Уэнди Донегер. Отголоски "Махабхараты"

Уэнди Донигер

Отголоски "Махабхараты":

Почему попугай стал рассказчиком

"Бхагавата-пураны" и "Девибхагавата-пураны"?

(Статья из сборника "Purana Perennis :

Reciprocity and Transformation in Hindu and Jaina Texts",

State University of New York Press, 1993.

Перевод с англ. яз. - Седов Юрий)

Когда мы слышим какую-нибудь историю, утверждающую, что всё в ней правда, наш скептицизм обязывает нас спросить: "Где вы услышали эту историю?", "Кто вам ее рассказал?". Подобная тенденция отражена и в традиции индийского повествования, которая требует, чтобы все важные истории были представлены в виде линии передачи, parampara, "от одного к другому", прослеживая весь путь от первоисточника до автора текущего текста. Выбор этим автором линии передачи определяет наше отношение к тексту, характер автора говорит нам о характере текста. Там, где мы бы подняли вопрос об интенциональности автора или попытаться построить его психобиографию, древние индусы попытались представить автора в контексте предшествующих ему рассказчиков, которые были персонажами более ранних произведений, для нас - "мифологических". Авторы двух великих санскритских эпосов, "Махабхараты" и "Рамаяны", являются также действующими лицами в своих же историях. От Вьясы происходят главные герои - Пандавы и Кауравы, представители двух враждующих семей, а Вальмики берет на воспитание брошенный детей Рамы. Личности этих авторов раскрывают нам характер двух эпических произведений, но это уже другая история.

В этой статье мне хотелось рассмотреть структуру и автора "Бхагавата-пураны", крупного санскритского произведения, тесно связанного с "Махабхаратой". И вот какой вопрос возникает у меня - почему в этой пуране в качестве рассказчика выбран мудрец Шука, чье имя означает "попугай". Ответ можно найти не только в самой "Бхагавата-пуране", но и в таком тексте, как "Махабхарата", сочиненная за несколько веков до "Бхагаваты", к которой "Бхагавата" сознательно обращается и цитирует ее. Другим текстом будет "Девибхагавата-пурана", которая цитирует и сознательно обращается уже к "Бхагавата-пуране".

Прослеживая путь Шуки из "Махабхараты" в "Бхагавата-пурану", а затем в "Девибхагавата-пурану", мы видим прекрасный пример трансформации традиционных индийских текстов через процесс, который А.К. Рамануджан назвал "интертекстуальностью", это способ, которым общаются друг с другом индийские тексты. Показательно, что "Девибхагавата-пурана" была составлена через несколько столетий после "Бхагавата-пураны". Прекрасным примером того, как тексты одновременно имеют одну родословную и тут же сильно расходятся, является добавление имени Богини (Деви) к названию классической пураны, священной для бхактов Кришны. Хорошей иллюстрацией может быть изменение названия знаменитой пьесы на "Королеву Лир".

*****

"Бхагавата-пурана"

Для начала поищем в "Бхагавата-пуране" подсказки насчет предполагаемого автора текста. Самые первые слова уже говорят нам о нем. Сразу после вступительной молитвы, мы читаем:

"Эта "Бхагавата-пурана"... составленная великим мудрецом...спелый плод с дерева желаний, которым являются Веды... выпавший из уст Шуки... подобный амрите..." (БП 1.1.2-3).

Утверждение, что авторитетный индуистский текст является плодом Вед (метафорически представленных как дерево, исполняющее все желания), очень распространено. В то время как ведийские писания или шрути, объявляют себя божественным откровением, которое по сути своей несет тайный смысл, то эпическая и пураническая традиции (смрити) определяют себя как цепь человеческой памяти, в которой о каждом звене говорится максимально открыто. В частности, "Бхагавата-пурана" с одной стороны пытается утвердиться в архаичной традиции, но, как мы увидим, она больше заботится о том, что бы установить свое родство с "Махабхаратой", а не с Ведами.

Таким образом, "дерево желаний", олицетворяющее Веды, это корни родословной текста, уходящие в прошлое. Будущее текста, его передача, начинается с судьбы плода, "выпавшего из уст Шуки", подобно тому, как выпадает плод из клюва попугая. Шука является рассказчиком большей части пуран. Но ситуация несколько усложнена наличием нескольких других рассказчиков, бывших до него и бывших после него, тех, о которых повествует Шука, и тех, которые повествуют о нем. В "Махабхарате" мы встречаем такую линию передачи - Вишну - Нарада - Вьяса - Шука, эта же линия также является основой структуры передачи "Бхагавата-пураны".

Первым из рассказчиков является бог Вишну, и большинство комментаторов, в том числе самый известный из них, Шридхара, сходятся во мнении, что именно к нему относятся во втором стихе слова "великий мудрец". Исходя их этого, Шридхара приводит это стих в следующем виде:

"Этот плод, именуемый "Бхагавата" [пурана] был обретен в Вайкунтхе [священной обители Вишну]и принесен мне [Вьясе] [божественным мудрецом] Нарадой. Я вложил его в уста Шуки. И из его уст эта [книга] упала на землю, и через всю цепь передачи, от ученика к ученику, осталась неизменной".

Этот стих неявно вводит следующего рассказчика - Вьясу. Слово "мне", которое встречается в стихе, по мнению Шридхары, должно означать именно Вьясу, который таким образом помещает себя внутри истории между Нарадой и Шукой. Шридхара, как и большинство комментаторов, помещает этот стих в уста Вьясы, полагая, что вся пурана, включая начальные шлоки, поведана Вьясой. Оборот "Вьяса сказал" появляется во второй главе, затем мы встречаем его в начале четвертой. Этот оборот используется до тех пор, пока Шука полноценно не вступает в роль рассказчика. Хотя во второй главе Вьяса еще не представлен в качестве рассказчика, Шридхара считает, что все это повествование рассказывает Вьяса, как и в большинстве пуран. Таким образом, Вьяса не только является важным персонажем самой истории, но и, повествуя о Нараде и Шуке, находится вне ее. Такая же двойственная позиция характерна для Вьясы и в "Махабхарате".

Из вступления "Бхагавата-пураны" можно понять, что Вьяса рассказчик в принципе, но не рассказчик конкретно этого текста. Сначала нам представлен профессиональный сказитель, всегда именуемый словом "Сута" (возница). Надо отметить, что слово "сута" также имеет значение "тот, кто родился" и относится к ребенку мужского пола. В этом случае наблюдается своего рода каламбур - сказитель (Сута), рассказывающий вместо Вьясы, является также сыном Вьясы (сута, Шука):

"В лесу Наймиша Шаунака и другие мудрецы, желая обрести высокие миры, исполняли тысячелетнее жертвоприношение. Однажды, совершив все утренние обряды, они обратились к Суте, находившемуся там:

"О Сута, тебе открыто все, что знают твои учителя, лучшие из познавших Веды мудрецы, такие как великий Вьяса" (БП 1.1.4-8)

Затем мудрецы просят рассказать им про Вишну.

Вторая глава начинается со слов "Вьяса сказал".

"Вьяса сказал:

Довольный вопросами мудрецов добродетельный Сута, сын Ломахаршаны, почтил их и начал подробно отвечать.

Сута сказал:

Я склоняюсь пред тем мудрецом, пред тем смиренным мудрецом [Шукой], который, еще не получив священный шнур, покинул дом, чтобы предаться отречению от всего мирского, которого, исполненный печали от разлуки окликнул Двайпаяна: "О сын мой!" Ответили ему только деревья, в которых, поистине, пребывал способный проникать в сердца любых существ мудрец [Шука]". (БП 1.2.1-2)

Этот стих одновременно насыщен и неясен. Шука напрямую не назван, Вьяса упоминается только по прозвищу, данному по месту его рождения, Двайпаяна ("Островной"). Вьяса отождествляется с отцом Шуки, но ни сам Вьяса, ни Шука не связаны как рассказчики с изложением данного стиха. Кроме того, обращает на себя внимание реакция деревьев. Эрик А. Губерман рассуждал на эту тему: "Это шорох от скрывающегося Шуки, или, наоборот, полное молчание? Какой ответ возможен перед лицом неизбежной потери?" В стихе мы видим и viraha, то есть разлука с отцом, и предложение единения. Есть версии на этот счет и в санскритских комментариях. Шридхара говорит, что Шука просто ответил, прощаясь посредством деревьев, но Вишванатха Чакраварти утверждает - ответом деревьев было эхо, которое Губерман называет "отражением заблуждения Вьясы". То есть, если Вьяса кричит: "О сын мой" и деревья ему точно также вторят, то значит Шука через них вопрошает: "Если я сын, то кто ты? Кто сын, а кто отец?" Ибо способный проникать в сердца всех существ, то есть становиться сними единым, он больше не воспринимает таких различий. Фактически этот стих намекает на историю из "Махабхараты", которая является ключом к роли Шуки как рассказчика "Бхагавата-пураны". Эта история включает в себя как мотив природы, отражающей человеческое горе, так проблемы сына, который становится отцов своего отца. Ниже мы подробно рассмотрим эту историю.

Тем не менее, далее в "Бхагавата-пуране" больше не упоминаются говорящие деревья. Сута, разъясняя этапы линии передачи, наконец, идентифицирует Вьясу как отца Шуки и утверждает его авторство пураны:

"Я ищу прибежища у наставника мудрецов, сына Вьясы, который по своему состраданию... передал секрет пураны... Почтенный мудрец Вьяса составил эту пурану, именуемую "Бхагавата", которая - сущность всех Вед, а затем вручил ее своему сыну... Он [Шука] поведал пурану царю Парикшиту, умирающему на берегу Ганги в окружении мудрецов. Когда они слушали его, туда явился я и тоже, по его милости, выслушал пурану. Теперь я поведаю ее вам". (БП 1.2.3, 1.3.40-44)

Это очень интересный момент. Здесь расширяется круг лиц, вовлеченных в линию передачи, и замыкает его, обозначая Суту текущим рассказчиком. Но есть и нечто большее в этих стихах. Они помещают рассказываемую историю в рамки "Махабхараты". Теперь события, о которых говорится в "Бхагавата-пуране", напрямую связаны с событиями "Махабхараты". Пурана берет из эпоса эпизоды, связанные с Кришной и развивает их. При помощи ссылки на Парикшита пурана опирается на эпос. В "Махабхарате" все повествование начинается со змеиного жертвоприношения, совершаемого Джанамеджаей, сыном Парикшита, мстящего так за смерть отца. Эпос упоминает о некоторых деталях, приведших к смерти Парикшита, но его смерть описана буквально в паре строк, никто ничего ему не успевает рассказать, не говоря уж о том, что бы поведать целую пурану. Таким образом, "Бхагавата-пурана" подражает (напрашивается аналогия с попугаем) эпосу, проецируя свою собственную историю в эпизод смерти Парикшита, непосредственно примыкающий к эпизоду жертвоприношения Джанамеджаи, с которого и начинается эпическое повествование. Только пурана значительно расширяет рамки этого эпизода, что позволяет ей рассказать свою историю. В таком маневре есть некоторая ирония. Единственный человек в "Махабхарате", который умирает так же долго, как Парикшит в "Бхагавата-пуране", и который, подобно многоречивому персонажу оперы, излагает самую большую книгу эпоса "Шанти-парву" лежа на смертном одре, это - Бхишма, свидетель великой бойни. Именно в ходе этого повествования мы узнаем от Бхишмы историю Вьясы, Шуки и говорящих деревьев, ту историю, к которой обращается загадочный стих "Бхагавата-пураны".

В оставшейся части первой книги "Бхагавата-пураны" Сута довольно подробно и без существенных расхождений с "Махабхаратой" рассказывает мудрецам о царе Парикшите. В седьмой главе Сута говорит:

"Я начну свой возвышенный рассказ о Кришне с истории о рождении, деяниях и смерти царя Парикшита" (БП 1.7.12).

После этого он рассказывает как Кришна спас Парикшита еще при его рождении. Мудрецы спросили его:

"Благодаря тем знания, что Шука передал ему, Парикшит смог достичь стоп Вишну. Поведай нам, что было сказано Парикшиту [Шукой]. (БП 1.18.16)

Далее Сута говорит, что когда Парикшит умирал от змеиного укуса:

"Неожиданно туда явился сын Вьясы, бродивший по всей земле, не имевший никаких признаков ни варны, ни ашрамы, окружённый женщинами и детьми, одетый как человек, отвергнутый всеми". (БП 1.19.25)

Когда Парикшит попросил Шуку научить его тому, что должен знать умирающий, "прославленный сын Вьясы стал отвечать на его вопрос" (БП 1.19.40).

Весь остальной текст "Бхагавата-пураны", начиная со второй книги, представляет собой ответ Шуки. В самом конце Шука спрашивает царя: "Хочешь узнать что-то еще?" Парикшит благодарит мудреца, говорит: "Нет, спасибо" и умирает. Шука уходит.

*****

"Девибхагавата-пурана"

Ничто из вышесказанного не объясняет, почему Шука, а не Вьяса является рассказчиком. Пурана укрепляет значимость Шуки, ретроспективно связывая его с "Махабхаратой", но не говорит о том, что привело к выбору этого мудреца на роль повествователя. Этой неловкости отчасти удается избежать в "Девибхагавата-пуране", в которой Сута вместо того, что бы слушать всю историю в беседе Шуки и Парикшита (такого эпизода вообще нет в "Девибхагавата-пуране"), слушает ее из уст самого Вьясы, рассказывающего пурану Шуке. Сута сообщает:

"Когда Вьяса составил эту удивительную и прекрасную пурану ["Девибхагавату"], он прочитал ее своему благородному сыну Шуке, рожденному из дощечек для добывания огня, лишенному страстей. И я услышал там же эту пурану по милости учителя со всеми ее значениями и тайными смыслами. Рожденный не из лона сын [сута!], обладающий удивительным разумом, попросил Двайпаяну рассказать пурану, и я так же ее выслушал". (ДБП 1.3.36-38)

Связь с "Махабхаратой" "Девибхагавата-пурана" осуществляет по-другому. После рассказа о том, как Вьяса расстроился от разлуки с Шукой (ДБП 1.20, эту историю мы еще рассмотрим попозже), в тексте говорится, как все еще пребывающий в горе Вьяса явился на берег Ганги, надеясь найти свою мать Сатьявати. Этот момент обнаруживает связь с первой книгой "Махабхараты": Вьяса узнает, что его мать вышла замуж за Шантану, что ее сын Вичитравирья умер, а другой ее сын, Бхишма, дал обет никогда не заводить детей. Затем Вьяса от вдовы Вичитравирьи порождает Панду и Дхритараштру. Другими словами, текст говорит нам, что другие, более известные сыновья Вьясы, герои эпоса, родились после Шуки, и возможно, что бы компенсировать разлуку с ним.

Вторая книга "Девибхагавата-пураны" пересказывает события "Махабхараты", следующие книги насыщены другими материалами, в основном посвященными Богине, но в последней, двенадцатой, книге, повествование возвращается к теме эпоса. Там мы встречаем царя Джанамеджаю, слушающего Вьясу, Шука не упоминается ни словом.

"Вьяса сказал:

Итак, оцарь [Джанамеджая], по твоей просьбе я рассказал о том, что говорил Вишну Нараде. Любой, кто слушает эту пурану Великой Богини [Деви] становится родным для Деви. Поскольку ты в печали от того, что твоего отца [Парикшита] постигла горестная судьба, возвысь его, исполнив жертвоприношение Матери!

Сута сказал:

Услышав слова Вьясы этот тигр среди царей... призвал брахманов читать "Девибхагавата-пурану"... Когда его жертвоприношение подходило к концу, с небес спустился сам Нарада со своею виной. Царь встал ему на встречу, почтительно приветствовал, затем спросил о цели его прихода. Лучший из мудрецов ответил царю: "Ныне, пребывая в мире богов, о великий царь, видел я поразительное чудо, и я явился сюда, что бы рассказать тебе о нем. Отец твой пошел горестным путем из-за своей кармы. Но теперь он принял небесный облик и восхваляется богами, его окружают небесные апсары. На колеснице, украшенной драгоценными камнями отправился он на Жемчужный остров. Все эти блага являются плодами слушания "Девибхагавата-пураны"... Обрадованный Джанамеджая припал к стопам Вьясы, поблагодарив его. Затем Вьяса удалился". (ДБП 12.13)

Таким образом, "Девибхагавата-пурана" помещает описание того, как она была поведана, в то же место, где в "Махабхарате" читается непосредственно сам эпос - в момент змеиного жертвоприношения, совершаемого Джанамеджаей, чтобы отомстить за гибель своего отца. Но "Девибхагавата-пурана" идет дальше - она меняет змеиное жертвоприношение на жертвоприношение богине Деви. И выходит, что не Парикшита спасает не месть в виде предания огню змей, а слушание самой "Девибхагавата-пураны". Это сильно возвышает пурану, но также порождает неловкую двойственность в отношении изложения пураны - Сута сообщает, что Вьяса прочитал пурану Джанамеджае ради спасения Парикшита(в "Бхагавата-пуране" говорится о том, что Сута слышал, как пурану читает Шука), но у нас есть также утверждение, что Сута слышал пурану тогда, когда Вьяся читал ее Шуке, по причинам, которые мы скоро рассмотрим. В любом случае, Вьяса, а не Шука, является рассказчиком "Девибхагавата-пураны". Сута приводит длинный список из двадцати восьми различных Вьяс, которые составили все пураны, прежде чем была написана лучшая из пуран - "Девибхагавата-пурана" (ДБП 1.3.1-35)

И в "Бхагавата-пуране" говорится о большем участии Вьясы в изложении текста, чем Шуки. Сута, повторяя известное высказывание из "Махабхараты", рассказывает, как Вьяса, знавший, что люди в Кали-югу стали не способны понимать Веды, разделил их. Но поскольку он также знал, что женщины и шудры не могут изучать Веды, он сочинил "Махабхарату" (БП 1.4.14). Однажды к нему, пребывавшему в размышлениях, явился божественный мудрец Нарада и, улыбнувшись, спросил: "Теперь ты полностью удовлетворен?" (БП 1.4.14) Когда же Вьяса ответил, что это не так, Нарада поведал ему все о Кришне, а когда он удалился, Вьяса составил для просвещения людей "Бхагавата-пурану" (БП 1.7.6). Затем он обучил пуране своего отрекшегося от всех страстей сына Шуку (БП 1.7.8).

Отречение Шуки от мирских страстей вызывает вопрос у Шаунаки, самого красноречивого из собравшихся в лесу Наймиша мудрецов. Он вопрошает Суту:

"Поскольку мудрец [Шука] вступил на путь отречения от всяких страстей, ради чего он изучил эту великую [книгу]? (БП 1.7.9)

"Известно было ранее, что Шука стал йогином еще в утробе материнской. Развей наши сомнения, поведай, как он постиг столь обширную пурану?" (ДБП 1.4.3)

И Сута отвечает:

"Даже мудрецы, познавшие Высшую Душу и лишенные всяких привязанностей, не находят причин отказаться от почитания Вишну, прославленного своими широкими шагами. Очарованный достоинствами Вишну почтенный сын Вьясы [Шука] узнал эту великую историю". (БП 1.7.10-11)

"Махабхарата" представляет Шуку как наиболее предпочтительного для Вьясы ученика в плане передачи собственного тескта:

"Сначала он ознакомил своего сына Шуку. Затем он прочитал это другим своим достойным ученикам. Нарада читал эту историю богам, Асита Девала - предкам, а Шука сообщил ее гандхарвам, ракшасам и якшам". (Мхб. 1.1.63-64)

С небольшими отличиями этот стих повторяется в конце эпического сказания:

"Нарада поведал историю богам, Асита Девала - предкам, Шука рассказал ракшасам и якшам, а Вайшампаяна - смертным". (Мхб. 18.5.42)

И в эпосе и в пуранах Шука предпочитает общаться со сверхъестественными существами. В качестве действующих лиц центрального сюжета выступают другие потомки Вяьсы - цари-воины. В "Бхагавата-пуране" же наоборот, мудрый сын Вьясы, отрешенный брахман, играет решающую роль, хотя и не вовлекается ни в какую иную деятельность, кроме повествования истории.

Вьяса создает свою историю из-за сострадания к несовершенным людям, бесстрастный Шука постигает эту историю из любви к богу, так раз тогда, когда лила, трансцендентная игра, а позже и сострадание, вовлекает бога в человеческий мир.

Отрешенность и бесстрастность Шуки дает ему право рассказывать "Бхагавата-пурану". Можно сказать, что за свои качества он более подходит на роль рассказчика, чем даже сам Вьяса. Кроме упомянутых намеков, в "Бхагавата-пуране" есть стих, наглядно поясняющий притязания Шуки на право излагать текст.

В начале четвертой главы (открывающейся не совсем обоснованной фразой "Вьяса сказал"), Шаунака спрашивает:

"Когда Шука после скитания по стране Куру и Джангалов прибыл в город слона [Хастинапур], как жители признали его, видом подобного человеку, лишенному разума, немому и глупому?"

А перед этим говорится:

"Увидев мудреца Вьясу, идущего вслед за сыном, купающиеся девицы покраснели и надели свои платья, хотя Вьяса и не был наг. Но они не делали этого при виде сына мудреца, хотя тот был лишен одежды. Увидев их странное поведение, мудрец спросил об этом. На что девицы ему ответили: "Твой разум различает женщин и мужчин, но чистый взгляд твоего сына не видел таких отличий". (БП 1.4.3-6)

Шридхара добавляет к этой сцене некоторые детали. Девицы - это апсары, резвящиеся в воде, а Шука их встречает в тот момент, когда все его мысли устремлены к полному отречению.

*****

Рождение Шуки

Чтобы понять эпизод, имеющий отношение к той истории, где фигурируют говорящие деревья, мы должны обратиться к ряду отрывков из "Махабхараты" (точнее, из десятка глав "Мокшадхармы", части "Шанти-парвы"). Они касаются истории Вьясы и Шуки, истории, как сын превзошел отца, как ученик превзошел учителя. Подобно этому, "Бхагавата-пурана" утверждает, что превзошла произведение, которое было ее отцом, то есть "Махабхарату".

В эпическом тексте мы находим историю рождения Шуки, чего нет в "Бхагавата-пуране". Юдхиштхира спрашивает:

"Как Шука, аскет с дхармой в душе, родился сыном мудреца Вьясы и как достиг он высочайшего успеха? Поведай мне. От какой женщины Вьяса породил Шуку? Мне ничего не известно о его матери". (Мхб. 12.310.1)

Бхишма ему ответил:

"Однажды Шива пребывал на вершине Меру в окружении своей свиты - сонмов ужасных существ. С ним также была Парвати. Там же находился Вьяса, предающийся жестоким аскезам ради обретения сына. Он обращался к Шиве с просьбой: "Даруй мне сына равного в своем могуществе огню, ветру, земле и воде, и пусть он будет столь чист, как они! Пусть будет он прославлен во всех трех мирах! "Об этом мне поведал прославленный мудрец Маркандея. Довольный аскетическими подвигами Вьясы, Шива, улыбаясь, молвил: "У тебя будет сын подобный огню, ветру, земле и воде. И как они будет он чист! Он будет иметь возвышенный разум и душу, стремящуюся познать Высшую Душу. Он будет окутан сиянием славы, и знать о нем будут во всех трех мирах!

Получив благословение Шивы, сын Сатьявати, взял дощечки для разжигания огня и стал их тереть. Тот час перед мудрецом предстала прекрасная апсара Гхритачи, и разум Вьясы затмила страсть. Увидев, что Вьяса исполнен желания, апсара, приняв облик попугая [шуки], приблизилась к нему. От вида небесной девы, меняющей свой облик, желание у Вьясы не угасло. Он прилагал все усилия, что бы контролировать свои чувства, но был не в состоянии унять стремления своего сердца. Он попытался отвлечься и разжечь огонь, но внезапно излил свое семя на дощечки-арани. Не прерываясь, Вьяса продолжил тереть дощечки и от этого родился Шука, прославленный йогин, обладатель великой аскетической силы, рожденный не из чрева, а из дощечек-арани. И как только он родился, Веды укрепились в нем, как укрепились до этого в его отце". (Мхб. 12.310.11-29, 12.311.1-22)

Прервемся, что бы отметить особенности, которые будут повторяться в следующих эпизодах.

Помыслы Вьясы мирские. Он желает достойного сына, он уязвим для любовных чар апсар, он зажигает огонь, он скорее жертвует, чем отрекается. Его дощечки для разжигания огня (женского рода на санскрите, метафорически - символ материнства) получают его семя, потерянное от созерцания апсары, чье имя значит "жертвенный ковш, полный очищенного масла". Прекрасная метафора для чрева, пригодного для чистого семени великого ведийского мудреца.

Этот эпизод со всеми своими атрибутами (жертвенные орудия, дощечки, ковш, мотив попугая) схож с обстоятельствами рождения сына Шивы Сканды, появившемуся на свет при помощи вмешательства бога Агни, принявшего облик попугая. С Шивой так же связывает каламбур из имен - от семени (sukra) Вьясы рождается Шука, а Шукра. наставник асуров, получил такое имя за то, что вышел из пениса Шивы (Мхб. 12.278.1-38).

Шиве понятны мирские намерения Вьясы и он решает подшутить над ним, он улыбается, когда благословляет Вьясу, и сын мудреца преуспевает в чистоте, а не в могуществе, в отрешённости, а не в привязанностях. В конце концов, шутка станет более коварной - сын Вьясы станет теми элементами, которые отец перечислил в метафорическом смысле. Веды, над разделением которых работал отец, к сыну приходят сразу, и вскоре сын превзойдёт отца. Мимоходом отметим, что Бхишма старается объявить источник, из которого он узнал эту историю, а именно - мудреца Маркандею.

Когда "Девибхагавата-пурана" рассказывает о рождении Шуки, то за основу берет историю их "Махабхараты", но делает несколько важных нововведений. Случайное упоминание имени Шука в тексте вызывает вопрос:

"Мудрецы сказали:

От какой супруги родился у Вьясы Шука? Ты упомянул, что Шука был рожден не из материнского чрева, а от дощечек для добывания огня. Развей наши сомнения по этому поводу!" (ДПБ 1.4.1-2, также ДБП 1.10.1-3).

Тогда Сута начинает рассказывать историю Вьясы, двух воробье и их птенца. В этом эпизоде Вьяса захотел иметь собственного ребенка.

"С взволнованным умом [Вьяса] сын Сатьявати, громко вздыхая, погрузился в раздумья. Затем решил он предаться исполнению аскез на вершине горы Меру. Пока он размышлял, к какому богу обратить свои молитвы, к нем явился Нарада со своей виной... Нарада подсказал ему просить о благе Деви... Продолжая совершать аскезы, сын Сатьявати. желающий обрести сына, произносил биджа-мантру, данную ему Нарадой. Он размышлял над великой майей Богини, мысленно взывая: "Позволь иметь мне сына по силе равного огню, земле, ветру и пространству".

Когда Индра увидел, что вся вселенная пронизана сверкающей славой Вьясы, его посетил страх. Шива спросил царя богов о причине его испуга, и тот поведал о Вьясе. Шива сказал ему: "Сын Парашары Вьяса совершает аскезы ради обретения сына. Я отправляюсь к нему и исполню его желание". Тогда Шива явился к мудрецу и сказал: "Встань, у тебя будет прекрасный сын! Он будет исполнен славы, сияющей как огонь, известен своей мудростью, будет прославлен и любим людьми, он будет вместилищем всех добродетелей". Услышав эти слова, Вьяса склонился пред Шивой, а затем вернулся в свою обитель, истощенный после многих лет аскезы. Там он принялся тереть дощечки для добывания огня, держа в уме сильное желание обрести сына: "Подобно тому, как огонь появляется от трения, так пусть появится у меня сын. Ибо нет у меня женщины, способной родить мне сына, молодо, красивой, рождённой в благородной семье и целомудренной. Но как могу я взять себе в супруги ту, что станет оковами на моих ногах? ... Даже Шива привязан к своей супруге, но как я смогу вести тяжелую жизнь домохозяина?"

В то время, когда он так думал, прекрасная Гхритачи прогуливалась, ступая по небу, и мудрец узрел ее. Увидев эту апсару с совершенным телом, Вьяса исполнился страсти и подумал: "Что делать мне в таком нелегком положении? Овладев этой девицей, стану я посмешищем для суровых подвижников. Но пусть меня порицают, если я достигну великого счастья. Мудрые говорят, что жизнь домохозяина приносит счастье, сынов дарует, дарует небеса и освобождение. Но я могу и не получить этого всего от союза с небесной апсарой, я помню слышанную давно от Нарады историю о том, как Пуруравас попал под власть чар Урваши и был пленен ею". (ДБП 1.4.21-24, 1.4.65, 1.10.4-20)

Помимо очевидных нововведений и отличий, вызванных тем, что верховным божеством пураны стала Богиня (в то же время, дар за подвижничество вручает все еще Шива, хотя, не исключено, что Богиню можно рассматривать как расширение той роли, которую Парвати играет в эпосе), есть ряд менее заметных, но все же важных изменений.

Шива больше не подменяет "могущество" на "чистоту", когда дарует благо, но его утверждение, что ребенок "будет исполнен славы, сияющей как огонь" (sarvatejomaya), может предвещать то, что когда Шука покинет свое тело, то станет всеми элементами (sarvabhutamaya). Двойственное отношение Вьясы к жизни домохозяина будет более ярко отражено в двойственном отношении его сына Шуки.

Заметно отношение пураны к апсарам. Вьяса уже подготовил почву для своего ненормального способа размножения, сравнив супругу с дощечками для разжигания огня. Вспоминая эпос, мы ждем появление в повествовании апсары, и она является. Но еще не Гхритачи занимает мысли мудреца, он вдруг вспоминает историю Урваши, рассказанную ему вездесущим Нарадой. Собравшиеся мудрецы тут же расспрашивают Суту об Урваши и Пуруравасе (ДБП 1.11-13). Это единственное появление Урваши в этой версии истории, в "Махабхарате" она играет гораздо большую роль в жизни Шуки.

Затем Сута возобновляет рассказ про Вьясу:

"Увидев прекрасноглазую девицу, Вьяса забеспокоился и подумал: "Что делать мне? Ведь не могу я взять в жены эту апсару, небесную девицу!" Апсара, поняв смятение аскета в испуге подумала: "Как бы не проклял меня этот отшельник!" Поэтому она приняла облик попугая и, подгоняемая страхом, улетела прочь. От вида апсары, обратившейся птицей, сердце Вьясы взволновалось, а сам он преисполнился страсти. С огромными усилиями мудрец пытался сдержать себя, но он был полностью очарован Гхритачи. Он попытался развести огонь с помощью дощечек и в это время проронил свое семя. Вьяса, не заметив, что семя попало на дощечки-арани, продолжал добывать огонь. От этого и родился Шука, выглядевший как второй Вьяса. Сначала мудрец был поражен, увидев своего сына и в удивлении спросил: "Кто это?". Затем он догадался, что так проявился дар Шивы". (ДБП 1.14.1)

Основной вклад этого текста состоит в том, что он объясняет то, что осталось неясным в "Махабхарате". Это факт превращения апсары в попугая - в эпосе Гхритачи принимает облик птицы, чтобы приблизиться к мудрецу, и это кажется странным. Здесь же она делает это для бегства от Вьясы.

*****

CherchezlaNymph (Ищи апсару)

Апсары продолжают играть важную роль в истории Вьясы и Шуки. Вспомнить, хотя бы, как превосходство Шуки над Вьясой демонстрируется реакцией апсар на одетого отца и нагого сына. Следующие два эпизода "Махабхараты" также показывают это превосходство:

"Заметив, что сын его достиг успеха в знаниях об освобождении, Вьяса сказал ему: "Ступай к Джанаке, царю Митхилы, он многое тебе поведает о пользе дхармы и о достижении мокши. Но должно идти тебе путем обычным, как ходят все люди, не являя никаких чудес, не передвигаясь по воздуху. Иди прямым путем, сторонись удовольствий, к которым можно испытать привязанность. Не проявляй пренебрежения к тому царю, которому я исполнил множество жертвоприношений, и он поведает тебе о дхарме и о мокше. Он знает много о таких вещах, он рассеет твои сомнения. Следуй всему, что скажет он тебе.

Как повелел его отец, Шука отправился в Митхилу к царю Джанаке. Хотя он был в состоянии преодолеть весь путь по воздуху, тем не менее, прошел всю дорогу пешком. Он шел, минуя реки и горы... Прибыв в Митхилу, Шука не был ни уставшим, ни голодным, ни жаждущим, ни взволнованным... Во дворце его провели через три комнаты. В третьей, подобной небесным садам Индры, находились молодые, прекрасные, как апсары, девицы, одетые в красивые наряды, тонкостанные и крутобедрые, умелые в любовных ласках, способные поддержать беседу, умеющие петь и танцевать. Они предложили ему воды для омовения стоп, затем принялись играть, смеяться и петь для него. Но тот, кто обуздал свои чувства, не испытывал не радовался и не злился...Девицы предложили ему великолепное удобное ложе. Шука омыл стопы, прочитал молитву, лег и уснул. Проснувшись, он так же совершил омовение и, находясь среди девиц, предался медитации. Вот так он провёл ночь в царском дворце.

На следующий день Джанака встретился с ним и поведал ему знания об освобождении. После этого Шука ушел на север, к покрытым снегом горам". (Мхб. 12.312.1-46)

Посылая своего сына к Джанаке для его духового образования, Вьяса укрепляет себя в ведийской традиции, подражая действиям некоторых мудрецов в Упанишадах. А запретив Шуке летать, он совершает поступок, близкий к буддизму, так как ранние буддийские писания рекомендуют монахам не демонстрировать свои чудесные способности, особенно умение передвигаться по воздуху. Конечно, здесь у Вьясы могут быть иные мотивы, не исключено, что он просто ревнует к возможностям сына, превосходящим его силы. Он также опасается и смутно предвидит, что сын вскоре покинет его, улетит. Необычные возможности Шуки проиллюстрированы этим путешествием - его не утомил долгий путь, он устоял перед соблазнами в гареме (еще один мотив буддизма), где его окружают подобные апсарам девицы. Вспомним, что отец его перед апсарой не устоял.

В "Девибхагавата-пуране", когда Вьяса убеждает Шуку выбрать себе жену, тот критикует жизнь домохозяина (ДБП 1.15.1). Вьяса начинать плакать, а Шука испытывает удивление от того, что даже его отец, мудрец, разделивший Веды, так подвержен влиянию Майи. Это первый из многих признаков того, Шука лучше контролирует свои эмоции, чем Вьяса. Вслед за этим разговором, как и "Махабхарате", Вьяса посылает Шуку к Джанаке:

"Видя, что сын собирается идти, Вьяса крепко обнял его и сказал: "Удачи тебе, сын мой, живи долго! Но обещай мне, что вернешься в мою обитель и больше ее не покинешь. Сын мой, я счастлив, когда смотрю на твое подобное лотосу лицо, когда же я не вижу тебя, то становлюсь несчастным, ведь в тебя, осын, вся моя жизнь. Когда повстречаешься с Джанакой и развеешь все свои сомнения, возвращайся сюда и предавайся изучению Вед". Выслушав слова своего благородного отца, Шука поклонится ему, совершил обход, а затем, как стрела, выпущенная из лука, быстро удалился". (ДБП 1.17.6-12)

Здесь Вьяса не запрещает Шуке летать, он хочет воспрепятствовать ему бежать в более широком смысле. И хотя Шука уходит в драматической спешке, он, будто подчиняясь приказу, проходит весь путь (как и в эпосе, подробно описанный), а после - возвращается, чтобы затем уйти навсегда. Но сначала мы видим в тексте эпизод с девицами:

"Советник царя ввел Шуку в покои, в которых находился прекрасный цветущий сад. Там его встретили прекрасные девицы, служившие царю, искусные в пении и играх, познавшие все премудрости науки Камы. Все эти девицы, узрев прекрасный лик Шуки, исполнились страсти, но осознав, что пред ними мудрец, покоривший свои чувства, они стали служить ему. Он же, рожденный от дощечек-арани, относился к каждой из них, как к матери... Он в должное время лег в кровать, и в должное время поднялся". (ДБП 1.17.54)

Можно задаться вопросом, почему он относился к ним, как к матери. Не из-за того ли, что был рожден не из материнского чрева? Но, возможно, что так показано его бесстрастие. Хотя Шука остается невосприимчивым к телесным удовольствиям, он не глух к обоснованным аргументам: Джанака убеждает его Веды праведны (Шука осуждает писания за убийство животных), и что жизнь домохозяина также праведна. Затем Шука возвращается к Вьясе:

"Увидев, что сын его вернулся, Вьяса, ставший очень счастливым, обнял его, понюхал его голову, и спросил о его благополучии. Так, Шука остался в обители отца, рядом с ним, продолжая совершенствоваться в изучении Вед и шастр... Шука, хотя и находился на пути йоги, женился на девушке по имени Пивари. От нее у него родились четверо сыновей - Кришна, Гаурапрабху, Бхури и Девашрути, а также дочь, известная как Кирти, которая потом была выдана замуж за Ануху. У Кирти и Анухи родился сын по имени Брахмадатта, ставший великим царем". (ДБП 1.19.37-43)

Это действительно важное нововведение - у Шуки есть дети, и даже внук, ставший светским человеком! И все же он отречется от них всех, тем самым продемонстрировав, может быть даже более ярко, чем в текстах, где он никогда не женится, свое неприятие мирских страстей.

Отказ от женщин, в том числе и от апсар, является ключом к финальному эпизоду о Шуке в "Махабхарате":

"Однажды к Шуке явился Нарада и беседовал с ним об освобождении. Выслушав слова Нарады, Шука твердо решил: "Сыновья и супруги являются огромным препятствием на пути познания. Я желаю достичь совершенства. Практикуя йогу, оставлю я это тело, являющееся лишь временным жилищем. Я стану ветром и войду в солнце. Ибо солнце нетленно, в отличие от луны и множества богов. Когда человек достигает луны, он через некоторое время вновь падает на землю, возвращаясь в круг перерождений. Луна постоянно уменьшается и заново растет. А солнце согревает все миры и диск его никогда не становится меньше! Я войду в солнце и буду жить в нем, отбросив свое земное тело. Я войду во все элементы". Сказав так, Шука попросил благословения у Нарады и получил его. После он пришел к своему отцу и попросил у него разрешения [заняться йогой освобождения]. Великий мудрец обрадовался и сказал сыну: "О сын мой, останься здесь со мной сегодня, побудь некоторое время, я хочу налюбоваться на тебя! "Но Шука, свободный от чувств и привязанностей, устремленный лишь к освобождению, решил немедленно идти. И оставив так своего отца, он удалился". (Мхб. 12.138.46-63)

Нарада нередко способствует отречению сыновей, даже против воли их приверженных мирскому отцов. В "Девибхагавата-пуране" желание Шуки отречься, не связано с визитом Нарады, оно естественно. Но позже встречается упоминание о влиянии Нарады на Шуку, после возвращения того от Джанаки:

"Спустя время, получив от Нарады высочайшие знани об освобождении и пути йоги, Шука удалился в ашрам Бадарика. Благодаря учению Нарады и повторению Майя-биджа- мантры, постиг он мудрость о высшем [брахмане], ведущую к окончательному освобождению. Отказавшись от всех привязанностей, даже к отцу, Шука, свободный от страстей, медитировал на прекрасной вершине Кайласа". (ДБП 1.19.46-46)

*****

Освобождение Шуки

В "Махабхарате" Нарада, вдохновляя Шуку, снова возвращается к ведийским традициям. Когда Шука говорит о луне и солнце, он ссылается на известную доктрину Упанишад о двух путях - один к солнцу и другой к луне. Но Шука, после слияния с солнцем, намерен идти дальше - слиться со всеми элементами мироздания. Это конкретизирует первоначальное желание Вьясы - чтобы будущий сын был подобен элементам. Для реализации этого желания Шука отправляется в свой последний путь:

"Поднявшись на вершину горы, сын Вьясы сел в пустынном месте и предался йоге. Когда он увидел солнце, то засмеялся, после чего покинул Кайлас, взмыв в небеса. Пораженные мудрецы сказали: "Кто это движется в пространстве [антарикше], кто это достиг успеха, благодаря своим аскетическим подвигам?" Поражены видом Шуки были и многочисленные апсары, в том числе и Урваши. Удивленная, она сказала: "Служением своему отцу он достиг высочайшего успеха. Дорогой сын своего отца, как он покинул того, у кого в сердце нет кроме него никого?" Услышав слова Урваши, Шука, преданный дхарме, обратился к богам: "Если отец мой с криком "О сын мой!" будет следовать за мной, то ответьте ему все вместе. Коли вы любите меня, пообещайте сделать это! "Все стороны света, все леса, реки и горы все вместе ответили ему: "О брахман! Да будет так! Как только мудрец произнесет те слова, мы ответим ему!"

Затем Шука отрекся от четырех видов живых существ, он отрекся от восьми форм тамаса и пяти форм раджаса, он также отрекся и от саттвы. Свободный от привязанностей и мирских страстей был он подобен яркому пламени лишенному дыма. Когда Шука увидел два божественных пика - Химават и Меру, один белый, другой золотой, стоящие неподалёку друг от друга, он без всякого страха устремился в их сторону. Чтобы не преграждать ему путь, горы внезапно разделились на две части и пропустили Шуку. Все, кто увидел это непревзойденное зрелище, воскликнули: "О чудо! Чудо!"

Далее Шука увидел небесную Гангу, в которой купались и резвились апсары. Раздетые донага, они нисколько не стеснялись Шуку, лишенного своего земного облика. Его отец, узнав о выбранном сыном пути, последовал за ним. Но Шука уже поднялся высоко в небеса, выше тех пространств, где дуют ветра, там, проявив свое могущество, он слился со всеми элементами.

Тем временем Вьяса, чьи аскетические подвиги и совершенство в йоге давали ему великие силы, пытался догнать сына, передвигаясь с немыслимой скоростью. Вскоре он увидел горные вершины, разделенные на две части и бывшие там мудрецы воспели Вьясе хвалу. Он же протяжно закричал: "Шука!", пронизывая голосом своим все три мира. Шука, который пребывал во всех элементах, ответил ему "Бхо!" [Привет], заставив всех подвижных и неподвижных существ эхом слог этот отразить, так, что слышен он был во всех мирах. По сей день в горах звучат отголоски этого звука на склонах гор и в горных пещерах. Шука же, явив все свое могущество, исчез. Невидимый, отринув все качества, такие как звук и остальные, отправился он к высшей цели.

Узрев величие Шуки, сел Вьяса на склон горы и задумался о своем сыне. Отдыхающие неподалеку апсары, завидев мудреца, взволновались и попытались укрыться от его взора. Одни прикрывались листьями деревьев, другие спрятались в воде, кто-то спрятался в траве, а кто-то успел одеться. Тогда мудрец понял, что сын его был свободен, а сам он отягощен привязанностями. Такие мысли принесли Вьясе и облегчение и стыд.

К оплакивающему разлуку с сыном Вьясе явился Шива, желая утешить мудреца. Шива сказал: "В прошлом ты изъявил желание иметь сына, который был бы могуществом подобен огню, земле, воде, ветру и пространству. Этот сын и родился у тебя как плод твоих аскетических подвигов. Теперь же он отправился по самому высокому пути, столь труднодостижимому для большинства людей, не обуздавших свои чувства. Зачем ты плачешь по нему? Пока стоят непоколебимо эти горы, и существует океан, будет прославлен твой бессмертный сын. Тебе же я дарую милость - с тобою будет тень [чхая], которая выглядит как твой сын и которая не исчезнет из этого мира". Так мудрый Вьяса был утешен Шивой, а когда явилась тень, сердце его возрадовалось.

Я подробно поведал о рождении и освобождении Шуки, о царь, так как слышал это от божественного мудреца Вьясы и от самого Вьясы, великого йогина". (Мхб. 12.319.1-29, 12.320.1-40)

В "Махабхарате", таким образом, прослеживается две линии передачи, от Нарады и от Вьясы, тогда как "Бхагавата-пурана" сводит их в одну - Нарада вдохновляет Вьясу рассказать историю Кришны, Вьяса рассказывает ее Шуке, Шука - Парикшиту и Суте. Но Нарада, как и Вьяса, является еще и действующим лицом повествования и совершает те или иные деяния, в частности - способствует отречению Шуки от всего мирского.

Это отречение несет в себе несколько интересных моментов, некоторые из них имеют двойной смысл. Во-первых, отметим важность гор. Несмотря на то, что Шука освободился от физического тела, он способен настолько эффективно воздействовать на материальные объекты, что разделяет вершину горы на две части. Это яркая метафора его собственного отделения от отца. И, в конце концов, именно в горах живет эхо возгласа Шуки, именно незыблемость гор Шива сравнивает с незыблемостью славы Шуки, лишенного физического тела. Интересно отметить, что "Махабхарата" не выделят только деревья, как источник эха, отвечающего на возглас Вьясы (в отличие от того загадочного стиха из "Бхагавата-пураны"), здесь отвечает вся вселенная, включая и деревья.

Далее следует отголосок истории с апсарами. Они снова пугаются отца, но не обращают внимания на сына, что вызывает у Вьясы двойственное отношение, он и радуется (за сына) и стыдится (себя самого) одновременно. Шука рассеивается, распространяется по всему мирозданию, но из сострадания к отцу возвращается к нему в виде пары двойников. Сначала сам Шука становится эхом, слуховым двойником, а затем Шива создает его тень, визуального двойника. Оба служат для утешения привязанного к Шуке человека, его отца. Апсара Ураваши упрекает Шуку за то, что оставил отца и это звучит несколько иронично, так как сама Урваши известна тем, что бросила мужа и сына.

Этот момент из жизни Вьясы и Шуки приводит и "Девибхагавата-пурана". В ней также есть описание перехода Шуки от человеческого состояния к почти божественному. История в пуране тесно связана с эпосом, но здесь она существенно короче. Присутствует мотив разделения гор на две части, но нет встречи с обнаженными апсарами.

"Вьяса, измученный разлукой, приблизился к горе, где недавно пребывал Шука и раз за разом повторял: "О сын мой! О сын мой! "Увидев изможденного, рыдающего Вьясу, тот, кто пребывает во всех элементах [Шука] дал ему ответ, который до сих пор можно услышать среди горных вершин. Услышав причитания сына Парашары, его бесконечные слова: "О сын мой! О сын мой!", к нему явился Шива, желавший утешить его: "О Вьяса, не испытывай печаль, не грусти по своему сыну. Ведь он стал высшим йогином, отправился он наивысшим путем. Ты обрел несравненную славу отца такого сына!" Вьяса ему ответил: "Моя печаль не проходит. Что мне делать? Мои глаза еще не насмотрелись на сына, они еще долго готовы любоваться им". Шива сказал: "Ты будешь видеть тень сына, очаровательную, всегда стоящую рядом с тобой. Посмотри на нее, о тигр среди мудрецов, и оставь свои печали!" Тогда Вьяса увидел тень своего сына, а Шива, даровавший ему такое благо, удалился. Но когда Вьяса вернулся в свою обитель, он все еще был огорчен разлукой с сыном". (ДБП 1.19.48-60)

В этой версии Вьяса восклицает "О мой сын!", как и в "Бхагавата-пуране", не называя его по имени, как это было в эпосе. Здесь проще и короче описание появления эха, нет мотива апсар. Получение визуального двойника сына не в полной мере удовлетворяет Вьясу. Подобное отношение к двойнику встречается и в других историях, например, Саранью сбегает от своего мужа, от Солнца, и оставляет вместо себя двойника, которую так и зовут - Чхая (Тень). Но только эта Чхая оказывается негодной заменой для Солнца, и он отправляется на поиски истинной супруги. Вьяса же порождает сыновей, героев "Махабхараты", которые должны занять место Шуки.

*****

Отражения и животные

Комбинация звуковых и визуальных образов в этом заключительном эпизоде из жизни Шуки напоминают подобную двойственность в мифе, рассказанном Овидием:

"Нарцисс родился после того, как речной бог Кефисс насильно овладел нимфой Лириопой. Провидец Тиресий сказал Лириопе: "Нарцисс будет жить так долго, пока не увидит сам себя". Нарцисс был так прекрасен, что многие в небо влюблялись, но он всех отвергал, так как безмерно гордился своей красотой. Одной из тех, кто влюбился в него, была нимфа по имени Эхо, которая могла своим голосом лишь повторять то, что кто-то произнес [в наказание за слишком длинные истории, которые она рассказывала Гере, отвлекая ее от преследования любовниц Зевса]. Когда же Эхо попыталась обнять Нарцисса, тот оттолкнул ее, она же всю жизнь по нему тосковала так, что от нее остался только голос. Наконец, Артемида заставила его влюбиться в собственное отражение в пруду. Не в силах ни обнять, ни поцеловать увиденный им образ, Нарцисс лишь беспомощно взирал в воды пруда. Рядом с ним оказалась нимфа Эхо и повторяла все его слова отчаяния. Нарцисс не вытерпел и поразил себя кинжалом в грудь. Из его крови вырос цветок нарцисс".

Мы встречаем в этом мифе не только знакомые мотивы, как рождение от нимфы и двусмысленное пророчество о судьбе нарождённого ребенка, но и более важные связи между двумя повествованиями. В обоих случаях имеется мотив эха, отражения, звукового и визуального, и в обоих случаях видится сходная точка зрения. Античный миф демонстрирует разрушительную силу извращенной эротической любви, в свою очередь индуистское предание осуждает чарующих апсар и воспевает любовь отца к сыну. Но даже эта любовь рассматривается как слишком сильная человеческая слабость, из-за которой появляется необходимость в создании пустых звуковых и визуальных образов.

В этом контексте интересно вспомнить еще один индуистский миф об эротической любви, миф об уничтожении бога сексуальной любви Камы. Шива испепелил его, но это только высвободило Каму во весь мир, и он теперь может проникать во все живые существа и проявлять над ними власть более эффективно. Животное, которое служит средством передвижения этому бестелесному богу, Ананге, и его супруге Рати, богине страсти, является попугаем. Таким образом, мы можем прочитать историю Шуки, в которой Шива играет немаловажную роль, как зеркальное отражение истории Камы - освобождение Шуки от всех страстей рассеивает его по всему мирозданию, тогда как страсть, сущность Камы, вселяет бога любви во всех живых существ. И страсть и отказ от страсти являются "попугаями" - они проявляются в обликах, которые имитируют их. Или можно сказать, что страсть и отказ от страсти всегда подражают чему-то еще.

Связь между птицами и любовной страстью, или птицами и размножением, отражена в версии рождения Шуки, приведенной в "Девибхагавата-пуране":

"Однажды, пребывая в своей обители на берегу Сарасвати, Вьяса, сын Сатьявати, увидел двух птиц калавинки [воробьев]и был удивлен, с какой любовью они заботятся о своем новорожденном птенце, потирая его тельце своими телами, кормя из клюва в клюв, делая все это с великой радостью. От вида родительской любви двух воробьев, разум Вьясы взволновался, и в его сердце возникло желание иметь собственного сына". (ДБП 1.4.4-9)

Это подвигает Вьясу на исполнение аскез, плодом которых станет дар Шивы. Эпизод этот, возможно, вдохновлен ролью самки попугая в истории рождения Шуки в версии "Махабхараты".

Но есть еще фрагмент из другого эпоса, который вполне может найти отклик в истории Вьясы и Шуки. Крик Вьясы, исполненный горя от разлуки с тем, кого он безмерно любит, вызывает в ответ эхо голоса Шуки и этим эхом наполняется весь мир. В самом начале "Рамаяны" Вальмики мы находим похожий мотив:

"Мудрец Вальмики спросил мудреца Нараду: "Есть ли в мире человек совершенной добродетели?" Нарада ответил, рассказав о Раме. Когда Нарада удалился, Вальмики отправился к реке омыться. Там он увидал резвящуюся пару птиц краунча. Внезапно, прямо на глазах Вальмики некий охотник убил самца, а самка разразилась горестными криками. Тогда Вальмики сказал охотнику: "Ты убил одну из этих птиц в разгар страсти, поэтому тебя не ждет долгая жизнь!" Произнеся такие слова, Вальмики задумался над ними. Он неосознанно произнес проклятье стихотворным размером, который он назвал шлокой, так как в горе [soka] были сказаны те слова". (Р. 1.1.-2)

Далее он именно этим стихотворным размером повествует всю Рамаяну.

Пара, пылающая страстью и разлученная смертью одного из них. Этот мотив мы видим и в приведенном отрывке из "Рамаяны", он же видится в мифе об Эхо и Нарциссе, особенно ярко он прописан в "Махабхарате", когда Панду, отец Пандавов, убивает мудреца, обернувшегося оленем в минуту его соития с женой-ланью. Мудрец проклинает Панду - тот обречен умереть в объятьях собственной супруги. Эта же тема повторяется в "Рамаяне", в истории разлуки Рамы и его жены Ситы. Но эпизод с Вальмики и птицами несет в себе также мотив разлуки отца с сыном, подобно истории Вьясы и Шуки - ибо в эпосе, сложенном Вальмики в придуманном им же стихотворном размере, отец Рамы случайно убивает единственного сына пожилого человека (приняв его за слона, в отличие от случая с Панду, где фигурировал олень), который проклинает его быть разделенным с сыном Рамой (Р. 2.57-58). И есть в Рамаяне еще одна история о прерванной страсти и последовавшем проклятии из-за разлуки с любимым:

"Отцу Кайкейи было даровано благо - понимать речь зверей, но не должен был он никому об этом говорить. Однажды, услышал разговор птиц, он громко рассмеялся. Его супруга, находившаяся радом с ним на ложе, подумала, что смех этот вызвала она и спросила мужа о причине его веселья. Царь ответил ей, что немедленно умрет, если откроет ей правду. Но супруга его настаивала на том, чтобы он ей сказал. Тогда царь обратился к мудрецу, который и одарил его этим благом. Мудрец предостерег царя от попытки рассказать жене всю правду, как бы она этого не требовала. Вскоре царь расстался со своей женой и стал жить подобно Кубере". (Этот отрывок отсутствует в Критическом издании и приводится по переводу второй книги "Рамаяны" Шелдона Поллока).

Вот так, тесть Дашаратхи, общаясь с супругой, слышит птичий разговор, из-за чего попадает в смертельную опасность, которую избегает, расставшись с партнером. Эта сцена даже в каком-то смысле комична, в отличие от трагической истории с Вальмики и птицами, когда один из партнеров погибает в момент любовного общения.

Есть в "Рамаяне" еще один эпизод, можно сказать, центральный, когда человека принимают за животное. Равана, собираясь похитить Ситу, заставляет демона Маричу принять облик прекрасного золотого оленя с рогами, усыпанными драгоценными камнями и изумрудными копытами. Хотя Лакшмана не был обманут иллюзией и предупредил Ситу, что перед ней Марича, Сита не внимает его словам, а уговаривает Раму преследовать чудесного оленя и поймать его для нее. Олень уводит Раму далеко от Ситы, и когда Рама убивает его, то видит демона Маричу в его истинном облике. Рама понимает, что его обманули и он, скорее всего, потерял Ситу. Здесь мы видим еще один вариант разлуки со своим партнером из-за убийства мнимого животного, в облике которого пребывал человек (в этом случае - демон).

Все эти эпизоды образуют целый свод историй, в которых мы можем увидеть судьбы Вьясы и Шуки. Истории эти, в первую очередь, полны эмоций от расставания с кем-то любимым. Они также связаны воедино темой принятия человека за животное и убийства мнимого животного (эту же тему мы встречаем в конце "Махабхараты", когда Кришну по ошибке убивает охотник, принимая его за оленя), темой убийства по ошибке чьего-то сына, темой убийства одного или обоих партнеров, которым прерван их половой акт. Интересно, что в одном эпизоде речь идет о понимании языка животных, в другом, в ситуации, связанной с животными (в обоих случаях это птицы), рождается новый поэтический размер, то есть язык.

Можно немного отвлечься и сделать на основе этих историй ряд логических, но шутливых, выводов: а) сексуальная активность человека опасна; б) некоторые люди становятся животными, когда их охватывает страсть; в) некоторые люди понимают язык животных, особенно когда сами эти люди, или животные, находятся в сексуальной ситуации; г) сексуальная активность губит людей и животных; д) вся эта смесь сексуальной активности, языка зверей, смерти и горя приводит к поэзии.

*****

Автор как попугай

Как в истории о Шуке, так и в истории с птицами-краунча, Нарада начинает рассказывать об аватаре Вишну (о Кришне или о Раме) и вскоре уходит. Затем уже автор, исполненный печали или сострадания, облекает рассказ Нарады в долгое повествование.

История из "Рамаяны" об изобретении шлоки отражена и трансформирована в "Девибхагавата-пуране", которая говорит о том, как сама Богиня (соответствующая Вишну, как автору "Бхагавата-пураны") первоначально создала "Девибхагавата-пурану" в виде половины шлоки и в такой виде передала ее лежащему на баньяновом листе Вишну, принявшему вид ребенка:

"[Вьяса сказал:] "Вишну снова и снова повторял эту полу-шлоку... Вишну сказал: "В Двапару-югу эта полу-шлока получит известность". Когда Брахма родился в лотосе, растущем из пупка Вишну, он получил эту полу-шлоку, а затем Брахма сообщил ее Нараде, своему сыну. Однажды Нарада поведал ее мне, и я уже разделил ее на двенадцать книг". (ДБП 1.15.49-52, 1.16.29)

В этом фрагменте Вьяса "расширил" одну полу-шлоку до двенадцати книг пураны. Но Вьяса также известен "сжиманием" текстов, и эта его роль, как и другая версия передачи текста, показана в конце "Девибхагавата-пураны":

"Сута сказал: "Полу-шлокой вышла из уст Деви эта "Девибхагавата", в которой пребывает вся сущность Вед. Лежащему на листе баньяна Вишну была она поведана. Сто миллионов шлок создал из нее Брахма, а Вьяса, желая рассказать пурану Шуке, собрал ее суть в восемнадцать тысяч шлок в двенадцати книгах. И было это записано как "Девибхагавата-пурана". То же длинное повествование по сей день находится в мире богов". (ДБП 12.14.1-4)

Итак, здесь Вьяса не расширяет пурану с полу-шлоки до двенадцати книг, а сокращает ее с объявленного объема в сто миллионов шлок до привычных для нас восемнадцати тысяч в тех же двенадцати книгах. Уже отмечалось, что в "Бхагавата-пуране" мудрецы задаются вопросом, почему такой бесстрастный и отреченный мудрец, как Шука, удосужился выучить такую значительную по размеру книгу. Может поэтому Вьяса и сократил изначальную пурану, чтобы у Шуки, предающегося отречению, было время изучить текст. Сокращение "Махабхараты" оправдывается тем, что это было сделано для людей Кали-юги, имеющих множество недостатков. В "Девибхагавата-пуране" же, текст сокращен для "удобства" добродетельного, преданного отречению слушателя, одного из величайших йогинов.

Есть в "Девибхагавата-пуране" еще один эпизод, который ставит с ног на голову проблему интереса Шуки к пуранам вообще. Интересен подход Вьясы, пытающегося отговорить Шуку от полного отречения:

"О сын мой, прочти эту "Бхагавату", составленную мной. Она прекрасна, не слишком длинна и не уступает Ведам". (ДБП 1.15.47)

Затем Вьяса рассказывает историю появления пураны в виде полу-шлоки из уст Богини, и Сута замечает:

"Так, он рассказал пурану своему сыну и мне, и я воспринял эту обширную пурану полностью. Шука изучил пурану и остался в обители своего отца, хотя и не обрел он там покоя". (ДБП 1.16.39)

Вьяса надеется, что пурана очарует Шуку и он останется всегда с ним. Но план его обречен, возможно, потому, что он выдает желаемое за действительное. Он хочет доказать, что пурана "не слишком длинна" и этим отвлечь Шуку от сосредоточения на отреченность в пользу мирских вещей. Но Сута свидетельствует, что пурана обширна, и не исключено, что Шуке она также показалась чересчур длинной.

И в "Махабхарате" и в "Бхагавата-пуране" Шива принимает участие в жизни вайшнавских аватар. Шива, в первую очередь, дарует сына Вьясе, одновременно готовя почву для его исчезновения. Затем Шива вновь вернулся к Вьясе, чтобы создать тень его исчезнувшего сына. Кроме того, Шива имеет отношения к историям о Каме, Агни и о Сканде, в которых также фигурирует и попугай. Уместность того, что историю Кришны мог поведать попугай, подтверждают Упанишады, изображая двух птиц, одна из которых ест фрукты, а другая - нет. Одна птица, как утверждают, темно-синяя, подобно Кришне, другая - зеленая, с красными глазами, безусловно, это попугай. Этот попугай (проявленный также как пара воробьев) является для творчества Вьясы тем же, чем для Вальмики являются птицы-краунчи. Краунчи дали Вальмики прекрасный стихотворный размер посредством скорби, а попугай (воробьи) дает Вьясе сына, который может "повторить эхом" его произведение в присутствии умирающего царя. Попугай и эхо блестяще иллюстрируют то, что пурана является отголоском эпоса. И все же нельзя забывать, что пурана ("нечто архаичное", как можно перевести) считает себя оригиналом, для которого эпос всего лишь эхо, отголосок.

Вьяса плодовит, как телом, так и разумом, он приходится отцом некоторых персонажей его произведений. Тело Шуки бесплодно и он разрушает это тело. Но его чистота духа полностью соответствует духовным принципам "Бхагавата-пураны". Став бестелесным, Шука рассеивается, попадая во все элементы, во все существа. В этом он подобен Каме, богу страсти, страсти, которую он всю жизнь избегал. Это прекрасная метафора процесса обращения в веру. Эта необходимость прозелитизма характерна не для военного эпоса, подобного "Махабхарате", а для произведения посвященного преданности и отречению, то есть для "Бхагавата-пураны".

Замечание к истории о Вьясе и Шуке предложил Рой, переводчик и издатель "Махабхараты" (его в этом поддержал Соренсен): "Из этого очевидно, что Шука, который читал "Шримад-Бхагавату" Парикшиту, внуку Юдхиштхиры, не мог быть Шукой, сыном Вьясы. Это поразительно для большинства, ведь преобладает мнение, что именно сын Вьясы Шука читал "Бхагавату" Парикшиту".

В логике этого утверждения лежит убеждённость, что Шуки уже не существовало на земле, и он, следовательно, не мог беседовать с Парикшитом. Однако с этим можно спорить - ведь Шука мог поведать пурану Парикшиту перед тем, как покинул этот мир.

Но в любом случае будет безумием спорить, призывая хромающую логику, о количестве апсар, танцующих на голове этом мифической линии передачи. В конце концов, как могла "Махабхарата" сказать, когда Шука поведал "Бхагавата-пурану" Парикшиту, если еще целое тысячелетие не было написано этой "Бхагавата-пураны"? Более того, только мудрец, который родился при участии самки попугая, апсары по имени "Жертвенный ковш", потерявшего контроль медитирующего мудреца и дощечек для добывания огня, только мудрец, который смог стать эхом и тенью, который смог распространиться по всей вселенной, который, наконец, метафизически превосходит своего отца, автора великого эпоса, только такой мудрец должен был стать рассказчиком "Бхагавата-пураны".

Оставить комментарий © Copyright Уэнди Донегер (перевод: Седов Ю.В.) (sedoyur@mail.ru) Размещен: 19/06/2019, изменен: 19/06/2019. 65k. Статистика. Статья: Переводы Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Статья (эссе)"Отголоски "Махабхараты": Почему попугай стал рассказчиком "Бхагавата-пураны" и "Девибхагавата-пураны"?" известного американского индолога Уэнди Донегер. Это моя первая попытка перевода такого рода текста, поэтому присутствует некоторая неуклюжесть и сумбурность. Возможно моя попытка перевода статьи привлечет внимание опытных переводчиков к работам У. Донигер, которых на русском языке. кажется, не публиковалось.

Уэнди Донегер : другие произведения.

Отголоски "Махабхараты"