Он не ощутим через двойное стекло окна. Капли, стекая вниз, размазывают и без того нечеткие черты уличного праздника слез. Сто девятнадцать ступенек. Нога, не встречая яростного сопротивления тяжелой двери, пробивает упрямство бетона и стекла и попадает на темно-мокрый асфальт. Глаза впитывают в себя дома, кусты, деревья, горы хлама, недовольных уровнем влажности ворон и до нитки промокшего пса, замечая все оттенки серого во всем этом многообразии намокшего мира. Раздвигая плотные ряды падающих ливней, удлиняя своим хилым плащом их путь к земле, захлопываю за собой плотную занавеску ярко красной двери. Просачивающиеся через решето сплошных бесцветных туч частицы падающего океана, мелкими иголками впиваются в незащищенные ткани моего тела и размазываются по коже, сливаясь со своими предшественницами в непрерывную мокрую оболочку. Каждый следующий шаг в лабиринте луж постепенно отдаляет меня от теплого окна. Грязь, смываемая со всего попавшего под лапу вампиру чистоты, бурлит и сопротивляется в пенящихся потоках собравшейся жидкости. С грязью стекает злость и терзания, обнажая уныние и постылость. Я запрокидываю голову и пересохшими губами ловлю обезумевшие от ярости крупинки неба. Бегу, отталкиваясь от стройных столбов, залитых тротуаров, мутных киосков и, пробиваясь сквозь натянутые лески безумия, вырываюсь наружу. Вскоре сдает дыхание, отделяясь рваными клочьями от изможденных легких. Оборачиваюсь. Дождь настигает меня.