Аннотация: Распад плоти стирает все признаки индивидуальности, кроме разницы в размере костей и строении...
'Сиамские близнецы'
Мы были мертвы примерно двенадцать часов. Души попросту не существовало, глупые гнусные выдумки. Никакой души. Только два мерзких, начинающих подгнивать изнутри, тела. Две персональные тюрьмы. Я не знаю, отчего все еще продолжал мыслить, так как электрические процессы в мозге давно прекратились. Кровь не текла. Кровь попросту застыла, свернувшись в жилах, может быть - даже затвердела, отчего и без того ломкие стенки сосудов кое-где потрескались, образуя пока едва заметные трупные пятна. Я все еще ощущал свое тело, ощущал каждый происходящий в нем процесс. Я лежал обездвиженный и веки мои были плотно сомкнуты, но я видел, видел тем самым взглядом изнутри, что открывается только у умерших.
Комната, где мы пребывали, была пронизана атмосферой траура. Черные ленты и белые покрывала. Хоронить отчего-то не торопились. Я хотел было заговорить с тобой, но сапрофиты уже верно делали свое дело и в горле, и на голосовых связках, и во рту. Да что заговорить...я даже не мог проверить теорию кошачьего глаза! Помнится, я прочитал о ней, будучи еще ребенком. '...при сдавливании с боков глазного яблока умершего - его зрачок приобретает вид узкой вертикальной щели, - говорилось в книге, - а при давлении сверху вниз - горизонтально удлиненной'. Я четко представлял себе, как откидываю простынь с твоего лица, как протягиваю окоченевшие пальцы к твоим глазам, приподнимая веки, как сначала легонько, а потом все сильнее и сильнее надавливаю на глазные яблоки, наблюдая за метаморфозами зрачков. Но все напрасно. Тело отказывается подчиняться моим приказам, продолжая пребывать в странном состоянии оцепенения. Но мы все еще имеем четкие контуры и очертания, есть еще время до того, как наши тела, наполненные газами метана, сероводорода и мыльной пеной жировоска, раздуются и начнут распадаться на части, отделяясь от скелета. Пожалуй, кости, это единственное прочное, что у нас теперь осталось. Лучше бы, конечно, нас поместили в воду, тогда я хотя бы смог пронаблюдать, как наши руки постепенно превращаются в 'перчатки смерти', когда разрыхленный слой эпидермиса набухает и сморщивается, окрашиваясь в удивительные жемчужно-белые тона, а потом и вовсе отторгается от дермы вместе с ногтями. А так...ничего интересного с нами не происходило. Словно два истукана покоились мы молчаливые, запертые в тесной каморке без окон. Я уже начал сомневаться, не шутка ли все это? Ну почему, почему ты ничего не отвечаешь на мои мысленные призывы? Уж не вздумал ли ты разыграть меня?.. Между тем я продолжал безуспешно размышлять о том, что же есть я на самом деле, что за часть меня задержалась в плену у мертвой плоти, сохраняющая остатки разума?.. Но никакой более менее правдоподобный ответ не приходил мне на ум.
Что это...что это за шум? Научившись видеть изнутри, кажется, я утратил способность видеть происходящее снаружи. Ох...скрип открывающейся двери, да-да, это скрипят заржавевшие петли...видно, этой комнатенкой давно не пользовались. Я слышу шаги, какой-то человек заходит внутрь, шаркает у порога, словно сомневаясь, проходить ли дальше. Легкое покашливание. Хруст суставов. Похоже, неведомый кто-то разминает пальцы, замерев в нерешительности. Спустя какое-то время раздается тихий щелчок, какой обычно создает замок на чемодане или портфеле. Странный металлический скрежет. О! Это не просто скрежет, я узнаю эти звуки...лязганье каких-то медицинских инструментов, примерно так звучат инструменты дантиста или хирурга. Посетивший нас незнакомец, возможно, врач.
-Вы хотите приступить к осмотру сейчас, доктор?
Он не один! Кто-то еще находится в нашей каморке. Голос принадлежит женщине. Я не знаю, как она выглядит, должно быть у нее светлые волосы, зачесанные на правую сторону, она помощница доктора.
-Да, пожалуй, пора бы начать...
Это уже слова доктора. Я слышу, как он надевает тонкие резиновые перчатки на руки. До меня доносится запах талька, которым перчатки присыпаны изнутри.
-Будьте осторожнее, доктор, наверняка, в них уже успели скопиться трупные яды...
Я представляю, как помощница подает доктору нужный инструмент и брезгливо отворачивается, когда доктор убирает прикрывающие наши тела простыни.
-Бог мой... - восклицает доктор. - Это те самые уроды из цирка?
-Да, они... - голос помощницы звучит чуть приглушенно, она все еще прикрывает нижнюю половину лица ладонью.
Что-то острое втыкается мне в основание шеи. Я догадываюсь, что это, должно быть, скальпель.
-Ну-с...с какого начнем? - спрашивает доктор то ли у помощницы, то ли у меня, то ли у самого себя.
Но, видимо, начать свой осмотр доктор решил таки с тебя, так как острый предмет от моего горла был в ту же секунду убран.
Теперь я ощущаю только какие-то неясные вибрации воздуха и чавкающие звуки, что производят инструменты доктора, погруженные в твое тело. Мне тяжело сносить такое надругательство над тобой, но я ничего не могу поделать, мне остается только дожидаться своей очереди.
Наконец, звуки прекращаются, доктор бросает грязные инструменты в таз. Судя по шагам, помощница подхватывает его и выносит из комнаты, возвращаясь вновь с чистым.
Доктор наклоняется надо мной, проводя указательным пальцем сначала по подбородку, а потом спускается далее вниз. Непонятные ощущения пробуждаются внутри меня, будто тело решило сделать мне прощальный подарок, возвращая на время способность к движению. Сейчас-сейчас, еще немного усилий и приятное напряжение побежит быстрым током по мышцам. Я начинаю представлять, как хватаю доктора руками за волосы, притягивая к себе, чтобы слиться с ним в смертельном поцелуе, насыщая все его существо трупными испарениями своих легких.
-Черт побери! - доктор надавливает мне на грудную клетку, заставляя сделать что-то наподобие выдоха.
-Доктор? - помощница подходит ближе.
-Он дышит, святые угодники, этот...живой!
-Не может быть, это, наверняка, явление пневмоторакса... - голос помощницы звучит неуверенно и немного испуганно.
-Нет же! Это самостоятельное, хотя и угнетенное дыхание.
Доктор убирает руку и начинает нервно ходить по периметру комнаты.
-Он же все равно умрет, так? - спрашивает, наконец, помощница.
-Да, - глухо отвечает доктор.
-Тогда нам не стоит обрекать это и без того несчастное существо на дальнейшие муки агонии... - помощница говорит вкрадчиво, я слышу, как она открывает чемоданчик доктора, доставая оттуда что-то стеклянное, судя по отзвуку столкновения ее ногтей с поверхностью того предмета. Я догадываюсь, что это ампула с каким-то лекарством. Я уже вовсе перестаю что-то понимать. Как же так... Ты мертв, а я все еще живой. Так почему же я ничего не вижу, почти не чувствую своего тела. Пробудившийся было импульс внове угас, оставляя меня во власти паралича.
-Ты предлагаешь мне убить его? - тяжелые шаги доктора останавливаются, я не слышу их больше.
-Все равно в цирке уже решили, что эти уродцы мертвы, они пролежали тут более двенадцати часов! - помощница наполняет шприц ядом.
-Но... - доктор все еще сомневается.
-Не будьте дураком, доктор! - злой женский голос звучит насмешливо. - Зачем вам возиться с этим убогим?
-Я мог бы попробовать... - доктор все еще продолжает стоять на месте. - Бедняга около полусуток пробыл рядом с трупом, но еще можно что-то сделать...
-Нельзя, и вы сами это прекрасно знаете, - помощница подходит к доктору и передает ему шприц, - они всю жизнь были неотделимы и смерть тоже должны встретить вместе.
-Должно быть, ты права, - доктор проверяет - пропускает ли жидкость игла - и подходит ко мне, - никому неизвестно насколько тесно переплетены их нервные системы...
-Правильно, доктор. Не стоит рисковать своей репутацией ради этого калеки, он все равно покойник...
Доктор усмехается в усы и ловким движением вводит иглу в вену на моей шее, выжимая до упора поршень шприца. Яд разлетается по кровеносной системе, которая и без того почти мертва...
Я уже не слышу, как доктор собирает свой чемодан, как они с помощницей выходят из каморки, прикрывая за собой дверь. Мысль постепенно начинает угасать. Эти двенадцать часов я думал, что умер, что познал, что такое смерть, какой же я был дурак... Смерть не оставляет места разуму, смерть это полная и абсолютная пустота, это тьма, такая густая и обволакивающая, что ни один звук никогда не пробьется сквозь эту завесу на пути в мрачную безликую бездну - обитель вечного сна и забвения.
Гробовщик долго качал головой, время от времени цокая языком, что знаменовало собой процесс особо сложных расчетов, которые он производил в уме.
-Так, значит, доктор наотрез отказался их разделять? - этот вопрос он задал уже в четвертый раз за прошедший час.
-Да, отказался... - послышался в ответ нестройный гул голосов.
-А вы сами то что? - спросил гробовщик.
Циркачам было неловко признаться, но они не меньше доктора боялись лишний раз приближаться к трупам уродов.
-Ладно, чего уж тут, придется сколотить домовину пошире, - гробовщик устало махнул рукой и поручил подмастерью снять мерки.
Циркачи, все как один, облегченно выдохнули, и, расплатившись, поспешили покинуть похоронное бюро.
-Вы только заколотите гроб прямо тут, - шепнул гробовщику на прощание жонглер, протянув серебряную монету. - Сами знаете, картина-то не из приятных...
Гробовщик попробовал монету на зуб и, понимающе кивнув, спрятал ее в карман сюртука.