Степан попятился к стене, с ужасом проследил за судорожными движениями оборотня. Зверь всё ещё сохранял человеческие черты, но эти черты быстро исчезали.
- Убирайся! - закричал Степан. - Именем Волота...
Оборотень ощетинился шерстью, грозно зарычал и, оскалив клыки, опустился на четвереньки.
Вжавшись в стену, сторож нащупал висевший на шее амулет и зажал его в кулаке.
- Не надо. Прошу! - заскулил он. - Я не хочу стать таким же.
Оборотень протяжно зарычал и бросился на сторожа. Степан успел только вскрикнуть. Закрывшись рукой, зажмурился, отвернулся, чтобы быть подальше от гнусного рыла, но какая-то невидимая сила преградой встала на пути зверя, и громко взвыв, оборотень отскочил в сторону.
- "Действует! - пронеслось в голове. - Этот оберег действует".
Степан выпрямился, разжал пальцы и посмотрел на сверкающий клык.
- Ты его боишься!
Оборотень вскочил на задние лапы, обошёл вокруг. Казалось, он видит эту таинственную преграду и ищет в ней слабое место, но слабого места не было, и чем яснее он это понимал, тем яростнее становились атаки.
Разбрызгивая слюну, он бросался на человека, но каждый раз обжигался неведомым колдовским огнём. Степан видел, как на бурой шкуре, появляются подпалины и ожоги. От запаха горелой шерсти стало душно.
Оборотень отбежал к выходу, злобно заскрежетал зубами.
- Думаешь, победил? - утробным голосом, произнес зверь. - Не поворачивайся спиной. Я не упущу шанса напиться твоей крови.
Он опрокинул стулья, в ярости исполосовал драпировку на стене. Его злобный нечеловеческий крик эхом разнёсся по сонным предместьям и разбудил спящих птиц.
На безлюдном ночном перекрёстке одиноко моргал светофор. Лена дождалась, когда загорится зелёный, повернула на боковую улицу и остановилась у высоко старого дома.
- Хочу немного пройтись, - произнёс Соловьёв. - А вы отправляйтесь домой.
- Уверены, что к Ивановскому нужно идти прямо сейчас? - спросила Лена. - Всё-таки ночь на дворе.
- Старик слабее меня, и если мой визит его взбесит, то я смогу дать ему сдачи.
- Так держать, - заулыбался Славка. - Возьмёшь газету? Чтобы прикрыться, когда он начнёт плеваться.
- Молчал бы! - Соловьёв с улыбкой покосился на сына. - За ним нужен глаз да глаз. Не могла бы побыть с ним, пока я не вернусь.
Лена кивнула, открыв дверцу, выбралась из салона.
- Какое ясное небо, - заметил профессор. - Всё идет своим чередом и мир по-прежнему прекрасен.
Опустился со скрежетом лифт, раскрылись грязные двери. Посмотрев на записку с номером квартиры, профессор нажал на кнопку, и лифт пополз наверх. Встреча с Ивановским не предвещала ничего хорошего.
- "Надо было найти другого специалиста, - подумал он. - Старик придёт в ярость".
Остановившись перед дверью, профессор стиснул зубы, надавил кнопку звонка и в целях предосторожности сделал шаг назад.
- "Кто возместит моральный ущерб. От общения с этим человеком у меня разболится голова".
За дверью послышались шаги, недовольное старческое ворчание. В замке повернулся ключ, но дверь не открылась, и Соловьёв понял, что старик изучает его в глазок.
- Кто? - визгливым голосом, спросил Ивановский. - Отвечайте, иначе открывать не стану.
- Я профессор Соловьёв. Может быть вы меня помните по прошлогодней конференции?
- Не знаю никакого Соловьёва. Тем более профессора, - злобно прокричал Ивановский. - В два часа ночи почтенная профессура спит. А проходимцев сейчас предостаточно.
- Прошу вас, вспомните! В прошлом году, на конференции, вы бросили мне в лицо, мой собственный доклад.
Некоторое время в квартире царила тишина, затем профессор услышал скрипучий смех, и возня за дверью возобновилась.
Старик его вспомнил и, судя по всему, эти воспоминания доставили ему удовольствие.
Дверь приоткрылась, на профессора уставились внимательные глаза-щёлки.
- Чего надо? - спросил Ивановский. - В такое время молодые должны спать. Это только старикам не спится.
- У меня срочное дело. И это связано с летописями.
Академик с сомнением покосился на грязную куртку Соловьёва, изучил его порванные брюки и с отвращением уставился на вымазанные глиной ботинки.
- Ладно уж. Проходите, - наконец разрешил он. - Только постарайтесь не испачкать ковры.
Ивановский выглядел, как и подобает именитому учёному. Его тонкое рябое лицо украшала длинная ухоженная борода, на голове пучками торчала редкая растительность.
- Прошу прощения за внешний вид, но мне так лучше работается, - бросил он, пропуская гостя вперед. - Люблю, знаете ли, работать ночью.
Старик был облачён в пижаму с попугайчиками, толстые вязаные носки и матерчатые домашние туфли. Дополнял его костюм шерстяной плед, накинутый на плечи.
- Какое же у вас, ко мне дело? - усаживаясь в кресло, спросил он. - Надеюсь, не глупость какая-нибудь?
- Вы занимаетесь древнейшими летописями и должны знать о Волоте Смольском, - начал Соловьёв. - Мы раскопали его курган. И теперь, мне необходимы все доступные сведения об этой личности.
- Раскопали курган? - воскликнул Ивановский. - Не могу поверить.
Старик вскочил на ноги, несколько раз обошёл вокруг стола.
От прежней холодности, не осталось и следа: глаза сверкнули огнём, борода распушилась, на бледном лице заиграл румянец. Сбросив шерстяной плед, он пнул его ногой и бросился к книжным полкам.
- Помогите! - выкрикнул он, влезая на стремянку. - Я буду подавать книги, а вы складывайте их на стол.
Сбрасывая, на руки Соловьёва фолианты, Ивановский умудрялся балансировать на одной ноге и дотягиваться до самых дальних полок.
- В этих томах целый пласт истории, - заметил он. - Летописи это неиссякаемый источник знаний.
Соловьёв аккуратно поставил стопку книг на стол.
- Волот Смольский удивительная личность, - добавил Ивановский. - Каким бы гнусным он не был, своё место в истории, он занимает по праву.
- Я в этом уже убедился. За последние два дня, кое-что произошло. Поверите или нет...
- Он вернулся? - перебил Ивановский. - Значит, всё так и случилось, как он себе напророчил.
- Откуда вы могли это знать? - Соловьёв изумлённо посмотрел на старика. - Вы обладаете даром предвидения?
- Всё началось лет сорок назад, когда мне было примерно столько же сколько вам. В запасниках, я наткнулся на записки Степанова, того самого, по следам которого вы пошли. Старикан писал много и делал это самым нудным способом.
- Постойте! Ведь записки Степанова были изъяты сразу же после его смерти, в 1921 году. Их даже не опубликовали.
- Опубликовали. Но не все, - Ивановский надел очки, покосился на собеседника. - Кое-что спрятали, потому что, его откровения не соответствовали духу времени. Но спрятали плохо, а когда пришло время, я всё нашёл.
Академик сполз со стремянки, приблизился к Соловьёву.
- Среди бумаг, я обнаружил разорванный листок, на котором были выцарапаны старославянские письмена. Этот листок по-прежнему у меня.
Ивановский торжественно поднял правую руку и указал на противоположную стену. Там, среди ярких акварелей, в бледной деревянной рамке, висел крохотный клочок бумаги, который, несмотря на свои ничтожные размеры, обладал для Ивановского огромной ценностью. Сняв реликвию со стены, академик осторожно положил её на стол и уселся в кресло.
- Желаете, чтобы я озвучил? - спросил он. - Или прочтёте сами?
Соловьёв посмотрел на Ивановского, но академик встретил его взгляд с надменной холодностью и в ожидании притих.
- Хотите проверить? Я изучал старославянский и знаю его не хуже, чем вы.
Пальцы профессора уже коснулись лакированной рамки, когда Ивановский с проворством схватил его за руку.
- Не трудитесь, - процедил старик. - У меня есть перевод.
Степан напряжённо прислушивался к звукам, которые разносились по усадьбе, и обливался холодным потом. Звуки неслись с верхних этажей, и могло показаться, что в доме орудует банда грабителей.
- Поразительное упрямство, - после долгого молчания, процедил Волот. - В нём проснулся зверь и этот зверь никак не желает уходить.
- Я запер его в комнате, - отозвался Степан. - Что если он вырвется?
- На тебе амулет, - Волот с интересом посмотрел на сторожа. - Ты ведь его не снял?
Тело колдуна почти восстановилось. Кожа посветлела, зарубцевались страшные шрамы, на подбородке отросла щетина. Он всё больше и больше напоминал человека. Не менялись только глаза. Жуткие, по-звериному злые, прожигающие до костей.
Степан запустил руку за пазуху, осторожно вынул зуб.
- Правильно сделал! - похвалил Волот. - А теперь отправляйся на кухню и принеси сырое мясо. Надо покормить голодного зверя.
Хрипло рассмеявшись, колдун подошёл к сторожу, дружелюбно похлопал его по плечу.
- Скоро я обрету свободу и больше никакая сила не удержит мой буйный дух, - сказал он. - Через два дня новолуние. Это мой день! Пятьсот лет назад жестокий боярин прочёл приговор и обрёк меня на мучения, но я предсказал себе долгую жизнь. Страшные пытки, огненные колодки и хлысты, ничто по сравнением с проклятием. Я скитался между мирами, видел жизнь, но не мог жить, пока люди не нашли курган.
Волот поднял глаза к потолку, прислушался. Звуки, доносившиеся со второго этажа, внезапно смолкли.
- Ступай! - хмурясь, проговорил он. - Зверь что-то задумал.
Ивановский открыл шкаф, покопавшись в недрах, вытащил старую потрёпанную тетрадь. Сдув с обложки пыль, швырнул её на стол и плюхнулся в кресло.
- На третьей странице, - подсказал он. - Если бы вы знали, сколько я возился с переводом?!
- Неужели так сложно?
- По молодости, я думал, что справлюсь за два часа, но потратил сутки. Степанов откуда-то его переписал, но перевести не успел.
Соловьёв пролистал тетрадь, открыл на третьей странице.
- Читайте вслух! - приказал Ивановский.
- "Пророчество записанное дьяком боярина Проскурина", - неторопливо начал Соловьёв. - "Я богохульник Волот Смольский, колдун, кровопийца и душегуб, предрекаю себе долгую жизнь". Не высокого же мнения, он был о себе. "Князем поставленный и князем низвергнутый, проклятый всеми и забытый слугами, пророчу себе возрождение и благоденствие. Предначертанное сбудется. Мёртвое возродиться, ибо нет ничего сильнее, чем жизнь".
Соловьёв задумчиво снял очки и посмотрел на старика.
- То же самое я прочёл в гробнице, - сказал он. - Кто мог написать его пророчество внутри саркофага?
Соловьёв рассеянно покосился на академика, послушно надел очки.
- "Светлый птенец, глупый и наивный, сорвёт печать со стальных оков и вдохнёт жизнь в мёртвые глаза, сломает жезл и вернёт из бездны, ибо так я себе предрекаю".
Профессор закрыл тетрадь, посмотрел на академика.
- И что дальше? Как поступить?
- Вы ждёте ответа на все вопросы? - нахмурился Ивановский. - Я и без того сказал слишком много.
- Неужели остановитесь на полпути?
- Это не мой путь! - зарычал Ивановский. - Отдайте мне тетрадь!
Соловьёв вскочил на ноги, попятился. Почтенный академик держал в руке увесистый том, который, судя по всему, готов был пустить в дело.
- Убирайтесь вон! - визгливо выкрикнул старик. - Или вы забыли о прошлогодней конференции?
Соловьёв вышел из подъезда, раздражённо покосился на окна Ивановского. В полной уверенности, что его не видно, старик стоял за шторой и невозмутимо посматривал вниз.
- Тоже мне исследователь, - возмущенно процедил профессор. - Подглядывает, как школьник за взрослыми.