Я зашёл в свою комнату и обнаружил, что у меня на подоконнике сидит какой-то мужик. Нет, вы представьте себе: идёте вы такой по своей квартире, одетый в трусы и майку, в одной руке у вас вилка, в другой - тарелка пельменей, а тут бац - у тебя мужик на подоконнике. И это не галлюцинация, не белая горячка - реальный такой мужик, худой, рыжий, не бритый, немного потрёпанный. На грабителя вроде непохож. На бомжа тем более. Одет в джинсы, рубашку клетчатую и чёрную кофту. Открыл окно, ножки свесил на улицу и сидит, смотрит куда-то вдаль стеклянным взглядом.
Много вопросов закрутилось у меня в голове. Как он, чёрт побери, сюда попал?! Да, это был самый главный. Не в окно же он, в самом деле, влетел, на четвёртый-то этаж?! Ну, ни хрена себе сварил себе пельмешек¸ посмотрел "Спартак - ЦСКА".
- Милейший, что вы тут делайте? - не преминул я спросить у него, и тут же почувствовал, что голос у меня дрожит. Нет, я конечно, не из робких, но мало ли, вдруг какой-нибудь маньяк забрался и у него за пазухой ножик сантиметров тридцать. В новостях ещё и не такое увидишь. В телевизор я был бы не прочь попасть, но не в роли трупа для криминальной хроники.
Но тот, вопреки моим ожиданиям, никак на меня не отреагировал.
Не к добру это. Может, полицию вызвать?
- Сейчас полицию вызову! - сказал я ему нарочито громко, чтобы если набросится, соседи услышали.
- А?! - он аж подскочил, будто мой голос вырвал его из забытья, - вы что в моей квартире делаете?!
- Чего?! - даже оторопел я от такой наглости, - это моя квартира!
Он стал удивлённо лупать глазами, осматривая меня с ног до головы.
- Если вы не скажете, кто вы такой и что здесь забыли, я вызываю полицию! - Осмелев, попёр я в лоб, но всё ещё старался угрожать погромче, на всякий случай.
- Чёрт, спьяну квартиру, кажись, перепутал.
И этот странный тип тут же отвернулся, потеряв ко мне интерес.
Тут до меня дошло, что дверь была открыта. Жена, зараза, забыла запереть, когда в магазин уходила. Дура. Мне теперь расхлёбывать.
- Я звоню!
Я прервал молчание, ведь надо было что-то, наконец, уже решать.
- Погоди, - пробубнил он под свой большой нос картошкой, минут через пять вызовешь.
- В смысле?
- Чёрт, какой же ты тупой, в принципе, как и все вы. Сейчас я соберусь и мигом, ласточкой вниз, а потом вызывай кого хочешь хоть полицию, хоть дурку, хоть стриптизёрш в торте.
Нет, к такому повороту я был не готов. Интересно, как бы вы себя чувствовали на моём месте, если бы какой-то ненормальный собрался выбрасываться из вашего окна? Я это полицейским потом точно не объясню. Представьте, "пасмурным сентябрьским вечером ко мне в квартиру, через не запертую дверь проник незнакомый мне мужик и выпрыгнул из окна". Тогда меня точно упекут.
- Ты больной что ли?
- Это, смотря с какого ракурса посмотреть, - ответил он и захохотал, наполнив комнату запахом перегара.
Всё ясно, ко мне просто попал пьяный придурок с белочкой, и теперь хочет выйти погулять с четвёртого этажа.
- А может не стоит? - понимаю, начало не фонтан, но в такой ситуации возьми да попробуй вступить лучше.
- Стоит, поверь мне. Если бы ты был на моём месте, сделал бы точно также.
"Не из чужого окна же, пьяный ты чёрт", - прозвучало у меня в голове.
А сам отвечаю, вспоминая эпизоды из фильмов, где суицидник собирался прыгать с высоты:
- Я уверен, не всё так плохо. Вам есть ради чего жить.
Он снова повернулся ко мне, его несимпатичное лицо с впалыми щеками перекосила болезненная ухмылка, будто ему в данный момент втыкали нож в селезёнку и щекотали перышком.
- Посмотри мне в глаза и пойми, что ошибаешься.
Я глянул в его глаза и сразу понял, что он не шутит. Я вовсе не крутой психолог, но его взгляд, действительно, был полон решимости. В этот момент он даже мне показался уж слишком трезвым, несмотря на жуткий перегар.
Блин, но почему это случилось со мной? Лучше бы он к кому-нибудь другому запёрся в квартиру и сиганул из окна. Вон, к соседу, например. Он - юрист, сразу отмажется. А я кто? Обычный школьный учитель, только и всего.
Кстати, когда он ко мне повернулся, рожа его показалась мне очень знакомой, хотя раньше мы едва ли встречались.
- Вы в этом доме живёте? - спросил я, забыв о своей главной миссии спасителя.
- Может и в этом, - был ответ, - а может и не в этом. Я слишком пьян, чтобы рассуждать о таких высоких материях, - и он опять захохотал.
Но потом посерьёзнел:
- Ты, друг, если не хочешь смотреть, иди на кухню, пельменей поешь, а я тут постараюсь побыстрее, чтобы долго не стеснять. Если волнуешь, что у полиции вопросы будут (угадал, шельма!), то это зря. Скажешь, ничего не видел, не слышал, знать не знаю, откуда-то с крыши упал.
"Ведь точно!" - возликовал мой трусливый разум. А потом включилась совесть, мать её.
- Может, всё-таки не стоит? Я не специалист, но уверен, что любая проблема в этой жизни решаема. Если вам кажется, что вас никто не может понять...
Он жестом остановил меня.
- Нравится тебе или не нравится, а я сегодня всё равно умру. Слушай, друг, ты уж прости, что так. Просто лень уже на крышу подниматься. Там ведь и замок на чердаке может висеть. Раз уж так ошибся, то это судьба, значит.
Упёртый, такого точно не сдвинешь. Звонить начнёшь, прыгнет, как пить дать. Надо что-то срочно придумать.
- Но зачем, зачем это вам? - в бессилии поинтересовался я.
- Да, долго объяснять.
- Так, - решил я быть твёрдым, - раз уж вы прыгайте из моего окна, уж потрудитесь объяснить.
- Тебе оно надо?
- Раз прошу, значит надо.
И он начал рассказ, без лишних просьб, просто, без эмоций, не сопротивляясь. Становилось понятно, что он давно никому не выговаривался, и теперь моему внезапному гостю было, будто даже приятно поделиться со мной своими невзгодами.
- Хорошо, я расскажу. Хотя ты, друг, меня едва ли поймёшь. Возможно, ты и не дурак, утверждать не стану, я тебя не знаю, но точно уверен, что тебе невозможно почувствовать то, что нынче чувствую я. Понимаешь, я известный писатель (точно, вот где я видел его рожу, правда, не такую осунувшуюся и пропитую!). Может, читал мои книги: "Поцелуй дождя", "Босиком по шипам роз", "Живи, надейся и люби", и прочую муру.
- "Поцелуй дождя", это где орк понимает, что влюбился в эльфиху и ищет волшебный эликсир, чтобы тоже стать эльфом, а в конце она принимает его таким, какой он есть и они женятся?
- Видишь, читал.
- Нет, это жена, я такое дерь... (блин, обидится и выпрыгнет), то есть такую литературу не читаю.
- Лучше называй вещи своими именами, не юли. Я не обижусь. Ведь сам знаю, что это полное дерьмо. Из-за этого и решил убить себя к чёртовой матери. Сначала пил беспробудно, потом таблеток наглотался. Любовница, стерва, откачала. Знает, что без моих денег ей никуда. Я когда известным стать хотел, о них и не думал. Просто людям нёс это, как там его...
- Несказанное, доброе, вечное? - помог я.
- Оно самое, черти бы его побрали. Вот только оно нахрен никому оказалось не нужно. Написал замечательную повесть, отправил её в разные издательства, везде отказ. Я тогда работу свою основную в газете бросил, у меня и жена была, да только не выдержала, ушла. А я в депрессию впал, что теперь ни жены, ни денег, ни работы, ни признания.
"Простите, это не наш формат", "Извините, это никогда продаваться не будет". К одному издателю лично пришёл, а этот мужик, толстый такой рыхлый, похож на борова, которого одели в костюм и нацепили на нос пенсне, мне по-отечески так и заявляет: "Сынок, ты же видел, что сейчас в тренде. У тебя не любовный роман, не книга про то, как люди добиваются успеха и уж тем более не фэнтези. У тебя и произведение очень тяжёлое, мрачное и конец печальный. Людям это точно придётся не по нраву". Сказал, будто я этого не знал. Я ведь ходил по книжным магазинам, видел, что там под табличками "хит продаж" и "книга месяца", и блевать прямо там тянуло. Думал наивно, но есть же настоящие люди, ценящие настоящую литературу. Мне бы только пробиться, а потом будет всё в ажуре. Заберусь наверх, буду писать всё самое важное, серьезное и глубокое.
А пока...хотите фэнтези? Будет! Про любовь? Пожалуйста! Про путь к успеху? Кушайте, не обляпайтесь! Таланта у меня хватит на всё.
И точно. "Живи, надейся и люби" издали, чуть ли не миллионным тиражом. Видел, наверное. По ней и фильм сняли. Там про писателя, который стал лучше ради любимой девушки, отказался от пьянства и наркотиков и уехал с ней в закат. Друг, хочешь, верь, хочешь, нет, я, когда дописывал последнюю сцену, где он догоняет её около отходящего поезда, чуть в первый раз руки на себя не наложил.
Ваниль и сладкий сироп, словно кровь, растекались по страницам, а я хотел пристрелить любого критика и издателя, которые будут это печатать и рекламировать. Так дилетантски это было написано, без единого усилия и мысли, односложными предложениями. Но...схавали! Тиражи скупали буквально за месяц. Едешь, бывало в метро, смотришь, а у половины пассажиров в руках этот твой кусок говна для растопки дачного камина. Приходилось стыдливо прикрывать лицо газетой, чтобы не узнали.
Потом этот проклятый "Поцелуй дождя". Там у всех совсем крышу сорвало. Обезумели. Эту банальную дрянь издали в самом дорогом переплёте на атласной бумаге. Стали на телепередачи звать, на радио, газетчики мне телефон обрывали, чтобы интервью взять. После третьей успешной дерьмовой книги я решил всё, баста. Теперь у меня есть слава, успех, уважение. Я откопал ту повесть, которую все когда-то отвергли, и отдал её издательству. Напечатали, хоть и со скрипом. Провалилась в продаже. Даже половину тиража не скупили. Критики, как стервятники, вились надо мной и противненько так кричали. А я не сдаюсь. Вода камень точит. Вот вам вторая. Тоже провал. Причём полный. Один критик про меня даже написал: "Железный Феликс спёкся". Тупые скоты! Агент мой и издатели кислород мне перекрыли, орали: "Кончай фигню строчить, давай хит, иначе контракты разорвём, на счётчик поставим!". Деньги кончились, любовница меня бросила, машину отобрали, дом уже собрались конфисковывать.
И тогда я махнул рукой, поплыл по течению. Взял свою настоящую книгу, своего ребёнка и переписал так, как мне редакторы рекомендовали. Механически, бездумно. Это, как тебе сказать, всё равно, что автор Гарри Поттера в одной из каких - нибудь своих книжек, засунула бы по сюжету ему черенок от его метлы в задницу и стала им там водить.
Ещё пара книг о любви, предательстве, испытаниях, истекающие розовыми соплями несгибаемой любви (чтоб она сдохла!) с хэппи-эндом в конце. Хотели? Получайте!
И я снова оказался на коне. От фанатов отбоя нет. Вернул обратно любовницу, деньгами стал задницу подтирать. В любом книжном магазине мой портрет, где я в обнимку с новым "шЭдевром", улыбаюсь белоснежной улыбкой. Только я вот эти книги подписываю на всяких литературных встречах, улыбаюсь, а самому хочется разорвать одну и бросить всем этим тупым ублюдкам в лицо. Или журналисту дотошному микрофоном в лоб засветить. А мне всё это опротивело, обрыдло. Вот я и стал пить. Теперь вот здесь. Свожу счёты с этой сукой - жизнью.
Не веришь мне?
Взгляд у меня, по правде сказать, был недоверчивый.
Он достал дорогущий телефон, размером с кирпич из кармана джинсов (как это я раньше не приметил), порылся в нём и сунул мне.
- Я пишу иногда на нём хорошие рассказы, для души.
Я прочитал. Попросил ещё один, потом ещё. Посмотрел на него, и не поверил. Я всю жизнь считал его "попсняком", бездарным графоманом, лизоблюдом для мелочной толпы, а тут такое. Он был действительно жутко талантливым. Мощно, глубоко, безысходно. Строки западали мне в душу, втыкались, словно острые ножи, входили по самую рукоять. Ничего из этого никогда не издадут. Его живой громкий прекрасный голос потухнет в шуме миллионов других, фальшивых писклявых голосков, потухнет, как окурок, выброшенный из окна. Они не дадут ему говорить. Хотя нет, дадут, но никто не станет его слушать.
Есть такие люди, которые кажутся то ли пророками, то ли безумцами. Он был безумным пророком. Гением на галере, плывущей в тёмный всепоглощающий водоворот мерзкого пустозвонства и послевкусия.
- Выпить хочешь? - сдавленно предложил я. Теперь я верил каждому его слову. Он посмотрел на меня и кивнул.
- Тогда, давай сходим, купим.
Мы вышли из дома в потемневшую муть и промозглый холод сентября. Мрачное небо, предвкушая ночь, набухало кромешной чернотой и кропило нас мелким ледяным дождиком, стучавшим по железным крышам старых советских "хрущёвок". Грязная вода стекала по желобам ржавых труб небольшой грязной струйкой прямо на асфальт, образуя глубокие лужи. Северный ветер, никого не щадя, срывал с деревьев жёлтые листья, залезал под воротник, бросал капли в лицо, в общем, резвился, как мог.
Мы вышли к винному магазину, раскурив по дороге сигаретки, молча, почти не глядя друг на друга.
- Смотри, это он! - завизжал прямо у меня над ухом женский голос.
Я встрепенулся и увидел источник неприятного шума - двух школьниц (или студенток, их сейчас сам дьявол не разберет), которые визжали напропалую, глядя на шедшего со мной рядом писателя.
Они готовы были броситься на него, разорвать. Глаза их горели. Изо рта вырывались бесконечные вопросы, словно назойливый писк комара в летнюю ночь. Писатель морщился и старался вжать голову в плечи, будто на него сыпался град ударов. Я, дурак, не учёл, что его могут узнать.
- Скажите, а вы напишите продолжение "Поцелуя дождя"? А когда выйдет новая книга? Почему Вера ушла к Марату, а не осталась с Дмитрием?
Он потянул меня за рукав, и мы, было, ринулись в магазин, но проворные девахи преградили нам путь.
- Можно с вами сделать "селфи"? - не дождавшись ответа, одна из девчонок с телефоном в руках полезла к несчастному писателю.
- Только пусть этот, очкастый, - кивнула на меня вторая, - отойдёт, мы его не хотим фоткать.
Я вопрошающе посмотрел на своего знакомца, тот бессильно махнул рукой, мол, надо дать им чего хотят, и встал к ним, чуть приобняв обеих.
Он сделали фотографии и, хохоча как полоумные, побежали в ближайший переулок, визжа чуть ли не хором: "Круто-то как, надо в "Инстаграм" запостить!
- Ничего не поделаешь, пожал плечами писатель, когда они, наконец, исчезли, маркетинг. Я один раз подрался с поклонником, каким-то педиком, который всё рвался меня за задницу полапать, так он в суд подал. Агент сказал, что больше вытаскивать не будет. Приходится вот отрабатывать.
Мы купили водки (в магазине, слава богу, его никто не узнал) и двинулись домой.
Проходя мимо книжного, он посмотрел на витрину, по которой неторопливо стекали капли дождя. На противоположной стороне стоял тоже он, только картонный и предлагал купить всем свой новый бестселлер с двадцатипроцентной скидкой. На обложке книги какой-то мрачный мускулистый бугай сжимал в объятьях небольшую белобрысую девчонку, у которой открылся рот то ли от удовольствия, то ли от нехватки воздуха. Заголовок гласил: " В объятьях демона". Писатель смачно плюнул себе под ноги, а потом замахнулся, чтобы разбить витрину. Кое-как я его удержал.
Минут через пятнадцать мы были дома. Услышав ключ в замке, из кухни появилась жена с криком:
- Где ты шлял...
Но тут же она прервалась. Глаза её округлились, перехватило дыхание, она стала жадно, как рыба, выброшенная на берег хватать ртом воздух, пытаясь выговорить:
- Господи, это же... это...
- Да, это он, - отмахнулся я, - шагай на кухню.
- Но как? Как?
- Не важно. Мы посидим немного в зале.
Мы разулись, я снял намокшую куртку, писатель встряхнул кофту, потом снова зачем-то одел, и мы двинулись в зал.
Назойливая баба плелась за нами и бормотала:
- Вам бы посушиться... Ну, надо же! Сам... В нашей квартире! Крутота-крутатенюшка! Надо срочно Машке позвонить...
- Стой, не надо никому звонить, - оборвал я, резко развернувшись к ней.
- Как не надо? Мы же только позавчера его книгу в нашем женском клубе дочитали (у неё с подругами действительно был книжный клуб, где они читали всякую романтическую хрень, а потом часами её восторженно обсуждали: "Ах, какие глубокие образы!", "Какой сюжет!" и тому подобное), надо их пригласить...
- Не надо! - отрезал я, - не беспокой нас, ему ещё из окна сегодня бросаться.
С этими словами, не обращая внимания на испуганно-ошеломлённое лицо жены, я захлопнул дверь в зал.
- Спасибо, - тихо поблагодарил мой гость, - а то мне совсем поплохело.
- Извини, она у меня хорошая, хозяйственная, но...
Да, ладно, я всё понимаю. Эх, вернуть бы те времена, когда у меня была жена, и не было всего этого...безумия. Я продался друг, продался, как последняя проститутка. Разбазарил свой талант, всё самое дорогое...
- Не надо, - остановил я, - любой, кто оказался бы на твоём месте поступил бы также. Только вряд ли бы стал играть в Мартина Идена.
-Идена? - он чуть улыбнулся, пробуя это сравнение на вкус, - метко. Писать не..., не дай тебе Бог!
- Выпьем за это.
Он вернулся на подоконник. В полной тишине, глядя на усилившийся дождь, который хлестал мрачные пятиэтажки толстыми струями, на мёртвый безжизненный двор, детскую площадку, газоны, покрытые серо-жёлтым ковром опавших листьев, мы пили рюмку за рюмкой.
Из коридора донёсся голос жены:
- Сидят с моим, да... не вру я, Маш. Бери Ленку, Светку и приезжайте скорее сюда.
Я долго смотрел на него. Многие его никогда не поймут. Для них он будет ещё одним странным человеком. Скажут, бесился с жиру, от славы и богатства, поэтому так и закончил. Но я его почему-то понимал. Видя, как он смотрит на дождь, на чёрные тучи своими мягкими, но пугающе равнодушными глазами, я понимал, что для него можно ставить точку после этого несуразного слова "Конец". От этих мыслей мне вдруг стало очень плохо, словно жирным маслом по душе растекалось чувство обречённости или нет, скорее, неотвратимости того, что должно произойти.
Я залпом опрокинул стопку, и приглушённым голосом сказал: "Слушай, друг, подвинься, я сяду".