Аннотация: Статья посвящена изучению творческого наследия Шоры Ногмова - одного из выдающихся представителей интеллигенции адыгов XIX в., который смог сохранить легенды и предания своего народа, создав на их основе содержательную историческую хронику и этнографический очерк жителей Адыгеи и Кабарды.
"История адыхейского народа" Шоры Ногмова как источник информации по истории и этнографии адыгов и кабардинцев
Огромную роль в распространении в России знаний о Кавказе и населяющих его народов сыграли представители горской интеллигенции XIX в. Характерной чертой первых представителей горской интеллигенции была разносторонность их интересов и занятий. Они занимались общественной деятельностью, были историками, писателями, этнографами, фольклористами, лингвистами, педагогами и экономистами. Некоторые из них также находились на русской военной службе. На особенности интереса и творчества этих людей оказали значительное влияние идеи и традиции русского романтизма и движения декабристов. Однако им была свойственна и тесная связь с литературными традициями и фольклором своего народа. Именно поэтому их произведения, в которых эти авторы обращались к прошлому своего народа, его обычаям и традициям, позволили значительно расширить представления читающей публики России о Северо-Западном Кавказе и населяющих его племенах.
Жизнь и деятельность Шоры Бекмурзовича Ногмова относится к первой половине XIX в. Он родился между 1794 г. и 1800 г. (точных данных нет). Его семья принадлежала к классу "уорков", то есть мелких дворян, и не отличалась материальным достатком. Отец и дед хотели сделать из мальчика сельского муллу, что обеспечило бы ему и солидное положение в обществе, и хорошее финансовое положение. Он изучал Коран в домашних условиях, затем учился в мектебе (начальная школа при мечети), а потом в медресе (высшая мусульманская школа). Юноша получил достаточно глубокие знания в области арабистики и основ ислама, чтобы стать муллой. Однако духовная карьера не отвечала интеллектуальным потребностям молодого человека, и он оставляет ее, чтобы заняться деятельностью в области светского образования. Он сблизился с российской военной администрацией на Кавказе, хотя первоначально и не пошел на военную службу, лишь выполняя различные поручения командования по установлению контактов с местным населением, а также иногда выступая в качестве переводчика. Ощутив необходимость глубже изучить русский язык, Ногмов в 1825 г. поступил писарем (по другим данным - переводчиком) в 1-ый Волжский казачий полк, где служил в течение 3-4 лет. Все, кто общался с ним, описывали его как очень образованного и знающего человека. Очень интересно сообщение о нем русского поэта Степана Дмитриевича Нечаева, познакомившегося с Ногмовым в Пятигорске, помещенное им в 1826 г. на страницах "Московского телеграфа": "Со введением магометанства черкесы пишут на своем языке арабскими буквами. Недостаток их для выражения всех звуков языка черкесского, обильного носовыми и гортанными складами, заставляет желать, чтобы для кабардинских племен изобретена была особая азбука. Один из их узденей, занимающийся разным торгом на Горячих водах, известный всем приезжим Шора, намеревался представить правительству опыт таковой азбуки для напечатания. Одаренный счастливыми способностями, сей молодой человек успел выучиться - сколько можно в здешнем краю - пяти языкам, кроме природного: арабскому, который по справедливости считается на Востоке не только священным, но и ученым; татарскому или турецкому, который от древнего монгольского владычества, не менее от позднейшего распространения суннитского вероисповедания, в таком же всеобщем употреблении между кавказскими племенами, в котором теперь французский язык в Европе; абазинскому, в котором, вопреки некоторым ученым, не находит кабардинский филолог никакого сходства с черкесским; персидскому и русскому... По изданию азбуки, он хотел заняться правилами грамматическими и переводами с арабского разных нравственных книг для чтения. Будучи предан русской державе и доказав свою верность участием в наших экспедициях и проч., он сочиняет иногда небольшие поэмы в славу нашего оружия, которые не может распространить между соотечественниками иначе, как через изустное предание и медленное изучение на память. По введении собственной грамоты, легче будет рассевать в Кабарде и даже за Кубанью благонамеренные писания, которые конечно могут послужить к смягчению нравов диких наших соседей, хотя скудная и непроходимыми горами пересекаемая их отчизна, долго еще полагать будет преграды к соединению взаимных выгод общим миром". (1) Когда в 1828 г. стал организовываться лейб-гвардии Кавказско-горский полуэскадрон, Ногмов подал прошение о своем зачислении в эту часть, но в силу различных обстоятельств, он остался на Кавказе. В 1829 г. он занимал место учителя аманатской школы. В Петербург Ногмов смог приехать лишь в апреле 1830 г. Он был зачислен в Кавказско-горский полуэскадрон оруженосцем (то есть - рядовым), а примерно через два года получил первый офицерский чин корнета, а также несколько военных наград за участие в боевых действиях во время польской кампании. В столице его привлекает не военная служба, а возможность систематического изучения русского языка и различных наук, прежде всего филологических. Как уже сообщалось выше, он мечтал написать грамматику кабардинского языка, что было невозможно без серьезных знаний в данной области. Ногмов посещал уроки Грацилевского, который составил черкесский алфавит на русской графической основе. Очень помогла Ногмову и дружба с французским профессором Шармуа, который некоторое время заведовал кафедрой персидского языка Петербургского университета. Когда Ногмов завершил к 1835 г. черновой вариант грамматики, Шармуа, возвращавшийся на родину, взял с собой его первую часть - морфологию. Ногмов изучал также труды русских историков, арабских и персидских авторов, произведения древнегреческих и древнеримских писателей. В 1835 г. он получил чин поручика и направился в Тифлис для прохождения службы в Отдельном Кавказском корпусе. Именно к этому периоду относится работа Ногмова над своими основными трудами. Здесь он познакомился с профессором Шёгреном, который очень помог ему в улучшении его грамматики, в свою очередь, Ногмов дал ученому объяснения по многим явлениям известных ему языков. В Тифлисе он встретился с еще одним горским просветителем - кабардинцем Д. С. Кодзоковым, который 15 лет жил в России и окончил Московский университет. Ногмов помогал Кодзокову изучать местные языки, а тот, в свою очередь, изучив рукописи Ногмова, высказал ряд замечаний. Работа над грамматикой шла медленно, Шёгрен давал представленным вариантам отрицательные оценки и даже посоветовал сменить графическую основу с русской на арабскую. Помимо работы над составлением грамматики Ногмов занимался сбором произведений горского фольклора и писал стихи. Когда вышли в 50-х гг. XX в. его "Филологические труды", то примерно половину первого тома составлял фольклорный материал, использованный автором для написания "Истории адыхейского народа", а также черновые варианты "кабардино-русского словаря". К сожалению, при жизни автора все эти труды изданы не были. Одновременно с филологической работой Ногмов выполнял обязанности секретаря Кабардинского временного суда, а затем и члена суда. В 1843 г. он подал прошение о своем переводе в Петербург, чтобы иметь возможность заниматься серьезной научной работой. Оно было поддержано на всех уровнях кавказской администрации. Ее руководство послало прошение о направлении Ногмова в Академию наук, где он смог бы закончить свою грамматику, которая, как отмечали чиновники, могла бы способствовать распространению среди кабардинцев знаний, ограничив влияние мусульманского духовенства. В силу различных бюрократических проволочек, Ногмов отправился в Петербург лишь в мае 1844 г. Вскоре после прибытия туда обострились его старые болезни, от которых он скончался в июне этого же года. Черновики работ Ногмова были направлены профессору Шёгрену для рецензии. Он одобрительно отозвался об "Истории адыхейского народа" (или "Преданиях черкесского народа", как первоначально называлась эта работа), рекомендовав ее для издания, но снова высказал мнение о том, что имеющиеся варианты "Грамматики кабардинского языка" Ногмова не готовы к печати.
Несомненно, "История адыхейского народа" является главным итогом деятельности Шоры Ногмова, прозванного за этот труд "Нестором кабардинской истории". Первоначально работа была опубликована в отрывках, озаглавленных "О Кабарде", в газетах "Закавказский вестник" за 1847 г. и "Кавказ" за 1849 г. В полном же объеме данная работа впервые вышла лишь в 1861 г. в Тифлисе, однако тираж был ограничен всего 20 экземплярами. Широкий круг российской интеллигенции смог познакомиться с данной работой Ногмова лишь в 1891 г., когда его сын Ерустан Ногмов предпринял на собственные средства издание несколько отредактированной версии "Истории адыхейского народа". В 1866 г. этот труд был издан в Лейпциге на немецком языке. Как уже было указано выше, в основе данного сочинения лежали народные адыгские песни и предания, посвященные историческим мотивам, пословицы, поговорки, другие фольклорные материалы, некоторые письменные и печатные работы, например, "Историю Государства Российского" Н. М. Карамзина, труды античных, арабских и турецких историков, русские исторические хроники. В результате получилось масштабное историческое повествование, охватывающее период с глубокой древности до начала XIX в. "История" Ногмова описывает процесс становления адыгского народа, рассказывает о его повседневной жизни, борьбе за независимость, политическом строе, общественном и семейном быте, материальной и духовной культуре, контактах адыгов с разными народами, прежде всего, с русскими. Любопытно, что, рассказывая о взаимоотношениях древних адыгов (известных в русских летописях под названием касогов) с русской Тмутараканью, которую автор называет Тамтаракаем, и упоминая знаменитый поединок тмутараканского князя Мстислава Удалого с касожским князем Редедей, Ногмов говорил о совершенно иных событиях, чем сообщают русские летописи. Он рассказывал не о походе Мстислава с дружиной против касогов, а о нападении войска Редеди на Тмутаракань. Автор также сообщал, что через несколько лет после гибели Редеди адыги собрали большое войско и смогли овладеть Тмутараканью, вернувшись домой с большой добычей и пленными. Кроме того, Ногмов рассматривал еще несколько адыгских преданий, в том числе о походе адыгов против хазар и войне адыгского князя Алегико, которые автор сопоставил с хазарами и походом князя Святослава против хазар, касогов и ясов. Однако известный современный исследователь В. А. Рыбаков полагает, что здесь произошла ошибка и данное сказание следует отнести к русско-хазарской войне 1079-1083 гг., а в образе Алегико воплотился русский князь Олег Тмутараканский. Древнему и средневековому периодам Ногмов уделил лишь несколько глав. В них он особое внимание обратил на процесс этнического становления адыгов, выдвинув тезис об их происхождении от антов. При этом значительное внимание Ногмов уделил и этнографическому описанию жизни древних адыгов, приводя данные об их общественном и семейном быте, социальном и политическом строе. Следует заметить, что автор пытался показать процесс исторического развития народа, в ходе которого произошел переход от прежних патриархально-родовых отношений (их Ногмов описывал едва ли не как "золотой век") к феодальным с соответствующим изменением нравов и обычаев. Исследователь дал и соответствующий этнографический материал для этой эпохи, описывая традиции гостеприимства, свадебные обряды, положение женщин в обществе, принципы и нормы воспитания юношей и девушек, вооружение, военное воспитание, народные игры, танцы, одежду, жилища, календарь, особенности народных собраний. Вся эта информация представлена лаконичным, но выразительным языком. Ногмов полагал, что для адыгов будет лучше, если верховную власть у них сохранят князья, однако сравнивая особенности жизни племен, управляемых князьями и выборными старшинами, он приходит к выводу, что племена с демократическим стилем управления достигли к его времени более высокого общественного развития и лучшего материального положения. Вообще, автор считал, что князья, имея в своих руках значительную власть, должны отличаться высокими моральными качествами. Свой идеал правителя Ногмов видел в Темрюке Идарове, который жил в XVI в. и во многом способствовал сближению адыгов и русских. Одну из главных бед черкесов Ногмов видел в феодальных распрях, столь частых у адыгских князей: "Адыхейские князья к общему вреду своего народа, управляли своим участком независимо... Междоусобия князей много способствовали успехам внешних врагов. Сами князья были причиной бедствий своей родины, спор за право владения никогда не прекращался". Однако еще более страшным считал автор предательство князей, которые уходили в соседние народы, набирали там дружины и вели их против черкесских племен, чем-то "обидевших" их: "Не находя сил в земле своей, они призывали чужие племена и под предлогом, что отыскивают законное достояние, предавали свою землю на разграбление иноплеменников". Резко осуждал Ногмов и позицию мусульманского духовенства, которое часто использовало феодальные распри и набеги внешних врагов, преимущественно крымских татар, для укрепления своих позиций: "Магометанское духовенство спешило воспользоваться тягостным положением кабардинцев, дабы обратить их к исламизму, не щадя при этом ни обещаний, ни подарков". Вообще, Ногмов большое внимание уделял описанию борьбы адыгов против завоевательной политики турков и крымцев. Единственную возможность для черкесов полностью избавиться от этой угрозы автор видел в их присоединении к России. Рассказывая о решении адыгов обратиться к московскому царю Ивану Грозному с ходатайством об их принятии в русское подданство, Ногмов подчеркивал добровольность этого шага, указывая, хоть и не говоря непосредственно, на существование большого числа предпосылок, способствовавших стремлению Кабарды принять покровительство России. Исследуя историю развития религиозных взглядов черкесов, Ногмов отмечал, что первоначально язычество у горских племен было потеснено христианством, проникшим на территорию Кабарды благодаря торговым связям с греками из Византии. Мусульманство, как писал автор, стало распространяться на Кавказе усилиями крымских ханов с целью облегчения собственной завоевательной политики. Ногмов отдавал предпочтение христианству, которое, по его словам, не уводило черкесов с столбового пути развития и способствовало прогрессу народа.
Автор рассказывал и о некоторых легендарных для черкесов исторических персонажей, прежде всего, о князе Инале: "Он был наименован святым и впоследствии вошла в употребление поговорка: Дай боже Иналов день... Находясь на Дзыбе (по сообщению Берже, на реке Бзыби - А. С.) для заключения мира с абхазскими племенами, он... скончался смертью праведника. Тело его похоронено в упомянутой земле и могила его, известная и до сих пор, носит название Инал-Кубе, т. е. Иналова могила (по-абазински). И теперь народ свято чтит прах Иналов, т. е. он запрещает пускать скот вблизи его могилы; убить зверя в ее окрестности считается преступлением". (2)
Кроме черкесов, Ногмов в своей работе кратко говорил и о других народах, имевших с ними определенные отношения. Так, он писал о вооруженной борьбе между абазинами и кабардинцами. Например, Ногмов указывал, что покорение абазин совершил князь Хатожуко Мисостов. Далее автор рассказывал, как абазины во главе с князем Оздемиром и в союзе с абазехами выступили против князя Инала, союзниками которого были хегачи - черкесское племя. Оздемир разбил хегачей, но в решающем сражении абазины и абазехи потерпели поражение от отрядов Инала. Сам Оздемир был убит. Далее Ногмов писал, что после смерти Инала между его детьми начались раздоры. В конце концов, князь Идар, внук Инала, с закубанскими черкесами, которых сопровождали "абазинские пешие толпы", пришел в Кабарду и дал сражение кабардинцам у Кызбуруна. При сыновьях Идара на Кабарду было совершено нападение дагестанцев, которые были разгромлены кабардинцами в союзе с абазинами, возглавляемых князем Лоова.
В заключение обзора труда "История адыхейского народа" следует отметить, что он был одним из первых серьезных исследований по истории адыгского народа. Несмотря на отдельные недостатки, к которым можно отнести, например, недостаточно критическое отношение автора к некоторым фольклорным источникам, использовавшимся при написании работы, "История" давала своим читателям богатый фактический материал по истории и этнографии черкесов. Это сочинение обратило на себя внимание еще историков дореволюционной России. Например, М. П. Погодин использовал в качестве одного из доказательств достоверности сообщаемых в древнерусских летописях сведений приведенные Ногмовым черкесские предания о поединке богатыря Редеди с тмутараканским князем и о взаимоотношениях ясов с Тмутараканским княжеством. В 1850 г. в журнале "Москвитянин" (ч. 1, кн. 2)
М. П. Погодин опубликовал соответствующую часть работы Ногмова под названием "Предания адыхейцев, не бесполезные для истории России". Сведения, приведенные адыгским исследователем о черкесских преданиях, посвященных древнерусским князьям Святославу, Мстиславу и Тмутараканскому княжеству, заинтересовали еще одного известного историка - П. Г. Буткова, который в 99 номере газеты "Северная пчела" за 1850 г. опубликовал статью "Вести черкеса о князьях русских Святославе и Мстиславе". Таким образом, русская интеллигенция смогла познакомиться хотя бы с отрывками работы Ш. Б. Ногмова задолго до ее широкого распространения в печатном виде. "Грамматика" этого автора также имеет значительную ценность, так как представляет собой единственный сохранившийся источник, зафиксировавший нормы того диалекта кабардинского языка, который существовал в первой половине XIX в., а также слова, давно ставшие анахронизмами. К сожалению, в свое время работа не была доступна широкому кругу читателей.