День, покрываясь золотистой корочкой заката, томился, как молоко в печи, сладко разливаясь по округе ароматами сиреней, настоем молодых, брызжущих зеленью трав, и испарениями разомлевшей вспаханной земли, уже заботливо пригревшей семена новой жизни. И жизнь ликовала, пела, кружилась, неистово лезла вон из кожи, празднуя своё возрождение, своё цветущее великолепие, суля новые лучезарные дни и с ними новые - такие желанные - надежды.
Валентина сидела на лавочке около дома, отдыхая, после заполненного до краёв весенними заботами дня и поглаживала взором то чешуйчатую рябь реки, то темнеющую вдали полоску леса, то луга, покрывшие мягким, ровным ковром всё заречное раздолье.
И мысли под стать окружающей её красоте, под стать этому простору буквально распирали её изнутри своей какой - то неуёмной возвышенностью. И город, который она покинула неделю назад, работа, квартира и даже любимые кошки, оставленные на попечение соседей, казались ей абсолютно нереальными. Она была просто уверена, что там, откуда она уехала - ничего нет. А есть только то, что сейчас находится у неё перед глазами, то, чем она занимается здесь. Вот это всё и является настоящим и нужным ей. И неизвестно в какие неведомые дебри завели бы Валентину подобные размышления, если бы из - за соседнего дома не показалась Наталья, подруга детства Валентины.
Странные метаморфозы происходят порой с людьми. Жизнь Натальи казалась расколовшейся на две половинки. В одной - она была Натальей Ивановной, жившей в большом городе и работавшей фельдшером на "скорой помощи", матерью двоих детей, женщиной умной и привлекательной. А в этой, теперешней её жизни - звалась Наташкой, была безработной, совершенно опустившейся пьяницей с синяками, украшавшими её опухшее лицо. И жила она теперь в селе в доме своих родителей.
Трудно сказать: жизнь ли сделала её такой или она сама таким образом распорядилась своей жизнью, только катилась теперь Наташка, как перекати - поле, нигде особенно не задерживаясь, ни за что не цепляясь, ни о чём не сожалея и не задумываясь, не переживая и не беспокоясь о дне завтрашнем.
Её повзрослевшие дети искали своё счастье вдали от матери. А родные её сёстры навещали Наталью всё реже и реже, не находя теперь, в когда - то приветливом родительском доме, былого уюта и тепла. Этот в прошлом добротный и богатый дом находился сейчас " стараниями" его нынешней хозяйки в полном запустении и был гол, пуст и уныл. И только запах нечистоты, сырости и плесени гулял по его гулким и просторным комнатам. Да и сама хозяйка жила большей частью не в родных углах - а в людях, ходя, как говорили селяне, по наймам. Обычно туда, где хорошо кормили и много наливали.
Подруга детства шла вальяжной походкой никуда не спешащего человека и на её плече, вибрируя свисающими концами, громоздилась неструганая тесина несусветной длины. Наташка улыбалась широко и приветливо и по этой её щедрой и бесхитростной улыбке Валентина поняла, что доска на плече подруги предназначалась именно ей.
- Ну, открывай, чего сидишь, - продолжая улыбаться, кивнула в сторону ворот подошедшая Наталья.
- Да куда ты её? - удивилась Валентина, ошарашено глядя на обвисшую на Наташкином плече доску.
- Как куда? - удивилась в свою очередь Наталья. - Вы же сами говорили, что у вас на крыльце одна доска прогнила. Открывай, а то тяжело.
Лишь только доска с Натальей появилась в проёме открывшихся ворот, как мать Валентины, кормившая во дворе кур, грозным окриком: " Куда ты её прёшь?" - попыталась остановить дальнейшее продвижение гостьи с доской вглубь двора.
Но Наталья, не обращая никакого внимания на явное негостеприимство со стороны старой хозяйки, продолжая щедро улыбаться, заволокла свою ношу во двор и, сбросив с плеча, довольно объяснила: " Вот! "
- Наташка, неси обратно, туда, где взяла, - подступила к ней мать Валентины.
- Ну, ты чего, баба Нина? Не бойся я её не украла. Это моя собственная.
- Наташка, не надо нам, уноси назад, - продолжала с испугом в голосе настаивать пожилая женщина.
- Слушай, баб, я её сюда чуть дотащила, а ты говоришь - назад. Ты давай мне лучше бутылочку налей и я сразу уйду.
- Никаких тебе бутылок, забирай и уходи, - пытаясь поднять за один конец разлёгшуюся посреди двора тесину, выпроваживала гостью бабушка Нина.
- Вы же сами говорили, что у вас крыльцо. Ладно, не надо бутылку, хоть чекушку налей, - начала торги Наталья.
- Нет у меня ничего. Ни бутылок, ни чекушек. Ты же знаешь, мы огород запахали. Всё, что было - пахарям отдали, - всё ещё пыталась отбиться от нежданного подарка баба Нина.
- Ну хоть пять рублей дай! Я к Машке пойду, она мне стопку нальёт, - не отступала от своего подруга детства Валентины.
- Валя, гони её, - сердито поглядывая в сторону гостьи, обратилась мать к своей дочери. - Это она точно где - то украла и к нам припёрла. Я же её как облупленную знаю.
Никакие оскорбительные выпады в свой адрес Наталья не воспринимала, продолжая безмятежно улыбаться.
- Баба Нина, ну, ты, ладно. Дай пять рублей а завтра я вам помогу картошку сажать.
- Да таким помощникам как ты - не рад будешь. Ты же нас с ног собьёшь своими стопками. Лучше бы свой огород сажала. Погляди - ка, все люди работают, одна ты бездельем маешься. Никак с вином проститься не можешь.
- Баб, ты мне пять рублей дай и я прямо от вас на огород пойду, - не унималась гостья.
- Ох, Наталья, ты, Наталья, - вступила в разговор Валентина. - До чего ты себя довела. Какая у тебя работа была, как люди тебя уважали. Да к тебе, бывало, домой придёшь - у тебя чистота и порядок. А теперь я к тебе даже заходить боюсь. А на себя посмотри: ходишь с синяками, с мордой распухшей. Совершенно стыд потеряла - людей не стесняешься.
Воспоминания о своей прошлой жизни доставили подруге детства такое удовольствие, что лицо её расплылось в ещё большей улыбке и даже нелестные намёки по поводу её разукрашенной физиономии нисколько её не смутили.
- Да это пчела меня укусила, а у меня на них аллергия,- объяснила она происхождение своего синяка. - Вот дайте мне пять рублей и я сделаю себе компресс, чтобы опухоль спала.
Она снова направляла разговор в нужное русло и Валентина поняла, что подруга просто так сдаваться не собирается. Улучшив момент, чтобы не видела мать, она вынесла Наташке десятку и сунула ей в ладонь. Довольная подруга направилась к выходу.
- Наташка, доску захвати! - крикнула ей в след мать Валентины.
- Ладно, баб, в другой раз. Я пошла домой, сейчас на огород пойду сажать лучок.
- Какой огород? Темно уже скоро будет, - сокрушённо покачала головой пожилая женщина.
Но гостья этого уже не слышала. В калошах на одну ногу, в чёрных штанах с лампасами, стянутых на многочисленных прорехах белыми нитками, в кофте с размохрившимися рукавами, с зажатой в руке десяткой, она прошла мимо своего дома и направилась к Машке или ещё куда - то, где ей опять нальют.
Валентина смотрела ей в след и думала: " А Бог её знает - эту Наташку. Может она столько людей от смерти спасла в той половине жизни, где была ещё не пьющей и работала на " скорой помощи ", что ей теперь можно до конца дней своих не просыхать ".