крупные пальцы главы, не могли попасть точно по кнопкам, придавливая сразу несколько штук.
   -Твоими лапами, только волков давить,- любила говорить Валькирия Петровна, когда Буркин неумело и грубо пытался ласкать ее.
   -Вот дуреха то, не нравиться ей, а другим нравиться,- озадаченно произносил Мирон Фокич, вспоминая восторги многочисленных своих любовниц. Хотя осмелиться сказать правду могущественному хозяину шапкинской земли, охотников не находилось. Какой подчиненный рискнет сказать правду начальству? Разве, что сумасшедший, которому не дорого свое будущее? В самом начале своей карьеры на посту главы, Буркин встречал подобных безумцев, но со временем они исчезали бесследно, а спрашивать об их дальнейшей судьбе боялись. Да и кому нужна правда в этой забытой Богом глуши, где есть только правда того, кто сильней, Того, у кого зубы окажутся длиннее, как любил повторять Мирон Фокич.
   Меж тем, к вечеру возвратились из командировки Кучерявый и Фролов. Они привезли с собой несколько листов, содержащих воспоминания земляков о замечательном парне, Мише Сопликовском. Кроме воспоминаний они привезли: керосиновую лампу, письменный стол о трех ногах, алюминиевую ложку, такую же миску и пару рваных галош. Все эти вещи, должны были свидетельствовать о неистребимой тяге маленького Миши к знаниям. А так же о трудных условиях, в которых довелось жить будущему олигарху.
   -Стол то где сперли?- со смехом спросил Мирон Фокич. Ему было известно, что в Бузовке не сохранилось вещественных доказательств, пребывания Сопликовского. Мать его умерла рано, и Мишку забрали к себе в город, дальние родственники его отца. Там он закончил школу и поступил в институт. А на родине не бывал уже лет двадцать, и помнить его могли лишь единицы. Но это все было правдой, а Буркину в данный момент нужна была правда другая, более соответствующая ситуации.
   -Есть мнение, что воспоминания о детстве и юности Михаила Сопликовского, надо опубликовать в местной газете,- предложил Семен Семеныч, заранее уверенный в согласии главы. - Я сам и напишу, а вы дайте команду редактору "Гудка", - продолжил излагать свои мысли Кучерявый.
   -А вот это правильно, это, верно, напечатаем в нашем печатном органе, чтобы все прочитали,- охотно согласился Мирон Фокич с предложением директора музея.
   -Эй, Танюха, позови кА ко мне срочно, этого, ну как его, редактора,- приказал он секретарше, большегрудой Татьяне Кисточкиной.
   Не прошло и десяти минут, как редактор местной газеты "Гудок", Иван Иваныч Шлюхин, робко, топтался уже в приемной. Белесые глаза редактора, блудливо глядели на двери кабинета и на Татьяну. Впрочем, последняя- не могла бы его заинтересовать даже своими пышными формами. Шлюхин, на протяжении всей своей жизни, тяготел к мальчикам, и с трудом скрывал свое влечение, ибо в сельской глуши, как в подводной лодке все на виду и все знают все друг о друге. Но на порочную страсть редактора, мало обращали внимания, с некоторых пор он числился в любимчиках главы, а потому был недоступен, для обсуждения. Доказывая лишний раз, что суровый Буркин бывает либеральным по отношению к людям, преданным правящему режиму.
  
  
   * * *
  
   Между тем, появление хоть каких то колонистов, необходимо было шапкинским землям. Население сокращалось, буквально на глазах. Пустели села и деревни, жители либо умирали, либо разбегались в иные земли. На северо-востоке района, а так же на южных его рубежах, пустовали уже приличные участки земли. Заросшие сорняками поля, окружали небольшие участки леса, бывшие когда- то населенными пунктами. Дороги в те края тоже поросли травой и еле угадывались под ее покровом. Да и дороги те, ведомы были, разве, что старожилам. Новые люди не решались отправиться в путь по этим, ставшим заповедными местам. А белых пятен на карте района, становилось все больше, уже и на востоке, стали появляться пустые земли. Частично, их занимали пришельцы, но их приток был еще недостаточно мощным, чтобы поспеть за сокращением численности местных аборигенов. На пустошах, впрочем, оставались- кое, где еще живые люди. Те, кто не смог вовремя уехать или умереть. Они становились отшельниками по неволе, и продолжали жить в первобытных условиях. Местные власти, не подозревали, сколько таких одичавших людей обитает на пустошах. В опустевшие села прекращался подвоз продуктов, закрывались почта и сельсовет, затем прекращали подачу электричества. После этих драконовских мероприятий, села были обречены. Однако, местные жители не хотели сбегать и, даже в таких диких условиях продолжали свое существование. Запасались керосиновыми лампами, солью и спичками, разводили живность и, жили, отрезанные от остального мира. Постепенно они, эти новые робинзоны, становились дикими и порой просто опасными. Жизнь в первобытных условиях, возвращала утраченные, было инстинкты. Люди, привыкшие обходиться без лекарств, новостей и привычных продуктов, становились крепче физически и морально. Их не пугала жизнь вдали от остального мира, они были независимы.
   Иногда, чтобы легче справляться с трудностями, эти дикари сбивались в шайки и совершали нападения на путешественников. Мало кто осмеливался, даже днем, отправиться по дороге в направлении пустошей. Если только приезжие, какие ни будь торговцы, осмеливались проехать дикими полями. Не редко, люди исчезали бесследно, вместе с товаром и машинами, на диких этих путях. Иногда, обитатели пустошей все же выходили к людям, чтобы пополнить запасы керосина патронов или муки. На местном наречии, они объяснялись уже с трудом, прибегая к языку жестов. Цивилизованные еще, жители охотно обменивали продукты и керосин на шкурки зайцев, хорьков и сусликов. А так же на мясо диких животных. Порой, местные, подозреваемые в каких либо преступлениях, сами по своей воле, уходили на пустоши, пополняя ряды дикарей. Как правило, выловить преступников не представлялось возможным, милиция тоже не была всесильной.
   Некоторые правда, возвращались на "большую землю", но им быстро надоедала организованная жизнь среди обычных людей и, они снова уходили. По тропам и дорожкам, ведомым только им, шли дикари на места своего обитания к неприметным земляным норам, шалашам, и гнездам на деревьях. Обреченные обитать в первобытных условиях, люди быстро отвыкали от обычного жилья и строили себе звериные жилища. Все зависело от времени года, так, летом можно было прекрасно жить в обычном шалаше или на ветвях большого дерева, а зимой, с наступлением холодов, они уползали в норы. Хотя, холодов, в привычном понимании местных людей, уже не наблюдалось. Глобальное потепление докатилось и до шапкинского района. Зимы стали короткими, теплыми и дождливыми. Шапкинцы, позабыли уже, когда в последний раз, видели снег в новогодние праздники. Потепление, впрочем, несло свои выгоды, экономию топлива и появление новых экзотических, для черноземной полосы животных и птиц. А так же, новых овощей и фруктов. Особенно желанными для новых представителей флоры и фауны, стали почему то пустоши. Именно там, в диких садах в изобилии водились попугаи и крупные ящерицы, плодоносили абрикосовые деревья. А черемуха, зацветающая накануне Рождества, уже не удивляла никого. Постепенно, обитатели пустошей стали создавать новую религию. Они, возросшие во времена воинствующего атеизма, не признавали разрешенное православие. Да и не могли по причине оторванности от внешнего мира, посещать, единственный в районе храм. В таких условиях, дикари стали придумывать себе новых богов, возвращаясь к языческим культам далеких предков. Вырубали из дерева идолов и поклонялись им. Это не могло, не тревожить отца Понтелеймона, настоятеля шапкинской церкви, призывавшего Мирона Фокича, произвести экспедицию на пустоши с целью покарать отступников от истинной веры. Но дикари не считали себя таковыми и угроз батюшки не боялись, а Буркину просто некогда было разбираться в тонкостях религиозных разногласий. Таким образом, возмущение отца Понтелеймона, стало единственной попыткой призвать к порядку, распоясавшихся дикарей.
   -Да пусть себе живут, что ты батюшка на них взъелся. Все равно им помирать не сегодня, завтра- успокаивал настоятеля шапкинской церкви, Мирон Фокич. Они сидели в уютном кабинете, местного ресторана "Омут" и закусывали. Посетить сие заведение в обеденный перерыв, либо вечером, считалось хорошим тоном среди местной богемы. Батюшка, не был чужд мирским слабостям, а потому являлся завсегдатаем ресторана. Отец Понтелеймон был не дурак, выпить и поесть, а веселость и общительность настоятеля еще больше укрепляла авторитет его среди паствы.
   -Наш человек,- говорили о нем прихожане и недобрым словом поминали прежнего батюшку, слишком ревностно относившегося к своей службе.
   -Думаешь не трогать дикарей?- с сомнением в голосе спрашивал батюшка еще раз Буркина. -Думаешь сами передохнут,-
   -Да забей ты на них, давай кА лучше выпьем еще,- предлагал Мирон Фокич и, приятели дружно чокались.
   Таким образом, последняя возможная угроза для обитателей пустошей рассеивалась как дым под сводами ресторана "Омут". И они, предоставленные самим себе, могли и дальше продолжать свое существование. Человек привыкает ко всему, привыкали и они. Вызывая противоречивые чувства в душах земляков, оставшихся под знаменами цивилизации.
   -Смотри Танюха, будешь меня за пьянку ругать, уйду к дикарям,- стращал сварливую супругу, пьяница муж. Непутевый и пропащий он верил, что там в ином мире, сможет легко обходиться без нравоучений жены. А матери тем временем пугали непослушных детей, грозными обитателями диких полей. И неприметные жители пустошей, постепенно переходили в разряд легенд, сказок, становясь частью местного фольклора. Вместе с тем, на таинственных отшельников можно было легко списывать кражи и иные мелкие преступления. Это обстоятельство явилось хорошим оправданием для расширения штатов местного райотдела милиции.
   -Нападают лохмачи, скотину уводят, по огородам шарят,- жаловался начальник милиции Белкин. Лохмачи, было одним из прозвищ дикарей. Так назвали их за не любовь к ножницам, бритве и мылу. И действительно, вид этих людей, мог привести в ужас представителей обычной, земной цивилизации. Но на самом деле, преславутые лохмачи, никогда не нападали на территории, населенные еще людьми, держась строго в рамках своих границ. Хотя их владения разрастались с каждым годом, приблизившись в некоторых местах вплотную к райцентру. Земля пустела, возвращая существование людей к далеким временам освоения дикого поля.
   Однако, такая ситуация волновала очень немногих. Каждый был озабочен своими проблемами и по-своему выбирался из трудностей, не думая о чем-то значительном. Не волновала эта проблема и правящую верхушку района. Ведь сокращение населения не сказывалось на зарплате и привилегиях для местной элиты. Не влияло это и на численность штатов сотрудников администраций района и сел, постоянно разраставшиеся. Чтобы сохранить свое положение приходилось пускаться на хитрости. Постоянно завышать численность населения. Так, в образцово показательной школе деревни Крюковки, на десять учеников, приходилось тринадцать педагогов. По документам же в школе числилось тридцать учеников, что позволяло сохранить педагогический коллектив. Правда, губернатор Белкин, озабоченный сокращением числа учеников в школах области начал кампанию по массовому закрытию малокомплектных школ. Их закрывали, а оставшихся детей доставляли в школу райцентра на автобусах. Не удивительно, что Буркин был в числе первых, кто перешел на такой способ обучения. В районе закрыли несколько школ, а для доставки детей в райцентр получили из области три новеньких автобуса. Блестящие, ярко-зеленые, они должны были символизировать переход к новому витку цивилизации. Однако, два из них, после оформления надлежащих документов, перекочевали на территорию пищекомбината, владельцем которого являлся Буркин. Там их поставили в гараж, и, спрашивать о дальнейшей судьбе их, никто не решался. А один, оставшийся автобус, действительно перевозил школьников к новому месту обучения. Но и тут не все было гладко. Ужасное состояние дорог и хроническая нехватка горючего, не позволяли регулярно и своевременно осуществлять доставку детей. Но об этом уже никто не вспоминал. Инициатива губернатора была поддержана, положенный в таких случаях денежный откат получен, а школьники уже мало интересовали власть предержащих. Как говориться, после получения денег, интерес к клиенту пропадает. Так вышло и в случае с автобусами для доставки школьников.
   Инициатива эта, нанесла еще один серьезный удар по численности народонаселения области и в частности шапкинского района. Люди из сельской местности стали убегать еще интенсивнее. А вместе с этим, продолжили свое расширение дикие земли и, земли занимаемые пришельцами. Одни с севера другие с юга, лунатики и меликяне неудержимо теснили остатки местных, создавая свои национальные образования. Предоставление автономии пришельцам, все больше переходило из разряда мифов в реальность. Уже и сам губернатор Белкин, признавал за пришельцами право на расселение по землям области и право на самоопределение. Гостям из других миров, давали кредиты на обустройство, предоставляли лучшие земли, давали возможность выбирать свою администрацию. Не удивительно, что какое то время спустя, территории, занятые пришельцами, де-факто выходили из под юрисдикции местных властей, становясь островками с другими порядками и языком. А гости продолжали приезжать на щедрые черноземы и, за небольшую мзду в виде пары беличьих шкурок или корзины печенья, приобретали местное гражданство.
   -Ваша чиновника бедная и не жадная, добрая чиновника,- говорили пришельцы, ставшие гражданами легко и без напрягов.
   На занятых землях лунатики разводили своих лунных коров, занимались мелким авторемонтом и строили закусочные. Однако, услуги по ремонту автомобилей, предоставлялись только своим, так же как и услуги лунатического общепита. Местные не имели права покушать в кафе для пришельцев. Этим они могли оскорбить национальные чувства гостей из другого мира. Точно так же обстояло дело и с ремонтом машин. Местные не имели права чинить свои авто в мастерских для лунатиков. А ближайшие родичи лунатиков, меликяне, промышляли выращиванием мурки, особого вида травы легкого наркотического действия. Выращивание травы приносило пришельцам баснословные прибыли и не наказывались по местным законам. Травка была не земного происхождения и не могла подпадать под действие местных законов. Кроме того, областная дума не торопилась принять закон о наказании за производство и распространение мурки. Депутатов в последнее время беспокоили проблемы иного свойства, продажа земли, увеличение налогов и строительство сети спиртзаводов. Область производила огромное количество сахарной свеклы, а продавать ее соседям было не выгодно. А спирт, ставший местной национальной валютой, мог принести хорошие барыши всем заинтересованным лицам.
  
  
   * * *
  
   Средства массовой информации, занимали в жизни и экономике области видное место. Регион, по существу сельскохозяйственный, не имел промышленного производства, а потому производство газет стало важной экономической составляющей области. Помимо этого, пресса являлась мощнейшим идеологическим оружием в борьбе с политическими конкурентами и в достижении тех или иных задач. Владение информацией и средствами ее производящими, было первостепенной задачей властей всех уровней. Каждый уважающий себя, глава района имел собственную газету. Издание должно было печатать только статьи угодные правящему режиму. Редактор согласовывал с хозяином каждую строчку, если не каждую букву. Принимая во внимание слабую образованность того же Буркина, можно было предположить, как тяжело приходилось редактору в согласовании тех или иных материалов. Впрочем, редакторский корпус периодически менялся. Каждый новый губернатор, ставил начальником комитета по печати своего человека, проявившего свою преданность в предвыборной борьбе. Начальник комитета, тут же брался за перетряхивание корпуса редакторов, отбирая новых по принципу личной преданности. Естественно, о каких то профессиональных качествах речь идти не могла. Главное преданность, готовность порвать глотку любому несогласному с линией губернатора. Белкин, после победы на выборах тоже назначил своего начальника рулить местной прессой. Прежнего при всех очевидных заслугах и способностях, пришлось уволить за политическую неблагонадежность. Было мнение, что он проявлял сочувствие к сопернику Белкина на выборах. Старых акул пера, возросших и заматеревших еще во времена правления коммунистов, стали зачищать. Зачистили всех и, начали назначение новых. Вновь сформированный корпус, на девяносто девять процентов состоял из людей, смутно представляющих себе смысл работы газетчика. Но от них и не требовались знания газетного дела. Главное чтоб они были бдительными аки псы сторожевые, на охране интересов правящей верхушки. Председатели колхозов, инженеры, агрономы и бывшие прапорщики, уволенные по сокращению из армии: составляли основу нового редакторского корпуса области. Именно им предстояло стать в первых рядах идеологического фронта, и не пропустить на страницы газет ничего лишнего. Кроме всего прочего, начальникам идеологических участков, розданы были документы, регламентириующие количество информации. Так, имя губернатора, должно было упоминаться на страницах одного номера не менее двадцати раз, плюс одна фотография, имя главы местной администрации не менее двадцати раз и так далее по убывающей. Скрупулезный подсчет, числа упоминаний велся в специальном отделе областной администрации, руководил которым, непосредственно вице- губернатор Лампасов. Раз в месяц редакторов газет собирали на планерку к Лампасову, где проводился подробный анализ публикаций и разбор полетов. В целом новые газетчики справлялись с поставленными задачами и ошибок не допускали. Хотя находились и бракоделы, допускавшие недостаточное число публикаций. Редактор Шарфинской газеты Пономаренко, допустил грубый промах, вместо двадцати упоминаний, сделал пятнадцать и, был тут же уволен.
   -Затесался, понимаешь в наши ряды. Не разглядели предателя. Я вам скажу у нас свобода слова, но если редактор напечатает в своей газете то, что сам захочет, то будет работать в другом месте. Я вам скажу, редактор он как сапер, ошибается только один раз,- говорил губернатор Белкин своим бойцам идеологического фронта после разоблачения врага.
   -Я вам скажу, враги тайные они опаснее, чем враги явные и мы обязаны повысить бдительность перед лицом новых угроз,- заканчивал Белкин свою историческую речь, под бурные продолжительные аплодисменты. Редактора бурно аплодировали и следили друг за другом, дабы выяснить еще какого ни будь предателя. Следил за подчиненными и начальник комитета Чмыреев, следил Лампасов, следили многочисленные подчиненные вице- губернатора. В принципе, Чмыреев поощрял доносительство в среде подчиненных и, сам порой не отказывал себе в удовольствии настучать на ближнего. Мелкий, пропитанный желчью человечек с редкими рыжими волосами и белесыми глазами, он вызывал жалость, своими попытками выдать себя за человека приличного. Обладатель нервного тика лица и кучи других болезней, приобретенных в пору запойного пьянства, был очень мстителен и нетерпим к обладателям собственного мнения. Зашивши в известное место торпеду, Чмыреев покончил с пьянством, но люто возненавидел людей пьющих. Выискивать и разоблачать людей выпивающих, стало для него вторым по значимости занятием, после слежки за замаскировавшимися врагами Белкина.
   Редактор шапкинского "Гудка" Ивана Ивановича Шлюхина, можно смело было поставить в ряд наиболее благонадежных и преданных правящему режиму людей. Член партии, друг главы района Буркина, владелец трех магазинов и двух аптек, по части надежности был, сравним с гигиеническими прокладками. Всю свою сознательную жизнь, Шлюхин трудился в местной больнице гинекологом. А под конец карьеры врача захотел вдруг поработать на идеологическом фронте. Толи крыша поехала от перегрузок на работе, толи захотелось новых ощущений, сказать сложно. Меж тем, Шлюхин, пришелся ко двору новой власти и план по числу публикаций о главах различного уровня выполнял исправно. За хорошее выполнение плана его неоднократно премировали и даже обещали наградить грамотой губернатора, высшим знаком отличия в области. Грамота, подобно солдатскому ордену, имела три степени и ею выделяли самых надежных. В шапкино обладателем грамоты был только Данилыч, что вызывало справедливую зависть Мирона Буркина.
   -Не за грамоту я неустанно борюсь за процветание нашей шапкинской земли,- любил повторять во всеуслышание, Мирон Фокич, в тайне страшно завидуя Данилычу. Будто жены из гарема восточного владыки, ревновали они друг друга к губернатору. Впрочем, такая же история повторялась и на других уровнях власти в области. Доказать свою преданность Белкину, означало быть замеченным и приближенным к власти, а власти хотелось многим. Тот же Шлюхин, умер бы не будь он приближен к властной вертикали. Слишком заразительным было это заболевание, а в пору правления Белкина, так и вовсе превратилось в эпидемию. Предложение в разы превышало спрос, и удержаться на том или ином месте стало архисложно. А лишиться власти, лишиться расположения вышестоящих было смерти подобно и, многие просто не выдерживали испытания властью.
   -Сегодня ты Иван Петрович, а завтра ты паршивая сволочь,- любил повторять формулу власти по шапкински, Семен Семеныч Кучерявый. Он не одну пару ботинок, стоптал, бродя по ее долгим коридорам и, знал цену этой продажной девки.
   Тем временем, работа на идеологическом фронте приносила результаты. Газеты в области читать перестали, но тиражи их неуклонно росли, обратно пропорционально сокращению численности населения. Это объяснялось ведением плановой экономики, практикуемой Чмыреевым и ведомственной подпиской. Каждый работник администрации, не важно какой. Обязан был подписать на газету всех родственников и знакомых. Каждый глава района долен был обязывать выписывать газеты всех руководителей, а те в свою очередь своих подчиненных. Тиражи росли, интерес к местным газетам падал, а толковые газетчики бежали в столицу. Прессой рулили завхозы прапорщики и гинекологи, но желаемый результат достигался и, остальное никого не волновало. Миф о процветании области был создан за считанные годы и бережно поддерживался, заставляя поверить в благополучие даже отъявленных скептиков. Авторы массового заблуждения, а точнее наваждения были довольны результатами своего нелегкого труда. Тишь и спокойствие, а главное полный контроль над свободой слова были достигнуты.
   Мирон Фокич Буркин, газет не читал, не любил этого делать, да и ленился, но местную прессу поддерживал.
   -Мы должны все подписаться на наш печатный орган. Наш печатный орган пишет о нашем районе, самом лучшем районе в самой лучшей области. Мы все должны получать и читать наш печатный орган,- говорил он на очередной коллегии администрации района. - В нашем печатном органе вы узнаете все, о чем я говорю,- добавлял Буркин. -Наш район достиг небывалых экономических успехов, наши земли самые плодородные, а наши реки самые полноводные. Мы не то, что эти негодяи чаплинцы, мы самые работящие и перспективные в области,- продолжал глава, входя в раж. Речь его, несомненно, сопровождалась бурными аплодисментами и, непременным вставанием с мест. Лавры Белкина не давали покоя Мирону Фокичу. Он стремился к величию губернатора и ввел в правило, один раз в месяц давать интервью местной газете.
   -Я вот был за рубежом, на прошлой неделе, видел, как там свиней разводят. Надо срочно сделать интервью со мной в нашем печатном органе, пусть все знают, как надо разводить свиней. Это же очень интересно, народ должен знать, как правильно разводить их. Вот я и расскажу, как это делать,- говорил он редактору Шлюхину после планерки.
   -Ужасно интересно, народу необходимо это знать. Я сейчас же пришлю своего сотрудника и, он все запишет. Не волнуйтесь, Мирон Фокич, все сделаем в лучшем виде, на первой полосе с фотографиями,- лепетал восторженно Иван Иванович.
   -А сам, что не сможешь написать. Знаешь, как то мне не сруки с простым сотрудником разговаривать, не по чину. Я же все-таки вон кто, а ты мне какого то сотрудника пришлешь,- начинал ломаться Буркин.
   -Так ведь это, не обучен я газетному делу, сами понимаете, но я лучшим кадрам поручу,- успокаивал Шлюхин своего хозяина.
   -А какого тогда хрена, ты на эту должность просился?- задавал Буркин, вполне резонный вопрос.
   -Чтоб преданность вам свою доказать, чтоб еще сильнее клеймить позором ваших врагов,- отчеканил Иван Иванович.
   -Грамотные все стали,- ворчал Мирон Фокич и соглашался на общение с журналистом, но при условии, что сам редактор будет присутствовать при общении. Иначе было нельзя, мог пострадать авторитет главы. Снизойти для общения с корреспондентом, значило нарушить многие условности и, быть обвиненным в излишнем демократизме, а за это по головке могли не погладить.
   Приходила Лариса Потешкина, дипломированная журналистка, в сопровождении самого редактора, и начинался рассказ о разведении свиней в ближнем зарубежье. Буркин, однако, не силен был в географии и часто путал названия стран, которые он посетил в составе областной делегации. Но о свиньях говорил, в высшей степени профессионально и содержательно. Собеседники увлеченно кивали, выражая полнейший восторг от знаний главы и, старались не пропустить не слова. А Буркин, позабывши обо всем на свете, продолжал повествование и договорился до того, что пообещал начать разведение свиней в шапкинском районе. Это было очередное заблуждение, ибо не только свиней, но и коров давно уже в районе не разводили. По крайней мере, в оставшихся колхозах и многочисленных "ООО", пришедших им на смену. Животноводство не только в отдельно взятом районе, но и в области в целом, прекратило существование в самом начале губернаторской карьеры Белкина. Все молочные продукты в область завозились от соседей, а маслозавод в шапкинском районе, был единственным в области, еще сохранившимся. Впрочем, на нем масла уже не делали, по причине отсутствия молока. Но впечатления, от посещения свинофермы в ближнем зарубежье, настолько было сильным, что Буркин не мог не поделиться им со своими подданными. И газетчикам пришлось изрядно потрудиться, приводя в божеский вид трепотню главы, изрядно пересыпанную не газетными выражениями.
   -Вот, блин, какой я умный, оказывается,- говорил Буркин, после того, как ему пересказали краткое содержание газетной публикации. Таким образом, пресса не только информировала, но и повышала образовательный уровень властей в глазах подданных.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
  
   В такой вот неприятный момент в его жизни, Мирону Буркину и повстречался вездесущий клерк по фамилии Мокин. Неприметный, скользкий какой то, лысеватый и без определенного возраста человечек. Причем слово человечек подходило для него весьма кстати, ибо назвать человеком этого- плюгавого, светлоглазого типа, не повернулся бы язык. Однако, все подданные Белкина прекрасно знали, что Фортуна переменчива, и нынешний незаметный клерк с отвратительной фамилией и неприметной внешностью может высоко взлететь и отыграться за свои прежние обиды и унижения. Известно, чиновники, и прочая мелкая аппаратная гниль, племя безжалостное и мстительное, а потому с тем же Мокиным, приходилось Буркину вести себя вежливо и, почти с уважением. Чем меньше этакий подносчик бумаг, тем глубже сидит в нем обида на весь мир за неуважение к его персоне, тем большей пакости следует ожидать от него. И Буркин еще раз похвалил себя в душе за предусмотрительность и осторожность. Он всегда с достаточным уважением относился к Мокину , и тот в один прекрасный день оказался полезен, шепнул о приезде олигарха.
   Между тем, Михаил Сопликовский, закончил свой буйный загул, и теперь лучшие наркологи области, трудились над приведением его в божеский вид.
   -Не сегодня , завтра ожидайте, а за гостинцы спасибо.- говорил Мокин по телефону.
   -Всегда рад помочь полезному человеку, может еще чего прислать?- Буркину надоело нервное ожидание Сопликовского и он был краток.
   -Масло у вас хорошее делают и сыр на сапоговском заводе, так будуь рад если пришлете.- развязно сказал Мокин. Он раздражал Буркина, но пока еще мог приносить пользу, и Мирон Фокич терпел.
   Завтра же доставим, не волнуйся.- ответил он распоясавшемуся клерку и положил трубку. Его вновь посетило ощущение, что он дойная корова Для Мокина и ему подобных. С другой стороны он тоже обирал кого то, и может быть с еще большей наглостью и цинизмом. Все они: и Белкин, и Буркин, и Мокин, и другие - портили друг другу жизнь, заставляя двигаться в круговороте не только деньги, но и обиды, и злобу свою друг на друга. Этакая чертова мельница вращалась над областью, перемалывая тела и души. Избежать ее вращения было невозможно, всякий возжелавший подняться на вершины власти, обрекал себя и свою бессмертную душу на пребывание меж жерновами ее. Те кто вовремя опомнился, обнаружил обман, и нашел в себе силы соскочить, уходили помятыми, но уцелевшими. Те же, кто не посмел рискнуть и уйти, постепенно забывали свое прошлое и уже не тяготились настоящим. Среди них был и Мирон Фокич Буркин. Он уже мало внимания обращал на обиды со стороны тех кто сильней, и сам с удовольствием отыгрывался на ниже стоящих. Понимание той же справедливости, было у него своеобразным. Хорошее ему, значит мир, устроен правильно, а если не очень, то значит, что-то сломалось в этом его мире. Но хорошо ему теперь бывало редко, постоянно хотелось большего, не оставляло чувство неудовлетворенности, чего то не хватало все время. Будто какая то болезнь поразила все его существо и, не было от нее спасения, кроме бегства, но убежать было трудней, чем остаться. Система, хоть и не совершенная, работала и сбоев не давала, а он был частью этого механизма, значительной, но заменимой. И этот страх перед будущим, перед тем, что и его когда ни будь, заменят, на другой, новый винтик, не покидала уже никогда.
  
   * * *
  
  
   Долгожданный день настал, Мирон Фокич ощутил это, как только проснулся. Этой ночью он спал хорошо и долго. Такого давно не случалось, и на душе было непривычно легко, ни что не тяготило, не скреблось обиженной кошкой. Мокин позвонил около восьми, когда Буркин заканчивал завтрак, состоявший, по традиции из холодца с хреном. Мелкий клерк из администрации сообщал, что Сопликовский в сопровождении губернатора, отправиться в Шапкино сразу после обеда. Встречать высоких госте предстояло по традиции, на границе района. Хлеб-соль, девушки в национальных костюмах и продолжительные объятия, были непременными атрибутами таких встреч.
   -А дороги то я вам скажу у вас почище, чем у соседей.- скажет губернатор после лицемерных объятий и восторгов по поводу долгожданной встречи. Тоже самое он скажет и другому и третьему главе. Все это знают, и отвечают тоже традиционно, дескать стараемся ваше превосходительство, живота не жалеем. Губернатор на это похлопает по плечу и похвалит за рвение. Всю эту дребедень, Буркин наблюдал не однажды и, воспринимал ее как необходимую часть своей работы. Дороги, что у соседей, что в ихнем районе были никакие, но говорить об этом считалось дурным тоном. Все видели проблемы, но озвучивать свои мысли никто не решался, да и к чему, ведь их итак хорошо кормили. А сытый пес не станет лаять на своего хозяина-кормильца.
   Между тем, умение пустить пыль в глаза, являлось непременным качеством хорошего руководителя. Без этой способности, управлять было невозможно. Одни умели это с самого начала карьеры, другие старались постигнуть в процессе руководства, тем или иным направлением. Хороший понт дороже денег, сказал поэт и, Буркин свято соблюдал это правило. За годы своего правления, Мирон Фокич изрядно поднаторел в организации приемов важных гостей и гордился этим. Ему прощалось плохое управление районом, развал местной экономики и бедность подданных, но плохой прием высоких гостей, был бы жирной точкой на карьере Буркина. Надо сказать, что расходы на прием всевозможных делегаций, занимали важное место в бюджете района, далеко опережая расходы на социальные нужды и сельское хозяйство, не говоря уж о культуре и образовании. И тем не менее, их приходилось частично покрывать за счет коммерсантов и не развалившихся еще предприятий и колхозов. Хорошо, с размахом принять гостей и выдать желаемое за действительное стало уже частью характера местных чиновников. Там, где надо организовать массовость, привлекали, снятых с уроков, старшеклассников. Где лежала вековая куча мусора, в мгновение ока вырастал легкий забор. По окончании мероприятия, и школьники, и забор, исчезали так же быстро, как появлялись. Пару лет назад, во время смотра полей, Мирон Фокич завез делегацию, на поля, передового хозяйства, соседней области. Все были в восторге, от увиденного и, единодушно признали Шапкинский район лучшим по этому показателю. Буркина хвалили, похлопывали по плечу, завидовали.
   -А это чьи такие плохие поля?- поинтересовался Белкин, указывая пальцем на, заросшие сорняками, тощие всходы пшеницы.
   -Это соседей наших земли.- не моргнувши глазом, соврал Буркин, и всем стало хорошо от сознания, что кому то плохо.
   -Мирон Фокич, припомнил тот забавный случай и, почему-то вздохнул. Толи от своей наглости, толи от глупости членов делегации, но ему стало грустно и стыдно за тот случай. Такого за ним раньше не водилось, и Буркин счел это дурным предзнаменованием. Но размышлять далее, не оставалось времени, надо было подготовить все к встрече, за всем присмотреть, если надо подправить.
  
  
   * * *
  
   А денек разыгрывался хороший, Солнышко во всю светило на заснеженный поселок и поля окрест. Пороша, слепящая и невесомая, струилась в неподвижном воздухе, славный разыгрывался денек. После трех недель пасмурной и ненастной погоды, перемежавшейся холодами, метелями и дождями, прояснилось небо, потеплело и посветлело на душе. Хотелось на улицу, на свежий морозный воздух, прочь от жилья, хотелось начать новую жизнь без страха и обязательств. Но Мирон Фокич, сурово одернул себя за минутную свою слабость, за потерю бдительности. Не пристало ему, грозному повелителю Шапкино и окрестностей, поддаваться таким бесполезным слабостям. Решалась если не судьба, то многое в жизни Буркина, и он был готов к этому, как никогда. Холодно простившись с супругой, он покинул свой просторный особняк в самом центре поселка, и погрузившись в недра персональной "Волги", отбыл на службу.
   В поселке царило необычайное оживление. Толпы верующих осаждали церковь, не способную вместить всех желающих, со стадиона доносился рев болельщиков, репетирующих кричалки, у музея стояли группы экскурсантов, а в школе, ученики младших классов еще раз заучивали биографию известного олигарха Сопликовского. Перед домом культуры, последнюю репетицию проводили девушки в народных костюмах, им предстояло выехать к границе на встречу олигарха и губернатора. Всем жителям поселка, нашлось занятие в этот исторический день. Только пришельцы в Лиле маликян и лунатиков, занимались своими обычными делами, мало интересуясь суетой аборигенов. Хотя их присутствие, тоже не повредило бы имиджу района, но проблемы шапкинцев, были мало понятны пришельцам, и они считали, что у местных жителей какой то очередной праздник.
   Мирон Фокич побывал везде, где шли приготовления, посмотрел, поправил, если надо, подсказал. Несмотря на внешнее спокойствие и невозмутимость, он очень переживал и боялся малейшей оплошности. Все таки, под его началом были живые люди, а не бездушные машины, а еще это были наши люди. А наш человек, как известно весьма непредсказуем, а потому опасен. Но все шло как по маслу, и это настораживало Буркина, рождало в душе новые приступы не хороших предчувствий. Такая слаженность в действиях пугала, была несколько необычной, даже для такого опытного массовика-затейника, каким считался Мирон Фокич. Но все шло как надо, и он стал успокаиваться. С границы.. докладывали, что дорога в порядке и, туда уже отправились участники художественной самодеятельности. Футбольный турнир его имени уже начался, одуревшие от холода футболисты играли за страх и чтоб не замерзнуть. Все шло колесом, только Мокин не звонил, хотя обещал предупредить, когда кортеж с олигархом и губернатором двинется в сторону их района. Выслушав еще раз доклады о положении дел на всех участках, Мирон Фокич покинул кабинет и вышел во двор администрации. Там его ждали наиболее проверенные и преданные люди из ближайшего окружения.
   Фролов, Синичкина и Данилыч, стояли по стойке смирно. делая равнение сообразно местонахождению главы. Для пущей важности, и в соответствии с важностью момента, Буркин пару раз прошелся вдоль строя и уже протянул руку к дверце машины. Писк сотового телефона, заставил его вздрогнуть и одернуть руку. Звонил Мокин, говорил приглушенно и быстро.
   - Ни куда не езди, отмени все мероприятия, и уйди что ли в отпуск задним числом, а сейчас поднимись в кабинет и включи телевизор.- Буркин оторопел и не смог произнести ни слова. Он непонимал, что происходит, но чувствовал, что случилось, что- то, нехорошее. Пошатываясь, на сделавшихся ватными ногах, он возвратился в кабинет и включил телевизор. Шел выпуск криминальных новостей, в котором сообщали, что известный олигарх Михаил Сопликовский, задержан сотрудниками спецслужб в областном центре. Олигарху было предъявлено обвинение в неуплате налогов, махинациях с ценными бумагами и сотрудничестве с криминальными группировками. Буркина бросило в жар, такого удара судьбы он не ожидал.
   -Идиот, Мишка, он то думал, что надо только взятки давать, а налоги платить не хотел,- проговорил он, обращаясь к пустоте и вышел вон.
   Солнце светило во всю, толпы зевак двигались в различных направлениях, в поисках зрелищ, славный разыгрывался денек, но для Буркина этот день закончился. Не видя ничего перед собой он шел по улице, а следом медленно ехала персональная "Волга". Мирон Фокич позабыл уже, когда вот так ходил пешком, и находил ощущение ходьбы приятным. А вокруг кипела жизнь, орали болельщики, пели участники самодеятельности, галдели у музея озябшие школьники. Буркин шел и не видел этого движения, этого, хорошо отрепетированного веселья. Он просто шел по дороге, и Россия, большая и загадочная, простерла перед ним снега свои.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"