Сатурин Вадим. Feel

Вадим Сатурин

FeeL

слышишь тиканье часов?
мы родились не в то столетие...
здесь так мало нежных слов.

а любовь?..
за междометие.

-- От автора

Сейчас 02:15 ночи. Нужно успокоиться и попытаться расставить свои мысли в четкой последовательности. Остывший кофе... полупустая пачка сигарет... немного чернил и включенный в комнате ночник. Его свет падает на исчирканные листы бумаги... на подожжённые и вновь затушенные строки. В комнате душно, накурено, мрачно и вот-вот перегорит мерцающая вольфрамовая нить.

Я прошу у вас прощения за то, что текст перед вашими глазами будет содержать слишком много эмоций, лирики и переживаний. Возможно, кому-то они покажутся слишком приторными, словно мёд, а кого-то опьянят своей вычурностью и символичностью, раскрасив акварелью ночь.

Позволю себе небольшую ремарку...

Ах, еще никогда мои сновидения не были столь глубоки, мысли столь поэтичны и неповторимы. Я знал, что задерживаться в сказках опасно, а сновидения вызывают привыкание, но они так нежно сверкали яркими красками, были наполнены дивными чудесами, которые невозможно ощутить наяву и уж тем более передать через буквы и строчки, что было невозможно оторваться.

В те дни я уже третий месяц работал над сюжетом очередного рассказа-триллера, который содержал много описаний сцен насилия, жестокость и боль. Невольно настроение произведения передавалось мне, а быть может, именно я заряжал его своим безумием. Я переживал этот сюжет как никогда глубоко. Кипящее масло проливалось на мои мысли, вызывая душевную боль, апатию и нежелание писать что-либо дальше. Герои были психопатичны, социально-опасны и непредсказуемы. Они тревожили меня, окружая со всех сторон, и растаптывая летнюю романтику своими грязными ботинками. В черных-черных масках они смеялись над собственным создателем.

Продумывая сюжетную линию, ведя персонажей по следу маньяка-педофила, я настолько сильно замкнулся в себе, что от переживаний стал засыпать ближе к утру, уже видя рассвет. Я пил много кофе, выкуривал за день сразу несколько пачек сигарет и постоянно думал о том, что рассказываю людям через чур аморальную и кошмарную историю. Я не ставил точку и не накладывал на себя цензуру только потому, что это могло произойти с любой семьей и я считал своим долгом предупредить их об этом.

Да, я потерял спокойствие и попал в водоворот внутренних переживаний, глубокую депрессию, чаще гулял по городу в скверном настроении и не обращал внимания ни на людей, ни на теплую солнечную летнюю погоду. С началом работы над триллером всё цветное неминуемо ушло на задний план, поблекло и растворилось. Уже привыкнув к такому аффекту собственной психики, я ни сколько не удивился этому и даже был искренне рад, что в отпуске полноценно концентрируюсь над одним произведением. Но... Мои сновидения невольно стали основой для этого очерка, который вы держите перед собой. В нём очень много личного, практически запретного и откровенного о чем я говорю с румянцем на щеках, но о чем, одновременно с тем, более не могу молчать. Это ни рассказ, ни роман, ни заметка. Это меланхоличный эксперимент, небольшой очерк, который я хочу посвятить всем тем, кто не может быть вместе.

Надеюсь, вы не осудите меня за то, что я наполнил его, возможно, непонятными ощущениями, отчаянной рефлексией, меланхолией и чем-то совершенном ирреальным.

Дождитесь ночи, налейте немного вина в изящный фужер, взгляните на небо. Найдите на нём именно ту звезду, что светит только вам. Задержите дыхание, затем глубоко вдохните.

Чудеса начинаются...

-- Прелюдия

горизонты снов
никуда не вошедших,
пустых магистралей разбитых сердец,
одев на себя черно-белые шали...
идут и идут под венец.

небеса объятий
нежной грусти,
закроют глаза твои до утра
и там... в серебряной пудре
начнутся любви чудеса.

Уже не помню, в какой день недели, поставив точку в главе триллера, я лёг на диван и совершенно забыл подложить под голову подушку. Меня трясло настолько сильно, что ноги и руки в унисон биению сердца подлетали в неведомом доселе импульсе, мышцы неприятно сжимались, а чернота перед глазами сменялась яркими вспышками удивительно невинной белизны. Я решил до последнего противиться тому, что не могу уснуть. Как бы мне не хотелось перевернуться на бок, встать и выйти на балкон, продолжить писать рассказ, я все равно продолжал лежать на спине и смотреть черно-белый фильм реальности. Черный экран... белый экран... белый экран...черный экран. Тысячи одинаковых изображений перед глазами, тысячи совершенно монотонных звуков вокруг: будто капающий кран или звук включенного вентилятора - тысячи ощущений снятых под копирку. Всё одинаково, всё пресно и скучно, до того момента, как...

Стены моей однокомнатной квартиры стали мягкими, пластилиновыми. Спустя мгновение они стали жидкими и бесформенными. Еще секунду спустя потолок с криво наклеенной плиткой, в который я смотрел уже час, стал исчезать, обнажая передо мной удивительной красоты звездное небо, миллионы чудесных созвездий и сказочных планет, которые нельзя найти ни в одном астрономическом справочнике. Я отчетливо помню, как очутился на крыше небоскреба, который можно встретить только в Нью-Йорке. Если это был сон, то откуда столь четкое представление о нём? Я точно знал, что высотка располагается в центре огромного мегаполиса и имеет высоту ровно 155 метров, в которых уместилось около семи тысяч офисов... что в верхней половине здания установлены тонированные окна, а дверь, ведущая на крышу всегда открыта из-за старческой рассеяности охранника.

Я посмотрел на себя. На мне был черный пиджак, одетый на белоснежную рубашку с галстуком с небольшим туго затянутым узлом, черные брюки и до блеска начищенные туфли. Ранее я мог появиться в таком облике только на официальном мероприятии, но постоянно испытывал чувство дискомфорта. Стоит отметить, что костюм был очень узким, с вшитым корсетом, для подчеркивания мужской фигуры, плеч и осанки. Этот момент еще сильнее удивил меня, так как в реальности, я предпочитал более свободную одежду, постоянно сетуя на якобы излишний вес.

Второе, что удивило меня, это обстановка вокруг. Посередине крыши стояли два белых столика с двумя чашками кофе и зажжённой длинной дамской сигаретой. На столике чуть левее один стул был задвинут под стол, а за вторым, как мне казалось, кто-то сидел.

Погода была прохладной, ветреной, но неповторимо приятной... Ах да, близ постановки был установлен высокий фонарь, свет от которого падал строго на центр между столами и молочно-лунным теплом растекался на два-три метра вокруг, навевая легкую интимную обстановку. Поверьте, от такого красивого зрелища в атмосфере ночных звезд, высоты и ярких огней мегаполиса голова едет кругом... чувствуешь себя сумасшедшим, раз видишь это наяву, но хочешь им быть... да-да, хочешь быть этим романтичным психом до самого конца, хочешь вновь и вновь окунаться в такую ночь, грезить и мечтать и... даже если этим сладко-ванильным мечтам никогда не сбыться в мире людей, то они оставят о себе память, оставят возможность кричать о них направо и налево, писать романы и сочинять песни.

Не думая, я шагнул вперед...

Сердце тревожно стучало, словно я шел на первое свидание в своей жизни. Вы помните его? Вы помните, как волнительно кусали губы, как причесывались, как прятали глаза и невольно "рекламировали" себя перед тем, кто был вам мил.

Вы помните это?..

Это нервное ощущение, словно, от встречи зависит ваша последующая жизнь. Да, мы - люди, так любим идеализировать. Еще в детстве, нас учили раскрашивать черно-белые картины, а если не хватает яркости, слюнявить карандаш... а если не хватает карандашей, то использовать один и тот же цвет дважды, лишь бы не оставлять черно-белых пятен в раскраске. И чем старше мы становимся, тем сильнее давим цветным карандашом, желая любым способом привнести романтику юности и детства в свою жизнь. Мы хотим стать беззаботными детьми и играть в игры, которых так боимся, став взрослыми.

Прислушайтесь к себе и ответьте на вопрос: ребенок вы или взрослый?

Мгновение спустя, я подошел к первому столику, взял резной стул за спинку, отодвинул и аккуратно сел. Вдохнул полной грудью аромат кофе и, добавив два сахара начал его размешивать.

- Ты тоже мешаешь против часов стрелки? - спросил меня женский голос, нежность которого меня поразила. Звук шел прямо от столика напротив. В эту же секунду я заметил, как кто-то стал поднимать тонкую сигарету из пепельницы, затягиваться ею и выпускать клубы сладкого плотного дыма.

- Ты здесь? - спросил я. - Почему я тебя не вижу?

- А разве имеет значение, как я выгляжу в твоём сне? - кокетливо, спросила она. - Разреши, я присяду к тебе, ведь место за столиком свободно?!

Вы не поверите, но я видел это своими глазами. Я слышал, как аккуратно она переставляет каблуки и, что-то напевая себе под нос, идёт ко мне... я чувствовал, как вместе с собой она привносит в эту постановку запах цветочных духов, сигарет, кофе и секса. В мою вечную осень врывается её весна. На крыше в полной свободе ночи, в мигании созвездий и под ярким светом луны пришла она.

- Да, конечно! Просто я очень удивился, ведь встретил в своём сне еще кого-то. Обычно здесь совершенно одиноко и пусто, а я прихожу сюда с блокнотом, черной ручкой и что-то пишу, порой не понимая смысла сам. Иногда я сомневаюсь в том, что это кому-то нужно...

Девушка перебила.

- Ночь - это сомнение в "голых фактах" и поиск себя в других. Все мы одиноки!

Мне стал интересен этот диалог обо всем и ни о чем.

- Еще никогда не разговаривал во сне с кем-то. Обычно просто молчу и пью кофе. Кстати, первая чашка лишь мотивирует выпить вторую, - улыбнулся я.

- Это намек?

- Нет, просто чашка совсем маленькая... В общем, да намек! - засмущался я и спрятал глаза в звезды.

- Ха-ха-ха, ты такой забавный когда говоришь, и такой серьезный, когда куришь, пуская струйки дыма в небо, в котором так много тишины. Но я знаю, где мало слов - там много чувств. Именно они заставляют нас замолчать и просто чувствовать. Между прочим, это я создала этот сон, чтобы поговорить с тобой. Ты мне необычайно интересен тем, как ты искусно переплетаешь красивую романтику с удивительно черными и мрачными картинами своего мироощущения, - сказала она. - Как тебе обстановка вокруг? Я знала, что ты любишь кофе и сигареты, но побоялась добавить туда коньяк. Ведь мы еще успеем выпить? Ты любишь коньяк или вино? Быть может, это раскрасит твои печальные сны без меня?

- Этого не может быть.... Но это "не может быть" просто восхитительно! - улыбнулся я и отпил вкусный кофе с приятной горечью и сладким послевкусием. Помимо чашки, блюдца, сахара и сливок, на столе лежала моя любимая марка сигарет и бензиновая посеребренная зажигалка с выгравированной надписью "FeeL". Я закурил...

- Нравится? - спросил меня женский голос.

- Это не может не нравиться, - ухмыльнулся я.

Знакомство с невидимой мне девушкой стало до того удивительной игрой, правила которой я не знал, что весь заинтригованный, я протянул вперед руку и коснулся воздуха, желая осязать в нём её.

Послышался смех.

- Сейчас ты еще не сможешь меня увидеть, - сказала она. - Мы находимся в первом сне, где я не могу воплотиться в удобную для тебя форму. Всё, что ты можешь... это только чувствовать и жить своими ощущениями.

Я отпил немного кофе из небольшой белой чашки и поставил её на маленькое блюдце. Чашечка напротив невидимой рукой также поднялась, наклонилась и вновь вернулась на место. Это был тет-а-тет со своим сном, в котором кофе подобно ритуалу, а сигарета - молитве.
- Это так прекрасно и жестоко одновременно, словно, глоток горького вина, который забыли подсластить. Оно может стать сладким, если перестать ограничивать своё воображение.
- так представь, что я рядом и охотно царапаю ногтями твою спину, оставляя на щеке ярко-красный след от помады, который ты не сможешь стереть до утра. Ведь это легко сделать, если твой сон осязаем, а мои ногти остры! - сказала она, коснувшись моих волос ветром.

Махая рукой перед своим носом, я заметил, что наручные часы остановились. Время замерло. Оно покинуло нас, оставив один на один с ночью.

По собственным ощущениям мы пробеседовали около двух часов. Я разговаривал с незнакомым мне женским голосом извне, который спрашивал о будущих планах, увлечениях, любимых сортах кофе и табака, симпатиях и антипатиях к современному человечеству. Она интересовалась о моих любимых прозаиках и поэтах, творческих успехах, падениях вверх и прыжках вниз. Не боясь никакого подвоха, я был настолько искренним, что в ту ночь рассказал очень многое о себе, удивляясь своей откровенности и редкой пылкости в словах.

- Видишь, как мигают звезды? - задал вопрос женский голос небывалого очарования. - Если закрыть глаза и абстрагироваться, то можно услышать мелодию...музыку, которую они навевают мне и тебе, не боясь быть услышанными людьми на такой бесчувственной планете Земля. Я привыкла быть одна... всегда одна... и, пожалуй, это большая ошибка, что я решила появиться перед тобой... - неожиданно сказала девушка.

Не дослушав, я спросил:

- Почему в твоих словах так много печали? Что-то произошло?

- Нет, просто осознавая то, что мы с тобой из разных веков, из разных столетий, но с одним мировоззрением, мне хочется плакать и проливать на землю дождь... Ты приносишь с собою осень, а она... она прорывается через духоту океаном ностальгии и привычкой брать с собою зонт.

- Ты о ком-то грустишь? - вновь спросил я, пытаясь понять резкий перепад настроения, ведь и сам не раз ловил себя за тем, что за день мог перескакивать с "навеселе" на глубокую печаль.

- Все мы о ком-то грустим. У всех нас есть столик на двоих, за который никогда не сядет кто-то второй. Его стул будет задвинут, да и чашка кофе никогда не оторвётся от блюдца... Но знаешь, я всегда буду приходить в эту кофейню, чтобы в одну прекрасную ночь произошло чудо и именно тот человек, которого я так жду, испил напиток из неё. А если не он, - грустно сказала она и вновь повторила. - А если не он, то, пусть, чашка разобьётся об моё сердце и осколками ранит душу.

- Но ведь мы сидим напротив друг друга? Но ведь мы встретились.
- Мы всего лишь сны. Ты - мой, а я - твой. Ты пишешь про меня, а я живу тобой... Ты разлучаешь меня, а я люблю тебя.

И она ушла, придвинув стул к столику, оставшись загадкой.

Еще долго я слышал цокот её каблуков, чувствовал легкий весенний запах духов, вспоминал услышанное и не хотел просыпаться. "Куда она ушла? Нет, совсем не этот вопрос меня интересует", - думал я тогда, нервно выкуривая сразу же вторую сигарету. - "Откуда она появилась? Для чего? Зачем? Почему пришла в мои сны? Или я попал в её? Боже, как всё запутанно и сложно. Как же не изучены наши видения... как мало мы о них знаем... как много хотим узнать... мы многого боимся и многого желаем. Нас рвут эти противоречия ночами на части".

Второй раз мы встретились там же. Я попал в сновидение, сел за стол и обнаружил там небольшую открытку. Перевернув её, я увидел красивый женский почерк. В открытке было написано:

"уходя в ночь, я оставлю тебе обратный адрес
своих снов и осеннего дождя.
до востребования..."

- Ты здесь? - спросил я, смотря по сторонам. Никого не было. Стул был задвинут. Пепельница пуста, чашка напротив тоже. Лишь в моей, выпуская струйки белого пара, остывал черный кофе. - Где ты? Почему ты не приходишь вновь?

Я залез в нагрудный пиджака. Что-то неприятно кололо меня в область сердца. Там оказались небольшой блокнот и обломок острозаточенного карандаша. Тогда, я впервые написал ей:

"Ты появилась на несколько часов, узнала так много обо мне и ушла в никуда... почему?.. зачем?.. для чего?... даже услышав мой рассказ, ты так мало знаешь обо мне... Где ты?"

Ответ незамедлительно проявился на обратной стороне листка. Он написался так быстро, что я вскочил со стула, думая, что окончательно сошел с ума, раз вижу, появляющиеся из пустоты строки.

- Я никуда не уходила... но мы не можем быть вместе. Мы можем дополнять, но не быть вместе... Пойми. Там, где я существую в реальности, тебя нет... А там где живешь ты, нет места для меня. Боже, как это трагично... Тысячи временных витков нашли только одно место для нас - сны и их различные уровни.

Дальше, мы принялись переписываться на листиках бумаги. Я торопливо, не проверяя орфографию писал и писал ей то, что сейчас можете видеть вы. Этот исписанный блокнот до сих пор лежит перед экраном моего монитора.

- Не забывай, что сердце слева и даже если оно молчит, и даже если ему так мало кофеина, то оно еще способно любить. А если ты еще раз проткнешь его спицей, то оно ударит тебя током... - писал я, порой не понимая, откуда и куда идут мысли, но судя по ответу, всегда попадая в такт.
- Ты хочешь сказать, что мне не стоит этого делать? - отвечала она текстом и полушепотом.
- Я этого не говорил. Просто не забудь, что оно слева... Сердце всегда слева. Это ни оно летит мимо чувств, это чувства не задерживаются в нём.

- Ты любил? - написала она, сначала без знака вопроса, а потом нарисовав его ярко-красным цветом.

- Я люблю и по сей день! - ответил я.

- А фантазии могут любить? Если я фантазия и существую только здесь, то как ты можешь меня полюбить? Разве ты сможешь перенести химию чувств в эту реальность? О, тысячи "НЕТ" и миллионы проклятых "ЖАЛЬ". Бредовая та любовь, в которой невозможно коснуться горячего тела любимого человека.

- Запутано, всё так запутано! - сделал вывод я, и спросил у неё. - Ты всего лишь фантазия? Значит, моя любовь способна создать чувства на этом иллюзорном небоскребе?!

После продолжительной паузы, я прочитал ответ:

"А может быть, фантазия это ты? Или мы оба состоим всего лишь из ощущений друг друга? Ты так боишься "укола в сердце", что мне непременно хочется лишить тебя покоя. Ты мучаешь меня в реальности, а я тебя во снах. В наших жилах течет совершенно не то вино, к которому привыкли люди..."

Я ущипнул себя, чтобы проверить то, в каком мире нахожусь. Почувствовал боль...

- Нет, я реален...

- И да, и нет! Ты сновидение в сновидении, а я твоя муза и твоя сказка. Я тебе так знакома и одновременно с тем, так загадочна и неповторима. Если ты будешь абстрагироваться в своих записях, то непременно узнаешь, кто я, - написала она и подчеркнула последние слова.

В этот миг на крыше заиграла музыка. Голос певицы был настолько красивым, что мне захотелось закрыть глаза и раствориться в этом водопаде нот, в мелодичном переливе мелодии и шепоте.

- Ты хочешь меня любить? Или хочешь меня ненавидеть? Ты хочешь приторный апельсиновый фрэш или тебе ближе горько-сладкое вино? Я совсем не знаю тебя... но мне все равно, что придумать, - с улыбкой, спросил у неё я и почувствовал, как кто-то закрывает теплыми руками мои глаза сзади и что-то шепчет на ухо.
- Ответы на вопросы я пришлю тебе ночью, когда в моей реальности перестанут продавать любовь и спиртное. Если ты хочешь узнать меня всю, то ты должен быть настолько откровенным и честным, чтобы... чтобы закипала и кровь и вино, чтобы тухли старые и загорались новые звезды, чтобы на смену одной прекрасной песни, начинала изливаться новая. Ты не должен бояться своих фантазий, своих чувств ко мне... ко мне... ко мне... - несколько раз повторив окончание, сказала она и убрав жаркие ладони, открыла мне глаза.

Так, мы то общались, то переписывались с ней больше двадцати моих сновидений, пока я опрометчиво не заявил себе вслух, что влюбился в свою собственную фантазию. От одной мысли, что я вновь её услышу или вновь прочитаю её строчки, запускали мои скрытые энергетические резервы. Словно, под действием несуществующих в мире сил вдохновения из моего сознания изливались всё новые и новые мысли. Ах, это было прекрасное время летнего забвения. В то время я не даже не брался за психоаналитический анализ аффектов своей психики и просто плавал по волнам из грёз и мыслей о ней.

Переписка двоих влюбленных - это непонятная третьему система выражения чувств и мыслей. Это совершенно другой язык, которым переживают временную разлуку. Вы должны это чувствовать не меньше меня. Я уверен, что вы не раз писали письма. Это кажется, так легко, но как только кончик пера или шариковой ручки касается листа бумаги, мысли разбегаются в разные стороны и махают вам на прощание, отправляя воздушный поцелуй вашим намерениями. Но стоит вам замереть, пережить мучительные минуты пустоты и боязнь чистого листа, как самые верные и чистые мысли возвращаются обратно и заполняют своей неповторимостью каждую строку.

Также было и со мной. Я мог совершенно спонтанно написать ей целую поэму за один вечер, но чаще просиживал над одной строчкой в бесконечной ночи пока не появлялась она, даря мне букет из рифм, пускай и несуразных для знатоков поэзии. Я - не поэт и никогда им не был, но удержаться и не записать свои ощущения невозможно... неправильно... глупо и эгоистично перед своими читателями.

Мы встречались на крыше небоскреба, беседовали о безответной любви и декадансе, смеялись и плакали до рассвета того мегаполиса, чтоб был под нами. Иногда я читал ей свои совершенно неправильные стихи и отрывки из рассказов. Если бы кто-то посмотрел на нас со стороны, увидел бы меня - сумасшедшего и общающегося с воздухом. Но тогда мне хватало того, что я знал, что она где-то рядом...

- Читай не стесняйся... здесь никого нет... читай и пиши только для меня, - говорил мне её метафизический образ. - Читай прямо сейчас. Пиши то о чем кричит твоё сердце или шепчет твоя душа. Не бойся урагана, который после твоих слов может перевернуть наш хилый столик. Кофе будет пролито на штанины твоих брюк; уголь сигареты прожжёт моё белое платье... но после него... ах, после него твои мысли будут такими чистыми, романтичными и непревзойденными ни одним гением, обитающим в серой яви. Они будут стараться всеми силами лишить тебя снов, но я всё равно буду рядом и приду на помощь.

И я продолжал писать на клочках бумаги наброски новых произведений, придумывая сюжетные линии, соединяя и разлучая героев и героинь. Последнее время мне было их не жалко, словно, их вовсе не существовало. Каждый триллер закалял меня, делал хладнокровным и еще более закрытым интровертом, живущим за "столиком для пяти своих".

Так в очередной раз, когда "недопоэт внутри меня" не пел, я не нашел ничего лучше, чем прочесть ей свою очередную отчаянно-печальную стихоформу, которую когда-то посвятил человеческому равнодушию в XXI веке.

ты смотрела на меня одиноко
и рвала сто роз на ветру,
и кололи шипы жестоко
в волшебном английском саду.

"никогда не говори никогда".
не боюсь этих проклятых слов
я растил мечты до утра,
voilЮ тебе тысяча роз

если нет я уйду по-английски
через пепел сожженных писем,
через чувства в которых зависли.
я уйду, клянусь, по-английски!

но ты смотришь на меня одиноко
и рвешь на цветах лепестки.
меня колют шипы жестоко...
вот и все. прощай и прости.

- Ах, как невыносимо печально от твоих слов, - ответила мне она. - Такое чувство, будто ты заранее знаешь, что твоя любовь - трагична! Это так?

- Не знаю... - ответил я, скомкал листок бумаги с пятнами кофе и убрал в нагрудный карман пиджака. Удивительно, но мне удавалось переносить эти листки из реальности в мир сновидений и обратно. Как это возможно? Наука молчит. А я знаю, что незримый моим глазам главпочтамт от сна ко сну присылал мне письма с откровениями, ужасами, сказками, экспрессивными депрессиями и сновидениями наяву.

Вы получали письма из других миров? Если нет, то отправьте первым.

-- Существование

на последнем дыхании страсти и чувств,
на последнем прыжке в зыбучесть песка
мы забудем друг друга на радость и грусть,
и солнце моё - луна навсегда.

От частых посещений столь иллюзорных снов, я всё больше понимал, что именно в этом мире могу осознавать нечто недоступное мне наяву. Я так много курил и пил кофе, что сбивался со счету и чувствовал, как мне становится тяжело дышать. Но через минуту тяжесть сменялась ощущением прохлады, чистоты, добра и невинности всего вокруг. До рассвета мне было важно вновь и вновь услышать одну лишь её...

Мы оба чувствовали, что знакомы тысячу лет, поэтому сближались с каждым сном и говорили максимально откровенно... говорили запутанно и непонятно, но по-детски искренне.

- Запах кофе, который ты варишь мне во сне, сводит меня с ума. Почему тебя нет в реальности?.. Почему ты скитаешься по глубинам сновидений, оставляя мне короткие обрывки переживаний и лёгкое возбуждение?
- Потому что этого хочешь ты. Ты вожделеешь, чтобы я была твоим сном. И я становлюсь им. Я есть та самая спичка к сигарете, благодаря которой не тухнет твой огонь, - незамедлительно отвечала она, а я пускал дым колечками и читал её строчки быстрее, чем появлялись буквы, нежно-нежно выведенные её почерком. Поразительно! - Только не называй меня музой, в первую очередь я - девушка.

- Если ты хочешь... Если ты желаешь, то этой ночью мы прольём горько-красное вино на белые простыни... я не боюсь запачкать их любовью и потерять сон на тысячу веков. Да, я сошел с ума, раз пишу тебе в другой век... но... черт побери, я не боюсь завтрашнего урагана, ради кайфа этой ночи.
- Ха-ха, - мерещился её смех. - Ты так похож на меня, что мне становится страшно. Я куплю еще вина, чтобы мы встали под этот капризный душ из звезд. Как ты думаешь, они "за" или "против"?

Я задумывался.

- Они могут нам приказывать? Ты помнишь, я пришел к тебе в сон? Да-да после того, как ты выпила несколько фужеров своего любимого вина... я оставил там открытку, которую ты потом подписала с другой стороны и надушила своими сладкими-цветочными духами. Ты...помнишь...это?
- Я не подписывала её, просто оставила след от губной помады. Слова ты придумал сам, но я так люблю оставлять открытки со своими стихотворениями, которые ты потом покажешь людям... Например, вот это:

"мы ходили друг для друга на цыпочках:
одна радость и одна печаль.
мы были краски цветочных открыточек,
да потеряли их...
как жаль."

И ведь она была права... После первой встречи в сновидениях мои мысли в реальности изменились. Они наполнились какой-то недоступной раньше романтикой, стали для меня утехой в моменты написания мрачного рассказа, стали для меня усладой в минуты горьких одиноких ночей, стали романтично-печальной забавой, которую я боялся потерять.

На втором уровне снов, я был в её уютной небольшой квартире. В комнате стояло старенькое пианино с раскрытой нотной грамотой, на столике лежал раскрытый блокнот для наших переписок, а в углу за тонкой прозрачной шторой стояли пустые бутылки "Шардоне" и "Изабеллы". Я примечал какую-нибудь деталь и спустя сутки рассказывал об этом ей. Я знал, что она где-то рядом, резко оборачиваясь я мог заметить локон её светлых волос или замерев, почувствовать на себе взгляд её красивых темно-зеленых глаз. С одной стороны она была молодой девушкой, которой свойственна легкость, наивность и кокетство, а с другой, взрослой опытной женщиной, которая верит только честным комплиментам и уже не раз обжигалась и ошибалась в людях. Её возраст так и остался загадкой для меня. Он был метафизичен, как и сама она.

- Вчера блуждал по твоим снам. Удивительно насколько много в них выпитого вина и съеденных трюфелей. Да-да, это был точно твой сон и я даже видел то, как ты пряталась от меня с зажженной сигаретой. Это твой дым рождает мои облака, это твой пепел падает дождем на мои тексты...
- Это был всего лишь сон, - ответила мне она, ярко выдавив текст с обратной стороны очередного листика в клетку.
- Нет, потому что я не спал, когда ты читала сказки...

- Хм, ты не прав. Всё чаще я показываю тебе второй уровень сновидений. Да, ты приходишь сюда, садишься за столик, выпиваешь кофе или вино и улетаешь уже в мой мир разбросанных по полу книг, вылитых на скатерть вин и порванных писем. Это всё от отчаянья. Я привыкла жить для других... жить жизнью других сердец. Но люди стали такими холодными и равнодушными. Их уже не беспокоят чужие чувства, и поэтому я уже давно скрываюсь от них.

- Так почему ты боишься показаться мне? Почему мои глаза не видят тебя? - спрашивал я, меланхолично смотря на звезды над головой, которые шептали мне в ответ.

- Увы, время не вернуть, столетия не развернуть вспять и нам не встретиться на стыке веков. Если бы это было возможно, то я бы отдала всё, что у меня есть... А что у меня есть? Ничего, кроме твоих злых сказок, стихов и надежды на светлое завтра.

- Подожди-подожди! - пытаясь разобраться в её словах, сказал я, отпив немного горького кофе из белой чашечки, добавив в него сахар, размешав против часовой стрелки и вновь отпив. - Получается, что ты и есть ощущение?

- Не совсем. Я состою из ощущений, я нечто достаточное, а все необходимое ты можешь придумать сам. Именно ты можешь наделить меня любой формой, раскрасить в любой цвет, придумать то, что я буду кушать на ланч и пить на ночь. Я твоя фантазия, понимаешь? - спросила она кокетливым голоском.

Мы ели чизкейк, пили кофе, то и дело курили, пуская дым в небо. Он в свете ночного фонаря расщеплялся на тысячи лучей, и в этом великолепии мне казалось, что я попал в настоящую сказку. Погода была не жаркой и не холодной. Мне было абсолютно комфортно в своём костюме. Лишь изредка я снимал пиджак, вешал его на спинку кресла, но когда становилось ветрено одевал его вновь.

-...здесь не надо переживать о том, как ты отражаешься. Достаточно, представить образ перед собой и начать его осязать, чтобы спустя несколько снов полюбить его и бояться отпустить, - рассказывала она.

- Но реальна ли ты? Реальны ли ощущение в этом мире? - спросил я, собирая ложкой крошки от съеденного десерта. В эту же секунду небольшой поток ветра коснулся моего лба, слегка приподнял челку вверх, подул несколько секунд и исчез.

Девушка засмеялась:

- Ах, смешно, что ты, не будучи логиком, пытаешься всё рационализировать, не понимая, что здесь дуновение ветра за воздушный поцелуй, жаркое солнце - за горячие объятия, а ураган... он разметает влюбленные сердца в разные стороны, чтобы они узнали цену своих чувств.

Я отстрелил окурок в сторону, но он магической силой был возвращен и затушен в пепельнице. "Удивительно", - прошептал я себе под нос.

- Запомни, ты можешь придумать любую меня: жаркую и холодную, извращенную и скромную, высокую до звезд и низкую до кокаина... ты можешь налить в мой фужер парижского вина на радостях или русской водки с горя... ты можешь заставить меня прокурить целый день и ночь, а сделать так, что я превращусь в пар и исчезну навсегда. Я - часть твоих снов, в которых любовь ходит по острию ножа и норовит упасть в бездну, из которой нет пути назад, - минутная пауза. - Подойди сюда... Да-да... именно сюда, где горит огонь.

Я посмотрел по сторонам и заметил, как слева от меня на краю крыши лежит небольшая свечка-таблетка. Подойдя к краю, взявшись за металлическое ограждение рукой, так как с детства я боюсь высоты, спросил:

- Что это?

- Это свеча, которая горит в любое время года... она не тухнет от проливных дождей, лишь сияет тусклее... ей ни по чем ни грусть, ни радость... её не тревожат наши проблемы и переживания, она просто горит на этой высоте и даже если сорвется вниз, ударится об асфальт, то все равно будет гореть.

- Ты видишь в этом аналогию? - спросил я.

- Я вижу в этом нас, - ответила она, и пламя свечи поднялось настолько высоко, что в игре теней от неё я увидел мужчину и женщину, которые, обнимаясь, кружились в танце и смотрели еще выше неба.

- Так красиво! - сказал я, не замечая, как поручень, за который держался растаял, словно лёд, и я чуть было не сорвался с крыши.

- Ха-ха-ха! - засмеялась незнакомка во сне. - Стоит посмотреть куда-то в небеса, как тает земля под ногами, как лопаются все страховочные тросы, и ты начинаешь падать вниз. А любовь... Ах, это внеземное чувство, что окрыляет всех людей: от романтиков до самых приземленных. Именно она наполняет нас энергией с утра и дарит перед сном приятную усталость. Только с ней мы не чувствуем себя в опасности, не видим преград и перестаем бояться Чёрта и уж тем более Бога. Но стоит перестать в неё верить, как моментально остывает кофе и больше не подкуривается сигарета на ветру.

Я смотрел на город, в котором никогда не был. Возможно, это был Париж или Берлин, быть может, Нью-Йорк или какой-то другой мегаполис. Его огни горели так ярко и маняще, что хотелось просто шагнуть вперед и пойти по воздуху, перестав подчиняться земным законам физики. Чувство свободы брало меня в плен, но переступить через ограждение я боялся.

Когда я приходил в эти сны, то узнавал её по аромату духов. Это было неповторимое сочетание чего-то легкого и цветочного, с чем-то более резким и долгоиграющим. Поверьте мне на слово, в жизни я не встречал ничего подобного, и поэтому был крайне поражен тем, как каждый раз моё бессознательное навязчиво наполняет атмосферу сна её запахом. "Это какой-то знак!" - закрывая глаза и вдыхая полными легкими, говорил я про себя, зная, что через секунду, она вновь заговорит со мной.

Во снах мы были практически близки... практически рядом, но, одновременно с тем, так далеки. Мы не видели друг друга - мы просто осязали. Этого было достаточно для того, чтобы сойти с ума и прикоснуться своими дрожащими руками к сумасшествию страстной любви. Да, признаюсь вам, что я сбрендил настолько, что реальный мир потерял для меня всякое значение. В нём я больше не видел смысла. Я не общался с друзьями, перестал отвечать на звонки и писать триллер. День и ночь я лежал на спине на своём диване, смотрел в потолок и то взлетал в сновидения, то вновь возвращался в себя. Грёзы стали для меня удивительным антидепрессантом, главным сюжетом жизни, в которые хотелось возвращаться ежесекундно и с каждым разом на дольше и дольше.

Я ничего не ел уже несколько дней. Выпивал немного воды и обессиленный вновь ложился на диван, чтобы скорее встретиться с ней. Ведь именно она - главная героиня моих произведений, ось всех сюжетов и умозаключений, всегда ждала меня в вечной ночи...

Всё, что нас разделяло, мы находили во снах и безнадежно теряли там же. В мире людей было до того мрачно и грустно, что мне хотелось исчезнуть из него, разочароваться до самого конца и умереть. Я много курил и постоянно думал то о ней, то о своём бездарном триллере, в котором так много жестокостей и правды. Иногда, открывая глаза в реальности, и ощущая приток новых мыслей и удивительного заряда энергии, вновь окунался в работу, продолжая путешествовать вместе с героями триллера по разным закоулкам Новосибирска, наполнять произведения деталями и проклинать всех и вся за отсутствие доброты в мире. По двадцать минут мешая кофе ложкой, я, словно, психически больной человек смотрел в одну точку и думал: "А может быть, это я перестал замечать цвет?" Может быть, я ушел давно сошел с ума и прослыл шизофреником в глазах своих знакомых, которым совершенно плевать на моё творчество. Я стал уверенным, что восполню отсутствие красок, перенеся их из своих снов. Надежда на то, что ночь будет небывало цветной манила меня как можно быстрее закончить очередной день, вонзить точку посреди абзаца рассказа и закрыть глаза.

Еще чаще я думал о её словах касательно черного и белого квадрата, белого мела и пылающего угля. На каком полотне и чем рисую свою жизнь я? Это замыкало меня по несколько часов. Я выключал сотовый телефон, чтобы никто не смел меня побеспокоить, стоял на балконе, сидел в кресле, лежал, стоял в центре комнаты, но постоянно рассуждал об этом. А вы можете легко ответить на эти вопросы? Кто вы - черный квадрат или белоснежный лист? Что в ваших руках: белый мел или черный, пачкающий руки уголь? Находя ответ, я тут же странным образом терял его в своём сознании, огорчался и панически боялся не найти вновь. Моё настроение стало зависимым от грез и ночных мечтаний.

Врываясь в сновидение, я, зачастую, обнаруживал на столике открытую бутылку красного или розового вина, аккуратно нарезанный небольшими треугольниками швейцарский сыр:

- Это я приготовила тебе, ведь здесь не существует и запретов, а значит мы можем спокойно выпить. Я права? Скажи, что я права, не тяни, прошу тебя, - говорила она напротив. Я видел только кулон со знаком зодиака на золотой цепочке, её красивые глаза и дивные светлые волосы.

- Конечно. Мне кажется, в мире снов вообще нет границ и пределов... Можно летать, можно беззаботно смеяться, не думая о том, что будет завтра...

- А что будет завтра? Ты откроешь глаза, и я открою глаза. Мы проснёмся где-то далеко друг от друга, а если случайно пересечемся в твоём городе, то ты... ты навряд ли узнаешь меня.

- Почему? - спросил я, смахивая салфеткой небольшие капли пролитого вина.

- Ответа нет. Аксиома, которую невозможно доказать.

Она высоко поднимала фужер. Я следовал за ней. Мы чокались звонко...пьяно... отчаянно. Наши ночи были такими, словно, завтра вообще не существовало, словно, слово "завтра" придумал тот, кому плевать на сегодня. Она играла мне на пианино свои мелодии, я подбирал рифмы к её песням и вместе мы были одним целым - кофе и сахаром, кофе и сигаретами, вином и поцелуями, ночью и днём, опиумом и кайфом. Мы были сновидениями друг друга, в которых всё, реально. уходило на задний план. Мы знали друг о друге так много и так мало, но нам хватало и этого. Увы, каждый раз я понимал, что наши встречи не вечны, что рано или поздно нам придётся расстаться.

- Что будет, если мы исчезнем? - тревожно спрашивал я.

- Если этот кофейный столик раствориться в черно-белой реальности, а наш блокнот перестанет передавать друг другу письма, то я потеряю тебя навсегда, - отвечала мне она. - Но лишь ты решаешь то, сколько нам просуществовать... только сила твоего воображения притягивает меня к тебе. Через тексты и слова, через предложения и абзацы ты управляешь моими чувствами. Понимаешь?

Я не знал, что ей ответить, поэтому просто молчал, а она меланхолично продолжала:

- Это ты выбираешь, в чем тебе существовать: в триллере или сказке, в темной ночи или светлом дне. Наверное, тебе ближе закат, а быть может и рассвет. Я не знаю...

- Ты хочешь узнать? Ты хочешь полноценно ощутить меня? - писал ей я. - Что для этого нужно?

- Всего лишь одна мелочь. Нужно оставаться в своей фантазии до предела, даже если она заведет тебя на самый край, - написала она ответ, но тогда я еще не понимал о чем речь. - Ты не побоишься шагнуть в след за мной?

- Нет-нет. Как ты могла подумать?! - возмутился я, и жадно допил вина из фужера.

- То есть тебя не страшит третий уровень сновидений? Но ты ничего не знаешь о них!

- Плевать! - крикнул я и звезды на миг погасли, на луну нашла массивная туча, а фонарь тревожно замигал.

- Тсс. Здесь так нежелательно кричать! Здесь так бесполезно кричать, что можно сорвать голос, но не добиться желаемого. Лучше шепот...лучше шептать... лучше сменить звонкие сссогласные на мягкие шшшепящщщие, - лукаво произнесла девушка и наши фужеры вновь наполнились вином. - Может быть, потанцуем?

Я кивнул и резко встал. Стул с грохотом повалился на пол. Я не думал поднимать его, ведь вновь услышал эту прекрасную, манящую за собой музыку. Совершенно не умея танцевать в реальности, я принялся кружиться с этой девушкой, зная только её цвет глаз и волос, её запах и видя перед собой небольшой кулон со знаком Девы. Тучи вновь расступились, на небесном полотне появились яркие звезды и кокетливо выглянула из-за тучи луна.

- Скажи мне, мы в сказке? - спросил я, кружась в танце.

- Ну, точно не в твоём триллере, - ответила она.

- Ты предупредишь меня о том сне, в котором нам предстоит расстаться навсегда?

Она промолчала, положила свою голову на моё плечо и наступила тишина. Так тихо не было никогда в моей жизни, никогда в моих снах, никогда в моих видениях и переживаниях. Всё прошлое отступило на задний план, померкло и исчезло. Эту ночь мне не забыть.

- А ты пообещай мне, что не будешь так жесток к своим фантазиям. Я чувствую на себе их боль! - прошептала она. - Им так больно, когда кто-то из мира людей режет и рвёт их чувства и бросает в огонь. Это цинично...жестоко... пошло и так равнодушно!

- Хорошо, - сказал я и прикоснулся к её нежным волосам. Музыка приятной теплотой связала наши объятия.

Она тонким голоском прочла следующие строки:

"эти фантазии нас погубят,
они так любят, когда мы
создаём друг другу ночи, но...
теряем светлые дни."

- Хочешь сказать, что встречаться на крыше небоскреба опасно? Но что будет?

Я вновь провёл руками по воздуху. Мне хотелось стать к ней ближе.

- Здесь мы привыкаем друг к другу и становимся кислородом друг для друга, без которого рано или поздно оба не сможем дышать, - ответила она, а я почувствовал её теплые руки на своей шее. От прикосновений невольно пробежала волна мурашек от шеи к груди и ниже...

- Кем я была в твоих фантазиях? Ты так часто описывал меня в образах жестоких и беспощадных фурий, прекрасных и меланхоличных девушек, истеричных и психопатичных стерв? Кем я была для тебя? - один за одним задавала она вопросы, ногтями впиваясь в мою голову и соединяя боль и удовольствие, заставляя маршем стучать моё печальное мёртвое сердце.

Я смотрел на то, как звезды кружатся в танце, образовывая всё новые и новые созвездия, навевая мне всё новые и новые строчки. Я сходил с ума в очередном сне.

- Сначала ты была ветром. Кончиками своих волос ты прикасалась к моему раскаленному телу и приводила его в комфортное возбуждение; потом ты обретала форму штиля - тишины, забвения; ты исчезала, но я чувствовал, как ты блуждаешь между явью и миражом, не давая мне покоя.
- Я просто была собой для тебя. И я ей останусь навсегда, - прокомментировала она. - Изволь, мне угостить тебя необыкновенным полночным вином? Ведь ты не откажешься?

Кивнув головой в знак согласия, я вновь сел за столик и переводя взгляд с горизонта в небо, принялся ждать еще больших чудес. Это было неповторимо. Уверен, что у вас, мои благосклонные читатели, хватит воображения представить то, как вычурно и прекрасно в воздухе появились десять скрипок, как из ниоткуда возникли белый и черный рояль, а близ наших столиков заиграли виолончелисты. Чудеса заключались в том, что музыкантов не было. Играла сама атмосфера, ноту за нотой играла нам ночь. Такой легкий и невесомый, жаркий и томный поцелуй музыки.

- Ты не боишься такой ночи? - спросила она. Я знал, что она сидит напротив сложа ногу на ногу, облаченная в красивое платье, с прекрасной пышной прической, кипящими от любви глазами и краснотой на щеках.

- Нет, я всегда жду именно ту ночь, терять которую будет особенно страшно, - ответил я. - Возможно, это именно она?

Я отпил полусладкого из выпуклого фужера на длинной тонкой ножке. Пленительный вкус, еще пленительней атмосфера, еще вкуснее ночь, еще слаще Она в ночи, проявляемая звездами через тысячи отражений внутренних переживаний, депрессий и сомнений. И наконец-то девушка появилась прямо передо мной! В одну секунду мир сновидений решил подарить мне настоящую сказку, которую я никогда не забуду. Я сделал еще один глоток, видя, как в декартовых координатах утверждается её нежный и одновременно с тем коварный взгляд, как в переливах ярких планет и мигающих спутников золотятся светлые волосы, как тонкая шея ведет к глубокому декольте, как длинные аккуратные пальчики с розовым маникюром держат за талию наполовину заполненный фужер. Это она - сама любовь. Это она - такая же сладкая, пылкая и чрезвычайно опасная. Я не мог оторвать своего взгляда. Ураган чудес приковал моё внимание.

- Помнишь, ты впервые написал про меня? Аха-ха! Ты обозначил адрес снов, а я стала твоим забвением. Я так легко попала в твои идеалы, прикоснулась губами к твоим мыслям и оставила в них печаль. А для меня ты стал всем... ммм, так смешно, да и я так смешна, что хочется спрятать глаза. Много говорю не по делу... прости... - смущалась она, ведь это было наше первое свидание глаза в глаза.
- Это ерунда, ведь помолчать мы всегда успеем, если проснёмся с такой глубины третьего сна, - сказал я, интуитивно понимая, как глубоко закопалось моё сознание и какой нелегкий будет "путь домой".

- Не потеряй меня... не потеряй, ведь вновь будет невозможно найти, - сказала она и поставив локти на столик поцеловала меня в губы.

Ах! Женщина всегда будет главным пороком мужчины. С ней он перестанет боятся злого мира, захочет грешить вновь и вновь упиваясь сладостью любови. Запретный, вожделенный и опасный ночной грех, после которого каждый из нас знает, что любовь это религия, а секс - ритуал. Это ночное забвение от дневных проблем, от которого появляется зависимость.

-- Экстаз

я закрываю глаза и сквозь в веки...
лишь ты серебром запорошена.
прости, за черно-белое лето
за счастье не больше горошины.

я открываю глаза - яркий свет
но тебя ветром очарованную
уже и не вижу, нет!
ты моим отражением брошена.
ты моими снами заблудшая
в шаткий мир печальной утопии,
в котором ты - нечто лучшее,
в котором сигареты за кофiем...

я закрываю глаза и сквозь веки...
лишь ты серебром запорошена.
это наше, черно-белое лето
другими сердцами не ношено.

Атмосфера ночи изменилась, словно, кино стал снимать другой режиссёр из другого жанра... словно, кто-то неожиданно сменил сценариста или заменил главных героев. Она такая непредсказуемая - ночь... ночь... ночь в звуке чокающихся фужеров, что разлетелся по округе, усилился где-то в небе и сказочным образам вернулся к нам. Мы беззаботно целовались, пили вино и целовались опять... снова... вновь. Наши губы сгорали в огне, а мы лишь подливали масло в огонь, общаясь каждый о своём и об одном, одновременно.

- Этой ночью будет страшный дуэль! У нас есть полбутылки вина и ночь, чтобы "слететь" в кайфе с крыши небоскреба и "разбиться" об негу теплого июльского асфальта, - обратилась ко мне она, то ли сама любовь, то ли моя извечная муза.
- Дуэль с кем? - спросил я, не понимая, куда она клонит и почему прячет от меня свои глаза.

- Как с кем? Ты не понимаешь? У человека может быть только одна дуэль в своей жизни - дуэль с любовью, окутанной страхом потери, запутанной в сомнения, связанной по рукам и ногам разочарованием, - ответила она и грустно улыбнулась мне.

- Но если на одной стороне будем мы, а на другой любовь, то каков смысл дуэли? Мы убьём её или она убьёт нас. В любом случае, мы не сможем существовать без любви, а она без наших снов! - обнимая её и опуская руки ниже талии, сказал я. Моё мужское Я закипало от этой ночи, которую хотелось продлить еще на несколько минут. Где-то в бессознательном я понимал, что очень скоро случится что-то непоправимое.

- Больше ничего не говори! - прошептала девушка и, поднеся указательный палец к моим губам, издала звук "тсс". - Мы будем её ощущать, сходя с ума до самого рассвета, ведь это так пошло и прекрасно, - приподняв тонкую бровь, ответила она и по-девичьи захихикала, прикрывая губы ладонью и пряча глаза. - Скажи, что здесь тебе намного лучше и комфортней? Здесь нет ни лучших друзей, ни врагов... нет никакой сортировки на добро и зло, на моральное и аморальное... здесь только Ты и Я - твоя Фрау, твоя таинственная незнакомка, твоя маленькая дрянь и очаровательная кокетка, - говорила она, опьяняя меня своей речью. - Я могу стать твоим Кошмаром, а могу превратиться в прекрасную принцессу, я могу всё то, что так искренне желает твоя невинная душа печального романтика, что притеснен в тебе же этим ужасным технократическим XXI веком....

- Оставайся собой! - ответил ей я.

- Собой?! - переспросила она и, положив свои горячие руки на мои ладони, опустила их на бедра, а затем на ягодицы. Я чувствовал её тепло через платье... - Неужели, ты не хочешь создать в этом сне кровать, выключить свет и сделать ярче звезды? Я знаю, как ты этого хочешь... Ты хочешь меня любить, как я хотела бы тебя ненавидеть, мой писатель с грустными глазами...

Я улыбнулся. Да, я помню, как я улыбнулся от этой иронии ночи. Не спорю, я осознавал, что могу в любую секунду завладеть своей собственной музой, обуздать её ненасытность, заставить верещать и тихо постанывать... но, ведь это всего лишь сон, в котором и я, и она не больше ни меньше вымысла затуманенного сознания.

Да, в реальности я был в глубочайшей депрессии. Энергия и интеллектуальные способности то возвращались, то вновь покидали меня. Вдохновение било в сердце спонтанно и кратковременно, а уходило по-английски и надолго. Все мои мысли покрылись безнадежной тоской, померкли и куда-то спрятались. Я забросил свой триллер. Просто перестал его писать, потеряв всякий интерес. Я не мог творить это произведение без любви к нему, но о ней не могло быть и речи. Моё внимание было рассеянным, пальцы лениво нажимали на кнопки клавиатуры и все чаще стирали написанные строки, сотканные из внутренней боли абзацы... главы... части. Настроение было подавленным. Уже три недели в зеркале на меня смотрел совсем незнакомый человек...

Я прятался от своего мрака в хрустальные сны.

- Хочешь, мы сделаем этот сон еще более глубоким и бессмысленным? - спросила она, проведя своим тоненьким пальчиком ото лба к моим губам... затем к шее... и легким движением притянула меня за галстук еще ближе к себе.

- Да, еще никогда я не бывал в таких глубоких мирах! - ответил я и задумался о том, что всё вокруг меня: звезды, луна, небо, фонарь, чашки кофе, белые салфетки до того насыщены цветом и до того контрасты, но хочется остаться в этих ощущениях на целый век. Я, словно, слепец учился видеть мир заново и теперь будучи уже зрячим, начинал думать, что мир реальный - есть мой кошмар и моя ошибка. Да, моё бессознательное вышло на перепутье двух дорог и не знало куда же свернуть.

- Это осязаемый сон? - спросил я. - Он слишком реален...

- Да, и не всё в нём мы можем контролировать! - медленно прошептала она, прикоснувшись губами к моей щеке. - Но если ты чувствуешь след моей помады, жадно размазывая его пальцами, значит твоё сердце - чувствует меня, а твой больной разум способен создать наше ночное ложе на двоих. Пойдем со мной, пойдем-пойдем.

- Куда-куда? - недоумевал я, чиркая зажигалкой, пытаясь подкурить. Искры летели в разные стороны, но фитиль пропитанный бензином никак не загорался.

- В еще более глубокие и опасные сны...

- Но, что в них? Страсть или смерть? Взлет или падение? - спрашивал я, смахивая пот со своего лба.

- Решать только тебе, - подмигнула она. - Но мы должны это узнать...

Манила... шептала... звала за собой, как Сирены зазывают в океан моряков. Я был напряжен до предела, робок и нерешителен. Не зная, чего ожидать от этих путешествий по осязаемым снам, чувствуя себя не столь режиссёром или актером, сколько марионеткой в её руках, мне оставалось только одно...

- Затянись, - сказала она, выпуская в меня струйки молочно-белого и жутко ароматного дыма от кальяна. - Почувствуй сказку своим телом... прикоснись к ней своей душой...ощути, как она закрывает тебе глаза в этом сне и пробуждает еще более глубокое сновидение.

Я, не отрывая взгляда, сделал глубокую затяжку, легкие неприятно зажгло, а выдохнув... я помню лишь то, как тяжело открылись мои глаза в другой параллельной вселенной. Да, я всё также сидел за кофейным столиком, и она была напротив... всё также горел фонарь и луна, мигали и сияли звезды, а дым от кальяна создал тысячи облаков удивительной формы. В одном мне казался дельфин, в другом огромный слон, а в третьем какое-то совершенное нелепое существо загадочной формы. Всё вокруг было еще более насыщенно цветом. Мой черный пиджак стал поистине черным, её белое платье - белым по-настоящему. Моргнув, я осознал, как тяжелы стали мои веки, как меланхоличный поток снов несет меня еще глубже и глубже к истокам души и сердца. Я взял девушку за руку, она положила левую руку сверху. Мы то ли взлетали, то ли падали в неизведанную пучину переживаний. В струйках дыма, в выпущенных кольцах мне виднелась она и путь в новый мир без боли и переживаний, лжи и предательства. Всё, что хотелось мне забрать туда - это её любовь и своё творчество.

Ах, если бы я знал все метафоры, прилагательные, все существующие в русском языке слова, то максимально подробно описал бы аффекты этого уровня сна. Но, увы! Мне обидно понимать, что вам приходится довольствоваться столь скудными описаниями этой неповторимой ночи, в которой нечто страшное так тесно сочетается со всем чудесным.

- Ты так красива, - шептал ей я, вдыхая полными легкими нити дыма, что тоненькой струйками вытекал из её сомкнутых колечком губ и создавал всё новые и новые облака высоко над головой.

Мы были опьяненные туманом...

Мы были другими...
Мы просто были.

Она запускала дым в широкий фужер вина, мы чокались и сходили с ума. Дым перетекал из фужера в фужер, пока наконец не рассеивался в воздухе. Мы дышали ароматами любви и тепла - этой выдуманной бессмыслицей для двоих.

Она взяла со стола бутылку вина, сняла каблуки на высокой шпильке, взяла меня за руку.

- Пойдем-пойдем дальше. Нам больше нечего терять...

- Но куда? - не понимая ответил я, ослабляя узел галстука, что неприятно сдавливал мою шею.

- Пойдём туда, где прячутся наши страхи, где скрывается одиночество и твой кошмар. Заглянуть им в глаза - стать сильнее.

Мы сорвались с места. С разбега влетели в дверь, что вела на чердак небоскреба. Оба была не заперта. Мы пробежали по темному пространству, согнувшись наполовину, затем спустились по металлической лестнице. Подол её платья постоянно закрывал мне обзор. Я едва ли удерживался, чтобы не поднять голову и цинично не заметить, какое нижнее бельё надето на той, что творит мои сны.

- Не вздумай задирать свою голову! Мне неловко, но мне хочется приключений! - пригрозила мне она.

Спрыгнув на последний этаж, находясь в тёмном коридоре, я не удержался. Мы целовались настолько страстно и безумно, что волна возбуждения, космических ощущений вонзилась в каждый нерв моего тела, а дыхание невольно стало прерывистым.

- Ах, подожди! - зашептала она. - Не торопись... не торопись.

- Но, ведь у нас всего одна ночь...

- Не торопись, прошу тебя...

Я оторвался от её губ, посмотрел в зеленые глаза и заметил, как в них неумолимо идёт вперед наше время. Да, поверьте мне на слово, я заметил в них часовую и секундную стрелки. Они, смыкаясь и размыкаясь, говорили мне только одно: "Время всегда против людей, оно беспощадно, хладнокровно и равнодушно".

- Я не хочу, чтобы сказка закончилась! Не хочу... не хочу... не хочу...

- Побежали, - улыбнулась она и, сжав мою руку, быстро перебирая ногами, побежала по темному коридору высотки, в которой, мы, быть может, были совершенно одни.

Не успевая считать номера на табличках дверей, я бежал за ней.

- Здесь все спят! Их нельзя будить, но мне так хочется этого, - сказал она. - Ведь я - любовь, которая должна разбудить всех - и молодых, и старых.

- Что здесь? Я никогда не был в этом здании...

- Да?! Но тогда как ты создал его в своём воображении?! - удивилась моя муза. - Это самый высокий небоскреб, где близ поднебесья на последних этажах находится отель для всех, кто потерял веру в любовь. Ты же ночевал здесь несколько лет, постоянно притаскивая с собой ту самую марку вина, что сейчас мы делим пополам, - ответила мне она и прямо из горла отпила спиртное. Капли вина соскочили с её изящного подбородка и упали на белоснежное платье. Я вновь поцеловал её в губы, чтобы вкусить ощущение горького и сладкого...

Безумие... безумие сменяется еще большим безумием... шипят все нервы, напряжены все мышцы, отчаянны все поступки, жарки все слова. Вам должно быть это знакомо? Да, я уверен. Ощущения... как ожидаемы эти ощущения, переполняющие душу и сердце, приводящие все центры удовольствий в готовность, сжимающие всё вокруг в один комок, словно натянутую до этого пружину... ради... ради одного единственного выстрела любви... О, как грустно... О, как невероятно печальны надежды на то, что больше это не повториться.... Вам должно быть это знаком, однозначно? Ведь и вы прикасались к губам любимого человека, жарко проводя своей ладонью по его щекам, и сходили с ума в минутах ожидания. Да, и вы теряли их... и вы верили, что еще раз сможете испить это "вино", но вместо этого жизнь кидала вам в лицо грязь, а вы, падая в ноги шептали: "Пожалуйста... помоги"...

- Муки любви никого не обойдут стороной, ведь сама любовь - это опасный кофеин. Она вызывает привыкание, плодит забвение романтикой и нежности, заставляет нас улыбаться и видеть мир в ярких красках, - говорила мне моя Муза, прислонившись плечом на стенку. А я стоял напротив в полуметре от неё. - Любовь - лукавая стерва, опьяняет, а потом жестоко предает. Каждый раз мы твердим себе одно: "Мы нашли человека, который проживёт с нами в горе и радости, разделит улыбку и слезы напополам". Да, мы привыкаем к этому, привязывая себя к человеку и не зная, что бантик намного лучше, чем тугой узел, который зачастую просто режут ножом долго и болезненно. Его режут острой бритвой по сердцу и нежным воспоминаниям, вновь и вновь падая на дно. И мы начинаем проклинать себя за то, что в очередной раз влюбились, полюбили и поверили в существование любви, вместе с которой прячется...

Она замолчала.

- Что? Кто прячется?

- Смотри... - оттолкнув меня, сказала она и, взяв пустую на три четверти бутылку за вытянутое горлышко, хорошенько размахнувшись, бросила в дверь с номером 834. Вино закапало с её локтей...

Я замер... я застыл... я видел своими глазами, как медленно вращалась бутылка, выплескивая из себя нечто похожее на кровь, а невротичными вспышками то загорался, то тух свет в коридоре. Но еще более странным было ощущение времени в эти минуты. Незабываемая, пугающая, сюрреалистичная и жестокая игра времени со мной. Ах, как мне было страшно и тревожно, ведь я не знал, кто покоится за дверью, в которую снарядом летело зеленое толстое стекло, преломляющее на свету и меня и её.

О, друзья, читающие мой очерк, извольте еще несколько минут побыть рядом со мной и переключиться от романтической новеллы к мистике таинства, в которой в очередной раз пускал свои корни полночный кошмар.

Бутылка, кружась вокруг своей оси, словно, снаряд пушки ударила в дверь, разломав ей на щепки. Мне пришлось прикрыть рукой глаза, чтобы в них не попали осколки, а как только я убрал руку, то увидел, как медленно и вальяжно в дверном проёме показалось неизвестное мне существо. Его глаза асинхронно и нервно двигались из стороны в сторону, были красными и пьяными. Руки-плети висели намного ниже колен, пальцы постоянно вздрагивали, а короткие ноги тяжело несли массивное тело вперед. Этот Кошмар состоял из маленьких песчинок, был голым и неприкрытым.

- Что это, твою мать?! - закричал я, смотря на то, как по полу к моим ногам багровой рекой течет вино смешанное с грязью.

- Это всего лишь Одиночество, - ответила мне моя Муза и, схватив за край пиджака, потащила вперед. - Бежим! Бежим! Бежим!

Не понимая происходящего, я просто сорвался с места. Мы с бешеной скоростью рванули вперед, а я, оглядываясь, видел, как за нами увязался в погоню мой ужас.

- Сюда-сюда! - кричала она, спускаясь по лестнице на этаж ниже.

- Я бегу! - ответно орал я, смахивая капли пота со своего лба и постоянно оглядываясь назад. Кошмар незаметно, но сокращал расстояние, а я не мог осознать то, как его короткие отвратительно толстые ноги способы так быстро бегать. Он протягивал вперед руки, словно, зомби, и пытался дотянуться до нас.

... пролетая один этаж за другим, отбивая в падениях пятки, мы просто бежали. Казалось, что мы уже далеко от этого существа, как он тут же появлялся в свете мерцающих ламп в другом конце коридора и быстро наверстывал упущенные метры. Он хрипел, рычал и сопел, желая захватить нас в свой плен. Уже изрядно устав от бега, мы принялись ломиться в запертые двери людей, которые спокойно спали и видели свои ванильные сны.

- Помогите! Спасите! - кричал я, кулаком стуча в деревянные двери, пиная их ногам и дергая ручки. Везде было заперто!

- Нам никто не поможет, ведь Одиночество - это пристань для одного, это гавань, в которую никогда не придёт корабль. А если и забредет какой-то одинокий корвет, то его непременно сожгут и будут танцевать на углях. Это наш Кошмар на двоих... да, возможно, мы бы смогли спасти себя от него, но наши сильные чувства находятся в руках таких слабых сердец, что...

- Но мы же вместе! Мы вместе, а не одни! Не смей так говорить... - встряхивая её за плечи, кричал я.
- Это пока... это, увы, пока. Любовь и время так злы к людям, - ответила мне она, и вновь заметив существо на горизонте, мы вновь ринулись бежать. Я видел, как за Ужасом гаснет теплый свет коридорных ламп и начинает лить безумный дождь. Он, гнал к нам осень, способную разлучить два сердца раз и навсегда.

Ах, как бы передать вам свою тревогу в те минуты, своё отчаянье и сумасшествие всей обстановки? Вы, верно, встревожены и сами, а у меня нет права так цинично относиться к вашим переживаниям, поэтому я буду просто описывать последние минуты своего сновидения.

Мы, преодолевая один пролёт за другим, падая и вновь вставая, старались держаться вместе. Я стучал и ломился в двери, которые находились слева, а она - справа. Везде было заперто, и только с силой ударив плечом в комнату N301, мы наконец-то почувствовали себя в безопасности. Я закрыл дверь на шпингалет с другой стороны, быстро подтащил небольшое кресло и упёрся в него ногами. Рев Одиночества доносился откуда-то сверху.

- Он нас потерял? - спросил я.

- Нет! Он всегда найдет тех, за кем гонится. Он чувствует людей, как собака, чувствует их души, переживания, сомнения и через грудь вырывает сердца, - печалью во мне прозвучал её ответ.

В номере было пусто. В четырех стенах располагалось кресло, кресло-кровать, небольшой столик с включенной настольной лампой и разбросанными бумагами. На стенах висели черно-белые депрессивные картины, шторы были раздернуты и сквозь прозрачную тюль ярко светила луна. На полу был небрежно постелен ковер, края которого были странным образом загнуты.

Мне казалось, что именно в этой обстановке и наступят последние минуты для нас, ведь время так фатально. Шарканье шагов Кошмара слышалось все ближе, мерещилось, что он совсем рядом и своими выпуклыми глазами уже смотрит на дверь.

- Что с нами будет? - спросил я, обняв ту, которую не хотел упускать. Я заметил, что на её шее уже нет золотого кулона. Возможно, расстегнулась застежка или порвалась тоненькая цепочка, когда мы сломя голову пробежали около тридцати, а может быть, и сорока этажей вниз.

- С тобой ничего, а у меня он вырвет моё алое сердце, и выпьет из него сладкий нектар любви к тебе. Я упаду на самое дно, где буду вечно одна. Но мне не жаль, ведь я полюбила тебя - того, кто так хладнокровен и горяч одновременно. Только ты пьешь ненависть и любовь из одного фужера, и возможно, я оставлю тебе то, что еще раз утвердит мои слова. Мне невыносимо больно, но... - задыхаясь, сказала Муза, а из её глаз закапали слезы. - Но это твои полночные сновидения, это ты привносишь в них кошмары. В этот раз именно ты - несчастный писатель с перепачканными от чернил руками попал в собственный кошмар.

Она ударила меня ладонью по плечу. Чувства переплетались в ней. Она и любила, и ненавидела меня. Я почувствовал в ней воплощения всех своих героин, о которых писал с 12 лет, постоянно надеясь найти именно тот идеал женщины, о которой захочу говорить вечно. И вот она передо мной в моих объятиях... И вот она - беззащитная, романтичная и поэтичная перед вами, в вашем воображении страха и отчаянья, в истерике четырех стен с включенным ночником близ бархатной проекции луны.

Это ты не щадил своих героев, убивал их любовь, разлучал с близкими и наплевательски относился к их чувствам, чтобы в этот миг, в эту прекрасную ночь ощутить боль разлуки на себе! Эгоист! - кричала она, вытирая слезы руками.

Я молчал, чувствуя виноватым во всем этом и, осознавая тот факт, что именно моя психология правит этим ужасным чудовищем, что уже стучит в двери номера, скребет по нему своими песочными пальцами и желает ворваться.

- Эгоист! Эгоист! Тысячи раз эгоист! - в истерике в моих объятиях билась она. - Ненавижу! Проклинаю! Это твои мысли... только твои мысли ведут его сюда, чтобы нас разлучить раз и навсегда. Это ты плодишь свой романтичный ад для нас двоих...

- Но я не могу иначе. Они не подконтрольны мне, словно в любом "прекрасно", я невольно вижу нечто "жестокое" и "кошмарное", познавая их в сравнении, словно сахар и горечь. Без этого просто не существует меня....

- А с этим невозможна в твоей жизни я. Неужели ты этого не понимаешь? Неужели ты не хочешь измениться? Ведь ты можешь увидеть свою реальность цветной... ты можешь перенести краски этих снов в своё бытие, забыв про кошмары и ужасы... - будто прося, говорила она... будто намекая, что именно так я должен поступить, чтобы не потерять её. - Я не знаю, сколько еще смогу быть рядом с таким, как ты...

- Ты прощала мне всё, что могло позволить моё капризное творческое нутро! - сказал я, держа её маленькую ручку. - Я пытался измениться... честно... искренне...я старался услышать другую музыку из своего сердца, но она, эта новая музыка, была для меня еще большим ужасным, и я вновь возвращался в себя... Любые изменения пытка для меня!

Муза перебила:
- Я просто была рядом всё это песочное время, не пытаясь тебя изменить. Поверь, я не пыталась это сделать, ведь я знала в кого влюбляюсь. Я знала, какие сказки ты будешь рассказывать мне ночами, как страшно мне будет от них. Да-да-да... сотни да, тысячи да! Я прекрасно понимала в каких триллерах мне придётся оказаться из-за тебя, но всё равно любила твоё безответное холодное сердце, - ударяя кулаком себе в грудь, говорила она, стоя в полутени, как одна из героинь моего рассказа, написанного годом раньше.

- Ты говоришь, что холодное сердце не может любить? - возмутился я, пытаясь не слышать, как Кошмар пытается проникнуть в номер по песчинке через замочную скважину. Он медленно всыпался на наш уровень осязаемого сна. - Ты говоришь, что моя душа видит всё в черно-белом формате? О, нет! Оно лишь вырезает цвет, как нечто ненужное, напыщенное, вычурное и бесполезное...
- А я цветная... я цветная, пойми это. А если не хочешь принять, значит ты, вырезаешь меня?! -крикнула она и посмотрела мне в глаза.

-Нет! Это ты раскрашиваешь меня, наделяя мои сны теми формами и образами, которые недоступны среди людей. Каждый день я мечтаю попасть именно в тот сон, где меня ждёшь ты... ведь там, на идеально отполированном стекле, среди сотен праздных сомнений, разочарований, депрессий и меланхолии, я вновь и вновь могу прочитать то, что ты написала мне своей розовой губной помадой... Только так я знаю, что ты где-то рядом и навечно со мной, как огонь преследующий холодную воду, как вода догоняющая жаркое пламя ночи.

Она опустила голову и молчала, затем подошла к двери, собрала в ладони немного песка и подбросила его вверх. В свете луны, песчинки засияли как звезды. Из этого удивительной красоты песка состояло то существо, что прививает одиночество миллионам. Его бесформенное ужасное тело - миллиарды жемчужных крошек, которые нельзя найти ни на одном берегу. Их вытачивают наши несбывшиеся мечты во снах. По одной на каждого человека.

- Знаешь, чтобы познать любовь... точнее, чтобы понять, что любил всем сердцем и душой - нужно её потерять. Да-да-да! Пойми, каждый видит свой черный квадрат и свой белый лист. Если одним хочется рисовать белым мелом по печальному фону, то другим - горящим углём по невинным листам. И они рисуют не подсматривая в картины друг друга... - проведя в воздухе руками, словно и сама рисуя что-то кистью художника, сказала она. - А потом они сравнивают эти картины и понимают, что живут близко друг к другу, но совершенно неправильно. Одиночество вдвоём... взгляды в разные стороны.... Утопия! Ты помнишь, я уже рассказывала об этом?

- А что есть правильно? - спросил я, пытаясь возразить ей. - Рисовать углём по черному фону или наоборот - по белому мелом? Но ведь тогда ничего не будет видно? Всё будет либо слишком черно, либо до боли в глазах бело. Так мы не заметим ни печали, ни радости... ни добра, ни зла... ни горя, ни счастья.

- Я не спорю, но тогда и тебе придется познать любовь в её потере. Ты сам приходишь к этой мысли и твои сны меняются в след за тобой...

- Но я не хочу этого! Я хочу, чтобы ты вечно была рядом со мной, а наша романтика пронеслась через века! - крикнул я и случайно топнул ногой. Мне приходилось постоянно озираться на дверь. Я еще до конца не верил, что мой Кошмар способен ворваться в наш мир, но пульсирующий свет ночника от перегорающей вольфрамовой нити говорил обратное. Предательница луна, то пряталась, то обнажалась из-за туч, пугала и тревожила моё сердце.

- Ты должен познать чувства своих героев! - сказала мне она и провела рукой по моей щеке. Я закрыл глаза, чтобы насладиться этим мгновением в последний раз.

Она подошла к окну, посмотрела вдаль так обреченно и печально, словно, прощалась с нашим неповторимым сказочным миром.
- Ты хочешь уйти? - спросил я, подойдя сзади и положив ей руки на плечи. Муза повернулась в пол оборота, посмотрела на меня и ответила.
- Я не могу остаться, но и исчезнуть так невыносимо больно для сердца, словно, его режут на части хрустальным, божественно красивым, но затупленным ножом. Знаешь, мой любимый, они пытаются добраться до любви, пытаются ей помешать, зачернить её невинный облик и облить грязью. Видишь, всё больше песка высыпается из замочной скважины, а вместе с ним к нам приходит осень, одиночество, и разлука...

И правда, слово за слово ужас приближался. Из песка появлялся образ того демона, что гнался за нами по этажам. Он восставал, чтобы принести нам боль. Появлялись его руки и ноги, появлялись его вытаращенные глаза навыкате и безвкусный черный плащ, закрывающий песчаное тело. Я молил Господа только об одном, чтобы он - ночной ужас уходящей любви, оказался обычной галлюцинацией не существующей близ нас.

Знаете, нет ничего ужасней ожидания. Нет ничего ужасней видеть своими глазами дерзкие порывы секундных стрелок, которые мчась вперед, не думая о людях, шепчут им: "Всё случится совсем скоро. До свидания, мой друг". И ты не вправе на них повлиять... и тебе остаётся только ждать.

Огромная тень Кошмара, восстав из бархана, накинулась на меня, полив с ног до головы песком. Песчинки забились в рот и ноздри, засыпали мои глаза, и я издал неистовый крик боли и отчаяния. Я махал руками в разные стороны, выбрасывал кулаки в пустоту, но Кошмар нещадно продолжал засыпать меня песком, хороня заживо. Я пытался выбраться из этой бури, боролся с темнотой, чиркая серебряной зажигалкой, но всё было бесполезно. Ураган сметал всего меня, а когда песка в комнате стало ровно по подбородок, я стал прощаться с жизнью.

- Отпусти её! Возьми меня! - крикнул я Одиночеству. - Мне тесно в этом мире и мне нет в нём покоя. Мой лоб прожигают мои же мысли... Забери меня с собой, мой Кошмар? - не успокаивался, видя, как он кладёт её себе на плечо и махая мне на прощание рукой вытаскивает в коридор.

Я не мог пошевелиться. Песок давил на плечи неистово. У меня не было шансов выбраться из этой песчаной могилы, в которую я погрузил себя сам. Встряхивая головой и выплёвывая песок изо рта, я снова и снова кричал ему в след:

- Оставь её! Она ни в чем не виновата! Оставь её сердце другому... пускай, не мне, но оставь, чертов мерзавец, сволочь, убийца!

И слышался его смех... его надменный равнодушный смех.

И чудился мне её нежный шепот, от которого становилось в тысячи раз больней:

- Не грусти обо мне. Я всего лишь твой сон... ты всего лишь сон мой. Не ищи меня, не жди меня, прости меня... отпусти.

И сильнее сыпались песчинки мне на голову, а когда вся комната окончательно заполнилась песком и мне оставалось жить всего несколько секунд... еще миг пока мои легкие питались последним кислородом, я понял... я понял, что любовь - это единственный рок в нашей жизни... это то, что нас возвышает до небес и там же выбивает стул из-под ног... Без неё жизнь не стоит и гроша. Лучше разбиться об рифы, утонуть в песке воспоминаний, продольно разрезать своё сердце, но пройти через самый опасный эксперимент в своей жизни. Ведь любовь нельзя осознать - её нужно чувствовать каждой клеткой души и тела. Я это понял, когда уже не мог дышать, когда мучительно умирал, задыхаясь в зыбучем песке времени без неё.

Открыв глаза, я увидел белый потолок с неровно наклеенной плиткой. Повернул голову влево. На столике рядом с диваном были разбросаны исписанные бумаги с триллером. Они заинтересовали меня по той простой причине, что обычно я работал на ноутбуке или писал в блокнот. Почерк был мой. Да-да, точно, мой! С вытянутыми витками на буквах "б", "з", "р", "у" и закругленной вверх буквой "д". Помимо этого, в тексте были мои классические опечатки в словах "в случаи - в случае" и море пропущенных запятых. Это была моя рукопись...

Я принялся читать себя же, удивляясь, что не могу вспомнить, когда и в каком состоянии это написал. Это было во сне или в глубоком трансе?! Я впервые читал сам себя, осознавая, что это моё творение, но, не узнавая свои же строчки!

Только после прочтения текста, даже не успев осмыслить, что перед моими глазами было продолжение начатого триллера, я заметил, что рядом с ночником стояла серебряная бензиновая зажигалка с гравировкой "FeeL" и слегка потёртой крышкой.

"Как она сюда попала?" - спросил я вслух, и по сей день остаюсь в догадках и мистических сомнениях. Увы, сколько бы я не чиркал - она не зажигается. Из неё песчинка за песчинкой сыпется тот самый жемчужный песок странных летних снов, в которых я поменялся местами со своими героями, попал в придуманную драму, потерял любовь и умер.

Май - июль 2013

Оставить комментарий © Copyright Сатурин Вадим Размещен: 10/09/2013, изменен: 10/09/2013. 115k. Статистика. Рассказ: Лирика Рассказы Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Небольшой рассказ, в котором лирический герой путешествуя по осязаемым снам встречает загадочную незнакомку. - перепутанные явь и сон; - много чувств, кофе и сигарет. Друзья, это не надо понимать... это нужно чувствовать!

Сатурин Вадим : другие произведения.

Feel