Оркас Анатолий Владимирович : другие произведения.

Лох - это профессия (черновик)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Веяния современных извращений сподвигли меня на написание этого странного романа, ещё сам не знаю, что получится, но пока дело движется. До завершения ещё далеко! Краснодарский студент Матвей, увлёкшийся фурри-культурой, встречает настоящего, живого фуря во плоти. Но, как показали последующие события, лучше бы он этого не делал.
   Лассен пробирался через заросли. Ветки неприятно дёргали за шерсть, приходилось изгибаться и чуть-чуть сдавать назад, чтобы выпутаться из зацепа. Хвост устал — его приходилось держать горизонтально, чтобы не цеплялся. На животе висела сумка для добычи, которая тоже цеплялась за всё, что можно и нельзя. Самое обидное заключалось в том, что Лассен не был уверен в правильности полученной информации. О, нет, Святилище Онгаррена — место известное, всё-таки полтыщщи вёсен назад построено. Но руины и развалины не интересовали равара — подумаешь, древности! Нет уж, если поднимать зад и напрягать лапы — то ради чего-нибудь достойного.
   Лассен выбрался из непролазных зарослей в пролазные и чуть расслабился. Он вспомнил, как в детстве так же со стайниками лез через кусты к запретному Зимнему Костру, подсмотреть, что там делают взрослые… Шерсть на спине и шее встала дыбом, воспоминания были приятными, но вот финал… Дети старались ступать осторожнее, но снег хрустел под лапами, хорошо, что взрослые слишком увлеклись своими делами и не слышали подбирающихся щенков. Им было не до посторонних звуков, взрослые спаривались. Даже сейчас под хвостом потеплело, а ведь Лассен уже взрослый и сам не один раз испытывал радости секса. Но тогда, тем зимним вечером, молодой равар был поражён и очарован этой картиной: голубоватый снег, окрашенный игрой огня в яркие рыже-серые плящущие полоски, взрослые равары, танцующие у костра, тела двигаются, закрывая собой пламя. Некоторые хватаются верхними лапами, кружатся, на миг прижимаются носами, снова расходятся… и вот парочка задерживается, обнюхивается, тискает друг друга. Она падает на четыре лапы и откидывает хвост, он напрыгивает на неё сверху… Нет, Лассен видел не похоть, он видел красоту танца. И красоту спаривающихся. Тогда он видел красоту… А потом оказалось, что если ты увлёкся, то забываешь об осторожности. И если другие успели сбежать, то его поймали. Взрослые показательно грозно рычали на любопытного щенка, и даже обоссали его. Как же было стыдно возвращаться в стаю обоссанным! И каждый, буквально каждый мог его понюхать и добавить… А ты сейчас даже возразить не можешь! Обосанный падает на самое дно стайной иерархии, и любое возражение любому члену стаи может закончиться рваной шкурой, а то и похуже… Лассен тогда впервые испытал это на себе и крепко запомнил. Очень крепко. Подниматься со дна тяжело, долго, но он упорно старался. И к лету все давно забыли о том, как пахла зимой его шерсть, а Лассен с тех пор боялся повторения… И прилагал все силы для того, чтобы не повторилось.
   И силы его возрастали. Он рос ловким, хитрым, осторожным, им даже восхищались, просто никто не знал, какую цену платит юный равар за все эти достижения. Зато если кто-то бросал ему вызов… О! Лассен отлично разобрался в стайных традициях. Если бросивший вызов был «на хорошем счету» у остальной стаи — такому и проиграть можно. Независимо от возможностей самого Лассена. И с таким даже после проигрыша устанавливались добрые отношения, ведь в поединке оба чувствуют противника, и то, что ты выиграл у достойного соперника — располагает. Но если бросивший вызов не достиг хотя бы среднего уровня… Лассен не стеснялся такого и обоссать. И потом притащить в стаю, пахучего, растерянного, униженного. Да, он сам понимал, что детскую травму не вытравить таким способом. Он сам понимал, что достигнутый им социальный статус подобными выходками может быть и подпорчен… Но как же сладко стоять над ним, вонючим, несчастным, и понимать, что он — не ты!
   Лассен встряхнулся. Задержался, поднял лапу, помочился. Словно выливал из себя воспоминания детства. Выпрямился и оглядел стену из ветвей и листьев. Здесь не пролезет даже он. Что ж, если нельзя пройти напрямую, пойдём в обход. Хотя равары имели передние конечности, хорошо приспособленные для хватания, лазить по деревьям они не приспособлены. Если этому не учиться специально. Лассен учился, и не только лазить, но и копать норы, вязать узлы, бросать камни. Всё, пусть даже и ненужное в жизни, что позволяет доминировать и оставаться на таком уровне, чтобы тебя не обоссали. Да, стайные законы таковы, что если кто-то попытается пометить достойного, то сам может быть помечен, причём, всей стаей. А это означает, что запах выветрится ещё очень нескоро, и вылезать из социальной ямы ты будешь долго! Это ещё если тебя не будут обновлять ежедневно. Так что та грань, когда соперника можно унижать безнаказанно — тонка. Жизнь — боль, и что с этим поделать?
   И вот сейчас его навыки по социальному лавированию дали совершенно неожиданный эффект. Упираясь задними лапами и хватаясь передними, высоко задрав хвост, Лассен карабкался на сплошную сетку ветвей. Хран бы побрал это бинокулярное зрение, видно только то, что перед носом. А задняя лапа провалилась между веток, передняя ветка хрустнула, и равар повис на чём-то гибком, но непрочном… А вертеть головой — опасно, провалишься ниже и проткнёт тебя чем-нибудь! Так, уцепиться вот за это… тянем себя… ещё немного… Ффух! Выбрался! А вон и пирамида! Совсем немного осталось. Залезть повыше, устроиться на ветке и отдышаться. Так… Здесь вот тут спуститься, там вон там нырнуть — и на месте!
   Выбравшись из зарослей, Лассен обнюхался и огляделся. Ну… что сказать? Заброшка. Давняя. Разваленная. Заросшая. А значит, он здесь один и может спокойно проверить слухи и подозрения. Никто не помешает! Отлично!
   Для начала — обойти бывшее святилище Онгаррена вокруг. Убедиться, что посторонних запахов нет. Или… есть? Лассен уткнулся носом в землю, пытаясь понять, это запах равара, или кого-то дикого? Хотя… Лассен поднялся на задние лапы и огляделся. Стена зелени, окружающая руины, не давала поводов думать, будто кто-то из животных забредёт сюда случайно. Что тут делать дикому зверю специально? Может быть такое, что кто-нибудь устроил тут себе логово, а Лассен просто не нашёл ход сюда? Запросто. Для того в таком месте логово и делают, чтобы так просто не нашли. Но искать лёжку дикаря некогда, тут бы со своими проблемами разобраться.
   Уши обшарили пространство вокруг. Но нет, всё тихо и чисто. В смысле — никаких посторонних, неожиданных или странных звуков. И Лассен начал восхождение на пирамиду.
   О, нет! Разумеется, он полез не по главной лестнице, ещё не до конца разрушенной. Если здесь кто-то есть, он в первую очередь будет следить именно за ней. Потому что любой пришедший воспользуется именно ею, это же очевидно? Но равар специально разделся и теперь прижимался шерстью к камням, цепляясь когтями за многочисленные выступы и трещинки. Конечно, если кто-то будет смотреть на эту стену, он его заметит. Но шанс этот всё же не велик: серая шерсть не особенно заметна на фоне камня, здесь не ожидаешь увидеть никого, да и подниматься неудобно… Неудобно, но вполне возможно. Вот и плоская вершина одного из столбов, можно передохнуть и оглядеться.
   Вокруг шелестели кроны деревьев, светило солнце, кричали птицы. Ветер шевелил шерсть, сейчас не скрытую одеждой. Запахи зелени, нагретого камня, хорошо! Отдохнул? Полезли дальше. Вот тут зацепиться, тут упереться, взмахнуть хвостом, удерживая равновесие… И можно попасть вот в это окошечко. А раз можно — попадём! Лассен втянул тело, опустился на пол и встал на задние лапы. Огляделся. Принюхался. Он внутри. А теперь осталось понять, где же может находиться вожделенный артефакт? Хоть пирамида и не особенно велика, но блуждать в ней можно не один день. Особенно если искомый предмет спрятан. Что ж, он никуда не торопится. Не один, так не один. Зато находка окупит все его усилия!
   Двинулись!
  
  
  
   - Матвей! Ты на третью пару пойдёшь?
   - А что у нас третьей парой?
   - Экология.
   - Пля… Наверное нет.
   - Да ладно! Пошли!
   - Чё там делать-то?
   - А куда ты пойдёшь? Четвёртой парой экономика.
   Пропускать экономику не хотелось. Всё-таки специализация… Конечно, потом можно будет списать конспект у товарищей, но это, во-первых, нужно будет писать. А во-вторых, преподша пасёт тех, кто на занятия не ходил. И на зачёте имела моск так, что аж больно! Тем более, что если не пропускать — то экзамен сдаётся легко и ненапряжно. Разве что скучно до безумия, все эти коэффициенты продаж, волатильность рынка, доходность в перерасчёте на текущую прибыль… Математику Матвей не то чтобы «не любил», но каждый раз, когда ему приходилось считать все эти формулы, чувствовал себя немножко шаманом. Точнее, что он прикидывается шаманом. Потому что расчёт экономической эффективности вложений в будущую прибыль через оценку волатильности рынка акций напоминал шаманские песни и битиё в бубен. Вот так бьёшь сюда, притоптываешь, потом бьёшь сюда… И оно получается. Что-то. Откуда и зачем — совершенно непонятно, но преподша довольна, а чего ему надо-то? Колледж менеджмента и управления — это дорога в будущее, как говорила тётя Оля. Вот, мол, менеджеры сейчас востребованы везде, понимать экономику надо на уровне подкорки, а управленческие навыки никогда не помешают.
   Может, она и права, но Матвей уселся тихонько на заднюю парту, и вместо внимательного выслушивания о применении натуральных материалов при обшивке зданий и комнат, а так же норм ПДК выделений из пластиковых панелей — загрузил телеграмм. Группу с любимыми фуррёвыми картинками.
   Открывать такое в колледже было опасно. Вдруг кто-нибудь посмотрит через плечо и увидит, как он любуется лисами и доберманками с вот такими сиськами, а то и волками с вот такими членами… В общем, что в группе попадётся. Но вожделение и азарт немного пьянили. То, что он — фурь, в группе знали, и относились к этому по-разному. Кто-то подкалывал, кто-то сочувствовал, но большинство класть хотело на чужих тараканов, своих хватает! Ну, нравятся пацану меховые животные, его дело! Спасибо, зоофилом не называют!
   Пожалуй, из всех возможных обвинений это коробило более всего. Увлечение фурри пришло неожиданно и случайно. Подростковая культура? Ха! Ну-ка, посмотрим, посмотрим, что это такое? Что?! Вот это? И это может кому-то нравиться?
   Но некоторые картинки показались красивыми. Мультяшность персонажей ничуть не мешала, детство только-только кончилось. Зато в фуррёвом творчестве преобладала любовь. Пушистые лисы, волки, гепарды, тигры — они друг друга любили! В том числе — телесно. И вот эта свобода захватила подростка! Свобода, честность, нежность. Если тебе кто-то нравится — не надо прятаться за маску общественной морли. Не надо искать место, время, возможность. Ты можешь смело любить, и если самец любит самца, то разве от этого любовь становится хуже?
   Вот тут-то и крылась вся проблема. С парнем Матвей не стал бы заниматься сексом никогда в жизни. Он чё, гей?! Но и настоящие живые собаки или тигры не вызывали у него эротических эмоций. Поэтому обвинение в зоофилии он воспринимал с яростной обидой, как любое несправедливое обвинение. Тем не менее тяга к пушистым персонажем явно намекала на что-то эдакое… Что делало обвинение ещё более несправедливым. Но разве объяснишь обычным людям, что одно дело — неразумное животное, которое можно только трахнуть, и другое — разумный антропоморфный красавец, с которым можно не только в постели поваляться, но и пообниматься, поговорить, обсудить фильм, послушать музыку, погулять по набережной Кубани… Одна мысль о том, что он может пройтись под лапку с рослым красавцем-волком (разумеется, одетым!) по набережной, и как будут оглядываться все прохожие… О, от этой мысли сладко щемило в животе. Но разве объяснишь остальным, что его воображаемый идеал не существует в природе? Поэтому и приходится дрочить на нарисованных персонажей, ну, не на мужиков же дрочить, в самом деле?
   В общем, и хочется, и колется. К счастью, сегодня никаких особо привлекательных или будоражащих фантазию картинок не выкладывали. Так что Матвей пролистал текущие посты и переключился на канал с общением. Так… И здесь скукота. Ну, вот на это можно ответить.. Вот это посмотреть..
   - Сергиенко, ты уже дочитал свой телефон? К доске!
   Что? А? А чё было-то? Матвей вышел к доске под смешки одногруппников.
   - А сейчас ты нам расскажешь о разложении отходов в естественной природе.
   Внутри всё ухнуло. А потом всплыло. В конце концов, что он теряет? Ну, схлопочет «пару», так за дело же! Нефиг в телефон пырится на уроках, если пришёл. Но вот так просто заявить «Я не знаю»? Нет уж!
   - Материалы бывают естественные и искусственные. Естественные разлагаются очень хорошо… кроме камня. Ну, всякая там органика. А искусственные фиг разложишь, могут столетиями валяться…
   - Это какие такие материалы ты знаешь, чтобы столетиями валялись?
   - Бакелит! - тут же припомнил Матвей название пластмассы, из которой был сделан древний дедушкин телефон.
   - Ну… Ладно. Ещё?
   Память работала, как насос, выплёскивая из глубины осколки фраз, фактов, чего-то слышанного и читанного. Матвей всё это пытался направить в осмысленный поток, чем изрядно изумил преподавательницу, заранее уверенную, что студент сейчас опозорится. Матвей сам поразился. Ничего себе, сколько он знает! А всё телефон, кстати! Блог послушаешь, видюшку посмотришь, канал почитаешь... То «Разрушительное ранчо», то Тойсоя, то «Веритасиум», то ещё чего-нибудь подобное… И сам не заметишь, как что-нибудь и запомнишь! Зачем он тогда в коллежд ходит? Ради диплома? Наверное...
  
  
   Алсынат зашла в конюшню и проверила обстановку. Конюшня — новейшее и дорогущее изобретение, большинство лошадей паслось в стаде на вольном выпасе, а ей, вот, идея понравилась. И лошади всегда под рукой, и свести лошадку тяжелее. Да, затраты на сооружение оказались просто конскими, единственная конюшня в Степи на много санагов вокруг. Привезти дерево, специалистов по его обработке, умеющих класть и крепить… Да, хлопот было много! Молитва Зиту дала свои плоды: Созидатель не обманул и не предал верную зитару, ни одну лошадь у неё не свели! А лошадями Алсынат занималась давно и прочно, её породы ценились так, что сами ханы на них ездили, да нахваливали! Так что посмотреть, как себя чувствуют жеребцы, подойти к каждому, погладить по морде, похлопать по шее, сказать что-нибудь одобрительное. Посмотреть на жеребых кобыл, на кормящих, на подрастающих жеребят. Много труда уходит на выведение и поддержание породы, хорошо хоть сыновья мать поддерживают, да и наёмные работники с копьями встречают любого, покусившегося на хороших лошадей. Много труда, но доход велик. Вот только сегодня Алсынат принесла кошель серебра, новенькие монеты приятно оттягивали пояс всю дорогу. Хорошая сделка, удачная. Будет теперь и чем с работниками расплатиться, и съездить на Харнову Гору, заказать кузнецам подковы, гвозди, инструмент.
   Казалось, только заглянула в конюшню, а провозилась сколько! Уже и совсем свечерело. Женщина вышла, заперла дверь, направилась в юрту. И уже откидывая полог похолодела. Ещё ничего не случилось, уже страшное предчувствие сжало сердце. В юрте было пусто! Не сидел Шанташ, поддерживая огонь в очаге, не подшивал шкуры Амолдер, даже малыш Хури не ползал, мешая всем. Где они? Но первым делом женщина проверила шкуру, под которой должен был лежать кошелёк серебра.
   Там оказалось пусто.
   Ноги ослабли, Алсынат опустилась на шкуры. Некоторое время смотрела на пустое место, куда только что, всего час назад положила выручку за год. Как теперь жить? Она не сможет дать денег наёмникам, не сможет расплатиться за поставки. Жизнь рухнула. Женщина подняла взгляд и обвела внутреннюю обивку юрты. Она защищала от погоды, холода и ветра. Но не защитила от банальных воров. Зачем красть лошадей? Это дорого, тяжело и опасно. Гораздо проще украсть маленький мешочек с металлическими кругляшками. И обвинить Зита не в чем — Создатель ни в чём не оплошал. И конюшня стоит, и лошади размножаются, и богатство идёт в руки. А вот удержать богатство — это её задача, нечего на Великих Духов пенять!
   - Мама! - полог откинулся и ворвался Шанташ. - Мама, а там… ой… Мам, что случилось?
   - Где вы были? - отстранённо спросила Алсынат, сама поразившись, как спокойно и лишь слегка устало звучит голос.
   - Мам, там прибежал живой хнорс, мы играли с ним..
   Можно ли договориться с хнорсом? Наверное, можно. Собственно, что тут сложного? Послать хнорса выманить людей из юрты. Войти и через минут скрыться в темноте. К самому хнорсу никаких претензий, он постоянно был на виду и ничего такого не делал.
   - У нас украли деньги. Пока вы играли с ним.
   Вошедший следом Амолдер замер, так и сжимая в руке полог. Алсынат поднялась, отодвинула сына с дороги вышла во тьму. Внутри звенела пустота. А служитель Войта в посёлке есть. Неужели у него внутри всегда вот так? Это же ужас так жить! Почему и не любят войтеров, почему и приписывают им всякие ужасы.
   Ужасы сейчас совершенно не волновали Алсынат. Наоборот, она их себе очень явственно представляла. Но найти юрту Твоша оказалось непросто. Жрецы Войта — существа особые, можешь не заметить даже столкнувшись лоб в лоб. Но поплутав вокруг стойбища, женщина приметила навершие, а там и сама юрта показалась.
   - Входи, - Твош сидел у огня, подсвеченный снизу языками пламени.
   Но сейчас Алсынат было плевать на вид и впечатление войтера, она внутри оказалась словно скованная морозом река. И лёд трещал от напора сдерживаемых эмоций. Женщина опустилась на кошму с другой стороны крохотного костерка.
   - Приветствую тебя, досточтимый войтер. У меня сегодня украли деньги.
   - Кто? - Твош сунул в рот кусок сушёного мяса, и Алсынат мельком подумала, что хоть и пустотник, а набивать желудок должен как все прочие живые.
   - Если бы я знала, я бы не пришла к тебе. Но я взываю о мести!
   Твош приподнял за угол лист отполированного металла, лежащий подле, и женщина непроизвольно скосила взгляд на блеснувшее отражение костра. Твош тут же уронил его обратно.
   - Да, месть твоя велика. Но для Великих Духов она не важнее, чем гром с небес или лошадиные яблоки.
   Алсынат внутренне сжала губы, постаравшись внешне ничем не проявить себя.
   - Я жертвую Войту половину того, что украдено, лишь бы он покарал воров!
   Твош опустил взгляд и провёл ладонью по плящущим язычкам пламени.
   - Как человек я понимаю тебя, женщина. Но ты пришла не ко мне, как к мужчине, а как к служителю Пустоты. Ты же понимаешь, что ни ты, ни я, ни мы в целом не сможем наполнить Великую Пустоту? И твоя жертва, такая великая для тебя, ничем не заинтересует Великого Войта?
   Теперь Алсынат сжала губы на самом деле. Уперевшись тяжёлым взглядом за плечо войтера. Да, про это она не подумала. Это у людей «ты — мне, я — тебе!» - явление обыденное и нормальное. Подкупить Великого Духа? Этого она действительно не сможет.
   - Я не могу сделать жертву лично тебе, Твош. У меня украли всё и я не могу пожертвовать ничем.
   - Ну, что ты! Жертва Пустоте найдётся всегда. Например, ты можешь пожертвовать Великому Войту свою ненависть.
   Алсынат подняла бровь. Он серьёзно? Он серьёзно хочет… такую… жертву? И задумалась. Отказаться от мести. От ненависти. Вот прямо сейчас она забудет про то страшное и гнетущее чувство, что прямо сжигает её изнутри! И… Почему же она медлит? Неужто она ненавистью… наслаждается? Алсынат отбросила от себя эту мысль, как скорпиона.
   - Да. Я отдам ненависть Войту, если он накажет воров.
   Твош покачал головой.
   - Ты продолжаешь торговаться, женщина, хотя мы не на базаре. Что ж, я принимаю твою жертву. А уж сколько из неё примет Войт — не обессудь. Может быть всё. А может быть и ничего. Иди домой, всё будет по желанию Великого.
   Выйдя из юрты, Алсынат обнаружила, что внутри осталась только звенящая пустота. Она была с ней и по дороге сюда, но звенела пустота от сдерживаемой ненависти. А сейчас осталась только лёгкая печаль и понимание, что жизнь — продолжается, и надо работать дальше. Кони требуют ухода и догляда, сыновья — подзатыльников, а деньги — охраны. И всем этим ей придётся заниматься прямо сейчас. Придумать, как сохранить доход в будущем. Объяснить случившееся детям и работникам. И жить, жить дальше!
   Богэн и Ёгу шли по степи довольные. Ёгу, как разработчик плана, просто лучился счастьем. Жертва Харну окупила себя! Великий Разрушитель не обманул и помог им в деле! И вот сейчас у них тяжёлый кошель, полный серебряных монет. Эх, теперь они заживут! А хнорс даже не понял, зачем его послали в юрту коневодки! Нет, отлично, прекрасно задуманная и спланированная операция! Теперь опыт можно будет учесть, а имея такое богатство — эх, как они теперь развернутся!
   Побратимы всё ещё похихикивали, толкая друг друга и похлопывая по плечам и спине. И как всё быстро и без проблем! Вот же ж здорово!
   Перед ними лежала степь. Ветер гнул ковыль, луна серебрилась на белых головках, и волны бежали и бежали по Великой Степи, скрывая путь двоих удачливых наглецов…. И вдруг из этого волнения, лунного света и дуновения ветра навстречу им вышел конь. Белый красавец с мощной шеей, мышцы очерчивались тенями на сильном крупе, грива шевелилась на ветру. Неспешно и спокойно конь двинулся навстречу людям.
   Оба замерли. Богэн нащупал кинжал у пояса и вцепился в рукоятку.
   - Это он? - негромко спросил Ёгу.
   - Наверное! - так же тихо ответил Богэн. - Но откуда здесь взяться лунному нохту?
   - Так луна же! - сказал побратим.
   - Но ведь неполная. Да и чем мы прогневали Войта, что он послал к нам своё создание?
   Оба повернулись и посмотрели друг на друга. А потом — на коня, неспешно подошедшего совсем близко. Богэн выхватил кинжал и махнул им перед собой. Конь уклонился неспешно, но непреклонно.
   - Эрраз друбатум, эрраз дулбатум! - закричал Ёгу не скрываясь и направляя пальцы на белого коня.
   С пальцев сорвалось несколько еле заметных молний, от чего человек заметно дёрнулся. Но конь лишь мотнул гривой, распрямившейся и засветившейся. И встал на дыбы, заслоняя звёздное небо.
   Ржание пронеслось над степью, затихнув гулким ударом. Но не копыт о землю, а как будто деревянной колотушкой ударили по огромной подушке. Люди ещё ворочались, пытаясь оттолкнуть от себя нечто, ещё елозили по примятой зимней траве, но движения их становились всё слабже и неуверенней. Конь поднял окровавленную морду и встряхнулся. Тёмные брызги разлетелись, и снова шерсть переливалась в лунном свете первозданной белизной. Конь-вампир, лунный нохт, неспешно развернулся хвостом к двум телам, застывшим и иссохшим посреди Великой Степи. И неспешно зарысил куда-то, переливаясь и сливаясь с бегущими по ковылю волнами… И растаял. Теперь только серебристые волны скользили в ночи… И ничего живого. Ни единого.
  
  
   Здесь пахло мышами. Вот спрашивается: что мышам делать в древней пирамиде? Здесь ни еды, ни защиты от врагов. Однако, просторный зал был буквально пропитан запахом мышиных отходов. Прикармливает их кто-нибудь, что ли? Или наоборот, таким образом пытается отпугнуть? Интересно, кого?
   Лежащий на постаменте шар мутно-чёрной расцветки Лассен игнорировал. Даже не обнюхал. Колонна торчала в центре зала, древняя, как и всё вокруг. И вот на ней лежит полированный шар с полторы ладони диаметром. Цвета тёмного, но внутри как будто переливы чего-то серого. И ни единой пылинки на поверхности. Нет, ну на кого это рассчитано? На идиота? Который вломится сюда и первым делом схватит приманку? Наивные! Но если здесь лежит шар-приманка, то где-то рядом должно быть настоящее сокровище. Тот самый клад, ради которого он сюда и притащился. Вот только где? Что ж, тем интереснее. И так, начали!
   Начал он с потолка. Просто потому, что там искать тяжелее и тупее всего. А главное, там тяжелее всего прятать. И чтобы что-нибудь спрятать на потолке — надо подтаскивать опоры, которые оставляют следы. И затереть за собой вмешательство в древнюю кладку тяжелее. К сожалению, потолок оказался девственно грязен. Нигде ни малейших следов вмешательства в замшелые камни. Что ж, самое тяжёлое осмотрел и обнюхал. Даже местами палочкой потыкал. Теперь — стены. Это заняло время. Но и тут Лассен обломался по-полной: ничего! Или не нашёл? Остаётся пол. Ну хоть здесь-то должны остаться следы?
   О, на полу следы наличествовали в огромном количестве. В основном — его собственные. Но не только. К сожалению, и на полу ничего. Что ж, осталась только та самая тумба-колонна с лежащим шаром. Теперь вопрос. Могут ли неизвестные равары как-нибудь спрятать внутри тумбы что-нибудь вообще? Или оно под тумбой? Да уж… Как говорится «Хочешь что-то спрятать — положи на самое видное место». И ещё и отметить шариком! Хитры ребята… Так, что же делать? Как же добраться до дна и не свалить эту штукенцию. Или всё-таки свалить? Толкнуть, и хай оно падает? А он поищет, что же там заныкали…
   - Ты ещё жив? - голос от входа был одновременно спокоен и удивлён.
   Лассен резко поднял голову, отгородившись от вошедшего тумбой. Пришедший не был полицейскими или бойцом, его одежда перехватывала шерсть, как и у самого Лассена, не позволяя цепляться за ветки. А с плеч ниспадал плащ, скрывая хвост. Был вошедший даже чуть меньше Лассена, но тот ничуть не обманывался своими размерами. Это в дикой природе если ты крупнее — то победа скорее всего останется за тобой. А среди разумных владение теми или иными видами единоборств — не редкость. Может быть поэтому Лассен был одним из тех, кто ими владел. Но кто даст гарантию, что вот этот — не грандмастер? Ладно, начал он с разговоров, может быть есть шанс выбраться… или хотя бы узнать, куда же он влез?
   - А с чего бы мне умирать?
   - И давно ты здесь? - вошедший пошёл к нему, но не прямо, а по стеночке. Лассен сделал шаг, отгораживаясь тумбой, и равар тут же остановился, заложив лапы за спину.
   - С утра.
   - С утра? И ты всё это время лазил здесь и так и не тронул шарик? Что же ты искал?
   Лассен шевельнул ушами. Странный визави не проявлял ни агрессии, ни злости. Он просто спрашивал. И вообще-то ответить на его вопрос можно. Раз уж он всё равно попался, так почему бы и не ответить? Это же и впрямь логично!
   - Сокровища.
   Собеседник кивнул, соглашаясь, и принялся ходить туда-сюда. Два шага туда, три обратно.
   - Тогда скажи мне, почему ты решил, что здесь спрятаны именно сокровища?
   - Ладно, пусть не сокровища! - немножко нервно ответил Лассен, не понимая, к чему быть готовым? Нападению? Броску? Под ним разверзнется пол? Влетят в окна боевики, прижмут к полу и отрежут ухо? А потом обоссут? - Но хоть что-то же должно же быть?
   - А это? - собеседник кивнул мордой на шар, так и не остановившись и не сделав попытки напасть.
   - Это? - презрительно бросил Лассен. - Чтобы я поверил, будто в столь сокрытом месте в такой таинственности такая ценность лежит на видном месте? Пф!
   - Понятно. - Равар остановился. - То есть, ты оказался слишком умным. Поэтому жив.
   - Почему? - Лассен дёрнул ухом и наклонил голову.
   - Потому что здесь ничего нет. Кроме этого. Но ты решил, будто это — ловушка, и ты не ошибся. Это действительно ловушка. Осталось разобраться, чья и на кого.
   Лассен скосил глаз на шар. И тут же дёрнул глаз обратно. Но равар не бросился на него. Наоборот, смотрел с интересом.
   - И поэтому вы положили его на видное место?!
   Собеседник отвернулся и снова двинулся от стены к стене, шурша плащём по камням.
   - Ты, безусловно, опытный и наглый вор. И очень умный, раз до сих пор жив. Но скажи мне, во имя Онгарена, почему ты решил, что это обязательно будет что-то ценное?!
   Вопрос настолько выбил Лассена из себя, что он даже растерялся.
   - А что ещё могут прятать в таком месте?
   - Что-нибудь опасное, - тут же ответил собеседник.
   - Это? Опасное? - Лассен поднял лапу и погладил шар.
   Он почему-то поверил равару, который не собирался на него нападать. Тот дёрнулся, но так и застыл с поднятой лапой, протянув её в сторону тумбы и Лассена. Челюсть дёрнулась.
   - Ты.. Ты его коснулся? Оно… Скажи, что ты почувствовал?
   И куда только делось спокойствие? Ах, какие заботливые нотки в голосе! Мама так в детстве волновалась, когда он являлся в нору с прорехами в шерсти.
   - Ничего. Холодный. Твёрдый. Гладкий.
   - И всё?
   Что он несёт? Нет, тут явно что-то не так. Они хотят, чтобы он поверил в эту глупость? Что именно этот шарик и есть та самая ценность, которую тут прячут? Положив его на самое видное место?! Даже не спрятав, нет! Но если разговор якобы откровенный, то почему бы и не спросить нагло?
   - Ты хочешь сказать, что кроме этой хрени здесь ничего нет?
   Равар неожиданно успокоился. И даже опять завёл лапы за спину.
   - Да. Именно так. А с чего ты решил, будто что-то есть?
   Лассен опустил взгляд и снова посмотрел на шарик. Что-то в нём было не так. Вопрос: что? Что может быть «не так» в куске полированного камня? Но ведь он заметил это «что-то», обратил внимание. Теперь осталось понять, что именно?
   - Потому что никто не будет класть ценную вещь на самое видное место.
   - С чего ты решил, будто эта вещь — ценная?
   Лассен посмотрел на второго равара. Он издевается?
   - А с чего бы вы его прятали так… тщательно?
   - Может быть потому, что он, возможно, опасен? И только здесь мы можем спокойно изучать его свойства, не подвергая риску население?
   - Это? - Лассен схватил шарик обеими лапами, поднял его, подивившись необычному весу, и только тут, в эту секунду понял, что не так.
   Только когда он схватил предмет, он обнаружил, что в полированных боках не отражаются его лапы! И вообще нет отражения его самого! Видны блики окон, изогнутые стены, отражение самой тумбы… А его — нету!
   Дальше всё уложилось в одну секунду. Стоящий у входа равар рванулся к нему, то ли помочь, то ли остановить. Лассен совершенно инстинктивно метнул в него зажатый в лапах предмет. И стараясь избавиться от неожиданно лёгкого камня, и остановить, задержать нападавшего. А лапы словно провалились в кисель, при этом ощущение зажатого в них гладкого и твёрдого предмета не исчезло. Тут уже Лассен попытался бросить бяку, развести лапы, и у него это получилось, но ощущение зажатого шара никуда не исчезло! Зато мир словно смялся огромной невидимой лапой, исказились стены, потолок ухнул вниз, пол вытянулся вверх и вбок, всё покрылось сеткой изломанных линий, а потом в живот с размаху ударили задней лапой, выбив воздух и кишки.
   Лассен понял, что куда-то падает, он пытался вдохнуть, но воздуха не было. Не было ничего! Последней мыслью равара было, что не стоило всё-таки верить этому якобы честному и простому учёному, а попытаться убежать, ведь пирамиду он исследовал уже хорошо!
   А потом в лапы ударил камень, в нос — незнакомый и резкий запах. Рядом что-то завизжало, раздался мощный и громкий ритмичный звук, что-то типа «фа-фа», и мимо пронеслось тёмное тело на огромной скорости.
   Равар инстинктивно упёрся лапами в твёрдое и отпрыгнул в сторону.
  
  
  
   «Пля, когда же это всё кончится»? - думал Матвей, не смея даже достать телефон. Который манил, звал и прямо таки шептал «Возьми меня! Посмотри в меня!».
   Парень ждал окончания последней пары, как прикованный к дыбе ждёт взмаха клинка, которым оборвут его мучения. Как падающий со скалы ждёт удара о землю: сейчас всё кончится. Так, наверное, осуждённый ждёт приговора. И так плохо, а оно ещё и тянется, тянется! Когда же это всё кончится? - думал подросток. Как же зае… достали все эти пары, этот колледж, эти экзамены, зачёты, рефераты, подготовка, вся эта тупая возня. Скорей бы кончилось!
   Звонок! Ффух… Так, а о чём была лекция-то? Не помню. Ну, и ладно.
   - Матвей! Ты кататься идёшь?
   Парень почесал в затылке. Съездить на ролледром было бы очень прикольно. Но тащиться на набережную за четыре километра от дома? С другой стороны, сидеть дома — тоже удовольствия мало. Родители махнули к тётке в Кореновск, дома никого.
   - Давай сходим. Только я за доской домой зайду.
   - Ага. Давай. К четырём встречаемся!
   - Почему «к четырём»?
   - Так похавать же надо? И отдохнуть.
   - Ага.
   Матвей согласился, хотя отлично знал: к четырём, после обеда и отдыха, будет так лениво куда-нибудь идти! Но вдруг?
   Он сел на троллейбус и поехал домой. Привычный маршрут по Северной, самой длинной улице Краснодара, привычный переход из цивилизованного и многоэтажного города в древние и одноэтажные улочки. Заросшие зеленью, тихие, но асфальтированные, они рассекали город клетками кварталов, а за заборами вообще можно отрешиться от ощущения города, на огороде росли смородина и клубника, зеленели яблоки и слива, жужжали пчёлы и мухи, чернел ржавой спиной мангал. Всё родное и привычное. Матвей шагал по треснувшему асфальту узкой пешеходной дорожки мимо соседских ворот, и тут услышал визг тормозов и недовольный сигнал автомобиля. Он выглянул из-за куста и успел увидеть, как водитель что-то объехал, а большая собака рванулась из-под колёс. Встречный автомобиль сбавил ход из-за манёвра, и только поэтому пёс не попал под него. Бежевый «Ниссан» тоже облаял незадачливого пса, и тот ломанулся уже в другую сторону, пролетел через кусты, врезался в стену дома, упал, встал, отряхнулся… И поднялся на задние лапы.
   Обалдевший Матвей привалился плечом к стене, не веря своим глазам. Перед ним стоял фурь! Живой! Настоящий! Одетый!!! Ну, как «одетый». Несколько полосок ткани, перехлёстнутых через плечи и завязанных на поясе. Под поясом отлично виднелся меховой выступ, явно скрывающий в себе мужской орган. А позади свешивался хвост. Матвей поднимал и опускал глаза, разглядывая невероятное видение. А фурь разглядывал его. С видом Матвей не определился: по форме тела и цвету шерсти это был волк или собака. Морда короткая, как у куньих. А хвост — роскошный, пушистый, почти лисий.
   - Ой! Хто это? - раздалось сзади.
   Матвей оглянулся. Там стояла какая-то тётка.
   - Это наши, - хрипло ответил Матвей. - Только в костюме.
   - Понаделали всякую хрень! - заругалась тётка, обходя подростка. - Лучше бы учились лучше!
   И пошла дальше, оглядев стоящего фуря. И фыркнула демонстративно. Ну, да. Тот же фактически голый.
   Дальше Матвей поступал инстинктивно. Хотя непонятно: есть у человека инстинкты по спасению невесть откуда взявшихся фуррей? Но он гарантированно не думал, некогда, да и нечем. Матвей отлип от стены, шагнул и протянул руку. Фурь то ли зарычал, то ли просто оскалился. Но подросток даже не подумал пугаться: укусит так укусит! Не съест же? Он ухватил пришельца за лапу и потащил за собой. А тот пошёл! Ощущение, что фантастический зверь, вот так, добровольно двигается за ним и позволяет вести себя за лапку, пронеслось внутри горячей волной, закраснив щёки. До дома оставалось совсем немного, завернуть за угол, два дома и ворота. Матвей бросил лапу, настоящую, живую, тёплую, торопливо достал ключи, отпер замок, открыл дверь.
   - Заходи!
   Но фурь отпрянул, почему-то не став входить. Матвей растерянно открыл рот: что делать? Как объяснить гостю, что он не имеет дурных намерений и наоборот, хочет его спасти? Тут по дороге показался автомобиль, и фурь пулей скакнул внутрь. Фух!
   Матвей тоже зашёл, закрыл калитку… Ох! Он дома! Один! И рядом — самый настоящий фурь! Самец, но ведь живой же! Не фантазия! Ох… Сфоткать его, что ли? И выложить в группу?
   И тут же побежали мысли: если он выложит фотографию настоящего живого фуря в социальные сети, то во-первых сразу же начнутся вопросы «Кто это и где ты его взял?». Во-вторых, многие захотят пообщаться и… э… пообщаться с… настоящим фурем. А вот как к этому отнесётся сам гость? Вряд ли положительно. Потому что это сексуально озабоченный подросток может мечтать об эдаком. А вот существо, возникшее неизвестно откуда в незнакомом городе, вряд ли мечтает то же самое. И третий момент. А он не заразный? Так что идея тут же поделиться сокровищем была отброшена. Но что же с ним делать? Ведь всё равно ж что-то придётся делать! Так, первым делом — заманить в дом. А уже потом…
   Матвей открыл дверь, раскрыл её и вошёл внутрь.
   - Заходи! - он приглашающе махнул рукой.
   Гость настороженно принюхался, отчетливо сказал «Сахати», потом вдруг опустился на все лапы (парень пришёл в восторг!) и умчался за дом. Матвей только вздохнул, не стал закрывать дверь, снял кроссовки и бросил сумку с тетрадями за дверь. Мысли всё ещё играли в чехарду. Нет, ну надо же! Фурь! Настоящий! И…
   И что с ним теперь делать?
   Только сейчас юноша осознал, что на него свалилась настоящая проблема. Да, у него в руках мечта. Да, он получил то, о чём мечтал. Но… Но мечты — это одно, из них всегда можно вернуться в реальный и привычный мир. А когда мечта становится реальностью, то реальность эта может очень больно ответить! Хорошо, сегодня нет родителей. Но послезавтра они приедут. И что делать? Сказать «Мама, папа, это Шарик, он будет жить у нас»? Ага, у меня в постели… А чем его кормить? А что он будет делать? Мамочки! Ой! Матвей понял, что не знает ни единого ответа на неожиданно свалившиеся вопросы. И более того! Он даже не представляет, как их вообще решать, в принципе!
   Но молодой и задорный разум решил: будем разбираться с проблемами по мере их появления. Пока что проблема в следующем: пообщаться с гостем. То, что лисоволк может говорить — это прекрасно! Но только он не знает русского, а Матвей не знает их язык. Что делать? И вообще, что он там делает? Перелез через забор к соседям? Парень вышел и дома и обнаружил лисоволка, сидящего возле двери, обернув хвостом лапы. И внимательно наблюдающим за выходящим человеком. Матвей вздохнул и уселся на ступеньку.
   Они посмотрели в глаза друг другу.
   Внешне спокойный, человек внутренне дрожал. Вот прямо перед ним сидит невесть откуда взявшееся существо. Которое он приручил. Нет, понятно, что ещё ничего не произошло, и зверь этот чисто теоретически может сейчас на него накинуться и даже убить. Вон какие клыки! Но… Если бы это был дикий неразумный пёс или волк, Матвей никогда бы не решился на то, что сделал. А он уже принял на себя ответственность за этого. А значит — приручил. И вот пришелец сейчас заинтересован в продолжении диалога даже больше, чем сам человек. Потому что он невесть где, и тоже не знает, что делать! А он, Матвей — знает! И собирается гостю помочь. Хотя бы просто выжить. Но как?!! Матвей вздохнул и протянул фурю руку. Тот посмотрел на неё, но не стал обнюхивать, а поднял лапу и коснулся ладони.
   Опять это ощущение! Настоящая… рука? Нет, лапа не была похожа на руку. Но при этом очень чётко видны пальцы. Четыре. Или пять? Вот здесь — четыре, пятый с другой стороны, как у собак, но значительно длиннее. Получается, этой лапой-рукой вполне можно хватать предметы. Понятное дело, раз он одет — значит, у них есть ткачество, а значит вполне можно его назвать «Фурь Умелый», как же это по-латыни-то будет? Не важно. Глаза. Коричневые, но не равномерно, а с точечками, причём разного размера. Морда, как уже было сказано, короткая, нос чёрный, мех на щеках не торчит, а лежит гладко. Треугольные подвижные уши. И он тоже его рассматривает! И держит за руку. О, он держит его за руку! Щёки опять покраснели. А лисоволк чуть дёрнул ушами и ноздри затрепетали. Матвей почему-то застеснялся и попытался руку убрать. А фурь его за ладонь ухватил. Матвей обратил внимание на хватку: человек сжимает что-то пальцами, подушечками пальцев. А этот достаточно больно сжал когтями. Но не так чтобы совсем уж сильно. И встал, не отпуская руку. Теперь уже человек встал и пошёл за фурем, теперь уже он вёл его…
   В его собственный дом. Почему-то опять по щекам и плечам побежали тёплые мурашки. Незнакомый фурь, которого он встретил прямо на улице всего пять минут назад вводит его за руку в его же дом! Как… Как… Ох, да что ж всё мысли об одном и том же?
   - Ты есть хочешь?
   Он обернулся. Слишком резко для человека. Чуть наклонил голову. Матвей потянул руку, но тот вцепился в неё когтями. Глядя прямо в глаза, человек не сильно, но настойчиво потянул руку на себя. Поколебавшись, волколис отпустил ладонь.
   - Пошли! - Матвей махнул рукой приглашающе, и лис изогнулся, прикрываясь. Хм. А он тоже ожидает подвоха от человека. Надо осторожнее. Он двинулся из коридора в комнату, поглядывая, идёт ли за ним гость.
   Гость шёл. Шёл, и разглядывал, обнюхивал помещение. Матвей вдруг осознал, что здесь, наверное, пахнет и пылью, и несвежими вещами, и вообще уйма запахов, к которым он привык. А мама говорила «Убери!». Но было не надо. А сейчас уже поздно и глупо. Теперь провести его в свою комнату. О! Ого! А ведь он понял, что это его спальня! Надо же? Просто нагнулся, понюхал постель, потом — его. И сразу стало ясно всё! Ух, ты! Оказывается, можно общаться без языка.
   - Пошли кушать!
   Почему-то Матвей был уверен, что гостя обязательно надо покормить. И поэтому он повёл его на кухню. И только открыв холодильник задумался, а можно ли этому чуду вообще есть их продукты?
   Снова, как в колледже, мозг включился в режим «анализировать всё и без деталей». Существо имело температуру, близкую к его. То есть, не ощущалось ни слишком горячим, ни холодным. Да, конечно, у него шерсть, но оно дышит его воздухом! Это что-то значит? От него не пахнет ничем… химическим. Значит, оно на воде? Проверим!
   Матвей налил в стакан воду и протянул фуррю. Тот взял стакан, понюхал, и выпил. Ох..! Оказывается, губы у него настолько подвижные и гибкие, что может пить прямо из стакана! Так. Выпил. Что? Ещё? Мне не жалко, пожалуйста.
   На этот раз фурь нагнулся и внимательно осмотрел процесс. Как человек поворачивает кран, как течёт вода, как кран закрывается. Отобрал у него стакан, вылил в раковину. Подставил сам и сам открыл. Матвей с умилением смотрел, как радостно осклабился выдролисоволк, балуясь с краном. Значит, их цивилизации водопровод неизвестен. Забавно! Что из этого следует? Ничего. Но запомним!
   Фурь нагнулся, понюхал воду, лакнул… А Матвей скосил взгляд вниз. Прямо перед ним, возле коленки оказался хвост. Не удержавшись, юноша потрогал мягкую шерсть… и был обрызган отскочившим гостем. Матвей закрыл кран, отряхнул руки и повернулся. Гость заинтересовался его спиной.
   Когда настоящий фурь хватает тебя за задницу и обнюхивает спину… Ох! Была бы шерсть — встала бы дыбом! Но и так настолько… странно! Сразу же вспомнились все мечты и фантазии. И сразу же очко сжалось: он может вот прямо сейчас попробовать! Может, но… хочет ли? Когда живой фурь касается тебя, трогает, нюхает — оно как-то совсем не так, как в воображении. Э, э! Ты чего? И штаны мне уже снимаешь? Внутри взметнулся фонтан противоречивых желаний. Прогнать, ударить, защитить себя от этого… и лишить себя того, о чём столько времени мечтал? Но как это будет? И так ли он этого хочет? Ведь одно дело — фантазии, а другое… Вот именно! И если он сейчас струсит, испугается, то потом всю жизнь будет жалеть об упущенной возможности! Поэтому Матвей сжал себя внутри, позволив гостю стянуть с него штаны. Даже расстегнул пуговицу, чтобы ему было легче.
   Ткань сползла по бёдрам, и замирая от сладкого предвкушения Матвей позволил волколису взглянуть на свою задницу. О, как это оказалось необычно и чудесно! И как стыдно! Приходилось прилагать поистине геракловы усилия для того, чтобы не прикрыться и стоять ровно! А внутри переливается! Яички подтянулись к телу, в животе напряглась струна, в ушах шумит, в голове тяжесть…
   Но фуря интересовало только отсутствие хвоста! Он обнюхал, осмотрел и обтрогал именно низ позвоночника. От сердца (и чресел) отлегло. Конечно, это существо даже не представляет, как можно обойтись без хвоста? И тут фурь что-то спросил! Явно с вопросом, и даже коснулся когтем копчика.
   - Нет, так всю жизнь и было, - ответил Матвей, понимая, что вопрос мог быть абсолютно другим, но именно об этом он спросил бы на его месте.
   Волколис бесцеремонно стащил с него штаны вниз. Член, разумеется, тут же встал «на караул». И вот тут фурь заинтересовался им. Обнюхал. Лизнул.
   Он лизнул! О, боже, он лизнул его! Матвей сглотнул, опёрся о край стала и закрыл глаза. Что, что сейчас будет? За что боги услышали его тайные желания и воплотили их? Что он совершил такого, что получил столь невероятно щедрый подарок? Боже, я весь твой! Что хочешь сделаю, только пусть продолжает!
   Короткое ощущение поглаживая. Мощный лизок, мурашки по телу, и вдруг горячая пасть обхватила его член! Матвей не выдержал и открыл глаза. Да! Да!!! Это происходит на самом деле, не во сне! Вот пасть, которая сосёт у него! Неужели, о счастье, ты так близко!
   Счастье кончилось, так и не успев начаться. Фурь отстранился, ещё раз обнюхал и осмотрел торчащий орган, посмотрел человеку в глаза, выпрямился и ухватил его за волосы. И попытался нагнуть. Матвей обратил внимание, что если бы он пожелал, то мог бы вполне легко освободиться. Не так силён оказался волколис. Но… Но интересно же, что он собирается делать? И юноша подчинился. А зверь не торопясь, обстоятельно, поставил его на пол на четвереньки. Окончательно стащил штаны. Развёл ему ноги. Матвей стоял, сгорая от стыда и предвкушения. А так же страха. Неужели? Неужто сбудутся его тайные ночные фантазии? И что именно будет? У собак же узел, не порвёт ли его нежданный гость? Но он стоял, позволяя делать с собой всё, что тот захочет.
   И тот сделал! Замирая от ужаса и счастья Матвей ощутил это! И… не понял, что именно. Он чувствовал, как внутрь него вставили что-то твёрдое, но в основном ощущал, как елозит по спине мех. И всё. Внутри происходило нечто… Неописуемое. Нельзя сказать, чтобы это было хоть немного приятно, но и не так страшно, как казалось. Но сам факт того, что он имеет секс с настоящим живым фуррем? О, само по себе это окупало любые неприятные ощущения! Сбылась мечта идиота! Но… Долго ли он так будет делать? А если Матвей устанет? А если станет больно? Что делать-то? Пока что подросток терпел, но беспокойство не уходило. И как-то всё слишком быстро: познакомились, зашли и сразу трахаться. Интересно, а он после этого исчезнет? Тут же захотелось взять телефон и снять процесс, чтобы потом показывать особо доверенным знакомым… К сожалению, дотянуться до аппарата сейчас оказалось невозможно.
   Тяжесть на спине усилилась, а движения прекратились. Матвей стоял, прислушиваясь к ощущениям, и ждал. В конце концов фурь встал с него, вынув без всяких болезненных ощущений, Матвей сел на пол, повернулся, глядя на розовый член, только что побывавший в нём…
   И обалдел.
   Он прекрасно видел, как из кончика палочки неправильной формы, без малейших следов собачьего узла, вылетела желтоватая струйка. И ударила прямо в него. И потекла. Изумлённый подросток смотрел в морду фурю, который мочился прямо на него на кухне, и пытался поймать хоть одну мысль. За что? Почему он делает это? Что не так? Или у них так принято? А как он должен поступить в подобном случае?
   В голове было пусто.
  
  
  
   Лассен чувствовал себя довольным. После стольких ошибок и проколов так шикарно справиться с возникшей нестандартной ситуацией? Нет, не зря он учился выворачиваться из любых, казалось бы невозможных ситуаций!
   Что с ним сделали подлые хозяева шарика — будем потом разбираться. Когда он вернётся. А он обязательно вернётся. Блох вам по всему телу! И на живот особенно! Но попав в совершенно непонятное место, он избежал встреч с местными чудовищами, нашёл себе аборигена, который оказался столь податлив, что позволил с собой спариться! Не возражая и не пытаясь сопротивляться! Такого опозорить — норма! И как он смотрел, а? Лассен ссал на местного, а тот даже не пытался уклониться, возразить!
   Нет, очень всё получилось замечательно! Теперь у него есть жильё, здешний омега, который будет исполнять любой приказ и выполнять любое его желание… Остаётся только одна мелочь. Как бы ему эти желания высказать? Слова местного языка Лассен слышал, и даже мог догадываться, что они означают. Например «Сахати» явно означало «Я не желаю с тобой драться» или даже «Я тебе подчиняюсь». Но его бесхвостый не понимал. Да, так удачно получилось, и… И бесполезно. Он имеет подчинённого местного омегу, но не может им управлять!
   И ладно. И не самое страшное. Главное он сейчас имеет пристанище и безопасность. Хотя бы временную.
   А норы у этих бесхвостых презабавные! Огромные, в два роста! Пожалуй, даже больше, чем святилище Онгаренна. И стены гладкие, до потолка и не долезешь. Интересно, как они их такие ровные делают? Или это не они? Может быть это остатки другой, более развитой цивилизации? А как они живут без хвостов? Пожалуй, если бы он сейчас вернулся обратно, можно было бы очень выгодно обменяться с тем раваром, с которым они так и не успели познакомиться. А может хитрец не врал? Может быть этот шарик действительно опасен? Вот, например! Сам Лассен сейчас находится… где-то. Может быть внутри шарика? Мог он попасть внутрь того артефакта? Или его сюда загнали? Эх, кабы знать!
   В любом случае оглядеться и разнюхать не помешает. Если он сюда попал навсегда — то надо учиться здесь жить. Хорошо, что есть вода и воздух. Интересно, а есть ли здесь еда? Прямо здесь ничем вкусным не пахнет. Но раз они живут в таких огромных норах, значит, что-то едят. Там за этим строением растут какие-то растения. Вот будет обидно, если они — травоядные! Есть траву равары могут, но недолго и не всякую. Как бы теперь омеге объяснить, что он хочет?
   Оказалось, омега и сам понял. Он встал, снял мокрую одежду, пропитанную запахом равара, и куда-то понёс. Э! А альфа тут голодать будет? Лассен коротко рыкнул, и послушный омега немедленно бросил свои вещи и повернулся. Посмотрел на равара, как-то уркнул и открыл белый ящик, стоящий у стены.
   А внутри….
   Запахи когда-то были съедобными. И у них ещё оставалось много оттенков съестного. Но остальное…. Гамма ароматов показала, что если ему в этом мире жить — то очень тяжело. Да уж, потрогал шарик, нечего сказать! Что ж, посмотрим, что дальше будет!
   Новообоссанный омега достал большой белый предмет. Предмет этот был металлическим, судя по звуку, с которым абориген доставал его из ящика. И круглым. Но не как шар, а скорее как цилиндр. И внутри оказалось что-то мясное. Как здорово! Вот это повезло! Равар шевелил носом, и абориген поднёс ему котёл с едой, как будто хвастаясь запахом! Ну, понял я, понял, давай уже сюда! А? Что? Эй, ты куда!
   Но абориген не обратил на командный рык ни малейшего внимания. Ах, да… Он же не знает, что это означает. Укусить? Или посмотреть, что он собирается делать?
   Раздался короткий треск и на соседнем белом ящике с чёрными клетками сверху вспыхнул огонь. Лассен сел на хвост. Вот это да! То есть, он попал в какой-то магический мир? Они умеют добывать воду прямо из стены, и зажигать огонь из ничего! Равар сунул нос поближе и убедился, что огонь горит прямо на круглой шутковине, и никакого топлива не лежит: ни дерева, ни воска, ни жира. И дыма нет! А местный поставил котёл на огонь. Лассен внимательно смотрел, как двигается абориген и прислушивался к его голосу. Омега что-то говорил, непонятно, ему или нет? Лассен пытался вычленить отдельные слова, но получалось не очень.
   Когда он понял, что именно делает абориген, он чуть не расхохотался. Он еду… согревал! Он её зачем-то грел! Вот умора… Хотя, что он знает о чужом мире, в котором оказался? Может, горячее вкуснее? О! А оно не просто горячее! Бульон из местной птицы с мясом оказался на удивление вкусным, хотя запах не очень. И абориген сидит и хлебает хитрым таким устройством, вроде согнутой лопатки. И ему такую предложил! Лассен попробовал, но решил, что так долго и неудобно. Бульон — выпить, мясо — съесть. И хорошо. Итак, главные потребности тела выполнены. Он может здесь есть, пить, дышать. А теперь вопрос, как здесь живут?
   Он вытащил своего омегу из-за стола, обнюхал и рассмотрел. Сейчас, не скрытый одеждой, он вызывал даже некоторое сочувствие. Шерсть на теле виднелась, но настолько тонкая, еле заметная, что понятно, зачем им нужна одежда. Само по себе тело казалось каким-то худым, нескладным. Половой член сейчас сжался в небольшую такую припухлость, а под ним висели достаточно большие яйца. Но пока Лассен обнюхивал и разглядывал, член начал расти и выпрямляться. Равар пронаблюдал весь процесс, не понял, с чего это он, может, от сытной еды? И продолжил изучение своего приобретения. Что делать с таким омегой он не представлял, но в этом мире и такой сгодится. Хоть что-то!
   Самая густая шерсть у них росла на голове. Странно. Зачем? А, понятно! Как защита от солнца! Ладно, допустим. Абориген смирно стоял, позволяя себя исследовать. Так, а что у него во рту? Омега дёрнулся, пытаясь уклониться, и Лассен его всё-таки куснул. Не сильно, но так… Для порядка. Чтобы помнил своё место. Раз уж позволил себя пометить — пусть терпит! Но заставить его открыть рот оказалось непросто, тот просто не понимал! В конце концов челюсти удалось разжать. Мдя. Клыков нет, кусаться такими зубами — не особенно удобно. Хотя… если челюсти сильные… Как это проверить? К сожалению, найти способ приказать этому чуду «Сожми зубы как можно сильнее» Лассен не нашёл. Ладно. Теперь пусть показывает, что здесь есть и где. Раз уж ему здесь жить, надо же хоть представлять, что тут вообще?
   И тут омега вознамерился одеться. Э, э! Ты чего? Ты же самый низший в стае, ты куда одеваться собрался? Ты ещё покусать меня вздумай!
   Но абориген упорно пытался одеться. Лассен подумал, подумал, и разрешил. Мало ли, может у них тут в стаях иные правила? Может, им без одежды вообще нельзя выходить? Э, э! Ты чего, меня собираешься раздеть? Да я тебя…
   И тут до равара дошло. Что он вообще-то в другом мире. И если в своём он мог качать права просто потому, что всегда была возможность куда-нибудь сбежать и прибиться к другой стае, то здесь вообще непонятно что делать! И вряд ли он найдет себе так быстро другого омегу, который будет ему подчиняться, кормить его и о нём заботиться. Ладно, разденусь. Но если попробует обоссать — откушу!
   Нет, до этого, к счатью, не дошло. Только омега очень непреклонно дал понять, что идти надо на четырёх. Тоже непонятно: он-то на двух ходит, что в этом такого? Ладно, посмотрим…
   Они вышли из каменной норы, из железной двери, и тут Лассен непроизвольно прижался к ноге аборигена. Потому что мимо с рёвом и жуткой вонью промчалось то самое чудовище, которое его чуть не растоптало в первый момент появления в этом мире! И только секунду спустя равар обратил внимание, что чудовище двигалось слишком ровно. И мышцы у него не перекатываются под шкурой. И вообще лапы не двигаются! Это как? А вот и второе….
   Ласссен сел на хвост и обомлел. Он понял, что либо злые учёные накачали его каким-то отравляющим газом и сейчас он спит, а ему снится всякая дребедень, либо местные аборигены — великие волшебники. Мало ему воды из стены и огня из ничего! Они ещё и ездят на повозках, ничем не запряжённых! Это не животные, это механические повозки! С колёсами! Но как и за счёт чего двигаются? Непонятно. Интересненько… Это он заполучил в личное владение омегу-волшебника? Та-ак… Занятно! Во всякой непонятной ситуации надо искать что-нибудь положительное. Сейчас неумение общаться и невозможность приказать аборигену отправить его обратно в родной мир стала насущной проблемой. Пока Лассен раздумывал об этом, омега потрепал его по шее и пошёл дальше. Равар сдержал инстинктивный порыв укусить наглеца и поддержать привычную стайную иерархию, поднял зад и двинулся за ним.
   Да уж… чужой мир. Кто бы мог подумать! Кто бы мог подумать, что любопытство может привести к таким последствиям. Так что, возможно, тот учёный прав. Они хранили шарик в старой пирамиде не потому, что хотели его спрятать, а… А потому, что хотели его спрятать. В смысле, от таких, как он. Слишком наглых и любопытных. И шар действительно оказался опасен. Но я жив, жив! А значит, ещё не всё потеряно!
   Омега провёл его по кругу, позволив осмотреть и обнюхать окрестности. Оставив равара в некотором недоумении. Если у них тут всё застроено норами для жилья, то что они едят? Хотя, что он? Это же волшебники! Они открывают белый ящик и берут оттуда еду. Облом. Он так не сможет. Э! Это что же получается? Он полностью зависит от своего омеги? Ошарашенный этой мыслью Лассен позволил привести себя обратно в каменную нору. Омега дал ему напиться, попил сам. И показал, что вот эта вот белая штука красивой формы действительно служит для того, на что указывает запах. Они в неё мочатся! Очень интересно! Вода берётся из ниоткуда и девается в никуда. Дела-а-а… Лассен попытался сам воспользоваться этим волшебным устройством и с трудом, но всё-таки справился с этим делом. Что привело его в восторг. Может, он тоже сможет чему-нибудь эдакогому научиться?
   А потом омега отвёл его в спальню. То, что это спальня — равар понял сразу. Такая мягкая и зовущая лежанка, застеленная белой и чистой тканью, что безумно хотелось на ней оказаться!
   Он и оказался. Омега растянул губы в полуоскале. Но не возразил. Наоборот, сел рядом, начал гладить шерсть. Лапой. Хм. Ну, не важно, пусть так ласкает. Хорошо. Уютно. Тепло. Тихо. Наконец-то спокойно.
   Глаза сами собой закрылись.
  
  
   Матвей сидел, поглаживая по боку фурря, который его изнасиловал. Вот это день! Вот это вечер! Офигеть! Рассказать кому — не поверят. Да и надо ли рассказывать? Мой! Только мой! Наглый, самоуверенный, не считающий, будто секс на первом свидании — это что-то предосудительное! Вот это повезло! Правда, потом фурь его описал. После только что случившегося секса поведение настолько нетипичное и непонятное, что Матвей растерялся. Бить по яйцам того, кому только что позволял секс? А оно уже течёт! Может, у них так принято? Вон, помечают же собаки свою территорию? А гость и был похож на собаку… Если бы не морда и не хвост. Так это что, он заявил права на самого Матвея? Типа «Это — моё»? Ха!
   Дальнейшее показало, что предположение очень похоже на правду. Выдроволколис начал вести себя с ним, как со своей собственностью. Чувствовать себя чьим-то питомцем оказалось… необычно. А самое главное, Матвей сам не мог понять, сколько в происходящем игры? Он абсолютно точно знал, что в случае агрессии или совсем уж неприемлемых поступков гостя может хоть что-то. Например, позвать соседей или вызывать полицию. Да, он лишится фурря, но останется жив. Хотя не факт, что здоров! Кусается этот пришелец больно! Но укусил он его как-то неагрессивно, как будто малыша шлёпнул по попке, так, показать свою власть. Матвей подчинился, наблюдая: что будет? Когда фурь полез ему когтями в рот — было ужасно страшно и неприятно, но оказалось, он всего лишь хочет посмотреть, что во рту. Стыд, смущение и необычное ощущение себя чужой игрушкой смешались и бурлили внутри. Когда член начал вставать, стыд, казалось, разорвёт изнутри. Но Матвей сдерживал себя, как будто со стороны разглядывая эту картину: он стоит тут голый, перед ним сидит фурь, внимательно наблюдая процесс эрекции. Блин! И не об этом ли ты мечтал?
   К сожалению, дальше интереса дело не пошло. И хотя подросток только что испытал на себе страсть пришельца и его необычные для человека методы присваивания, он не отказался бы повторить. А вместо этого фурь вознамерился выйти на улицу! Блин, и ещё и собрался тащить его туда голым! Вот тут Матвей по-настоящему испугался.
   Как ни странно, его напугал не зверь, которого он сдуру затащил к себе в дом. Не секс с этим зверем. И даже не противный и постыдный ритуал, устроенным им! Это всё можно исправить тем или иным способом. Но если он выйдет на улицу голым — это капец! Без вариантов. Как объяснить это идиоту? К счастью, тот будто понял и осознал своё дурацкое поведение, и не только разрешил «своему имуществу» одеться, но и позволил раздеть себя. А раздетый фурь не слишком отличается от собаки. Конечно, никто таких собак никогда не видел, но мало ли пород?
   Выходя на улицу, Матвей дрожал от ужаса и восторга. Во-первых, он здорово воняет этим волком. Во-вторых, что ещё взбредёт в голову полузверю, возомнившему себя хозяином над ним? В-третьих, он вспомнил, как мечтал пройтись по набережной с фурем под ручку, да ещё одетым. О, сейчас, имея эту возможность, он отлично понимал уровень этой глупости. Но всё равно, он идёт по улочкам родного Краснодара с самым настоящим фурем, и никто этого не осознаёт!
   Гость прижался к ноге, шарахнувшись от проезжающего автомобиля. У них машин нету? Ага, а следующую разглядывает с интересом. И вообще головой вертит. И нюхает. Нет, ёлки-моталки! Живой фурь! У его ног!
   Пока они шли вокруг квартала, Матвей опять вернулся к своим проблемам. Что делать дальше? Гость может есть их мясо — отлично. Но согласятся ли родители его кормить? Можно организовать сбор пожертвований среди краснодарских (и не только!) фуррей, но тогда свою находку придётся легализовать и делиться. А не хотелось. Но…. Увы, реальность — штука очень суровая. Вот у тебя есть твоя мечта. Настоящий живой фурь. Вся фигня в том, что весь остальной мир — против! Невозможно в нашем мире жить с настоящим разумным зверем, просто потому, что мир к этому не готов. Но и попасть в тот мир, откуда явился пушистик, Матвей тоже опасался: как он там выживет? Тот мир не готов к появлению людей. Нет, Господи, это жестоко! Это несправедливо! Вот так исполнить желание, чтобы ты сам от него отказался? Нет уж! Он примет эту данность, эту ситуацию. И если придётся всем рассказать о своей находке — что ж, пусть! Это тоже интересно. Только бы у него потом не отобрали…
   Гость позволил завести себя домой. Осмотрел всю квартиру, и пожелал поприсутствовать в туалете. Справлять нужду при нём было стыдно, но Матвей снова смирился с любопытством волколиса. В конце концов, если у животных это нормальный процесс, то он не делает ничего эдакого. И впрямь, фурря гораздо больше заинтересовало устройство унитаза. Он сам попробовал, и Матвей чуть не заржал, глядя как волколис пытается так выгнуться, чтобы направить член в унитаз. Ффух, справился! А то это было бы реальная проблема: при всей своей любви к фуррям Матвей совершенно не готов служить им туалетом! Пожалуй, при второй попытке гость схлопотал бы по морде! Или нет?
   Как вести себя с разумным животным, свалившимся на тебя? А хуже всего то, что ты сам, сам его взял и приютил! Никто не заставлял, никто не принуждал. Матвей гладил по боку фуря, так неожиданно ворвавшегося в его жизнь, слушал его дыхание, и стремительно взрослел. Вот перед ним живое существо, которое ему доверилось. Да, оно поступило с ним несколько… вольно, но ведь ты же сам ему разрешил, будем честными? Так что с ним делать? Матвей убрал руку, но гость так и лежал, продолжая мерно дышать. Подросток встал, убедился, что тот не проснулся, и направился в ванную. Вытер, наконец, пол. Засунул испачканную одежду в стиралку. Залез под душ, тщательно вымылся. Параллельно раздумывая над проблемой, и… и не видя никаких способов её решения. Он ещё раз намылился, чтобы окончательно и полностью смыть с себя чужие сыкушки, и обнаружил, что член снова стоит. Матвей смыл пену и взялся за член ладонью. Погладил себя и остановился.
   Какой страшный выбор! Он столько мечтал о том, чтобы появился настоящий фурь! Ах, как он мечтал! Какие ситуации переживал, что воображал! И вот сейчас живое воплощение его мечты лежит вон там, полностью доступный. Его. Можно сделать с ним что хочешь.
   Но… можно ли? И нужно ли? Или продолжить сейчас, только воображая и переживая то, что с ним сделали сегодня? Или пойти и сделать всё с ним? А если он будет против? Но сам же Матвей разрешил? Ага, как будто это аргумент! Не, надо или не надо? Делать или не делать? Или ограничиться мастурбацией в ванной? Что?! И тогда зачем ему божественный подарок, зачем тогда эта пушистая тушка в постели?
   Эрекция напряглась, решимость окрепла. Нет уж! Раз ему достался такой приз, то будет невероятной глупостью от него отказаться! Осталось всё приготовить, пока гость дрыхнет. В конце концов, он его нагло трахнул, не спрашивая и не стесняясь, и то, что Матвей был совсем не против — знать не мог. Так что если отплатить ему той же монетой — это будет только справедливо.
   Но как только он посмотрел на спящего фуря, решимости поубавилось. А если он будет возражать? Орать, царапаться, кусаться? И вообще, сможет ли он? Гораздо приятнее так, как воображалось: по обоюдному согласию, в постельке, да так, чтобы приятно было обоим… Но член торчал. Ухмыльнувшись, Матвей вышел из спальни. И вернулся с мотком бельевой верёвки, член блестел от масла. Подросток свернул петлю и продел через неё свободные концы верёвки. Получалась простейшая удавка. Ну, с Богом! Вот сейчас всё решится. Либо получится, либо нет. Он вздохнул пару раз, успокаивая дрожь. Потом присел рядом со спящим и не спеша, но решительно приподнял ему лапы.
   Он даже не проснулся! Дёрнул ухом, но глаза остались закрыты. Матвей набросил на них петлю и затянул. Поднял фуррю голову и просунул верёвку под морду. Только тут он открыл глаза. И посмотрел на Матвея укоризненно. Но тот уже замотал ему верёвкой морду. Вот тут гость всё понял. И попытался вскочить, вырываться… Ага, щаз! Стоять! Матвей навалился на пушистика, ощутив всем телом его шерсть, его движения, его тепло. Фурь задёргался, завизжал, заскулил… и понял, что чем сильнее он дёргается, тем больше запутывается, и тем ему больнее. И смирился, тяжело дыша и водя туда-сюда правым глазом. А Матвей понял, почувствовал, что вот теперь добыча — его! Вот теперь он действительно получил неожиданного гостя в своё полное распоряжение. Внутри даже мелькнула мысль, что если он вдруг его задушит или убьёт — то ему ничего за это не будет! Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО может сделать с этим фуррем всё, что захочет! Вообще всё!
   Но убивать, насиловать или как-то иначе мучить зверя не хотелось. То, что он сейчас его связал и обездвижил — это исключительно потому, что очень хочется! Если бы у него была неделя-другая на приручение и знакомство, он бы никогда так делать не стал. К сожалению, хотелось прямо сейчас. А через неделю ещё неизвестно, что будет! Так что Матвей съехал со бока фурря, удерживая верёвку одной рукой, улёгся ему за спину и начал поглаживать. Бок часто поднимался и опускался под ладонью, Матвей гладил его и шептал «Тихо, тихо, всё хорошо, я тебя не укушу, не съем, тихо, давай поднимем хвостик». Хвост шевельнулся, погладив по животу. Внутри прокатилась сладкая волна, сжавшись у основания живота. Он сейчас! Прямо сейчас! Почувствует это!
   Матвей подвинулся, прижался бёдрами к пушистым ногам волколиса, тот тихо заскулил и слегка дёрнул задними лапами. Именно слегка! Хотя мог бы отбиваться и царапаться. Но нет! И Матвей толкнулся туда, под хвост, обхватив его за грудь свободной рукой.
   В голове закружилось, во рту пересохло, и подросток понял, что это — случилось. Он действительно, на самом деле взял фурря за пушистую задницу! Тот, видимо, тоже это понял, потому что обмяк и расслабился.
   Матвей тихонько покачивался, наслаждаясь ситуацией, горячим пушистым телом, своей маленькой победой и сексом. Особенно — сексом. Он даже не заметил, как ослабла левая рука, выпустив верёвку. Он обхватил пушистое тело двумя руками и двигался всё быстрее и сильнее, чувствуя как от его толчков двигается спина, поглаживая по груди и животу. Осознание этого захлестнуло волной, он сразу же ускорил темп, начал толкаться сильно, мощно, свободно. Фурь мотнул головой и сбросил с морды верёвку. Ошарашенный Матвей продолжил двигаться, понимая, что фурь не вырывается и не бросается на него. Так… Так это он… зря? Он мог сразу вот так спокойно лечь и ласкать пушистого? А он…
   Внутри всё сжалось и выплеснулось мощной струёй наслаждения. Матвей сунул руку под живот фурря и тот подвинул лапу, пропуская её. Ого! А оно у него торчит! Значит, ему тоже нравится? Матвей успокоился, поглаживая по животу и боку своё приобретение, переживая последние сладкие толчки.
   Полежали ещё. Сейчас, после полученного удовольствия, Матвей пытался понять, а правильно ли он поступил? Как сейчас будет смотреть на него гость, которого он связал и изнасиловал? Он его не связывал, кстати! И вообще, что дальше делать? Он вот так, с бухты барахты реализовал свою самую тайную и невообразимую фантазию. Но вопрос «и что делать дальше?» как стоял, так и стоит. Матвей встал. Фурь не шевелился, следя за ним правым глазом. И тут внутри появилось ещё одно желание.
   Ухмыльнувшись, парень раздвинул ноги пошире и отомстил пришельцу той же струёй.
  
  
  
   Солнце вставало на востоке. Верховный Жрец Харибин стоял у алтаря на вершине пирамиды, ожидая того мига, когда нижний край диска солнца оторвётся от плиты, уложенной в санаге от вершины на три столпа. За миг до этого события Харибин поднял бронзовый молоточек и взмахнул им. И в точности в ту же секунду, как между пылающим диском и чёрной плитой появилась полоска, звук ритуального колокола разлетелся по окрестностям, возвещая начало Службы.
   Звук летел, дрожал, сминая окружающее. Жрец привычно ожидал, когда тренированное сознание настроится на Зит. Немногие выдерживали переход от земного к божественному, и выжившие так и оставались младшими жрецами, расходясь из Банганы в другие храмы Зит. Каждый восход в начале месяца, когда Верховному Жрецу позволено обратиться непосредственно к Великому Зиту напоминал Харибину о том времени, когда он впервые перешагнул грань… И туда, и обратно.
   Мир распался окончательно. Остался только Великий Свет. И чтобы тебя не сдуло этим сиянием — приходилось отказываться от реальности. Но слава Великому Зиту — при общении со своими Жрецами он сиял не в полную силу.
   - Славься, Великий! Жрец Харибин докладывает. Заработали три новых алтаря, в Великой Степи, на Алтыне и на Хамаранаке. Один временно перестал работать, ибо служители Харна разрушили его. Служители Войта сотворили что-то, пробившее ткань мироздания, Великий. Какие будут указания?
   - Отзови служителя Великой Степи, - раздался голос-не-голос. - Мой алтарь там преждевременный. Найди в государстве Лайнтар главного советника Иманра Сунна, у него будет слуга по имени Анри, у него есть дочь по имени Шаннахи. Примерно накажи её. Разлив рек Лайна, Тиндр и Протока в этом месяце будет на три дня позже. Ураган остановишь сам.
   Хрибин поднял бровь.
   - Великий, будет ли мне дозволено спросить? Почему отзывается алтарь в Степи? Мы потратили на него много ресурсов…
   - Не будет.
   Харибин бровь опустил.
   - А что делать с происками жрецов Харна?
   - Ничего.
   Возвращение обратно в реальность всегда казалось погружением в ледяную воду. После сияния Великого Созидателя обыденность казалась пустой и холодной. Переждать секунду, вздохнуть, пошевелить плечами, просто чтобы почувствовать своё тело. Повернуться к младшим жрецам, ожидающим указаний.
   - Великий был сегодня немногословен. Мы отзываем алтарь из Великой Степи.
   - Что?!
   - Почему?
   - Какого хрена?
   - Харн ему в глотку!
   Харибин переждал хор возмущённых голосов. Ибо был с ними полностью согласен. Но Великие — очень необычное явление. Сегодня он подгоняет тебя, требуя совершить невозможное, а завтра приказывает забыть о совершённом и заниматься каким-нибудь пустяком.
   - Алишер! - Харибин повернулся к жрецу. - Направь исполнителей в Лайнтар. Шаннахи, дочь Анри, слуги советника Имнара Сунна, должна быть примерно наказана.
   - Способ? - тут же уточнил Алишер.
   - Для начала уточни, за что именно мы её наказываем. Что именно она совершила. Тогда и выберешь способ.
   - Мне отправляться лично?
   - Зачем же? Думаю, Сайбиб вполне справится. Заодно проверишь его верность и способности. Теперь о распределении доходов. Ты, - он ткнул в одного из жрецов, - отправишься к Повелителю, пусть вышлет войска в долину Протоки. Для предотвращения грабежей и мародёрства. Пусть захватят с собой побольше еды, а через два дня пусть выгоняют жителей из домов и отводят их подальше. Будет разлив реки.
   - Сделаю, Верховный!
   Что ж, ритуал завершён, можно спуститься с пирамиды. Снять и отдать в чистку хламиду, позавтракать, и заняться тем, чем юный Суан Тамари, получивший при посвящении имя Харибин, заниматься никогда в жизни не хотел.
   Бюрократией!
   Как юный мальчишка хотел приобщиться к высшим силам! И когда жрец объявил, что мальчик имеет склонность именно к Зиту, Суан прыгал и визжал от восторга. Он мог бы получить и Харна, и даже Войта, никто из живущих не знает, под чьим Знаком он родится, только Троица распределяет принадлежность, но получить именно Зита — это поистине счастье! Великий Зит, Создатель Мира, дарует возможность творить! Это все знают! О, как юнец мечтал о том, что получив божественную помощь сможет создать что-нибудь поистине великое! Как предки, оставившие нам Храм-на-Рейне, подземный город Ишшин, мост через пролив на юге и Капанабану — сказание о похождении Ушарбанипала, прошедшего все три царства и воплотившегося в звезду. Тогда казалось, что только сотворив что-нибудь поистине грандиозное, выдающееся, вечное — можно оставить след в истории, оправдать жизнь, данную Зитом.
   Ну, и мамой, конечно. Но мама была войтером, и кроме любви и тяжёлого труда ничего в жизни не знала. А стать зитером — это же счастье, настоящее счастье! Суан молился Создателю, и тот, видимо, услышал горячие мольбы юноши. Долгие годы учения, тренировки, посвящение, первое личное общение с Зитом…. И вот ты — Верховный Жрец. Ты можешь столько, что обычному зитеру кажется невероятным чудом. Зит лично разговаривает с тобой, даёт ответы, указания, люди и нелюди склоняются перед тобой, ты зажигаешь свечи взглядом уже привычно, даже не замечая этой милой привычки, и что великого ты совершил?
   Никто из живущих этого не оценит. Может быть кроме младших жрецов, которые смотрят на свитки, бумаги, амбарные книги, таблицы и графики со скукой. Когда сам Харибин был младшим жрецом, он тоже смотрел на Верховного с лёгким уважением, но не более. Старик Харирама управлялся с пером и чернилами легко, и только сейчас Харибин понял, почему. Многолетняя практика! Тогда казалось, что вот так сидеть в кресле и читать бумаги, иногда подписывая их, иногда выбрасывая в ящик — это так просто. Никто со стороны не видит, какую работу проводит Верховный, просто читая очередной доклад.
   Вот сухой отчёт о доходах, собранных с семи Алтарей восточных границ. Казалось бы — просто несколько цифр, с комментариями. Но для Харибина за ним вставали тысячи людей, каждый из которых отдавал часть созданного ими во имя Создателя, и каждый либо чего-то хотел, либо чего-то не хотел. Некоторые пытались подкупить Зита, отдавая серебро, ткани, железо или дерево в обмен на исполнение своих желаний. Они никогда не узнают, что Зит их не слышит. Если бы Великие могли (или хотели) слышать каждого ими созданного — то не были бы нужны они, жрецы. Но Великие устроили мир так, что жрецы — нужны, именно они общаются с Великими. К счастью, в обязанность жрецов не входит собр пожеланий людей и подробный доклад, кто и чего просит. Иначе на должность жреца приходилось бы загонять палками, выбирая несчастного по жребию. Но его обязанность устроить всё так, чтобы люди обращались к Великим с просьбами не лично, а жертвовали Алтарю. А значит, сбыча некоторых желаний всё же должна случаться. Конечно, частично это происходит само собой: люди, в целом, существа простые. И хотят они очень ограниченное количество вещей: еды, секса, защиты от бед и проблем, развлечений или достижений. Большинство их желаний реализуется само по себе, ибо если работать — то будет еда, обращение к Великому может помочь, но не заменить. Беды и проблемы есть у каждого, но мало кто понимает, что является «бедой», а что - «защитой от беды». Например, желание секса. Очень многие люди искренне считают, что если Великие дали им то, что прячется в штанах или под юбкой — они могут этим пользоваться свободно. Ещё и просят Великих, дабы помогли им! Харибин лично спрашивал Зита, почему столько запретов на секс? Зит ответил понятно: акт дефекации крайне полезен огранизму. И периодическое посещение уборной не является ни стыдом, ни проступком. Но превращать это в цель жизни, в букальном смысле спукая её в дырку? Не для этого он создавал людей. Секс нужен для продолжения рода, и удовольствие подарено богами людям, чтобы смягчить нелёгкий труд по воспитаню детей. Но всё должно быть в меру!
   И всё же Великие в милости своей дают свою силу каждому человеку. Каждому — по принадлежности его! Великий Зит даёт способность созидания. Крестьяне, засевающие поля, художники, рисующие картины, правители, создающий законы, ткачи, кузнецы, кожемяки, красильщики — все пользуются даром Зита. Воины, уборщики, палачи, преступники, правители, разрушающие законы, прачки, дровосеки, камнетёсы — пользуются даром великого Харна. Судьи, воры, врачи, учёные, правители бесталанные и беспутные — пользуются силой Войта. Мир устроен гармонично, Великие следят за балансом. И не дано простому смертному, даже пусть Верховному Жрецу Зита понять суть этого баланса. Вот, например, сегодняшнее указание Зита о примерном наказании этой девочки. Совершенно не исключено, что сама девчушка ни в чём не виновата, но кто-нибудь принёс Создателю великую жертву и молил об этом. Уж Харн его знает, за что, может, чтобы досадить её отцу, или отказала она ему… Великий сложил всё: и заслуги девочки, и заслуги её отца, и заслуги того молящегося, и последствия их, и чаяния иных людей, и решения остальных Великих. И решил: девочку — наказать. А исполнять — ему. Харибин посмотрел на стол, заваленный докладами и записками и вздохнул. Это он тут ноет о количестве работы, которую предстоит проделать, а каково Зиту? Выслушивать миллионы просьб и пожеланий, как-то всё это учитывать, совмещать, отвешивать и отмеривать… Вот и приходится перекладывать хоть часть работы на жрецов. Вот следующая записка: Антрей Тари не сдал Испытание на младшего жреца. Комментарий: при обратном выходе у юноши пошла кровь носом и он потерял сознание. Бывает, но теперь следует спросить у Зита о судьбе послушника: следует ли продолжать его обучение, или заменить другим? Записать этот вопрос в книгу. Дальше: караванов с железом, отправившихся в Сумму, насчитано ровно семь. Семь караванов железа? Зачем такое количество? Либо они делают какие-то механизмы, но Зит ничего не говорил об этом. Либо они делают панцири и мечи, а значит и нам следует перешерстить войско и устроить пару учений. Это в другую книгу, это на доклад правителю. И так — за каждой бумажечкой, почти каждой цифрой — анализ, проверка, размышления, поиск провокаций или намёков. А со стороны кажется — сидит немолодой человек в простой одежде, перекладывает бумажечки из одной стопки в другую, некоторые подписывает, некоторые выбрасывает в ящик. И только сменивший его поймёт, какую же пропасть работы совершает за вот этим столом Верховный, что на самом деле не великие сказания или мост через пролив являются подвигом, а ежедневный и обязательный труд за этим столом.
   - К вам Тарг Тёмный, господин. Просить?
   - Через пять минут.
   Во-первых, ему действительно нужно закончить хотя бы вот с этими двумя документами. Поставить ещё две точки на графике и занести значения в таблицу. А во-вторых, надо переключиться с одной работы на другую. Эх, где ты, молодость? Когда мог одновременно вести политическую игру, выискивать в собеседнике скрытые мотивы ещё и наслаждаться всем этим?
   - Приветствую тебя, светлейший Харибин!
   - Да не коснётся свет твоих теней, темнейший Тарг! Кофе? Вино?
   - Только кофе. Мне ещё заехать надо будет в два капища, не напиваться пришёл.
   Младший жрец удалился готовить кофе, а два Верховных уселись в кресла. Под Таргом кресло чуть треснуло, и Верховный привычно ухватил что-то невидимое пальцами. Да, обладание силой кажется великим благом, пока не познакомишься с этой самой силой вплотную. Пока не поймёшь на своей шкуре: обретая божественное, обязательно теряешь земное.
   - Что у тебя?
   - Ничего. Мой сказал, чтобы я вас не трогал. А что вы задумываете?
   - Всё как обычно, дать вам по ушам и отобрать ресурсы Алтыны.
   - Я не отдам.
   - А я и не прошу отдать. Я сам возьму.
   - Посмотрим.
   - Конечно посмотришь.
   - Это поэтому твои увеличили производство оружия?
   - Почему «поэтому»? Чтобы отобрать? Не только. Что твой сказал про Войта?
   - Сказал их не трогать.
   - Поистине сказочное единодушие. Я заеду к Кшиштофу, вдруг он всё же скажет?
   - Твой тоже? Действительно. Я не верю, что Кшиштоф тебе расколется, вот ты бы раскололся?
   - Смотря что.
   - Вот именно. А если он получил от своего какие-то далеко идущие указания, то не расколется, хоть пытай его.
   - Мда, - Тарг повернулся к вошедшему, подождал, пока тот снимет кофейник и чашки с серебряного подноса, разольёт кофе и удалится. - Я частенько мечтаю об этом.
   - Пытать его? - Харибин взял свою чашку.
   Простые люди не понимают этого удовольствия. Взять чашку. Просто взять. Не ожидая, что в твоих руках она превратится в птицу или гусеницу. Что вместо чашки вдруг ударит фонтан света или она станет тяжелее в сто раз. Могущество имеет и свои обратные стороны.
   - Да. Ему всё равно ничего не будет, а мне будет приятно.
   - Тебе приятно от…. Такого?
   Верховный Жрец Харна глянул на коллегу, отпивая из чашки.
   - У каждого свои слабости. А мне по должности положено разрушать и мучить.
   - Одно дело — должность. Но я не думал, что ты от этого получаешь удовольствие.
   - Работа и должна приносить удовольствие, разве нет? Разве ты не испытываешь удовольствия от своего света?
   - Нет. Точнее, не такое.
   - Кто на что учился. Я тоже не испытываю удовольствия от чего-нибудь простенького, типа оторванных пальчиков или вырванного языка… Подумаешь, невидаль. А вот что-нибудь заковыристое, эдакое… Ну, там, размолоть в мясорубке…
   - Тарг! Оставь меня со своими гадостями!
   Гость рассмеялся.
   - Хорошо мне, я не испытываю отвращения к созиданию. В твои годы и при твоей должности, Харибин, уже дано должен был бы привыкнуть к любым гадостям!
   - Это не значит, что я готов их выслушивать от тебя!
   - А чем я отличаюсь от прочих?
   - Ты — Верховный, и я могу хоть с тобой не анализировать каждый вздох и контролировать каждый жест.
   - А зря, - Тарг почесал в носу. - Расслабляться нельзя.
   - Вот с Кшиштофом я бы и не расслаблялся. Ну да ладно, шутки шутками. Ты будешь воевать только силами Суммы, или мне готовиться с других направлений?
   - А ты отследил только Сумму? Взгрей своих шпионов. Я ожидал, что ты узнаешь минимум о семи центрах.
   - Семь… - Харибин глянул на стопки листов. - Возможно, я пока не дочитал до них. Ладно. Если не обнаружу — скажу Лао, что только Суммы. Что ещё?
   Постороннему человеку мнится, что два непримиримых врага, Верховные Жрецы Зита и Харна, Созидателя и Разрушителя тоже должны враждовать. И что вот такое спокойное обсуждение будущей войны, которая готовится якобы в тайне друг от друга — это нечто невозможное. Увы, этот посторонний далёк от высокой политики, которая не может поломать настоящую дружбу. И он не понимает, что только достигнув вершины, теоретически возможной для человека, начинаешь ценить простое человеческое общение. Такую редкость на этой самой вершине…
   Больше часа Верховные просидели вдвоём, распрощавшись до следующей встречи. А ещё через час встречу Верховного Жреца Харибина прервал руководитель службы безопасности.
   - Прошу прощения, Ваше Создательство. Но у меня крайне, крайне срочные новости.
   - Секретно?
   - Да что тут секретного, через час вся столица будет стоять на ушах. На Его Темнейшество Тарга было совершено покушение. Только что.
   - Удачно? - заинтересовался Харибин.
   - Вряд ли. Но его Темнейшество скрылся в крайней поспешности.
   - Вряд ли? Ты приходишь ко мне с такими новостями не выяснив даже такую мелочь?
   - Как раз эту мелочь, Ваше Создательство, Тарг умело скрыл. Последствия неясны, с этим разбираются. Я принёс весть о самом факте. Возможно, это срочно.
   Срочно. Да нет, это не срочно. Кто вообще мог в принципе додуматься напасть на Тарга? Ещё б на него удумали покушаться, то-то было бы смеху. Но семь городов, активно готовящихся к войне. Но только что прошедшее рабочее совещание с Таргом. Он ничего не сказал ему о провокации, либо это не его разработка, либо он просто не пожелал втягивать старого друга в начало войны. И всё будет абсолютно достоверно: Харибин ни причём, война пройдёт, как ей положено, Харн будет доволен, а Зит его вообще ни о чём не предупреждал, так что тут жрец чист. Это если случившееся — провокация самого Тарга. А если нет?
   - Попробуй найти этих талантливых охламонов. Если окажутся живы — награди. И предложи службу у нас. Пошли гонца к Лао с сообщением.
   - Уже сделано, Ваше Создательство.
   - Молодец. Больше пока ничего не предпринимай, ждём. А с вами, уважаемые, продолжим. Нет, нет, Его Темнейшество не может пострадать так просто, разве что Его Абсолютность лично против него выйдет, но мы не настолько алчны и тупы, чтобы лично сражаться друг с другом, у нас на это есть войска и шпионы. Так что давайте закончим и вы всласть пообсуждаете последние новости!
  
  
  
  
   Лассен лежал на мягком ложе в глубочайшей депрессии. Проклятый шарик! Проклятая пирамида! Проклятые учёные! Да чтоб у вас у всех шерсть повылазила! Особенно на животе! Да чтоб вас блохи закусали! Да чтоб вас…
   А всё начиналось так прекрасно! Информация о таинственной пирамиде оказалась верная. В ней действительно лежало настоящее сокровище. И ведь тот равар оказался полностью прав, шарик и впрямь был опасен! Но Лассен выжил, и даже попал в чужой мир. Где сразу же нашёл себе местного жителя, безропотно согласившегося на роль омеги, и начавшего искренне заботиться о незнакомом раваре. Жизнь пахла так соблазнительно!
   И вдруг…
   И вдруг омега напал на него спящего, связал, скрутил, отымел под хвост, и самое страшное…
   Обоссал!
   Пометил.
   Сбросил в самый низ стайный отношений.
   Сделал омегой.
   Всё как тогда!
   Лассен представил, как местная стая щиплет его за шерсть, пинает, спаривается с ним, кто сколько и куда захочет, и ведь могут ещё и коллективно обоссать. А тогда запах впитается в шерсть на месяц, не меньше! А если учесть, что это цивилизация волшебников, вообще страшно представить, что они могут с ним сделать! Почему? За что ему это? Что он неправильно сделал? Ведь поступил самым правильным образом! И вот...
   Будь проклята та пирамида…
   - Не обижайся, - сказал ему абориген, освобождая от удавки на морде. Но что ему та верёвка, если запах уже впитался в шерсть? И что он говорит ему? - Пошли купаться.
   Тут Лассен обнаружил, что за всё время в этом мире ничего не сказал. Ни единой вразумительной фразы. Кроме повторения звуков чужого языка. А, сопсно, зачем? Языка абориген, разумеется, не понимает. Общаться с ним можно только на уровне инстинктов. И это вполне логично. Но что-то он произносит… Более того! Тащит куда-то… Но омега, совсем неожиданно ставший альфой — это… мощно. Надо слушаться. Потому что если не будешь слушаться — тебя заставят всей стаей! А он ещё помнит, каково это…
   Волшебники они там или нет, а воняет у них тут преизрядно. Запахи плесени, грязных тряпок, непонятный и резкий запах чего-то едкого… Ого! А это такое огромное корыто для чего? Для него? Эй, вожак, мой тан, не надо меня в нём топить, я буду послушный! Хочешь, я даже хвост для тебя задеру, только не убивай меня, пожалуйста! А? Не хочешь? А надо вот сюда залезать? А это обязательно надо? А это больно будет? А долго?
   Вода полилась почему-то сверху. Из вот той круглой фиговины. И она оказалась тёплая! Да уж, Лассен осознал свою ошибку. Разумеется, стайные инстинкты могут и не действовать на местных волшебников, а он его… А он… его… моет?!
   Абориген набрал в ладонь той самой едко пахнущей жидкости и начал размазывать по шерсти. И шерсть вспенилась! Запах тут же сменился с едкого на цветочно-фруктовый. А он его всего намылил, включая голову и хвост. И потом смыл тёплой водой. Лассен стоял, шевеля ушами и прислушиваясь к журчанию воды, шуму за стенкой и ласковым интонациям своего хозяина. Тот смывал с него пену, поглаживая тело. А потом взял большую и очень дорогую тряпку и начал его вытирать!
   В комнате раздался странный мелодичный звук. Вожак бросил тряпку и вышел из этой тесной комнаты. Лассен поднял её и рассмотрел, и обнюхал. Очень качественная ткань! Плотная, слегка даже пушистая. Прочная. Он провёл ею по шерсти. Она отлично впитывала влагу. Шерсть уже и так почти высохла, так что он обернул её вокруг плеч и задумался: а можно ли ему выходить? Не накажет ли вожак? Ну, если что — он забежит обратно. Попробуем.
   Вожак стоял посреди комнаты, одной рукой почёсывая пах, а другой держал возле головы какую-то коробочку, в которую говорил. Оглянулся на равара, но не заругался, не возмутился, только сделал какой-то жест рукой. Лассен сел на ковёр. Да уж, такое богатое жилище, а сперва он и не обратил внимание! Ковёр на полу. Много, очень много ткани. На окнах ткань. На сиденьях. На стенах рисунок, видимо — местные цветы. Потолок серовато-белый, в центре — ажурная лепнина, с него спускается палочка, на конце которой висит что-то полукруглое и гладкое. А в комнате уйма вещей. Лассен разглядывал всё это добро, иногда принюхиваясь.
   Вожак закончил разговор, подошёл к равару и присел напротив. Взглянув в глаза. Равар пытался справиться с инстинктами, но они прямо свербили внутри: вот вожак, который тебя пометил, и ты принадлежишь ему полностью, надо подчиняться, а он может приказать тебе всё, что захочет. Иначе вся стая… Он помнил. Что же произойдёт сейчас? И ведь вокруг нет стаи! Он может, может попытаться снова занять своё лидирующее положение… Ага, занял уже! К чему это привело?
   Вожак протянул руку и погладил его по ушам и шее. Не злится. Не ругается. А приказать всё равно ничего не может: равар не понимает его языка!
   И только с четвёртого раза понял, что если абориген касается своей груди рукой и повторяет «Мтавей», то это что, он называет ему своё имя? Зачем?
   - Маттей? - уточинил Лассен, и тот закивал, улыбаясь.
   Итак, тана зовут «Маттей», наклоны головы сверху вниз означают одобрение, вот этот оскал, видимо — согласие. А тот встал и ушёл в спальню. Вернувшись с тряпками от которых пахло вожаком. И только тут Лассен понял и обнаружил, что сам он вожаком — не пахнет! Мозги попытались осмыслить происходящее и заклинили. Равар ещё раз прошёлся по событиям дня. Он схватился за шарик, очень, очень гладкий и… липкий? Нет, не правильно, не было ощущения именно прилипания, но шарик действительно удобно лежал в лапе. Потом — кувырок вникуда, страшные чудовища, которые накинулись на него, оказавшиеся местными повозками. Абориген, который его защитил и спас. Вот! Он сразу, с первых секунд проявил качества омеги. Поэтому Лассен его и пометил, особенно когда он разрешил с собой спариться, не возражая и не оспаривая главенство равара. Всё правильно? Абсолютно. Но в результате местный абориген почему-то и не подумал подчиняться дальше, а вместо этого спарился с самим Лассеном и тоже его пометил! В принципе, такое тоже возможно, вон, сейчас он сидит и мечтает вернуть себе утерянный статус. Но что новоявленный тан сделал дальше? Он смыл с него свою метку! Вот это мозги отказывались принимать. Понятное дело, что каждый омега мечтает стать вожаком. Понятное дело, что как только возможность предоставится — он ею воспользуется. Но чтобы после этого от своего статуса отказаться? Это совершенно немыслимо. А как тогда жить? Кто кому и что будет приказывать, кто кого будет слушаться? Или постоянно, за каждый жест, каждый кусок — драться и выяснять отношения? Да любой вариант приемлем, только не постоянная грызня!
   Или…
   Или они знают другой способ? Интересно, какой? Пожалуй, если это реально, то можно сказать, что ему всё-таки повезло. Узнать принципиально новый способ стайных отношений? Ну-ка, ну-ка?
   Впрочем, чего это он надеется на какое-то особое знание? Он в любом случае упадёт в самый низ, ведь он — новичок, и мало того, что из другой стаи, так ещё и попробовал унизить вожака. Такое не прощается. А то, что вожак смысл с него свою метку… Так долго ли вернуть её обратно?
   Вожак сказал что-то. Вроде бы не приказ, вроде бы что-то нейтральное. Эх, как плохо не понимать ни язык, ни законы, ни вообще — где он и как будет жить? А вожак вдруг оделся, обулся и куда-то вышел. А его с собой не взял. Лассен слушал, как что-то скрежещет, потом — тишина… Осторожно поднялся, подошёл к двери. Точно. Заперта. Итак, его заперли. Это хорошо или плохо? Он сейчас приведёт остальных аборигенов? И они будут над ним издеваться? Или это такой тест, что будет делать равар, когда думает, что он один? Может, вожак и сейчас за ним следит откуда-нибудь? Вон сколько здесь окон!
   И не только. Равар начал исследовать жильё аборигенов. Делать это он старался крайне осторожно, ведь если у них вода из стен течёт, то абсолютно непонятно, что может ещё потечь или вырваться? С одной стороны он утешал себя тем, что вряд ли аборигены будут содержать в стенах ядовитых насекомых: кто захочет жить рядом с таким «подарочком»? С другой стороны, некоторые насекомые в жилище присутствовали. Мало ли? А ещё здесь оказалось просто невероятное количество самых разнообразных вещей! И одни чудеснее других! Например, палочки для письма. Равары пользуются угольными или меловыми палочками, краской. А здесь нечто среднее! Они лежали на столе, на белом тонком листе, на котором уже был нарисован зверь, похожий на равара, хотя и не очень. То ли абориген не очень хорошо рисует, то ли… Погодите! А откуда рисунок может хотя бы напоминать равара? Может, здесь живут местные? Э, это же совсем другое дело! Как бы объяснить вожаку, что он хотел бы встретиться… А хотел бы? Да сколько вопросов, куда ни ткнись — везде какая-то фигня!
   Лассен вернулся в спальню и оделся. Просто потому, что привычная ткань на плечах — это единственное, что оставалось у него от его мира.
   И так. И что теперь делать? Можно, конечно, попробовать открыть окно. Но… Но Лассен вдруг испугался. Слишком много сегодня случилось! Вот так вот просто взять и оказаться непонятно где, и если он вылезет в окно — то что будет дальше? Может быть его съедят или как-то иначе убьют.
   А здесь, приходится признать, он имеет островок безопасности. Вожак, по совместительству — омега, его кормит, ухаживает, охраняет, учит, и хотя и занимается с ним сексом, но ведь они такие могучие волшебники! Они могут сделать и большее! Остаётся терпеть?
   Вот именно терпеть окружающую реальность Лассен не мог. Не терпелось равару в привычной системе! Хотелось чего-нибудь большего! Ну, как? Получил?
   Дверь заскрипела, открылась и вошёл вожак. С огромным пакетом. Ого! Он что-то принёс? Интересно, что?
   О, сколько запахов! А… А некоторые такие вкусные! И… откуда он всё это взял? Ведь равар видел: вокруг только дома, окружённые местной растительностью, разделённые достаточно ровными и твёрдыми дорогами! По которым бегают самобеглые экипажи! Ох, почему он не взял его с собой? Наверное ему нельзя видеть волшебные тайны?
   Вожак начал распаковывать пакет, что-то воркуя. Лассен предположил, что он называет вещи, которые вынимает, но даже не пытался запомнить, что он говорит. Ясно же, что вот так сходу чужой язык не освоишь! А это что? Птица какая-то? Ух, ты! И пахнет похоже…
   А дальше вожак начал принесённую птицу — варить! Лассен проследил за всем процессом, который показался ему куда важнее названий: ведь это способ поесть! А поесть — важнейшая проблема в мире, после «дышать». Но с дыханием никаких проблем, значит, обеспечить себя едой! Жаль он не увидел, где этих птиц берут! Ведь вожак принёс её уже мёртвую, и даже ощипанную. Вот им хорошо! И не надо перьями отплёвываться…
   За окном вечерело. Вожак разлил бульон по плошкам, и Лассен оценил, насколько же хорошего качества эти плошки! Гладкие, белые, с рисунками. И выдал ложку! Ложка вообще была невероятно дорогущей: металлическая, очень хорошей отделки, тоже с рисунком. А уж кружки, которые достал вожак… Стекло! Высочайшего качества и чистоты! Тонкое, гладкое, аж звенит, если когтем провести… Вожак заинтересовался и тоже начал водить пальцами. Но у него не так звенит. Потом вожак зачем-то смочил пальцы слюной и начал водить по краю кружки. Послышался очень странный свистящий звук. Лассен тоже смочил пальцы и начал кружить ими по краю. Звук получился другой. И они некоторое время развлекались, то усиливая нажатие, то ослабляя, то подливая в бокал воду, то выливая…
   В конце концов вожак прекратил всё это безобразие, налив в бокал что-то безумно вкусно пахнущее… И на вкус оно оказалось таким же, как ожидалось! А после этого тёмного и терпкого напитка варёная птица пошла просто преотлично.
   Ужин в компании с местным напитком, от которого кружится голова и заплетается язык. А Лассен наконец-то сообщил вожаку своё имя. Хотя изначально не хотел этого. Потом вожак потащил его в комнату и на небольшом таком ящике показал ему очень чёткую и удивительно живую картинку. А главное — к ней прилагалась музыка! Да такая, что равар обладел: а что, так можно было?
   Он разглядывал это чудо, где местные аборигены играли на музыкальных инструментах и пели. О, да! Равар впечатлился. Но не сильно — от расы волшебников и не того можно ожидать!
   А потом вожак-омега (надо же? И так бывает, оказывается!) разрешил ему попробовать самому! Он показал, куда надо нажимать, и в ящике фигурка бегала и подпрыгивала, так что равар увлёкся этим волшебством, даже забыв о том, где он и чего тут делает! Вожак принёс ещё напитка, они выпили и теперь гоняли фигурки вдвоём. Расслабившийся равар иногда позволял себе толкнуть вожака локтем и даже рыкнуть на него (на что не решился бы с настоящим вожаком), но тот не злился, толкал его в ответ, дёргал за шерсть и вообще касался часто и многократно.
   Через полчаса равар начал клевать носом. Вожак вздохнул, разлил остатки, они выпили и отправились в постель.
   Что ж, к последующему Лассен был готов. Конечно, вожак имеет право на секс с ним. Разумеется, он готов терпеть его поглаживания и приставания. Он даже не будет особенно возражать, в конце концов агрессия, сила и унижение подчинённого — не обязательные элементы для секса. Наверное, можно и вот так, ласково и нежно. Но дальше, дальше? Лассен замер и закрыл глаза. Он бы и не дышал, но очень хочется. Вот сейчас произойдёт оно. Вожак встанет над ним и обновит метку, подтверждая своё право и дальше использовать тело равара в своих целях. Вот сейчас… Ну же! Да когда же ты меня обоссышь, гад бесхвостый?
   Вожак лежал рядом, обнимал, дышал тяжело… Но дыхание его успокаивалось. И вот он задышал ровно, сонно. Равар шевельнул ухом. Это… что? Он… не будет?
   На миг мелькнула мысль самому пометить вожака. Но Лассен с ней распрощался: шерсти на нём почти нету, смыть его запах тот сможет легко, а подчиняться ему всё равно не будет. Но то, что ожидаемое не случилось — наполнило такой радостью! Завтра никто уже и не вспомнит, что он — униженный омега, самый низший в стае! Завтра он сможет…
   А что он сможет завтра?
   Весь в радужных мечтах равар уснул.
  
  
   Матвей проснулся рывком, сразу. И тут же ощутил рядом пушистое тело. Это был не сон! Это на самом деле!
   И фурь действительно дрыхнет рядом.
   Хотя вчера он изрядно рисковал, как понимал сейчас парень. Он притащил домой неизвестное существо, которое его тут же трахнуло. А могло и загрызть, кстати! Потом он его трахнул. И оставил дома! А сам пошёл в магазин, за едой и бухлом. По возвращении он мог застать дома полный разгром, разбитые окна и полное отсутствие чудесного гостя. До «Окей» недалеко, но с полчаса он ходил. К счастью, фурь никуда не делся и ничего не сломал. Потом они вместе бухали, и это тоже был изрядный риск: Матвей совершенно не представлял, как местная еда и вино действуют на это существо? Мог и отравить, кстати! Но как было здорово! Волколис включился в забаву с натиранием края бокалов и им даже удалось сыграть вместе нечто приятное для слуха.
   После чего выпившему парню захотелось похвастаться и он поставил в ютубе для фурря любимую композицию. Хотя здесь риск был невелик: максимум, тому бы не понравилось. Но смотреть на гостя, шевелящего ушами и разглядывающго экран было забавно само по себе. Видимо, в их мире компьютеров нет. Что ж, так покажем ему игрушку!
   Матвей поставил какой-то клон «Марио», первый попавшийся, и гость активно включился в игру. Это уже приятно! Посмотрев на фуря, активно гоняющего перса по экрану, Матвей взял телефон и сделал несколько снимков. И даже снял видео. Дабы не обвинили его в монтаже. И вообще. На память. Мало ли куда он денется? Вот как появился — так и исчезнет.
   А потом…. Ладно, потом он потащил его в постель. Что не удивительно: столько мечтать и вот получить вживую свою мечту? Это ладно. Но потом он просто уснул!
   И только сейчас понял, насколько рисковал. Что мог сделать фурь ночью — это уму непостижимо! Начиная от того, что он точно так же мог его связать, и заканчивая тем, что мог убить! Любым способом: загрызть, зарезать, задушить, ударить чем-нибудь. И ещё мог сбежать. И… много чего ещё мог!
   А то, что фурь лежит рядом — просто повезло. Лассен, надо же? К сожалению, языка друг друга они не понимают, узнать, откуда фурь появился, что тут делает и что собирается делать — невозможно. А ведь придётся его как-то легализовывать! Вернутся родители, и что с ним теперь делать?
   Тут Матвей вспомнил, что вчера поставил стиралку, но так и не вытащил бельё. Так что он встал, побрёл в ванную, вынимать и развешивать простыни, им же вчера и испачканные.
   Фурь появился мягко, и так необычно! Голый пушистый серошёрстый зверь на двух лапах.
   - Доброе утро.
   - Гфмх, - ответил тот.
   То ли это приветствие на ихнем, то ли сказал что-то. Не понять. Эх!
   Сердце снова сжалось. Что делать? Что?! Вчера день казался таким обалденным! Сбылась мечта идиота! Вот он, живой и настоящий фурь, сексуальный, доступный, красивый, необычный… Но что с ним делать дальше?
   Перед Матвеем встала настоящая, взрослая проблема. Вот есть мечта, и ты за неё полностью ответственен. И… Что делать дальше? Можно сказать родителям правду. Есть даже шанс, что родители согласятся оставить Лассена у них. Небольшой, но есть. Но дальше, дальше что? Матвей отлично понимал, что держать фурря взаперти в доме — нереально. Это собака будет сидеть и ждать тебя, виляя хвостом просто потому, что ты пришёл. Она так устроена и для неё нормально жить там и так, как устроил хозяин. А фурь? Более того! Матвей вдруг обнаружил, что у него есть потребности! До этого он их как-то не замечал: хочешь есть? Иди в магазин. Хочешь играть? К твоим услугам и комп, и телефон, и можно покататься на скейте, на велосипеде, сходить к друзьям, съездить с родителями на море, побрынчать на гитаре… Одежда — есть, жильё — есть, транспорта навалом, есть книжки, фильмы, у него удовлетворены все потребности! Вообще все!
   А бедному Лассену? То, что он смог есть их еду — это просто счастье. То, что он может пить их вино — удача. А дальше что? Что ещё надо фурю? Самку? Понятное дело, сам Матвей может ему на какое-то время её заменить, но… Но навсегда? Это не устроит ни одного, ни второго. А что ещё нужно? А как ухаживать за шерстью? А может ему каких-нибудь витаминов не хватает? А вдруг будет слишком жарко или слишком холодно? Мамочки! Что делать? Столько вопросов!
   А он стоит и смотрит. И взгляд невольно опускается вниз, на меховой отросток внизу живота. И ведь фурь абсолютно этого не стесняется! И даже вчера, когда Матвей ходил перед ним голый — ничуть не интересовался его интимными местами. Вот что значит — настоящий! Но что делать?
   - Кофе будешь?
   Лассен поднял взгляд и шевельнул ушами. Обалденное зрелище! Не собака, не лис — стоящий вертикально парень, пусть и с мехом, и вот такое…
   Матвей пошёл к плите. Лассен пошёл за ним. И внимательно следил за тем, что делает человек. А Матвей, как маленькому, объяснял:
   - Берём кофе… Насыпаем. Заливаем водой. Ты не знаю, с сахаром пьёшь или нет, поэтому сделаю без. А то вдруг ты ещё не захочешь. Теперь ставим на плиту, включаем…
   Волколис внимательно разглядывал плиту. И Матвей задумался: а может, у них нет плит? Может, они вообще огнём не пользуются? Хотя нет, иначе бы шарахался. А может, он просто огня не знает? Нет, не получается. Вот смотришь на эту пушистую голову и столько всего лезет… Что там, в этой черепушке, под шерстью? Не понять.
   Так что же с ним делать-то?!
   Лассен шевелил носом, принюхиваясь. Да уж. Кофе пахнет очень здорово. Интересно, а ему нравится? Как бы договориться-то, хотя бы о самых простых знаках? Хотя бы «да» и «нет»?
   Но чтобы договориться, надо как-то чётко обозначить эти самые «да» и «нет». А как?
   Матвей взял кружку и протянул фурю. Тот нагнулся, понюхал, протянул лапу, чтобы взять, но тут парень отдёрнул кружку, замотал головой и чётко сказал «Нет!». Посмотрел в обалдевшие глаза и снова протянул кружку.
   Блин! Лох! Это же не животное! Раз нельзя, фурь теперь кружку не берёт! Что делать? Матвей настойчиво совал ёмкость в лапы, пока Лассен с величайшей осторожностью всё-таки не принял тару.
   - Да! - и Матвей закивал.
   Лассен опустил взгляд, поднял, снова посмотрел на зажатую в руках кружку. Протянул Матвею:
   - Да!
   Голос у фурря странный, явно нечеловеческий. Но «да» получилось отлично различимым. А главное, он готов общаться! Прекрасно!
   Матвей разлил кофе и поставил на стол.
   - Пить! - он отхлебнул.
   Волколис пригнулся, принюхался. Огляделся. Подошёл к полке, взял блюдечко. Поставил на стол, вылил из кружки кофе. Опять принюхался и лакнул. Замотал головой, отплёвываясь. Матвей повернулся к крану и налил ему воды.
   Лассен запил, но опять вернулся к кофе. Лакнул, тут же залил в пасть воду. Снова лакнул — снова воду. Матвей смотрел на гостя с изумлением, потом тоже налил себе воды и попробовал. А прикольно так! Глоток кофе — глоток воды. Вода как бы смывает вкус и следующая порция ощущается ярче, острее.
   Вопрос «Что делать дальше?» давил и висел на причиндалах. Матвей взял телефон и снова сфотографировал гостя. Подумал, подумал, открыл чат.
   «Никому не нужен фурь? Ласковый, послушный. К горшку приучен».
   «Давай!»
   «Конечно, нужен!»
   «Фотку в студию»
   «А что может?»
   Матвей подумал, и послал фотку. Лассен, лакающий кофе.
   «Хренассе!»
   «Ты чё, серьёзно?»
   «Блин, а кто это?»
   «Это такой костюм шикарный?»
   Матвей тихо млел. Отдавать Лассена было жалко, но… Но если его возьмёт кто-то из своих, можно будет хотя бы иногда наведываться, а то и… Хм… А если он останется у него, вернутся родаки и… Что будет — лучше даже не представлять.
   «Не, это абсолютно натуральный фурь. Он даже нашего языка не знает!»
   «Где взял?»
   «Дай попользоваться»
   «Познакомишь?»
   «А его можно погладить?»
   «Хочу себе такого!»
   «Забирай. У меня родители завтра вернутся, куда я его дену?»
   И вот тут настроение в чате резко изменилось. До этого все краснодарские фурри витали в тех же розовых мечтах, что и Матвей. О, настоящий живой фурь, которого можно потискать, а то и того… Ага! Можно, да. А дальше что? А дальше его надо кормить, выгуливать, ухаживать, и чем-то занимать. А чем? Учитывая, что это не собака, которую положил у дверей, приказал «Охраняй!», и собака занята делом? И эти, и многочисленные подобные вопросы встали перед сообществом. Так что интерес резко угас. Хотя пожелание хотя бы познакомиться, хотя бы потрогать, посмотреть — остались.
   «Через час у Моста Поцелуев!»
   «Годится»
   «Идём!»
   «Все на внеплановую сходку!»
   - Пойдёшь с нашими знакомиться?
   Лассен шевельнул ухом, глядя на человека. И, естественно, ничего не сказал. Но не спросить Матвей не мог, всё же разумный гость, как он может не предупредить? Осталось его соответственно одеть. В смысле, раздеть. Конечно, как сам Лассен относится к прогулке по городу голым — Матвей знать не мог, но одетый питомец… А… Хотя… А почему бы и нет? Единственное, что нужно — это поводок. Поводка у него не было. Так что Матвей надел любимую джинсовую куртку, взял карточку, и отправился в О'Кей, в зоомагазин, где и купил поводок со шлейкой. На обратном пути размышляя, что за любовь приходится платить. Даже если тебе абсолютно бесплатно достаётся йиффливый фурь — всё равно его нужно кормить, вот, поводки покупать…
   Лассен на поводок согласился. Сразу и без разговоров. Он вообще не особенно разговорчивый оказался, но то, что разумный зверь без возражений позволил надеть на себя поводок? Настораживало. И даже согласился идти на четырёх лапах. Но всё равно, выходить с ТАКИМ животным в город? А вдруг будут вопросы?
   Вопросы были. Например, в троллейбусе кондуктор затребовала намордник. «Да он не кусается» - не прокатило. Пришлось вылезать и ждать следующего. В следующем кондуктор вообще не обратил внимания на «собачку», хотя денег за неё взял. Матвей подумал, снял куртку, постелил на сиденье и позволил Лассену устроиться у окна. Кондуктор оглядел ситуацию, хмыкнул и ничего не сказал.
   А фурь во все глаза смотрел за окно. И Матвей чувствовал незаслуженную гордость, показывая неожиданному гостю человеческую цивилизацию. Интересно, что он увидит? Иногда фурь оглядывался на него, открывал пасть, словно собираясь что-то спросить… и умолкал. А что скажешь? Языка-то они не понимают друг друга!
   Матвей и сам пытался взглянуть за окно с точки зрения фурря. Во-первых, множество людей. Все — одеты. Во-вторых, огромное количество зданий. В-третьих, машины. В одной из которых, кстати, Лассен и едет! Интересно, а у них машины есть? Матвей поглядел на лапы, которыми фурь очень ловко действовал. Да, если приглядеться — на собачьи лапы не похожи абсолютно. Но можно ли этими лапами строить? Делать станки? Управлять автомобилем? Может, у них какие-нибудь велосипеды? Надо попробовать дать Лассену покататься, поймёт? Получится? Ах, сколько всего надо сделать! А главное — легализовать его в этом мире. Но пока что у него есть пару дней — хоть получить максимум удовольствия!
   Подъезжая к Гоголя, Матвей встал, забрал куртку, дёрнул за поводок… О, господи! То, как Лассен слезает с сиденья и встаёт на четвереньки — это же провал! Никто и никогда не поверит, что он — собака, животные так себя не ведут! Но если кто-то и обратил внимание на нетипичное поведение питомца, то вслух никто ничего не сказал. Так что из троллейбуса Матвей выскочил чуть ли не с облегчением.
   И понял, что оказался далеко от дома, с фурем на поводке. И в любой миг Лассен может отчебучить что угодно. А он ничего с этим даже сделать не сможет!!!
  
  
  
   - Меня не интересуют оправдания.
   Гавойтер Кшиштоф сидел в кресле за круглым столиком, на котором умещались высокий серебряный кувшин с узкой трубочкой, из которого можно подливать вино в тонкие стеклянные бокалы из бледно-жёлтого стекла, устроившиеся в серебряных же подставках. На блюде лежали грозди винограда, ломтики персиков, крутобокие сливы. Напротив гавойтера в воздухе висел стеклянный бокал, из которого самопроизвольно исчезало содержимое. Медленно, не спеша, но совсем не так, как если бы собеседник был просто невидим. Наклон бокала совершенно не влиял на поведение красной жидкости, она словно испарялась, не скручиваясь в струйку, проваливаясь в невидимое горло. Но гавойтер и не такое видал, его гораздо больше интересовал вопрос посланника Войта.
   Разумеется, сам Войт войти в собственных храм не мог. Хотя бы потому, что после пришествия Великого от храма не осталось бы даже песчинок. Великие слишком велики для этого мира, поэтому им и нужны слуги, их последователи и ученики. К сожалению, главные слуги, Верховные Жрецы, имеют перед своими покровителями и самую большую ответственность. Ты можешь невероятно много, любой житель мира, что человек, что хнорс, что майдак считает тебя всемогущим волшебником, способным на грандиозные чудеса…
   Всё правильно. Чудеса Верховным доступны действительно невероятные. Но за каждое чудо, за каждый даже жест или даже отсутствие жеста с тебя же спросится Великим.
   - Я и не оправдываюсь. Я докладываю. Всё было сделано так, как ты указал. Точка сборки установлена в нужном месте. Объект к точке подошёл. Он даже с ней взаимодействовал. Точка сработала. В чём я ещё виноват?
   - Где объект?
   - Послушай, кто из нас Великий, я или ты?
   - Я такой же Великий, как и ты. И что я скажу Войту? Что он ошибся?
   - А кстати, что тебе за это будет?
   Бокал опустился, глухо звякнув о дерево стола. Кшиштоф наполнил его снова.
   - Я сюда прибыл не для того, чтобы тебя пугать. Когда будет объект?
   - А я не собираюсь пугаться по пустякам. Скажи мне, что я сделал неправильно? Я выполнил все указания Войта. Что ещё от меня требуется?
   Бокал снова взмыл примерно на уровень лица сидящего человека. Наклонился горизонтально, но жидкость в нём осталась недвижима, будто бокал стоял на столе. Через несколько секунд, будто бы гость рассмотрел что-то вдали через слой вина, бокал наклонился под сорок пять градусов, вино заняло положенный уровень и начало неспешно исчезать. Голос при этом не прерывался.
   - Пусть твои нерадивые исполнители повторят всю последовательность. Поиск, приманивание, активация и доставка объекта. Можешь и сам поучаствовать, чтобы на этот раз обошлось без сбоев.
   - А пожалуй, я так и сделаю. А то и впрямь Великий решит, что мой разум слишком насыщен эмоциями и подарит мне незабываемое общение со своей сущностью… А теперь скажи мне вот что. Почему в последних Книгах количество сун для Зита и Харна не совпадает?
   - Ты серьёзно? Ты хочешь, чтобы я начал следить за людьми-переписчиками? Или это писали хнорсы?
   Кшиштоф коротко хохотнул, показывая, что шутку оценил.
   - Я хочу узнать, там, наверху, к этому приложили свои пустые губки, или это действительно ошибка?
   - Я ничего про это не знаю. Но ты же понимаешь, что ни Зит, ни тем более Харн не будут делиться всеми планами и указания могут быть… неполными?
   - Это всё понятно. Гораздо хуже будет, если наверху обо всём договорились, а я не знаю.
   - А ты смотрел разницу?
   - Делать мне больше нечего. Мне писцы доложили.
   - Давай.
   Гавойтер достал и подал невидимке исписанные листочки. Через пару секунд тот вернул ему девственно чистый пергамент.
   - Я передам наверх. Итак, жду объект.
   - Сроки?
   - Побыстрее. Ибо объект живой, и если он болтается невесть где — может и умереть.
   - Займусь.
   - И ещё. Мне сдаётся, что кто-то начал что-то активное.
   - Э? Не понял, что ты имеешь ввиду?
   - Вот и я не понял. Но что-то началось. Великая Пустота колеблется. Что-то началось.
   Бокал стукнул об столик и замер. Гавойтер оглядел помещение. Он ничего не ощущал и не слышал. Но предупреждение Посланника — это вам не жменя гороха. Это предупреждение. Как обычно бывает с подобными божественными откровениями — они обязательно окажутся полезными. Но вот где и когда — абсолютно непонятно.
   Осталось выполнить приказ. Он встал, не заботясь о недоеденном угощении и полном отсутствии следов присутствия кого бы то ни было. Но сам он, не смотря на свой сан и свои возможности, так не умел. Владение смертным телом даёт массу возможностей, но вот полностью погружаться в Великую Пустоту живым не дано. К счастью, так же невозможно полностью овладеть Светом или Тьмой. Так что Харибин с Таргом имеют свои поводы помучиться. Ну да и Харн с ними обоими (с одним — уж точно!). А у него дела.
   То, что «что-то началось», Малена могла бы подтвердить со всей искренностью. К счастью, к гавойтеру Кшиштофу простая сельская ведунья не имела ни малейшего отношения, и проснулась за секунду до того, как Милка потрясла мать за плечо.
   - Что случилось?
   - Лунный нохт!
   Малена прислушалась. Внутренние биения отзывались какой-то лёгкой то ли болью, то ли зудом, почти незаметным, если не обращать внимания. Малена обращала. Она поднялась, натянула платье, подвязала пояс, набросила шубу, сунула ноги в валенки. Взяла ковшик, набрала воды из кадки, вышла на улицу.
   Полная луна заливала заиндевевшее село. Бледный свет вычерчивал дома, бросая резкие тени на снег. Молчали собаки, вообще тишина окружила поселение, будто вымерли все звуки, будто сама Великая Пустота окружила людские домики. И тем страшнее в этой пустоте выглядел роскошный белый жеребец, горделиво хрустящий снегом, поворачивая голову то влево, то вправо. Будто выбирал, с какого дома начать? А может, и не будто.
   Малена вышла на улицу, встав посредине. Лунный нохт посмотрел на женщину, тряхнул гривой и направился прямиком к ней. Милена покрепче сжала рукоять ковша. Хруст снега под копытами раздавался всё громче, белый конь как будто начал разгоняться. Женщина поднесла ковш к губам и зашептала. За пять шагов до нохта она выбросила руку вперёд, опрокинув ковш днищем вверх.
   - Прими жертву, лунный нохт, прими жертву и покинь село наше! Нет у нас ни богатств, ни крови лишней. Вот, жертвую тебе что есть! Прими и оставь нас!
   Конь плавно замедлился, нагнулся, обнюхал выплеснутое на снег. Поднял голову и злобно фыркнул. Снег пах кровью, но запах — не единственное, что нужно лунному нохту. Не было в жертве ни тепла, ни жизни.
   Малена подняла ковш, поставив перед собой, закрывшись им, и зашептала слова Пустоты. Но конь, словно продираясь через колючий кустарник, двинулся к ней. И не раздалось над улицей ни крика, ни стона. Но утром нашли селяне иссохшее тело рядом с кровавым пятном, а по снегу — следы копыт. Да Милка плакала в доме навзрыд, позволив вытащить себя на улицу только в окружении и под защитой взрослых.
   Взял лунный нохт жертву. Оставил село. Всё, как просила мать. Но разве ей от этого легче?
  
  
  
   Лассен наслаждался приключением так, как давно уже не развлекался. Вчерашний день, такой насыщенный и странный, закончился. Он был помечен вожаком Маттеем, и вожак взял на себя обязательства заботиться о нём. Что ж, в этом мире вожаку виднее, как и что делать. Он дал равару странный напиток, и раз дал — надо его выпить. А то, что в пасти от этого жуткая горечь — наверное, это зачем-то надо. Лассен справился, и вожак его похвалил. Заодно научил нескольким новым словам. А потом повёл его знакомиться с местным миром. Как всё-таки ему повезло, что вожак попался такой не обидчивый и заботливый! Сам бы Лассен за попытку омеги вести себя как тан, да ещё и пометить, так бы его оттрепал бы… А этот — нет, доказал своё главенство и продолжает о нём заботиться.
   То, что Маттей обвязал его ремнями, равара удивило. То, что он заставил его бежать на четвереньках — тем более. Такой способ передвижения удобен, если нужно бежать быстро или долго. А зачем…? Впрочем, это ладно. А вот их повозки! В том числе огромная, вонючая, грохочущая, с рогами! И вожак милостиво пустил его к огромному окну, позволив смотреть на мир вокруг. Ах, сколько вертится вопросов! Но из слов он знает только «да», «нет», «кофе», «вода», «пошли» и вопрос «будешь?». А за окном столько всего! Да одно окно чего стоит! Ровное, без изьянов, прозрачное на удивление, и так интересно вибрирует… А чего ты хотел от цивилизации волшебников? Они могут и вот такие огромные пирамиды строить, причём, не пирамиды, а ровные параллелепипеды, да с таким количеством окон! Окна, небось, как вот это — прозрачные и крепкие. А сколько их! И гуляют спокойно, никто ни на кого не нападает, никто не выясняет старшинство. Но и никто не работает! Вот же везёт им! И у него теперь есть свой вожак из местных! Да, он может заставить Лассена делать что угодно, но… Мы-то знаем, что всё строго наоборот, правда же? Во-первых, Маттей — волшебник, и ему не нужно ни бегать за добычей, ни охранять её от других, ни даже ухаживать за шерстью: за такой шерстью ухаживать вовсе никакого труда! Особенно при наличии неограниченной воды прямо из стены. Во-вторых, Лассен местного языка не знает, попробуй, прикажи ему что-то! А в-третьих, он — несчастный и послушный равар, который крайне нуждается в еде, ласке и защите. Так что будет вожак Маттей его, такого несчастного и послушного защищать, кормить и обихаживать. А что ещё надо? Пока что больше ничего. А там посмотрим ещё!
   Маттей вывел его из огромной железной повозке и на равара навалилась целая волна запахов. Нагретый камень, что-то острое, запахи различных тканей, что-то горелое, ароматы еды, краски… О, ужас! Равар чихнул, прочищая нос, но лучше не стало. Так, чем бы его забить? Пришлось открыть рот и дышать ртом, так хоть не настолько бьёт по обонянию… Волшебники, они, конечно, могучие, но вот настолько неряшливые и грязные? Хотя у них воды… Вон, целая река!
   Вожака остановила местная самка. Судя по выдающимся вперёд соскам, почему-то расположенным в верхней части груди, она либо больна, либо очень много кормит малышей. Но самих малышей равар не увидел. Они о чём-то поговорили с Маттеем, и тот почему-то занервничал, дёрнул за привязь и постарался побыстрее уйти. К нему ещё несколько раз подходили люди и что-то говорили, глядя и даже указывая на него. И только тут Лассен задумался, а что Маттей может про него рассказать?
   Судя по тому, что в разговорах ни разу не проскользнуло его имя, которое Маттей знает, он говорил что-то другое. А что бы сам Лассен рассказал окружающим про того же Маттея, если бы тот попал ему в лапы? Хм. Пожалуй, врал бы. И тут до равара дошло! И почему Маттей привязал его, и почему мялся, одеваться ему или нет. И почему заставляет ходить на четвереньках. Но… Он видел других животных в такой же позе, но как-то не связал их с собой. И слышал лай за заборами, когда они шли по улице. Осталось понять, как себя вести? То ли надо изображать этих местных животных, чтобы Вожаку было легче, то ли наоборот, делать что-нибудь нестандартное, чтобы Вожаку было сложнее? А зачем он вообще думает об этом? Вон, приходят местные… Ого!
   Вот тут Лассен понял, что будет держаться за вожака всеми клыками и когтями! Потому что одна мысль о том, что он может попасть вот к этим… Йааа! Хозяин! Спаси меня! Я не хочу! Я буду хороший и послушный! И никогда в жизни не обоссу тебя, клянусь! Только не надо к этим!
   Маттей присел, обнял его, успокаивающе погладил, обнял. А эти… О… Фух! Эти огромные, неживые головы, улыбающиеся мёртвой улыбкой, оказались ненастоящими! А под ними — обычные, живые существа, такие же как вожак Маттей! И они хотят к нему прикоснуться? А что скажет вожак? Можно? Ох, как же тяжело быть омегой в стае. Приходится терпеть такое унижение…
   Хотя, будем честными, унижения как такового так и не последовало. Как ни сжимался, как ни боялся Лассен, но местная стая так и не сделала ничего особенно унизительного. Но обилие незнакомых тел, лиц, запахов, обстановки вызвало нервозность. В результате эта встреча и даже прогулка по местному парку осталась у Лассена именно как мешанина нервных впечатлений от уймы опасных и ожидания унизительных ситуаций.
   Но увы! Он — омега, и хуже всего то, что он не просто не знает местных стайных правил. Он вообще не знает местной жизни! Что ему можно делать? Что — нельзя? Если он сейчас попросит пить — его запинают всей стаей или нассут в рот, мол, хочешь — пей? Так что делать? Попрость воды, или мучиться?
   Всё случилось так быстро, что Лассен даже не успел толком испугаться. Между деревьев показался кто-то быстро бегущий, и это оказался местный зверь, крупный, с острой мордой, с кожаным ремнём на шее. Он молча и целенаправленно мчал на равара, Лассен пригнулся и приготовился к прыжку, инстинктивно, не собираясь драться (да ещё в чужой стае!), но уклониться или защититься он был готов. А вот горе-волшебники, так увлечённые своими важными разговорами, зверя не заметили! И очнулись только тогда, когда он уже ломанулся прямо через них к несчастному равару!
   Отдадим им должное: они попытались. Двое протянули лапы и пытались животное схватить. Или отогнать. Один (или одна?) на него закричала. Но зверь легко уклонился и открыл пасть, метя в равара.
   И Лассен встал. Он помнил, что должен бегать на четырёх лапах, как животное, но в момент схватки инстинкты довлеют над разумом. И равар поднялся в удобную для схватки позу. Глаза зверя округлились и он попытался затормозить. В долю секунды равар понял, что животное мчалось к чужому омеге с целью доказать своё превосходство и немножко подняться по социальной лестнице, благо, неуверенному в себе зверю за это ничего не будет. И тут чужой омега демонстрирует все признаки принадлежности к хозяевам-волшебникам! То есть, прямохождение и умение пользоваться передними лапами! Но расстояние уже было слишком мало, а скорость — слишком высока, да и изменить планы так быстро не всегда возможно.
   Зверь попытался равара укусить. А Лассен попытался его схватить, вспомнив все ухватки борьбы. Не получилось ни то, ни другое, но вдруг зверь задёргался, будто попал в капкан, упёрся лапами в землю и попытался вырываться из…
   Лассен обнаружил, что держит в лапах знакомый шарик! Причём, его не видно, но ощущение было то самое! Он попытался развести лапы в сторону, и зверь наконец освободился, отпрыгнул. Зато к нему кинулся вожак! Ухватил равара за локти, попытался то ли поднять его, то ли сделать что-то ещё!
   Лапы налились невероятной тяжестью. Лассен понял, что сейчас упадёт, и попытался схватиться за единственное, что было рядом. За вожака. Но поднять лапы он не мог, только шагнул вперёд.
   Он шагнул к Маттею.
   Маттей кинулся к нему.
   Их лапы соприкоснулись.
   И в этот момент свет погас, а невероятная тяжесть размазала и разбросала осколки тела по всему шару.
   Уже во второй раз!!!
  
  
  
  
   Матвей был в шоке. Роскошное, прекрасное приключение с живым фурем превращалось в целый ворох проблем.
   С легализацией Лассена вообще никаких проблем не возникло. Где взял? Да вот так же шёл по улице, и оно мне встретилось. Вопрос: что с ним делать?
   Матвей искренне надеялся, что желание местной фуррёвой туссовки потискать (а то и потрахать!) настоящего пушистика хоть чем-то поможет. Как бы ни так! Полюбопытствовать, и даже потрогать необычное существо собралась целая толпа народу. Сфотографироваться с ним. Поговорить. И всё! Более того! Его никто не согласился взять даже на ночь! Даже с уверениями Матвея, что гость не опасен и вполне себе йиффлив! Пожалуйста! Вот! Бесплатно!!!
   Нет, никто не хотел брать на себя такую ответственность. У всех — родители, да и куда девать столь необычного гостя? Надо объяснять. Матвей всё понимал, но… Но обидно до слёз! Он уже понимал, что с Лассеном придётся расстаться, но пусть бы он расстался с ним для своих! А не просто так.
   И тут из парка выскочил здоровенный овчар. И рванул прямо на волколиса. Матвей только рот раскрыл, Юрка и Гаджи даже бросились на пса, пытаясь его отогнать. Тот проскочил между ними. Лассен поднялся на задние лапы, овчар всё равно попытался его тяпнуть, и вдруг словно попал в невидимые клещи или удавку. Упёрся в землю, явно пытаясь отскочить. Лассен развёл лапы в стороны и пёс с визгом бросился прочь. А Матвей бросился к фурю. Тот держал лапы перед собой, словно показывая их, и парень ухватился на них, не понимая, что делать и чем помочь.
   Удар изнутри разорвал тело, но почему-то без боли. Матвей замер, пытаясь вздохнуть, но воздуха не было. Сознание не выдержало такого напряжения, оказаться разорванным на части и разбросанным по окружающим звёздам — это не то ощущение, которое хочется испытать ещё хоть раз. Поэтому юноша несколько удивился, когда в лицо ударил порыв ледяного ветра.
   Он проморгался и обнаружил, что действительно стоит в снегу. А вокруг метёт метель. А рядом с поднятыми лапами стоит обалдевший Лассен.
   И вдруг фурь очень чётко, но всё равно непонятно что-то высказал ему! Резкий голос Лассена, который впервые за эти два дня разразился такой длинной тирадой, отвлёк юношу от ситуации, и он даже не понял, что фурь сбросил с себя только что купленный поводок, развернулся, упал на четыре лапы и поскакал куда.
   - Лассен! - закричал Матвей, и кинулся за ним. Просто потому, что больше не знал, что делать. - Ты куда? Да погоди же ты!
   В первые секунды мороз даже не особенно воспринимался. Но постепенно ветер выдул тепло, и Матвей осознал, что джинсовая куртка по такой погоде не особенно уместная одёжка. А заодно представил, что мог бы выйти в майке, и тогда… Лассену хорошо, у него шерсть!
   Хорошо Лассену или нет, но впереди раздался скулёж, вой, и он быстро прекратился. В метели показались несколько тёмных силуэтов. Матвей бежал туда, просто чтобы не стоять на месте и не замёрзнуть. И резко остановился.
   Из белой каши метели ему навстречу выехали всадники. Пятеро.
   И тут у Матвея похолодело внутри. Но этот холод не имел никакого отношения к неожиданной метели и снегу.
   Всадники сидели на лошадях. Это ладно, на чём им ещё сидеть? Но вот их внешний вид, одежда, оружие…
   Меховые то ли шубы, то ли куртки. Меховые же шапки. Настоящие (даже издалека!) ножны с какими-то саблями. У одного в седельной сумке торчал лук, сейчас замотанный тряпицей, но уж больно характерная линия изгиба! Ребята, где можно в Краснодаре увидеть такой конный разъезд? С настоящим старинным оружием? И морды узкоглазые и раскосые! Вот именно это, а не внезапная зима и пустошь вокруг убедило Матвея в том, что он теперь — настоящий взаправдашний попаданец. Вопрос: куда?
   И тут он заметил, что у одного из всадников протянута к земле верёвка, и на этой верёвке бьётся и корчится Лассен!
   - Пожалуйста! - кинулся к ним Матвей. - Не убивайте его! Пожалуйста!
   Всадники переглянулись и загомонили. А у Матвея всё упало внутри. Они же не понимают его языка! Вот это да… Только что он считал, что у него проблемы! Вот две минуты назад он думал, как избавиться от Лассена.
   И вот он неизвестно где, в какой-то монгольской степи, с татаро-монголами лицом к лицу, и они сейчас фурря — убьют!
   Да бог с ним, с Лассеном. Его тоже убьют. Ощущение неминуемой и неотвратимой смерти, просто так, ни за что, затопило внутри ледяным потоком. Страх забился в этой струе, заколыхался, как поплавок, но ничем не мог помочь хозяину. Сейчас вот этот вот бородатый достанет клинок, взмахнёт им, и всё. И упадёт голова на снег, окропляя его кровью…
   Лассен, кажется, перестал дёргаться. А этот бородатый подъехал к Матвею и что-то сказал.
   - Хеее, чи! Та хэн бэ, хаанаас ирсэн бэ?
   - Пожалуйста, не убивайте его! - взмолился Матвей, показывая на Лассена и заглядывая в лица.
   Те снова что-то обсудили. И этот бородатый спрыгнул с лошади, подошёл к Матвею, обошёл его, разглядывая. Потрогал курточку. Парень стоял ни жив, ни мёртв. Что с ним сейчас сделают? Отрубят голову и разденут?
   - Унгиг тайлш! - велел воин, и Матвей понял его без перевода.
   Ох… Ой! А без куртки вааще капец! Но бородатый снял с себя свою шубу-халат и отдал пацану. Матвей поспешно влез в неё, в блаженное тепло… И осознал, что шубка-то — того! Попахивает! Не очень приятно. Но что поделать? Кому не нравится запах - пусть мёрзнет! А ему сейчас тепло, и на остальное — насрать!
   А воин натянул куртку на себя! Правда, ему пришлось слегка поднапрячься, потому что он был хоть и меньше Матвея ростом, но в плечах шире. Так что налезла на него одежда с некоторым трудом. Покрасовавшись перед остальными (те радостно загомонили), монгол легко запрыгнул в седло и махнул рукой.
   Матвей двинулся за лошадями. Тушку Лассена так и тащили по снегу.
   Ничего себе сходил на туссовку!
  
  
  
   Шамшер надел шапку и выбрался из юрты. Аликан и его ватага ехали неспешно, но рядом с ними шёл какой-то незнакомый человек. Шамшер пригляделся и двинулся к воинам. Он сразу же обратил внимание на то, что Аликан обзавёлся обновкой, и что необычная ткань куртки очень здорово подходит к штанам незнакомца. А вот дэгел на нём явно Аликановский.
   - Что ты нашёл в степи, Аликан-гуай?
   - Вот, Шамшер-ата, доходяга, невесть откуда взявшийся и смешной, слабый!
   - И ты немедленно раздел его прямо в степи?
   - По праву добычи! - набычился несносный пацан.
   - Когда придёт твой последний день, Аликан-гуай, вспомни этот день, и этого слабого доходягу, которого ты ограбил прямо посреди степи забыв о гостеприимстве, заповеданном нам Зитом!
   - Ты угрожаешь мне, Шамшер-ата?
   Но Шамшер уже перестал обращать внимание на юного забияку, он подошёл к его добыче. Рослый, но худой. И безбородый. Совсем юнец или просто не растут волосы на лице? Или это женщина? Нет, всё же не похожа. Сейчас всё узнаем.
   - Шамшер-ата, куда ты потащил мою добычу?!
   - А что ты собираешься с ним делать, Аликан-баатар? Ты хочешь уморить гостя в первый же день?
   - Я нашёл его!
   - Да пребудет за то на тебе благословение Войта.
   И с этими словами Шамшер взял незнакомца за рукав и потащил в юрту.
   О, с каким наслаждением гость шагнул к огню! Хотя входил в юрту с опаской, что и не мудрено: после такой встречи в степи любой будет считать племя врагами. А молодой и горячий Аликан вовсе забыл, что степь — она хоть и велика, да едина. И встреченный тобой может оказаться посланником богов, а может — вождём другого племени. Ты можешь показать свою удаль и убить встреченного незнакомца. Но кто даст гарантии, что через луну-другую не приедет мстить за убитого целое племя? Хорошо, что дерзкий воин не успел натворить непоправимого.
   Однако, как же удивительны дела божественные! Шаманы всех племён были извещены, что Войт предвещал появление Существа Пустоты, и его ждали. Кто он и где появится — неизвестно, но повезло именно их племени. А пустотник оказался похож на обычного человека, пусть и несколько странного. Хотя что в нём странного, кроме того, что одет необычно да языка не знает? И лицо гладкое, да глаза большие? Но Великим виднее, что-то в нём есть, а значит, он, Шамшер, должен обеспечить для племени максимум пользы. Существу Пустоты уготована какая-то великая роль в истории, а значит, немного уважения и заботы не повредит, даже если бы это был обычный человек.
   Пустотник озирался, разглядывая привычное для шамана убранство. Что может быть интересного в юрте? Самая обычная, даже не особенно сильно разукрашенная. Конечно, сейчас времена уже не те и кочевая жизнь постепенно превращается в осёдлую, стойбище может и до года на одном месте стоять! Но ещё уклад предков не забыт, свернули юрты, погрузили на телеги — и к следующему пастбищу. Велика степь!
   Но пока что лошадям да овцам здесь есть где пастись. Поэтому стоят они тут уже третий месяц, вот и зима скоро кончится. А там и снова в путь. Время есть. А пока что…
   Шамшер взял глиняную плошку, налил в неё горячего бульону из котелка над огнём. Протянул гостю. Тот взял, понюхал по-звериному, попробовал. Выпил. Вернул, что-то сказав. Видимо, поблагодарив.
   - Шамшер! - шаман коснулся себя. Коснулся груди пришельца.
   - Матвей.
   - Мафей. Хорошо. Огонь! - он показал на костёр. - Юрта! - он повёл вокруг.
   - Юрта, - легко согласился гость.
   - Шкура, - Шамшер показал на кошму. - Вода.
   Гость легко повторял за ним. Вот что значит — Создание Пустоты! В пустоту легко ложится всё новое. А глаза-то как загорелись. Вот и первую фразу построил.
   - Полосить вода в плёшка.
   - Положить, - поправлял Шамшер. - В плошку. Ложиться. Вставать. Садиться.
   Да, боги мудры. Существо Пустоты по имени Мафей, выглядевшее как немножко странный человек, поразительно быстро обучалось. Но и ему потребовалось не менее часа, чтобы составить осмысленный вопрос.
   - Би хаана байна?
   Вопрос хороший, но как на него ответить? Где ты находишься? В юрте шамана. Где находится юрта? В степи. Где находится степь? Где-то! Шаман велик, но он — ничто по сравнению с Великими. А Шамшер за всю свою долгую жизнь ни разу не покидал степь. Да и зачем? И без того хватает здесь и дел, и забот, и радостей, и печалей. Мир велик, да и степь не маленькая. Как ответить чужаку на его вопрос?
   - Потом поговорим. Сначала нужно узнать, какому из божеств ты склонен?
   Не понимает. И то верно, даже столь восприимчивое существо за час не освоит чужой язык настолько, чтобы вести теологические разговоры. Оно и не требуется. Завтра будет день, послезавтра… Главное, что он спас пустотника, и хотя его появление предвещал Войт, совершенно не обязательно, что это именно войтер. Завтра посмотрим. А пока что есть более важные дела.
   - Одевайся.
   Шамшер натянул шапку и вышел из юрты.
  
  
  
  
   Матвей упал на что-то твёрдое. Ему было абсолютно безразлично, что это. Оно было твёрдым, на нём можно было сидеть, и его никто не трогал. Счастье!
   Нет, правда счастье, что вы смеётесь? Вот что может быть более несовместимым, чем студент краснодарского колледжа по специализации «менеджмент» и монгольская степь хрен его знает какого века? Господи, если ты есть в этом мире, ну за что ты так надо мной издеваешься? И главное — и обвинить-то тебя не в чем.
   Ему повезло. Повезло так, что выигрыш миллиона в лотерею уже кажется мелочью и лёгким, неважным достижением.
   Он оказался в степи. Зимой. В лёгкой курточке. В доисторическом веке. Представили себе? И через две минуты встретил людей! В степи! Зимой!!! Не поняли, да? А вот возьмите и съездите куда-нибудь в современную монгольскую степь. Зимой. И попробуйте там кого-нибудь найти. Да просто посчитать количество автомобилей на асфальтированной дороге, специально для вождения предназначенной. Выйдите, да хотя бы покурить. И посмотрите, каков шанс кого-нибудь встретить и не замёрзнуть при этом? А если от дороги отойти хотя бы на пару километров?
   Дальше. Люди, которые его нашли в степи — оказались воинами. В истории Матвей был не силён, но судя по отсутствию огнестрела — времена явно давние. И они могли зарезать незнакомца просто так, и ничего бы им не было. Как он тогда думал про Лассена? Вот если он пушистика вдруг убьёт — ничего ему не будет. В это время, как подозревал Матвей, убийство вообще кого угодно — дело абсолютно обыкновенное. Не зря же все ездят с саблями! Но его не убили. А привели к стойбищу. Даже если бы он знал направление — хрен бы он туда добрался сам, если бы его не понукали и не подгоняли. Он бы стонал, мёрз, пытался бы идти медленнее… А тут его гнали чуть не пинками. Завидев контуры юрт и услышав лай собак, Матвей чуть не упал: настолько к этому времени был измучен и замёрз. Но надежда придала сил, и он доплёлся до жилья, до которого оказалось ещё очень немало. И вот в этом посёлке нашёлся местный, который его пленителю высказал всё, что думал сам Матвей (судя по его реакции), забрал мальчишку, увёл к себе. Обогрел, напоил, и сразу, без всяких там предварительных заморочек взялся учить местному языку. А потом ещё вывел и повёл знакомиться с местным начальством. И взял на себя всё то, что так пугало Матвея: как он будет объяснять, кто он и откуда?
   В общем, везения было настолько много, что даже как-то подозрительно. Но…
   Но Матвей даже в самых радужных мечтах не ожидал, что его будут кормить, поить и учить, как дома. Чай, не двадцать первый век! А какой — неизвестно. Но тот уровень жизни, в который он попал… Это кошмар!
   То, что здесь нет даже просто воды — это понятно. Степь, однако! Школьная шутка про «не ешь жёлтый снег» перестала быть смешной. Но то, что здесь нет дров! И топят, извините, кизяками… То бишь, сухим навозом… А навоз ещё надо высушить, да! Так что чем холоднее — тем суше киязки. А чем теплее в юрте, тем больше желающих в юрте погреться. Мышей, змей, и это ещё пауков нету! А что будет летом? А как же мыться? А что кушать, в конце концов!? Как здесь жить?!!
   Есть сотовый телефон. В куртке. Бесполезнейшая вещь. Есть тыща рублей с мелочью. Вообще тьфу, даже подтереться не хватит. И ещё есть вот эта вот удача…
   Он познакомился с вождями этого племени. Если это — племя, а это — вожди. Но представительный пожилой мужик в охрененно богато расшитом халате и две тётки, одна — почти старуха, а другая в летах, но ещё ничо так. Они о чём-то долго разговаривали с приютившим его стариком. Старик Шамшер познакомил его с лошадьми и назвал животных и части их упряжи. Назвал нескольких человек. И оставил его им! И ещё неизвестно, что страшнее: местные люди или лошади? А лошади, кстати, животные огромные! Если рядом стоишь! Когда заинтересованная лошадь потянулась к нему мордой, Матвей шарахнулся, и все так обидно засмеялись! Пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы прикоснуться к этой зверюге… Лошадь не укусила, не ударила, и вообще восприняла прикосновение благосклонно. А шерсть-то чувствуется! Не такая, как у Лассена, но всё равно. И шкура у неё приятная…
   Выяснив, что для ухода за лошадьми он непригоден, местные попытались привлечь его к другим мужским занятиям. Какой он воин выяснилось в пять секунд, стоило ему только взять выданный клинок и вынуть из ножен, как собравшиеся просто легли от хохота. И тут же начали копировать его движение, показывая друг другу и заливаясь смехом. Матвей попробовал землю на твёрдость: нет. Провалиться не получится, как ни старайся. После этого его пытались привлечь к женским работам, таким как пошив или ткачество, готовка еды и так далее. Смотреть на это представление собрались, кажется, все. Человек пятьдесят, не меньше! И дети радостно ржали вместе со взрослыми! Но Матвею уже было всё равно. Он-то всё понял ещё в юрте.
   Мир, в котором все его знания, умения и достижения не имеют ни малейшего смысла. Вот скажите, зачем ему нужна таблица умножения? Возможно, сам Шамшер её не знает. И вождь не знает. И прекрасно живут, кстати! А он? Он, отлично умеющий решать дифференциальные уравнения, знающий отличие метана от метила, умеющий легко пользоваться гуглем и устанавливать Виндоус, а так же теоретически знающий о таргетировании рекламы и продвижении товаров на конкурентные рынки — не может даже лошадь оседлать! Он абсолютно беспомощен здесь, в реальном мире. Да, будем честными: тот мир, в котором Матвей прожил семнадцать лет — виртуальный. Он создан кем-то для кого-то, а ты в нём был всего лишь ботом, с заранее запланированным сюжетом. Ты бы вырос менеджером, пошёл бы продвигать на чужие рынки чужие товары, выполнял бы придуманную для тебя программу, послушно боялся бы пропаганды ЛГБТ и восторгался президентом, голосовал за тех, за кого предложат, и никогда бы не узнал, что это всё — виртуальная игра.
   А настоящее — вот здесь. Вот это вот — настоящее. Когда спишь на ковре, завернувшись в кошму, а в щели между ковром и полом — дует. Не очень сильно, но заметно. И земля больно давит в рёбра: постель сильно выигрывает перед ковром. Но стоит только подумать о метели за тонкой стенкой из ковров… И понимаешь всю грубость реальной жизни. А так же все достижения цивилизации. Вопрос «Как вернуться обратно?» даже не стоит. Потому что непонятно, как ты сюда попал и куда. Это в «Кин-дза-дза» ты мог прийти в центр, заплатить чатлов, и тебе скажут склонение в тентуре. А здесь вообще никто не представляет, что могут существовать перемещение во времени. Здесь вообще о понятии «время»-то знают? Не, то что знают о смене дня и ночи, а так же времён года — понятно. Но от этого до понятия «время» ещё уйма и уйма теоретических размышлений!
   В каком веке он находится, Матвей не мог определить даже теоретически. А Шамшер, обсудив с остальными успехи его социализации, велел залезать на лошадь.
   Господи, какое позорище! На уже осёдланную лошадь он залезал так, что думал: умрёт со стыда. Ну, а что поделать, если он ни разу в жизни на лошадях не ездил? Как-то не до того было. Троллейбус удобнее! Но влез… и что с ней дальше делать? Да, учиться вождению лошадей в зимней степи не зная толком местного языка? А что поделать? Никто не спрашивал его желания… Шамшер куда-то поскакал, и пришлось ехать за ним. К счастью, лошадь под ним не брыкалась, не возражала, и бежала за кобылой старика, так что оставалось только сидеть на ней… Что тоже не так-то просто! Но Шамшер спокойно и деловито объяснял и показывал. И как надо пользоваться стременами, и как понукать лошадь, и как тормозить. В принципе, если знать, дело-то не сложное, и через четверть часа Матвей даже освоился. Но с непривычки всё равно ноги устают! А они всё едут и едут! Холодно! Пить хочется. Есть хочется. А они всё едут!
   Да, ценность лошадей понимаешь вот в такой ситуации. Пешочком он бы это расстояние шёл месяц! А так — всего день. К вечеру распогодилось, и хотя ветер не утих, но зато низкие горы стали видны просто отлично, подсвеченные заходящим солнцем. И дым. Значит, здесь есть люди. Удивительно, вот стоит проскакать по зимней степи полдня, как начинаешь радоваться наличию людей. А в Краснодаре задолбали!
   Опять вспомнился родной дом. Интересно, что подумали остальные, когда они с Лассеном исчезли? И как это выглядело? Вернутся домой родители — а его нету. Шмыг. Грустно. А он здесь, невесть когда и где. Приехал в… ой! Это что, рабочий посёлок?
   Рядом с крутым склоном, явно изрытым, лепилось с пяток юрт. И несколько деревянных строений. И пара печей с высокими кирпичными трубами. И множество каких-то устройств, то ли козлы, то ли подставки подо что-то… К ним начали выходить местные жители, сплошь коренастые, длинноусые и бородатые. Женщины выглядывали из юрт, но не выходили. Народу здесь оказалось значительно меньше, чем в стойбище. Шамшер спрыгнул с кобылы, махнул Матвею. Лошадей забрали и повели поить. Лошадей — повели, а им не дали! Как старик так спокойно может целый день без воды?
   Шамшер поговорил с местным стариком, тот начал ругаться, но Шамшер отвечал спокойно, хотя и долго. Народ поглядывал то на него, то на Матвея, из чего тот заключил, что речь идёт о нём. Хотя Шамшер научил его уже многим словам, но разобрать что-то в этом длинном диалоге Матвею не удалось. А ещё вчера казалось, что он уже чуть ли не выучил язык!
   В конце концов местный старейшина согласился с Шамшером и махнул рукой Матвею.
   - Пошли.
   Это слово он уже знал.
   Так Матвей попал в древнемонгольскую кузню. Он не знал точно, это действительно Монголия девятого века, или, скажем, Бурятия или даже Китай, но какая разница? Главное, что Шамшер, который почему-то относился к нему очень и очень по-человечески, оставил его здесь, под начало мастера Масхуда, и отправился ночевать в другую юрту, даже ничего не сказав на прощание. А утром Матвей понял, что сидеть на парах в колледже, сдавать экзамены, вся эта муть и скукота, от которой он вполне искренне мучился — это был рай на земле. Не, реально! Сидишь себе… Можно на перемене заскочить в буфет, купить что хочешь: хоть булочку, хоть готовое блюдо, хоть сок, хоть «Колу». И потом — на пары. С телефоном. А потом — домой. Рай!
   А здесь тебе на очень непонятном местном говорят что-то типа «Давайт бери вот это и копай здесь. И носи сюда». А если ты не понимаешь — дают по башке. Очень способствует пониманию! А махать кайлом на морозе — ой, а ручки-то болят! Зато впервые Матвей почувствовал стыд во время еды. Ибо понимал, что даже не сегодняшний обед не заработал! А его сажают, как всех, перед котлом с варёной бараниной, и тарелок нет, ешь, как все! А вдруг подумают, что он слишком жадный?
   А ночью оказалось, что житьё у Шамшера воистину было королевским! Хотя спишь на ковре и местами — дует, но именно что местами. И в юрте у старика чисто. И воздух хороший. И в кошме спать тепло! А тут разрешили завернуться в «твою» шубу, которую тот воин «сменял» на джинсовку, вот и все удобства. Но когда ночью захотелось, и пришлось выходить на улицу — то возвращение в пыльный и холодный барак показался за счастье: тихо, снега нет, ветер не дует.
   На следующий день Матвей познакомился с кузнечным делом вплотную. Мастер Масхуд ковал, остальные ему помогали. Оказалось, то, что он вчера копал — это уголь! Сам бы ни в жисть не догадался. А сейчас, вон, кладут в горн, разжигают, оно дымит, но горит. А потом мастер хватает то одну железку, то другую, суёт её в пламя, помощник дует мехами, второй помощник хватает раскалённую заготовку и кладёт на каменную наковальню, мастер в кожаном фартуке поверх толстого халата, местами прожжённого, садится перед ней и стукает молоточком то туда, то сюда. А двое по обе стороны от наковальни бьют тяжеленными кувалдами по тому месту, куда мастер стукнул.
   Матвей стоял и смотрел на всё это с интересом, но полным непониманием, что делать ему лично. Оказалось, его дело — стоять и смотреть. Дав новичку полюбоваться, его то посылали досыпать угля, то принести железку, то подержать, то не мешаться… А Матвей смотрел, как рождаются простые и обыденные вещи: цепь. Кочерга. Какой-то инструмент. Нож. Сколько труда уходит на самый обыденный нож! И вот ему доверили работу мехами. Подросток сам попросил разрешения покачать два деревянных щита с кожаными мешками между ними. Это оказалось несложно, а буроватый уголь под струёй воздуха рагорался до белого цвета, кончаясь с поразительной быстротой. Так что того, что он вчера накопал — не хватило! Вечером — традиционный казан с варёной бараниной, и сейчас юноша совсем иными глазами смотрел на эту посудину. Он понимал, что она выкована руками вот этих сидящих вокруг него узкоглазых кузнецов. Один из них чихнул, но никто не обратил на это внимания. Матвей на автомате выдал «Будьте здоровы!» и на него посмотрели неодобрительно.
   Зато после работы так замечательно спится! И наплевать, что это не постель, а тоненький ковёр, и что из постели — только дарёная шуба и какой-то чурбак вместо подушки. Лежишь горизонтально и тебя не трогают!
   Зато на следующий день подросток вгрызался в пласт бурого угля уже с гораздо большим энтузиазмом. Да и не он один, они работали втроём, он и ещё двое подмастерьев, которые иногда отпускали короткие фразочки. А Матвей думал, что обучение языку гораздо эффективнее идёт в среде его носителей. Вот он в первый день услышал от Шамшера много-много слов. И даже возгордился, сколько всего уже знает! Но уже назавтра не смог вообще ничего сказать, потому что в кузнице нет ни лошадей, ни домашнего обихода, огонь только общий. Зато сейчас он отлично понимает «левее», «правее», «сильнее», а так же всякие «молот большой», «молоток маленький», «клещи» и так далее. Ну, и ругательства… Наверное. Если это ругательства. К сожалению, выражения, которые применяются, могут оказаться не ругательствами, а какими-нибудь эпитетами, ведь и в русском «сцуко!» тоже не является ругательством в прямом смысле. Не говоря уже про неопределённый артикль «бля», давно потерявший своё первоначальное значение.
   И вот ему снова доверили услэг. Мастер кратко корректировал усилия новичка: «хучтэй» и «байлга». Матвей то старательно налегал на ручки мехов, то старался дуть потише. Заодно водя носиком, чтобы равномерно прогревать заготовку, за что удостоился «сан хийсен». Надо же, какой у меня сан, усмехнулся про себя подросток. Хийсен! Хорошо, что не через «у». То, что у него появилось настроение шутить — означало, что он пообвыкся, вылез из того беспросветного состояния полного непонимания себя и своего места в мире.
   И вот он уселся на что-то первое попавшееся, Плечи и руки гудели, как ни странно, очень устал живот. Н-да, видела бы его сейчас мама… Её сын работает мехами в первобытной кузнице! Но, если честно, то даже прикольно.
   Кто-то опять чихнул, и Матвей снова привычно сказал «Будь здоров». Но вот тут на него накинулись: что он такое говорит? Ага, а как перевести на местный «здоровье»? Не знает он такого слова! А как объяснить «не болеть»? На четверть часа работа в кузнице замерла и все погрузились в лингвистику. Что имел ввиду новый работник, и не грозит ли это всем остальным? Матвею пришлось призвать свой актёрский талант, чтобы показать «болит голова», «болит зуб», чихать, удариться и прыгать на одной ноге. Высказывались разные версии, пока Махсуд не высказался «евдене». Тут все дружно загомонили «евдене», «евдене», и Матвей решил, что это и есть «болеть». А слово «нет» на местном он уже знал. Так что «Будь здоров» - это угуй евдене. Тут все снова заголосили, оказывается, есть свой термин и у местных, овдеж болохгуй. Перевое, что вспомнил Матвей, это анекдот про «Вологуев, вот ваш ключ». Не перепутать бы! Интересно, а как здесь воспринимаются исконно русские матерные слова? Может, и значат что-нибудь.
   Работа возобновилась. Заодно у нового работника иногда что-нибудь спрашивали. Например, что он любит? А как ответить? Он даже не знал, как на местном «хлеб», и есть ли он вообще? А что не любишь? Ага, как объяснить? Масхуд окрикнул и от новичка отстали.
   А под вечер на Матвея навалили работу. Вычистить горн, вынести золу, опорожнить все вёдра. И только после этого разрешили умыться и пустили за общий стол. Где и обсуждали новичка, и даже потребовали повторить, что он там говорил, как это будет на егойном «овдеж бологхуй»? Две женщины, жившие в рабочем посёлке, и, как понял Матвей, жёны Есонте и Онгура, долго обсуждали что-то, но абсолютно непонятно. Зато Матвей научился слышать язык! До этого речь воспринималась как непрерывное бормотание, где одно слово от другого не отличить. Но за эти четыре дня слух настроился, удавалось выхватывать отдельные знакомые словечки, и уж точно слышал «угуй» и «тийм». Как понял подросток, «тийм» - это было согласие или подтверждение. А «угуй» - отрицание или отказ.
   Зато сам Матвей испытывал странное чувство. С одной стороны за эти пять дней он обвыкся и начал смотреть в будущее с некоторым даже оптимизмом. Пусть прислужник кузнецов — не то, о чём он мечтал, но всё же здесь можно жить, кормят, не бьют, не в цепях держат. Хотя, он посмотрел, как куют цепи, и оценил: цепь — штука дорогая! А здесь… А здесь другие заборы. Хочешь бежать? Беги! Степь велика, ветер, снег, а ты знаешь, куда бежать? И что ты там будешь делать? В общем, здесь, пожалуй, лучше всего. Тепло, особенно возле сайтая, у него получается, вот только одно реально беспокоит. Помыться негде! Как местные живут? И Матвей в лёгкой тоске думал о том, что ему придётся ждать до лета, когда всё растает и будет достаточно тепло, чтобы просто искупаться. И штаны постирать. Единственное, что осталось от дома — это трусы и штаны. Кросовки пришлось сменить на местные сапоги, потому что работать в них возле горна сайтая, мягко говоря, неудобно.
   Сегодня разжигать сайтай опять взялся Онгур. Вообще краснодарский студент знал, что в древности люди были подвержены всяческим предрассудкам и так далее, но не ожидал, что настолько!
   Как только он очнулся настолько, чтобы не просто воспринимать, но и анализировать окружающее, он заметил, что разжигание горна всегда начиналось одним и тем же ритуалом. Сначала звали его и требовали вымести из сайтая пыль и вообще почистить его. После чего Онгур загружал в него щепки, бережливо сложенные в отдельную кучку. Поверх них накладывались куски того зеленовато-коричневого камня, который местным заменял уголь. После чего Онгур возносил молитву. Всегда одну и ту же. С четвёртого раза Матвей даже расслышал слова. Потом щипцами из принесённого из юрты глиняного горшка доставались горящие угли и клались под эту конструкцию. И наступало его время, раздувать пламя. Работа мехами — однообразная, но тяжёлая. Пока сайтай разгорался, шла подготовка: брались заготовки, мастер Масхуд одевался и читал молитву над каждой. На это никто не обращал внимания: ритуал, видимо, был отработат столетиями. А может быть и тысячелетиями. А потом начиналось: заготовку в огонь, работаем мехами, пока кузнецы бьют по ней молотом — отдыхаем, снова гоним воздух в сайтай, снова отдыхаем…
   Сегодня чихали все! Под конец мастер Масхуд даже отменил следующую заготовку, велел Матвею вычистить сайтай и вынести мусор.
   Юноша остался в кузнице один. Это оказалось очень необычно. Он один-на-один со всеми этими вещами, с одной стороны — древними и почти сказочными. А с другой — такими реальными и обыденными. Он взял кузнечный молот и взмахнул им. К удивлению, он оказался не таким уж и тяжёлым. Матвей положил на наковальню заготовку и стукнул по ней молотом. Она подскочила. Да, надо держать, а он тут один. Но… Но пока сайтай остывает, может быть что-нибудь выковать? А что? Ну, хотя бы попробовать? Взять пруток, положить в сайтай, подуть на него мехами. Сам. Как он это видит и думает. Раскалить кончик. Взять прут кожаной рукавицей, благо, горячий только конец, и постучать по нему молотом. Ух, ты! Как оно сплюшивается! А если… А вот так…
   Хлопнул ковёр, закрывающий вход, и ворвался сам Масхуд. Подбежал к парню и отвесил очень сильного подзатыльника. Наорал. Но Матвей, оставшись со стариком один-на-один, не сробел. Чай, не убьёт же?
   - Я только попробовать!
   - Тэнег! Эрхгуй! Кто тебе разрешал ковать?
   - Я только попробовать! Почему нельзя?
   - Ты же войтер! Зачем портишь?
   - Я ничего не порчу! Я только попробовать!
   Старик отвесил ещё один подзатыльник. Чихнул, вытер нос, отобрал молот и велел гасить и вычищать сайтай. Осмотрел прут, хмыкнул, положил его на наковальню, несколько раз стукнул. Показал Матвею, хмыкнул, бросил его на кучу заготовок и вышел. Юноша поднял прут и посмотрел. И что тут такого? Ну, немного другая форма острия. Да, конечно, мастер — он на то и мастер. Но в чём разница — парень не увидел. Он и не собирался делать остриё. Он просто хотел посмотреть, как именно прогибается металл под молотом. Посмотрел.
   Так что он выгреб и вынес золу и несгоревший уголь. Подмёл и убрал кузню. Разложил молотки и щипцы на место. И это солнце ещё не село! А выходить из натопленной кухни на улицу совсем не хотелось!
   Хуже всего оказалось в общей юрте. Никто сегодня барана не резал и не готовил. Одна женщина ходила между лежащими больными, с трудом, и сама чихая и кашляя. Матвей тут же вспомнил маски и ковидный год. И тут до него дошло. Настолько, что выступила испарина и ноги неиллюзорно подкосились.
   Он вдруг понял суть происходящего.
   Он, житель совершенно иного времени, далёкого будущего, появился здесь. Он пережил ковидный период, и совершенно не исключено, что он притащил сюда ковид. И вот они лежат сейчас, а здесь не только медицины нету, здесь даже о простой изоляции больных не знают!
   Что делать? Одна радость: он-то не заболеет! Но остаться одному в зимней степи в компании двух десятков трупов? Так радость не велика! Никто на его испуг не обратил внимания. Женщина указала на котёл и сказала, что если он там что-то найдёт, пусть ест. Есть холодное вчерашнее мясо — не особенно вкусно (особенно без соли), но оставаться голодным хотелось ещё меньше.
   Утром Матвею стало действительно страшно. Все лежали вповалку, кашляя и чихая, кутаясь во всё, что нашлось. Так что Матвею пришлось притащить угля и разжигать огонь в очаге, да ещё и растапливать снег в котле. На вопрос «зачем» - пояснил, что так будет теплее. Спорить с войтером не стали, хотя что такое «войтер» Матвей так и не понял, решив, что это «иностранец», «чужак». Эх, заварить бы чабрецу или мяты, но… Где их взять? В степи? Зимой?
   Тем не менее он хотя бы напоил лежащих кипятком. Это, конечно, не то, но хоть что-то. И от котла в юрте действительно потеплело. А накрытый крышкой, он не так уж сильно повышал влажность, хотя Матвей не знал, может, лучше бы повысил? Вот почему его учили сравнительному анализу эффективности торговых площадок и креативности, а не самым простым медицинским операциям?
   Ближе к обеду Масхуд позвал его и хрипло сказал:
   - Возьми лошадь, скачи в стойбище, сообщи им. Спеши.
   Вот тут Матвей пришёл в ужас. Он прекрасно понимал справедливость указания. Он бы и сам так же поступил бы. Если бы не одно «но».
   Как управлять лошадью?
   Он, конечно, видел это со стороны, но… Сам?! А с другой стороны, что делать? Вариантов нет. Нужно!
   Альтернатива — остаться одному зимой в степи рядом с десятками трупов. А он хотя бы сам овцу зарезать сможет? А что кушать? Так что вопрос реально жизни и смерти.
   Ощущая в животе противную слабость, Матвей набросил шубу. Вышел из юрты. Огляделся. Овцы заблеяли в загоне, увидев живого человека. Но не до вас сейчас. Сейчас надо оседлать лошадь. Как?! Более того! Как вообще к лошади подойти?
   Единственнй раз при нём Шамшер называл элементы упряжи. И показывал, как эту самую лошадь седлать. И было это всего один раз и пять дней назад! Он не справится! Он не сможет! Да тут, блин, надо проводить специальное учение! А не вот так, с бухты барахты! Впору и впрямь взмолиться какому-нибудь богу. Но молись, не молись — крылья не вырастут. Вот лошади. Вон там висят сёдла, уздечки, всё остальное. Так, вздохнуть, подойти. Ой… Мать вашу за ногу, они разные! Все эти сёдла, все эти уздечки. Эти ремни. Да что делать-то? Идти обратно, мол, я не могу?
   Матвей ещё раз решительно вздохнул. Руки дрожат. И ноги дрожат. И в животе тоже ёкает. Но что поделать? Вариантов нет. Взяли вот эту (ой! Тяжёлая-то какая!) упряжь и пошли к лошадям.
   И вот сейчас, сделав эти несколько шагов, студент третьего курса краснодарского колледжа осознал, прочувствовал всем своим существом, что делать — надо! Это там, в колледже ты можешь получить «двойку», тебя могут отчислить, может случиться что угодно. А здесь вот это «надо» вошло, как нож под рёбра. И там и осталось. На него можно было физически опереться.
   Лошади посмотрели на приближающегося человека с охапкой ремней и отошли в сторонку. Осталась одна. К которой Матвей и подошёл. Решительно погладил по шее. Лошадь пожевала губами и повернулась. Матвей набросил ей на шею повод, он сейчас абсолютно не помнил, как он называется на местном. Поднёс железную трубку ко рту и положил на губы. Лошадь без возражений приоткрыла рот и трубка скользнула по зубам, оказавшись там, в глубине. Теперь надо натянуть всю эту конструкцию на морду. От страха дрожали руки, но Матвей опирался на железное «надо». Хочешь, не хочешь, а надо! Надо разместить всё это на лошади. Вроде бы правильно. Теперь потянуть за ремни с собой, и она послушно идёт. Это почти чудо! Так, теперь как там делал Шамшер? Набросить на спину вот эту шкуру. Теперь на неё — седло. А оно не такое уж и тяжёлое, оказывается. Он его той стороной положил? Лошадь стоически терпела всё происходящее. Вроде бы ремни с этой стороны. Теперь надо залезть под брюхо и пристегнуть всё это. А копытом не ударит? Ударит — значит ударит! Итак, взяли! Пристегнули. Продели. А теперь попробуем на неё влезть…
   Так Матвей познакомился на личном опыте, что затягивать подпруги надо посильнее. И то, что дырочка в ремне расшатана — может, это для другой лошади? Но в конце концов удалось оказаться в седле. Лошадь под ним развернулась и неспешно пошла плавным ходом на восток. Матвей пытался усесться поудобнее, потом — упираться ногами в стремена. В общем, пробовал и так, и эдак. И только оглянувшись назад, обнаружил замечательную вещь!
   Он ехал на лошади в степи. Вопрос: куда? Вокруг лежал снег, перемежаемый невысокими холмами и через который пробивались колоски местной травы. Но нигде не было ни малейших ориентиров! Куда он едет? Вот тут паника прорвалась через все «надо» и закружила голову. Он чуть не упал, ухватившись за повод. Лошадь послушно замедлилась.
   - Не, не! Поехали! - парень сжал бока лошади.
   Та ускорилась. В результате подросток сжался в седле и просто тупо ждал. Холодный ветер налетал в лицо, но вообще-то сегодня было не так холодно, как в тот раз, когда они ехали к кузнецам. Осталось понять, он доедет куда-нибудь, или так и замёрзнет?
   К тому времени, как послышался лай собак, Матвей сбил себе зад и натёр ноги. Но вариантов не было. К величайшему счастью, его вышел встречать сам Шамшер лично.
   - Ты зачем приехал? Здесь болеют!
   Это Матвей понял. Хорошо, что они обсуждали эту тему в юрте.
   - Там болеют все! - он махнул руками за спину. - Я помогать. Меня сказать сюда. Надо!
   Шамшер очень знакомо устало вздохнул. Так вздыхал пожилой учитель математики, когда ему приносили очередную пачку самостоятельных.
   Он отправил парня к коновязи, а сам пошёл в юрту. Матвей привязал кобылу, принёс ей охапку сена, и уже развернулся к юрте Шамшера, когда услышал за спиной негромкий, но знакомый голос:
   - Сайн байна, Маттей-ага. Та яарч байна уу?
  
  
   Лошадь не возражала против двойного груза. Возможно потому, что никто её об этом не спрашивал.
  На этот раз Матвей сидел в седле гораздо уверенней. Хотя бы потому, что Шамшер объяснил ему ошибки. И в седлании лошади, и в езде на ней. И в том, что вообще попёрся в этот длинный путь. Потому что Шамшер ничем помочь не может. Здесь тоже повальная лёжка. И ехать в посёлок кузнецов он не может, хотя бы потому, что незачем. Если Харн повелит — то все умрут. Если вмешается Зит — то все выздоровеют. От него ничего не зависит, поэтому пусть переночует и едет обратно. Матвей не особенно понял сей спич, но главное — понятно. Зря скатался с такую даль. Возвращаться обратно было как-то даже страшновато. Вдруг там все уже умерли?
  Лассен ждал его в полукилометре от стойбища. Хотя мог бы прямо там подойти, Шамшеру было не до них. А собаки на волколиса почему-то не лаяли. Лассен встал во весь рост, лошадь остановилась, Матвей протянул ему руку. Фурь за неё взялся, упёрся в стремя и легко вскочил на спину лошади. Пришлось подвинуться, чтобы он уместился, но в целом фурь не особенно толстый и тяжёлый. Зато уютно греет спину. И вообще, видеть фурря живого и здорового… Здорового… Здорового!
  А он ли принёс болезнь? Может, это был Лассен? Или… Или вообще они ни причём? Тогда почему они оба здоровы, а все остальные заболели? Ведь явно после встречи с ними? Хорошо ещё, что на это никто не обратил внимание….
  - Благодарю.
  Слова местного языка звучат очень странно. Потому что произносит их Лассен. Фурь. Разговаривать на абсолютно чужом языке с почти родным Лассеном? Но увы, языков друг друга они не знают.
  - Почему?
  - Ты меня спас. Не дал убить.
  Матвей напрягся, и вспомнил первые минуты попадания в это время. Да, действительно. Он пытался Лассена спасти. Но не думал, что удалось. И уж точно не подумал, что это заметит сам фурь. Ему казалось, что несчастного уже задушили и тащат по снегу его хладный труп.
  - Хорошо.
  - Да. Очень хорошо.
  Блин, как обидно! Так много хочется спросить, сказать. А запас слов и выражений очень ограничен. Радует, хоть что-то можно сказать!
  - Ты есть хочешь?
  - Нет. Хочу ты.
  Матвей даже приподнял бровь. Хочу ты. Очень двусмысленно. Хотя… Если даже фурь имеет ввиду именно это, то разве это плохо? Плохо другое. Проблема, которую он не смог решить в своём времени, осталась. Как легализовать Лассена? Он сам на «птичьих правах», его самого кормят только потому, что он чистит горн, то бишь сайтай. А могут и перестать кормить. А их двоих…
  Но точно так же, как неделю назад, Матвей скакал на чужой лошади по чужой степи к чужому посёлку, уже ставшему своим. С волколисом за спиной. Который обнимает и дышит в шею. Так здорово! И дорога, уже почти знакомая, ложится под лошадиные копыта легко и спокойно. И хочется побыстрее приехать, и хочется оттянуть этот момент. А вдруг их прогонят? Что делать?
  Но чем дальше они ехали, тем сильнее крепло внутри то самое ощущение, которое Матвей испытал вчера. Надо! Что бы там ни случилось, а он должен сделать это! Доехать и узнать, что будет. А главное, они снова вместе! А вдвоём с Лассеном уже и как-то не так даже и страшно…
  - Далеко?
  - Да.
  Хм. Странно. В прошлый раз они ехали полдня. И сюда он тоже ехал почти весь световой день. А тут вдруг доскакали уже! И солнце еще высоко. Лассен легко спрыгнул с лошади, Матвей даже позавидовал. Ему такой ловкостью ни в жисть не овладеть! Пока волколис оглядывался и принюхивался, Матвей потащил разнуздывать лошадь. Попутно удивившись: ещё вчера он к этой огромной зверюге подойти боялся! А сегодня всё делается так, будто он тут сто лет живёт. Погладив и похлопав лошадь по шее и поблагодарив её за дорогу, Матвей поманил за собой Лассена, решив, что если он собирается показать его местным, то лучше сразу.
  Первое, что он услышал, это «Пить!»
  Окзаалось, что за эти два дня лежачие больные выхлебали весь котёл воды! Хорошо, что он натопил снегу. И началось! Матвей решительно поднял полог, закрывающий вход, дабы проветрить юрту, благо, она и так выстыла. Пока Лассен тащил котёл снега, Матвей пытался разжечь огонь, но навык «пользование огнивом» у него был в минусе. Впрочем, с этим ему помогли. И вот дымящееся сено уложено в центр очага, на него — щепочки, а там дымный и противный уголь, который даст много тепла, когда продымит. Но это когда продымит! А теперь надо помочь выйти тем, кого ноги не держат. И кроме людей есть ещё овцы. И лошади. И ещё надо угля наломать. И вообще, кушать хочется!
  Про Лассена спросили «Кто это?». Матвей подумал и нашёл вариант «ажилтан», что можно перевестикак «подмастерье», «помощник», «ученик». И на этом все вопросы отпали. Всё же есть в этом доисторическом времени свои плюсы: здесь верят во всяких духов и прочую нечисть, поэтому приведи он настоящего чёрта, с рогами и копытами, то и тут вопросов, наверное, не возникло бы. Но без Лассена он бы один не справился, это точно. Хотя бы зарезать овцу! Конечно, когда ты кушаешь варёное мясо и запиваешь бульоном — оно вкусно и сытно. Но то, что овечку надо… того…. А как? Но то самое «Надо!» помогло. Просто идём и делаем. Лассен её только держал, чтобы не вырывалась. А потом помогал освеживать. На удивление, у фуря это получилось просто и естественно, сам бы Матвей провозился с разделкой до ночи. Потом тушу подвесили на столб, отрезали кусок и пошли варить.
  Хорошо, что это кузнечный посёлок. Что бы Матвей делал в обычном стойбище — неизвестно. А здесь хотя бы посуды много! Разной! Лассен где-то раздобыл какой-то кувшин с замазанным смолой горлышком и сказал, что это неплохо пахнет. И можно развести в воде и дать больным. Матвей сначала усомнился, а не сделает ли хуже? Но подумал, что хуже, пожалуй, уже не будет. А если люди умрут — то не факт, что от этой смолы. Так что последовал совету и напоил всех. Больные пили без возражений. Потом напоил бульоном. Потом опять притащили снега, растопили в большом казане, повесили над углями в качестве теплоприёмника, и наконец-то упали спать.
  Но не спалось. Усталость не давала уснуть. Матвей лежал в вонючей юрте, пропахшей дымом и шкурами, слушал кашли и стоны, и думал, что предыдущие семнадцать лет потратил зазря. Но что поделать? Не будешь же готовиться к жизни в монгольской степи десятого века (или какой он тут?), а вдруг он бы сюда ещё и не попал бы? И вот рядом лежит Лассен. Самое родное и близкое ему существо. Из-за которого он здесь и оказался.
  Так злиться на него или благодарить?
  
  - Мафей! - разнёсся голос. - Твой Лассен опять! Скажи ему!
  За прошедший месяц степь сильно изменилась. Как и владение языком. Все эти странные и гортанные конструкции стали привычными и обычными. Привычными стали и запахи. Когда кузнецы раздували свои печи, дым и гарь заполняли всё вокруг. Тогда Лассен старался перебежать на подветренную сторону. Но печи разгорались, и теперь только запах нагретого металла едва струился из хлипких деревянных строений. Маттей говорил, что в данных условиях сделать каменные дома невозможно, и даже деревянные — чудо, ведь дерево здесь не растёт. Тем удивительнее: если вдруг загорится, что они будут делать?
  Впрочем, оказалось, что деревянные, местами покрытые изнутри коврами хибары использовались только в зимний период. Как только слегка потеплело — кузнецы с удовольствием вышли на улицу, а возле сайтая и не холодно. Только ответственные, штучные детали ковали в помещении, а всякие наконечники копий, цепи, топоры, молотки, накладки на доспехи — всё на улице. А ещё тянули проволоку. Это занятие было нудным, тяжёлым, и его частенько сваливали на равара. Который хотя и не отличался выдающейся физической силой, но жрал-то как все! А хочешь есть — давай, работай!
  А работали здесь все! Даже женщины, кроме прямого назначения: вынашивания потомства, занимались чеканкой, полировкой, ткачеством, ремонтом одежды и не только. По сути, равар здесь был самым бесполезным существом.
  К счастью, самого Лассена это не беспокоило нисколечки. Это Маттей относится к человеческой стае, его волнует, как к нему будут относиться. А он уже давно смирился с положением омеги. Тем более, что омега он не настоящий, он вообще к этой стае не относится, он — омега Маттея. Вот только могучий волшебник по какой-то таинственной причине не покорял местное дикое население и не становился его вожаком. Хотя Лассен прекрасно осознавал: имея такие возможности, коим он сам был свидетелем, можно было местных дикарей приручить, как тех собак, что так рьяно накинулись на него в самый первый и самый страшный день.
  Люди собак — отогнали, показали его какому-то старику, который дал напиться и что-то объяснил местным, так похожим на Маттея, но даже ему, далёкому от их цивилизации равару, очевидно диким.
  Впрочем, с какой-то стороны Маттей прав. Их кормят, поят, и не мешают. Когда Маттей приехал на лошади в стойбище, Лассен понял, что счастье — есть! Жить здесь одному среди этих вонючих обезьян ему совершенно не хотелось, но убежать в заснеженную степь тоже удовольствия мало. Может, он и смог бы выжить даже здесь, но не зимой и не вот так, с бухты барахты. На следующий год. Да и надо ли? Жить как дикий зверь, одной охотой, не имея самки и цели в жизни? Он всё равно когда-нибудь умрёт, рано или поздно, не имея возможности оставить потомство, и в том — себя. Так какая разница, когда? И вдруг — он! Живой, здоровый, и очень похожий на аборигенов, в этой своей шубе и на лошади. Лассен безумно обрадовался. А Маттей не забыл, чей он вожак, и забрал его с собой! Равар прижимался к незнакомо пахнущей шубе, трясясь на лошади впервые в жизни, и думал, что вот теперь цель в жизни появилась. Да, пусть их стая состоит всего из них двоих, но это — стая, и ради неё можно жить дальше.
  А потом оказалось, что местные больны. Причём, тяжело. Поначалу Лассен испугался, может, они тоже заболеют? Но Маттей сказал, что им не грозит потому, что именно они принесли эту болезнь.И для них она безопасна, а вот местным… Как он мог принести болезни? Он же здоров! И Маттей здоров! Но не ему спорить с волшебниками.
  Это была тяжёлая, но интересная неделя. Равар познакомился с бытом аборигенов и своим вожаком. Вот тоже… Вожак. Вожак — это тот, кто ведёт за собой стаю. Кто определяет в стае правила. И требует от остальных их соблюдения. Если тебе не нравятся правила — ты можешь восстать против вожака, но в случае победы тебе придётся принуждать остальных соблдать правила. Не важно, твои новые или оставшиеся от старого. У каждого в стае стоит выбор: драться за право драться постоянно, или получить разок-другой трёпку, если вожак тебя поймает и накажет. Маттей наказать его не может в принципе. У него не зубы, а насмешка природы. Как у лошади! Хотя мясо ест. Может, местные лошади тоже мясо едят? А не дают им только потому, что самим мало? Итак, наказать Маттей не может. Но… Но он всё равно вожак! Потому что они живут среди людей. А Маттей — человек, и хотя он в этой стае далеко не вожак, но он лучше равара знает их обычаи. И он тогда сказал, что Лассен его слуга. И всё. И теперь на все проступки равара люди жалуются вожаку.
  А что он такого сделал? Подумаешь, овцу трахнул. Что в этом такого? Они же эту овцу потом всё равно съедят, что им, жалко? Жалко. Опять зовут Маттея. А что он ему сделает? Посмотрит укоризненно и скажет «Лассен! Не надо!»?
  А что ему делать? На правила местной стаи ему чихать. Самки у него здесь нету. А сам Маттей не даёт! Хотя у него дома они прекрасно развлекались. Или это потому, что у них дома подобное разрешается, а здесь — нет? И главное, язык, который они оба изучают, не позволяет задать и обсудить подобный вопрос! Как-то эта тема ни разу за месяц в разговорах не всплыла, и поэтому равар просто не знает нужных слов. А весна всё ближе, тема всё более актуальна.
  К счастью, от неприятных для всех нравоучений и постановки омеги в позу всех отвлёк топот копыт. Лассен услышал его раньше всех, но что с того? Вот и взметнулась пыль, и показались всадники Равар глянул на людей, но те не выказывали признаков беспокойства. Значит, и ему волноваться нечего. Разве что опять придумают какую-нибудь фигню, чтобы потрепать нервы одинокому равару.
  Всадников было восемь человек. И лошадей, соответственно. Они подскакали, спрыгнули, начали обниматься… чуть не сказал «обнюхиваться». Но у людей нет этого естественного способа знакомства. Хотя нос — есть, и они им даже нюхают. Удивительно. Чего только в жизни не бывает?
  Самый главный из приехавших людей искал Маттея. По крайней мере он спрашивал остальных, покрутил головой и увидел искомого. Направился прямо к нему. И ударил кулаком в лицо! Отсюда не было слышно, что он ему выговаривает, точнее, равар не мог разобрать слова не особо хорошо знакомого языка, но язык тела видел отлично! Молодой крепыш за что-то наказывал его вожака. А Маттей… Эх… Всё понятно, что этот Аликан сильнее. Он — воин. Для него убить — это абсолютно естественно и обыденно. Но нельзя же так! И поза, и эти руки, которыми он то ли пытается защититься, то ли подставляет, чтобы их отрубили первым делом, и движения, запоздалые, неумелые. Если ты с вожаком собираешься драться — так надо демонстрировать свою силу и агрессию. А если ты драться не собираешься — надо демонстрировать подчинение! Это же очевидно! А он? Ни то, ни сё! Вот же ж достался ему вожак… Такой лох!
  Но мысль обоссать Маттея даже не появилась. Во-первых, равар уже усянил, что за подобное будет бит всеми людьми, хотя у них это не считается за показательное унижение. А во-вторых… Слишком хорошо он ещё помнил снег, степь, и дикую радость: он наконец-то свободен! Он может бросить Маттея с его странным волшебным миром, в котором равар и не выживет. Он отлично помнил, как бег по чистому снегу прервался резким рывком за горло. Как было больно, страшно, непонятно… Как колючий снег драл шерсть, пока его тащили на верёвке, и голос «Не убивайте его! Пожалуйста!». Голос его вожака. И ведь не убили же. Да, дотащили до стойбища как пойманного зверя, но не убили. А могли.
  Да, ему достался вожак-неудачник. Слабый вожак. Неумеха. Но у него была парочка достоинств, за которые равар согласен был мириться с остальным. Он помнил о своей ответственности за него, Лассена. И он был волшебником. Возможно, здесь его волшебная сила отсутствовала или была ограничена, но потенциально он мог! И Лассен ничего не теряет, если будет держаться этого вожака. Потому что найти себе другого он не сможет, а стать вожаком самому? В этой стае людей? Ха! Для этого нужно такое грандиозное колдовство, что даже Маттей не потянет! Иначе уже давно стал бы сам!
  Аликан законил воспитание Маттея и начал общаться с остальными. Мастер Онгур, занявший место после умершего Масхуда, что-то долго обсуждал с приехавшими воинами, а Лассен бросил стадо из шести овец и направился к вожаку.
  Овцы были единственным кормом людей. Стадо уменьшалось, поскольку ели люди досыта, но никто по этому поводу не беспокоился. Кроме Маттея. И вот осталось всего шесть овец, для двух десятков людей и одного равара — на пару недель. Ввиду очевидной бесполезности шайтана, как называли его люди, для кузнечного производства, его подрядили пасти уменьшающихся овец. Но… Но выяснилась неприятная для людей особенность. Шайтан удовлетворял с ними похоть. Людям это не нравилось. Хотя Лассен и старался делать это подальше от посёлка, чтобы не нарываться на неприятности, но они всё равно ругались.
  Аликан решительно подошёл к равару. Тот продемонстрировал послушание и подчинение, а именно: наклон головы влево, поджатый хвост, спина изогнута.
  - Живой! - с непонятной интонацией сказал Аликан. Протянул лапу и дёрнул за шерсть. Равар смолчал. Аликан повернулся к кузнецам: - Как он вам? Не обижает?
  - Нет! - сказал мастер Онгур. - Хорошо помогает. Одна беда: овец трахает.
  Алика поглядел равара сверху вниз.
  - И пусть трахает. Тебе жалко? Или овца от этого не такая вкусная?
  Равар несколько удивился. Этот воин, оказывается, не такой уж плохой?
  - Это всё, что у вас осталось?
  - Да, батыр. Ждём, когда начнётся торжище.
  - Эй, слушай, ждать всю жизнь будешь? Степь уже подсохла, когда к вам приедут — кто знает? Езжайте сейчас!
  - Ты прав, батыр. Съездим.
  - Куда привозить худэр?
  - А вот сюда и привозите, - Онгур махнул рукой.
  Лассен подошёл к Маттею, зло сжавшему губы. Проходя мимо, мазнул хвостом по бедру человека. И они пошли в кузню, где сейчас никого не было.
  Только там Маттей позволил себе обхватит равара и зарыдать в шерсть. Лассен обхватил его за грудь и молчал, позволяя выплакаться. Эта особенность людей его тоже несколько удивляла, но что поделать, если они так устроены? Пусть плачет.
  - За что он тебя?
  - За то, что все заболели!
  - А ты тут причём?
  - Он сказал, это я виноват. Я принёс болезнь!
  - А ты разве мог этого не делать?
  - Не мог! И это самое обидное! Я же не знал!
  Лассен покрепче обнял вожака. Да уж. Это ужасно неприятно, когда тебя обвиняют в том, что ты не делал. Но это законы стаи: даже вожака могут обвинить в чём-нибудь, и разница только в реакции.
  - Маттей. Если ты виноват — покажи это. Если не виноват — покажи это.
  - Как?! - вскинулся юноша, вытирая рукой слёзы.
  - Ты готов драться? Дерись. Ты не готов драться? Подчинись. Не важно, виноват ты или нет. Наклонись, подставь себя под удар. Не спорь. Не доказывай. Если доказываешь — то до конца.
  Вести просветительски-философские беседы на чужом языке несколько проблематично. Неизвестно, что там понимает из сказанного Маттей? Но другого у них нет. Юноша решил отвести разговор от себя и переключился на равара.
  - Лассен! Зачем ты трахаешь этих овец?
  - Я хочу.
  Маттей открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашёл, что. В конце концов нашёлся:
  - А ты можешь это делать хотя бы подальше?
  - Я стараюсь! - Равар лизнул человека в шею и ухо.
  - Ну Лассен! Ну я же не овца!
  - Да. Ты Маттей. Помнишь?
  Конечно он помнил. Но, как всегда, отстранился. Отошёл. Ну и ладно, хоть успокоился.
  В кузню заглянул Улукхай.
  - Эй, вы тут что? Всё? Выходите!
  Оба вышли. Если бы Лассен имел право выбора, он бы тоже выбрал вожаком Аликана. Вожак хоть куда! Такому и подчиняться не зазорно. Вон как распоряжается! А их с Маттеем обязали готовить повозки. Для начала их надо было выкопать из-за залежей мусора. Выволочь и смазать колёса. Чем ни один, ни другой никогда не занимались. Остальные потешались, глядя на неумех, но равар стоически терпел все насмешки, подавая этим пример своему вожаку. И тот опёрся на эту помощь, тоже не стал ни плакать, ни злиться. Загрузка телег прошла на удивление быстро. Обе оказались практически пусты, наверное, если поднапрячься, равар это всё и один бы утащил. Пусть не так далеко, но всё равно, одной телеги хватило бы за глаза! А они едут под охраной восьмерых конных воинов, да здесь все люди бы на тех телегах разместились. Зачем такая роскошь?
  Выяснилось это на третий день, когда путешествие на скрипучих и тряских телегах уже въелось глубоко в шерсть. На третий день после очередного холма охранники присвистнули и умчались куда-то. Потом вернулись. И через час телеги выехали на дорогу. Дорога в степи смотрелась удивительно чужеродно. Маттей это тоже отметил. А ещё через два часа тряской рыси они приехали на торговую площадку.
  То, что здесь торгуют, равар понял сразу. Хотя в его мире порядка было значительно больше, а главное, у них уже изобрели деньги! А здессь запросто можно было услышать «Даю за этот топор трёх баранов! Нет, три мало. Четыре давай!»
  А вот про что равар забыл, так это о том, что в этом мире равары — редкость. И если в посёлке кузнецов все уже привыкли к прямоходящему пушистому шайтану, то здесь на них начали оглядываться. И даже подходить ближе. Нет, всё таки с вожаком ему повезло. Тут же сообразил.
  - Лассен, сделай собаку!
  Равар сообразил, опустился на все лапы и даже завилял хвостом. Но на них ещё некоторое время смотрели с подозрением. К счастью, сутолока и суета торгов быстро отвлекли от приехавших.
  Зато приехавших знали. Хотя бы некоторые. Подошли к Онгуру, приветствовали, даже обняли. Узнали, что случилось с Мосхадом, очень расстроились, но тут же потащили пить чай. Заодно расспрашивали Маттея, откуда он и что делает.
  Маттей рассказывал стандартную легенду, что дрался с демоном и попал сюда вместо загробного мира. Это не столько они с Лассеном придумали, сколько получилось само собой, когда пришедшие в себя кузнецы воспылали любовью и заботой к пареньку, откровенно спасшему им жизни. А заодно возжелавшие узнать, кто он и откуда. Там же ему дали кличку «войтер», что сам Маттей переводил как «чужеземец», но войтером был и Шамшер, а он на иноземца похож не был. Да и отношение к шаману было откровенно отеческим, к нему бегали за каждым вопросом, это Лассен видел своими глазами. Но и его тоже называли «войтером», так что скорее всего Маттей прав.
  Вот эти люди, напоив всех чаем и потрепав Лассена по голове (спасибо, что не обоссали!) и спине, отправились к телегам смотреть, что привёз Онгур. И тут равар понял, зачем нужны две телеги. Да тут двух телег маловато будет!
  За привезённые несколько железок и с десяток ножей их озолотили. В самом прямом смысле этого слова! Онгур получил мешочек золотого песка. А заодно в телеги положили два огромных тюка с хлопком, несколько медных казанов и кувшинов, вторую нагрузили досками и брёвнами. И всё — за два десятка ножей и железные блямбы? Неплохо! При этом не видно, чтобы кузнецы жили богато. На взгляд равара они жили крайне бедно. А поди ж ты, продают ножики за золото!
  Изображать из себя животное оказалось сложно. Потому что равару местный торговый центр тоже был интересен. А ни спросить, ни потрогать, ни в лапах подержать. Разве что понюхать. После загрузки телег их отпустили погулять и посмотреть. А посмотреть было на что. Кроме товаров, привезённых Онгаррен знает откуда, были ещё и сами люди.
  Пока что Лассен видел всего два типа людей. Такие, как Маттей, и остальные. Круглые узкоглазые лица, клиновидные длинные бородки, чёрные прямые волосы, старики очень морщинистые. И вот среди приезжих встречались широкие светлые бороды, рыже-красные волосы, длинные лица. И даже местные отличались, кто-то более круглый, кто-то менее. И кроме разнообразнрых товаров, которые обоим были интересны только как музейные ценности, ибо ни тот, ни другой не имели ничего на обмен, ещё были игры и времяпровождение! Например, за торговым центром был расстелен ковёр, где мерялись силой борцы. Один из участников выбывал, на его место выходил другой, сбрасывал одежду и начиналась борьба. Недолго, но бывало, что поединки затягивались. Зрители подбадривали борцов, уходили, подходили. Парочка постояла, глядя на эти состязания, и пошла дальше.
  Что сделал Маттей, Лассен не уследил. То ли толкнул кого-то, то ли наступил на что-то. Но человек начал на него ругаться, а как ведёт себя его вожак в подобных ситуациях — Лассен уже знал. И точно. Ну разве можно так, вожак? Даже если ты слабее и не можешь драться — но хотя бы порычи! Хотя бы задери хвост! Онгаррен тебя побери, нет у него хвоста… Ну, хотя бы лапы вперёд с расправленными когтями! Да что я его учу, да ещё мысленно!
  Равар шагнул вперёд и членораздельно сказал:
  - Отойди. Укушу.
  Эффект обалденый! Равар даже не ожидал такого. Чуть не расхохотался, глядя в ошарашенное лицо. Они повернулись и пошли дальше, но далеко не ушли. На этот раз к ним бежали человек пять, да с оружием в руках. Вот тут равар попал с сложную ситуацию. Он вмешался и встал на защиту их маленькой стаи. Значит, должен и дальше защищать себя и вожака. Но против этих? Инстинкты кричали, что надо вступать в бой, путь и безнадёжный. Разум кричал, что надо убегать, и побыстрее. Опыт пытался примирить эти две сущности, негромко вопрошая: а куда бежать-то? И дальше что делать?
  Не знаешь, что делать? Делай шаг вперёд! И только сделав этот шаг, равар понял, что местные оружие носят не для красоты и не для устрашения. А реально умеют им пользоваться! Поэтому пришлось прыгать и уклоняться. Тут окружающие поттянулись на шум. К счастью равара, среди окружающих оказался и Улукхай.
  - Что вы тут устроили? Убери ножик! А то я тебе бороду оторву!
  - Это шайтан! - указал на равара обиженный.
  - Знаю. И что теперь?
  - Как «что»? Шайтан среди людей!
  - Он тебе что, сделал что-то?
  - На меня накинулся!
  - Этот? Врёшь! Мафей! Что у вас тут было?
  Вожак несмело и путаясь в словах объяснил, что случайно задел, а этот на него ругаться стал, а Лассен пообещал укусить.
  - Эй! Ты сказал, он на тебя накинулся. Ты врёшь, да? Выходи со мной на поединок!
  Противник засмущался и отошёл, сейчас ужасно напоминая Маттея. Может, это у всех людей так, и зря равар на него плохо думает?
  - Зачем шайтана по базару водит?
  - Тебя не спросили! Наш это шайтан, кузнечный! Он нам жизнь спас! А ты лжец, уходи, пока не поколотили!
  Пятёрка с оружием посмотрела на кузнецов, на подоспевших воинов Аликана, их вожак сплюнул и отступил. А бородатый воин взял Маттея за плечо и непреклонно отвёл к телегам. Не сказав ни слова, но и так понятно. Самому Лассену тоже ничего не сказали, но он и не собирался шляться по этому скопленю людей в одиночестве. Он даже с Маттеем побоялся бы сейчас куда-то идти. Нужны они ему, такие приключения?
  Лассен улёгся рядом сидящим Маттем. Положил ему голову на колено. Толкнул в руку. Парень зло глянул на равара и всё-таки положил руку на голову.
  - Почему я такой слабый? Я не хочу жить в этом мире. Он грубый и злой.
  - Так получилось. - Лассен правда не знал, как утешить вожака. - Придётся жить так. Иначе только умирать. Не умирай.
  Рука начала тискать шерсть гораздо активнее. А Лассен с неудовольствием подумал, что овцы вокруг под надзором людей. И удоволетворить сейчас растущее желание не получится. Обидно.
  Долго задерживаться не стали. Кузнецы принесли очередную партию товаров, в том числе — красивые туфельки жёнам и мешок сладостей детям, несколько мешков муки, с этим и двинулись в обратный путь. К изумлению равара, охрана их оставила, распрощалась и ускакала. То есть, железо — охраняют, а золото — нет?
  А на первом же привале все дружно начали утешать Маттея!
  - Эй, что ты так нос повесил? Первый раз, что ли? Не бойся, все так бывают! Если кто тебя обижать — нас зови! Поможем!
  - Вай, Мафей, надо будет тебе нож сковать. Ты без ножа ходишь, тебя любой обидит!
  - Лассен! А шайтаны ножами умеют сражаться, или вам хвоста достаточно?
  - Умеем, - сказал равар, не очень понимая, причём тут хвост?
  - Может быть тебе тоже нож сковать?
  - Богатые какие! - хмыкнул Онгур. - Каждому по ножу! Где столько железа возьмёте?
  - Нет, но хотя бы Мафейке — надо! - теперь уже принялись убеждать мастера.
  - Посмотрим. Как работать будете!
  Причём тут работа, Лассен не понял. Здесь что, ножи выдают за работу? Хотя, поглядев, сколько они стоят — это ж сколько работать-то надо?
  На обратном пути их застал дождь, и равар забрался под доски, предпочитая лежать в узком и неудобном пространстве, чем мокнуть. Иногда тоскливо думая, что если бы Маттей лежал рядом, было бы куда уютнее…
  По возвращении в родной посёлок оказалось, что их здесь уже ждут. И блеяние овец слышно издалека. Тут Лассен понял, что торговый центр — это вещь лишняя и необязательная. Потому что степь — широка, и кому надо, сами прибегут и что надо принесут.
  Вот почему поехали с такой малостью, потому что это действительно излишки! А основное торжище здесь, не выходя из дома!
  И за цепи, крюки, кинжалы, топоры и прочу мелочь им пригнали целую отару овец! А кому их пасти? Правильно. Ему, Лассену!
  К счастью, торговые операции и выдача заказанного (оказывается, здесь не приезжаешь выбирать готовое, а заказываешь заранее, чтобы тебе сковали именно то, что нужно!) не требовали присутствия их маленькой стаи, с разгрузкой телег управились быстро. Полюбовались на женщин, восторгающихся подарками, на детей, с потешными мордочками пробующих привезённые сладости, да и погнали стадо пастись.
  - Лассен… Ты опять будешь ебать овец?
  - Ты же не даёшь? А почему? Я тебе больше не нравлюсь?
  Маттей опустил голову.
  - Лассен…. Прости меня. Ты мне очень нравишься. Но… Ты же видишь, я и так здесь войтер. А если нас кто-то увидит?
  - Кто? - Лассен обнял парня, но Маттей отстранился и отодвинул его.
  Равар сел на хвост, глядя снизу вверх на своего вожака. Какая же это гадость, весна в чужом мире! В своём он бы нашёл кого-нибудь. А здесь… Самки нету. Вожак не хочет. Овец — нельзя. Оглядевшись, равар убедился, что никого не видно, пустился между овец, выискивая подходящую по запаху. Найдя наименее вонючую, запрыгнул на неё и выпустил сдерживаемое третий день естество.
  - Мафе-ей! - раздался далёкий голос. - Твой Лассен опя-а-ать!
  
  
  
  
  Мафей яростно замешивал глину с соломой. Ну, или не солома, а как называется сухая прошлогодняя трава? Сено? Три дня каторжного труда с утра до вечера. И все три дня, пока добывалась и приносилась глина, пока рубился уголь в огромной зияющей дыре и сваливался в огромные кучи, пока сортировалась привезённая руда — все три дня он ненавидел Лассена.
  А всё старые привычки. По причине редкостно тёплой погоды решил он искупаться и свои вещички постирать. Тем более, что женщины то ли в благодарность за заботу, то ли просто по своей женской традиции обихаживать мужиков, подарили ему дэгел. Это такой плотный халат. У некоторых он расшит богато, но Матвею и просто новенькой одежды хватило. А раз есть сменная одежда — можно старую постирать. А заодно и искупаться.
  Нагрел он воды в одном из самых больших котлов. А поскольку всё ещё стеснялся своего тела, то купальню устроил аж за отвалом пустой породы, где и установил треножник с цепью для котла, развёл огонь, согрел воды… Расстелил рядом дэгел, а сам разделся и начал смывать с себя двухмесячную грязь. Горячая вода оказалась невероятно приятна, а солнце грело и не позволяло холодному ещё ветру слишком уж морозить. Исплескав на себя полкотла воды, в остальное Матвей положил джинсы, майку, трусы, оставил откисать, а сам разлёгся на дэгеле, растянулся, подставляя белое тело весеннему солнцу. Местным хорошо, они загорелые даже зимой, а он летом обгорит в момент. Может хоть так слегка загорит?
  И чуть не подскочил, когда что-то коснулось кончика воспрявшего члена. Разумеется, рядом торчала морда Лассена!
  Матвей напрягся, и член от этого — тоже. А Лассен обнюхивал его, и не только пах, но и живот, и грудь, и лицо. Юноша лежал, опёршись о локти, и глядел в коричневые глаза фуря. А тот начал его вылизывать! Матвей попытался отвернуться, отстраниться, как делал это всегда, но Лассен настойчиво полез дальше, и на бок лёг его мех… Вернулось всё. И мечты о живом и настоящем фуре, и память о доме, и ностальгия по колледжу, и то, как они с Лассеном тискались у него на постели.
  Матвею и так приходилось туго, постоянно откаывать Лассену, когда самому хочется… А тут такой напор, они уже голые, и вроде бы никто не видит. Вроде бы. Но за фуррем же постоянно глядят!
  - Лассен…
  Лапа ухватила за бок и надавила, поворачивая. Фурь уже начал подёргиваться, тыкаясь беспорядочно, но целенаправленно.
  - Лассен!
  Матвей повернулся, встал на четвереньки и ощутил на себе знакомое мохнатое тело. И очень знакомое ощущение внутри. Ну что с ним делать, а?
  Матвей терпел, потому что ничего другого ему не оставлось делать. Ну почему он такой слабый, а? Ну почему…? Даже прогнать Лассена не может. Он такой лох, что его может трахнуь первый попавшийся фурь, а он не может себя даже защитить.
  Лассен лежал на спине, перестав дёргаться, а Матвей зло смотрел в землю, представляя, как сейчас любуются на них местные, и что говорят, и как после всего этого будут к нему относиться. Он и так войтер презренный, а тут ещё и оттраханный волком. Днём. При всех.
  Лассен слез, но Матвей так и стоял, понимая, как он тупо выглядит. Но что поделать? Лох ты и есть лох. Куда деваться? Ведь казалось, что всё уладится, и жить он сможет здесь, и не так уж страшно всё, как кзалось в первые дни. И вот…
  Лассен вдруг куда-то умчался на дикой скорости. Вот это выбило юношу из ступора. Он поднял глаза и обнаружил, что вокруг всё тот же день, по небу плывут облака, колышутся старые пожелтевшие метёлки, уже окружённые зеленью новой травы. А он стоит голый на расстеленном халате, выпятив жопу, и это видно всем, подходи и бери!
  Матвей встал, огляделся и продолжил стирку одежды. Потом развесил её просушку, а сам улёгся обратно на халат.
  Он столько лет мечтал о фурре. И вот он у него есть. Живой, настоящий, йиффливый. Но как же достал!!!
  Разумеется, их «милое развлечение» не осталось незамеченным. И вечером к нему подкатил Субэдей.
  - Что, нравится тебе такое?
  Подмастерье кузнеца, держащий заготовку и подающий инструмент, он никогда не воспринимался Матвеем как опасность. И вдруг — такое… Но юноша попытался вывернуться:
  - Какое «такое»?
  - Чтобы тебя как овцу! - Субэдэй криво усмехнулся, раздевая взглядом парня. А Матвей вперые вы жизни почувствовал на себе, что это такое.
  - Нет. Не нравится, - коротко ответил юноша, не очень представляя, как себя вести? Долбанный Лассен!
  - Давай, я лучше него!
  Матвей отбил протянутую руку и пошёл прочь. И вот третий день он ощущал себя последним чмом, ныкаясь и прячась от Субэдея, так чтобы не остаться с ним один-на-один. Потому что понимал: противопоставить помощнику кузнеца он ничего не может. И не тот социальный статус, и силы неравны. В общем, сбежать бы в степь… Но как там жить?
  - Мафей! - прикрикнул Онгур.
  Юноша очнулся и перестал месить однородную массу. Удивительно, но ещё месяц назад он не смог бы работать столько времени подряд. Устал бы через пять минут. А сейчас месишь и и месишь.
  Все вместе начали лепить печь. Пожалуй, только эта необычная работа позволяла отвлечься от дурных мыслей. Лепить печь! Нет, надо же? Кто бы мог подумать? Просто берёшь и лепишь печь. Для плавки железа. Не, вы серьёзно? А чё, так можно было?
  Печь вылепили основательную. Внизу подстелили поддон, куда будет стекать железо, потом сверху — корпус. Где-то на уровне колена — отверстие. Рядом с ним — возвышение. Но его делали не из глины а просто навалив камней и шлака, и уже его обмазав глиной. Параллельно с этим готовили древесный уголь. Матвей думал, что брёвна привезли для строительства — ничего подобного! Их уложили в выкопанный ров, зажгли, а когда всё это хорошо разгрелось — засыпали землёй. И вот сейчас землю отгребли в сторону и укладывали куски древесного угля. Работа грязная, но работники весело пугали друг друга чёрными руками, а то и рисовали на лицах всякие узоры. Матвей бы с удовольствием присоединился к веселью, но над ним дамокловым мечом висел Субэдей. Все мысли только о нём. Грёбанный Лассен! Просил же!
  И вот всё было готово. Онгур обошёл постройку, и на этот раз Матвей уже достаточно освоил язык, чтобы разобрать «Великий Зит, призываю тебя по закону твоему, дай нам железа, дай нам огня и дай нам бутэц».
  Что такое «бутэц» Матвей не знал, а спросить постеснялся. Не сейчас. Все мысли об одном.
  Зато за ужином Онгур поинтересовался, почему Мафей никогда не призывает Войта? Может быть Великий Бог на него обиделся? За это и лишил разума? И тут Мафей получил возможность задать давно интересующий его вопрос. Что же такое «войтер»?
  И оказалось, что это последователь Войта.
  - Я не войтер.
  - Как не «войтер»? Ты что? Ты же онаглы Войта!
  - Я не «онаглы». Я вообще из другого времени. Я из будущего.
  - Что? Из какого такого будущего?
  - Я из двадцать первого века. А какой у вас тут век я пока не понял.
  - Какой такой двадцать первый? Отчего двадцать первый?
  - От рождества Христова.
  - Какой Христова? Зачем Христова? Кто это такой?
  Тут заинтересовались и подсели все остальные. И Лассен улёгся рядом, хотя Матвей сейчас вовсе не был рад фурю. Но и гнать не за что. Он-то не овца!
  - Это сын божий.
  - Как сын божий? Ты что, Мафей, съел что-то не то? Так на, попей кумыса!
  Кумыс, кислое кобылье молоко, был знаком ещё с Краснодара. В супермаркетах и не такое продавалось. И «айран», и «маццони», и чего только не встретишь! Но настоящий кобылий кумыс ни в какое сравнение не идёт с тем, что разливали в тетрапаковские пакеты! Кумыс Матвей выпил.
  И завязался теологический спор. Рассуждать о богах и их участии в мире тяжело на любом языке. А если он тебе не родной, то приходится долго выяснять, что сказал собеседник: то ли это слово, то ли имя, то ли вообще ругательство? А как объяснить древним монголам о Христе, о его спасении и распятии? Изумлённые слушатели пытались понять, он не шутит? И действительно где-то Великие Боги лично сошли на землю и… хм… простите… оттрахали женщину? И она не только это выдержала, но и родила здорового ребёнка? Это поэтому Лассен овец шпилит, тренируется? Ничуть не смущённый фурь объяснил, что он трахает овец потому, что пришла весна. И ему очень, очень-очень-очень хочется. Самок его вида здесь нет, а Матней ему не даёт.
  Вот тут Матвей понял, что сейчас лично свернёт фуррю шею. Потому что хуже уже не будет. На него смотрели все! И все это слышали. А Субэдей ещё усмехается эдак, мол, только скажи, что не даёшь. А я всем расскажу, что даёшь!
  - Почему? - удивился Онгур.
  Матвей молчал секунды три, прежде чем до него дошло, что именно спросил мастер.
  Точнее, как именно он спросил.
  Он не удивился. Не ругался. Не смеялся. Он просто поинтересовался, почему Матвей отказывает Лассену, и тому приходится трахать овец. То есть, если бы, он ему разрешил, то Онгур бы не удивился?!
  Однако, надо что-то сказать! Вот только что?
  - Не заслужил.
  - Маттей! - Лассен положил ему лапу на бедро, заглянул в лицо и застучал лисьим хвостом по коврику. - Я буду стараться! Я всё сделаю, мой дарга!
  Все засмеялись. Но засмеялись не обидно, а именно над шуткой фурря. И Онгур начал расспрашивать дальше.
  А Матвей рассказывал о житии Христа и его казни, а так же о том, за что именно пострадал незнакомый местным Христос, а сам пытался понять, что произошло? Бесстыжий Лассен только что объявил всем об их взаимоотношениях…. И мастер-кузнец чуть ли не попенял ему за то, что лишает бедного фурря секса! И на это вообще никто внимание не обратил! Правда, Жалман спросила его, а что должен сделать шайтан Лассен, чтобы Мафей его простил? Но тут вмешался муж и достаточно грубо сказал, что это их дело и пусть женщина не лезет в дела божественные! Если только Матвей правильно его понял.
  Так что ночью Лассен устроился у бока и положил лапу на бедро. Матвей лапу столкнул.
  - Что мне надо сделать? - зашептал фурь в ухо.
  - Спи давай, - сдавленно буркнул парень, понимая, что если фурь будет чуть более настойчив — он поддастся. А заниматься сексом при всех он ещё не готов. Хотя Онгур с женой, кажется, пыхтят. Но кто Онгур, а кто — он? И потом, он — с женой, а они кто? Два одиночества неизвестно где.
  Ранним утром Онгур ещё раз уточнил, будет ли Мафей призывать Войта? Нет? А Лассен? Тоже нет? Тогда начнём.
  Сначала развели огонь из дерева. Потом на него навалили бурого угля из своего месторождения. И Мафей занялся привычным и почти любимым делом. Качать меха несложно, хотя и скучновато. Но мастера хвалили его за работу, он направлял струю куда надо и старался прогревать заготовку равномерно, там где надо. Так что его практически перестали менять, как было в самом начале. И вот сейчас его меняли каждые четверть часа! Потому что дуть нужно было непрерывно! И один из сменщиков — Субэдей. Да рядом с ним даже находиться неприятно, не то что касаться после него рукоятей мехов!
  Огонь быстро разгорелся и на полчаса процесс прервали, занявшись сортировкой руды. Мастера по каким-то только им ведомым критериям отбирали одни куски, откладывая другие. Руды привезли три телеги и она возвышалась кучкой возле отвала. Красноватые тяжёлые камни, некоторые разбивали на куски помельче, остальные складывали так. Потом железной кочергой из отверстия в самом низу выгребли золу, забросили в печь древесный уголь, навалили поверх него руду, и вот тут началась самая работа. Хотя от мехов к печи шла примерно метровой длины глиняная труба, но раскалилась печь так, что стоять возле неё положеных четверь часа — жарковато! Хорошо сейчас весна, солнце ещё не так сильно печёт. А как же оно летом здесь? Ой, мамочки!
  И так — почти до заката! Мастера только угля подкидывают, и качай, качай себе! А под вечер уже руки устают!
  И незадолго до заката мастер Онгур прочитал благословение-молитву, выломал кусок стенки печи и щипцами вытащил оттуда здоровенный пыщащий жаром ноздреватый кусок. Его тут же положили на наковальню, помощники взяли молоты и принялись его ковать. А Матвей разжог сайтай, куда время от времени клали остывающий слиток. И через час, превратив ноздреватый комок в почти плоскую лёпёшку — заорали, бросили всё и кинулись обниаматься. Долго и с наслаждением отмывались, а женщины приготовили праздничный ужин: напекли лепёшек, сделали лапшу с мясом, всё это запивали кумысом и айраном. Говорили всякие хорошие вещи, поминали предков, основавших этот горный посёлок, если считать горами холм в две сотни метров. Хотя, для степи — праткически гора. Устроили даже что-то вроде театра. Но большинство юмора Матвей не понял, так что просто наслаждался радостной и праздничной атмосферой.
  Ночью Лассен опять положил ему лапу на бедро. И Матвей, страдая и превозмогая себя, снова её сбросил.
  Он опять готов был заплакать. Да что ж такое-то? Он получил желаемое. Вот, есть фурь, который совершенно не против. Он мечтал, чтобы они остались одни, так, чтобы не пришлось Лассена никому отдавать. Вот, пожалуйста! Они вместе и никто, кажется, не возражает против их отношений. А что до Субэдея, то он тоже не возражает. Даже наоборот, хочет пристроиться третьим. Так почему же всё так плохо-то?
  - Ррр! - сказал Лассен куда-то в темноту. И Матвей даже не шелохнулся, отлично понимая, кому и за что. Зато вдруг резко успокоился. Как бы там ни было, а не будь Лассена — ему пришлось бы сильно хуже. Фурь здорово помогал ему, хотя бы вот тем, что прикрывает спину. И вообще утешал и поддерживал. А ты ему не даёшь, укорил он сам себя. Хотя все об этом знают. Завтра, решил Матвей. Завтра. Если Лассен попросит — дам. Я же не железный! А сейчас- спать.
  Утро началось с проблем. Матвей зашёл за отвал, присел, как обычно, разглядывая хмурую сегодня погоду и размышляя, будет сегодня плавка или нет? И тут появился Субэдей.
  В принципе, Матвей не представлял себе менее эротичского момента. Но мужику, видимо, очень хотелось.
  - Что, не будешь за своего пса прятаться? Ну, иди сюда, никуда ты теперь не денешься!
  Никуда не денешься? Матвей ухватил горсть земли и встал. Благо, сегодня он был одет только в дэлэг, а его можно носить на голое тело. Так что бросок земли, противник закрывает лицо, а ты — ноги в руки и бегом! Куда? В кузню!
  Он ворвался в привычное и тёмное помещение, дыша как загнанный зверь. И внутри родилось глухое бешенство. Сегодня Субэдей показал, что ему не будет жизни. Что ж, раз так… Матвей огляделся. Схватил заготовку для клинка, уже заточенную и отполированную но ещё без рукояти и гарды, огляделся ещё раз и присел у двери, прикрыв левой рукой голову.
  Очень странное ощущение. Он только что боялся до дрожи. Искал, куда бы спрятаться. И вот он сидит в засаде как хищный зверь. Как… фурь? Да, наверное это ближе всего. Так мог бы сидеть Лассен, изображая раскаяние и страдание. Но испытывая невероятное облегчение. Открылась дверь, и очень тяжело было не дёрнуться. А дождаться, когда рука схватит за волосы и поднимет, повернув к себе лицом.
  Они посмотрели друг другу в глаза. И Субэдей не увидел страха! Он увидел решимость. И даже всё понял! Просто он понял слишком поздно.
  Страшный крик ударил по ушам. И он даже пытался отмахнуться, но Матвей тоже ударил его и попал по руке. А потом кромсал и бил это тело, не очень понимая, куда, но выплёскивая с каждым ударом весь страх и ужас, накопившиеся за эти четыре дня. Он убивал не насильника Субэдея, он убивал собственый страх. И попытка ужаснуться «Что я натворил?» и «Ой, что со мной будет?» натыкались на непривычно твёрдую стену внутри.
  Он затих, валяясь у ног и отвратительно воняя кровью. Матвей стёр плечом брызги с лица. Дверь повторно отворилась и в неё полезли, расталкивая друг друга, остальные обитатели посёлка. Глядя на изрезанное тело и заляпанного парня, сжимающего в правой руке лезвие.
  А Матвей думал только об одном. Ему придётся сражаться против всех? Или лучше зарезаться сразу? А он сумеет? Но мысль о самоубийстве наткнулась на ту же стену. Нет уж! Он не позволит себе умереть! Но и убивать кузнецов не хочет. Не за что. Не заслужили!
  Последней к месту трагедии протиснулась Жалман. Растолкала мужчин, заглянула, отшатнулась. И оттуда, снаружи, спросила, глядя в лицо Матвею:
  - Он к тебе всё-таки приставал?
  - Да! - выдохнул тот.
  Женщина прижала ладонь к губам, покачала головой, повернулась и пошла. Онгур постоял ещё с полминуты, потом велел:
  - Иди, выкопай для него могилу. Жалко, дэгэл ты изрезал, хороший ещё был. А вы что стоите? Идите копать уголь!
  Оглядел кузню и сказал негромко:
  - Кровь зря ты здесь пролил. Нехорошо… Э, куда? Это теперь твой клинок, ты же им кровь пролил! Так что сам будешь за ним следить, сам ухаживать. Потом возьмёшь своего шайтана и всё здесь тщательно отмоете. Потом поедешь в стойбище, найдёшь Шамшера, вези его сюда. Пусть прочитает очищение, раз ты сам не умеешь.
  И вышел. За ним потянулись остальные.
  Матвей стоял над трупом поверженного врага и пытался поверить в то, что услышал. Ему не сказали ни единого плохого слова! Все указания, кроме последнего, были разумны и деловиты. Может быть Субэдей не к одному нему приставал? Тогда, получается, он сделал хорошее дело?
  Выкопать могилу. Удивительно, но в кузне нет ни единой лопаты! Есть нечто вроде тяпки, она же «мотыга». Вот ею и копать. Надо им, что ли, показать лопату? Хотя, посмотрев на вчерашнюю плавку, Матвей осознал, почему за небольшую, в общем-то, партию железных изделий удалось обменять столько всего. Они три дня всем коллективом старались, и получили хорошо если десять килограмм железа. А то и того меньше! Это если шлак потом выбить. А сколько-то уйдёт при ковке. А сколько на это ушло угля? КПД работ ничтожен, поэтому железо дороже золота. Из вчерашнего «блина» можно сделать штук пять-шесть лопат. И всё? А будут ли они кому-то нужны? Что копать в степи? Могилы? Матвей тяпал землю, выгребая её в сторону, и чувствовал, что вокруг — весна. Степь зазеленела, птицы летают, поют над головой, ветерок свежий. А ему ещё дэгэл от крови отстирывать. И вообще, жизнь — хороша!
  Правда же?
  
  
  Матвей сидел на ковре, вытащенном из юрты, и собирал вольтов столб. Путь к этому высокотехнологичному устройству занял ещё месяц. А за месяц, прошедший с убийства Субэдея случилось очень много чего.
  В стойбище к убийству отнеслись с недоверием. Мафей точно ничего не перепутал? Он сам его убил? Точно? А не врёшь? И Матвей второй раз пообщался с даргой Итургэном. Вождь племени возжелал услышать рассказ полностью, и юноша поразился, как влияет фигура судьи на собственные ощущения! Там, в посёлке кузнецов, он хотел только уклониться от ответственности. Чтобы ему ничего не было за убийство. Сейчас и здесь он старался максимально честно объяснить случившееся, ничуть не умаляя ни свой страх, ни свою растерянность. Результат его тоже поразил. Ни слова не было сказано в обвинение, как и ни слова не сказали в защиту покойного. Но зато был вздрючен Шамшер. И велено было проверить, действительно ли Мафей войтер, или всё же шаман ошибается? Шамшер поднял бровь, но смолчал. И ритуал подготовил и провёл, довольно долгий и достаточно скучный. Служить объектом непонятного ритуала несколько стрёмно. Правда, Матвей ничего не почувствовал, чем вызывал у Шамшера уже неприкрытое изумление. Шаман нехотя подтвердил, что действительно ошибся. И Мафей не войтер!
  После чего собрался небольшой суд над несчастным попаданцем: кто он такой? А Матвей, в свою очередь, озаботился вопросом: а где он?
  До этого он искренне верил, что попал в Монголию примерно 10-12 веков, то есть, ещё до хана Чингиса. Потому что количество людей и качество металлических изделий никак не могло обеспечить многотысячное войско, захватившего полмира. Значит, до того момента ещё лет двести-триста. Но то, что он услышал, сильно поколебало его мнение.
  То, что местные кузнецы верят в духов Войта и Зита, поминая демона Харна, он слышал. Но мало ли каких богов чтут в диких кочевых племенах? Шамшер уверял, что Великие Духи не просто объект поклонения, а реально существующие силы. И каждый человек от рождения принадлежит одному из духов. Что крайне удобно с одной стороны, потому что сразу понятно, чему и как учить ребёнка. И неудобно с другой, потому что если нужно совершить действие иного духа — нужно звать «специалиста».
  Тут и так голова кругом идёт, а ещё и такие откровения! Кажется, Монголия любого века отменяется. Потому что Шамшер, войтер, то есть, принадлежащий Войту, продемонстрировал возможности своего духа.
  Налил в пиалу мутноватый кумыс. И протянул Матвею. Тот поднёс чашку к губам и обнаружил, что в ней вода. Чистая. Родниковая. Это впечатляло.
  - А вы с чем угодно так можете?
  - Нет, мальчик, Войт, он же Великая Пустота, имеет свои особенности и свои ограничения. И хотя Пустота может и разрушать, и творить, Войт редко восстаёт против Зита и Харна.
  - А куда делось то, что было в кумысе?
  - Когда ты встретишь Войта лично, спроси у него.
  - Так я ж никогда его не встречу! Я ж… не его!
  - Вот и я не знаю. Куда-то делось. Но я всего лишь шаман нашего племени, и не в состоянии стереть с лица земли город, как может первосвященник. И теперь мне любопытно: мы ожидали посланника Войта, появился ты. Но ты не войтер. Хотя ты вылечил ваших. Ты опустошаешь сагатай и жилища. И ты несёшь новое. Но не войтер. Может быть ты харнер?
  - Почему?
  - Потому что Харн — это Тьма и Разрушение. Все воины служат Харну и на острие клинков несут его имя. Но ты не похож на воина.
  - Я не воин. Это правда.
  - Но ты и не похож на зитера! Зит — это Созидание и Творчество. А Онгур ещё ругается на тебя, что ты постоянно лезешь пробовать что-то сделать. Лезешь, но не делаешь. Кто ты, мальчик?
  - Меня зовут Матвей.
  - Это я знаю и помню. Но каковы твои свойства? Может быть твой Лассен — войтер?
  - Не знаю…
  Они поехали обратно в посёлок. И Матвей даже не обратил внимания, как легко и привычно седлает лошадь, как они со старым Шамшером мчат по степи, пустив лошадей ходкой рысью, и ещё и успевают переговорить на ходу. Шамшер указывал то на одно, то на другое место и рассказывал, что случилось здесь или чем примечателен вон тот просвет между двумя низенькими, по колено, холмиками. Как он умудряется помнить всё это? Степь и степь. Ни дорог, ни указателей, а он всё знает до ямки, до бугорка!
  А как прекрасна степь весной! Ковёр из цветов от горизонта до горизонта! И мчаться на лошади по этому простору, топча копытами без жалости эту красоту, потому как красота чихать хотела на двух всадников, оставаясь неповреждённой и забыв через миг о проскакавших лошадях! Ах, какая поездка!
  В посёлке Шамшер сходу ошарашил всех известием, что Мафей — не войтер. И пока остальные растерянно переглядывались, не зная, что делать с этим заявлением, заставил провести обряд очищения кузни. На робкие возражения, мол, «я же не войтер!» велел не отлынивать и делать. Что именно делать — он покажет. И два часа они повторяли ритуал от начало до конца. В конце концов Шамшер хмыкнул и велел показать могилу Субэдея. Над которой очень коротко пробормотал несколько слов и вернулся к Онгуру. Посоветовав ему организовать обоим пришельцам отдельную юрту. Тот с советом немедленно согласился. А так же не мешать экспериментам юного Мафея, если он не будет портить ценное железо. Кажется, после обнаружения непринадлежности к загадочным войтерам, этому уже никто и не противился.
  Сборка новой юрты заняла от силы два часа. Хорошо, когда работают профессионалы, собирающие жильё веками! Пусть и небольшая, но своя! Какие всё-таки странные последствия убийства человека. Вместо того, чтобы быть осужденным или даже казнённым — получил отдельную жилплощадь и полную свободу!
  Ах, как же волнительно входить в новое жильё с Лассеном! Как… Как муж и жена! И непосредственный фурь тоже это прекрасно почувствовал, ибо немделенно полез обниматься и лизаться. Что ж, Матвей и сам ждал этого момента… Потом они лежали на тонких ковриках и оказалось, что весна — это ещё холодно. Лассену хорошо, он в шерсти! Хотя, если укрыться им целиком — то неплохо.
  И жизнь потекла дальше. А к кузнечному посёлку заворачивали то одно, то другое племя. Останавливались далеко, аж за дальними холмами, и поначалу Матвей не понимал такого отчуждения, ведь сразу после этого шли к кузнецам и меняли овец, ковры, одежду, шкуры и ткани на цепи, крюки, ножи, заклёпки. Поменяются, посидят, обменяются новостями, песнями и сказаниями — и опять степь пуста.
  А потом отъехал Матвей на пять минут от посёлка, и понял, почему. Стада овец и лошадей просто подчистую съедали траву. Так что гости оставляли хозяевам пастбище.
  Онгур неохотно, против воли, разрешал Матвею постучать молотком. А юноша сейчас остро страдал от отсутствия гугля. Он помнил, что сталь от железа отличается количеством углерода. Но как и насколько? Ещё был загадочный «чугун», который вроде бы как хорошо лился, но плохо ковался. А ведь чугун отличается от стали и железа тоже только содержанием углерода. Но насколько? И что нужно сделать с чугуном, чтобы получить сталь? Добавить угля или убавить? И почему у них в печках получается ковкое железо, а не твёрдая сталь, хотя топят углём? Сплошные вопросы! Он пытался уточнить у Онгура, но тот хмуро объяснил, что про уголь он не знает, а качество железа получается тем или иным в зависимости от примесей. И он очень надеялся на способности войтера, который будет очищать крицу от пустого железа, а тот оказался вовсе негодящим и в этом тоже. Хотя, конечно, зимой их спас, разговора нету, поэтому ладно, пусть пробует. Только железа на опыты он не даст, на железо сам видел какой спрос!
  Да, Матвей видел. А так же видел, что в отходах и шлаке, которые он выгребал из печей, множество мелких блестящих шариков. Вся беда заключалась в том, что их оттуда извлечь невозможно. Слишком долго. А очищать ковкой весь шлак — так извести надо будет вагон угля. А добывать его своими руками!
  И в один из дней в памяти всплыл огромный электромагнит, поднимающий тонны железных заготовок. Конечно, такой ему не организовать, но просто магнит сделать, пожалуй, по силам.
  Ведь если пустить ток через катушку, то железо намагнитится. И останется магнитным надолго. Осталось мелочи — пустить ток.
  С катушкой проблем не было. Оказывается, то золото, которое им дали на базаре — не было оплатой за товары. Это был материал, ресурс. И им его выдали, чтобы сделать проволоку. Расплавить золото и отлить из него брусок — раз плюнуть. Выковать из золота колбаску — вообще никаких проблем, можно даже не нагревать. А потом — нудная и тяжёлая работа, когда конец вставляется в брус с отверстием соответствующего диаметра, и тянешь. Потом в следующее: меньше, меньше… С золотом легче, медь тяжелее тянуть.
  А раз есть целая катушка золотой проловоки, остаётся только подать на неё ток. Где взять? Молнию ловить? Смешно, да. И когда приехало очередное племя, Матвей пожаловался Онгуру, мол, где бы взять кислоты? Нету, никакой? И на его счастье (кого благодарить? Войта?) у них оказался кувшинчик уксуса. Который отдали даже за просто так, если нужен — забирайте!
  Но ещё неделю он не мог приступить к задумке. Ведь работы навалом! И только приход очередного племени дал «выходной». Пока остальные пировали и общались, Матвей сидел на ковре и собирал вольтов столб.
  Пообещав, что взял все нужные запчасти только на время, он из кусочков железа и меди собирал длиннющую колбасу, в специально для этого продолбленной доске. А между ними прокладывал кусочки шерсти, смоченные уксусом. Какое будет напряжение у этого, с позволения сказать, столба, Матвей не представлял даже приблизительно. Оставалось надеяться, что изрядный моток золотой проволоки создаст хоть какое-то электрическое поле. И что брусок металла, который он тоже взял «взаймы» хоть немного намагнитится.
  Зашуршали колоски, раздвинулись, и оттуда выскочил довольный фурь. Подбежал, лёг, глядя на конструкцию.
  - Что это будет?
  - Хочу магнит сделать.
  - И зачем?
  - Чтобы добывать железо из шлака.
  - И зачем?
  - Что «зачем»? Они мне железо не дают, а я столько всего хочу попробовать…
  Лассен улёгся рядом, положив лапу на коленку. Юноша её погладил.
  - Ты собираешься всю жизнь прожить здесь?
  Матвей даже отложил сборку.
  - А… какие варианты?
  - Ты же был на базаре.
  - Был. И что?
  - Ты видел, сколько там всего продавалось?
  - Видел, - Матвей всё никак не мог понять, о чём это фурь? На рынке так и должно быть.
  - Откуда оно всё там берётся?
  Матвей закрыл рот. Он даже не думал об этом! А Лассен сообразил. Хотя изображал из себя зверя. Вот что значит — умный шайтан! Тьфу. Фурь.
  - Я не знаю… Но пока что всё равно же надо?
  - Пока — ладно. Тебе помочь?
  - А ты сможешь?
  - Конечно. Давай я тоже.
  Вдвоём и быстрее и веселее. Только Лассену, с его чувствительным носом, приходится отворачиваться.
  - Ну, что? Пробуем? Ты как, будешь какое-нибудь заклинание читать?
  - А я разве войтер? - Лассен тоже наслушался местных верований. - Не больше, чем ты.
  - Всё равно. Скажи что-нибудь на удачу.
  Лассен мазнул хвостом и сказал:
  - Великий Войт, сделай что-нибудь онигоо.
  Что такое «онигоо» Матвей не знал. Всё-таки они с фуррем по-разному овладели языком. Но засунул кусок железа в трубочку с намотанной на него золотой проволокой и подключил концы этой катушки к получившемуся столбу.
  Вспышка!
  От неожиданности Матвей выпустил концы проволоки. Он не ожидал от самоделки, даже не на серной, а на уксусной кислоте подобного эффекта! Ну полвольта, думал он. Ну, в крайнем случае — два. Но не так же, чтобы аж пыхать?
  Лассен без малейшего удивления смотрел на результат, ожидая действий дарга. То есть, вождя, преводителя. А Матвей с недоверием потрогал края золотой проволоки. Ф-фух, не расплавилась, уже хорошо. А то бы ему влетело бы за порчу такого дорогого изделия!
  Он вынул стержень, и… И не понял. Всталял туда он обычный кусок железа, местами серебристый, местами чёрный от вкраплений, то сейчас металл был откровенно желтоватый. С синими отблесками. Обалделый Матвей поворачивал его так и эдак, рассматривая. Это что, его ничтожный вольтов столб позолотил железку? Прямо сквозь катушку? Это что-то новенькое.
  - Что-то не так? - осведомился фурь.
  - Лассен! Ты же запахи хорошо чувствуешь! Скажи, чем пахнет?
  - Как я тебе это скажу? - недовольно отозвался тот, обнюхивая железяку. - Я таких слов не знаю.
  - Ладно, скажи, - Матвей достал свой нож, нечто среднее между тесаком и кинжалом, доставшийся ему после убийства. - Вот это и это одинаково пахнет?
  - Нет. По-разному.
  - А было одинаково… Что же мы с тобой сотворили?
  - Мы?
  - А… А… Ты хочешь сказать, это сделал Войт?
  - Я не знаю, - Лассен опять мазнул хвостом. - А что получилось?
  То, что получилось, Матвей обнаружил сразу. Потому что стоило ему опустить руки, и цветная железяка немедленно примагнитилась к ножу!
  - Получилось! Лассен, у нас получилось!
  Он обхватил фурря за щёки и чмокнул в нос. А тот облизал в ответ.
  - У тебя получился магнит?
  - Да.
  - Тогда мы богаты.
  - Почему?
  - Как ты думаешь, здесь много магнитов?
  - Аа… Ээ….. А ты думаешь, они тут кому-нибудь нужны?
  - Компас.
  Матвей замер, осознавая, что он только что сделал. Действительно, компас в степи — это же… гениально! Но его ещё надо сделать. И разрекла…
  М-мать! Разрекламировать! Это как раз то, что он умеет! Точнее, то, что он должен уметь в своём мире, но принципы же и здесь те же самые работают? А если здесь нет компасов… Это же поистене золотая жила!
  - Великий Войт! - Матвей поднял глаза к небу. - Спасибо! Век благодарен буду!
  Но пока что надо использовать полученный инструмент по прямому назначению. И уже через полчаса Матвей невероятно гордый насыпал в глиняное донце от старой печи изрядную долю железосодержащего шлака. Осталось его расплавить и отковать.
  На стук молота примчались сразу четверо.
  - Ты опять?! - возмутился Улукхай. - Совсем одного оставить нельзя?
  - Ты что, за молот боишься? - ответил Матвей, не прерывая занятия. - Я ваше железо не трогал. Я своё кую!
  - Прекрати! Вот уедут, придёт Онгур, тогда ковать будешь!
  Матвей сжал зубы. Больше всего ему было жаль угля, который он уже разжёг и сейчас придётся его гасить. Ну, ладно…
  Пирующие загомонили. К ним приближались три всадника, что-то везущие. Подъехали, поговорили с минутку, и все дружно кинулись к кузне. Всадники стащили что-то завёрнутое в ковры, оно плюхнулось на землю, словно внутри было желе.
  - Мафей! Ты разжёг сайтай? Храни тебя Зит, молодец! Ну-ка, взялись!
  Вытащили три походных наковальни, маленькие кубики на каменных подставках, и все дружно начали сооружать… клетку! Матвей привычно работал мехами, ему подсыпали уголь, совали то один, то другой железный прут, расплющивали концы, пробивали в них дырки, и заклёпками скрепляли всё это в некое подобие решётчатого гроба. Примерили «крышку», подхватили ковры и кувыркнули содержимое внутрь. Тут же накрыв клетку и намертво её заклепав.
  А Матвей с изумлением разглядывал пленника. Это оказался ящер, размером с варана, с переливчатой чешуйчатой шкурой, с гребнем по спине и выростами над глазами. Ящер оглядел людей, часто-часто подёргивая горлом, улёгся на дно и замер, не помышляя о сопротивлении.
  - Взяли!
  Тяжеленную ношу подхватили, Матвей ухватил подальше от морды, чтобы не укусил. И потащили в кузню.
  - Лассен! Сиди здесь, охраняй!
  Повернулись и пошли обратно, на ходу переговариваясь. Матвей, которому никто ничего не сказал, изумлённо провожал взглядом людей. Потом повернулся к фуррю.
  - Что это было?
  - Сам удивляюсь. А как его охранять? Ты знаешь, кто это?
  - Нет. А его что, могут украть? Кто?
  - Может быть тут водятся волшебники?
  - Тут может водиться кто угодно. Но утащить такую тяжесть… Да и куда они её унесут? Она ж греметь будет на всю степь.
  - Принеси мне коврик? Я лягу.
  Матвей сходил в юрту, взял один из ковров, притащил к кузне. Лассен улёглся на него, свернувшись. Матвей сел рядом, поглаживая фурря по голове и спине. Здесь, в этом удивительном мире, так похожем на древние времена, к их странным отношениям отнеслись более чем спокойно. Им даже отдельную юрту построили! Да, здесь не было электричества, водопровода, магазинов и даже денег. Здесь не было игр, и вообще развлечений. Жизнь сложна и тяжела. Но зато можно вот так совершенно спокойно сидеть рядом с фуррем, поглаживать его, обнимать, и всё остальное — тоже. Кстати, за овец Лассена постоянно гоняли. А вот то же самое с Матвеем вообще никого не удивляет. Странно всё-таки. Но приятно. Лассен мазнул его по спине хвостом. А Матвей встал и вошёл в кузню.
  Освещение в этом сарае оставляло желать много-много лучшего. Поэтому в полутьме клетка с ящером едва виднелась. И дыхания не слышно, хотя такой крупный зверь должен шумно дышать. Или не должен? Зато хорошо ощущался лёгкий пыльный запах, как будто… нафталин? Матвей подошёл ещё на два шага, пытаясь рассмотреть узника через решётку. Неожиданно как будто посветлело. Но нет, тьма оставалась тьмой, зато ящер как будто осветился невидимым источником света. У себя дома Матвей сказал бы, что кто-то выкрутил контрастность на максимум. Исчезли звуки, он как будто повис в невесомости, он и ящер в железной клетке.
  «Нравлюсь?»
  Бесплотный голос, отчётлвый, говорящий по-русски. Настолько неожиданно…
  - Да.
  «Ебать не дам».
  Это неожиданное заявление чуть не выбило из странного состояния. Матвей почувствовал, как кто-то ухватил его изнутри и потянул обратно. Снова темнота и отчётливо видимый в ней ящер. Уже без клетки.
  - А я и не собирался.
  «Это хорошо. А ты забавный. Но очень странный».
  - Ты можешь читать мои мысли?
  «Твои? Могу. Они у тебя есть».
  Матвей несколько секунд переваривал это заявление. Потом решил уточнить:
  - А у других нету?
  «Какие это мысли? Желания одни. Стать самым главным, взять себе женщину, понравиться вон тому мужчине, занять важный пост. Это не мысли».
  - Кто ты? И зачем тебя… пленили?
  Некоторое время ящер не отвечал. Потом бесплотный неслишимый голос уточнил:
  «Зачем тебе эти ответы?».
  Матвей уже открыл рот, чтобы ответить, и… и понял, что пленник прав. Даже если он сейчас всё узнает, он что, освободит его? Да это, во-первых, будет громко, ибо клетка заклёпана наглухо. А во-вторых, что ему будет назавтра? И ему, и Лассену? Хотя охранять поставили фурря, но Лассен же скажет! А даже если не скажет, он сам признается, чтобы волколису не влетело незаслуженно.
  «А ты ещё и честный?»
  Блин! Он же его мысли читает!
  - Так неудобно, когда твои мысли могут читать! - пожаловался Матвей.
  «Так неудобно, когда ты лежишь в этой клетке и тебя собираются сожрать!» - пожаловался собеседник.
  - Но я ж тебя есть не собираюсь!
  «Хочешь сказать, что когда меня изжарят — ты гордо отвернёшься и не проглотишь ни кусочка?»
  - А тебя поймали для еды? Не верю.
  Опять молчание.
  «Почему?»
  - Потому что если бы тебя хотели съесть, тебя бы убили. А не потратили столько драгоценного железа, чтобы сохранить живьём.
  «А может, меня хотят принести вашему королю?»
  Матвей подумал. Всё-таки так необычно общаться мысленно, да ещё и по-русски. Он уже начал забывать, как звучит русская речь, и видимо «король» - это дарга. Вождь. Наверное, самый главный.
  - Отсюда до любого короля далеко. Ты сдохнешь раньше. Так что проще тебя сразу убить.
  «Умный!» - похвалил ящер. - «Но ебать всё равно не дам».
  - С чего ты решил, что я тебя собираюсь… это самое?
  «Потому что зачем ты иначе сюда пришёл? Есть меня ты не собираешься. Особождать — не хочешь. Остаётся только одно».
  - У меня есть с кем этим заниматься.
  «Да, и это тоже смешно. Но интересно. Так что ты хочешь?»
  - Ничего. Просто посмотреть на тебя. Я таких никогда не видел.
  «Откуда ты тогда?».
  - Я… Я не могу это объяснить. У нас это называется «Земля», а здесь про наш мир никто и не знает.
  Ящер опять помолчал.
  «Можете уходить и не сторожить меня. Это бесполезно. Лучше поебитесь».
  - Я не хочу сейчас этим заниматься. А почему бесполезно?
  «Потому что я всё равно уйду. Меня для этого и поймали».
  - Чтобы ты ушёл?
  «Вас поставили сторожить и даже не рассказали о коварных хнорсах, уходящих из любых ловушек?»
  - А что, правда из любых? А тогда как же тебя поймали?
  «Хнорсы не очень быстро бегают».
  Матвей посмотрел на лапки и согласился.
  - Да, на таком не убежишь. А как же ты из клетки выберешься?
  «Магия!»
  И ящер засмеялся. Нет, он мерзко захихикал! Учитывая, что ушами Матвей слышал тишину — звук получился на редкость отвратительным.
  - Издевайся, издевайся.
  «Я не издеваюсь».
  Бесплотный голос остался таким же мерзким, но в нём откуда-то появились серьёзные нотки.
  «Хнорсы — порождения Харна».
  Сказано это было так, будто всё объясняло.
  - А люди? - уточил Матвей. И оказался прав.
  «С людьми Великие Духи не договорились. Поэтому каждый человек порождён одним из них. А вот мы — чистые прождения Харна».
  - Я не очень ещё разобрался в местной религии. Вы — прождение зла?
  Хнорс опять рассмеялся. Но на этот раз — искренне, чисто, легко.
  «Зло, добро, хуйло. Это ваши, человеческие заморочки. Харн не является «злом» так же, как Зит не является «добром». Это Великие Духи, и каждый из них даёт своим созданиям свою силу. Нам дана сила преодолевать любые запоры. И подбери слюни, у тебя так не получится».
  - Почему? - глупо спросил Матвей.
  «У тебя хвоста нет!»
  Хнорс снова мерзко захихикал. Хотя снаружи оставался спокойным молчаливым ящером.
  - А причёмт тут хвост?
  И вдруг вид ящера в темноте подёрнулся рябью, будто по экрану побежала помеха. И появилась схема- картинка. Она мигнула и появилась схема из учебника электротехники: источник тока, конденсаторы, резистор, а это что?
  «Как у тебя тут интересно! Но я сам не понимаю твоих схем. Давай по простому».
  Стоять перед другими голым — стыдно. Но когда ты стоишь перед кем-то, кто лазит у тебя в памяти и бесстыже там всё рассматривает…
  «Убери свой стыд! Он мне мешает. Ага, вот. Кажется нашёл».
   Перед внутренним взором оказался… Ёсонте! Который мерно взмахивал молотком, ударяя по заготовке на наковальне.
  - И что?
  «Попробуй убрать ту штуку, по которой он бьёт».
  И перед мысленным взором Ёсонте бил по заготовке, которая висела в воздухе. Матвей понял.
  - А если вместо хвоста использовать что-нибудь другое?
  «Что? Твой член?»
  Ящер мерзко захихикал. При абсолютной тишине снаружи это особенно бесило.
  - Нет. Например, ногу.
  «Стоять на одной ноге и бить молотком? Попробуй».
  - А как? Чем бить-то?
  «Используй силу своего Духа. Ты к какому Великому относишься?»
  - Ни к какому.
  «Как?»
  Впервые реакция пленника совпала с движением в реальности. хнорс развернулся и посмотрел на человека. Сквозь прутья клетки.
  - А вот так. Я не знаю ничего про ваших Великих Духов. И ни к одному не принадлежу.
  Почти минуту ничего не происходило. Даже призрачный Ёсонте исчез. Матвей уже подумал, что хнорс прекратил общение, когда тот всё-таки «высказался».
  «Неужели Войт научился отбирать дар других Великих? Это будет страшно. Новость достойна всего остального. Мальчик, дар Великого может быть использован телесно, и только телесно! Но у тебя нет хвоста. Поэтому ты не сможешь овладеть искусством хнорсов. Что ж, спасибо за общение, я, пожалуй, пойду».
  Если бы хнорс просто выбрался из своей клетки, Матвей бы удивился, изумился, или может быть даже просто отодвинулся, чтобы не мешать. Но ящер, словно издеваясь (а может, и не словно!) показал ему в подробностях, что именно делает. И как. И Матвей убедился и понял, что — да. Ему не светит. Без хвоста такое не провернуть. А ящер отряхнулся, будто проверял наличие конечностей, неспешно ткнулся носом в дверь и побежал в ночную степь. Матвей вышел за ним и обнаружил Лассена, сидящего у дверей и смотрящего ему в лицо.
  - Ты тоже решил тревогу не поднимать?
  Уши фуря шевельнулись, обшаривая пространство, направились на человека.
  - Какую тревогу? Что-то случилось?
  - Ну, он убежал, а тебя вообще-то посадили охранять…
  - Кто убежал?
  Матвей посмотрел в степь, где уже скрылся хнорс и подумал, что с такими возможностями он мог бы… мог бы… Он мог бы вообще не попадаться! Так зачем он позволил поймать себя? Не для того ли, чтобы просто поговорить с ним? И узнать о том, что некий Войт умеет отбирать силу богов? Он ничего такого не говорил, хнорс сам так решил. Так что Матвей по этому поводу был абсолютно спокоен. Но всё же… интересно, что сделает ящер с этой мыслью?
  Лассен подскочил и заглянул в кузню. Потом забежал туда полностью. Обнюхал всё и выскочил наружу.
  - Как!?
  Матвей вздохнул. А как это объяснить?
  - Свойство у них такое. Пошли спать.
  Сегодня заниматься сексом не хотелось. Матвей обниал тёплую тушку Лассена и думал, что никогда в жизни не смог бы такое себе вообразить. Он находится в чужом мире, у него отдельная юрта, рядом лежит йиффливый и ласковый фурь… А он думает о ящере. И его заявлении «ебать не дам». Интересно, а здесь все ящеры так хорошо умеют читать мысли?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"