Аннотация: Прода от 20.08.2017. Изменено название. Комментарии приветствуются.
"Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы... Ехал поезд запоздалый" - бубнил я себе под нос, чтобы не свалиться на ходу. Глаза слипались. Снег, лежащий под ногами и кружащийся в воздухе, слабо отражал свет звёзд и полной луны. Некстати вспомнились байки об оборотнях, выходящих на охоту в полнолуние. Не один ли из них ты часом, Вадик? "Вдруг из заднего вагона посыпался горох. Курочки клюют-клюют, клюют-клюют, петушкам не дают". Сколько километров мы прошли? Сколько ещё предстоит пройти?
- Прошли гуси. Прошёл слон. Пришёл дворник - всё убрал, - сказал я вслух.
- Кира, с тобой всё в порядке? - спросил Вадик.
- Да, не обращай внимания. Пытаюсь не заснуть на ходу.
"Пришёл директор магазина. Поставил стол, поставил стул, и стал печатать на машинке". Рифма упорно не хотела вспоминаться. Только общий смысл. "Я купил жене и дочке, бжик-точка, бжик-точка, разноцветные чулочки, бжик-точка..."
- Бжик-точка, - четверостишье я снова закончил вслух.
- Кирюха, ты меня пугаешь! Лучше спой что-нибудь, чтоб не спать. Без тебя-то жутковато! - попросил Вадик.
- Сейчас жутковато? А когда кровь тырить будем, ты что, в обморок грохнешься, как кисейная барышня?
- Я думал, ты один... Да и нет... Я просто темноты боюсь... Ещё и полнолуние...
- Ну, давай спою... И начал сразу со второго куплета.
Моет ваше окно мокрый дождь
Пусть хоть с той стороны.
Ваши ссоры меня з****** давно. Даже сны
Не приходят, чтоб забыть всё
И квартиру, и бардак. Как же жаль,
Что в этом доме всё не так!
Клянусь, забуду, и не буду вспоминать
Я эту вашу вечно пьяную квартиру.
Запомни, ты мне не отец, а ты не мать!
Меня подъезды и кормили и ростили.
Я оставляю вам ваш ё***** бардак.
Живите как все годы, пейте ваше зелье!
А у меня сегодня в ночь и навсегда...
И тут, по наитию, я переделал последнюю строчку припева:
В саду с Оксанкой будет новоселье.
Ой, зря это сделал!.. Вадик впал в ступор, а когда отвис, спросил, такое, что я воздухом подавился:
- Это ты написал?
- Только последнюю строчку, - честно признался я, - А так не знаю кто. Но это моя любимая песня. Душевно поёт.
- Кто поёт?
Я сунул Вадику плеер, с которым не расставался, с кассетой "Чернил..." и наушниками.
- Откуда у тебя? - спросил он.
- У Оксанки украл. Так и познакомились.
- Ни фига себе! Надо взять на вооружение! - ошарашено пробормотал Вадим.
- Не думаю, что у тебя получится, - искренне сказал я.
Вадик отсоединил наушники и включил музыку вслух.
- Ни фига се! - повторил он, - Это ж пацан поёт! Шатунов что ли?
- Не-а, не он. Не знаю, как этого зовут. Но чтоб Шатунов такое спел? Да Разин в гробу перевернулся бы.
- Ещё бы знать, кто это такой, - пробубнил одноклассник.
- Да я и сам толком не знаю. Вроде начальник его.
Оставшуюся дорогу лесная живность могла наблюдать двух чокнутых подростков, бредущих в неизвестность по железнодорожной колее и подпевающих, или, точнее говоря, орущих на весь лес, чтобы не заснуть, песни.
Станция переливания крови то ли на наше счастья, то ли на беду, располагалась на окраине. Как раз там, где железнодорожная колея выныривала из леса.
- Ну что? - спросил я с нажимом, - Ты домой?
Помявшись, Вадик решил остаться.
- С кем поведёшься... - пробубнил он.
Стандартный короб сигнализации был заметен ещё издали. Открой мы дверь и милиция не заставила бы долго ждать своего приезда. На окнах решётки. Хоть подкоп делай!
- И как быть? - спросил я в пустоту.
Словно в ответ на мой вопрос к зданию подошёл человек, повозился с замком, зашёл вовнутрь, и, вероятно, отключил сигнализацию. Мы рванули за ним. Внутри было темно, хоть глаз выколи. Мог бы и свет включить!
- Надо найти, где у них тут... - Вадик не договорил. Яркий свет залил помещение. Во истину, надо быть осторожными со своими желаниями - могут исполниться. Когда глаза привыкли к свету, стало ясно, что мы оказались в коротком коридоре, по бокам которого было не больше десятка дверей.
- И куда нам? - спросил я вслух.
Вадик пожал плечами.
- Назвался груздем... - пробубнил я и толкнул первую попавшуюся. За ней оказался человек, сидящий низко согнувшись за столом.
- Чего замер? - толкнул меня в бок одноклассник.
Я тихонько закрыл дверь. От страха у меня подкашивались ноги.
- Как попасть туда, где кровь хранят? - спросил я.
- Без понятия. Вроде, она в холодильнике храниться должна.
- Вроде бы мавроди бы, - передразнил я.
Неожиданно раздались шаги. Дверь кабинета открылась и из неё вышел работник станции. Нам несказанно везло: шёл он глядя в какие-то бумаги, и даже не взглянул на нас. Мы пристроились следом. Железная дверь, не желающая поддаваться. Он открыл её и вошёл внутрь. В помещении стояло несколько холодильников, работник станции подошёл к одному из них. Не знаю, что нашло вдруг на Вадика, но после того, как мужчина открыл один из холодильников, мой одноклассник толкнул его и завопил:
- Бери! Беги!
Не глядя я схватил пару пакетов и опрометью кинулся к двери, за мной бежал Вадик, а за ним очухавшийся сотрудник станции. На наше счастье, как только мы выбежали из здания, к остановке возле него, подкатил автобус. Мы с Вадиком юркнули внутрь, едва успев в закрывающуюся дверь. Преследователь отстал.
- Кровь убери! - прошептал Вадик.
И правда! Вон уже пассажиры на нас косятся. Я спрятал пакеты в рюкзак.
- Оплачиваем проезд! - грозно возвысилась над нами кондукторша.
- Простите, у нас денег нет, а нам срочно в больницу в больницу надо! - сообщил ей Вадик.
- В больницу срочно на скорой ездят, а не на автобусе! Вон отсюда, или самолично за шкварник на следующей вытащу и пинка под зад дам, чтоб не повадно было!
- Света, да пусть едут, - раздался чей-то голос.
- Да?! Пусть едут?! А потом ты на меня акт!? Или, может, из своего кармана заплатишь за пацанов?!
Пока кондуктор и контролёр препирались между собой мы доехали до больницы.
- Сами не сможем, - здраво рассудил Вадик, - У тебя медиков знакомых нет?
- Мать Оксанки, - невесело ответил я.
- Может ещё?
- Ещё, ещё... Точно! Медсестра из кардиологического, где тётя Маша лежит! Пошли!
Разговор давался нелегко.
- Вы хоть понимаете, на что меня толкаете? - в сотый раз повторяла медсестра.
В конце концов. я не выдержал и разревелся. И плевать, что на меня смотрит Вадик, а значит, о моих слёзах завтра будет знать вся школа. Но самым удивительным было то, что, увидев, как я плачу, медсестра отказать не смогла.