Отец на Олимпе. Мы в Ликии. Эту гору местные жители тоже считают Олимпом и верят, что боги живут здесь. Проходя у подножия горы, они часто запрокидывают головы вверх, словно пытаются разглядеть нас, хотя знают, что мы редко показываемся смертным. Иногда, глядя наверх, они испытывают безотчетную тревогу и в их глазах появляется страх; значит, их взгляд упал на кого-то из нас. Вот и сейчас крестьянские дети, отбежавшие в игре далеко от своей хижины, щурятся, вглядываясь в вершину, и маленькая девочка придвигается поближе к старшему брату.
Местные отчасти правы: мы действительно живем здесь. Мы могли бы жить вместе с отцом, но этого не хочет никто - ни другие олимпийцы, ни мы сами. Зевс еще терпит отца, своего сына, но от нас просто отводит взгляд. Афродита не помнит нас: это Эрот красив, а до нас ей нет дела. Нас признает только отец. Когда готовится бой, он заходит за нами. Приходит молча, и так же молча мы следуем за ним. Бой подобен морю, в него бросаются, как в иную стихию, и нужно утратить связь с прежним миром, чтобы эта стихия стала твоей, как чтобы плыть в море, нужно оторваться от дна. Люди теряют почву под ногами, оказавшись в нашей власти. Одних это губит, другим придает силы. Иногда в бою мы ловим на себе сумрачный взгляд Афины. Она не так гневается на нас, как на отца, но ей не нравится то, что порой мы оказываемся более близки человеческой природе, нежели она.
Мальчик и девочка внизу по-прежнему встревожены, но смотрят они уже не на нас, а на пик горы. Я догадываюсь, что происходит. Тучи с севера приходят в эти края внезапно, вдруг вздымаясь из-за гор и словно заглатывая синеву неба. Я вижу, как тень облаков, спускается, будто лавина, по заросшему соснами склону горы. Мальчик и девочка, взявшись за руки, бегут к своей хижине. В набежавшей темноте мерцает огонек очага. Стены мне не помеха, я вижу, как дети забиваются под драный плащ, что служит им одеялом. На миг молния выхватывает из темноты колеблемые ветром кроны сосен. Я нащупываю в памяти мальчика обрывки древнего предания и пробуждаю их к жизни.
- Может, это Химера, - шепчет он, когда стихает раскат грома.
- Какая Химера? - спрашивает девочка.
- Говорят, она жила раньше здесь. У нее была голова льва, туловище козы и хвост дракона. Она подкарауливала людей в горах. Ловила их и пожирала.
Девочка натягивает плащ до самых глаз, ежится и сам мальчик. Брат стоит рядом со мной; он усмехается, заметив, что я делаю. Склон горы вновь озаряет молния. Девочка тихонько вскрикивает.
- А если она сюда придет?
- Не придет. - Мальчик старается говорить небрежно, но голос его дрожит. - Ее уже убили.
- Правда?
- Правда. Беллерофонт убил. Подлетел к ней на крылатом коне и убил.
Еще одна молния. Удар грома до основания сотрясает гору.
- А почему ты тогда сказал, что это Химера? - недоверчиво спрашивает девочка.
- Вроде, где-то в горах осталась ее голова, и из нее иногда вырывается пламя. Но она никого не может сожрать.
- Правда?
- Правда.
Тучи разверзаются, дождь обрушивается на землю сплошным потоком. Сверху кажется, будто деревья падают на колени. Брат хохочет, озаряемый вспышкой молнии, и смех его сливается с грохотом грома. Брат в своей, вселяющей ужас стихии.
В хижине мальчик и девочка дремлют у очага под рев дождя.
У нас с братом нет домашнего очага, но если бы не мы, люди не ведали бы ему истинной цены.