В некой северной стране, в маленьком городе, где почти круглый год лежат сугробы, метёт метель и ветер гонит по земле, вихрящуюся позёмку, воздух чист, а в домах каждый вечер зажигают свечи. Нет, не оттого, что больше нет источников тепла, а потому, что нет ничего уютней, чем забраться под плед с чашечкой глинтвейна в окружении маленьких огоньков.
В городе жил-был человек. Самый обычный. Он давно забыл, что такое чудеса, да никогда толком и не верил в них. Даже в детстве.
Вот и сегодня он, как обычно, проснулся утром от будильника, встал, укутался в тёплый махровый халат, подаренный на прошлый день рождения любимой женщиной, и посмотрел в окно. Он увидел кристально чистое голубое небо, над краешком которого поднимался добрый, яркий диск солнца, приносящий тепло и радость. Над окном сосулька приветствовала утро слезами радости.
Человек принял горячий душ — вот это повезло, с утра горячую дали! - потом сварил себе кофе и наслаждался его ароматом, пока жарилась яичница.
Одевшись, он поспешил на работу. Спустившись пешком с пятого этажа (лифты не работали уже несколько месяцев, что позволяло заменить утреннюю зарядку лёгкой ежедневной пробежкой) он открыл дверь и вышел на улицу. Взору предстал прекрасный зимний пейзаж с искрящимся на ярком солнце снегом, который от своей белизны даже слепил глаза. В кристально чистом, почти звенящем воздухе висел морозный запах елового леса. На раскидистых лапах многовековых великанов покоились блестящие шапки воздушного снега, делавшие густой бор светлее и легче. На деревьях стрекотали синицы, а под ними шустро мелькали от ствола к столу резвые белки.
Автобусы ходили примерно так же, как и лифты, чисто теоретически. Однако каждая теория должна подтверждаться практикой: сегодня на остановке человека ждал (именно ждал, а не отъезжал, на ходу захлопывая двери) новёхонький "Икарус". В принципе, дойти до работы можно было и пешком, но разбрасываться приятными сюрпризами судьбы не хотелось.
Через морозные узоры на окнах в салон лился яркий, тёплый свет утра. Дома и деревья, проплывающие за окном, через двойной фильтр льда и света выглядели как завораживающе-красивый сюрреалистический иномировой пейзаж.
На работе человек оказался чуть ли не раньше всех: далеко не каждому сослуживцу попался утром автобус. Выпив по первой "рабочей" кружке кофе, все приступили к служебным обязанностям. Работалось спокойно и даже весело: коллеги были доброжелательны, начальство благосклонно, работа спорилась.
В обеденный перерыв произошло то, чего уж никак нельзя было ожидать. На его столе зазвонил телефон. Зазвонил какой-то особенной трелью. Так поёт соловей в черёмухе в середине июня, так звучит серенада при полной луне и именно с таким звуком входит в сердце стрела Купидона. Это звонила та, единственным воспоминанием о которой у него оставался лишь халат. Некоторое время назад они поссорились из-за какого-то пустяка и решили расстаться. Он всё ещё любил её, но звонить ей не хотел, в тайной надежде, что она сама сделает первый шаг... Трубку сразу бросили, но это было она, точно она! Ура!
Он достал мобильник. Обязательно надо ей перезвонить!
Утро началось с безумной, громкой, раздражающей трели будильника. Проклиная всё на свете (а прежде всего того, кто изобрёл обычай отмечать дни рождения по воскресеньям, а не субботам), человек сел на скрипучей кровати и с бесконечной тоской посмотрел за окно. Яркое зимнее солнце, которое так раздражающе било в глаза с идиотского безоблачного синего неба последние несколько часов похмельного сна, говорило, что, во-первых, он почти опоздал, а во-вторых, что мороз сегодня снова будет как на северном полюсе.
Наскоро проглотив подгоревшую яичницу и той бурды, которую компания Нескафе кладёт в свои баночки для окурков, он вышел из дома. Привычно прыгая через разбитые бутылки и лужи всякой дряни начал спуск. Проходя мимо похабных граффити, вновь пообещал себе выловить тех, кто избрал местом своего досуга лестницу в его подъезде, а заодно и монтёров, которые не могут починить этот вечнозагаженный лифт.
Мрачно взглянув на лес, что начинался около его дома, человек позавидовал различным белкам, снегирям и прочей живности, все заботы которой составлял лишь выбор помойки, на которой они будут питаться сегодня. Им, поди, в офисе сидеть не надо. Знай себе, занимайся бесплатным шоппингом.
При первом же взгляде на часы стало ясно, что пешком на работу никак не успеть: по гололёду особенно не побегаешь. Только вспотеешь, а рубашка и так не особо свежая. Однако, сегодня ему повезло: когда он подходил к автобусной остановке, из-за поворота раздался рык голодного смертельно больного зверя. Раздолбанный пазик подполз к остановке и распахнул двери. Протиснуться внутрь пришлось с трудом. Металл поручней обжигал пальца, а в салоне только что снег не шёл. Примерно на полдороги до работы железный монстр встал и отказался заводиться снова. Озлобленный таким издевательством народ высыпал наружу и безысходно матерясь, двинулся по своим делам, растекаясь по закоулкам и подворотням грязно-серой массой.
Как назло начальство сегодня пришло на работу пораньше и не найдя одного из своих подчинённых на рабочем месте, принялось делать оргвыводы. К тому моменту, когда человек добрался до своего кресла, на его столе уже разрывался внутренний телефон, а электронный почтовый ящик был забит требованиями немедленно зайти к начальнику "для решения некоторых вопросов, касающихся трудовой дисциплины". По дороге «на ковёр» он успел повторить про себя все дежурные ругательства в адрес «горячо любимого начальства» и его воспитательной деятельности, направленной на человека, который опоздал-то всего на две минуты больше разрешённых пяти.
В обеденный перерыв, где-то между салатом и второй чашкой кофе, произошло то, чего уж никак нельзя было ожидать. На его столе зазвонил телефон. Это звонила та, воспоминанием о которой у него оставался лишь халат. Та давняя ссора не давала ему покоя, она сидела занозой в сердце и мешала спать. Было в ней что-то неправильное, неестественное. Трубку на том конце бросили. Да что за хрень! Хватит этого детского сада! Он достал мобильник и принялся листать список контактов.
Говорят, смерть убивает человека, но не смерть убивает. Убивают скука и безразличие.
Игги Поп
"Понедельник - день тяжёлый, день тяжёлый - понедельник, тяжёлый день - понедельник...", - примерно в таком ключе текли вялые мысли. Несмотря на то, что на дворе было утро первого рабочего дня (а может именно поэтому?), вокруг ничего не происходило. Шёл обычный день, каких большинство в году. Серые люди ехали на работу в сером транспорте по серому городу, а вечером повторяли свой путь в обратном направлении. Эта упорядоченно-беспорядочная суета была бесконечна, она нагоняла скуку, но с непогрешимой точностью доказывала кому угодно, что скука эта - единственный способ существования.
В какой-то момент один человек из одного северного города понял, что почти сошёл с ума. С трудом порвав усыпляющую цепь мыслей о понедельнике, он из офиса, запрокинул лицо к небу и сказал: "Я так больше не могу. Я понимаю, что не всем быть героями и что лично мне не по плечу какие-то подвиги или приключения, да я и не хочу их. Но жить без смысла не могу больше! Я готов. Слышишь? На всё готов. Лишь бы не зря"
Когда он вернулся, его не покидала уверенность, что грядут перемены. И было столь же твёрдое знание: ничего не бывает даром.
Каждая телефонная трель подбрасывала как удар тока на электрическом стуле. В каждом электронном письме был многозначительный намёк. В окно то заглядывало радостное солнце, то мрачные тучи по-осеннему затягивали небо. Коллеги то предлагали угостить кофе, то смотрели как на врага народа. Начальство наорало утром, а вечером предложило повышение.
Сердце замирало в предвкушении, томилось и ждало, знало, что должно произойти главное чудесное событие, то, которое перевернёт всю его прежнюю жизнь, поставит её на правильные рельсы. Наконец-то всё будет как надо.
Стемнело, народ потянулся по домам. И тогда он подумал, что надо делать что-то самому. Он решил набрать тот самый номер.
По рабочему номеру ему сказали, что она в отпуске. Мобильник не отвечал. По домашнему мужской голос ответил, что она занята и подойти не может. И не сможет.
По дороге с работы человек купил водки. Хлопья мокрого снега сыпались сверху как пепел. Холодное стекло примерзало к пальцам. Дома он налил себе полный стакан и долго сидел на тёмной кухне. В пустой квартире тикали старые ходики.
За дверью загремел внезапно оживший лифт.
Это к нему, точно к нему! Она тоже почувствовала и пришла!
Человек вскочил и бросился открывать. На лестничной площадке было пусто — лифт скрежетал где-то на верхних этажах. Эхом оттуда донесло радостные голоса.
Медленно закрыл дверь, опёрся на неё ладонью. Солнечный зайчик прыгнул на руку и побежал выше. Что за притча? Человек повернул голову. Старый, доставшийся от бабушки, трельяж светился. В правом зеркале он увидел себя, радующегося светлому зимнему утру. В левом — себя же, получающего втык от начальства. А потом в обоих — её, спешащую навстречу.
В центральном зеркале было пусто. Пустота ждала. Понимание было столь же ясным, как утром. Выбор прост — останешься, и будет всё то же самое. День за днём. Пойдёшь — перестанешь быть. Станешь отражением в отражении, тончайшей связующей нитью там, где без такой нити всё рушится.
Он тряхнул головой и шагнул в пустоту. Пусть для тех двоих продолжается волшебство.
В гранёном стакане на кухне купались звёзды. За окном падал снег. Откуда-то издалека – может из-за стены, а может с другой планеты – сквозь хрипы и скрипение древнего патефона доносился полузабытый романс.
«…Будут годы лететь, как в степи поезда,
Будут серые дни друг на друга похожи.
Без любви можно тоже прожить иногда,
Если сердце молчит и его не тревожить.
Самой нежной любви наступает конец,
Бесконечной тоски обрывается пряжа.
Что мне делать с тобой, и с собой, наконец,
Как тебя позабыть, дорогая пропажа?»
Вечер был тих.
На мягких лапах подкрался снегопад, тихо посыпал из туч звёздами.
Он и она встретились, и встреча их была мягка и естественна, как снежинки, танцующие в воздухе, беззвучно убаюкивающие город.
- Здравствуй, - сказал он.
- Здравствуй, - сказала она.
- Вот, это тебе, - он подарил ей букет. Больше в словах необходимости не было: глаза и прикосновения сказали все сами.
Он и Она обнявшись шли по полупустым улицам, и снег, который на самом деле был звёздами, был их единственным спутником.