Сцена ? 3 Горная дорога, понемногу забирающая вверх. По ней шагают два путника. За спиной того, кто постарше, большой рюкзак. Другой, помоложе (в нем угадывается священник), пристроил за плечом большую спортивную сумку.
Выше и ниже дороги склон зарос лесом. На его зеленом фоне то здесь, то там, докуда видно взглядом, пятна начинающих желтеть листьев. Небо прозрачное, с легкими, совсем не осенними облачками. Тепло. Священника, что несет сумку, ничего это не радует. На лбу его выступили капельки пота. Он перекидывает сумку с плеча на плечо, вытирает лицо и морщится.
И н н о к е н т и й (бурчит): Сколько идем и никого не встретили. За все время лишь одна машина обогнала нас и все. Прямо, край географии, и только.
Л е о н и д: А где ты в горах видел толчею? Это тебе не город. Соскучился по нему? По автомобильным выхлопам? Лови момент. Когда еще выберешься на природу? Оглянись, кругом красота-то, какая, первозданная. Где еще увидишь такую? А воздух! (Вдыхает полной грудью).
И н н о к е н т и й (ворчливо): Воздух, красота.... Я, кажется, ноги натер.
Л е о н и д (назидательно): Неудивительно. Что у тебя за обувь. Дресс-код образца 19 века? Их еще при царе шили для колодников, с расчетом, чтоб одной пары хватило до Сибири дотопать, а заодно помучать, чтоб жизнь им медом не казалась на казенном содержании. Говорил, давай купим кроссовки, а ты - не надо, не надо. Вот тебе и результат.
И н н о к е н т и й (с упреком): Вместо того, чтоб о кроссовках беспокоиться, лучше б дождались, пока машину починят. Надо ж ей сломаться. Оставалось-то, всего ничего проехать.
Л е о н и д (оправдывается): Ты видал физиономию того автослесаря? Ему еще три дня опохмеляться. За это время мы туда-сюда обернемся. К тому же, он говорил, что запчастей нет. Пока их подвезут. Здесь тебе не областной центр, где всего навалом. До турбазы идти-то всего ничего, километров восемь по карте.
И н н о к е н т и й (бубнит себе под нос): По карте... Ходи тут, топчи землю.
Л е о н и д: Для здоровья полезно. Вернемся - машина готова будет, домой с ветерком домчим.
И н н о к е н т и й (начинает хромать): С ветерком.... Надо было машину, что обогнала нас, тормознуть. Идти больше не могу.
Л е о н и д: Ну, потерпи, немного осталось.
И н н о к е н т и й (бросает сумку, садится прямо на землю): Нет, не могу больше.
Л е о н и д (пытается приподнять его): В пыли-то не сиди. Пошли на травку. Вот сюда, за кустики, подальше от случайных глаз.
Сходят с дороги. Иннокентий садится на землю.
И н н о к е н т и й (кряхтит): А при чем здесь глаза?
Л е о н и д (озирается кругом, затем сбрасывает свой рюкзак, пристраивается рядом): Мы теперь из-за твоих ног мобильность потеряли, а значит, уязвимы стали. В этом случае попусту не стоит светиться. (Показывает на его ноги). Что у тебя там?
Иннокентий начинает разуваться. Леонид осматривает его ноги, удрученно качает головой.
Л е о н и д: Эх, жаль, немного не дошли. Говорил же, давай кроссовки купим. Подумаешь, не по уставу, зато добрались бы без проблем. Слушать надо старших. Не учили этому? Мне, вообще, непонятно, как ты, такой молодой, в проверяющих оказался? Опыт, какой имеется или заслуги особые?
И н н о к е н т и й (пожимает плечами): Не боги горшки обжигают.
Л е о н и д: Это точно, богам не до горшков. У них другие заботы. Земные проблемы лю-дям и решать. Только вот по неопытности можно и от горшка обжечься.
И н н о к е н т и й: Господь убережет.
Л е о н и д (обреченно отмахивается): А-а-а, ламаизм какой-то. Чему быть, тому не миновать. Предопределенность судьбы. (Взглянув на ноги Иннокентия, добавляет): Надо бы обработать.
Он осматривается кругом, срывает травку, растирает в ладонях и протягивает спутнику.
Л е о н и д: Обработай ссадины. Не бойся, это тысячелистник. С детства, как бабка научила, любые раны им лечу. Никакой зеленки не надо. (Наблюдает, как Иннокентий занимается ссадинами, вздыхает, словно над неразумным дитя). Ты, как, вообще, в "попиках" оказался? По велению души или материальный интерес перевесил?
И н н о к е н т и й (с гордостью в голосе): Отец мой священнослужителем был, до высокого сана дослужился. И дед тоже приходом заведовал.
Л е о н и д: Трудовая династия, значит. И ты тоже - по проторенной дорожке. И чин, стало быть, уже немаленький.
Иннокентий не счел нужным отвечать.
Л е о н и д (продолжая догадки): Точно, немаленький. Рядового служку с проверкой не пошлют. До этого приходилось?
И н н о к е н т и й: Обычно в подобных случаях выезжает отец Серафим. Он приболел, и попросили меня. Что тут такого?
Л е о н и д: В принципе - ничего. (Помолчал немного и вновь спрашивает). У тебя врагов нет?
И н н о к е н т и й (неодоуменно): Не замечал, а почему ты так спрашиваешь?
Л е о н и д (развязывая свой рюкзак): Как? Обычно спрашиваю. Отец-то твой жив?
И н н о к е н т и й (оставляет в покое свои ноги, поднимает глаза на Леонида): Года два как преставился.
Л е о н и д (заглядывая в рюкзак): Понятно.
И н н о к е н т и й: Что понятно?
Л е о н и д (не обращая внимания на его беспокойство): Многое. Не люблю я неясностей. Беспокоят они меня. Не комфортно от них.
И н н о к е н т и й (сдерживая раздражение): А при чем здесь смерть моего отца и я?
Л е о н и д: Был у нас, на вроде тебя, сынок начальничка, при хорошей должности находился. Оно и понятно, куда посадили, там и сидел. Звезд с неба не хватал. Для дела лучше, если б кто по способнее занял его место. Но, пока папа жив был - тронуть того не моги. Папы не стало, а у других пап свои сынки подросли, которым эта должность как раз подходила. Просто выгнать малого - рука не поднималась - еще свежи заслуги родителя, кое-какие отцовы друзья пока в чинах. Вот и изобрели ему задание типа: пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что, но обязательно выполни. Сынок не справился. Хорошо еще жив остался. Иногда это лучше всяких наград. В нашей профессии невыполнение задания - на уровне преступления, карьерная смерть - однозначно. А коль у руководства официальный повод появился, сынка тут же и задвинули, куда Макар телят не гонял. Где сейчас, даже не знаю.
И н н о к е н т и й: И к чему этот рассказ?
Л е о н и д: Может, с тобой схожий случай? Чую я, задание с душком. Ты уж держись ря-дом, кабы чего не вышло.
И н н о к е н т и й: Сочиняешь. Зачем тогда тебя ко мне приставили? Хотели бы изба-виться, послали бы одного.
Л е о н и д: То, что я здесь - забота моего начальства. Нам такой расклад не нужен. Это я к чему говорю, чтобы ты во мне друга видел, а не приставленного к тебе надсмотрщика. Небось, обо мне чего-нибудь наговорили?
Не привыкший врать Иннокентий молчит. Какое-то время он борется с собой и вдруг озяряется догадливой улыбкой.
И н н о к е н т и й: Шпионскими страстями отдает.
Л е о н и д (не спорит): Ты у нас в поре мудрости, коль других рядит послан. Меня, убо-гого, можешь не слушать. Но, я свое дело сделал - "предупрежден, значит вооружен".
Иннокентий какое-то время молчит, переваривая услышанное. Затем лицо его приобре-тает решительность.
И н н о к е н т и й: Мое оружие - вера. Иисус говорил: "... и волос человеческий не упадет без божьей воли". Если что и произойдет, значит так ему угодно.
Л е о н и д: Обреченность какая-то. Овечье мировоззрение не по мне. Я - человек. В провидение верю, но сидеть, сложа ручки - не в моих правилах. Простой пример: насильник тащит девчонку в кусты. Дело не мое, меня не касается. Я, вообще, вижу ее в первый раз. Это ее судьба. По твоей теории она должна надеяться на появление милиционера?
И н н о к е н т и й: Или на твою помощь. Неспроста же ты оказался в том месте. Господу угодно, чтобы ты защитил невинное дитя. Ты умеешь - ты спасешь.
Л е о н и д: А если сам попаду под нож?
И н н о к е н т и й: Но, ты же сделал шаг к подвигу. Все засчитывается.
Л е о н и д: А если вдруг струшу? Вдруг он не один?
И н н о к е н т и й: Испытание дается по силам. Не смог, значит, не готов вступить в царствие божие. У каждого свой порог.
Л е о н и д: Погоди. А вдруг, я, спасая девчонку, убью насильника?
И н н о к е н т и й (догадываясь): Тебя это беспокоит? Уже было такое?
Л е о н и д: Не важно, мы сейчас ищем истину.
И н н о к е н т и й: Истину знает только бог?
Л е о н и д: Легко сослаться на того, кто невидим и не отвечает на вопросы.
И н н о к е н т и й (убежденно): Он с нами всегда.
Л е о н и д: Значит, в тот момент, когда я убивал насильника, он был со мной? Выходит, в тот момент я был "рукой божьей".
И н н о к е н т и й: Не богохульствуй, черти потом язык прижигать будут.
Л е о н и д: Это всего лишь вывод из твоей теории. Назовем ее теорией предопределенности. Удобная штука, однако. (Видя недовольство Иннокентия, спешит поправиться). Мы сейчас просто моделируем ситуацию. Ты говоришь, что все предопределено свыше. Этим, можно, что хочешь оправдать. Твои слова: "Господу угодно было, чтобы я оказался в том месте и спас девчонку от насилия"? Согласен. С его высоты различимы многообразные взаимосвязи человеческих судеб и можно разглядеть дальнейшие события, происходящие вследствие этого. И вот, что я думаю - а, если я только для этого и родился, что-бы всего один раз встретиться с тобой и защитить, как ту девчонку?
И н н о к е н т и й (вскидывается): Не понял?!
Л е о н и д: Ну-у-у, ... там, на тебя напали..., а я тебе жизнь сохранил. Может быть, пред-назначенье моего появления на свет, именно для подобного случая. А все остальное лишь подготовка. Вся моя жизнь ради одного только момента. Укокошу при этом я с десяток человек - уже не важно. Главное в этой ситуации - твоя жизнь. Чувствуешь взаимосвязь?
И н н о к е н т и й: Не совсем.
Л е о н и д (начинает горячиться): Ну, как? Нам не дано знать всех божьих провидений. Попробую выстроить цепочку - я родился за много лет до тебя, лишь для того, чтобы ты смог дожить до определенного часа. Так задумано всевышним. Если этот час еще не наступил, моя задача - устранить все помехи, чтобы ты дожил до него. Напали на тебя - хочу я, не хочу, обязан защитить. Даже, если и не захочу, обстоятельства сложатся так, что я обязан, буду это сделать. Укокошу я при этом с десяток человек уже не важно. Исполнение моей миссии может потребовать этого. А ты, в свою очередь, тоже предназначен, но не для личного успеха или чего-нибудь такого. Может, ты тоже звено дальнейшей цепочки и тебе тоже уготована эпизодическая роль. Скажем, всего лишь родить гения или.... Ну, не знаю.... А вдруг, нужно, чтобы ты, в определенный день, в определенный час сел пьяным за руль автомобиля и задавил будущего фюрера, который, если б дорвался до власти, принес бы горе миллионам. Чувствуешь взаимосвязь: я - ты - фюрер? А, если так, то мой грех убийства - уже как бы не мой, он был предопределен заранее и оказался в цепочке взаимосвязей. Супер! Тогда - никаких терзаний и мук совести.
И н н о к е н т и й: Не передергивай. Я говорил о том, что все - воля божья. Но каждому придется отвечать за свои поступки. Чувствуешь, что совершил зло, раскаиваешься - дорога твоя в Царствие божие. Там определят, прав ты был или нет. А то, что ты говорил - это твоя теория и она оправдывает все. Это сильное заблуждение. Аз воздам! Христос пришел в этот мир, чтобы напомнить людям об этом. В этом основа веры. По тем поступкам, которыми ты живешь в этом мире, тебя будут оценивать после смерти.
Л е о н и д: Значит, не убий?
И н н о к е н т и й: Это одна из десяти заповедей, данных богом.
Л е о н и д: А как же ваши инквизиторы? Они тоже о рае мечтали, отправляя пачками лю-дей на костер.
И н н о к е н т и й: Они не наши. Они католики.
Л е о н и д: И тоже христиане. Не надо отделяться. История православия тоже не была бескровной. Реформа Никона сколько тыщ народа пожгла? Наверное, не меньше, чем в Европе.
И н н о к е н т и й: Во имя веры...
Л е о н и д: Во имя чего угодно. Во имя веры - дело особое? Те грешники - тоже творения божьи. Их суд на небесах, а не на земле. Завет "не убий" для всех написан. Кстати, Моисей - тоже убийца и тем не менее - святой, национальный герой. Ему сам бог помогал. Убийце?! Не верю, чтобы бог из многотысячного народа не мог выбрать незапятнанного убийством лидера. Не верю!
И н н о к е н т и й: Моисей искренне раскаялся. Он долгое время жил в пустыне.
Л е о н и д: Он просто боялся возмездия, а как почувствовал за собой "крышу", сразу вернулся. Выходит, убийство - не такой уж и грех? Каина тоже пощадили.
И н н о к е н т и й (догадываясь): И все-таки тебя это беспокоит.
Л е о н и д: Я не боюсь. Что положено приму как есть. Только я за справедливость. Вон, инквизиторам вашим можно было, они врагов уничтожали, и я врагов. Они за идею, за ее безопасность и я за безопасность Родины. Защищать свой дом не грех.
И н н о к е н т и й: Человек не одной работой живет. В быту ты как? Не крал? Не прелюбодействовал?
Л е о н и д (смеется): Ни одной семьи не разрушил. Случалось, помогал преодолеть постразводный синдром. Бывало. Разве можно назвать грехом оказание помощи.
И н н о к е н т и й: Какой синдром?
Л е о н и д: Постразводный. Это, когда одинокой бабенке с тоски хочется выпить и вкусненького съесть. А заодно под кого-нибудь подлезть. Дифференцируй, брат Иннокентий. Одно и тоже действие, но с разными намерениями и оценивать должно по-разному.
И н н о к е н т и й: Подход всегда будет один - аз воздам.
Л е о н и д: Я про Фому, а он про Ерему. Что бес толку воздух сотрясать. Вы, попы, просто ретрограды. Застыли со своими канонами где-то на уровне 16 века, зашорились и ничего, кроме своего не слышите.
И н н о к е н т и й: Да, мы консерваторы. И что в том плохого? Возможно, лишь благодаря этому Церковь и существует более 20 веков. Сколько экспериментов ставилось в светском обществе? И все на крови.
Л е о н и д (несколько смущенно): Общество развивается, наука, там, сознание. А-а, ты не помнишь: "...марксизм - это постоянно развивающееся учение...". У вас, небось, свои разработки, исследования ведутся. Вы тоже боретесь за души, как сейчас модно говорить - за менталитет. А тут нужно соответствовать эпохе. Лично я много не понимаю в вашей службе. Почему она на старославянском? Опять же эта путаница с рождеством и Пасхой. И многие, такие, как я. К чему цепляться за старье? Разумные нововведения никому не вредили.
И н н о к е н т и й: Разумные? А где мера разуму? Помнишь: "Благими намерениями вы-мощена дорога в ад!" Церковь и более страшные эпохи переживала. Так, что мы уж лучше по-старинке, так надежней. А если кто чего не понимает - не беда, не его время. Пока не припечет. Не очень-то вспоминают бога. А как худо, сразу бегут к нему. Вот тут мы не будем запирать перед ними двери. На том и стоим. Дорога в храм всегда открыта.
Л е о н и д: И, все-таки, я не совсем согласен.
И н н о к е н т и й: Ты просто спорщик. Это в тебе гордыня играет. Любишь побеждать. Не буду тебя грехом гордыни корить. Скажу сокровенное - спрячешь гордыню, примешь смирение и новые знания тебе откроются. Как тебе это? И по другому Тайны ты никогда не познаешь.
Л е о н и д: Подставь щеку и тому подобное?
И н н о к е н т и й: Утрировано мыслишь. В этом простом понятии заключена вселенная.
Л е о н и д: Хоть сейчас могу взять на вооружение, но твоей безопасности тогда не гаран-тирую.
И н н о к е н т и й: На все воля божья.
Л е о н и д: На колу мочало, начинай сначала. Что с тобой говорить. Вставай уж, пойдем. Немного осталось.
Иннокентий обувается, пытается идти и вновь с охом садится.
И н н о к е н т и й: Не могу. Болит. Шагу невозможно ступить.
Л е о н и д: Ну, что мне с тобой делать? На руках нести?
И н н о к е н т и й: Ты иди, а я еще немного посижу и за тобой.
Л е о н и д: Ага, меня охранять тебя отрядили. Я просто так тебя не брошу.
И н н о к е н т и й: А что случится? Никого и так нет. Потихоньку добреду.
Л е о н и д: Так не пойдет, брат Кеша, случись что с тобой, с меня голову снимут.
И н н о к е н т и й (говорит медленно, пытаясь скрыть обиду): Меня предупредили, что со мной будет сопровождающий, охранник. Я не хотел этого, тем не менее, согласился, и сейчас вижу - напрасно. Насколько я знаю - телохранители более молчаливы и учтивы и не лезут не в свои дела.
Л е о н и д (трогает его за плечо): Обиделся? На Кешу? Напрасно. Ты же меня вдвое моложе и, как-то отцом тебя называть, язык не поворачивается. Давай сразу оговоримся. Во-первых, ты мне не хозяин. Меня наняли другие, и значит, я не обязан с благоговением глядеть на тебя и поддакивать каждому твоему слову. Во-вторых, опять же, в целях безопасности я должен предупреждать тебя о возможных неприятностях. Заметь, что и пытался делать раньше. Ежели решишь оставаться Букой и станешь, нос задирать, я ведь могу работу свою провести спустя рукава и, случись с тобой чего, просто руками разведу - мол, так вышло, извиняйте. Авось не расстреляют. Ну, выговорешник закатят, премии лишат, даже если с работы выкинут - устроюсь в какое-нибудь охранное агентство. А твой организм в результате моей халатности может безвозвратно пострадать. Так что, давай, не будем ежиться. Для дела не полезно.
И н н о к е н т и й (продолжая дуться): А можно без панибратства?
Л е о н и д: Можно. Ну, так вот, брат Иннокентий, тебя не известили, к кому направляют?
И н н о к е н т и й: В общих чертах.
Л е о н и д: Общих с подробностями или просто общих? Как тебя вообще втянули в это дело?
И н н о к е н т и й (с удивлением смотрит на Леонида): А в чем проблема?
Л е о н и д: А что в жалобе?
И н н о к е н т и й: Да ничего такого. Мол, притесняют они местных жителей, мешают им.
Л е о н и д: И больше ничего?
И н н о к е н т и й (недоуменно пожимает плечами): Вроде, нет.
Л е о н и д: А на словах что говорили?
И н н о к е н т и й: Заявителей я не видел.
Л е о н и д: А начальство ничего такого не проясняло?
И н н о к е н т и й: А должны были?
Л е о н и д: Не мешало бы. Расклад не в твою пользу. Вот как бы ты отнесся к тому, если б тебя послали миссионером к каннибалам?
И н н о к е н т и й (пытается улыбнуться): "Небесные братья" тоже людей едят?
Л е о н и д (вздыхает): Послали овечку на заклание. Отгадай загадку, брат Кеша, - два конца, два кольца?
И н н о к е н т и й (недоумевает): Ножницы, что ли?
Л е о н и д: Это в детстве - ножницы. А повзрослеешь, понимаешь, что это свадьба голубая. Братья местные зело садомистский грех обожают.
На лице Иннокентия отражается изумление.
Л е о н и д: Информация достоверная. Не советую перепроверять ее. Помнишь того монаха, что в стенах обители руки на себя наложил? Он побывал в общине и, видимо, не удержался от порицания. А общинники ой как не простые. Среди них личин с темным прошлым немало. Смекаешь, что они с тем паломником сотворили.
И н н о к е н т и й: Ты веришь, что это правда?
Л е о н и д: В то, что сотворили?
И н н о к е н т и й: Нет, что община подобного рода существует. В наши-то дни?
Л е о н и д: А чем нынешние от древних отличаются? Блудливая овца все стадо портит. Ну, хватит философствовать. Дело делать надо. Можно и здесь заночевать, только ты осенней ночи не выдержишь. Идти надо, а ты никак. Обувь надо тебе сменить. Я могу сбегать в поселок, только ты обещай никуда не уходить и сидеть тихо, как мышь. Ну, пожалуйста.
И н н о к е н т и й: Обещаю. С места не сдвинусь.
Л е о н и д: Я быстренько.
Он лезет в рюкзак, вынимает оттуда пистолет, который сует за пояс, несколько баллончиков, смахивающих на пенку для бритья,.
И н н о к е н т и й: А это что?
Л е о н и д (усмехается): Подарки аборигенам. (Подмигивает Иннокентию). И поаккуратней, тут. Никуда не уходи. Случись чего, приставать начнут, ты забалтывай, забалтывай. Это ты можешь, это работа твоя. Забалтывай, пока я не появлюсь.
Леонид уходит. Иннокентий остается один. Время от времени он с опаской озирается. Затем успокаивается и вновь разувается, чтобы облегчить себе страдания.
И н н о к е н т и й: Ушел, балабол. Всю дорогу бу-бу-бу. Разве такие телохранители бывают? Они молчат больше и место свое знают. Брат Кеша! Какой я ему Кеша. Отец Иннокентий. Ну и что, что моложе, по сану и величие. Одним словом, балабол. Наговорил семь верст до небес. Секта голубая. Откуда у нас ей взяться?
В этот момент что-то затрещало, заухало и противно захохотало среди деревьев. Иннокентий испуганно втянул голову в плечи и стал выглядывать, высматривать в той стороне, откуда доносились звуки.
И н н о к е н т и й: Чего это там? (Ежится). В такой глухомани только нечисти и водиться. Тоже мне, охранник, оставил одного. Хоть бы пистолет дал. Ох, подсуропили мне с поездочкой. А ведь, похоже, не врал он. Я ложь чувствую. Да, и какой ему резон? Позабавиться надо мной, попугать? Не похоже. И, опять, пистолет с собой взял. К мирным гражданам с оружием не ходят. Ох, что-то неспокойно на душе. (Опять трогает свои ноги, морщится). Эх, не вовремя я ноги натер. Не очень-то и побегаешь. Не приведи Господи. Некстати отец Серафим заболел. И почему меня направили вместо него? И все у него складно получается, все по полочкам разложил, и отца вспомнил, и о том, кто обычно проверяющим ездит. Господи, укрепи меня в муках. А лучше сделай так, чтобы минула меня чаша сия. Ох, неспокойно. И верить не верится.... А с другой стороны, ишь содомлянам волю какую дали. Может, и община эта - нынешний Содом. И где же на них кара господня?
На дороге появляется Лука Ильич. Завидев Иннокентия, бросается к нему. Тот испуганно прижимает к себе ботинки.
Л у к а И л ь и ч: Ой, что ж такое деется! Ноги натер? Ой, беда, беда.... (Начинает суетиться.) Что же делать? Что делать-то? Ума не приложу. О! Надо бы ко мне.
И н н о к е н т и й (памятуя наставления Леонида): Что Вы! Что Вы! Я здесь посижу.
Л у к а И л ь и ч: Отчего же? Я тут совсем неподалеку живу, вон там, за поворотом. Вставай, голубчик, вставай, я тебе помогу.
И н н о к е н т и й (испуганно): Не надо!
Л у к а И л ь и ч (не понимая): Почему не надо? На земле многого не высидишь. А дома у меня Верка. Мигом вылечит, будь спокоен. (Пытается поднять Иннокентия).
И н н о к е н т и й (упирается, не желая вставать): Я уж как-нибудь сам. Вон, уже ноги тысячелистником смазал. Есть такая волшебная травка, все лечит. Я знаю, меня еще бабушка ею лечила.
Л у к а И л ь и ч: Все равно негоже здесь оставаться. Вечер скоро, холодать начнет. Простудиться можно ого-го как. Домой, домой, потихонечку, полегонечку, а идти надо.
И н н о к е н т и й: Что Вы, мне бы не хотелось стеснять Вас.
Л у к а И л ь и ч: А чего стеснять, места всем хватит. И положить есть куда.
Глаза Иннокентия расширяются от слов Луки Ильича.
Л у к а И л ь и ч: А для Верки любой гость в радость.
И н н о к е н т и й (в сторону): Вот ведь попал. Все как Леня говорил. Накаркал. "Голубые" это. Ишь, как бросился ко мне. Такому лишь бы заманить к себе.
Л у к а И л ь и ч: Пока сезона нет, скучновато тут у нас. Глухомань, одним словом, кричи, не кричи.
И н н о к е н т и й (в сторону): Все, пропал. Это он предупреждает, что деваться мне некуда.
Л у к а И л ь и ч: Так, что путникам мы рады. Особенно Верка обрадуется. Пойдем, сам увидишь.
И н н о к е н т и й (в сторону): Точно, "голубые" они. А Верка этот, похоже, чистый дья-вол, охочий до случайных путников. И где же мой охранник хваленый? Как надо, так его нет.
Л у к а И л ь и ч: Верка сейчас чего-нибудь вкусненького сварганит. Пальчики оближешь. Ну, пойдем, Верка тебя не укусит. Не бойся.
И н н о к е н т и й: Да, я не боюсь. Просто, нужно товарища дождаться.
Л у к а И л ь и ч: Ах, да, помню. Это я вас, двоих, обогнал на дороге? А, где же второй? (оглядывается).
И н н о к е н т и й (неопределенно указывает в сторону): Там. До ветру пошел, скоро бу-дет.
Л у к а И л ь и ч (с радостью): Вот и хорошо. Дождемся его и пойдем. Дочка-то как рада будет.
И н н о к е н т и й (недоумевая): Какая дочка?
Л у к а И л ь и ч: Моя дочка. Я же говорил - Верка.
И н н о к е н т и й (с радостью): Так, значит Верка - женщина? И к тому же, твоя дочь?
Л у к а И л ь и ч: А кто же еще? Вот уже 23 года как дочь. Постой. (Догадываясь) А ты подумал, что Верка - мужик? Ха-ха-ха. Наверное, решил, что мы из общины? "Небесные братья"? Ха-ха-ха. (Видя растерянное лицо Иннокентия, разъясняет) Мы с дочкой при турбазе магазинчик имеем. И живем при нем. Община дальше, в домиках, за турбазой, там, где раньше обслуживающий персонал обитал. А мы при входе и с ними ничего общего не имеем. Мы только магазинчик содержим. А как сейчас без этого. Жить-то как-то надо. Хи-хи-хи. Надо же, такое о нас подумал.
И н н о к е н т и й (смущенно): А, поди, сразу разбери. О самой общине столько разных слухов ходит. Поневоле осторожничаешь. (Пытается хихикать).
Появляется Леонид.
Л е о н и д: О чем смех? Аж, за километр слышно. (Обращается к Иннокентию). Полегчало? Совсем недавно умирал, а глянь, уж смеется.
И н н о к е н т и й: А чего не посмеяться, когда я его за одного из общинников принял. Леонид, нас приглашают в гости.
Л е о н и д: В гости - это хорошо. В гости - это еда и кров, если с добром. Давненько меня никто просто так к себе не приглашал. А ты молодец, брат Иннокентий - средь леса, на пустынной дороге, радушного хозяина разыскал.
И н н о к е н т и й: Да, ты чего это взъелся?
Л е о н и д: Работа у меня такая. (Луке Ильичу). Как ты, вообще, дядя здесь оказался? Или у тебя специализация такая - путников встречать и к себе в дом тащить.
Л у к а И л ь и ч: Был бы директором турбазы, обязательно так бы поступил. Вообще-то я по грибы вышел. Вот встретил человека, а у него беда. Негоже осенью, под вечер в горах, да со стертыми ногами. Предлагаешь поговорить, посочувствовать и пойти дальше? Выбирайся сам, как знаешь? Это у вас, в городе, каждый сам за себя. А здесь горы, скорая помощь не курсирует, телефонов нет. Сам бы как поступил?
И н н о к е н т и й (вступается за Луку Ильича): Хватит к человеку придираться. Бросил меня одного, а тут медведи совсем близко ходили.
Л е о н и д (хмыкает): Медведь в это время года сытый. Да, если б он здесь появился, я тебя сейчас бы вон с той сосны снимал. Даже, если у тебя в школе по физо трояк был, при виде медведя, ты бы все нормативы перекрыл.
И н н о к е н т и й: Оставил бы мне оружие, посмотрели бы кто, как и от кого бегал.
Л е о н и д (делает страшные глаза): О чем ты? Какое оружие?
И н н о к е н т и й (на правах старшего): А, чего такого? Человек наш, свой. Он нам все и расскажет о местной обстановке.
Л у к а И л ь и ч: Конечно, расскажу. Кому, как не мне знать обо всем.
И н н о к е н т и й (Леониду): Вот видишь, человек искренне помочь нам желает. А ты его с пристрастием. Как можно жить в постоянной подозрительности?
Л е о н и д: Зато подозрительность жизнь удлиняет. Беззаботных прикапывают чаще, а я еще пожить хочу.
И н н о к е н т и й: Без веры жить невозможно. Скажи лучше, принес то, за чем ходил?
Л е о н и д: А как же. Обувь модели "Ни шагу назад".
Л у к а И л ь и ч (влезает в разговор): А что за модель такая?
Л е о н и д: Шлепанцы это. (Бросает тапочки Иннокентию). Одна моя знакомая их так называла: "Ни шагу назад". Попробуй в них попятиться. При стертых ногах - самая удобная обувь. Доковыляешь?
И н н о к е н т и й (одевает шлепанцы, пробует шагнуть): О! Теперь другое дело. Где взял?
Л е о н и д: У наших общих заочно знакомых. Сбегал до них. Похоже, у них вчера был большой праздник.
Л у к а И л ь и ч: Точно. День рождения их настоятеля.
Л е о н и д: Во-во, как омули глушеные. Потому и удалось мне у них тапочки незаметно позаимствовать. (Обращаясь к Иннокентию). Ну, как? Не жмут?
И н н о к е н т и й (уже нацепил шлепанцы, переступает ногами): Нет, все в порядке. Думаю, теперь можно идти.
Иннокентий подхватывает свои ботинки и делает несколько шагов по дороге, напрочь забывая о своей сумке.
Л е о н и д (обращаясь к Луке Ильичу): Свершилось чудо! Несчастный вновь может хо-дить! Мало того, претерпев страдания, он возвысился духовно, стал совершенно иным, более значимым. И мне, простому смертному, придется смиренно тащить его сумку.
И н н о к е н т и й (оборачиваясь): Ой, забыл совсем. (Делает попытку вернуться).
Л у к а И л ь и ч (жестом останавливает его): Я помогу. И так человеку не сладко. А мне совсем не трудно.
Лука Ильич тянется за рюкзаком Леонида, тот успевает перехватить его. Луке Ильичу остается большая сумка священнослужителя. Он берет ее.
Л е о н и д: Вот он, самый счастливый момент для путника. Рука друга избавляет его от обязанности тащить свою поклажу.
И н н о к е н т и й: Дайте, я сам понесу.
Л е о н и д: Шагай уж, болезный. Это я не в укор тебе говорю, а так, философствую вслух и тихонько радуюсь. Ведь не подоспей помощь, в лице этого доброго незнакомца, пришлось бы мне обе сумки, да и тебя на себе горбатить. Как хоть зовут тебя, добрый самаритянин?
Л у к а И л ь и ч: Лука Ильич.
Л е о н и д: Во, как! Знатное имечко, не часто встречается. Хотя и у святого отца (указы-вает на Иннокентия) тоже имя не расхожее - Иннокентий. А, в принципе, и мое тоже - Леонид. То ли в честь покойного генсека меня назвали, то ли в честь царя Спарты. Батя имя выбрал. Может, у него какие другие ассоциации были, да теперь у него уже не спросишь.
И н н о к е н т и й (глубокомысленно): Имя дается человеку свыше.
Л е о н и д: Ага. С тобой и так все ясно, основа - святцы.
Л у к а И л ь и ч: Не скажи, не все так просто. За пару дней как родилась дочка, матери моей снится муж, то есть покойный папаша мой, чистенький такой, во всем белом. Подает ей сверток. Та: "Что это?" Он: "Это Верочка наша". Это мать мне потом рассказывала, спустя полгода. Я, как узнал, что дочка родилась, как водится, отметил изрядно. Прихожу следующим днем в роддом, а жена мне сообщает, что Верочка у нас. Не сговариваясь с матерью, назвала. Посмотрела на нее, и лучшего имени в голову не пришло. Хотя до этого прикидывали по-всякому. Вообще, мы сына ждали.
Л е о н и д: Нормально. Эзотерику не отвергаю. Так же как и веру. (Обращаясь к Луке Ильичу). Вот мы, с другом моим определились: он - святая часть человечества, я - грешная. А вот ты, спаситель наш, из каких будешь? Чем кормишься?
Л у к а И л ь и ч: Заведую магазинчиком при турбазе. Еще продукты на кухню вожу в сезон.
Л е о н и д: Значит из наших. Из грешников.
Л у к а И л ь и ч: От чего же? Работаю честно.
Л е о н и д: Еще царь Петр говорил, что интендантов после пяти лет службы можно расстреливать без суда и следствия.
И н н о к е н т и й: По-моему это не Петр говорил, и фраза была построена иначе.
Л е о н и д: Какая разница: кто, что и как говорил. Главное - суть. (Иннокентию). Видел их калькулятор? (Тот в ответ кивает и недоуменно пожимает плечами). Что ты видел? Издали? В чужие руки он не дается. Спецразработка и спецпоставка для рынков и мелких торговых точек. На нем дважды два - пять, а трижды восемь - двадцать восемь.
Л у к а И л ь и ч: Обидно слышать такие слова. По-вашему, если торгует, то обязательно - жулик?
Л е о н и д: Почему "по-моему"? Все так считают. Спроси любого.
Л у к а И л ь и ч: Психология лентяев и трусов. Лучше забивать козла во дворе или сидеть у телевизора, чем пахать по 12-14 часов. И без выходных.
Л е о н и д: Пахать?
Л у к а И л ь и ч: А ты как думал? Все сам. Загрузи, разгрузи, расставь. Протухнет что - убытки налоговая не покроет, хоть сам жри. А еще и крутись как ужаленный между ментами и бандитами. Работать никого не заставишь, а всем дай.
Л е о н и д: Было б невыносимо, не работал бы.
Л у к а И л ь и ч: Приходится. Дочку кому поднимать? Такое ощущение, что Вы наме-ренно игнорируете статью третью федерального закона о защите прав индивидуальных предпринимателей.
Л е о н и д (заинтересованно): О, как! Серьезная заява. И что в ней? Напомни.
Л у к а И л ь и ч: В ней утверждается презумпция добросовестности индивидуального предпринимателя.
Л е о н и д: Как? Как? Презумпция добросовестности? И какой умник додумался до такого? Презумпция добросовестности! Это ж надо такое учудить! Вековую мудрость - побоку, оценивать станем по-новому. Видимо прав ты был, Иннокентий, ратуя за консерватизм.
И н н о к е н т и й (скорее из любопытства, чем из желания принять одну из сторон): Что за мудрость?
Л е о н и д: Мудрость простая, народная. "От забот праведных не наживешь палат камен-ных".
Л у к а И л ь и ч: И опять обижаете. Стараемся работать честно. Звезд с неба не хватаем, так, чтоб на хлеб с маслом хватало.
Л е о н и д: Не боись, мы не из налоговой. Так, пилигримы в этом мире. Вы уж лучше расскажите об этих чудных местах. Как вам живется здесь? Не обижают ли абреки местные?