Политическая обстановка с Иланией снова нестабильна. Теорий на этот счет много и лидирующую найти в данный момент сложно. Но король Иван заверяет нас, что все беспокойства бессмысленны. Брак между представителями обоих семейств все еще в силе. Замечу, что именно будущее бракосочетание все еще поддерживает хрупкий союз между двумя державами. Правда, король не спешит назначать дату торжества, а потому жители обеспокоены. Стоит ли за этим что-то серьезное?..
Взято из еженедельной газеты
"Вести Роуланда"
* * *
Первое что я почувствовала, проснувшись - сырость. Запах мокрой земли, плесени и дождя. Все тело сопротивлялось моим жалким попыткам встать. Руки судорожно нащупывали хоть какое-нибудь оружие, но ничего. Лишь холодный каменный пол. Там где я находилась, было темно. Но мои глаза, привыкшие к этому, отчетливо различали очертание таких же каменных, как и полы стен. И дверь. Это определенно была железная дверь, и в ней зияло маленькое окошко, через которое медленно пробирался тусклый свет. Свет от огня. Солнце эти стены никогда не видывали. Спустя несколько секунд я осознала, что не только слабый свет доносится в мое каменное заточение. Глубокий смех отчетливо отделялся эхом от тишины. За дверью кто-то был. И не один. Голоса сливались друг с другом, перемешивались и снова отделялись друг от друга, пока я пыталась понять, о чем они говорили. Это было трудно.
Задаваться вопросом, почему я здесь - глупо. У меня в приоритете и так много вопросов, которые важнее этого. Я нахожусь в камере, под замком.
Последнее что я помню - это разъяренные глаза того солдата. И боль, которая последовала за этим. В такой темноте я не могу отчетливо увидеть свои руки, но уверена, что на них будет засохшая кровь. Моя кровь. Нечто липкое и мерзкое ощущалось еще и на виске, когда я до него дотронулась. Во рту был привкус металлического.
К всеобщему потоку шума прибавились и стенания, видимо, в этом месте не одна я была заперта.
Оторвав голову от холодного пола, я приняла сидячее положение. Мое тело дрожало. Толи от холода, то ли от боли. А может и все вместе. Тонкая одежда совсем не спасала от проникающего в самые кости озноба. А из-за того, что она была пропитана кровью, только делало ощущения от соприкосновения с кожей более мерзким. Я прикоснулась рукой к липкому материалу, который из-за моей крови стал темным, а из-за прилипшей земли чуть ли не черным. Сейчас мои штаны плотно прилегали к ногам. Мне хотелось избавиться от этой одежды. Пальцами я провела линию выше, перебираясь к материалу, который был сухим и более чистым.
Если судить объективно, то моя одежда несколько отличалась от того, что носили другие. Когда те двое солдат вели меня сюда, я смогла разглядеть обычных горожан. Была ли я одной из этих людей? Моя одежда уже привлекла их внимание, когда меня вели в... Академию, не говоря уже о двух солдатах, которые полностью контролировали мои шаги. Я видела взгляды, которые открыто изучали меня. Я делала так же. А потом меня завели в большое здание, которое было настолько большим и красивым, что совершенно не вписывалось в это место. Люди, которые там были совершенно не подходили ему.
Опираясь рукой о каменную стену, я поднялась на ноги, которые казались мне такими неустойчивыми и слабыми. Как и я. Я слабая.
Свет, который нехотя пробивался сквозь маленькое окошко, манил меня к себе ближе. Темнота пожирала меня, я не хочу снова оказаться в ее лапах. Только не опять...
Пальцы нащупали то, за что можно было зацепиться и приподняться ближе к окошку. Оно находилось выше, чем я думала. Пусть свет и был слабым, но мои глаза, породнившиеся с бездонной темнотой, мгновенно зажмурились. Для меня это было слишком ярко. Слишком желанно.
Голоса не прекращались, поэтому я все еще таила надежду, что могу остаться незамеченной. Не знаю, почему и зачем я здесь, но чувство самосохранения подсказывало, что нужно меньше привлекать к себе лишнего внимания. Когда глаза привыкли к яркости, я начала различать силуэты и очертания комнаты, которую видела через окошко. Каменные стены, несколько больших свечей, от которых и исходило свечение и трое людей. Все были в форме. Такая же была на том солдате, по вине которого у меня была испачкана кровью вся одежда. Такую форму носили все, кто здесь находился. Их отличительная униформа. Но у солдат, которые меня привели, одежда отличалась. Все, что я знала о людях передо мной - это что их называли гольфрейцами. А солдат, который задавал мне вопросы и который направил сюда, назвал их "чертовыми псами".
Люди, которые находились здесь сидели за деревянным столом, который уже напрочь прогнил и вот-вот мог развалиться. Они разговаривали друг с другом, совершенно не заботясь, насколько громко они это делали. Они были намного моложе солдат, которые задавали мне вопросы. Да и вели себя более своевольно, чем они.
Разговаривали они о чем-то незначительном, обсуждая незнакомых мне людей, чьи имена казались мне просто шумом на фоне, поэтому я моментально потеряла к этому интерес. Разглядеть помещение больше мне не удавалось. Руки постоянно соскальзывали с двери, я не могла дотянуться до окошка. Да и пытаться это продолжать тоже бесполезно - я больше ничего не видела.
Время тянулось невообразимо медленно, я начинала путаться в минутах тишины. Голоса за дверью иногда стихали, иногда и вовсе пропадали, но я по-прежнему была здесь. Мне было это знакомо. Такое уже было. Темнота, тишина и собственный голос, который звучал только в моей голове. Тогда я была наедине со своими мыслями. Все было, как и сейчас. Вот только сейчас я все чувствую, нет той пустой стены, которая ощущалась. Будто я была отгорожена от всего человеческого. А сейчас все это вновь ко мне вернулось. Я ощущаю боль. И она мне нравится.
Мощеную железную дверь моей темницы открыли лишь раз. Солдат принес мне поднос с водой и какой-то едой. Лица его я не разглядела. Поставив поднос возле порога, он поспешил скрыться.
Если меня кормят, значит, я еще нужна. Может, это шанс, чтобы выбраться отсюда. Пусть я совершенно ничего не знаю о себе и о том, где нахожусь и почему - у меня еще осталась воля к жизни. Эта человеческая слабость, которая позволяет делать множество вещей. И я собираюсь выжить. Потому что это единственный инстинкт, который мне сейчас известен.
Каин
Утро в общежитии Академии было очень шумным с утра. Это меня раздражало больше всего. Больше всего шума было от новобранцев. Не каждый сходу привыкает к нашему режиму. Именно поэтому я так ценю выходные проведённые дома. Тишина, спокойствие и уют. В Академии все наоборот - хаос, гомон и ощущение того, что я здесь лишний.
Со дня набора новобранцев прошло не более четырех дней. Михо должна была уже вернуться, но мы с Изао все еще ее не видели. Ее сумасбродство не останется незамеченным. О чем она только думает? Изао не может вечно прикрывать ее перед Карингтоном. Я бы вообще сдал ее в первый же день. Михо не хватает серьезности. И цели.
На этой неделе у старшекурсников будет напряженные дни. Михо должна сосредоточится на этом, и забыть о своей своевольности. Мистер Кларкан выбрал нас в качестве своих помощников, мы были освобождены от учебы и должны помогать ему с новобранцами. А я ведь надеялся этого избежать. Специально держался на заднем плане и выполнял лишь те приказы, которые были даны непосредственно мне. Старался не выделяться. Несколько простых правил, чтобы оставаться как все. Но видимо я переусердствовал.
Заниматься с новобранцами тяжело. Они испытывают слишком много ненужных эмоций. Они мешают. Их ярость или злость бессмысленна.
Это навевает мне воспоминания о самом себе, а их я стараюсь избегать.
За завтраком Михо присоединилась к нам. Не знаю где она была все это время, но лучше никому не знать, что она ночевала вне стен Академии. Среди недели нельзя покидать ее пределы. Именно по этой причине сегодня я ночевал в общежитии. По этой причине я не вернусь домой еще несколько дней.
Пусть мой дом и находился на другом конце города, но лишь там я ощущал себя самим собой. Давал волю маленькому мальчику, который все еще был внутри меня. Тот мальчик, который много лет назад покинул дом, чтобы стать гольфрейцем. Я все еще надеюсь, что память о нем осталась в этих стенах.
- Вы как всегда наводите скуку.
Михо положила свой поднос на стол, садясь рядом.
- Все газеты снова пишут про помолвку, - приглушенно произнес Изао, откладывая сегодняшнюю газету. Михо проигнорировала его слова.
- Кларкан после завтрака ждет нас в тренировочном зале, - на этот раз заговорил я. - Тебя он тоже ждет.
- Опять мучить новобранцев? - девушка устало выдохнула.
- В прошлый раз было не так ужасно. Даже в каком-то роде занимательно. - Изао отставил полупустую тарелку с кашей, забирая с подноса Михо яблоко. - Было весело смотреть, как та девчонка сражалась с Яно. Его лицо того стоило.
- Неужели кто-то из новеньких бросил ему вызов? - настроение девушки переменилось, теперь она была более заинтересована разговором.
- Не знаю, что это была за особа, но она не новобранец. Судя по всему из гражданских, ее привели солдаты границы. - я поддался вперед, заговаривая. - Странно, что она вообще могла дать отпор Харлоу.
- Правда всего несколько минут, - заметил Изао. - Но Яно и это выбесило. Кажется, даже Карингтон удивился этому.
- Теперь я отчасти жалею, что пропустила все самое интересное. Девчонка жива?
- Возможно, но очень сомневаюсь. Карингтон сразу дал понять, что если Харлоу убьет ее за дерзость, то ничего ему за это не будет. Ее привели солдаты границы, может она пыталась ее пересечь. Возможно она просто сектантка, ее никто не схватится, - я пожал плечами. Тех, кто нарушают уставы - наказывают. Обычно, за попытку нарушить границу Элерии смельчаки платят своей жизнью, нам даже не приходится вмешиваться, ведь Песчаные Пожиратели никого не оставляют. Но у нас так же есть наказание за попытку пересечения. Хотя, кроме сектантов им никто не подвергается. Мирные жители не настолько глупы, они хорошо наслышаны о Пожирателях. Но, не все так бережно относятся к своим жизням. Кроме сектантов на попытках проникновения на территорию Элерии отлавливаются и безрассудные подростки. Теперь бы узнать к кому относится девушка.
- Не повезло ей, - с лица Михо исчезла заинтересованность в разговоре. Сочувствия она тоже не испытывала.
- Ее кинули в камеры, если она еще жива, то скорей всего там, - Изао доел яблоко, выкидывая огрызок в мусорку неподалеку.
Никто из нас больше не заговаривал о безрассудной девушке. Она была одной из многих. Совершенно не интересна.
* * *
Надо мной возвышался солдат. Он был намного старше тех, кого я видела из маленького отверстия в двери моей камеры. Вместе с собой мужчина принес и свет, который исходил из коридоров. Пускай он и был от свечей. Солдат так де держал одну из свечей в руках.
Одет он был в тоже облачение, которое, судя по всему, носили только гольфрейцы. Кем бы они ни были. Вместо пустого взгляда, он смотрел на меня с жалостью. Будто я ее достойна. Мне это не нравилось.
Поставив свечу на пол, мужчина взял в руки шкатулку, которую я не заметила сразу и присел напротив.
- Сколько тебе лет? - голос его звучал хрипло. Не смотря на меня, он перебирал что-то в шкатулке.
Опять вопросы. Ненавижу пустую трату времени. Ответа я по прежнему не знала, поэтому промолчала.
Ненавижу пустую трату времени.
Фраза в моей голове звучала так естественно, словно я знала о чем говорю. Действительно ли это так? Может это единственное что я о себе знаю. Пустая трата времени? Верно, зачем размениваться на глупые слова, ведь я ничего не смогу ответить. Я собственного имени не знаю.
- Что же они с тобой сделали? - этому солдату не нужны были мои ответы, он словно говорил сам с собой, но все же обращался ко мне. Отвечал сам на то, что я не могла сказать.
Кто эти они?
Когда я уже хотела задать свой вопрос, мужчина продолжил разговаривать дальше.
- Они никого не щадят. Даже детей. Промывают им мозги своей глупой верой и отправляют на смерть к Пожирателям. Самое ужасное то, что они действительно верят, что делают благое дело.
Мужчина достал из шкатулки склянку с жидкостью.
- Я хочу обработать твои раны.
При свете свечи я смогла лучше рассмотреть свои повреждения. Руки были покрыты синяками и засохшей кровью. Светлые штаны на мне были черными от крови, которая смешалась с грязью. Висок пульсировал. Именно на него сейчас и смотрел солдат. Когда он потянулся ко мне со склянкой и чистыми тряпками я замерла. Действия мужчины вселяли доверие к нему. А добрый голос располагал к себе еще больше.
Он молча обрабатывал все мои раны, оставляя без внимания только незначительные.
- Как тебя зовут?
Мне хотелось ответить ему. Не знаю кто этот человек, но мне очень хотелось сказать то, что он хотел услышать. В груди зародилась странная волна сопровождаемая теплотой и болью.
- Не знаю.
Мужчина кивнул, будто этого и ожидал услышать.
- Что ты делала на границе?
- Не знаю.
Обработав раствором из флакончика последнюю рану, солдат убрал склянку обратно в шкатулку. Тряпки, он откинул к стене.
- Ты совсем ничего не помнишь?
Я покачала головой.
Мужчина снова кивнул собственным мыслям. Закрыв шкатулку, он поднялся на ноги. Свечу он оставил рядом стоять на каменном полу. Ненавижу темноту. А здесь так темно.
Забрав с собой шкатулку солдат ушел. И как бы мне не хотелось его остановить, я молчала.
Он вернулся когда свеча уже догорала. Бросив скомканные тряпки мне на колени он опять удалился.
Это была чистая одежда. Оливкового цвета. Цвета гольфрейцев.