Прохладная вода медленно капает на лицо. Зажмуриваюсь. Подставляю веки.
Кап… кап…
Веду пальцем по щекам, будто плачу. Я часто прихожу сюда. На край обитаемого мира.
Кап. Кап.
Вода с потолка капает медленно. Жаль, её нельзя пить, она горькая и солёная. Старый Мик говорит, что этой водой можно отравиться. А как по мне – ничего. Подставляю ладонь под капли, облизываю.
Сегодня я пойду дальше, за край мира. Я всем докажу. Особенно Терезе. «Од, не ходи к озеру. Од, не трожь хрустальный куст. Од, я – хранительница, слушайся.» Надоело!
Внизу сейчас, наверное, переполох. Ищут меня, бегают. Вот и пусть бегают, а я дойду, открою Ту дверь и посмотрю, что за ней. Когда вернусь, стану вождём. Принесу настоящей рыбы, а, может, и ещё чего-то. Барт просто сбежать хотел, а я хочу, чтобы все были сыты. Даже эта зануда Тереза.
Открываю глаза, отстраняюсь от ручейка. Подпрыгиваю на месте, в рюкзаке весело позвякивает. Ох, и заругается Тереза, что её драгоценный тайник разорили. Да и пусть ругается! На вождя племени особо не покричишь. А ещё она сама любит твердить, что эти консервы – на крайний случай. Ну, вот он – крайний, крайнее некуда.
И-раз! Цепляюсь за металлическую перекладину. Она скрипит, но держит. И-два! Встаю на неё, дотягиваюсь до следующей, перемахиваю на здоровенный поддон, подвешенный к потолку.
Я лучший прыгун. Кто достал для Лиззи те кругляшки? А до ящика с консервами кто донырнул? Тоже я! Так-то, с Одом никому не потягаться!
Теперь самое трудное. Допрыгнуть до того люка и не промахнуться. Вот он, родимый, толстая железная дверь с колесом, и ни одного ящика кругом. Хорошо стена недалеко, если что – скачусь по ней.
Слепой Мик рассказывал, что в старом мире все стены были прямые и ровные. А потолки были голые и светились. Скучища какая. Наверняка, дед что-то путает, совсем старый стал. Сети плести он мастер. И генератор чинить. А как вспоминать начинает, сразу пальцы трясутся. Говорит, красивее моря ничего не может быть, а у самого слёзы из-под повязки.
Приготовились, прыжок! Есть!
Цепляюсь ремнём к торчащей из стены штуковине, изо всех сил налегаю на большую крутилку, что дверь держит. Она шатается и не хочет крутиться, но я не сдаюсь. Раз! Ещё раз! Внутри двери скрипит, а крутилка летит вниз и с грохотом выписывает кренделя по полу. Блинский! Дверь рушится вниз, еле успеваю увернуться. Вот это бахнуло! Скорей валить отсюда, пока народ не сбежался.
Подтягиваюсь. Пальцы предательски скользят. Холодный сквозняк дышит в лицо незнакомыми запахами. Пыль и что-то ещё.
За дверью темно как на самых нижних палубах, где в чёрной воде Слепой Мик ставит свои силки на слепую рыбу. Только редкие лучи пробиваются спереди. Может, с потолка. Я на верном пути. Джейн говорила, что наверху должно быть светло как при тысяче химок.
Тереза вечно твердит, что за пределами мира есть только невидимая смерть со смешным названием «радиация». А откуда старухе знать? Она же никуда не ходит. Расхаживает в своих длинных платьях между блестяшек и причитает, как раньше было хорошо. Тьфу! Слепой Мики и тот, когда напьётся, ворчит, что раньше она была просто официанткой, а теперь всю власть забрала. И что кабы не он, корабельный механик, давно бы померла, потому что ни движок бы не наладила, не догадалась бы как рыбу ловить. Вот и я думаю, что Тереза только пугает.
Вглядываюсь в полумрак. Шкафы, стулья и столы вперемешку валяются на правой, более пологой стене. Дверь должна быть где-то там, за завалом. Мда, так просто не доберёшься. Чешу затылок.
Слепой Мик постоянно ругается, когда спотыкается о хрустальные кусты. Говорит, раньше они были на потолке, а не на стенах и ярко светили. Ага, кто ж ему поверит. Такая здоровая штука долго гореть не будет. Это если поджечь. А если химическими трубками обвязать – то, может и погорит, но трубки привязывать неудобно, да и одной обычно хватает. Сказочник этот Слепой Мик. Ещё говорит, что наш мир – это большой корабль, просто лежит на боку, а корма ниже носа. Вот и выходит, что всё кругом кривое да косое, а внизу вода.
Так, хватит рассиживаться. Сейчас вот на этот ящик, потом на тот.
Под ногами хрустит, пальцы хватают склизкое. Странный запах делается сильнее. Я обязательно проберусь. Потому что я будущий вождь!
Вроде бы, за пределами корабля нет стен. Совсем. И потолков тоже нет. Мне иногда снится, что вместо потолка над головой далёкое и большое-большое, ярко-синее и белое. Я был совсем несмышлёныш, когда всё случилось, и мало что помню. То синее называлось небо, а белое – облака. А ещё там были такие водоросли, только росли они не под водой, а на земле. Назывались деревья и трава. И звери. Много, самых разных. И все умные и добрые. Так в моей книжке написано. «Ребятам о зверятах» называется. Мы все по ней читать учились.
Тереза говорит, что теперь этого ничего нет. Всё уничтожено. Грешники сожгли грешников. А нам очень повезло и не стоит никуда лезть. Мы эти, как их. Ионы. Ждём спасения в чреве кита. Или это кит ждёт. Не понимаю. Рыба в нижних озёрах не переводится, и генератор можно включать почти каждый день. Как твердит Тереза «на наш век хватит».
Дверь никак не хочет открываться. Просовываю в круглый запор ножку от стола, налегаю всем весом. Упираюсь ногами. Давлю руками. Ну же!
Слепой Мик говорит, я способный. Ещё бы! Остальные бы не сообразили.
Наконец запор поддаётся, дверь скрипит.
Мик вспоминал, что в Тот День, он добежал до нижних палуб очень быстро. Значит, выход где-то недалеко.
В новом коридоре пахнет иначе. Не рыбой и не плесенью. Не разложением и не тухлятиной, как в тех комнатах, куда Тереза запрещает ходить. Странный беспокоящий запах. И звуки, резкие, отрывистые, так не звучит ни один механизм.
Здесь нет завалов, только выбитые двери в левой стене. Наверное, каюты. Слепой Мик говорил, что такое раньше было, помещения, где живут люди. Каждому своё. Интересно, каково это, спать одному. Наверное, погано. В нашей комнате ты всегда всех видишь, никогда не остаёшься один. Одному страшно. А тут всегда кто-то рядом. И светилок немного уходит. Тереза говорит, это хорошо, потому что никто не сможет согрешить, пока она смотрит. Ещё бы знать, что она имеет в виду. Грешников-то всех уже наказали.
Хватаюсь за поручень, ползу вверх. Эх, обшарить бы все эти каюты. Там наверняка столько всякого! Но вождю нужно уметь сдерживать себя. Вернусь сюда позже. Заглядываю в каждую. Кучи тряпья, сломанная мебель. Чёрная плесень на стенах. Почему-то в тряпье иногда попадаются кости. Беру одну побольше, сую в рюкзак. Вернусь, спрошу у Мика, чья она. Уж точно не рыбья.
Ещё одна дверь. На этот раз без колеса. Красная, с обычной ручкой. Тяну на себя, толкаю. Не поддаётся. Значит, точно она.
Тереза всегда говорит, что бог назначил её хранительницей и вверил ей ключи. Я сначала думал, что это тоже сказки, а потом пошарил у неё под подушкой.
Выуживаю из-за пазухи массивный ключ. Такой же красный, как и дверь. Один-единственный оборот, и дверь открыта.
Аааааа! Свет такой яркий, что режет глаза. Тереза была права: тут смерть. Она выжигает глаза. Сейчас у меня выпадут волосы, я начну плеваться кровью и умру. Постепенно я начинаю различать предметы вокруг. Воздух наполняет грудь. Какой же он вкусный.
Открываю глаза. Синее наверху, синее внизу. Это же вода. Так много воды… Мик был прав! Море! Какое же оно красивое! А это белое в небе, это же облака. Прямо как в моих снах! Низко над морем висит огромная оранжевая химка. Нет, какая химка, это же солнце! Я стою на высокой железной стене, а подо мной заканчивается вода и начинается зелёное. Деревья! Точно, деревья. На картинках они куда меньше. А за деревьями... Ох ты ж блинский! Дома, только не такие, как наш, а прямые. Они все заросли зеленью, наверное, это хорошо.
Кружится голова. Сажусь на пол, чтобы не упасть. Вот это да! Надо вернуться и рассказать остальным. Обязательно рассказать, что никакой смерти тут нет. Что всё даже лучше, чем в той книге про волшебных зверей. Вот заживём!
Кап… кап…
Пожилая женщина сидит в темноте. Она выглядит на шестьдесят; на самом деле ей сорок. Её раздражает капель, но придётся терпеть. Тут – единственный путь наверх.
Кап. Кап.
Она в очередной раз откидывает барабан и считает патроны. Четыре. Теперь, похоже, останется только три. Сама виновата. Не уследила. Одиссей слишком любопытен, слишком ловок. Не смогла исправить мальчика, наставить его на путь истинный, и теперь он принесёт заразу с поверхности. Этого нельзя допустить.
Не для того Всевышний так долго испытывал её. Официантка, уборщица, горничная. Пик карьеры – должность младшей нянечки в плавучем казино «Гранд Рояль». Она не знала, почему упали бомбы, и кто победил. Она знала только одно: Господь покарал развратных родителей, чтобы она могла спасти невинных деток. Как он когда-то спас Иону. И она спасала. Много лет она не пускала их наверх, к смертельному солнцу и радиации. Воспитывала, учила. Даже выходила матроса Джексона, когда того ослепило вспышкой. Всё ради того, чтобы дождаться дня, когда Господь призовёт праведников своих и укажет путь.
Так за что? За что ей это всё? Почему это случается каждый раз?
Кап… Кап…
Раньше их было десять. Восемь милых деток, она и Мик. Настоящая дружная семья. Те, кому суждено наследовать землю. Осталось шестеро. А через пару часов будет пятеро.
Сначала Бартоломью, потом Джейн. Теперь вот Одиссей.
Барабан с щелчком вернулся на место. Хорошо бы, и в этот раз рука не дрогнула. Господи, помоги.