Моралисты

     Студенты-гуманитарии: Мстислав Былинщиков, рослый блондин, (утерянный тип славянина - бочку алкоголя влей ни в одном глазу), и невысокий брюнет с азиатским прищуром Владлен Новоявленский(благообретенный русский образ: цистерну выдует и не крякнет) - выпивали. Пристроились в небольшой рощице на тенистой полянке и баловались слабеньким, типа "зверобой", алкогольным напитком. Был теплый день, какой встречается, может быть, только в раю, или, как правило, в начале сентября на территории Среднерусской возвышенности. Молчит опутанная паутиной рощица. От опавшей листвы тянет парилкой. Чирикнет изредка невидимая пташка, прожужжит угрожающе оса, да летящий к земле лист прошуршит свою горестную песню - и тишина. А в ней неспешный русский разговор. О вечном!
     - Нехорошо мы, брат Мотя, живем, неправильно, - рассуждал Новоявленский. - Изучаем черт знает что! А о простых и вечных ценностях ни гугу. Скажи, кто из сегодня живущих знают евангельские заповеди? Никто! Социологию знают? Политологию подсекают. Ликвидность. Неликвидность. Паевый фонд. Кор, пор. Мыр, пыр... Короче, наливай!
     Владлен Новоявленский оборвал свою речь и подставил пластмассовый стаканчик.
     - Так вот я и говорю, - выпив, продолжил он. - Этику-эстетику знают, а простых вещах "как не убей", "не укради" - ни в зуб ногой, ни в огород палкой. Все на "бабках" и телках завернуты.
     - Это ты, Владик, прав на все сто. Устоев моральных никаких. Ну так что ж ты хочешь, ты посмотри, чему нас учат.
     Былинщиков полез в свою ученическую папку. "Мораль есть стадный инстинкт в отдельном человеке". Или - "Мораль выдумка слабых, жалобный стон неудачников"...
     - Во, с чем наезжают. Тут конечно в магазин потянет. У нас еще что-то есть? - взболтнув пустой бутылкой, поинтересовался Мстислав Былинщиков. - Та-а- а-к, ни фига интересного. А в карманах что?...
     В карманах оказалось: у Новоявленского подсолнечная шелуха, у Былинщикова презерватив "durex". Общих денег наскреблось на флакон "гаденького", банку "Толстяка" и бутылку газированного напитка "Дюшес". Последнее как бы на закусон.
     Немного на двух здоровых молодых русских гуманитариев. Но день - штука длинная. Кто-то еще подойдет, к кому-то и самим можно подрулить. Роща дело коллективное, можно сказать, братское.
     - Так вот, касательно прерванной темы, - затоварившись и возвращаясь на прежнее место, разглагольствовал Новоявленский. - Хочу тебе сказать, что я и статейку в журнал "Христианский курьер" накропал. Ну, не то чтобы статью, а так, тезисы. Общие места. Могу дать ознакомиться.
     Новоявленский полез в боковой карман.
     - Погоди, погоди, - перебил его Былинщиков. - Глянь-ка вон туда.
     - Где? Что? Телки?
     - Какие телки! Смотри сюда.
     Новоявленский завертел головой.
     - Что вертишь кумполом, как ветер флигелем, - перепутав от волнения определения, сказал Былинщиков. - Ты вон туда смотри. - И М. Былинщиков указал в направлении старой дуплистой березы.
     Новоявленский последовал за указательным пальцем Былинщикова и увидел стоящую в позиции известного знака зодиака мужскую особь. Ни возраста, ни социального статуса "особи" разобрать было нельзя. Да это, собственно, и не важно. Важнее было другое. Судя по треску веток и шуршанию листьев, что- то "всерьез и надолго" пряталось от чужих глаз. Вскоре человек разогнулся, отряхнул с колен сухие листья и зашагал к опушке.
     - Ну что, Али-Баба? Тронем! - объявил Новоявленский. И первым устремился к тайнику...
     За ветками и листьями лежала бутылка "Московской"
     - Класс, погуляем, - объявил Владлен, потрясая бутылкой.
     - Постой, постой, - возразил ему М. Былинщиков. - Ты только что о принципах говорил... А получается, что ты сам - ворюга. Человек, может, последнее собирал. Может, его дружбаны послали! Может, его на счетчик включат!
     - Погоди, погоди, - перебил его Новоявленский, - а кто говорит, что я собираюсь воровать?
     - А что ж ты собираешься делать?
     - Объясняю. Я собираюсь не воровать, а подменять. Вместо бутылки "Московской" мы оставляем пузьрь "Красного" Кто сможет обвинить нас в воровстве? Никто! Ибо соблюден принцип справедливости. Бьют - беги, нашел - бери!
     Студенты забросали "красную" ветками и ушли.
     - Слушай Владик, - неожиданно остановившись, сказал Былинщиков. - А может она того, отравленная. Сам ведь знаешь, какое время.
     Новоявленский испуганно захлопал ресницами.
     - Ты прав, - объявил он.- Совести у людей сегодня никакой. А мы знаешь, что сделаем. Мы дедка, что бутылки собирает, угостим. Деду один хрен не жизнь.
    Студенты отправились к старику.
     Старик оказался вовсе и не старик, а так помятый жизнью мужчина - middle age. Грязные ступни его были облачены в вопиюще рваные, без задников, сандалии. Голову покрывала жеваная, может даже и животным, соломенная шляпа. Между ними реяли эпохи короткого периода социализма с человеческим лицом джинсы-варенки и нейлоновая, времен волюнтаризма, рубаха. На помятом лице, как признак былой интеллигентности, очки. Тип - "задроченный бухгалтер".
     - А что, отец, день-то какой нынче выдался. Золотой! Улетный денек! Драйва полно. Водочкой усугубишься? - обратился Новоявленский к человеку.
     - Так это и веников не вязать, - неожиданной фразой ответил мужчина.
     - Ну, так давай стопарь, что ли!
     Старик нырнул в свою сумку. Зашуршала бумага, зазвякали бутылки и под горлышко "Московской", был подставлен пластмассовый стаканчик с выгоревшей надписью "White horse"
     Человек выпил, раскраснелся и минут 30 гнал "за жизнь".
     - Жизнь дали, а жить не дают, - закончил он свою речь философским пассажем и с надеждой глянул на пузырь "Московской".
     - А ты, отец, философ! Сократ! Но больше, извини, не дам. Дружба дружбой, а табачок врозь.
     И, топча опавшую листву, друзья пошли к своему месту.
     - Вроде не яд? - присаживаясь, сказал Новоявленский.
     - Нет не яд. Его за 30 минут давно бы "кондратий" скрутил. Насыпай! - И Былинщиков подставил стакан...
     - Вот я, братан, и говорю. Человеколюбия, подвижничества, самопожертвования днем с огнем не найдешь! До какого состояния дедов довели! Ты ж посмотри вон на этого.- Владлен Новоявленский качнул головой в направлении мужика. - Он может бухгалтером или там прорабом был. Ну давай, наливай.
     - Так ни фига ж больше нет, - вздохнув, сообщил Былинщиков.
     - Как это ни фига?! А бутылка "гаденького"? Пошли.
     - Но это как бы уже и чужое, - замялся Мстислав Былинщиков.
     - Знаю, но мы им "Пухлого" оставим, - оправдался Новоявленский.
     Вскоре из ямы был извлечен флакон "гаденького", а её место заняла баночка "Толстяка".
     Треща сушняком, вернулись на место.
     - Ну, набрасывай. Новояленский подставил стакан.
     А я тебе, Вадик, вот что скажу, - задумчиво сказал Былинщиков. - А ты это в статье своей пометь. Недавно по ящику о регенерации морали долдонили. Мол, она сама восстановится. Только-де не мешайте. А я тебе так скажу, пока пугу не возьмешь, хрен она регенерируется!
     Согласен, - поддержал эту мысль Новоявленский. - За это можно и накатить. - И он протянул стакан.
     - Так нет ничего, - горестно сообщил Былинщиков.
     - Как это нет, а баночка "Пухленького"?
     - Так это...
     Снова под ногами студентов гуманитариев затрещали сучья, и зашуршала листва.
     Баночка "Пухлого" уступила место бутылке газ. напитка "Дюшес"...
     - А, черти, вот вы где, - послышалось за кустами, и на полянку вступили студенты-химики. Длинный, тонкий как штатив В. Вольфрамов и квадратный, как сушильно-стерилизационный шкаф Г. Свинцов.
     - Что квасите? - с надеждой поинтересовались гуманитарии.
     - Что, что?? Спирт, во что! - И напоминавший штатив В. Вольфрамов извлек из портфеля бутыль с синеватой жидкостью.- Собственной разработки. Два стакана и полный отлет. Проверено.
     - Плохо, запить нечем, - уныло сказал Г. Свинцов.
     - У нас есть - радостно воскликнули друзья. - Как знали, бутылку "Дюшеса" оставили! Холодненькая!
     - Давай скорей сюда, - потребовали химики.
     - Но мы на хвосте! - заявили гуманитарии.
     В который раз за сегодня затрещал валежник...
     Студент-химик Вольфрамов открыл крышку и стал наливать Новоявленскому.
     - Слышь, Вольфрамыч, а ты уверен, что он не того. Ну, это в смысле. Хм-хм. Не отравленный? Знаешь, сейчас время какое. Ты за порог, а тебе хллобысь мышьяка в банку. Теперь же знаешь, какой народ. Где совесть была, там рог вырос. Отравят за понюшку табака!
     - Да не, мы вроде проверяли. Хотя... хрен его знает, - смутился химик Вольфрамыч.
     - Да не менжуйся ты, - успокоил его Новоявленский, - мы сейчас проверим. У нас тут лесной человек есть. Слышь, Эпикур, - крикнул он знакомому. - Чеши сюда! Стопарь плесну!
     Человек, выскакивая из сандалий, поспешил к неожиданному подарку судьбы.
     - Пей и знай, отец, и знай. Живы еще в русском обществе: доброта и человеколюбие.
     Человек выпил и спустя мгновение стал походить на аквариумную рыбку телескоп. Глаза вывалились из орбит, толстые мокрые губы жадно хватали воздух.
     - Ну, как, отец, хороша зараза? - поинтересовались химики. - Собственное изобретение. Нобелевкой попахивает.
     - Это в баню не ходи - подтвердил обтекаемой фразой качество продукта "лесной человек". - Пахнет жженкой. Марганцовкой очищали?
     - Э да ты я смотрю не только Сократ, ты еще и Менделеев! - воскликнул Новоявленский. - Ну, все давай, батя, чеши. Поля зовут!
     Человек, шаркая сандалиями, удалился...
    
     Теплый сентябрьский день, неспешно перевалился в ядреный вечер. В наступивших сумерках лес потерял свои осенние краски. Умостившись на ветках, смолкли птицы и беспокойные осы, все норовившие (не так давно) забраться в газ. напиток "Дюшес", попрятались в гнезда. Тишина опустилась на неспокойный мир. Лишь на освещенной желто-голубым полумесяцем поляне звенели цикады и мощно храпели студенты.
     - Эх, мать тру-ля-ля! - воскликнул проходивший мимо Сократ - Менделеев. И, подобрав пустую тару, отправился...??? Возможно, домой...
    
     Недели через две студент гуманитарий Владлен Новоявленский отнес статью "О нравственности"(с пометками М. Былинщикова) в редакцию журнала "Христианский курьер".