Верной приметой предстоящего загула был этот усатый рисованный засранец - "Давайте жить дружно, давайте жить дружно!"
На фиг я в детстве насмотрелся этих мультфильмов?! "Прости нас, Леопольд, прости нас!" - "Ребята, давайте жить дружно!" И было всем счастье. Тьфу! Зазомбировали с детства.
Дружно жить не получалось. То этим не с руки, то тем пар выпустить надо. Сам, бывает, слюной брызжешь, как бешеный. ГАВ-ГАВ-ГАВ!!!! Гав!
И ничего. Дела идут, жизнь продолжается. Главное ведь не присказки этого льва недоделанного, а чтобы дело двигалось. Так и грызем понемногу друг друга. Кушать ведь надо, чтобы силы были, опять же, для дела.
Но вдруг, откуда ни возьмись, является этот рисованный в шлепанцах. Как домой к себе. Залезает паскуда внутрь, куда-то в район от ребер до темечка. И начинается. И ты это уже не совсем ты. Надо бы грозно и безапелляционно "ГАВ!", но этот кукловод смотрит на тебя своими печальными глазами, как мама в тот раз, когда ты ляпнул ей то, что себе до сих пор простить не можешь. И "ГАВ" растекается горечью в горле, перехватывая дыхание. Становится тошно уже от того, что ты еще только подумал тявкнуть. Стыдно. И вот уже на ум приходят слова "Прости нас..."
К маме уже не вернуться, а горечь от не сказанных когда-то слов "Прости.." остается с тобой навсегда. И ты носишь ее, запрятав в самые дальние закоулки памяти, около мизинца левой ноги. А иначе нельзя, иначе просто невозможно жить!
Но упорный котяра уже добрался до твоего левого мизинца и теперь сочувственно скребет на сердце. А ты стоишь и разрываешься на части от жалости ко всему живущему. И понимаешь, что делал больно этому, по сути, совершенно случайному и ни в чем не виноватому человеку.
И ты уходишь, потому, что не можешь смотреть на свой позор. А этот хвостатый деятель идет с тобой и продолжает ковырять твое сердце.
2.
Неделя не задалась.
Жена с сыном уехали погостить к нашим старым друзьям в какую-то глушь, куда еще не добралась цивилизация. Надо ж так обозвать деревеньку - Благодать.
Может, затем, чтобы жизнь благодатью не казалась, я затеял семейную ссору перед их отъездом. "Оставь ты свои трам-тарарам!!! Опаздываем трам-тарарам!!!"
Сынуля все никак не мог упаковать рюкзак. Никуда мы не опаздывали, но почему-то накатила глухая волна раздражения. "Ну, кто так...!!!"
Слово за слово. Жена вступилась за сына. Наговорили друг другу лишнего. Потом помирились.
Помирились. Но в такси по дороге на вокзал молчали. И каждый смотрел в свое окно.
Леопольд был уже где-то рядом. А когда поезд ушел, он стоял со мной на перроне и пытался смотреть на меня тем самым взглядом.
- Лева, ну, не начинай, ладно?
Кот покачал головой, огорченно вздохнул, но все-таки отвел взгляд.
- Ну, и ладушки. Тебе сегодня куда, киса?
Леопольд продолжал играть в молчанку. Обиделся.
- Ну, тогда пока!
Я зашагал к остановке.
Автобус не заставил себя долго ждать. Под шум мотора и людской болтовни я погружался в ритм городской жизни. Мысль о ссоре с близкими медленно исчезала на фоне привычных дум и планов. Не знаю, что заставило меня оглянуться? - На задней площадке, как бедный родственник стоял Леопольд и делал вид, что рассматривает проплывающие мимо улицы.
Настроение упало. Я вдруг понял, что целых десять дней не смогу загладить свою вину - нету сотовой связи с Благодатью. Настроение упало еще ниже.
От автобуса до работы мы уже шагали как единое целое. Вопрос "Куда тебе, киса?" не стоял.
"Ребята, давайте..." - начал было я, чтобы свести все на шутку. Кот в ответ умело кольнул под ребрами. Я заткнулся.
3.
На работе "обрадовали" очередной командировкой.
Леопольд быстро пересчитал дни моего мучения без родных и увеличил срок наказание в три раза.
В его взгляде появилось что-то еще. Ах, да! Папа. Я вновь тебя обману. Придется перенести наши планы. Я все помню, но сейчас не получится. Через месяц приеду и тогда - обязательно. Ты только... "Дождись!!!" - закончил за меня кот. И я похолодел от внезапного осознания того, НАСКОЛЬКО уже не молод мой старый отец.
Я позвонил ему, и молол всякую приятную чушь, как-будто она способна заменить все мое предыдущее невнимание и его огорчение от очередного переноса нашей встречи.
"Ты только дождись!": чеканил кот у меня в голове.
Папа уже повесил трубку, а я все продолжал слушать короткие гудки, эти позывные из дома моего детства, и боялся оборвать их.
Что за глупости. Соберись! Труба зовет! - Котяра не успел отреагировать, и я смог переключиться на дела.
Билеты, командировочные-суточные, вещи, еще какая-та белиберда достаточно быстро расправились с нехорошим днем.
Вечером на вокзале я с облегчением садился в вагон поезда "С-Петербург - Воркута".
Дорога всегда немного лечит. Она дает надежду на перемены и ощущение движения вперед. Но, увы, не в этот раз. В пустом купе до самой Воркуты моим единственным попутчиком был Леопольд.
4.
Двое суток с этим мерзавцем весьма измотали меня.
Как страус в песок, я нырял в сон. Вагонные путешествия способствуют долгому сну. А как еще убить время в четырех квадратных метрах, где только грязное полупрозрачное окно вместо телевизора, неудобный столик и лежбище?
Попил чаю, покурил, поспал. Покурил, попил чаю, поспал. Через пару суток тебе поперек глотки встают эти удовольствия. Но к тому времени я уже надеялся спрятаться в работу, которая меня ожидала в Воркуте.
Не знаю, как он это сделал. Но такого он со мной еще не вытворял.
Мне приснилась мама. Она умерла двадцать три года назад. И с того времени ни разу не приходила в мои сны.
Мама оставалась мамой и вновь была добра ко мне - она пришла в мое детство, и я еще не знал, что она когда-нибудь исчезнет. Было утро. Мама привычно гремела посудой у плиты, а из кухни сочился аромат борща. Именно того борща, который умеет готовить только она. Но и этого во сне я еще не знал. "Сережа! Ну, сколько раз еще звать?" А я - ноль внимания. Потягушечки-зевотунчики. "Сережа!" А мне не охота...
Так и проснулся, с ароматом борща, запахом детства и с голосом мамы. Потягушечки-зевотунчики. На кухню к маме я так и не дошел.
Леопольд таращился в окно. Что там было смотреть в этой непроглядной черноте? Он просто грузил меня по полной!
Я простил его. За голос мамы. Ехали еще почти сутки. Но заставить себя уснуть я уже не мог. Прятаться некуда.
5.
Три дня работы только усугубили ситуацию. В голове крутились обрывки мыслей. Взгляд все время уходил куда-то сквозь чертежи и схемы.
"Ты только дождись..."
В эти дни я был плохим работником и гнал откровенную халтуру. Но даже она стоила мне немалых усилий.
Потягушечки-зевотунчики.
Мне было неимоверно стыдно перед товарищами. Да и просто перед собой. Я ненавижу халтуру. Выражение глаз Леопольда приобретало черты вселенской печали. Кот чах на глазах. Но из какой-то своей кошачьей вредности упорно прорисовывал в моих черновиках деревенский домик.
Я безнадежно набирал номер жены и сына, чтобы в очередной раз моих дорогих и хороших превратить в "абонент не доступен". И от этих превращений становилось еще хуже.
Я виноват везде. И это волосатое чудовище не оставляло мне надежды думать иначе.
Мне было жаль себя, родных, этого глупого кота, который разворошил все тайные хранилища моей совести. Нерастраченные, но сегодня уже никому не нужные раскаяния, сожаления и нежности, не найдя выхода, клокотали и сжигали изнутри .
На четвертый день, после обеда, когда я вновь увидел Леопольда за столом с рабочими чертежами, я сломался.
- Все, Лева! Хватит. Пойдем на воздух. Ты меня доконал.
6.
День неумолимо катился к пьянке.
Лето, минуя осень, превращалось в зиму. С северного океана дул пронизывающий ледяной ветер и гнал по улицам первую поземку.
У входа в кафе продрогший бомж проверял содержимое урны. Я подарил ему пачку сигарет. Зашел внутрь, чтобы купить себе другую. Кот почуял неладное, но я его уже не слушал. Я спасал себя от саморазрушения. Пачка сигарет. И сто грамм с лимоном.
Стало легче. И мы отправились гулять. Сквозь размягченную водкой грудь раскаяния и нежности вытекали наружу и уносились с ветром по улицам города.
Вторые сто с лимоном в баре, где игровые автоматы, Леопольд уже не пытался остановить. И зачем? Добро и так сочилось в мир через все поры моей кожи. "Давайте жить дружно".
Я сказал что-то хорошее девушке за стойкой. Она улыбнулась. Какой-то мужик поддержал тон ничего не значащего разговора. Впрочем, какой там разговор! - Так, пара реплик. Теперь мы уже улыбались втроем. "Всего доброго!": сказал я им на прощанье.
"Ребята..." Я на всякий случай покосился на Леопольда. Кот остался равнодушным к моей попытке вновь обратить его присутствие в шутку и просто шел рядом, опустив голову и о чем-то размышляя. Ну, пойдем, только не скреби, хватит уже.
Алкоголь делал свое дело. И первый раз за эти дни я вдохнул полной грудью.
7.
Следующие два раза по сто были ошибкой. Но убаюканный внезапным облегчением, я этого не понял.
Мне было хорошо. Кот, похоже, хмелел вместе со мной. Мы смотрели на прохожих, которые куда-то спешили по своим делам. Мое тепло, уносимое ветром, грело их, а они даже и не догадывались об этом. И когда наши с Леопольдом взгляды пересекались, мы как заговорщики кивали друг другу в знак понимания. Это был наш секрет.
И все шло как надо. Но в "Кофейне", в той, где гостиница, что-то лопнуло. Оборвалось.
Мы сидели с Леопольдом и пили кофе. На столике стояли нетронутые очередные сто грамм. Но я хотел просто кофе.
В кофейню заходили люди. Они очень старательно выбирали себе напитки и сладости. И было так интересно смотреть на этих милых людей. Читать в их лицах и жестах.
Особенно дети. Я так внимательно еще никогда не смотрел на детей. Боже, какие невероятно разные и хорошие эти маленькие люди! За полчаса я узнал о них больше, чем за мою прошлую жизнь. Правда.
Никогда не смотрел. Времени не было. И вот тут оборвалось. Я подумал о сыне. Ведь я его НИКОГДА так не видел!!!
Мой взгляд переключился на родителей. Они тоже не видели! Они были заняты тем, что удобно усаживали своих детишек, смотрели, чтобы стакан случайно не опрокинулся, смаковали чай или кофе, и стряхивали крошки от пирожных, ежесекундно отвлекаясь на внешние движения и звуки.
Леопольд неистовствовал. Мне кажется, он просто хотел меня убить и рвал мою грудь в клочья.
Понятно, что и вся эта дребедень с моим сочащимся теплом и ветром на улице - Обман. Аутотренинг. Нечем мне согреть этих людей. Леопольд зря пытается разодрать камень в моей груди. Только когти поломает. Если бы у него было чуть более мозгов, то он догадался бы, что эту вещь надо просто выбросить.
"Девушка! Извините, а знаете почему он (я кивком головы показал на карапуза лет четырех) из этих двух одинаковых коктейлей выбрал именно этот?"
Молодая мама несколько раз перевела взгляд, сравнивая стакан карапуза и свой. Они были практически как близнецы-братья. Девушка слегка пожала плечами и вопросительно посмотрела на меня, ожидая разгадки.
"Просто в Вашем бокале соломинка была уже согнута, а в том, который у него, она была прямая. И ему было интересно, КАК она согнется?"
Мама взглядом проверила мое утверждение, сверив соломинки в стаканах. Улыбнулась и слегка кивнула, что означало "спасибо".
Это единственное, что я мог подарить сегодня. Ах, да, еще была пачка сигарет для бомжа... Но компенсация за преступление перед сыном была смехотворно ничтожной.
Я залпом убил почти забытые сто грамм и выволок Леопольда из кофейни.
8.
Дальше совсем не интересно.
Мы заперлись в гостиничном номере и кот все пытался меня гипнотизировать.
"Ты только дождись...", "абонент временно...", "потягушечки...", "тепло по ветру..."
Поздно. Я отводил взгляд и тупо чередовал: Стопка, сигарета, проверка Леопольда.
Стопка, сигарета, проверка...
Леопольд оказался упорным. Но и мне терять уже было нечего.
Стопка, сигарета, проверка...
Стопка, сигарета, проверка...
Кто и когда отключился первым, я уже не знаю.
9.
Утро было никаким.
Мозг ( точнее даже не мозг, а его надстройка, ну, эта, которая "подсознание") понимал, что вчера опять что-то мы не так сделали. И все неправильно. И, наверное, теперь стало еще хуже. Но эмоции отсутствовали.
Тридцать минут контрастного душа несколько помогли телу и вернули ему способность почти нормально перемещаться в пространстве.
После третьей чашки горячего чая мозг родил первую мысль: "Надо жить дальше".
Это уже какое-то даже не раздвоение, а разтроение личности. Потрепанный Леопольд смотрел пустыми глазами в чашку. Мозг зациклился на своем "надо жить дальше". Жить дальше не хотелось.
Зазвонил телефон.
Меньше всего я мечтал сейчас говорить с кем-либо. Тем более, это наверняка звонили с работы. Типа, а где это я? Но умирать, так умирать. Я нажал кнопку ответа и поднес телефон к уху.
"Алло!"
Из другого мира, из другой галактики, нереально, но это был голос жены!!!
Организм вздрогнул и начал медленно оживать.
" Почему .... так .... твоих пропущенных ...?... Что случилось?...Мы волнуемся... С тобой все в порядке?...Сережа, ... ты меня слышишь...?"
Глаза защипало. Они переживали за меня!
- Света, все нормально... Не волнуйтесь...
Она еще что-то говорила. А я почти не слышал.
- Свет, алло... Света, подожди, слышишь? Алло!... Света, простите меня... Я говорю, простите меня!...Как за что?!
Они не помнили моей обиды!!! В сотый, в тысячный, или в сто тысячный раз?!
- Света, простите меня! Я очень по вам соскучился, родные мои! Алло!!!...
Связь оборвалась. Я вновь и вновь набирал номер, но "абонент временно..."
Леопольд куда-то тактично исчез.
Ладно, проехали, пора на работу.
10.
На улице шел снег, одевая город в чистое и белое.
Я вдохнул свежий воздух и сказал: "Надо жить дальше". Внимательно прислушался к себе и повторил: "Надо жить дальше!"
![Воркута [Седов Николай]](/img/s/sedow_nikolaj_wladimirowich/01_leopold/workuta-367.jpg)