Настя критически рассматривала мужа, пока тот следил за очередной кровавой разборкой, в которую втянули какого-то телегероя. В целом, Настя осталась очень довольна увиденным, особенно, если учесть, что она старалась быть беспристрастной. Конечно, за последнее время Лешка не помолодел, но зато приобрел солидность во всем облике, и это ему шло. Даже откровенно намечающаяся лысина ничуть не портила общее впечатление. Были, правда, несколько лишних жировых складок на животе и боках, но их происхождение Леша объяснял исключительно ее, Настиными, кулинарными способностями. Еще картину портили домашние фланелевые брюки практичной, немаркой расцветки. Но тут Настя напомнила себе, что этот портняжный шедевр -- ее подарок, и придираться к нему излишне. Она перевела взгляд на свое отражение в затемненной стеклянной дверце итальянской стенки и поняла, что уж к штанам точно претензий предъявлять не стоит. На Насте были старые джинсы, в которых она чувствовала себя очень уютно, и футболка, которая перешла в разряд домашней после того, как была постирана вместе с ярко-розовым полотенцем, оставившим свой автограф на голубой ткани. Получалось, что если снять или сменить одежду, то Настя с Лешей были очень даже красивой парой.
Настя представила себя и мужа без одежды и вдруг поняла, что думает об этом совершенно бесстрастно, точно также во время работы она мысленно прикидывает, как лучше расположить фотографии в рекламном буклете, или какой фон выбрать для демонстрации последней коллекции диванов знаменитой мебельной фирмы. Это ее насторожило. Настя села "по-турецки" и снова уставилась на мужа, пытаясь понять, вызывает ли в данный момент облик супруга у нее какие-то эротические порывы. Осознав, что никаких мало-мальски чувственных мыслей или желаний у нее не возникло, Настя попыталась припомнить, а когда же в последний раз такое было. И не смогла. Это совсем не означало, что они не занимались сексом. Все происходило довольно регулярно, и даже доставляло обоим удовольствие, но удовольствие это было похоже на мирную трапезу неголодных людей. Былая страстность ушла совершенно незаметно, растворившись в домашнем уюте и комфорте так, что Настя даже не заметила этого.
Интересно, а Лешку тоже устраивает, что иногда они просто засыпают, чувствуя тело другого, и не ощущая при этом никаких желаний. Насте вдруг стало обидно. Она снова взглянула на свое отражение, поменяла позу, облокотившись одной рукой на подушку и изящно согнув в коленях длинные ноги. Тронула мужа за плечо, легко провела ладошкой вниз до локтя. Леша посмотрел на жену, улыбнулся и снова повернулся к экрану телевизора. Вот так-так! Настя тут же забыла, что минуту назад сама сравнила мужа с диваном. Теперь ей хотелось только одного, немедленно узнать, осталось ли у Лешки хотя бы воспоминание о былых страстях, о том, что он не мог спокойно смотреть даже на то, как Настя возится на кухне, чтобы немедленно не обнять жену. В то время Настя притворно возмущалась, хихикая, ворчала, что мужчина всегда норовит подкрасться к женщине, когда у той заняты руки. Конечно, Леша и сейчас может чмокнуть ее, занятую приготовлением ужина, в щеку. Но разве это можно сравнить с тем, что было раньше. Получается, что все прошло? Она уже не так желанна? И что теперь делать?
Настя задумалась. В том же журнале, где она работала, не раз печатались статьи о том, как оживить угасающую страсть, вернуть былые жаркие ночи. Но Настя считала эти статьи глупыми, а пишущих такое дамочек -- не знающими жизни. Что может быть нелепее, например, чем прямо сейчас нарядиться и дефилировать в каких-нибудь невесомых вещичках, или накидываться на супруга со страстными поцелуями, или приготовить ужин из даров моря, изобилующих афродизиаками. Надо придумать что-то более тонкое, но не менее эффективное, для выяснения мужниных взглядов на нее, как на эротический объект.
Настя потянулась.
-- Фильм какой-то скучный, -- сказала она в тот момент, когда герой одним ловким ударом уложил пятерых противников. -- Слушай, давай поиграем во что-нибудь?
Иногда по вечерам муж учил Настю играть в преферанс, или они сражались в шахматы, а еще одной любимой игрой был детский "Мыслитель", где из маленьких квадратиков с буквами нужно было выстраивать слова вокруг какого-нибудь первого слова, будто составляя кроссворд. Не дожидаясь, пока Леша среагирует на ее предложение, Настя достала из шкафа "Мыслитель" и быстро выстроила коренное слово "эротика". Леша посмотрел на жену.
-- Слово короткое, -- сказал он, -- мало что пристроить можно.
-- Так интереснее, -- бодро отозвалась Настя. -- И вообще, давай играть в эротического мыслителя.
-- Это как? -- К правилам и к самому процессу игр Леша всегда относился серьезно. Проигрывать не любил, и это Настю иногда злило, а иногда умиляло.
-- Очень просто. Надо составлять только эротические слова. Ну, или любые, какие хочешь, только тогда придется объяснять, какое отношение к эротике они имеют. Идет?
-- Попробуем, -- улыбнулся Леша, и по этой улыбке Настя попыталась понять, разгадан ли ее трюк. Но Леша тут же посерьезнел и стал набирать себе буквы. Первый ход был за Настей. К букве "к" она пристроила слово "чулок".
-- Ну, как, надо пояснять? -- Игриво спросила Настя у мужа.
-- Нет, все ясно. Только вот гораздо завлекательнее, когда два чулка, но здесь нельзя ставить слова во множественном числе, -- с пониманием отозвался Леша и выставил свое слово "рука". -- Вот. Подходит?
Настя поймала себя на том, что смотрит на руки мужа уже не так бесстрастно, как минут пятнадцать назад. Она, вообще, считала, что руки -- это наиболее сексуальная часть мужского тела, и в первую очередь обращала внимание на них. Пальцы не должны были быть очень уж тонкими и длинными, ладонь должна быть крепкой, широкой, ну, точно, как у Лешки. Особенно ей нравилось смотреть на руки мужа, когда тот вел машину, как он уверенно держит руль, решительно переключает передачи.
-- Подходит, -- отозвалась Настя и, взглянув на буквы, которые у нее были, составила слово "щетина".
-- А это что, очень эротично? -- Поинтересовался Леша, ощупывая свой гладко выбритый подбородок.
-- Ну, говорят же, "сексуальная трехдневная щетина", -- ответила Настя.
-- А на самом деле?
-- А на самом деле -- ужасно! Она колется, потом весь подбородок в таких мелких царапинах, даже щиплется, когда умываешься... -- горячо начала она, но тут же осеклась, потому что припомнила, что в последний раз подбородок ей исцарапал Стас из издательского отдела, и было это после новогодней вечеринки. Конечно, дальше поцелуев дело не зашло, но Лешке и о них знать не обязательно.
-- Мммм, -- задумчиво протянул Леша и выложил слово "шнурок".
-- Теперь ты объясняй, -- потребовала Настя ревниво. -- Какой еще шнурок? На корсаже что ли?
-- Нет. Помнишь, у Ларисы Поляковой были такие высокие ботинки на каблуках и со шнурками? Такие ботинки, да с короткой юбкой, очень даже ничего, по-моему, -- Леша посмотрел на жену.
-- А я думала, они тебе не нравились, -- удивленно воскликнула Настя, -- ты же их "испанскими сапогами" обзывал и еще всегда говорил, что Полякова одевается, как...
-- Так мы ж про эротику говорим, причем тут Полякова? Потом, ты сама сказала, что они в Испании сделаны, да еще и стоят бешеных денег. Давай, твой ход.
Упоминание Лариски, как-то выбило Настю из колеи, она задумалась. Из тех букв, которые у нее были, складывалось только слово "краска", и она пыталась вспомнить хоть одно эротическое переживание, связанное с этим словом. Когда оно всплыло, Настя даже ойкнула от изумления, что могла забыть такое. Дело было несколько лет назад, когда Леша взялся подкрасить на кухне стену, пострадавшую от протечки. Прежде чем взяться за дело, он крупными буквами написал на проплешине, оставшейся после бедствия под самым потолком: "Аська, я тебя хочу!". Насте до сих пор иногда казалось, что эти слова видны сквозь слой краски. Она решительно выложила задуманное слово.
-- Что скажешь? -- Взглянула Настя на мужа.
-- Это ты про то, как мы с тобой в парке целовались? -- Улыбнулся Леша.
-- Чего? -- Не поняла Настя.
-- Ну, помнишь, как-то в парке гуляли, сели на лавочку, а она покрашена была. Ты-то хитрая, мне на колени забралась!
-- Я забралась? Это ты меня усадил. И, кстати, у меня тогда была короткая юбка, если помнишь.
-- Еще как помню, -- заулыбался Леша. -- Только вот у меня на штанах потом такой замечательный узор был! -- Надо же, а Настя почти забыла про этот случай, как, наверное, Лешка забыл про надпись. А еще Настя подумала о том, как по-разному запоминаются одни и те же события. Вспоминая, тот эпизод в парке она бы выложила слово "старушка", в честь бабульки, которая проходила по соседней аллее и даже надела очки, чтобы получше рассмотреть их с Лешей. Пока Настя придавалась воспоминаниям, муж выложил слово "соль".
-- Знаю только, что если ее просыпать -- обязательно поссоришься, а мириться лучше всего в постели, -- рассмеялась Настя.
-- Во, загнула! -- Леша чуть не присвистнул, несмотря на проявляющуюся во всем солидность. -- Я совсем не это имел в виду. Когда на море летали, помнишь, какие на тебе разводы были от соли, особенно вокруг пупка и на плечах.
-- Тебя это возбуждало? -- Настя вспомнила их отдых, который был похож на второй медовый месяц, но она уж никак не ожидала, что обязана этому солевым разводам на коже.
-- Не то слово! Так и хотелось их лизнуть, -- Леша провел пальцем по плечу жены, словно вычерчивая прихотливый узор, оставленный морем. Настя почувствовала легкий холодок пониже пупка.
-- А твои жуткие плавки! -- Воскликнула она. -- Те, которые ты считал олимпийскими. Они так все обтягивали, и на тебя пялились все тетки на пляже.
-- Все? -- Ехидно спросил Леша, сдвигая игровое поле и подсаживаясь на диван к жене.
-- Именно! Там же у тебя...-- Настя почувствовала, как признанная эротичной ладонь мужа забирается ей под футболку.
-- Так из-за тебя же! Аська! Помнишь, что у нас на стенке написано? -- Леша уложил жену на спину.
-- Угу, -- промурлыкала Настя ему в шею, вдыхая такой знакомый и уютный запах.
"Завтра же пойду к этим горе-психологам в отдел писем, -- лениво подумала Настя некоторое время спустя, лежа рядом с мужем и будучи не в силах пошевелиться, -- я скажу им, как надо возрождать былую страсть."