...когда она позвонила в дверь. Никогда не думал, что она позвонит в дверь. То, что ее приход будет неожиданным, знает даже школьник. И то, что никогда не знаешь, как вы встретитесь тоже известно всем. Но позвонить в дверь - это уже слишком.
Ее внешний вид шокировал меня не меньше. Светлые, немного кудрявые волосы падали на кружевной воротничок полупрозрачной блузки, скрывающей юную грудь. Узкая черная юбка обволакивала стройные ножки, погруженные в белые туфли-лодочки.
- Я тебя представлял... - замялся я, - ...немного иначе.
- И теперь я должна исчезнуть и появиться такой, какой ты меня нарисовал в своем воображении? - С этими словами она прошла в комнату и огляделась. - Кстати, тебя мне тоже описывали как маленького и ужасно неуклюжего компьютерщика.
Она резко повернулась ко мне лицом и, заглянув в мои внутренности, спросила:
--
Так ты готов?
От неожиданности этого вопроса я даже присел.
--
Н-нет... кажется.
--
Тогда я здесь подожду. - Она, казалось, знала мой ответ и давно уже приметила кресло на веранде. Взглянув мельком на обложку журнала, лежащего на столике, схватила его и с видимым наслаждением устроилась в кресле.
--
Но я...
--
Что? - На улице моросил дождь, и капли громко стучали по жестяной крыше беседки.
--
Ничего. Ты отдыхай, а я сейчас кофе сварю. - Она почему-то улыбнулась.
На полусогнутых ногах я направился в кухню. "Она ничуть не намокла. А ведь за окном третий день непогода. Наверное, она на машине" - подумал я. И тут же себя оборвал: "ОНА НЕ МОЖЕТ ПРИЕХАТЬ НА МАШИНЕ! Ее (такой!) вообще НЕ МОЖЕТ БЫТЬ". Последние слова просто застряли у меня в голове. Я повторял их не переставая, пока готовил кофе. Я знал, что она пьет черный. Вот только интересно, ОТКУДА я это знал? Аромат ободряющего напитка вернул меня к действительности. Вскоре поднос с двумя чашечками и вазочкой конфет моими непослушными руками был водружен на столик перед ней.
Она, до этого почти действительно заинтересованная содержимым журнала, бросила на меня свой проникающий во все мои жилы взгляд и, изящно сделав глоток... чему-то опять улыбнулась.
--
Садись - я заняла только одно кресло.
Я действительно застрял посреди веранды, не зная как вести себя дальше. И вообще слабо понимал что происходит. Кое-как усевшись, не стал дожидаться приглашения гостьи выпить кофе. Вкуса я почти не почувствовал, зато запах сделал свое дело, и хотел было уже что-то ляпнуть, как она, откинувшись на спинку кресла, облегченно вздохнула и спросила:
--
Какие ты любишь конфеты?
"Какие ты любишь конфеты?" - я переварил каждое слово. Что-то неправильное зацепилось за слух. Может, она спросила "какие ты ЛЮБИЛ конфеты?" Все опять перепуталось в голове. Какой теперь смысл имеет настоящее? И, вообще, существует ли для меня ТЕПЕРЬ настоящее? Прошлое должно заполнить все: от настоящего до бесконечности.
Пока я крутился в центрифуге звенящих вопросов, она развернула шоколадный батончик и, откусив половинку, посмотрела вдаль. Оттуда доносилась тихая, почти неслышная музыка. Сосед такими заунывными вечерами как этот любил послушать радио и всегда открывал окно, чтобы "звуки капель, вливаясь в музыку, создавали неповторимую волну настроения". Он был поэтом в отставке и иногда любил почитать мне свои древние стихи.
--
А ты прочитаешь мне свои?
"Неужели я говорил все это? Или она прочитала мои мысли?" И сам тут же ответил: "Она ЗНАЕТ обо мне все". Вдруг я успокоился:
--
Что бы ты хотела услышать?
Она задумалась, будто выбирая по настроению:
--
"Чулан".
--
Тебе настолько грустно?
--
А ведь это жизнерадостное стихотворение - и она опять улыбнулась.
С трудом вспоминая, я прочитал:
--
Я заброшу в далекий чулан души
Пояса черно-белых полос.
Не простят мне пугливые ландыши
Желтой скатерти плачущих роз.
Не простят пластилиновой важности,
И угрюмо-задумчивый взгляд,
И не в прошлом, а в будущем разности
Не простят они мне, не простят.
Незаметные крохи изгнания
Ветер жалости сдавит в гранит,
И, бросаясь на острые грани, я,
Словно нитками, памятью сшит.
Я заброшу в далекий чулан души
Пояса черно-белых полос.
Не простят мне пугливые ландыши
Черной скатерти плачущих роз...
Все на секунду замерло, даже ее дыхание, казалось, больше не тревожило стройную грудь. Смолкла музыка и надоевший дождь, выстроив капли в неровные ряды, застыл, словно замерзшая стена. Я держал в руках остывший кофе и смотрел на мелкую дрожь, пробегающую по его поверхности то ли от волнения, то ли от ожидания чего-то. Подняв глаза, я встретил ее немигающий взгляд, наполненный ни то печалью, ни то детской задумчивостью. Что-то промелькнуло у меня перед глазами и разбилось на мелкие кусочки. Потом я понял, что это была вся моя жизнь. Что-то кольнуло и исчезло, как исчезает боль давних потерь. Стараясь изо дня в день, я выстраивал призрачную пирамиду своих приоритетов. Унижая одно и возвышая другое. Ловя каждый миг жизни, я растратил все до последнего вздоха. И только несколько последних капель постылого всем дождя уже готовы с неимоверной скоростью сорваться вниз, и радостно плюхнувшись о жестяную крышу, уплыть в никуда.
Я не знал ПОЧЕМУ он здесь. Я знал ЗАЧЕМ она пришла. Коснувшись своей рукой моего плеча, она отправит в путь эти несколько капель. И только десяток мгновений я буду ЗНАТЬ. Знать и понимать. Но почему я раньше не мог разобраться в себе и своих чувствах и только касание смерти объяснит мне смысл моего существования?
Она опять чему-то улыбнулась, поставила чашечку на поднос, не попрощавшись и не коснувшись меня, вышла на улицу. Совсем скоро ее стройная фигурка исчезла за деревьями. Только изредка сквозь листву мелькала белая кофточка пока не превратилась в туман...