Посвящается моей маме Нине Яковлевне ( в девичестве
Переверзевой), двум её сёстрам Татьяне и Марии, и их
матери Анне Карповне - моей бабушке. События происходят в Курской области,
захватывая время до войны, во время войны и после войны.
СЛАДКИЕ ТРАВЫ ДЕТСТВА
(повесть)
СЁСТРЫ
За окнами, словно бездомный пёс, выл и скулил ветер, мыкаясь по тёмным улицам занесённого снегами села. Пытаясь найти приют и покой, он то злобно рвался в подворотни, то, ошалело взметая колючую снежную труху, бросал её в подслеповатые окна хат, то затевал возню в печных трубах, проверяя крепость заслонок, а то бесновался белым, холодным вихрем на раскатистом льду замёрзшей речки в темноте и одиночестве.
Три сестры, три маленькие девочки - Таня, Маруся и Нина сидели у стола на широкой лавке. Керосиновая лампа тускло горела неровным светом, и углы хаты заполняли густые, словно живые, тени.
Их мать Анна, накормив девчонок нехитрым ужином, гремела чугунами у жарко натопленной печи.
- Таня, - позвала она старшую дочь. - Проверь хорошенько, всё ли прогорело в печи, а я пока пойду, двор закрою. По такой погоде сегодня к нам уже вряд ли кто придёт.
Таня соскочила с лавки и, подойдя к печке, взяла кочергу и начала разгребать, еле тлеющие угли. Младшие сёстры присоединились к ней, заглядывая, в дышащее жаром нутро печки и, любуясь мерцающими искрами догорающих углей.
- Ещё немного и можно закрыть заслонку, - наконец объявила старшая сестра.
- Таня, а ты нам сегодня ещё про школу не рассказывала, - напомнила сестре Маруся.
- Идёмте за стол, сейчас расскажу.
Девочки снова уселись на широкую лавку и приготовились слушать рассказ сестры. Но тут в сенях послышались шаги матери, дверь отворилась, впустив порцию холодного воздуха, и мать, поёживаясь, сняла с себя большую клетчатую шаль.
- Очень холодно, девчонки! Лезли бы вы лучше на печь, да спать укладывались.
- Тихо! - вдруг насторожилась младшая Нина.- Кто- то в окно стучит.
- Это, наверное, ветер, - прислушиваясь к звукам за окном, решила мать.
Но Нина, подбежав к окну и вглядевшись в темноту, радостно воскликнула:
- Мама, открывай двери, это бабушка пришла!
Через несколько минут мать ввела в дом свою свекровь. Одета она была в короткий, явно с детского плеча, овчинный полушубок с коротенькими рукавами, из которых виднелись красные, распухшие от мороза руки. Чёрная, длинная юбка совсем заиндевела и стояла колом. А лёгкий полушалок на голове плотно залепил снег.
- Матушка! - всплеснула руками сноха. - Куда же, ты, по такой погоде направилась? Девчонки, помогайте бабушке раздеться, видите, у неё руки застыли, совсем не слушаются.
Сёстры засуетились вокруг бабушки, стаскивая с неё одежду, уже ставшую мокрой от тепла.
- Ох, Анна, так вот мне приходится старость доживать. Детей девять человек нарожала, а никому не нужна, - расплакалась старая женщина, обращаясь к снохе.
- А ты, матушка, не плачь, успокойся, возьми вот хлеба, борща. Сейчас поешь, отогреешься да и спать ляжешь. А завтра всё и расскажешь, - уговаривала Анна свекровь.
- А вы, девчонки, тоже спать ложитесь, сейчас лампу задую.
Сёстры улеглись на одну кровать, что стояла под тёплым боком печки, какое - то время слушали Танин рассказ о школе, но потом уснули, крепко обнявшись.
СОСЕДКА
На следующий день, не успела Анна прийти с фермы, как к ней зашла соседка Прося. Как - то рассеянно поговорив о том, о сём, она вдруг сказала:
- А знаешь, Анна, я хочу Никиту усыновить - сестры своей двоюродной Катерины сынка. Что ты мне посоветуешь?
- Какой я тебе советчик в таком деле? Ты со своим Тихоном советуйся. Да и с Катериной не мешало бы поговорить: согласна ли она, сынка своего отдать? А я что? Я могу только одно сказать, что Никитка - парнишка хороший. И живёт, считай, он у вас больше, чем дома.
- Ох, Анна, не даёт нам с Тихоном бог своих деток. Двенадцать лет мы с ним уже живём, а в хате нашей тишина да пустота. Приду вот к тебе - весело у вас, тепло. А нам, как будто и солнышко не светит. Радости нет. С Тихоном - го мы уже давно всё обсудили. И с Катериной разговор у нас состоялся. Она согласна. У неё кроме Никитки, детей ещё пять душ. Есть ей с её Тимоней о ком заботиться.
- Тогда, бог вам в помощь, чтобы всё уладилось. Хозяйство у вас с Тихоном крепкое, сами ещё в силе. Никитка в тягость вам не будет, вырастите. К тому же и парнишка он уже большой, помощник уже. Мне - то вот одной приходится трёх девок растить. Это со стороны любо смотреть, а я, как рыба об лёд бьюсь, да в пригоршню плачу, - и Анна кончиком платка вытерла повлажневшие глаза.
- А что же про твоего Якова так и не слышно ничего?- спросила Прося, понизив голос.
Анна отрицательно покачала головой, потом ответила:
- Младшей Нине уже пятый годок идёт, Таня в школу пошла, а о нём - ни слуху - ни духу, как сгинул.
- А кто это у тебя на печке кряхтит да кашляет? - прислушавшись поинтересовалась Прасковья.
- Матушка вчера вечером пришла. Сказала, что не нужна стала никому. Только, я думаю, что с головой у неё не порядок, - перешла на шёпот Анна.
- Так - то оно так, - согласилась соседка, - Не живётся ей на одном месте. Уже всех своих детей обошла. Но разве можно свою мать в таком состоянии отпускать? Вот пойду я к этим супостатам, настыжу им глаза то бесстыжие. А Катьке Гущихе в первую очередь достанется. Это у неё мать в последнее время жила, - пригрозила Прося напоследок своей двоюродной сестре.
- Ой, забыла совсем! - спохватилась она. - Я ведь сегодня лепёшки пекла, вот угостить твоих невест принесла.
- Эй, девчонки, вы где? - и она вытащила из - за пазухи ещё тёплый гостинец, завёрнутый в холщёвое полотенце
Сёстры соскочили с печки, где находились вместе с бабушкой, и пока соседка разворачивала свёрток, с нетерпением дожидались угощения.
- Давайте , девки, налетайте! А то, пока вам мать наготовит. И бабушку угостить не забудьте.
И она, потрепав сестёр по головам, отправилась домой.
БАБУШКА
Зима подходила к концу, и вечера были уже не столь длинны и тягостны. Свекровь продолжала жить с Анной и её девчонками, хотя Прасковья расстаралась вовсю, и уже всё село давно знало, что бесстыжая Катька спровадила из дома родную мать. И теперь при встрече с Анной, каждый житель села непременно интересовался: а не забрали ли от Анны родные дети свою старую мать?
Девчонки же были довольны, что бабушка жила с ними. Теперь, наконец, они получили то, чего оказались лишены долгое время. Чего греха таить: не находилось у Анны лишней минуты, чтобы просто погладить дочек по голове. И хотя вся её жизнь подчинялась только одному, заботе о своих детях, но как раз заботы этой они и не ощущали. И по существу росли, предоставленные сами себе. Вставала мать их чуть свет и шла на ферму. А когда возвращалась домой, то уже домашние дела поглощали её целиком и полностью. Жизнь в селе подчинялась своим законам и правилам. Огород и домашнее хозяйство - только так выживали селяне и сводили концы с концами. Вот и кружилась Анна день - деньской, пока не валилась с ног от усталости, чтобы чуток отдохнув, утром всё начать сначала. С появлением бабушки сёстры почувствовали с её стороны соучастие в их жизни. У них появились новые интересы. Старушкой она оказалась ещё довольно крепкой и под присмотром девчонок могла ещё помогать и в каких - то делах. Правда, она порой забывала, что произошло пять минут назад, но зато прошлое своё житьё - бытьё помнила до мелочей. Сёстры слушали её рассказы как интересные сказки, находя в таком общении, необходимое им внимание. Особенно им нравился рассказ о том, как бабушка замуж вышла. Не один уже раз девчонки слышали эту историю, но снова и снова просили её повторить.
- Да чего же тут рассказывать? Украли меня с улицы, - начинала вспоминать свою молодость бабушка. - Девка - то я была видная. От ребят отбоя не было. А я всё носом вертела. Никак по себе жениха выбрать не могла. А получилось так, что не я выбрала, а меня выбрали. Шла я как - то зимой из церкви. Вдруг рядом сани останавливаются. Выскакивают из них какие - то мужики. Меня схватили, в тулуп завернули и в сани как куль повалили. И повезла меня лошадка к мужу моему будущему. Оказался им Васька, за которого я не то что замуж выйти не мечтала, но и смотреть - то на него - не смотрела. Ничего в нём завидного не было: и ростом маленький - как раз мне по плечо, и на лицо шадривый - оспа его пометила, и такой неказистый да нескладный, что давали бы за него денег в придачу, так и то: никто бы не позарился. А ведь раньше как считалось, если девка переночевала неизвестно где, то назад ей, в дом родительский дороги уже не было. Так, видно, богу потребовалось, чтобы я Васькиной женой стала.
- Ох, и попил ирод этот моей кровушки, царство ему небесное! - И бабушка с большим удовольствием крестилась. - И кулаками меня подчевал, и лодырем оказался, каких свет не видывал. Ума у него только на одно хватало: детей на свет пускать. Ведь это надо же: девять человек произвёл! Ладно, хоть они в нашу породу пошли: и по стати, и по уму. Да и в руках, за что не брались - всё горело! Вот и ваш отец Яков не только собой пригож был, но и любую работу мог выполнить. Хорошая пара из родителей ваших получилась. В церкви помню, когда венчались, так на них весь мир любовался. Анна - то ведь в двенадцать лет сиротой осталась. Жила в няньках у родни своей дальней. За красоту её Яков в жёны взял. Что собой ладная была, что на лицо приглядная. Жизнь у них поначалу хорошо складывалась. Яков в лавке торговал. Анна дома: вас растила да с хозяйством управлялась. Только счастье их не долго длилось. Арестовали тятьку вашего. Прямо из лавки забрали, в телегу посадили и повезли в район. За село уже выехали, а тут мост на пути через речку нашу. Вот он и сиганул в речку с этого моста. А тогда уже снег выпал, но вода ещё не замёрзла. От тех пор больше его и не видел никто.
- Бабушка, а за что тятьку арестовали? - начинала допытываться Таня.
-Ох, деточки, ничего мне про это неизвестно. Правда, от людей слыхала кое - что, но вам знать про то ещё рано. Не вашего это ума дело.
ВЕСНА
Весна для крестьянина время сложное. Можно сказать - голодное. И скотину уже кормить нечем. И самим кое - как перебиваться приходиться. И о том, чем огород сажать, думать нужно.
Небольшая речка Псёл, что текла под горкой возле самого села, разлилась так, что село оказалось, словно на острове, окружённое водой со всех сторон. Крестьяне ждали, когда же, наконец, схлынет вода, и земля, вздохнув полной грудью, даст силу новой жизни, покрыв луга зелёным маревом молодых трав.
В затишке у плетней и завалинок показались резные листики крапивы, сразу пополнив скудный крестьянский стол. Чем жарче пригревало солнце, тем быстрее уходила вода. И окрестности села, пропитанные влагой, сразу покрывались мягкой щетинкой сочных трав. И вскоре, куда не бросишь взор, всюду нежные ростки новой жизни укрывали луга зелёным убранством. И потянулись на пастбища стада, изрядно исхудавшей и обессилевшей от бескормицы скотины. И дымчатые весенние дали наполнились мычанием и блеянием.
Вернулись в свои гнёзда аисты, по утрам разносились эхом трубные голоса журавлей, по огородам чинно расхаживали грачи, всем желающим считала года кукушка, соловьи разжигали зори россыпями своих трелей, ласточки чиркали по небу лёгкими чёрными молниями, словно заставляя солнце гореть ярче и ярче. Целыми днями в воздухе всё пело, звенело, трепетало, кружилось и искрилось. Но и когда, изрядно подросший день, накрывали тёплые сумерки, как уже лягушачий хор дружно ликовал в низине у речки.
На пасхальной неделе, славивший Христа батюшка, не обошёл стороной и хату Анны. Перекрестившись на иконы и приняв от хозяйки небогатое подношение, он спросил:
- А чья это у вас тут бабушка находится?
Скорей всего он уже знал историю о свекрови Анны и спросил только для того, чтобы начать разговор. Девчонки наперебой начали объяснять, что это их бабушка и, что она теперь с ними живёт.
- Как же так? - выслушав сестёр, обратился он к хозяйке. - Вам и так трудно живётся, как - никак дети без отца растут.
- Трудно, конечно, батюшка. Но не могу я старого человека из дома выпроводить. Видно, с головой у неё не порядок. Никак ей на одном месте не живётся. Она же своих детей уже всех обошла. Ко мне от Катерины пришла. Не думаю я, чтобы дочка её выгнала. Просто старые люди - они обидчивые. Вот и матушка, может, обиделась на что - нибудь да и ушла.
- Так - так, - покачал головой батюшка. - А на вас она, видно, не обижается. И зиму прожила, и весне уже конец скоро. И что же, никто из детей мать свою даже навестить не заходил?
- А чего заходить? Знают они, что матушка у меня живёт. Думают, наверное, раз к ним не возвращается, значит всё хорошо и беспокоиться не о чем.
Батюшка, попрощавшись, ушёл, и вскоре Анну и её дочек навестила Катерина.
Она пришла с узелком, в котором находились гостинцы: солёное сало, крашеные яички, краюха ещё тёплого хлеба и кусок сахара. Девчонкам, конечно же, больше всего понравился сахар. Отколов по кусочку лакомства, и, прихватив крашеных яичек, они отправились гулять. А когда вернулись, бабушки уже не было. Забрала её Катерина. Правда, потом она частенько навещала внучек и всегда приносила им что - нибудь вкусненькое: то горстку замусоленных в кармане конфеток, то несколько таких же замусоленных кусочков сахарку.
ШКОЛА
Как самая старшая, первой учиться пошла Таня. И сразу игра в школу стала для девчонок самой интересной и любимой. По вечерам они усаживались за стол, и начиналась игра. Таня, подражая учительнице, которая учила её саму, не поощряла невнимания, и сёстры слушали её не только старательно, но и увлечённо, запоминая многое из того, о чём говорила им сестра. Правда, обучить сестёр письму у Тани не очень получалось. Просто писать было нечем и не на чем. И уроки приходилось вести ещё и на улице. Зимой писали прутиком на снегу, а летом для этой цели хорошо подходил мокрый песок на берегу речки.
Так как разница в возрасте у девчонок составляла два года, то следом за Таней в школу отправилась Маня, а потом настал черёд идти учиться и Нине. Учились сёстры с удовольствием. И младшую Нину, как она вспоминала, даже дразнили отличницей.
Однажды одна из соседок попросила Анну, чтобы кто - нибудь из её дочек забирал из садика её маленького сынишку. Работа в колхозе продолжалась допоздна и родители не успевали забирать мальчика из детского сада вовремя. Анна решила, что лучше всего для этого подойдёт Нина. Старшим сёстрам и дома дела находились. Тем более, что соседка обещала кормить девочку. А для худенькой Нины лишний кусок хлеба пошёл бы на пользу. И младшая из сестёр оказалась в няньках.
Сразу после школы она торопилась к соседке, делала там уроки, потом приводила из садика мальчика и, дождавшись прихода кого - нибудь из родителей, уходила домой. Но однажды она засиделась за уроками дольше обычного. Никак не могла решить задачу и совсем потеряла счёт времени. Очнулась она, когда пришла соседка вместе со своим зарёванным сыном.
- Ох, и досталось мне от соседки, а потом ещё и от мамы, - рассказывала она о своём пребывании в няньках.
Случались и другие эпизоды, о которых моя мама вспоминала с горечью.
Как самая младшая, Нина зачастую донашивала то, что уже изрядно поносили её старшие сёстры. Практически никаких обновок в одежде ей видеть не приходилось. Но, если с одеждой ещё можно было как - то выйти из положения, что - то подлатав или ушив, то вот из - за обуви девочке не раз доводилось плакать. Обычно такое случалось осенью и весной, когда вода не позволяла обуть старенькие валенки. И тогда Нина сидела у окошка и вытирала слёзы, наблюдая, как сёстры и её друзья идут в школу.
Думаю, что девчонки, учась в школе, не ставили перед собой великих целей и задач, стремясь обязательно чего - то достичь. Просто школа для них в тяжёлой и однообразной деревенской жизни стала чем - то новым и увлекательным. Ярким пятном в их нелёгком детстве. А, впрочем, говорить о том, чего бы могли достичь сёстры в жизни, если бы могли продолжить учёбу, всё же не приходится. Точку в обучении поставила война. Младшей Нине тогда исполнилось 10 лет, Мане - 12, а Тане - 14.
НЕСЛАДКОЕ ДЕТСТВО
Да, сёстрам с самого раннего возраста пришлось претерпеть и лишения, и трудности, и голод. Казалось бы, какое отношение все эти невзгоды имеют к детству? Но мне неоднократно приходилось слышать от своей мамы:
- И как мы только выжили?
Наверное, не последнюю роль в их трудной жизни сыграло то обстоятельство, что они остались без отца. Конечно, для его ареста основания имелись. Яков был, видимо, личностью не совсем ординарной. Об этом говорила даже его деревенское прозвище - ' артист'. Например, он мог расписаться ногой и лихо подделывал различного рода справки. И эти его необычные способности выручали многие семьи в период раскулачивания. И сёстрам, даже по прошествии многих лет с той поры, не раз доводилось слышать слова благодарности в адрес отца уже от детей тех, чьи родители подлежали когда - то раскулачиванию. Иногда в доме собирались деревенские мужики и читали книги. Возможно, что читали они просто художественную литературу. Теперь уже про то не узнаешь. Анна никогда не вникала и не интересовалась такими занятиями. А дети в силу своих малых лет не могли что - либо осмыслить и понять. Слышать, что семья как - то преследовалась или притеснялась со стороны властей после ареста, а потом и бегства Якова, мне ни от кого из родственников не доводилось.
А вот сами родственники по линии отца на козни оказались горазды. Однажды сёстры отца решили, что раз Якова нет, значит дом, который занимала Анна с дочерьми, больше им принадлежать не должен. Они просто выгнали семью своего брата, милостиво разрешив семейству занять амбар. Заодно они отобрали и корову. Зачастую случалось так, что в доме не оказывалось и куска хлеба. И тогда младшая Нина отправлялась просить хлеба к сестре отца Екатерине. Выглядела девочка тщедушной и маленькой, к тому же и походила на отцовскую родню больше, чем Маня и Таня. И по предположению матери отказать родной кровинушке её тётушка никак не могла. На самом же деле, прежде, чем получить краюху хлеба, маленькая родственница долго стояла у порога, выслушивая назидания и причитания тётушки. И тут более сердобольный муж Екатерины Тимофей, не выдержав, вмешивался:
- А ну - ка, доставай хлеб и дай девчонке, - приказывал он жене.
Поджав губы Катерина открывала сундук, в котором хранила свежеиспечённый хлеб, и выделяла своей племяннице краюху.
В амбаре семья прожила с ранней весны и до глубокой осени, пока в ситуацию не вмешался председатель колхоза. Пришлось родственникам вернуть всё ' конфискованное' ими имущество.
По селу прошёл слух, что многодетным семьям дают муку. Хотя семья, в которой насчитывалось трое детей, многодетной не считалась, но соседки уговорили Анну послать кого - нибудь из девчонок получить паёк.
- Там же Андрон распоряжается, - убеждали они Анну.
Андрон опять же по отцовской линии приходился родным дядей девчонкам.
Выбор снова пал на Нину. Дождавшись своей очереди, Нина протянула свою котомку дяде.
- А ты кто такая будешь? - наклонился он из - за прилавка, чтобы разглядеть маленькую девочку.
Нина растерялась, не зная, что ответить, и опустила глаза, которые медленно наполнялись слезами.
В лавке наступила тишина.
- Иди, иди, - отмахнулся от племянницы дядя.
- Ах ты, ирод царя небесного! Да, чтоб глаза твои бесстыжие повылазили! Неужели ты свою породу не видишь? - не выдержала одна из женщин, стоявших в очереди.
- Бабы, вы только гляньте на этого Пилата! Родню не узнаёт! - подхватила другая.
И лавка наполнилась шумом и гамом, вставших на защиту Нины, деревенских баб.
Три килограмма муки девочка домой принесла.
По весне, когда становилось особенно голодно, ребятишки небольшими компаниями забирались в какой - нибудь товарняк и ехали, как говорится, куда глаза глядят. По дороге они высматривали поля, на которых в прошлом году росла картошка. И на этих ещё не обсохших полях они копались в грязи и сырости, чтобы отыскать хотя бы немного, случайно оставленной по осени картошки. Картошки зачастую полугнилой и сморщенной. Из неё мама пекла им драники. Горькие, невкусные, но всё же съедобные.
Каждый старался независимо от возраста оказать посильную помощь своей семье.
А уж, если случались неурожайные годы, то в дома крестьян приходила настоящая беда. В один из таких периодов, когда из - за засухи на колхозных полях и в личных хозяйствах всё на корню погорело, в колхоз пришла просьба из соседней области оказать помощь в уборке урожая. Там урожай выдался отменный. В число помощников попала и Татьяна, которой на ту пору уже исполнилось 12 лет. Несмотря на то, что по своему росту она опережала многих своих сверстников, всё же встала на цыпочки, чтобы выглядеть наравне с взрослыми женщинами, когда их выстроили в шеренгу, и бригадир начал записывать прибывшую рабочую силу. Дойдя до Тани и взглянув на неё, он спросил:
- Девочка, тебе сколько лет?
- 12 - потупилась она, не сумев соврать.
Бригадир отрицательно покачал головой и двинулся дальше, переписывая следующих женщин. Но потом он вернулся, к продолжавшей стоять на цыпочках девочке, и задал ещё один вопрос:
- Грамоту знаешь?
- Да! - с готовностью подтвердила она.
- Будешь записывать выработку, - сумел он найти выход из положения.
Наступила уже глубокая осень, а Таня всё не возвращалась. В один из дождливых осенних вечеров Маруся и Нина сидели на печке и единственное, чего им хотелось - это поесть. Их мать, встав на колени, молилась перед божницей. Вдруг девчонки услышали звук остановившейся возле дома машины.
- Это Таня! - воскликнули они одновременно и замерли в ожидании.
Встала с колен и Анна, тоже прислушиваясь к доносившимся с улицы звукам. Слышались чьи - то возгласы, потом загремела уличная щеколда, отворились сени и, наконец, распахнулась дверь в хату, впуская вымокшую, но улыбавшуюся Таню. А на печке навзрыд плакали её сёстры.
- Маня, Нина! - позвала их мама. - Слезайте скорей, сейчас пировать будем. Смотрите, что наша Таня заработала!
Заплаканные сёстры слезли с печки и не поверили своим глазам. Посредине комнаты стоял мешок в окружении небольших котомок. Мешок оказался наполнен буханками хлеба. А ещё старшая сестра привезла муку, растительное масло, комовой сахар и сало. Они отрезали хлеба, мазали его маслом, сверху клали кусочек сала и ели в прикуску с сахаром.
Потом из хлеба насушили сухарей и старались растянуть, заработанную Таней еду, на более долгое время. Старшая сестра снова начала посещать школу, навёрстывая пропущенные занятия. Вскоре пришла зима. Плохо ли, хорошо ли, а время всё равно не стояло на месте. На месте стояла только печка. Вечерами девчонки залезали на её тёплую лежанку, зажигали керосиновую лампу, играли, учили уроки или просто разговаривали.
Приближалось Крещение. Для сестёр - это был не только церковный праздник, но ещё и дни, в которые они появились на свет. День рождения старшей сестры приходился на первый день Крещения. На второй день Крещения родилась средняя сестра Мария. А младшей Нине достался третий день церковного праздника. Вспомнив об этом, Таня сказала:
- Девчонки, что будем дарить друг другу на День рождения?
Но, как они не пытались ответить на вопрос сестры, с подарками ничего не получалось.
- А давайте, поменяемся платьями, - предложила Маня.
Тут же на печке они начали осуществлять задумку Маруси. Только вот для Тани платья её сестёр оказались малы.
- И что же, мне теперь голой ходить? - вздохнула она.
Пришлось им опять меняться и надеть свои собственные платья.
И всё же без подарков они не остались.
В один из вечеров кто - то тихо постучал в окно. Анна выглянула в окно и увидела двоюродного брата своего мужа.
-Степан, ты? - спросила она, выйдя на улицу.
- Я, - ответил он. - Разговор к тебе есть. Сейчас я лошадь привяжу, и давай в хату зайдём.
- Собирай девок, в гости их повезу к Афанасию, - зайдя в хату сообщил он.
- Что за спешка такая, на ночь глядя, ехать? - обеспокоилась Анна.
- Слышь, Анна, у него там Яков, хочет с дочками повидаться.
- Жив! - Всплеснула руками Анна и в голос расплакалась.
- Ты не голоси, а то, услышит кто. Сама понимаешь, знать про это никто не должен.
Мать быстро собрала девчонок, Степан посадил их в сани и укрыл тулупом, чтобы не замёрзли. И поехали они на встречу с отцом. Хотя младшая Нина отца своего уже не помнила. Когда он пропал, ей исполнилось только 2 года.
ЦЕРКОВЬ
Сейчас слово 'церковь' как бы вышло из моды. И употребляется в основном слово ' храм'. Но, как мне кажется, в этих словах, хотя они и обозначают одно и то же, есть существенная разница. Церковь - слово женского рода. И потому более тёплое и близкое. И, пожалуй, оно ещё и более звонкое и живое. Удар колокола слышите? А храм - слово мужского рода и напоминает тяжёлый камень. И звучит оно, конечно, не только более торжественно, но и более отстранённо и сурово. От церкви мы ждём прощения и утешения. А при слове ' храм' душа трепещет, дожидаясь наказания. Я не буду спорить с теми, у кого есть другое мнение по этому вопросу, но всё же, говоря о сельском культовом сооружении, употреблять буду слово ' церковь'.
Церковь в селе, где родились сёстры, была построена в 1870 году. Хотя до этого она существовала в деревянном варианте. Название она получила в честь Иконы Божьей Матери ' Знамение'. Во времена, когда многие церкви оказались порушенными или вовсе уничтоженными, она, единственная на многие километры вокруг осталась нетронутой. Отстоял её тогдашний председатель колхоза, заявивший, что сделает из неё склад для хранения зерна. Но она не подверглась осквернению и не стала складом. И службы в ней проводились, и ходить в неё молиться людям не запрещалось.
Она продолжала работать даже во время войны. У немцев имелись свои планы относительно формирования идеологии граждан на оккупированных территориях. Предполагалось подчинить часть населения с помощью РПЦ, весьма пострадавшей во времена антирелигиозных гонений. Однако, иерархи РПЦ вполне чётко различали понятия 'государство' и ' страна'. Не желая бросать родной народ в годы тяжких испытаний, церковь сразу поставила себя на одну сторону баррикад с советским правительством. И разумеется: никакие богослужения, поддерживающие оккупантов в единственной сохранившейся в округе церкви не проводились.
Говорят, что вера в Бога вместе с порушенными церквями тоже оказалась уничтоженной. Согласиться с этим я не могу никак. Скажите, многие ли из нас остались некрещеными. А наши дети? Разве не крестили мы их всеми правдами и неправдами?
Я вспоминаю свою бабушку. Оказавшись на борской земле она очень тосковала от того, что ей некуда сходить помолиться Богу. Но я не помню случая, чтобы она перед сном или утром не перекрестила лба. Вечером она дожидалась момента, когда все засыпали, и шла на маленькую кухню за занавеску, где располагались на посудном шкафчике её иконы. И там, обязательно стоя на коленях, она тихо что - то шептала. А я вслушивалась в непонятные мне в ту пору слова и не засыпала до тех пор, пока она не возвращалась на своё место. Этот ритуал тревожил мою детскую душу не только некой тайной, но и силой, заставлявшей мою бабушку Переверзеву Анну Карповну каждый день молиться, стоя на коленях. И разве эта сила - не есть вера? И Бог, наверное, сначала находится в душе. Именно там его главное святилище, разрушить которое не может никто и ничто, если вера твоя крепка. И ещё, если говорить о моём детстве, я не помню дома, в котором мне довелось побывать, где бы не имелось уголка с иконами. И если это не вера, то - что?
На склоне лет бабушка снова попала на родную землю в Курскую область. Там, где стоит на пригорке над речкой белая церковь. И от неё, как два сильных крыла, расходятся сельские улицы. И, кажется, что церковь похожа на большую белую птицу, готовую взмыть ввысь, устремляясь в небо. И приезжая к бабушке на летние каникулы, я наблюдала, как каждый воскресный день или в церковный праздник, она, встав пораньше, собирается на службу. И я вижу в окно, текущие к церкви людские ручейки. Вижу, что народ со всей округи спешит туда, где, разговаривая с небесами, благовестят колокола.
А когда моя бабушка Анна Карповна Переверзева возвращалась домой, то обязательно кого - нибудь с собой приводила: кому далеко до дома, кто устал или болен. Кормила обедом и даже укладывала отдохнуть.
С этой сельской церковью связывает нашу семью одна тайна. Её поведала моей маме Нине Яковлевне родственница. Она рассказала, что внутри, как войдёшь, то по правую руку, в простенках между окнами изображены наши предки. Те, что жили в то время, когда церковь расписывалась. Мужчина и женщина. Обутые в лапотки они стоят над речкой на мостках, на которых бельё стирали или воду с них набирали. Он, похожий на Николая Угодника, с седыми волосами и такой же седой бородкой в длинной белой подпоясанной рубахе с вышитым воротом. Она - в платочке, в русском сарафане и белой же с вышитым воротом кофточке
- Только не говори никому! - предупредила родственница маму. - В церковь люди ходят Богу молиться, а тут - простые люди изображены.
Впрочем, тайна эта оказалась - не такой уж и тайной. Через какое - то время уже мне довелось от другой пожилой родственницы услышать пояснения по поводу этой истории.
- Ты, думаешь, почему их художник нарисовал?
И не дождавшись от меня вразумительных объяснений, ответила сама:
- Потому, что они богообразные.
Я бывала в этой церкви и, конечно, невольно украдкой поглядывала на простенки по правую руку, памятуя о том, что люди приходят сюда Богу молиться. И думала: а что же несут в себе слова 'быть богообразным '? Внешнее ли это сходство с теми, которых мы привыкли видеть на иконах или это нечто внутреннее и глубинное? И мне казалось, что и они присматриваются ко мне, словно говоря:
- Смотри, родня, не подведи!
Стоит церковь на пригорке над речкой и по сей день. И всё так же благовестят её колокола, и всё так же ходят на службу люди. Наверное, всё же в истории нашей страны не так всё однозначно, как кое - кто нам пытается её преподнести. Осквернить и вымарать историю своей страны, своего народа - не одно ли это и тоже, что осквернить церковь? И почему одно мы осуждаем и порицаем, а с другим соглашаемся, плюя в своё прошлое? Я нахожу много несоответствий, сравнивая то, что нам навязывают в качестве исторической правды и частной истории своего рода.
И разве не прав был тот художник, изобразивший простых людей вместе со святыми? И меня радует то, что мой род оказался на крепком мостке, который не дал ему свалиться в тот поток воды ли, времени ли и сгинуть там безвозвратно. А безвозвратно сгинуть, можно не только лишившись жизни, но и находясь во здравии и полном внешнем благополучии.
БОЛЕЗНИ
Болезни девчонок не обошли стороной. А лечение предлагалось одно: заболел - лезь на печку. На печке хворала и Нина. Она сильно исхудала и не могла даже подняться. Месяц шёл за месяцем, а её состояние не улучшалось. И соседки, заходившие к Нюре, заглянув на печку, шептали ей:
- Нет, Нюра, Нинка твоя - не жилец.
- Бог даст, поправится, - отвечала мать.
Найти для Нины врача, оказалось делом непростым. Наконец, откуда - то издалека удалось привезти старенького фельдшера. Он осмотрел девочку и сказал, что у неё ревматизм. А лечение он ей прописал такое: летом, когда станет жарко, ходить на песок и, зарывшись в него, греться.
Песок этот, видимо, принёс когда - то ледник. Целая дюна крупного, сыпучего песка располагалась на краю села. И вот, дождавшись летнего тепла, Нина начала лечиться. Правда, сначала попасть на место процедур самостоятельно она не могла. На песок её приходилось тем или иным способом относить. Помогали все, у кого находилось время и возможность: сёстры, мама, соседи. Но потом Нина решила, что не будет никого утруждать и начала сама, ползком добираться до края села. И она поправилась. Помогли ли ей в этом прогревания или её стремление стать здоровой, но за лето девочка встала на ноги. Ревматизм больше её никогда не мучил. Но память о себе всё же оставил.
- Вы болели ревматизмом? - спросила врач - терапевт Нину при профилактическом осмотре на предприятии, когда она уже была замужем и имела двоих детей.
- А как вы узнали? - удивилась Нина.
- У вас шумы в сердце.
Мою маму поставили на учёт, весной и осенью вызывали в поликлинику и проводили ей поддерживающий комплекс процедур. А ещё она ездила по путёвкам в санатории, в том числе и на юг. Бесплатно.
Эта история говорит не только об уровне медицинских специалистов советского периода времени, которые умели, можно сказать, просто на глаз и на слух поставить диагноз, но и об отношении к человеку. И опять же она служит примером того, что не стоит огульно порочить и осквернять прошлое страны и народа.
Уже, будучи взрослой, узнала о перенесённом когда - то ею заболевании и Мария. В начале 60 - х годов в селе открылась больница, и Мария пошла туда работать. Врачей очень удивил её рентгеновский снимок. Все её лёгкие оказались покрыты шрамами. Она переболела туберкулёзом и сумела поправиться без всякого лечения. И снова главным лекарем оказалась русская печь.
В войну все кроме Нины переболели тифом. Однажды Нина проснулась от того, что рядом кто - то плачет. Происходило опять же всё на печке.
- Таня, ты что плачешь? - узнала Нина по голосу сестру.
- На двор хочу, а встать не могу, - ответила она.
- Сейчас я тебе помогу.
И хотя Таня превосходила сестру по росту и весу, но младшая сестра справилась, подставив больной Тане своё плечо.
А, вообще, тиф не раз выручал жителей села во время войны, спасая от немцев. Завидев, приближающихся к дому немцев, его обитатели тут же ложились на кровати, укрывались простынями и встречали незваных гостей криками:
- Тиф! Тиф!
И тех буквально сдувало ветром.
Конечно, когда спали вместе, ели вместе, говорить о каких - то мерах предосторожности или о соблюдении правил гигиены не приходится.
- И как мы только выжили, - будто снова слышу я мамин голос.
Впрочем, моей маме тяжело переболеть пришлось ещё раз. Случилось это уже сразу после того, как немцев выбили из села. Во времена оккупации жителям запрещалось ходить в лес. Но для своих нужд немцам всё же пришлось заготавливать дрова. Они заготавливали их на краю села в небольшом, примерно 200 на 300 метров сосновом леске.
После отступления немцев, ребятишки устроили целые соревнования: кто больше и быстрее принесёт домой дров. Приняла участие в состязаниях и Нина. Она почему - то решила, что донести вязанку дров легче и быстрее на голове. А утром следующего дня она проснулась от головной боли, и её глаза ничего не видели. Они оказались залитыми кровью. И снова печка. И радовало девчонку только то, что от немцев не осталось и духу, и что мама топила печь, принесёнными ею дровами.
ВОЙНА
Однажды в летний погожий день в небе над селом появился самолёт. ' Кукурузник' - как его потом называли. Он кружился, привлекая к себе внимание и взрослых, и детей. И в ту сторону, куда он летел, неслись большой толпой и ребятишки. А он то скрывался за лесом, то, чуть не задевая воду, проносился над рекой, то выныривал из - за облака или заходил со стороны солнца. Дети уже устали бегать туда - сюда, поднимая клубы придорожной пыли босыми пятками, и просто, стоя на месте, наблюдали за самолётом или старались угадать, если он далеко улетал, появится он снова или нет. Наконец, кукурузник сел на луг недалеко от села. Ребятишки сразу бросились к месту его приземления. Не утерпели и взрослые и тоже, убыстряя шаг, заспешили, к стоявшему среди луговых трав, самолёту.
Лётчик вылез из кабины, что - то крича, и побежал навстречу к приближающимся к нему жителям села.
- Что он кричит? - на бегу спрашивали друг друга люди.
И только, когда они оказались уже недалеко от лётчика, услышали:
- Война! Война! Началась война!
После мобилизации мужское население сильно сократилось. Вместе с другими ушёл на фронт и Никита, который к этому времени уже стал законным сыном Просковьи и Тихона. Тишина и тревога стали спутниками деревенской жизни. И осенью вместе с непогодой в селе появились и наши войска. Они отступали. И одновременно с ними пришли беженцы с Украины.
Анне и её дочкам пришлось потесниться. Вместе с ними поселились две семьи из соседней Сумской области. Две молодые женщины с малыми детьми да стариками. Молодых женщин звали Доня и Катя. Катя была рассудительной и степенной и сразу отправилась искать своего мужа. И нашла! В одной из воинских частей, расположившихся неподалёку.
А вот Доня отличалась красотой. Её чёрная коса как корона возвышалась на голове, придавая всей фигуре молодой женщины некую величавость. Но глаза её казались настолько быстрыми и озорными, что заставляли заподозрить в её характере черты некоторой безрассудности и бесшабашности. Муж её погиб в первые дни войны, и она знала об этом.
Однажды Анна увидела, как по лестнице, приставленной к чердачному входу, спускается Доня вся в пухе и перьях. А на чердаке действительно хранилось пух и перо для будущих подушек и перин.
- Донька! - рассмеялась Анна. - Ты никак оперилась!
- Нюня! - испугалась молодая женщина. - Только не говори моим! А лучше не говори никому.
Между тем отступление наших войск продолжалось. И вскоре солдаты покинули село. Война догоняла и была уже совсем рядом. Беженцы так и остались в селе, осознавая, что дальше идти некуда, от войны не уйти.
И вскоре уже в октябре 41 - го года нагрянули и немцы. И первое, что они сделали: повесили одного из работников сельсовета. Он должен был уйти в партизанский отряд, но по какой - то причине задержался. И сразу нашлись предатели, которые поспешили уведомить новых хозяев о том, что один из колхозных активистов находится дома.
Многое изменилось для сельских жителей во время войны. Например, немцы категорически запретили местным жителям ходить в лес. Оккупанты панически боялись партизан, которые, действительно, не давали им чувствовать себя вольготно на захваченной территории. И были по округе случаи, когда за одно только подозрение за связь с партизанами людей вешали и сжигали целыми сёлами. Но лес для селян - это не только ягоды и грибы, но ещё и топливо. Хотя говорить о заготовках настоящих дров не приходилось. Юг Курской области относится к зоне лесостепей. И леса там в основном имеют искусственное происхождение, т. е. когда - то производилась высадка некоторых видов деревьев. Сажали в основном сосну. И даже тот небольшой клочок леска на краю села жителями звался 'соснами'. И для отопления печей шёл в основном сушняк и колючка, лесная подстилка из опавших сосновых иголок. И заниматься заготовкой таких ' дров' приходилось на протяжении целого лета. Когда же при немцах вышел запрет на посещение леса, жители пустили под топор не только сирени и акации в палисадниках, но и все сады.
Впрочем, связь с партизанами всё равно существовала, и местное население знало и о положении дел на фронтах и о том, что происходило в стране. Возможно, такая связь поддерживалась благодаря тем полицаям, которых назначили сами немцы. В полицаи попал и муж Прасковьи Тихон. В армию он не призвался по причине инвалидности: у него отсутствовал один глаз. А вот Никита, усыновлённый Прасковьей и Тихоном, попав на фронт, оказался в роте разведчиков. Он дослужился до офицерского звания и имел награды, но всё же погиб. И его приёмные родители потом всю жизнь получали за него денежные выплаты. Помню, что в шестидесятые годы они составляли 43 рубля. Если учесть, что в то время колхозникам только начали назначать пенсии по старости, которые измерялись одиннадцатью рублями, то 43 рубля казались большими деньгами. И двоюродная сестра Прасковьи Екатерина завидовала на эти деньги и не раз упрекала усыновителей, что они их получают за чужого сына.
Захватчики не запрещали крестьянам иметь подсобное хозяйство. Только вот самим жителям ничего из собственного подворья не доставалось.
- Матка, млеко, яйки, - так начиналось каждое утро в любом деревенском доме, где стояли на постое немцы.
- А мы с печки выглядываем, да слюнки глотаем, глядя, как немцы всё наше жрут, - вспоминала мама.
Новые хозяева принуждали сельских жителей и работать. По весне, когда пришла пора засевать поля, их заставляли пахать землю на коровах. У кого не было коров, впрягались в плуг сами. Конечно, особой охоты работать на немцев никто не проявлял, но за любое непослушание могли казнить.
Однажды, уже осенью женщины возвращались с полевых работ. Подошла пора уборки хлеба и они жали его серпами и косами. Анна припрятала небольшой узелок зерна для кур. Её подруги знали об этом. По очереди, хотя и с опаской, они все пользовались такой возможностью. Вдруг одна из женщин увидела вдалеке фигуру верхом на лошади.
- Бабы, полицай! - смекнула она. - Давайте, садитесь все и доставайте у кого что поесть осталось. А ты, Нюня, в серёдку садись и прячь под юбку свою котомку.
- Вот устали, - объяснила она подъехавшему немецкому прислужнику. - До дома ещё далеко, мы и решили передохнуть да перекусить.
Всадник покружил вокруг, но обыскивать никого не стал. Когда он отъехал от них на достаточно большое расстояние, Анна, с облегчением вздохнув, сказала:
- А я уже со своими девчонками попрощалась.
Переживали страшное время оккупации, кто как мог. У одной из жительниц села перед самой войной родился ребёнок, мальчик. Потом её мужа забрали на фронт, а с приходом немецких солдат пришлось ей мыкаться по чужим углам а в тёплое время и по сараям, спасая своего сынишку. Стоило только ребёнку заплакать, как находившиеся поблизости немцы начинали угрожать оружием и кричать:
- Партизан! Партизан!
И несчастной матери снова и снова приходилось, подхватив мальчишку, бежать, куда глаза глядят. Но зато до сегодняшних дней изрядно разросшееся семейство, уже потомков, того самого не ко времени родившегося ребёнка, носит деревенское прозвище ' партизаны '.
Но всё же страшное время оккупации закончилось. Весной 43 - го года от партизан пришло известие, что немцы скоро начнут отступать, и чтобы жители села по возможности прятали скотину, и вся молодёжь, начиная от 16 - ти лет тоже на время куда - нибудь укрылась, из - за угрозы оказаться угнанной в Германию.
Два дня со стороны советских солдат и со стороны захватчиков шла артиллерийская перестрелка. Жители пережидали канонаду в погребах. А молодёжь затаилась вместе с коровами в одном из небольших лесов. Среди других оказалась и Таня. И вдруг наступила тишина. И только скрип подвод в ночи выдавал отступающих фашистов. По рыхлому мартовскому снегу война откатывалась от села, что стояло на берегу речки Псёл. И по краям села поднималось зарево. Это немцы подожгли беленькие хатки сельских жителей с двух сторон. Хотя впереди летом 43 - го года ещё предстояло сраженье, названное Курской битвой и до полного окончания войны оставалось ещё два года, но для жителей этих мест весна уже принесла освобождение.
А чуть серая хмарь рассвета растеклась по селу, как деревенские бабы вышли к воротам встречать своих солдат. Солдат грязных, кое - как одетых, обутых вплоть до лаптей и безоружных. И вот уже заструились дымки над трубами деревенских домов. Женщины топили печки, чтобы обогреть, накормить и отмыть ребят. Да и сами женщины почувствовали, наконец, себя хозяйками в своих собственных домах. С десяток солдат обосновался и в доме Анны. Вот только накормить бойцов оказалось не таким простым делом. Корова у Анны пала ещё зимой. При отступлении немцы забрали даже то немногое из пропитания, что ещё оставалось. Выгребли даже соль. Зарезали всех кур и прихватили с собой. Удалось припрятать только картошку.
Анна суетилась у печки. В чугунах грелась вода и варилась спасённая от немцев картошка. И вот уже солдаты сидят за столом и с шутками, и прибаутками дружно едят несолёную картошку. Анна, тихонько стояла в уголочке, со слезами на глазах наблюдая за ними.
- Я смотрю, ребята, и не вижу у вас никакого оружия. Чем же вы, сыночки, воюете? - спросила она бойцов.
За столом повисла тишина. И только дыхание солдат - шумное и прерывистое - выдавало их состояние.
Хозяйка поняла, что спросила что - то не то и растерялась, не зная, как вести себя дальше.
- А вот этим, мать, воюем, - ответил ей один из бойцов, показав увесистый кулак. - Это оружие самое крепкое и надёжное.
Потом этот солдат заглянул в опустевший чугун и сказал под общий хохот бойцов:
- Хозяюшка, добавь - а то солёно!
И пир продолжился, и в ход пошёл другой в горячем пару чугун с рассыпчатой и родной, пускай и несолёной картошкой.
А потом бойцы отмывались, а Анна прожаривала их одежду в горячей печи от вшей.
Да - эти бойцы, вызвавшие недоумение Анны, оказались 'штрафниками'. Рассказ об этом эпизоде войны мне ещё с детства приходилось слышать неоднократно и у меня он тоже вызывал не понимание и не находил никакого вразумительного объяснения. Но всё же сохранялась уверенность, что в этой истории ничего не придумано, и тогда я спрашивала себя:
- А как же мы победили?
Со временем, конечно, всё разъяснилось. И я узнала и о 'штрафбатах', и о заградительных отрядах. Думаю, что судить о таком невероятно тяжёлом периоде истории нашей страны, как Великая Отечественная война, мы просто не имеем права. Мы получили в наследство от наших предков Победу. Она досталась всем, жившим в то страшное время, великими жертвами и страданиями, невероятным напряжением всех человеческих сил, как физических, так и душевных. Я не считаю, что людей бросали в топку войны, как дрова, без счёта и без разбора. Жертвы и так оказались настолько безмерными, что руководству, видимо, приходилось считаться с тем, что человеческие ресурсы тоже не безграничны. И потом, различного рода командиры, стоявшие во главе воинских частей, подразделений и отрядов, всё же в большинстве своём оставались людьми и относились к подчинённым по человечески, стараясь по возможности сохранять людские жизни.
'Штрафники' вошли в село после артиллерийского обстрела, продолжавшегося два дня. Они вошли после того, как немцы покинули село. И не один из наших ребят не погиб. Конечно, мне могут привести и другие примеры, которые, я в этом нисколько не сомневаюсь, действительно были, когда с жизнями людей не считались. Но это говорит только о том, что война всё - таки состояла из разных, порой противоположных и противоречивших друг другу ситуаций и эпизодов. И нам, не жившим в то время, не испытавшим на собственной шкуре всех ужасов и испытаний того времени, не стоит грести всё под одну гребёнку, выискивая среди черноты войны, ещё более чёрные краски.
Вместе с весенними солнечными лучами оттаивала земля. Только вот сердцам человеческим ещё не пришло время оттаять. До полного уничтожения фашистов предстояло преодолеть путь в два долгих года, и кровавый счёт человеческих потерь ещё оставался открытым. Но всё же белая церковь над речкой снова была готова к полёту, хотя её крылья оказались обожжёнными войной. В село пришла пора для мирной жизни. Среди пепелищ, вырубленных садов, не слыша петушиного крика сельские жители встречали новую весну. Они слышали, как по утрам в туманных далях снова трубили аисты, кружили в спокойных высях журавли, подыскивая места для гнездования, и знаменитые курские соловьи неистово и вдохновенно разжигали зори.
Тане пришлось впрягаться в плуг, чтобы запахать свой огород. Мария и Нина отправились в одно из дальних сёл, где по слухам имелась возможность разжиться курами. Среди разрухи и голода начиналась мирная жизнь.